Звездный десант Хайнлайн Роберт

Глава 13

Вы, ребята, думаете, что в этом проклятом месте с вами, тудыть-растудыть, нянчиться будут… А черта с два!

Приписывается капралу-эллину, командовавшему под Троей. 194 г. до Р. Х.

«Роджер Янг» нес один взвод, и то было тесновато. «Тур» мог взять шесть — и еще оставалось место. «Стволы» позволяли отстрелить всех разом, а потом — еще столько же, если бы на корабле было еще шесть взводов. Но тогда было бы очень тесно — питание посменно, гамаки в коридорах и «предбаннике», ограничения на воду, вдыхать, когда товарищ выдохнет, и постоянно отпихивать чужие локти от своих глаз. Слава богу, «Тур» не нес двойной загрузки, когда я на нем служил!

Скорость его была высока — для переброски больших подразделений в любую точку территории Федерации. На тяге Черенкова — 400 Майкельсонов или даже больше — с такой скоростью на сорок шесть светолет — расстояние от Солнца до Капеллы — уходит всего шесть недель.

Такой транспорт среднего размера представляет что-то вроде компромисса между армией и флотом. МП предпочитает скоростные корветы на один взвод — они удобны для любой операции. А дай волю флотским, каждый корабль нес бы не меньше полка. Дело в том, что на управление корветом требуется почти такая же команда, как и для громадины, способной вместить полк. Конечно, тут надо больше техников и обслуги — но этим и солдаты могут заняться. В конце концов, они только и делают, что едят да спят, ну еще пуговицы чистят. Не мешало бы, мол, им делом заняться — так все флотские говорят.

Но это что — на самом деле настроения на флоте куда серьезней. Армия, мол, вообще устарела, и давно пора ее упразднить.

Официально они этого не говорят, однако побеседуйте с любым флотским, когда он на отдыхе и чует волю, — в лучшем виде все изложит. Они воображают, что и сами могут вести войну — подойдут к планете, выжгут все внизу, пошлют туда несколько человек, чтобы принять капитуляцию, а дальше пусть за дело берется дипкорпус.

Я согласен, у них есть такие штуки — любую планету в порошок сотрут. Ни разу не видел, но верю. Может, конечно, я уже устарел, как динозавр, но мне кажется, что они не решают дела. Мы, обезьяны, способны на такое, с чем не справится ни один корабль! А если у правительства отпадет в нас надобность — нас как-нибудь предупредят.

Но скорее всего — и слава богу — в этом споре ни МП, ни флоту не удастся оставить за собой последнее слово. Никто не может стать маршалом, не имея опыта командования полком и боевым кораблем. Пройди через МП, получи порцию шишек, а потом ступай в офицеры флота (Бирди, кажется, так и хочет). Или вначале выучись на пилота, а потом иди в лагерь Кюри — кому как нравится.

И если я встречу человека, который все это превзошел, то что угодно от него выслушаю!

Как большинство транспортов, «Тур» имел смешанный экипаж. Самая чудесная перемена для меня заключалась в праве бывать за «переборкой тридцать». Переборка, отделяющая женское царство от угрюмых, щетинистых личностей, не обязательно носила тридцатый номер — название было традиционным. Кают-компания находилась прямо за ней, а дальше — к носу — продолжалась страна леди. На «Туре» кают-компания служила еще и столовой для женщин-рядовых. Ели они перед нами. Для женщин выделялись и комнаты отдыха — для офицеров и рядовых. Наша комната отдыха располагалась прямо перед «переборкой тридцать» и называлась «карточной».

Кроме общеизвестного факта, что для броска и возврата нужны самые лучшие пилоты — то есть женщины, есть еще одна причина для назначения их на боевые корабли. Это — хорошая моральная поддержка для бойцов.

Забудем на время традиции МП. Можно ли просто так выбросить человека на незнакомую планету без всяких перспектив — помимо кошмарной и быстрой гибели? Идиотизм! А есть ли лучший способ придать ему сил и мужества, чем постоянно держать перед его глазами то, ради чего он идет в бой?

На смешанных кораблях последнее, что слышит солдат перед броском, а может, и перед смертью, — женский голос, желающий ему удачи. И если вы думаете, что это не так уж важно, вы просто не принадлежите к человеческой расе!

На «Туре» было пятнадцать флотских офицеров — восемь дам и семь мужчин. Плюс восемь офицеров МП, считая меня. Нет, конечно, не «переборка тридцать» подвигла меня пойти в училище, но такая привилегия, как обед в обществе леди, привлекательнее любой прибавки к жалованью. Капитан корабля председательствовала за столом, а мой начальник, капитан Блэкстоун, был вице-председателем. Не из-за звания — трое флотских имели такое же — но в силу должности капитан Блэкстоун уступал в старшинстве лишь капитану корабля.

