Ближе к тебе Парк Джессика

12. Аромат твоей кожи

Когда я открываю глаза, стоит раннее утро.

Сабин все так же лежит у меня под боком.

Я оставляю его спящим.

Мне нужно побегать. Нужно избавиться от… чего-то. Возможно, тревоги.

Почему-то я нервничаю.

Когда проскальзываю в дом, все еще спят по своим спальням, а потому быстро переодеваюсь в спортивную одежду и отправляюсь на пятимильную пробежку. Во время движения я отключаю мысли. Концентрируюсь лишь на силе толчков, сохранении темпа, вдохах и выдохах.

Но даже душ, который я принимаю по возвращении, не помогает успокоиться. Или все дело в избытке энергии. Трудно четко обозначить свое состояние, но бег определенно мне не помог.

Когда вытираюсь полотенцем, я понимаю, чего хочу.

Шум воды в хозяйской ванной не разбудил Криса, так что это делаю я. Я все еще немного мокрая, когда откидываю простынь и залезаю ему между ног. Моему любимому нравится спать голым, за что я ему сейчас очень благодарна, потому что у меня не хватит терпения снимать боксеры со спящего парня. Меня снедает сексуальный голод настолько, что, кажется, я умру, если через секунду его член не окажется у меня во рту. Он твердеет практически моментально, и вот уже Крис двигает бедрами мне навстречу.

– Блайт, – бормочет он.

Я подсовываю ладони под его задницу и толкаю его ближе, заставляя стонать. Он запускает пальцы мне в волосы. Быстрым движением рта и сильным давлением языка я в мгновение ока вырываю у Криса еще серию стонов.

Пока он не достиг кульминации, я поднимаюсь и ползу по его телу выше, потираясь клитором о влажный член.

– Ты мне нужен, Крис. Сейчас.

Мне хватает легкого движения, чтобы он погрузился в меня.

Крис громко стонет, и я тут же приподнимаюсь и опускаюсь.

А потом снова.

Мне становится лучше.

Я упираюсь руками по обе стороны его головы и прижимаюсь к нему всем телом.

– Скажи мне, как хороша моя киска.

– Твоя киска идеальна, черт побери, – рычит он, сжимая руками мою задницу.

– Скажи мне, каким твердым я тебя делаю.

– Ты делаешь меня твердым как камень.

– Скажи мне, как я заставляю тебя кончать.

– Оргазм с тобой похож на взрыв.

Крису с трудом даются слова, но я не останавливаюсь.

– Малыш, скажи мне, как сильно тебе нравится слышать мои стоны во время оргазма.

Я трусь клитором о его тело, приближая кульминацию.

– Твои стоны – самые сексуальные звуки на земле.

– Так заставь меня кончить, – выдыхаю я, – доведи меня до оргазма.

Он поднимает и опускает меня, погружая член все глубже. Эти движения распаляют еще больше, доводя до отчаяния.

– Жестче, – молю я. – Покажи мне, как сильно ты этого хочешь. Заставь меня это почувствовать.

Он наматывает мои волосы на кулак, с силой оттягивая голову назад, и шлепает второй ладонью по попке, а потом еще.

– Тебе нужны доказательства, как сильно я тебя хочу, да?

Одним ловким движением он переворачивает меня на спину и заводит мои руки над головой.

Крис толкается так глубоко, что у меня перехватывает дыхание. Его тело тесно прижато ко мне, но бедра двигаются очень медленно.

– Ты это чувствуешь?

Я смотрю на него и улыбаюсь.

– Нет.

Он почти полностью выходит из меня, а затем так резко вколачивается, что я вскрикиваю.

– Лучше?

– Немного.

Он шире раздвигает мне ноги и начинает беспрерывно погружаться в меня жесткими, мощными толчками. Придавливает меня своим весом к кровати, мои руки в плену его ладоней. Мне остается лишь ощущать приближение оргазма, как Крис все ближе подводит меня к черте.

