Подсолнух Воробей Ирина
Девушка вгляделась в высокую тонкую фигуру, узнав красивое, заметно исхудавшее, лицо. Стали четче выступать скулы и жилки, которые раньше проявлялись только во время затяжки сигареты. Он был бледен и растрепан, как и раньше. Волосы отросли и торчали во все стороны без порядка и логики. Тело его почти полностью скрывала толпа, основная масса которой была ниже парня на голову, но по голым плечам, торчащим из-под черной футболки, она заметила, что и руки заметно похудели, так же выдавив в рельефе жилы и мышцы. Татьяна решила, что так он стал еще красивее, либо длительная тоска по нему заставляла ее радоваться и такому почти болезненному виду. Несмотря на свой облик, парень улыбался широко и искренне.
Русик остановился следом за подругой и внимательно проследил за ее взглядом.
— Ты че там смерть увидела? — спросил он, недоумевая, и, приглядевшись, усмехнулся. — Ну, кстати, похож.
Татьяна его проигнорировала. Зато это помогло отвлечься от Вадима и собраться с мыслями. Она схватила друга за рукав куртки и направила в сторону за стену, в первую квазикомнату, чтобы вывести себя из возможного поля зрения художника. Ничего не говоря, девушка прильнула к квадратному отрезку белой стены, на которой висела единственная картина и начала внимательно ее разглядывать. Оказалось, каждая комната посвящалась отдельной работе художника.
Русик постоянно осматривался по сторонам, выглядывал судьбу. Татьяна специально подолгу смотрела на картины, чтобы как можно медленнее двигаться к центру зала, где Вадим уже легко мог ее заметить. Из другого конца она слышала лишь отдельные его фразы и некоторые вопросы, потому что постоянно щелкали фотоаппараты, причем из разных углов помещения, гудели голоса и шуршали куртки и сумки. Она и не подозревала, что подобного масштаба событие может так широко освещаться.
Первая картина представляла собой небольшое круглое панно, очень напоминающее обычную тарелку, только собранную из керамических осколков разных размеров, форм и цветов. Художник собрал их в одно блюдо с идеально круглыми краями, как будто, наоборот, блюдо разрезали на осколки и сложили рядом почти бесшовно. Но при более внимательном взгляде по фактуре и цвету легко можно было определить, что осколки эти принадлежали разным предметам. А получилось цельно. Панно называлось просто «Тарелка». Татьяна сразу вспомнила блюдо, висевшее на кухне у Вадима, которую он склеил, чтобы предотвратить развод родителей. Это была другая работа, но девушка предположила, что создавалась она в то же время.
В следующей комнате висела квадратная мозаика размером метр на метр с земным шаром в вакууме. По углам картины был разбросан темно-синий, доходящий до черного, космос с маленькими вставками разноцветных звезд — малюсеньких крошек керамики, тех самых осколков, что всегда появляются при разбитии посуды, но не убираются ввиду незаметности. Здесь мелкие осколки, сложенные по кругу, хорошо отображали формы острых лучей, вписанных в темное полотно вакуума. В центре висела планета, похожая на Землю в той стадии, когда апокалипсис уже близко. Весь шар, поделенный на несколько секторов, страдала от катаклизмов: один сектор кипел от лавы, другой — от взрывов, третий — сметался ураганами и цунами. Самые нижние три превратились в пустыню. Вкрапления песочных клякс в соседствующие области намекали на продолжение процесса опустошения. Только один сектор, занимавший примерно процентов десять поверхности, был как бы вырезан из цельного шара и увеличен, точнее, приближен к смотрящему, словно под микроскопом. В секторе лучилось теплым светом ясное небо без единого облачка. Циановая голубизна небес на горизонте плавно перетекала в бирюзово-морской с примесью белых волн. Море, мелея, постепенно желтело и вскоре, в остром отрезке сектора, превращалось в песочный пляж, на котором в позе звездочки в солнцезащитных очках, лежал человек непонятного пола. Примечательно было то, что очки с точностью, только в меньшем масштабе, копировали форму сектора, который назывался «Б — безмятежность».
Татьяна сразу узнала эту картину, потому что до сих пор помнила, какие именно тессеры налепила она. От воспоминания о том первом дне, который они с Вадимом провели вместе, защемило по всему телу. Девушка сглотнула и сдержала вздох, борясь с желанием разреветься и кинуться на возлюбленного с объятиями. Украдкой взглянув в его сторону, она увидела, как парень активно жестикулирует, объясняя что-то внемлющей толпе. Глаз зацепился на секунду за неровную улыбку, которая сразу превратилась в тонкую линию. По телу пробежали мурашки. Татьяна с усилием отвела взгляд.
Глава 16. Деструкция (ч. 2)
Под панно имелось название картины: «Сектор Б — Безмятежность». Татьяна хмыкнула Вадиму из своих воспоминаний и прочитала описание снизу:
«Наша эгоистичность — самое эффективное оружие разрушения, которое имело человечество, его главная причина, ставшая и следствием. Сектор Б отражает как раз эгоистичный, весьма ограниченный, взгляд на мир, в котором наиважнейшим для каждого является собственный комфорт, собственное окружение, собственный взгляд. Обратная сторона индивидуальности, к которой мы все стремимся, становится для нас самих клеткой с невидимыми стенами. Мы не замечаем того, что за ними, и думаем, что находимся в безопасности. Всегда стремимся убежать от проблем, предпочитая игнорировать разрушение, которое наносим другим, чем пытаться его осознать, принять и остановить. При этом не понимаем, что живем на одной круглой как шар планете, в которой хоть и выделены территории и нарисованы границы, но физически все взаимосвязано. Планета являет собой единое целое, которое глупо делить и еще глупее от него отделяться. Проблемы, как и пустыня на картине, постепенно накрывают собой все пространство, потому что хаос не имеет пределов. И чем раньше человечество это поймет, тем больше у него шансов».
