Подсолнух Воробей Ирина
Ладе достался номер три. Когда на сцену вышел первый конкурсант, у Татьяны защекотало нервы. Для номера она специально купила белое трико и белые колготки, чтобы максимально не выделяться на фоне стены. Ноги обула в белые чешки. Пепельные волосы почти сливались со всем остальным. Лада, напротив, являла собой сборник контрастов: цвета в ее образе прыгали с ясно-голубой шапочки на выедающий глаза розовый топик, а с него — на белоснежные брюки, расширенные в бедрах и суженные книзу, переходящие резко в алые кроссовки. Помимо этого образ дополняло множество бессмысленных, но ослепительно ярких аксессуаров разных форм и фактур. Татьяна бы так никогда не оделась, но Лада чувствовала себя в этом комфортно.
Когда вышел участник под номером два, тот самый парень в смокинге, который, оказалось, рисовал песком на стеклянном столе, Русик сел за ноутбук и в последний раз проверил видеоряд. Они попросили Ладину одноклассницу встать в центре зала и снять их номер на видео для последующего анализа и просто на память. Та уже стояла меж рядами зрителей.
Татьяна выходила на сцену с волнением, как будто снова оказалась в балетной академии и сдавала государственный экзамен, только вместо ректора ее главным экзаменатором была Арина, сама того не подозревая. Встретив выступающих аплодисментами, зал затих в ожидании. Русик за кулисами возился с ноутбуком. Он обещал дать им сигнал к началу, поэтому обе девушки смотрели за штору, а не в зал. Наконец, сигнал был подан, заиграла мелодия Юры. Лада начала с междометий. Татьяна, сидя за подругой, ощущала, как напряжены ее нервы. Эта нервозность передалась и ей, мгновенно, как вирус. Девушка ощутила, как сверху вниз на тело сползает сетка сомнения и неуверенности и сковывает движения.
Мать Лады сидела в пятом ряду, ближе к правой стене зала и внимательно смотрела на сцену, как и все остальные зрители. Из толпы ее выделял высокий рост, алая помада и глубокий вырез острым треугольником посередине торса со слегка выступающими полусферами аккуратных грудей. Татьяна взглянула на нее, но Арина смотрела на дочь, не обращая внимания ни на что другое. Однако приятное чувство ощущаемой поддержки пронзило девушку. Она вспомнила, как ее отец точно так же всегда следил за ее выступлениями. Это бодрило. И вместе с музыкой и эффектами танцовщица начала движение под Ладин певучий речитатив.
Татьяна с прыжком поднялась. Бабочки вспорхнули, словно осколки при взрыве бомбы. Взрыв совпал с переходом с мажорного лада на минорный и передышкой между битами, что создавало ощущение замедлившейся на секунду вспышки, которая резко изменила мир. Вслед за бабочками она прыгала по сцене, кружась вокруг Лады, изображая телом то плавные волны, то резкие порывы ветра, отчего бабочки рассыпались во все стороны света, как конфетти. Затем, опустившись на пол, она подняла руками из-под земли траву, которая тонкими колосками, медленно извиваясь, стремилась к небу. Татьяна встала, начала помогать ногами, махая ими то в одну, то в другую сторону. Трава медленно росла под музыку, соединяясь в центре. Бабочки тоже слетались вместе, образуя большое сердце. Голубой сменился на розовый, затем на бордовый. Зеленая трава превратилась в красные сосуды, опутавшие сердце. Музыка стихла. Только биты, похожие на сердечный стук, сокращались в воздухе, а вместе с ними и сердце экспрессивно набухало и как будто сдувалось. Потом снова заиграла мелодия, сердце разлетелось на бабочки, которые в полете снова сменили окрас на голубой. Ноги и руки несли Татьяну от края к краю. В конце все бабочки снова собрались в два больших голубых глаза, а трава, прикинувшись ресницами, обрамляла их сверху и снизу. Снова притихла музыка. Снова послышался сердечный ритм. С каждым ударом глаза моргали. Затем музыка все оборвала. Бабочки разлетелись. Татьяна завертелась по сцене в неистовстве, кружа за собой визуальные эффекты. Бабочки, узоры и осколки вихрем взмыли ввысь, повторяя вращения ее тела, а потом девушка резко приземлилась в самом центре, за Ладой, сев на колени и опустив голову, и весь вихрь распался мгновенно и рассыпался пеплом наземь. На стене по одной осталось порхать несколько бабочек, медленно растворяясь в воздухе. Прозвучал последний бит. Лада склонила голову и обняла себя руками. Татьяна параллельно проделала то же самое, только сидя. Все стихло. Последняя порхающая бабочка растворилась в белизне стены. Зал захлопал.
Аплодисменты были громкими. Арина довольно кричала: «Воу!», стараясь преодолеть гул оваций. Лада с Татьяной быстро поклонились и убежали за кулисы, где их с довольной улыбкой встречал Русик. Проекция не подвела. Правда, один раз Татьяна после вращений приземлилась не совсем в то место, которое планировала, но быстро вернулась в нужное. Это они обсуждали уже в кабинете, весело смеясь. Волнение быстро прошло. Дальше конкурсом можно было наслаждаться из зала.
Пока жюри подводило итоги, зрители могли размяться под современную музыку. В светлом зале никто не танцевал, но настроение царило праздничное. Татьяна наслаждалась непринужденностью вечера.
Арина подошла к ним после конкурса и крепко обняла дочь, расхвалив ее талант.
— Такие стихи! — восклицала она. — Пушкин отдыхает!
Лада покраснела, но не преминула саркастически напомнить матери, что та в стихах не разбирается и едва ли знает хоть одно творение Пушкина.
— Мать тоже в школе училась. Мать знает, — без обиды ответила женщина и продекламировала. — «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза...». Гений!
Татьяна с Русиком засмеялись. Лада закатила глаза, хотя мимические мышцы едва сдерживали улыбку, подрагивая и растягиваясь.
Жюри не заставило себя долго ждать. Через полчаса они всей командой из пяти человек вышли на сцену с дипломами. Все сразу развернулись лицом к сцене и притихли. Диджей приглушил музыку, поставив на фоне веселый торжественный марш. По традиции, начали объявлять с третьего места. Его занял парень с баяном, который, на Татьянин взгляд, виртуозно овладел инструментом, а заодно и музыкой, в целом, потому что играл композицию собственного сочинения. Второй объявили Ладу. Она завизжала и запрыгала на месте. Арина сразу кинулась ее обнимать, а потом сама пропихнула к сцене. Лада выбежала и, пожав всем членам жюри руки, приняла заслуженную грамоту и медаль. Первое место занял парень, который рисовал песком.