– Посмотри на меня, Блайт. Теперь видишь, как сильно я тебя хочу? – Он продолжает двигаться. – Ты это чувствуешь?

– Да, – киваю едва заметно. – Не останавливайся, Крис. Не останавливайся…

От наслаждения я словно в тумане.

– Сейчас, Блайт. Кончи для меня. – Его дыхание учащается, стоны становятся прерывистыми и гортанными. – Подари мне этот звук. Дай прочувствовать эту киску.

На грани оргазма я испытываю первобытную страсть, находясь с Крисом в своем собственном мирке.

– Скажи мне… что нас не сломать. Скажи мне, что мы вместе навсегда. – Я задыхаюсь от эмоций. – Скажи мне, скажи мне…

Он отпускает руки и обхватывает ладонями мое лицо, склоняясь губами к уху.

– Нас не сломать. Мы вместе навсегда. – Он стонет. – Даже не вздумай об этом забывать. Кончай же. Кончай со мной.

Меня пронзает оргазм, тут же заставляющий кончить и Криса. Теперь, когда его губы скользят по моей шее, я слышу каждую нотку его удовольствия.

Он остается во мне, пока не выравнивается дыхание и не возвращается зрение.

– Доброе утро, красавица. Не знаю, что стало причиной, но черт подери!

Крис целует меня в плечо, и я кожей ощущаю его улыбку.

– Доброе утро.

– Думаю, ты вытрахала из меня все похмелье.

Я смеюсь.

– Какой приятный бонус, правда?

– Точно, – Крис поднимается. – Привет.

– Привет, малыш.

– У вас все хорошо с Сабином? – интересуется он. – Ты осталась у него? Разговаривали допоздна?

Я киваю.

– Ага. Все нормально. Он чувствует себя паршиво после вчерашнего.

Крис касается единорога на моей цепочке.

– Это от него?

– Да, – с заминкой отвечаю я.

– Мне нравится. – Однако в улыбке Криса проскальзывает легкая грусть. – Блюй радугой, да?

– Ты не против, что я надела его на твою цепочку?

Он кажется почти смущенным моим вопросом.

– Конечно, нет, Блайт. – Он обводит пальцами мои брови, скулы, спускается к линии челюсти. Я знаю, как он выглядит, когда сильно задумывается, поэтому жду, пока Крис сформулирует мысль. – Нас у тебя двое. Ты это понимаешь.

– Крис, это не…

Он останавливает меня.

– Не совсем. Не то, что между нами, но нечто сильное. И нас у тебя двое.

Я начинаю спорить, но он меня прерывает.

– А еще от меня несет потом, как от лошади, и я умираю с голоду. Как насчет того, чтобы мне принять душ, а затем свозить тебя на ланч?

– Как насчет того, что мы примем душ вместе, а потом ты отвезешь меня на ланч?

– Самое лучшее предложение дня, – он подмигивает и встает с постели. А потом хватает меня за руку и тащит в ванную.

13. Тебе больно

Как бы счастливо я ни могла провести весь отпуск, сидя на веранде и любуясь калифорнийским побережьем, но приезд Зака воспринимаю как толчок выбраться всей компанией в центр Сан-Диего на экскурсии. В один вечер мы изучаем Квартал Газовых Фонарей и ужинаем в Сирсакере, а в другой пируем в Маленькой Италии.

Вчера я настояла отправиться любоваться китами. Да, у нас есть такие же экскурсии в Бар-Харборе.

«Но это же калифорнийские киты!» – с энтузиазмом восклицала я.

Правда, закатывание глаз и ворчание по поводу «праздного туризма» быстро утихли, прерванные захватывающим зрелищем мигрирующих в Мексику серых китов. Не говоря уже, что мы видели много дельфинов и морских львов.

Сегодня утром в центре города проходит зимний фестиваль, так что мы вчетвером глазеем на парады, едим возле продуктовых тележек и останавливаемся у столиков с многочисленными поделками местных умельцев.

– Рукоблудие, а не рукоделие, – бурчит Сабин себе под нос.