Снова хмыкнув и в последний раз взглянув на сектор Б, Татьяна отправилась дальше. В следующей комнате висело продолговатое в ширину панно, поделенное контрастностью материалов и цветов на две равные половины. Правая часть изображала не пойми что, полную разруху, серую, но фактурную. Отдельные выступающие элементы мозаики: камни, щепки, угли, стекла и пластик, создавали грубый выпуклый рельеф, сотканный из хаотично разбросанных по полотну ошметков. Вверх от них поднималась пыль, удачно слепленная из окрашенных в серый рваных кусочков ваты. Осколки имели направление движения: справа налево, в другую часть картины, которая была выполнена в ярких красках, в основном, из керамики, но с легким вкраплением дерева, стекла и металла. В левой части висело ясное безмятежное небо с легкими белыми облачками, а внизу по зеленому лугу в высокой траве бегал ребенок, запускающий летучего змея. Из самого левого края выступал деревянный фасад дома с крышей, а за ним косился белый кольчатый забор. Картина называлась «Секунда до». Смысл был слишком очевиден, чтобы читать аннотацию.
Татьяна остановилась на этой картине дольше, чем на других, пытаясь разглядеть каждый осколок с правой стороны. С первого взгляда казалось, что это всего лишь пестрое нагромождение деталей, но вблизи вырисовывались отдельные предметы, составные части других вещей, более крупных, например, окно, березовый ствол или дверь автомобиля, которые, в свою очередь, тоже были слеплены из кусочков соответствующих материалов — стекла, дерева и металла. Казалось, выискивать такие детали можно было бесконечно.
Рассматривая нюансы картин, она вспоминала их беседы с Вадимом, его рассказы, мысли, которыми он с ней делился, и поняла, что совсем его не знала. Эти работы отражали его внутренний мир, его эмоции и идеи, о которых она и не подозревала. Тоска и сожаление снова сковали ее всю. Они ведь столько всего могли обсудить, а говорили всегда ни о чем. Он казался ей таким обычным, рассказывал дурацкие истории, никогда не говорил о чем-то глобальном, за исключением короткого пояснения, почему решил создать «Сектор Б». Очевидно, у него была целая куча концепций, которые он внедрял в свои работы. «Обсуждал ли он их с кем-нибудь? — спрашивала она себя. — Почему не со мной? Потому что не слушала и не слышала?».
Татьяна раньше об этом не задумывалась, но сейчас испытала дикое желание все изменить, поговорить с ним по душам, узнать, о чем он думает перед сном или за завтраком, какие проблемы его волнуют, какие вещи его радуют. Она всегда думала о нем только через призму своих впечатлений, желаний и интересов, даже не пытаясь понять, какая он личность и какие у него переживания. Захотелось узнать о нем все в одночасье. Душа связывалась узлом от осознания, что никогда больше ей не выпадет шанс задать ему любой вопрос и получить любой ответ. Оставалось только смотреть на картины и пытаться понять, как устроена душа художника.
Пока она разглядывала мозаики на колоннах, толпа вокруг Вадима рассосалась. Татьяна, стоявшая за одной из крайних колонн, периферийным зрением следила за людьми, которые равномерно распределились во все стороны и быстро наполнили собой пространство выставки. Высокая худая фигура осталась стоять у колонны с «балериной». Парень развернулся лицом к произведению и рассматривал его сверху вниз.
Татьяна воспользовалась моментом, чтобы полюбоваться им. До этого мига не осознавала, как ее глаза истосковались по его фигуре и его лицу, как уши истосковались по приятному голосу, как душа истосковалась по добродушной и веселой улыбке, как сердце истосковалось по нахальным круглым глазам. Все внутренности сцепились от нестерпимого желания выдать себя и заговорить с ним, но ладони потели от страха стать замеченной. Парень и не подозревал, что кто-то рядом усиленно думает о нем, пока Татьяна, увлекшись, не начала пожирать его глазами. Почувствовав взгляд, он медленно обернулся, но девушка успела скрыться за колонной. Она почти прижалась к ней, чуть задевая спиной панно, и пыталась отдышаться, потому что дыхание сбилось от страха. Русик ошивался где-то рядом, все еще бегая глазами по залу, особенно останавливаясь на девушках, но, увидев на лице подруги испуг и растерянность, подошел.
— Да что с тобой такое? — спросил он почему-то шепотом, видимо, уловив Татьянино шпионское настроение. — От кого прячешься?
— Выгляни, пожалуйста, — попросила она, игнорируя его вопрос. — Посмотри, где там художник.
— Тот бледный и тощий? — спросил Русик.
— Ага, — активно закивала Татьяна, боясь даже палец высунуть из-за колонны.
Русик встал рядом и, вытянув шею, медленно выглянул, всем своим видом показывая, что следит за кем-то. Татьяна осекла его, сказав, что ему прятаться не обязательно. Тогда парень расслабился и спокойно вышел на половину из тени.
— Он идет сюда, — спокойно сказал Русик.
— Что? — вырвалось у Татьяны почти вслух, но она вовремя прикрыла рот рукой.
— К девушке, — продолжал докладывать друг.
На этом моменте его лицо озарилось лучезарным светом и застыло в глупом выражении детского восхищения с примесью любования. Рот парня расплылся в идиотской улыбке, еще сильнее выпятив большой нос.
— Вау! — протянул он, почти высунув язык, как пес.
— Что там? — насторожилась Татьяна, глядя на восторженное лицо друга. — Где они? Идут сюда? К нам?
— Нет, развернулись, пошли обратно, — ответил Русик, сменив выражение на внимательное, полушпионское.