— Спасибо, ребята! — восклицала Лада, вернувшись к друзьям под гул аплодисментов, отдающих дань лауреату конкурса. — Без вас бы не получилось.
Она обняла Татьяну с Русиком, крепко прижав обоих к своей груди. Русик оробел. Татьяна счастливо улыбалась. Затем она снова кинулась обнимать мать, которая с гордостью потрепала ее волосы и поцеловала в лоб.
Ведущий объявил дискотеку, и зал тут же оглушила волна динамичной музыки. Родители стали расходиться. Арина тоже засобиралась. Ребята вышли проводить ее в холл.
— Мне понравилась ваша постановка, — сказала женщина, оглядывая всех троих директорским взглядом. — Танец неплохо поставили. Эффекты хорошо продумали. Я работала с 3-д-мэппингом, я знаю, как это муторно.
Она посмотрела Русику в глаза и понимающе улыбнулась.
— Не очень, если в кайф, — отмахнулся парень.
— Это чувствуется, — заметила женщина.
Она еще раз обняла дочь, которая отпихивалась от матери, как могла, попрощалась с Татьяной и Русиком и вышла. Вслед за ней засобирался и парень.
— Ты-то, надеюсь, останешься со мной до конца?
Лада с прищуром покосилась на подругу.
— До девяти, потом на работу, — с грустью ответила Татьяна. Ей и самой хотелось бы остаться подольше, отдохнуть и повеселиться, особенно после пережитого стресса.
После ухода Русика девушки остались вдвоем среди сотни других лицеистов. Татьяна осматривалась кругом, разглядывая юное поколение. На каждом можно было застопориться, потому что все здесь слишком отличались друг от друга: то неестественно ярким цветом волос, то диковинными аксессуарами, то дизайнерским платьем. Каждый пытался выделиться, и у каждого это получалось по-своему. Ребята группировались по непонятным Татьяне признакам. Они веселились и шутили друг над другом. Недавние соперники, как например, чирлидерши и певица в красном платье, сейчас мило улыбались друг другу, шушукаясь и смеясь.
Татьяна чувствовала себя здесь Гулливером в стране лилипутов, но не в силу роста, а в силу возраста. Разница составляла от двух до четырех лет, но даже эта разница остро ощущалась. Она чувствовала себя дико несовременной. Отовсюду звучал сленг, еще похлеще того, что употребляла Лада, наряды у всех были, на Татьянин взгляд, диковаты и вещи они обсуждали такие, в которых она ничего не понимала. Со временем она начала догадываться, что так разительно от них отличается не из-за возраста, а из-за отцовского и балетного воспитания, которое сильно ограждало ее от веяний времени. От этого стало немного тоскливо. В ее детстве не было таких дискотек, дружеских приколов и конкурсов талантов. Вся ее жизнь была конкурсом талантов, где каждый день на каждом занятии нужно было соревноваться с братьями и сестрами по несчастью. Только в итоге никто ее за это не награждал, даже не хвалили. Наоборот, критиковали, ругали и порой неосознанно унижали.
— Печалька, что Юрец не пришел, — цокнула губами Лада, скрестив руки на груди, когда они вернулись в актовый зал, заполненный танцующими под энергичный хип-хоп подростками.
— Да ладно, и вдвоем повеселимся, пошли танцевать, — бросила Татьяна, уводя подругу за руку в гущу толпы.
Когда все сидели по местам, людей, казалось, немного. Теперь оставшиеся занимали весь зал полностью, сбившись по кучкам в разных его частях, образуя танцевальные круги, из-за чего пространство стало казаться тесным. Татьяна с Ладой протерлись сквозь несколько таких кружков и остановились примерно в центре, стараясь никому не мешать. Лада двигалась неохотно, много оглядываясь по сторонам. Татьяна чувствовала себя свободно, почти в своей стихии.
Музыка приятно легла на душу и сердце, поэтому тело само отплясывало ей в такт, изгибаясь и вращаясь. Лада, кажется, продолжала искать кого-то в толпе. Подруга старалась привлечь ее внимание, растормошить и зажечь, но удалось это только песне на пятой. Видимо, отчаявшись найти принца с голубыми глазами, девчонка ударилась в пляс. Все вокруг двигались, как в пьяном угаре. Татьяне показалось, что подростки отрывались похлеще молодых людей, что посещали «Дэнсхолл». Они прыгали, кричали, смеялись и полностью отдавались музыке, как на последней дискотеке. В них было больше агрессии, эмоций и искренности. Такая энергетика заряжала. В клубе она часто наблюдала обратное, когда люди под влиянием толпы подавляли себя и свои чувства. Так полагалось вести себя в приличном обществе. В обществе подростков блюсти эти приличия, видимо, было не обязательно.
Татьяна тоже просто танцевала под ритм своих эмоций, которые вскипали на дне души. Она вспоминала самые острые и самые притупленные моменты из прошлой жизни, заставляя выплескиваться все, что накопилось за годы ее страданий. Девушка вдруг ощутила всю несправедливость, с которой долгие годы мирилась и над которой даже не пыталась задуматься, отчего медленно тлела душа. Ей было больно почти физически, когда она вспоминала насмешки бывших подруг, их небрежное отношение к ней, морализаторство отца, его вечные запреты и поучения, требования преподавателей, их равнодушие и придирчивость. Она всегда плясала под чужую дудку, четко выполняла строгие инструкции, написанные далекими предками для старых времен, и никогда не позволяла себе просто расслабиться и пустить все на самотек. Она танцевала всю жизнь и при этом не танцевала, на самом деле, а просто повторяла заученные исключительно механические движения под классическую музыку. Татьяна только теперь поняла, почему никогда до этого не испытывала удовлетворение. Раньше ей не с чем было сравнить, но теперь она знала, что значит погружаться в танец с головой. Она чувствовала, как музыка растекается по венам и будоражит, заставляя гореть изнутри, почти так же, как нежные и теплые ласки Вадима. Теперь она поняла и то, что никому, кроме него, до нее не было дела, а она пыталась угодить всем остальным, пренебрегая единственным человеком, которым не стоило пренебрегать. И получила в ответ заслуженное предательство. Боль вылилась в резкий оборот вокруг своей оси, резкой рывок головой по кругу и в стороны, резкий удар волос о лицо, и улетела в белый потолок вместе с музыкой.