Воздух немного прохладный, но небо очаровательного ярко-голубого цвета. Я застегиваю ветровку и жду, пока Зак купит огромный крендель.

– Тут порций на пять, по-моему, – радостно заявляет он, намазывая горчицей.

От горячей выпечки поднимается пар, а от соленого запаха у меня текут слюнки.

Я уже достаточно съела, но все равно беру и себе тоже.

– О боже, это восхитительно, – с трудом выговариваю я с набитым ртом.

– Правда?

Мы гуляем вместе и останавливаемся, когда Эстель и Джеймса заинтересовывает артист, одновременно жонглирующий кеглями и катающийся на одноколесном велосипеде.

– Я рада, что у тебя получилось ненадолго выбраться к нам, – замечаю я.

– И я, – кивает Зак.

– Похоже, у Эрика все хорошо, да?

– Ага, – соглашается он. – Эстель и Джеймс тоже наконец-то вместе, как я погляжу. На этот раз у них все гораздо лучше. Они более уравновешены и спокойны.

– Согласна.

– И вы с Крисом тоже отлично смотритесь. Мне нравится находиться рядом с вами.

Раздаются аплодисменты, и это хороший предлог, чтобы помолчать минутку. Остался единственный человек, о котором он не упомянул.

Это делаю я.

– Как ты думаешь, Сабин справляется?

Зак откусывает еще кусочек и медлит с ответом.

– Ну, – тянет он, – такое ощущение, что с ним что-то происходит.

Временами Зак – единственный, с кем у меня выходит обсуждать определенные темы. У него похожая история, и мы ощущаем связь, потому что оба любим парней Шепардов, парней с душевными травмами. Как бы крепка ни была эта связь, мы все равно остаемся посторонними и можем наблюдать со стороны и видеть то, чего они не всегда замечают. Существует кодекс молчания, которому мы с Заком научились следовать, и нарушаем его мы только наедине.

– Что ты заметил? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Слегка отстраненный. Чуточку злой. Язвительный, но в следующую минуту – само очарование.

– Сейчас он очень непредсказуем.

– Да. Сабин часто наблюдает за тобой, – сообщает Зак. – За тобой и Крисом.

– И все же, – говорю я, когда мы идем смотреть на барабанщика, который отбивает ритм на стальных барабанах, – сегодня он совсем не смотрит на меня. Не понимаю, а вдруг он на меня злится.

– Блайт, мне кажется, все совсем наоборот.

Я не успеваю спросить, о чем это он, как появляется Эстель и возбужденно машет у меня перед лицом листовкой.

– Поспешим, нужно пройти пару кварталов. Мы обязаны поглазеть на танцующего брейк-данс арфиста-фокусника!

Я понятия не имею, что это значит, и звучит по-идиотски, но Эстель так загорелась этой идеей, что нам остается лишь следовать за ней. Зак слегка отстает и берет Эрика за руку. Мне нравится видеть, как Эрику комфортно проявлять чувства на публике. Его никогда не напрягало касаться Зака на глазах своей семьи, меня и Джеймса, но сейчас я впервые вижу его таким перед лицом большого и жестокого мира.

Сабин сегодня непривычно тихий, поэтому я нахожу его в толпе и иду рядом. Он всегда шумный и озорной, поэтому такое поведение сильно бросается в глаза и настораживает.

– Привет. – Я приобнимаю его за талию и удивляюсь, когда он не обнимает меня за плечи. Обычно именно так Сабин и поступает. Поэтому я понимаю, что с ним не все в порядке. – Тебе весело?

– Конечно, любовь моя. Пончик? – Он предлагает мне завернутый в бумагу пончик.

Я приподнимаю крендель.

– Уже уплетаю за обе щеки.

Он чокается со мной выпечкой.

– Тогда за нас.

Сабин улыбается, но легче мне не становится. Все же он актер до кончиков ногтей.

– Ты в порядке сегодня? Сам не свой какой-то.

– Просто тихий. Вот и все.