Татьяна осмелилась выглянуть и увидела спины двух высоких фигур. Женскую обтягивала серая водолазка и бардовые кожаные брюки, которые хорошо сочетались с коричневыми ботильонами на толстой платформе. Из-за этих ботильонов девушка казалась очень высокой, хотя все равно была почти на голову ниже Вадима. На плечи спадали завитые локоны цвета блонд, что придавало немного романтики в целом строгому образу. Пока они не развернулись боком перед колонной с «балериной», Татьяна не узнала Муравьеву. Но как только она увидела ее улыбчивый гордый профиль, смело глядящий Вадиму в глаза, сердце закровоточило. Та же острая боль, что пронзила ее летом в театре после спектакля и подсолнухов, снова донимала грудную клетку.
Почти полминуты она не могла дышать, впиваясь глазами в улыбающиеся друг другу лица Муравьевой и Вадима. Отсюда их разговор был недосягаем, поэтому Татьяна решилась на отчаянный шаг — подобраться поближе и встать за следующей колонной, что стояла прямо перед ними. Вытащив Русика перед собой, словно щит, она решительно двинулась в сторону пары, быстрым переставлением ног прошла метров пять и спряталась за колонну, запихнув за собой и друга, который не мог оторвать глаз от Муравьевой. Он как будто опьянел. Ноги его заплетались, из-за чего они чуть не упали один раз. Их спасла только скорость и стойкость Татьяны.
— Танька, гороскоп-то не врал, — довольно проговорил Русик, выглядывая из укрытия.
Девушка с силой затянула его обратно.
— Ты что, не пались так! — шепотом прикрикнула она.
Парень тут же собрался, сжался и стал осторожно наблюдать из-за колонны. Татьяна прислушалась к разговору. Сперва слышала только смех. Затем раздался знакомый бархатный голос и громкие быстрые шаги двух пар ног. Не поверив слуху, она выглянула краешком глаза с другой стороны и воочию убедилась, что ей не померещилось. По залу навстречу Вадиму с широкой улыбкой на лице шла арт-директор в строгом белом костюме. Рядом с ней гордо вышагивал новенький официант из «Дэнсхолла», которого Татьяна видела до этого всего один раз на работе. Сердце ушло в пятки. «Она здесь что делает?!» — остолбенела девушка. Вадим обнял ее, затем пожал руку официанту, приветственно закивав.
— А это, видимо, она и есть, твоя муза? — улыбаясь, спросила Арина, разглядывая Муравьеву с ног до головы, отчего та даже немного покраснела. Женщина тут же воскликнула, не дожидаясь ответа. — Я вас знаю! Я видела вас в спектакле в Мариинском. Вы же Елена Муравьева. Точно!
Арина быстрым движением тыкнула пальцем в воздух перед лицом девушки и с прищуром отстранилась чуть назад, будто хотела разглядеть ее лучше.
— Я в курсе ваших балетных страстей и рада, что вы переходите в Большой. Мариинский слишком тесен для такой балерины. Жизель должна была достаться вам, а не этой ноунэйму Дарье... Семеновой?
Женщина вопросительно посмотрела на Муравьеву. Та приложила руку к ключице и утвердительно кивнула, вскинув брови.
— Уверена, скоро смогу сходить на него в Большой с вами в главной роли.
Она кокетливо подмигнула девушке.
— Вряд ли скоро, — улыбнулась в ответ балерина, — но спасибо за веру в меня. Я приятно удивлена, что вы так подкованы в балете.
— Я люблю балет как искусство. Я в целом ценю искусство в любом его качестве и формах, — посмеялась Арина и снова переключилась на картину.
Она несколько раз переводила быстрый взгляд с картины на Муравьеву и обратно, пока не заметила:
— Еще бы с такой музой не творить такие шедевры!
— Не сочти за скромность, но боюсь, что сравнением с моим творчеством ты, скорее, рискуешь занизить красоту Лены, чем возвысить мою работу — заметил художник, улыбнувшись.
— Да он поэт! — воскликнула Арина, обернувшись к девушке. — Смотрите, как красиво излагает. Еще и скромный! Не упустите.
Она снова подмигнула Муравьевой, поведя бровями. Девушка сконфузилась и взглянула на парня с улыбкой. На бледных щеках Вадима румянца не появилось. И, в целом, его вид никак не выказывал смущения. Он стоял спокойно, уверенно, держа руки на боках, а ноги расставив на ширине плеч, смотрел прямо перед собой. Муравьева долго глядела на него снизу, заливаясь краской и вжимая голову в плечи.
Татьяна наблюдала за этой картиной, затаив дыхание. В груди покалывало. «Наивная дура! На что ты надеялась?!» — ругала она себя в уме, прикусив нижнюю губу до боли, и резким движением отвернулась от Вадима, Муравьевой и Арины.
— Я с ним бесспорно согласен, — продолжал таять под чарами Муравьевой Русик, чем взбесил Татьяну.
Девушка силком потащила его к выходу. Он попытался сопротивляться, но та оказалась весьма упертой и не отпустила его куртку, пока они не вышли на улицу.
Там она, наконец, смогла вздохнуть свободно, полной грудью набрав морозный воздух, от которого тут же заболело горло. Прокашлявшись, Татьяна и еще раз глубоко вздохнула в попытке заморозить больную душу. Хотелось плакать, хотя разум запрещал расстраиваться, но старые раны раскрылись и зазудели с еще большей силой.
Русик, заметив влажность на нижних веках ее глаз, сразу напрягся.
— Это что, твой бывший что ли? — спросил он без толики деликатности. — Или просто безответная любовь?
Татьяна отвернулась, чтобы сдержать слезы, и перчаткой стерла одну, которая почти вытекла из левого глаза, остальные застыли в глазницах.
— Ага, — кивнула она.
Русик не понял, на что именно она ответила утвердительно, но уточнять не стал. Вместо этого он глубоко вздохнул, опустил взгляд в припудренный снегом бетон и произнес:
— Эх, она, по ходу, тоже станет моей безответной любовью. Мне с такой никогда не светит. Ей, конечно, нужен кто-нибудь вроде него, красивый, известный, художник, а не жалкий помощник светотехника.