Устав и запыхавшись, девушки решили выйти подышать в коридор. В нем тоже толпилось много подростков. Больших компаний не было. В основном, все стояли группками по три-шесть человек. Подруги встали поближе к окну, откуда вливался холодный воздух с улицы.
Татьяна смотрела в уличную темень на тускло освещенную желтыми фонарями площадку перед парадным входом, на которой тоже тусовались подростки маленькими кучками. В этот момент по лестнице спускался тот самый голубоглазый парень. Лада, запыхавшаяся и красная от жара танцпола, сразу начала приводить себя в порядок: замахала рукой на лицо, прилизала волосы, вытерла пот со лба. Парень улыбнулся и приостановился на несколько секунд, чтобы сказать:
— Классное шоу у вас получилось.
Он показал Ладе «лайк».
— Спасибо, — скромно ответила она, так и не закрыв рот до конца после этого.
Глазами девчонка испепеляла его круглое лицо с широким подбородком. Двое его дружков уже ушли вперед и обернулись в ожидании, когда он их догонит. Парень двинулся дальше. Лада корпусом развернулась вслед за ним, провожая взглядом.
— К Калинке подкатываешь? — посмеиваясь, спросил один из дружков в полный голос, совсем не смущаясь того, что Лада все это может услышать.
Парень с голубыми глазами смущенно отвернулся, махнув на друга рукой, и пробормотал что-то невнятное.
— Чувак, совсем отчаялся? — продолжал смеяться тот. — Халявы захотел?
— Ты ее мать видел сегодня? — с пылом подхватил второй. — С таким вырезом чуть ли не до пупка! Все нутро наружу! Я бы вдул.
Все трое парней заржали.
— А она бы дала, — посмеялся первый.
Ребята его поддержали. В Татьяне еще до встречи взглядом с Ладой вскипел гнев, а когда она увидела, как у подруги глаза покраснели и увлажнились, ей захотелось рвать и метать. Она поражалась себе, что может испытывать обиду за чужого человека, но в груди горело. Хоть и видела этих парней в первый и последний раз в жизни, Татьяна их возненавидела в одно мгновение. Лада опустила плечи, сцепив обе руки и прижав их к груди в попытке закрыть себя на замок. Губы слегка подрагивали. Татьяне хотелось ее защитить, сказать в отместку этим придуркам что-нибудь жестокое или просто ударить, и было до боли досадно, что она не умеет так делать, не умеет давать сдачи и наказывать виновников. К ее большому сожалению, она не обладала ни суперспособностями, ни отвагой, ни даже геройским плащом. Единственное, что она могла сделать, это сказать что-нибудь утешительное, но такой вариант казался еще более унизительным. Она решила просто обнять Ладу и увести из школы.
Прижав подругу к груди, девушка посмотрела вперед в коридор, в котором гудели разнополые голоса десятков старшеклассников, и увидела, как парень с голубыми глазами с другого конца смотрит на них. Глаза, как и писала Лада, действительно, оказались настолько голубыми и ясными, что все эмоции читались в них с первого взгляда. Сперва Татьяна увидела сожаление, а потом — стыд, когда он понял, что за ним наблюдают. Парень быстро сменил точку фокуса и продолжил общаться с дружками. Девушка вздохнула и предложила Ладе отправиться домой. Та молча согласилась.
Глава 13. Бартер
Из лицея Татьяна добиралась до работы на метро и пришла раньше на час, который использовала для тренировки. Она продолжала изучать хореографию, повторять разные стили танцев, вбирая из них движения, которые могла внедрить в импровизацию на подиуме в зале. От видеоуроков Светы девушка давно отошла, зато открыла для себя множество других классных хореографов по всему миру. С помощью видеохостингов она могла учиться в Москве у профессионалов из Нью-Йорка, Сеула или Ямайки, не ограничиваясь ни в жанрах, ни в географии, ни в правилах. Татьяна пыталась танцевать джаз-фанк под Рианну, когда в холле появилась Арина.
— О, Подсолнух, — она остановилась напротив девушки и посмотрела из-под фиолетового берета, на котором сверкали снежинками. — Ты мне нужна. Пойдем ко мне.
Татьяна насторожилась. Музыку пришлось выключить и последовать за арт-директором в кабинет. Клуб был пуст. Казалось, во всем здании находились только они с Ариной. Войдя в просторный офис, директор включила все лампы и сразу прошла за стол. Татьяна, не ожидая приглашения, плюхнулась на диван у двери, обняв желтую подушку. Ей всегда хотелось обнять плюшевого щенка, что сторожил документы в шкафу, но он казался недоступным, поэтому пришлось обходиться малым.
Арина, откинувшись на спинку кресла, сделала один крутой поворот на триста шестьдесят градусов и посмотрела на Татьяну глаза в глаза. Девушка крепче сжала подушку. Уже прокручивала в голове события последних двух недель, пытаясь понять, не сотворила ли она чего-нибудь неподобающего.
— Мне нужен помощник с организацией шоу на Новый год, — сказала арт-директор, приковав взгляд. — Хочешь поучаствовать?
Тонкие брови Татьяны залезли на лоб от непредсказуемости вопроса. Такого она совсем не ожидала. И первые несколько секунд еще не понимала, можно ли спокойно выдохнуть. На лице проявилось глупое недоумение. Женщина усмехнулась.
— А в чем именно? — спросила девушка, собравшись с мыслями.
— Во всем, — сделав пируэт кистью вверх, ответила Арина. — Просто будешь мне помогать все организовывать.
Татьяна сглотнула и опустила взгляд на дырочку в хлопковых бриджах в районе колена, которую протерла о пол за время тренировок и репетиций. Предложение не было конкретным и казалось странным, но почему-то на него хотелось согласиться, не задавая лишних вопросов. Возможно, так влияла на нее Арина, не дававшая строгим взглядом расслабиться и обдумать все тщательней.
— Пожалуй, — ответила девушка, снова взглянув директору в глаза.
— Отлично, — улыбнулась та и посмотрела на острые носки алых туфель, которые закинула на стол, выпрямив ноги. — С тебя помощь — с меня опыт и интересные задачи. Ну, не только интересные.
Она быстро дернула головой вбок и слегка сморщила носик.
— То есть бесплатно? — уточнила Татьяна.
— Почему? Это бартер, — невозмутимо ответила Арина. — Ладно, так уж и быть, буду оплачивать тебе обеды и проезд.
Татьяна вскинула брови и поджала губы.
— Лучше, чем ничего, — без особого энтузиазма ответила она, а в душе улыбнулась.