Мы останавливаемся возле уличного исполнителя, которого так хотела увидеть Эстель, и я недоверчиво щурюсь, наблюдая, как мужчина действительно делает несколько танцевальных движений, одновременно бренчит на арфе и вытягивает двух крольчат из-за струн. В толпе раздаются восторженные возгласы Эстель, и я смеюсь.

Оглядываюсь в поисках Криса и, наконец, нахожу его. Он на другой стороне перекрытой улицы, стоит перед выставкой художественной галереи. Сквозь плотную толпу пробираюсь к нему. Еще не дойдя, ощущаю исходящее от него напряжение. Язык его тела я знаю как свой собственный, а потому что-то в его позе вызывает тревогу.

Крис стоит неподвижно посреди длинного прохода с картинами в рамах и фотографиями на подставках и прикрепленных к временным стенам.

– Крис. – Я стараюсь говорить тихо, медленно приближаясь к нему.

Его взгляд прикован к одной картине, и я тоже рассматриваю большое полотно. Хоть я и не эксперт, но это стоящее произведение искусства. Яркие цвета мелькают и кружатся передо мной, создавая абстрактную работу, наполненную ядовито красными, оранжевыми и зелеными тонами. Густые мазки черного и серого придают изображению объемность. Я признаю, что оно должно быть красивым, но почему-то вызывает тревогу.

Я смотрю на Кристофера, который все еще не может прийти в себя.

– Крис? – снова окликаю я.

Он делает шаг вперед и касается картины, его пальцы скользят по шероховатым черным отметинам.

– Твою ж мать, – слышу за спиной голос Сабина.

Он подходит к картине рядом с той, которой заинтересовался его брат, а потом к следующей. Наконец останавливается рядом с Крисом.

– Он так просто не исчезнет, да? Так просто не уйдет, черт подери.

– Он мертв, – сухо бросает Крис.

– Но все еще здесь, да? – В голосе Сабина сквозят тревога и страх. – От него ведь не скроешься, правда? Черта с два от него убежишь.

Желудок скручивается, когда я снова изучаю картины. Недоверие и страх Сабина передаются и мне.

Это работы их отца.

Крис все еще касается холста, когда к нам подходит женщина.

– Извините, но картины трогать нельзя, – резко говорит она.

На нее никто не обращает внимания, и я подхожу ближе.

– Ваш отец?

Крис опускает руку и пятится назад.

– Да, – подтверждает он.

Сабин бледнеет и подходит к картине с черными мазками. Разглядывает ее, и любопытство в глазах сменяется тьмой. А у меня мороз по коже от страха.

– Это работы вашего отца? – спрашивает женщина. – Я владелица галереи, и мы его большие поклонники. Какая удача с вами познакомиться! – Она протягивает руку, которую никто не пожимает, и продолжает говорить: – Он пожертвовал нам большое количество работ, и у нас готовится посвященная ему выставка. Я не знала, что у него есть дети, иначе обязательно пригласила бы вас. Вы живете здесь? Она пройдет в субботу, и вы должны присутствовать. Он был выдающимся художником, и я ужасно расстроилась из-за известия о его кончине.

Я еще никогда не видела Кристофера и Сабина такими напуганными.

– Каждая картина сама по себе стоит немалых денег, а учитывая, сколько работ он нам передал… это очень великодушный подарок. – Женщина подступает ближе, но парни словно приросли к месту. – А знаете, сколько он продал для целей благотворительности? Ваш отец настоящий гуманист…

Я поспешно влезаю между ней и мальчиками.

– Назад, – приказываю женщине.

Она удивленно отклоняется в сторону.

– Что? Я просто объясняю, как много они стоят…

– Гроша они ломаного не стоят! – буквально выплевываю я. – Уничтожьте их. Все до единой.

Шокированное выражение лица хозяйки для меня ничего не значит. Я поворачиваюсь и пытаюсь увести Криса и Сабина подальше от жестокого напоминания о прошлом. Оба спотыкаются, потерянные в воспоминаниях, вызванных этими картинами.