Парень резко поднял голову и с досадой ударил себя ладонью по пузу.
— Че вы, бабы, в таких дохляках находите, вообще? — он снова посмотрел на Татьяну. — Сохните по ним. Они себя сушат, вас сушат. Ничего хорошего.
Он резко отвернулся, словно подруга его обидела, и сунул сжатые кулаки в карманы куртки. Девушка размышляла над его словами. «Она уже в Большом выступает. А ты? — пристыдила сама себя. — Трясешь полуголой попой в ночном гадюшнике». Стало жалко себя и друга, который, не успев найти предначертанную судьбой любовь, тут же ее потерял. Особенно ее задевало то, что Вадим с Муравьевой вместе выглядели как идеальная и успешная пара, а они с Русиком как два безответно влюбленных неудачника, тусующихся друг с другом в силу общей обиды.
— Ну, да, жизнь всегда все расставляет по местам, — мрачно закончил парень.
В нынешней ситуации лучше формулировки было не подобрать. Она так точно и прицельно попала Татьяне в самую душу, что продырявила ее насквозь. Казалось, через эту дыру мороз сейчас и распространял озноб по всему телу. От порыва ветра девушку пронзило холодом, и она предложила Русику ускорить шаг. Им ведь еще предстояло отзаниматься на курсах, хотя мысли обоих сильно мешали сконцентрироваться на задании.
А вечером пришлось идти на корпоратив, делая веселый и непринужденный вид. Татьяну утешала только возможность напиться до беспамятства и забыться хотя бы на одну ночь.
Корпоратив начался с приветственных бокалов шампанского и длинной речи Арины о том, как прошел для клуба ушедший год, и о том, какие у клуба планы на наступивший, и еще о многом разном, о чем Татьяна слушала без интереса. Она развалилась в кресле в самом последнем ряду и попивала розовое игристое вино, бокал которого ей галантно преподнес Павлик. Он хотел сесть рядом, но его подозвала к себе арт-директор. Вино оказалось чрезмерно сладким. Вкуса самого шампанского Татьяна не ощущала, но пила, потому что начинать пить что-то другое пока казалось неприличным.
Сразу после речи директоров все побежали к столам. Аппетит в Татьяне спал глубоким сном, зато душа жаждала спиртного. Было приятно находиться в компании, которая полностью ее в этом поддерживала. Алкоголя накупили гораздо больше, чем еды, поэтому большинство сначала накинулось на закуски.
Развлекать приходилось себя самим. В основном, все просто пили, ели и общались. Официанты сгруппировались с барменами и сидели шумной компанией на пяти креслах вокруг одного стола, который заставили коктейлями. В нескольких метрах от них кучковались охранники, сжимая здоровыми руками такие же пивные кружки. Арину в серебристом мини окружили директора, дизайнеры и другие помощники. Она от души хохотала и отвешивала саркастические шуточки. Танцовщики во главе со Светой тусовались у сцены большой компанией с шампанским. Главная пригласила Татьяну к ним, но та предпочла общество Адлии и ее напарницы, которые скромно отсиживались на задворках танцпола с бутылкой белого, и обсуждали совсем не новогодние и не корпоративные темы.
Отойдя в туалет, Татьяна увидела, что дверь в кабинет арт-директора открыта и решила заглянуть туда.
Первое, что ей бросилось в глаза, это обновленный декор на стене за столом. Вместо гобелена с женщиной теперь висела мозаика «Сектор Б — Безмятежность». Девушка хмыкнула про себя, иронизируя над таким не судьбоносным совпадением, но говорить об этом директору не стала.
Женщина копалась в ящиках стола, когда девушка просунулась в пространство между дверью и стеной.
— Да, Подсолнух? — спросила арт-директор, не глядя на нее, но улыбаясь.
Она вытащила из ящика стопку бумаг и начала перебирать их с верхнего листа.
— Как ты пережила развод? — спросила Татьяна прямо, неожиданно даже для себя самой, потому что, идя по коридору, думала только поинтересоваться мнением Арины по поводу закусок. Спросить о Вадиме она бы тоже хотела, но не осмелилась бы и после литра текилы, больше всего боясь услышать, как хорошо у него сейчас идут дела.
Женщина резко выпрямилась и вытаращила глаза. Лицо перестало улыбаться. Стан разжался. Она повела плечами. Девушка смотрела открыто, с тоскливой надеждой в глазах, замутненных вином.
— Я даже два пережила, — ответила Арина, выдавив невеселый смешок.
Теперь Татьяна вытаращила на нее глаза.
— Первый дался мне очень тяжело, — кивнула женщина, опустив веки. — А второй уже полегче. Все-таки опыт.
Она цокнула губами и поймала Татьянин обескураженный взгляд.
— Но если ты ждешь от меня мудрого совета, как забыть парня, то зря.
Быстрые пальцы ловко перелистывали верхние уголки листов.
— Я первого мужа так и не забыла, потому и развелась со вторым. Если у вас все безвозвратно кончено, то, что могу сказать… — Арина вздохнула и снова посмотрела на девушку. — Трахайся. Будешь хотя бы время от времени получать удовольствие в бесконечной череде перманентных страданий.
Она, наконец, нашла нужную бумажку, улыбнулась Татьяне фальшиво и вышла из кабинета, оставив за собой душный запах алкоголя и приятный аромат шоколадных духов.
Где-то в середине ночи все группы перемешались между собой. Татьяна успела пообщаться с охранниками, посмеявшись вместе с ними над танцующим на барной стойке официантом, потом незаметно для себя была перетянута Петей к барменам, затем попала в разношерстную компанию из Юли, Оли, вышибалы и повара, которые развлекали себя пьяной игрой в дартс. Татьяна не попала в маленькую мишень ни разу, зато посмеялась от души, в том числе и над собой. Игра сильно способствовала опьянению, потому что почти после каждого хода другие игроки требовали выпивать по стопочке текилы. Это правило являлось единым для всех. Если кому-то не нравилась текила, он был вынужден запивать ее коктейлем, отчего пьянел в два раза быстрее.