Ей нравилось общаться с Ариной. Раньше это случалось редко. Как арт-директор она далеко не каждую Татьянину смену присутствовала в клубе. Павлик то и дело рассказывал, как она «выгуливала» очередного звездного гостя или диджея на пару с музыкальным директором, или отлучилась в командировку в какой-нибудь Сингапур или Лос-Анджелес, чтобы набраться у тамошних королей вечеринок опыта и идей. На репетициях она была и вовсе недоступна. Только всем указывала, как, что и где делать. Часто Татьяна ее видела в будние дни в клубе, когда приходила тренироваться, но то были мимолетные встречи. Арина обычно шагала с важным видом в окружении подчиненных, с которыми обсуждала дизайнерские решения, технические вопросы по реквизитам, закупку материалов и многое другое. Иногда она прогуливалась по клубу с пузатым седовласым мужчиной в солидном костюме, перед которым обо всем отчитывалась, но, при этом, не лебезила перед ним, что Татьяне в ней нравилось. Арина в любой ситуации держалась достойно. Пару раз девушка слышала, как директор ругается с этим важным господином, владельцем клуба, при этом не опускаясь в бестолковое нытье и крики, а пытаясь аргументированно, хоть и на повышенных тонах, донести собственную точку зрения. Татьяна себе в этом не признавалась, но, в глубине души, согласилась на это предложение только из-за Арины.
— Тогда лови первое задание, — арт-директор прокатилась в кресле до шкафа с щенком. — Найди мне краску такого оттенка, чтобы она смотрелась на дереве ровно так.
Рядом с Татьяной на диван приземлился короткий брусок, окрашенный в неопределенный цвет — что-то между лососевым и коралловым с примесью гранатового.
— Это нужно для реквизита. Литров пять-семь. Достань до пятницы.
Девушка в замешательстве переводила взгляд с бруска на арт-директора и обратно. Не настолько неинтересную задачу она рассчитывала получить. В голову навязчиво лезла мысль вежливо отказаться, оставить брусок на диване и без оглядки выйти из кабинета, но что-то ее останавливало, помимо уже данного согласия.
Арина взяла со стола кошелек, подошла к Татьяне и бросила на диван три пятитысячных купюры.
— Уложись в бюджет, — строго сказала она. — Все, что сэкономишь, тебе на обеды и проезд.
Девушка посмотрела на деньги и поняла, что теперь точно поздно сдавать назад.
— Ну, все, ты свободна, — директор коротко улыбнулась и вернулась к компьютеру, тут же забыв про Татьяну.
Девушка взяла брусок и вышла из кабинета, не представляя, как и где искать нужную краску. Ни в красках, ни в цветах она не разбиралась. Тем более никогда сама не занималась покупкой таких товаров и не имела понятия, откуда все берется. Пришлось усиленно гуглить.
До самого открытия клуба Татьяна копалась в телефоне. Потом резко начала собираться, переодеваться и наводить красоту. Благо, танцевала она, как обычно, во втором эшелоне. Перед выходом в зал в коридоре дорогу ей перегородил Павлик. Он уперся плечом в колонну, сунув руки в карманы черных джинс с серебристым отливом.
— Привет, — кротко произнес парень. — Слышал, Арина тебе задание дала?
Татьяна кивнула. Каждый разговор с Павликом вызывал в ней подноготное негодование. Все нутро противилось ему, вызывая слабое раздражение. В то же время оно было таким слабым, что не стоило обращать на него внимания. Девушка старалась не замечать внутреннюю неприязнь, еще больше пыталась не выводить ее наружу, потому что Павлик казался неплохим человеком. Она понимала, он не виноват и не заслужил такого обращения, просто потому что она ему нравилась, а он ей — нет, и все равно каждый раз не могла спрятать пренебрежение.
Проблема заключалась даже не в нем самом. Некрасивым она его назвать не могла. Он не был строен и спортивен, но при этом все равно хорошо сложен, крепко и пропорционально. В каждом жесте и даже в походке проглядывала внутренняя простота, которую он тщательно пытался скрыть внешним лоском, будь то обмазанные гелем волосы или отполированные ногти. Лицо имело изящные черты, подчеркивающие мягкость и сентиментальность. Многим бы он пришелся по вкусу. Но вкус Татьяны был безвозвратно испорчен первой любовью. Павлик слишком отличался от Вадима. Она невольно их сравнивала в самые первые секунды знакомства, когда еще не было никаких намеков на симпатию с его стороны. Мозг автоматически отсканировал внешний вид парня и сопоставил с изображением Вадима, отпечатанным на сердце. Не сошлось ничего. И взгляд Татьяны остался равнодушным. Кажется, эта схема работала в ней каждый раз, когда она видела нового парня, поэтому все вокруг ей казались безынтересными, а все их попытки пофлиртовать — бестолковыми.
— Готов помочь в этом, — сказал он после непродолжительной паузы, в течение которой, видимо, размышлял, как подойти к этому разговору правильно. — Если хочешь.
Татьяна задумалась. В помощи она нуждалась, но предпочла бы кого угодно, только не его.
— Я на машине. А тебе сейчас ездить придется много из магазина в магазин, — продолжал отстаивать свою полезность парень. — Я знаю, тоже занимался таким на первых порах.
Девушка тяжело вздохнула.
— У тебя, наверняка, много своих дел, не хочу отвлекать, — махнула она рукой в надежде, что Павлик поймет намек.
— У меня грамотный тайм-менеджмент, — улыбнулся он. — На все времени должно хватить.
Они встретились взглядами. Из серых глаз Павлика лучилась надежда. Татьяна быстро заморгала, чтобы скрыть удрученность. Пришлось согласиться. Не без корысти. Все-таки кататься в зябкую ноябрьскую погоду на автомобиле с личным водителем было приятнее, чем мотаться по городу в одиночестве на автобусах, метро и пешком.
Павлик заехал за ней в понедельник в 16:00. Татьяна не выспалась, потому чувствовала себя нехорошо. Кофе не бодрил. Рисовые хлопья не насыщали. Скверное серое небо за окном угнетало. А радостная улыбка парня только бесила. Меньше всего такой непогожий день хотелось провести в компании нежелательного ухажера.
Накануне Татьяна составила список всех магазинов, что торговали краской, которые только нашла в Интернете. По онлайн-картам она составила оптимальный маршрут, на что убила два с лишним часа, зато теперь время на поездки должно было сократиться. Это значило, что меньше времени ей придется провести с Павликом. Только это и заставляло ее возиться с маршрутом после работы рано утром, несмотря на усталость и сонливость.
Татьяна назвала адрес первого магазина, и Павлик плавно повел машину в указанное место. Он задавал обычные вопросы про дела и настроение, на которые девушка отвечала неохотно и односложно. Разговор не клеился, но на лице Павлика продолжала сиять счастливая улыбка, от которой Татьяне становилось тошно. Это было странно для нее, потому что не было веских оснований ощущать недовольство в отношении довольства другого человека. Он радовался, и ей это никак не вредило. Наоборот, его счастье, вызванное ее присутствием, должно было льстить, но оно только отягощало. Татьяна поражалась, как много зависело от субъективного отношения. Когда Вадим улыбался и пел рядом с ней, она искреннее радовалась, а приподнятость Павлика, вызванная тем же самым, загоняла ее в уныние. Впрочем, она убедила себя, что такому настроению способствовали пасмурное небо и моросящий дождь.
— Ты тоже мечтаешь стать арт-директором в будущем? — спросил он внезапно, испробовав все стандартные вопросы для поддержания дружеского разговора.
— Нет, — изумилась девушка. — С чего ты взял?
— Просто подумал, что ты, наверное, не просто так в помощники к Арине напросилась, — пожал плечами парень. — Наверное, у тебя есть какие-то планы на будущее. Не танцевать же гоу-гоу всю жизнь.
Татьяна посмотрела на него сбоку презрительно-обиженным взглядом и отвернулась к окну.
— Я учусь, — просто ответила она в попытке реабилитироваться.
— На кого? — с интересом подхватил Павлик.
— На мультипликатора, — не без гордости ответила девушка, не поворачиваясь к нему лицом.
— Мм. Интересно.
Парень развернулся к ней в ожидании, что девушка сейчас начнет во всех подробностях рассказывать про выбранную специальность и учебу, но Татьяна продолжала разглядывать серый город сквозь запотевшее окно.
Первый магазин — небольшая лавка инструментов и материалов для декоративного ремонта — имел узкий ассортимент красок для дерева. Когда продавец-консультант, увидев деревянный брусок в руке Татьяны, принес им литровую банку насыщенно оранжевого цвета, почти апельсинового, она поняла, что здесь искать бессмысленно. Они развернулись и вышли.
Во втором магазине — крупном строительном гипермаркете — выбор красок был достаточно большой, но ни одна из них не подходила. Услуга компьютерной колеровки стоила денег, поэтому Татьяна от нее решила отказаться. Консультанты ничего дельного подсказать не смогли. Павлик просто ходил за ней по пятам, рассказывая неинтересные и непоследовательные истории из жизни, связанные с работой и примерно такими же заданиями, какое сейчас выполняла Татьяна. Из его историй она сделала только один полезный вывод, что ждать от него помощи не следует.
Третий магазин специализировался на красках. Обходительный менеджер по продажам целый час держал их у компьютера, показывал веера цветов от разных производителей, долго рассматривал брусок и сравнивал, наконец, предложил три наиболее подходящих варианта, но все они Татьяну не устроили.
В четвертом магазине повторилась та же история, что и в первом. Отчаявшись найти готовую банку с нужным оттенком, она решилась на самостоятельный эксперимент. Взяла по банке оранжевой и белой краски и брусок, чтобы вручную сколеровать необходимый цвет.
Павлик ликовал, когда они вышли из магазина. Уставшее лицо выдавало его утомление от скучного шоппинга.
— Аппетит не нагуляла? — спросил он, открывая перед девушкой переднюю пассажирскую дверь.
Татьяна благодарно кивнула и села в кресло, поставив пакет с красками между ног.
— До дома дотерплю, — ответила она, когда Павлик сел за руль.
Парень цокнул губами и завел мотор.
— Просто знаю ресторан хороший как раз по пути…
— У меня нет денег на ресторан, — перебила Татьяна, стараясь не смотреть в его сторону, чтобы случайно не встретиться глазами.
Неловкость сковывала ее невидимым жгутом. Видимо, подумав, что проблема решена, Павлик с воодушевленной улыбкой подхватил:
— Я угощаю!
— Нет, что ты! — опомнилась девушка, осознав, что дала не так себя понять. — Я, вообще, на диете сижу. И по ресторанам не хожу, потому что там неизвестно, что подают.
Она все-таки посмотрела на него и махнула рукой, придав себе немножко непринужденности.
— Я знаю ресторан, где подают только еду на пару, если хочешь, — не отчаивался Павлик, поглядывая то на дорогу, то на девушку.
Татьяна закатила глаза и нервно выдохнула. Ее бесило, что он не замечает намеков или делает вид, что не замечает, а прямым текстом отказывать ему она не желала, боясь нагрубить. В воздухе повисла тугая пауза. Парень ждал от Татьяны ответа, поглядывая с заискиванием. Она отворачивалась, кусая губы.
— Я не хочу, — не выдержала девушка через минуту и встретила опечаленно-недоумевающий взгляд.
Он сдвинул брови домиком. Татьяна смягчилась и добавила:
— Я устала. Отвези меня домой, пожалуйста.
— Как скажешь.
Парень пожал плечами и перестал на нее глядеть. Стало чуточку легче. Дальше они ехали в полной тишине. Вместо радио в торпедо зияла темная дыра. От зависшего молчания спасали только шумы города и дождя, бьющегося на скорости о стекла автомобиля. Мерный стук капель мысленно ограждал их друг от друга невидимой звуковой стеной. Каждый смотрел в свое окно.
За поворотом на ее улицу Павлик резко остановился, малость не доехав до адреса, и, не глуша мотор, выбежал под дождь. Татьяна проводила его озадаченным взглядом. Парень быстро потерялся за дверьми небольшого торгового центра, а через пять минут выбежал с букетом.
— Тебе для поднятия настроения, — сказал он самодовольно, протягивая букет из голубых гортензий.
Татьяна приоткрыла рот и подняла брови, теряясь в неловкости. Она не знала, как реагировать на такой спонтанный знак внимания. Ей было неудобно перед этой безосновательной добротой. Она ведь ничем не заслужила такое отношение, но парень, очевидно, старался. И не принимать букет показалось еще большей грубостью, чем принимать. Половина Павлика находилась на улице и мокла под дождем, а вторая широко улыбалась, обеими руками протягивая пышные гортензии, перевязанные голубой атласной ленточкой. Татьяна вздохнула и взяла их.
— Спасибо, — сказала она, хмуря брови.