Устав, Татьяна нашла единственное тихое место — комнату отдыха, плюхнулась в полосатое кресло и откинула голову на мягкую спинку, закрыв глаза. Она надеялась, что алкоголь притупит все чувства, особенно боль, которая не отпускала ее с утра, но текила не работала. Даже сознание не отключалось, хотя хотелось просто закрыть глаза и заснуть протяжным глубоким сном без сновидений. Но мозг, наоборот, с закрытыми глазами как будто активизировался, вбрасывал в картинки сегодняшнего дня и давнего прошлого, перемешивал воедино счастливые улыбки Вадима и Муравьевой, приправлял их кружащиеся в воздухе головы задиристым смехом Арины, вставляя в центр ее широко раскрытую зубастую пасть, в которой все потом и тонуло. Кошмар встряхнул девушку и заставил чуть-чуть протрезветь. Она решила, что с открытыми глазами гораздо легче.
В этот момент на кресло рядом опустился Павлик. Он взял ее за правое запястье и покрутил, осматривая. Татьяна подняла пьяный расплывчатый взгляд с вопросом.
— Браслет не носишь, — сказал он невесело.
Татьяна, выдохнув, надула щеки и снова откинула голову на спинку. Павлик казался трезвее, хотя язык его тоже заплетался, но взгляд смотрел осознанно и грустно. Он поднялся с места, чуть шатаясь, и склонился над ней, упершись в подлокотники кресла. Девушка с любопытством взглянула на него.
— Таня… — медленно, останавливаясь, чтобы настроить язык и губы, говорил Павлик. –Подсолнух… знаешь… тебе идет… Подсолнухи тебе идут.
Он чуть пошатнулся в бок, но удержался. Она начала переживать, что парень сейчас отключится и свалится на нее всем телом. Но переживание это не получило развития в мыслях из-за алкоголя.
— Что за бред? — пробормотала девушка, тоже едва шевеля языком.
— Носи их, пожалуйста… — Павлик икнул. — Те, что я подарил. Я… от сердца…
Татьяна вздохнула и повернула голову в сторону, чтобы не видеть его красного, искаженного тупостью опьянения, лица.
— Ты мне… нравишься очень, — выдавил он из последних сил, но перестал шататься и почти трезво посмотрел в упор.
Татьяна невольно перевела на него взгляд и поняла — сейчас что-то случится, но не успела додумать, что именно. Павлик наклонился и смачно поцеловал ее в губы, которые ему ответили инстинктивно. Девушка еще пребывала в сознании, но мозг уже перестал соображать, что к чему. Парень с нажимом облизал ей губы, принялся их сжимать и покусывать, а затем с напором сунул в рот острый язык. Татьяна просто позволяла все это с собой делать, боясь закрыть глаза, чтобы снова не увидеть кошмар наяву.
Страсть в Павлике разгоралась все больше. Он стянул с себя рубашку, бросил ее на пол за кресло и разорвал на Татьяне блузку. Пуговицы пролетели над головой, словно в замедленной съемке. Раздался тихий удар пластика о напольную плитку. Она почувствовала прикосновение влажных губ к шее за ухом. Павлик быстро и сочно целовал ее кожу, стремительно спускаясь вниз. С бюстгальтером не мешкался, просто стянул и дерзко прикусил правый сосок губами. Затем облизал всю грудь целиком и перешел на ключицу. Татьяна не двигалась, дышала ровно, прислушивалась к нарастающему возбуждению внизу. От волос его разило кисло-горьким ароматом мусса с примесью чего-то фруктового. Руки Павлика судорожно скользили по ее телу, то хватая кожу между лопатками, то поглаживая полости между ребрами, то залезая под юбку в промежность. Облизав почти полностью всю ее шею, грудь и живот, Павлик резко расстегнул ремень вместе с ширинкой брюк и также грубо стянул с нее трусы, отбросив их в другой угол комнаты. Татьяна почувствовала влажность и прилив возбуждения с примесью легкого отвращения. Заглянув в красное лицо парня, она зажмурилась. Он рывком вошел в нее.
Секс получился коротким, но насыщенным. Когда все закончилось, Татьяна испытала не столько физическое, сколько моральное облегчение, мол, отомстила. Сердечную боль как рукой сняло. Она почти сразу заснула прямо в кресле.
Глава 17. Форс-мажор
С Павликом Татьяна теперь регулярно встречалась в подвале, где жил пока только Рыжка. Парень поставил посередине бывший в употреблении диван, на котором, в принципе, было удобно заниматься сексом, а в других местах — нельзя, ведь каждый жил не один. Активная половая жизнь помогала сбрасывать эмоциональное напряжение, которое с работой помощника Арины у Татьяны накапливалось очень быстро. Павлик периодически приглашал девушку то в кино, то в ресторан, то еще куда-нибудь, но она отмахивалась отсутствием времени (хотя на Ладу и Юру при поступлении от них аналогичных предложений время она всегда находила), поэтому все их отношения, в основном, сводились к сексу в подвале. Татьяну это вполне устраивало.
В очередной раз поднимаясь из подвала по разбитой лестнице, Татьяна получила пять сообщений о том, что звонила Арина. После секса она закрыла глаза, как ей казалось на секунду, но Павлик разбудил ее только спустя полчаса. Они быстро собрались. Теперь он закрывал дверь на ключ. Она несколько минут не решалась перезванивать, во-первых, потому что боялась напороться на директорское негодование, во-вторых, потому что отработала ночную смену, носясь по клубу, как угарелая. В эти выходные случалось чрезвычайно много казусов то на кухне, то в баре, в то ресторане и даже в туалетах. Она хотела спать и валилась с ног, но Арина бы не простила такое пренебрежение. Пальцы с неохотой набрали номер.