— Я не знаю, какие цветы ты любишь, — говорил он запальчиво. — Взял на свой вкус. Если скажешь, в следующий раз подарю то, что тебе нравится. А? Розы? Орхидеи? Лилии?
Он снова улыбнулся и, пригнувшись, снизу заглянул Татьяне в глаза. Она их спрятала в боковом зеркале, забрызганном дождем. До Вадима ей никто никогда не дарил цветы. Она и не страдала по этому поводу. Просто не знала, какие цветы она любит, если любит их, вообще. Но, пожалуй, обрадовалась бы чуточку больше, если бы Павлик преподнес подсолнухи. Сердце снова сковала боль, потому что за подсолнухами вспомнилась Муравьева и ее спектакль.
— Не надо, — ответила девушка. — И сейчас тоже не надо было.
Радостное выражение парня резко сменилось на огорчение. Впервые в ее жизни ухажер оказался одновременно настолько настойчивым и непонятливым. Татьяна не знала, что нужно говорить и, главное, как. Ей не хотелось, чтобы он затаил обиду. Все-таки им приходилось пересекаться на работе. Но и донести хотелось четко, что ничего не выйдет. Сердце испытывало стресс, напряженно стуча. Мозг судорожно искал выход.
— Павлик, — начала она нерешительно, дав себе несколько секунд, чтобы собраться, — я… если ты… если я правильно тебя поняла…
Девушка снова замолчала. Слова как будто разбежались врассыпную от волнения. Раньше бы она и не подумала, что будет так переживать и с таким трудом объяснять человеку, что он ей не нравится. Она была уверена, это не сложно, ведь, казалось бы, без чувств к другому человеку нельзя страдать из-за него. Но на деле чужая искренняя симпатия и беспричинная доброжелательность вызывала жалость, пугала и обезоруживала.
— Павлик, — отважилась на вторую попытку Татьяна, мотая руками в воздухе, — прости, но если… если ты надеешься на что-то… то есть, если ты этим хотел показать, что я тебе нравлюсь… то извини… то есть не стоило… то есть ты мне не нравишься… если уж так…
Она зажмурилась на секунду и, наконец, осмелилась посмотреть парню в глаза. Павлик отвернулся, хватая руками все подряд: то руль, то переключатели фар, то рычаг коробки передач.
— Да нет, я… — начал он, но сам себя остановил.
Растрепав левой рукой волосы, парень глубоко вздохнул и выпрямился, а затем повернулся к ней и спросил.
— А почему?
Этого вопроса Татьяна боялась. «Зачем ему это знать? Что это даст?» — сокрушалась она в душе, откинув голову на подголовник, и стукнулась об него затылком несколько раз.
— Потому что мне кое-кто уже нравится, — с неохотой выпалила девушка.
Павлик только промычал, сжав губы.
— Арина?
— Что?! Нет!
— А кто тогда? Хоть парень или?..
— Знаешь, это уже не твое дело! — вспылила она и вышла из автомобиля, оставив букет внутри.
Дождь свалился на нее холодными крупными каплями, мгновенно замочив пальто и шляпу. Под ногами хлюпала грязная вода, с бульканьем стекающая по асфальту в канализацию. Татьяна шла сердитой походкой, злясь на себя за то, что согласилась принять помощь от Павлика, неосознанно подарив ему нелепую надежду. В груди все разрывало от ярости. Потому что она устала от постоянных подозрений в интимной связи с Ариной. Устала от неверия коллег в то, что Арина могла ее нанять не только ради собственной корысти. Устала от нежелательного внимания.
В эти моменты бесила собственная немощность и зависимость. Зависимость не только от Арины, но и от Вадима. Воспоминания о нем заставили сжаться сердце. В груди раздалась почти физическая боль. Не то, чтобы она о нем до этого момента не думала. Он всегда фоном висел в подсознании. Улыбался по-доброму. Иногда перед сном она внезапно вспоминала какой-нибудь короткий эпизод из тех немногих, что они провели вместе, и невольно улыбалась, а потом сразу хотелось плакать. И сейчас на глаза выступили слезы. Татьяна вспомнила, когда в последний раз его видела: улыбчивого, веселого, с подсолнухами, несущего их Муравьевой. Татьяна все еще находилась под его властью, хоть сама от него и сбежала. И не знала, как из этого выпутаться. Сердце не поддавалось логическим размышлениям. Его нельзя было убедить, что Павлик ничем не хуже, а, может, и лучше Вадима. Оно само выбирало ритм, заставляя в одном случае радоваться и трепетать, а в другом — скучать и съеживаться. Такое бессилие перед прошлым бесило до последнего нерва. Успокаиваться пришлось весь вечер.
Глава 14. Изъяны
Ручная колеровка далась Татьяне с трудом. На купленном ею метровом бруске почти не осталось живого места, когда, наконец, получился нужный оттенок. Процесс смешения красок требовал скрупулезности, полной фиксации всех действий и, главное, пропорций, а еще правильного освещения и четкого зрения. Запах краски разнесся на всю квартиру. Адлия, устав дышать отравляющей вонью, раскрыла окно нараспашку, укутавшись в пуховик, чтобы не мерзнуть. Татьяне тоже пришлось одеться потеплее. Мучения закончились лишь на третий день.
В благодарность за терпение Татьяна накупила Адлии пирожных из дорогой пекарни напротив их дома, мимо которой женщина всегда проходила со слюнками на губах, но никогда не позволяла себе там что-нибудь купить, называя представленные на витринах пышные и румяные пирожные «дразнилкой для желудка и только». Зато Татьянино угощение она слопала с большим удовольствием и почти все за раз за просмотром сериала. Даже зловоние красок ей не испортило аппетит. Девушка только улыбалась, с радостью наблюдая за тем, как Адлия сует в рот пирожное целиком.
Съездив в магазин и накупив побольше банок обоих цветов в нужной пропорции, Татьяна приехала в «Дэнсхолл» в середине дня. Она зашла через служебный вход. Было тихо, пусто и сыро. Вдруг резко раздался стон из зала. Девушка перепугалась и, на всякий случай, спряталась за колонну, что загораживала коридор, ведущий в служебные помещения и кабинеты, от танцпола. Стоны стали учащаться и становились все громче и как будто ближе. Татьяна залилась краской и непроизвольно хотела закрыть уши, как испуганный ребенок, но это только чуть-чуть приглушило звуки. Сконфузившись, она прислушалась.
Помимо женских стонов раздался мужской запыхавшийся голос. Он произносил пошлые словечки, которые, очевидно, разжигали в женщине больше страсти, ибо она почти перешла на крик. Такая неожиданная интимность происходящего сковала девушку, но заставила прислушаться на несколько секунд, которых хватило, чтобы узнать в стонах бархатный голос Арины.
Татьяна невольно ахнула и прижалась к колонне спиной вплотную. «Успокойся, ты же была с ней на кинки-вечеринке», — думала она, пытаясь сбить нарастающее волнение. Но то была специальная вечеринка в подходящем месте, а здесь — работа, где не предполагалось встретить занимающихся сексом людей. Ей стало страшно, что ее могут подловить на подслушивании и не так понять, но пока она в судорожном состоянии соображала, что делать, стоны и крики резко закончились. Уже через пару минут мимо колонны, не заметив Татьяну, пробежал статный шатен с вьющимися волосами в растрепанном виде и с самодовольной улыбкой на лице. В шатене Татьяна узнала бармена со стойки, возле которой танцевала, но тут же отвела взгляд, чтобы он не обернулся на нее. Следом в коридоре появилась Арина с опущенной головой, застегивая на ходу фиолетовое платье-пиджак. Волосы растрепались, локоны потеряли форму, помада размазалась по щекам и подбородку.
— Ты что здесь делаешь? — без всяких приветствий, даже визуальных, спросила арт-директор, резко остановившись напротив Татьяны.
— Я краску привезла, — смущенно ответила девушка, стараясь избежать испытующего взгляда женщины, но при этом непроизвольно желала разглядеть ее внимательнее, выискивая все больше следов недавнего страстного секса.
— Похвально, — хмыкнула Арина.
— Я ничего не видела, — поспешила Татьяна заверить директора в своей непричастности, а через секунду добавила. — И не слышала.
Это рассмешило женщину.
— Неужели я так тихо стонала? — в шутку удивилась она и, цокнув губами, заметила. — Значит, секс не удался. Надо будет уволить Петю. Не справляется.
— Что?! — ужаснулась Татьяна и тут же прикрыла рот обеими ладонями.
Миндалевидные глаза девушки округлились. Ноздри расширились. Щеки залились алым румянцем. Все тело замерло в оцепенении. Арина в голос рассмеялась, закинув голову назад. Она долго хохотала, пока Татьяна приходила в себя. Постепенно девушка оттаяла, опустила руки, вернула глазам привычную форму и нахмурила брови.
— Сама наивность! — воскликнула женщина, хватаясь за живот.
Она все еще не могла успокоиться, продолжая похохатывать через слово. Татьяна скуксилась и уперлась лопатками в колонну, руки скрестила в ожидании, когда смех прекратится. Арина резко остановилась и выпрямилась. Лицо приобрело сухое выражение. Руки снова спрятались по карманам.
— Давай, показывай, что привезла, — сказала она и направилась к кабинету.
Татьяна зашагала следом, взяв стеклянную банку с колерованной ей краской. Пока Арина приводила себя в порядок, стирая испорченный макияж ватным тампоном, и крутилась в кресле, Татьяна демонстрировала два окрашенных бруска.
Выбросив черный от туши тампон в мусорное ведро под столом, директор резко схватила оба бруска и вытянула на свет, внимательно разглядывая оттенки. Татьяна пальцем показала на последнюю кляксу, которая демонстрировала тот самый цвет, что она создала. Директор вгляделась внимательно, то прищуриваясь и приникая к бруску, то отдаляясь и расширяя глаза. Она покрутила оба куска дерева на свету и, наконец, одобрила Татьянин вариант.
— Неплохо, — сказала она. — Справилась четко вовремя. Сегодня как раз реквизит должны привезти.
Директор вдруг замерла в задумчивости. Она осматривала поверхность рабочего стола, заваленную косметикой, бумагами, папками и канцелярией. Пустого места на столе не было. Даже помаду пришлось ставить на какой-то важный документ. Затем она резким движением выхватила из-под степлера скованную скрепкой стопку листов А4 и протянула ее Татьяне.
— Это сценарий шоу на новогоднюю вечеринку. Почитай пока. Скажешь потом, что не так.
Девушка округлила глаза и не смогла сдержать улыбку, но документ приняла без слов и отправилась читать на диван, расположившись там поудобнее. Арина спокойно приступила к нанесению нового макияжа.
Первые полчаса они сидели в полной тишине. Директор что-то печатала на компьютере и кликала мышкой, бегала глазами по широкому монитору, иногда отвлекаясь на телефон. Татьяна читала, изредка на нее поглядывая, пока совсем не увлеклась действием.
Сценарий описывал полноценную шоу-программу, большую часть которой составляли танцы. Первое, что подметила Татьяна, — это речь ведущего. Ее удивило, что все его слова придумывались другими людьми, а он просто озвучивал заготовленный текст. Хотя на всех предыдущих вечеринках ей казалось, что ведущий говорит от себя. Иногда он, наверняка, вставлял собственные шуточки или комментарии к происходящему, но, в целом, как она теперь узнала, следовал сценарию.
Шоу-программа представляла собой не просто набор номеров, никак друг с другом не связанных, а полноценный сюжет, развивающийся по ходу действия, в который отдельные постановки вплетались, как ключевые и не очень эпизоды. Чем-то сценарий походил на пьесу для балета, только представление отличалось современностью, эпатажностью, динамичностью и поверхностностью. Здесь не требовалось полноценно раскрывать героев и поднимать глобальные темы человеческого развития. Канва событий должна была давать зрелище, развлекать и веселить, а не удручать и заставлять задумываться о высоком.
Больше всего Татьяну позабавил танец елок. За основу сюжета автор взял сказку американского писателя «Как Гринч украл рождество», о которой девушка узнала благодаря одноименному фильму с Джимом Кэрри. В этой постановке ворчливый монстр тоже ненавидел Новый год и решил расправиться с праздником, похитив подарки и даже срубив все елки в ближайшей округе. Именно этот танец убегающих от маньяка с пилой деревьев Татьяну заставил посмеяться, по крайней мере, описано это было весело.
Девушка хихикала, лежа на животе, когда громкий звонок вырвал ее из новогоднего безумия.
— Да, Виктор Русланович, — отвечала Арина по блютуз-гарнитуре. — Я же вам направила. Обновите почту. Окей. Еще раз скину. Ага.