— Опять с Павликом кувыркались в подвале? — недовольно проворчала директор в трубку, вызвав у Татьяны шок своей осведомленностью. — У нас форс-мажор, между прочим.
Девушка сразу привела себя в тонус.
— Что случилось?
— Обзвони всех. Даже танцовщиков. Пусть приходят к пяти. Будем обсуждать четырнадцатое февраля.
— А что не так?
— Вот придешь на собрание и узнаешь, — почти прокричала Арина и прервала звонок.
«Действительно, форс-мажор», — заключила Татьяна, уловив злобное раздражение в голосе директора, и передала новость Павлику. Тот выругался, потому что тоже вымотался за выходные, и, взяв ее за руку, молча повел к машине.
Татьяна проспала. Успела только выпить холодный кофе, что остался в выключенной кофеварке от Адлии, и побежала в «Дэнсхолл». Когда вбежала в зал, он уже наполнился гулом полу приглушенных голосов. Все сидели кучками за круглыми столами в напряженных позах. Никто не осмеливался откинуться в кресле. Перед сценой, лицом к остальным, за прямоугольным столом сидели трое директоров: Арина, музыкальный директор, как обычно, в шарфе, и генеральный промоутер, которого Татьяна видела реже всех. Она чувствовала напряжение от важности и масштабности собрания. Такого на ее памяти еще не было.
В пять минут шестого Арина громко со всеми поздоровалась, чтобы привлечь общее внимание.
— Коллеги, — с тяжестью вздохнув, начала она, — случилось непредвиденное. Концерт на четырнадцатое февраля отменяется. Утром звонил менеджер. Группа попала в аварию.
По залу пронеслось несколько «ахов».
— Благо, все живы, — успокоила коллег Арина, — но ввиду множественных травм, очевидно, выступать не смогут. Давайте, посочувствуем ребятам и начнем думать, что будем делать.
Все замерли, даже шепота или вздохов не было слышно, как будто все поминали ребят минутой молчания. Арт-директор оглядывала коллег испытующим взглядом в надежде наткнуться на чей-нибудь энтузиазм, но никто ничего не понял. Осознав это, она продолжила:
— Ребят, мы все здесь собрались для того, чтобы устроить брейн-шторм, покидать и обсудить идеи для вечеринки. Поскольку финансовых ресурсов на новых артистов у нас нет, деньги они вернут неизвестно когда, а срок для подготовки очень маленький — всего неделя, мы решили действовать коллективно. Приветствуются абсолютно любые идеи. Так что не стесняйтесь.
Бархатный голос Арины сквозил нотками отчаяния, но ступор в зале все равно продолжался. Даже после ее разъяснений, всем не очень было понятно, чего от них ждут. Татьяна занимала первое место в списке непонимающих, потому что пустой желудок не давал сосредоточиться. Однако директор настаивала на обсуждении.
— Что мы можем организовать быстро, своими силами и, при этом, зрелищно?
Она обратилась к соседям по столу, но те глядели на подчиненных, видимо, тоже не понимая, что они здесь делают.
— Очевидно, — прочистив горло, сказал Павлик, — нужно готовить что-то танцевальное.
В отличие от всех он не сидел в креслах, а стоял как раз между директорским столом и всеми остальными, скрестив руки на груди.
— Так, отлично, дискуссия пошла, — улыбнулась Арина.
Она опустила голову, прикусив большой палец правой руки, и задумалась на секунду, но в этот раз быстро вернулась в работу.
— Думаю, постановки хотя бы на час хватит, — сказала арт-директор, взглянув Павлику в глаза, будто утверждала с ним этот вариант, а потом повернулась к остальным. — Жду от вас идей. Накидывайте пока концепты, с мелочами потом разберемся.
Она посмотрела на помощников и танцовщиков с вызовом в ожидании шквала предложений, но все молча хлопали глазами.
— Ну, ребята! Ну, День всех влюбленных же!
Арина вытянула пухлые губы в толстую трубочку и раскрыла руки, в бессилии опустив их на бедра. Молчание длилось минуту. Арт-директор внимательно рассматривала каждого, а те делали вид, будто усиленно думают, а у самих глупые глаза в бешеном ритме бегали по полу.
— Ну, что вы, как студенты на зачете, — засмеялась Арина, стукнув ладонью по столу. — Я понимаю, вы не готовились, но у нас же творческая беседа.
Все одновременно на мгновение подняли взгляды на нее, но тут же отвели их. Каждый боялся встретиться с директором глазами. И не безосновательно, потому что вид у нее, несмотря на широкую улыбку, был суровый. Глаза она чуть сузила, напрягла мышцы вокруг рта, приподняла едва заметно подбородок, руки сложила на стол одну на другую, как школьник. И наряд на ней сегодня был предельно строгий относительно повседневных: прямого кроя пиджак с подвернутыми рукавами, черные приталенные брюки до лодыжки и красная блузка без воротника с круглым высоким, почти достигающим ключицы, вырезом. В таком наряде ей в самую пору было председательствовать на совете директоров одной из транснациональных корпораций, причем делать доклад по финансовым или юридическим вопросам, но никак не обсуждать идею вечеринки на четырнадцатое февраля.
— Подсолнух! — неожиданно для всех обратилась она к Татьяне и вперила в девушку два блестящих коричневых глаза. — Слушаем тебя.
Татьяна приоткрыла рот от переживаемого шока и застыла, как сидела, сжав в кулаке ремешок сумочки. В уме крутился только один вопрос: «А почему сразу я?» и ни одной идеи. Она никогда не мечтала о сверхспособностях, но сейчас замечтала уметь телепортироваться. Желательно, куда-нибудь на другое полушарие, на необитаемый остров в Атлантическом океане. Сейчас было хуже, чем на допросе перед отцом после ночи с Вадимом. Но глаза всех остальных уже устремились к ней. Все ждали. Требовалось что-то сказать.