Татьяна смотрела на арт-директора, которая во время разговора продолжала читать что-то на экране компьютера безотрывно. Не успела она закончить этот короткий разговор, как в кабинет ворвался музыкальный директор, в любую погоду и в любом помещении носивший шарф. Шарф, каждый раз был новым, но всегда неотъемлемым атрибутом его внешнего вида. Мужчина бесцеремонно уселся на стол Арины, загородив компьютер, и показал экран своего телефона.
— Ариш, райдер читала? — сказал он, едва сдерживаясь от смеха.
Женщина сначала покачала головой, сдвинув брови в недоумении, а потом вгляделась в продолговатый экран, отсвечивающий белым. Она внимательно перечитала и залилась задорным хохотом. Промоутер, заразившись, тоже расхохотался. И Татьяне захотелось смеяться, но она полагала, что не имеет права в этом участвовать, потому прикрыла рот ладонью и опустила голову в попытке вернуться к сценарию. Директора сгибались пополам со смеху. Мужчина стучал рукой о бедро, краснея и задыхаясь, а Арина, откинувшись на спинку кресла, чуть не упала, перевалившись назад. Так продолжалось пару минут.
— Да они постебались просто, — ответила женщина, выплескивая по одному остатки смеха.
— Окей, позвоню, уточню, — сказал музыкальный директор с веселой улыбкой на красном лице и вышел из кабинета так же быстро, как вошел.
Столкнувшись с ним в дверях, в кабинет ворвалась молодая девушка в мешковатом кислотно-зеленом платье и двумя смешными косичками, как у Пеппи Длинныйчулок, кончики которых отливали иссиня–розовым. Она встала, как вкопанная, в паре шагов от входа и уставилась на Арину в выжидательном подчинении.
— Да, Маш, — вскинула голову арт-директор и рукой показала подойти к ней.
Девушка вприпрыжку подскочила к столу и, склонившись, встала рядом с Ариной. Женщина подала ей цветные иллюстрации пачкой.
— Нашла интересную идею. Подумай, как мы можем интегрировать что-нибудь подобное, — сказала она мягким тоном, не типично приказным, а, скорее, дружеским, совещающимся. — Я думала о баре, но не уверена. Это не к спеху. Обсудим в следующий четверг.
— Окей, босс, — с улыбкой воскликнула Маша, схватила фотографии и убежала восвояси, даже не закрыв за собой дверь кабинета.
Арина снова уткнулась в монитор, подперев голову левой рукой и уткнув указательный палец в худую щеку. Татьяна продолжила читать сценарий. Постановка предполагала большое количество декораций, костюмов и реквизита, несравнимо с тем, что было на всех тематических вечеринках до этого. Подробных описаний костюмов и предметов сценарий не содержал, но по одним их названиям девушка догадалась, что работы предстоит много. На сцену должны были выкатываться сани, выноситься и стоять избы, наряжаться и разбиваться елка, и происходить много чего еще. Татьяна снова с головой окуналась в помпезное разнообразие предстоящего шоу. Ей осталось дочитать совсем чуть-чуть, как снова раздался звонок. Арина недовольно ответила, прослушала сообщение собеседника и, сказав «окей», тут же набрала кого-то еще.
— Какого хера ты вечно где-то пропадаешь вне зоны доступа? — ворчала она в блютуз-гарнитуру. — Там реквизит уже пятнадцать минут ждет. До тебя не дозвониться. И как, расчистил? Давай, люди ждут.
Наконец, она удостоила вниманием Татьяну. Та во все глаза наблюдала за телефонными переговорами.
— Дочитала?
— Почти.
— Ну, как?
— Потрясающе! — восторженно произнесла Татьяна, соединяя сценарий скрепкой в единый документ.
— Плохо читала, — тут же обрубила ее восторг Арина.
— Но… — начала девушка, однако женщина не дала договорить.
— Вот именно. Всегда должно быть «но».
Она поставила локти на стол и соединила руки кончиками пальцев в равнобедренный треугольник. Строгий взгляд заставлял Татьяну сомневаться даже в здравости собственного рассудка. Ей ведь понравилось, и никаких ошибок она ни в чем не увидела, но взгляд настойчиво убеждал в обратном.
— Изъяны есть всегда, — продолжила учительским тоном Арина. — Ни один человек никогда и ничего не делал без изъянов. На это даже природа не способна. Так что их надо искать. Это не значит, что все изъяны надо исправлять, но надо понимать, почему, как и для чего они здесь есть. Обстоятельства могут быть разные.
Она махнула рукой и снова откинулась на спинку кресла, сделав полуоборот.
— Изъяны могут быть следствием технических проблем, ограниченности бюджета или тупости их создателя. Чтобы не превращать их в недостатки, надо знать, как их подать, от чего отказаться, а что исправить. Так что выключи в себе наивное дитя и включи критическое мышление.
Взгляд ее резко дернулся в сторону правого уха, на котором она носила гарнитуру. Татьяна поняла, что снова поступил звонок.
— Пойдем, — сказала директор, встав и посмотрев на помощницу. — Перечитаешь потом. Сейчас надо заняться реквизитом.
Они вышли из кабинета в неоновый коридор, в котором столпилась группа молодых людей, обсуждающих картину с дырявыми кубами, хаотично разброшенными по полотну. Все как один поздоровались с Ариной. Та им кивнула и вышла в служебный коридор. Татьяна тенью следовала за ней. Выйдя на улицу, они свернули направо и спустились по лестнице в подвал с отдельной железной дверью, которая была открыта.
За ней пряталось типичное техническое помещение с тусклым светом и неотделанными бетонными стенами. На полу толстым слоем лежала пыль, разбавленная мелким бумажным и пластиковым мусором. Естественный свет пробирался сюда через небольшие прямоугольные окошки, больше похожие на форточки, под самым потолком вдоль фасадной стены. Все здесь было навалено в кучу, только в самом центре образовался неровный круг пустоты, а по краям валялся всякий хлам: обрубки и отрезки старого реквизита, мусор, неиспользованные отделочные материалы, банки и бутылки с непонятными жидкостями, сломанные инструменты и прочее. Высота потолков едва ли достигала двух метров, но помещение уходило в темную глубь и вмещало в себя много разного барахла. С порога их настигла плесневелая сырость с примесью пыльного и сухого запаха штукатурки.
Павлик уже возился с тремя большими коробками, откуда торчали причудливые фигуры из разрезанной лазером фанеры. Увидев Татьяну, он стушевался и опустил глаза на руки, стряхивая с них грязь.
— Сколько уйдет на сборку? — спросила Арина, заглядывая в одну из коробок, и потрогала пару деталей, переложив их с места на место.