— Труп невесты, — вырвалось из ее онемелых губ. — Тима Бертона.
Это был единственный мультфильм про любовь, который она вспомнила. Арина покосилась на нее недоумевающим взглядом. Двое других директоров нахмурили брови под напряжением мысли. Испытывая колющее чувство неловкости, Татьяна оглянулась вокруг на коллег-танцовщиков в попытке найти моральную поддержку, но поймала только закатывание зрачков Светы и недоуменные две пары глаз Оли и Юли. Пришлось снова вернуться взглядом к директорскому столу. Через несколько секунд недоумение Арины сменилось одобрением.
— А что, это мысль…
Женщина откинулась на спинку стула и прикусила кончик большого пальца правой руки.
— Я вспомнил заглавную песню из этого мультфильма, — сказал директор в шарфе. — Неплохая тема для хэллоуинской вечеринки. Я даже уже представил, как ее можно ремикснуть. Жаль только, что у нас праздник любви, а не ужасов.
Его шутку поддержал смешком генеральный промоутер и несколько рядовых сотрудников.
— Что там по сюжету? — небрежно спросила Арина, повернувшись к Татьяне, проигнорировав слова коллеги.
— Там мертвая невеста уводит живого жениха в мир мертвых, — отчиталась девушка. — А потом возвращает. Ну, то есть… там много чего происходит.
— Хм, — задумалась директор.
Воздух снова сковало напряженное молчание. Татьяна бегала глазами по стройной фигуре Арины от круглой макушки до острых кончиков туфель, не решаясь сказать что-то еще, хотя мысли крутились в голове. Их было много. Их нужно было только вовремя поймать.
— Zombie wedding[1], а? — сказала арт-директор, посмотрев по обе стороны от себя на коллег. — А что, свадьба — всегда про любовь.
— Везде будут милые сердечки и розовые сопли, а у нас будет кошмарная свадьба, — усмехнулся генеральный промоутер.
— По твоим мемуарам? — подтрунил над ним музыкальный директор.
Арина тоже усмехнулась. Промоутер покраснел. На его тонкой коже румянец выступил мгновенно, и видно его было издалека, даже с того расстояния, где сидела Татьяна. На лицах некоторых танцовщиков тоже выступили легкие усмешки.
— Можно, кстати, реквизит с Хэллоуина использовать, — подал идею Павлик.
Арт-директор стрельнула в него похвальным взглядом.
— Надо только трэш какой-нибудь устроить, повеселить народ, — говорила она как будто в себя, кусая палец и глядя в точку на полу.
— Если гости будут в костюмах, то можно сделать, как мы делали на Хэллоуин, — вклинилась в обсуждение Татьяна. — Девушки-танцовщицы в нарядах мертвых невест выбегут в зал и будут ловить парней в смокингах.
— И что они с ними будут делать? — спросила директор.
Глаза всех, кто присутствовал на совещании, с тем же вопросом посмотрели на Татьяну. Девушка, съежившись, пожала плечами и ответила неуверенно.
— Погрузят в мир мертвых.
— Под трэшом я имела в виду что-нибудь легкое и тупое, а не массовую резню, — рассмеялась Арина.
Все подхватили ее заразительный смех. Татьяна покраснела, но улыбнулась. Подождав, пока шум уляжется, она уточнила:
— Я говорила о сюжете мультфильма. Можно обыграть ситуацию и сделать, например, в зале — мир живых, на сцене — мир мертвых. Выбранных парней вызвать на сцену и там придумать какой-нибудь танец, типа, свадебного вальса.
— Ты думаешь, смокинг автоматически внедряет в мужчину умение танцевать вальс? — сострил музыкальный директор, катая между пальцами металлическую ручку с выгравированной памятной надписью.
Кто-то посмеялся. Татьяна закатила глаза.
— Ну, нет, разумеется. Парни будут просто стоять, можно их еще привязать к столбам, а танцевать будем мы, девушки, вокруг них.
— Хм, — закивала подбородком Арина, обхватив его указательным и большим пальцами левой руки. — Мне нравится. Я уже представила.
— Тогда стоит объявить акцию: кто придет в костюмах зомби невест и женихов, проходит бесплатно, — тут же подхватил генеральный промоутер. — Можно даже аттракцион организовать, где наш парень в костюме зомби-священника будет их венчать.
Все три директора переглянулись между собой и одобрительно закивали.
— Костюмы, где только взять? — вздохнула Арина, положив руки на стол. — Столько свадебных платьев за неделю не сошьешь.
— И покупать дорого, — сказал директор в шарфе, — Айдар просто подотрется нашей сметой и пошлет налево.
Директора снова искренне рассмеялись. Кто такой Айдар, Татьяна не знала, но по контексту разговора догадывалась, что так звали четвертого, отсутствующего на совещании, директора, который занимался хозяйственными и административными вопросами. Наступило задумчивое молчание. Весь зал погрузился в размышления. Большинство просто сидело и бегало глазами по залу. Думали только директора, Павлик, несколько дизайнеров и Татьяна. Девушка почти физически напрягала мозг, пытаясь придумать, как сэкономить на костюмах. Что-то крутилось в голове, но четко это представить она не могла. Это было что-то очевидное.
— А зачем платья? — спросила она через несколько минут тишины. — Можно просто надеть белое белье, белые чулки и купить самую дешевую фату. И мы невесты. Белое белье у всех ведь есть, наверняка.
Она оглядела танцовщиц и встретила кивающие головы Светы, сестер «кореянок» и других.
— Вариант, — цокнула губами арт-директор. — На гримеров, так уж и быть, разоримся.
Арина снова задумалась, погрузив весь коллектив в безмолвие. Она сидела, накинув ногу на ногу и скрестив руки, не двигаясь, примерно минут пять. Все ждали решения. Наконец, директор его озвучила.
— Окей. Я пойду писать сценарий. Всем быть наготове. Света завтра с тобой обсудим танцы. Подумай, может, уже есть что-то готовое, что можно использовать? Только ни в коем случае не наше забытое старое.
Она грозно посмотрела на рыжую девушку долгим взглядом, чтобы удостовериться в ее понятливости.
— Поищи реквизит подходящий с Хэллоуина. И, вообще, может еще что-то интересное завалялось, что нам подойдет, — обратилась Арина к Павлику, затем повернулась к директору в шарфе. — Эдик, ну, с тебя, как всегда первоклассный треклист к завтрашнему вечеру. Обсудите со Светой.
Тот кивнул, посмотрев на рыжую.
— Подсолнух, пошли со мной. Остальные свободны. Готовьтесь к тому, что придется днями до вечеринки торчать в клубе.
Толпа закивала и зашебуршила вещами. Заскрипели ножки кресел и столов об пол. Все начали расходиться. Директора убежали первыми. Татьяна поспешила за Ариной в кабинет.
— Садись на мое место, будешь печатать, — приказала директор с порога.
Татьяна безмолвно послушалась и плюхнулась в мягкое сетчатое кресло, слегка отъехав от стола. Подтянув себя руками к компьютеру, она создала на рабочем столе новый документ и открыла его. На экране высветился чистый лист.
— Сюжет перескажи в подробностях, — сказала Арина, расхаживая взад-вперед по комнате.
Девушка хорошо помнила весь мультфильм от начала до конца, потому что по много раз его пересматривала, минимум раз в год. Ей нравилась мрачная атмосфера картины и изящная кукольность персонажей, даже если они специально были созданы вызывать отвращение и неприязнь. Она не только пересказала канву событий, но и подробно описала все локации, главных действующих лиц и даже музыку, которая ее особенно впечатляла. Арина продолжала наворачивать круги, заламывая руки, периодически кивала и одновременно слушала и анализировала.
Когда Татьяна закончила, женщина остановилась как по приказу и уставилась в окно, за которым пасмурное небо сбрасывало на землю густые хлопья снега, а ветер их тут же подхватывал и швырял во все стороны, не давая упасть.
— Так, — протянула директор через полминуты слепого любования завихрениями природы. — Начнем со сцены ее убийства. Парный танец. Что-нибудь в стиле контемпа.
Татьяна сразу напечатала эту мысль. Арина, словно забыв об ее существовании, продолжала вещать идеи, пусто глядя в окно.
— Потом сразу перейдем в мир живых. Из служебного коридора в зал под марш Мендельсона выйдут жених и невеста. Дойдут до сцены, и тут на них набросится зомби-невеста и устроит драку.
Она затихла, прикусив большой палец. Татьяна молча считала секунды. На девятой Арина возобновила монолог:
— Окей, жанр выберет Света. Она умеет такое делать.
Женщина усмехнулась сама себе, продолжая глядеть в окно. Татьяна, как машина, печатала.
— Потом зомби-невеста утащит жениха на сцену, начнет совершать над ним ритуал. В этот момент остальные невесты устроят вылов женихов из зала.
Арина резко развернулась и снова начала прохаживаться по кабинету, продолжая говорить. Татьяна едва успевала печатать за ней, стараясь не пропускать ни слова. Набросав первый черновик, они вместе сели за стол и стали его обсуждать. Директор задавала вопросы, помощница высказывала свое мнение, кое-что добавляла, где-то предлагала исправить. Большую часть правок Арина отмела по множеству причин, но прислушалась к идее изменить концовку, сделав ее более романтичной. Изначально она хотела всех похоронить, чтобы удивить зрителей в финале. Татьяна долго ее убеждала, что праздник все-таки для влюбленных и требует хоть толику сентиментальной романтики.
Они не выходили из кабинета до трех ночи, не считая выходов в туалет и к курьеру за роллами, пока не закончили полностью со сценарием и не составили примерный список и описание необходимых реквизитов.
— Помнишь Русика? — спросила Татьяна, когда они садились в Аринину машину. — 3-д-мэппинг на Ладин конкурс?
Женщина кивнула, переключая передачу в режим «драйв».
— Я спрошу у него, может быть, он поможет нам сделать видеопроекцию города мертвых.
— Нет смысла, времени слишком мало, — скептически ответила Арина.
— Я помню, что он уже делал нечто похожее. Может, там и менять ничего особенного не придется. Я уточню в любом случае.
Арина только хмыкнула, пожав правым плечом, и дала газу. Сил разговаривать ни у кого не осталось. Ошметки бодрости сохранялись за счет трех выпитых чашек кофе. Но язык у Татьяны едва шевелился, поэтому она просто смотрела в запылившееся окно на такой же полусонный город.
Татьяна ждала Русика в коридоре школы, придя на занятия на полчаса раньше. Парень как назло чуть-чуть опоздал. Влетел в помещение, запыхавшись, с распахнутой настежь курткой и свисавшим с шеи до колен шарфом. Щеки его раскраснелись от мороза. Глаза метались по кругу. Татьяна с улыбкой его поприветствовала.
— Не нравится мне твоя заискивающая рожа, — с недоверием покосился на нее Русик, накидывая на вешалку куртку.
Девушка заулыбалась только шире.
— У меня к тебе снова предложение, — сказала она.
— Снова бесплатное? — нахмурился парень.
— Почему? Это бартер, — невозмутимо ответила девушка, пожав плечами.
Русик помотал головой в бессилии и пробурчал: «Слушаю». Они вошли в аудиторию и сели на привычные места. Парень сразу включил компьютер. Татьяна восторженно рассказывала о предложении поучаствовать в их шоу на День Св. Валентина.
— Да, помню, было дело, — ответил Русик, на ее вопрос про видеопроекцию, которую он делал в день их знакомства. — Надо сцену глянуть. Сойдется ли.
— То есть ты согласен? — подхватила Татьяна, прильнув к его широкому плечу с торжественной улыбкой на лице.