Каждый раз прием пищи проходил по однажды установленному ритуалу. Мы дожидались в карточной положенного часа, затем, следуя за капитаном Блэкстоуном, шли в кают-компанию и становились у своих кресел. Входила капитан корабля, за ней следовали все флотские дамы. Как только они входили, капитану Блэкстоуну надлежало поклониться и сказать:

— Госпожа председатель… Леди… После чего ей следовало ответить:

— Господин вице-председатель… Джентльмены…

И каждый из нас должен был помочь сесть за стол своей соседке слева и потом сесть самому.

Ритуал как бы демонстрировал, что здесь светское общество, а не заседание штаба. Поэтому всех называли по званиям, только младших флотских офицеров — а из МП одного меня — называли просто «мистер» и «мисс». Было только одно исключение, вначале сбившее меня с толку.

За первым же обедом я услышал, что капитана Блэкстоуна называют «майор». Между тем знаки различия показывали ясно, что он капитан. Отчего его называли майором, я узнал позже. Двух капитанов на судне быть не может. Поэтому армейского капитана лучше уж поднять на ступеньку, чем совершить святотатство, именуя его титулом, положенным лишь одному верховному монарху. А если на борту, помимо шкипера, находится флотский капитан, занимающий любую должность, то шкипер, даже если он — или она — всего лишь лейтенант, называется не иначе как коммодором.

МП смотрели на весь этот политес как на неизбежное зло, но дурацкие традиции в нашей половине корабля принимали как должное.

Старшинство по обе стороны стола шло по нисходящей. Во главе сидела капитан, по правую руку от нее я, а по правую руку нашего капитана на другом конце стола — младший мичман. Конечно, я гораздо охотнее сел бы рядом с ней, она была очень хорошенькая. Но спланировано было все в деталях — как у испанских дуэний. Я даже не смог узнать ее имени.

О том, что я буду сидеть рядом с капитаном, меня предупредили загодя, но что я должен усадить ее на место, мне никто не сказал. Перед первым обедом она продолжала ждать, и никто не садился. Потом третий помощник толкнул меня под локоть. До этого я только раз был так же смущен — когда в детском садике случился как-то грех… Но капитан Йоргенсен сделала вид, что ничего не произошло.

Когда она поднималась из-за стола — обед кончался. Обычно все успевали как следует поесть, только однажды она просидела за столом всего несколько минут и встала. Капитан Блэкстоун был раздосадован. Он тоже поднялся, но сказал:

— Капитан?

Она приостановилась:

— Слушаю вас, майор?

— Не будет ли капитан любезна распорядиться, чтобы мне и моим офицерам накрыли в карточной?

Она холодно ответила:

— Разумеется, сэр.

И мы пошли в карточную. Но никто из флотских к нам не присоединился.

В следующую субботу капитан воспользовалась своим правом инспектировать МП, находящихся на борту, — обычно это не делается. Она просто, без всяких комментариев, прошла вдоль строя. Капитан Йоргенсен вовсе не была сторонницей жесткой дисциплины, а когда не сердилась, то улыбалась просто неподражаемо. Капитан Блэкстоун приставил ко мне второго лейтенанта, Ржавого Грэхема, чтобы он гонял меня по математике. Она, уж не знаю как, прослышала об этом и велела капитану Блэкстоуну приказать мне являться к ней и каждый день, в течение часа после обеда, заниматься. Она репетировала меня по математике в своей каюте и жутко ругалась, если находила в моей «домашней работе» ошибки.

Наши шесть взводов составляли две роты — неполный батальон. Капитан Блэкстоун командовал ротой Ди — Бандиты Блэки — и всем подразделением. А наш комбат, майор Ксера, с ротами Эй и Би находился, может быть, даже в другой половине Галактики на «Норманди Бич» — корабле того же типа, что и «Тур». Нами он командовал, только когда весь батальон собирался вместе для крупных операций, — а так капитан Блэки только посылал через него некоторые донесения. Все остальное шло напрямую в штаб флота, дивизии или на базу. У Блэки был сержант — настоящий маг и волшебник, — помогавший ему управляться со всей канцелярией и командовать ротами в бою.

Административные дела — вещь нешуточная, если армия разбросана на множество светолет и дислоцируется на сотнях кораблей. Когда я был на «Вэлли Фордж», а потом — на «Роджере Янге» и теперь — на «Туре», я принадлежал все к тому же Третьему (Нежные зверюшки) полку Первого дивизиона МП (Поларис). Два батальона, собранные вместе для операции «Багхауз», назывались Третьим полком, но полка я там не видел. Видел только РПК Бамбургера да полчища багов.

Я мог быть назначен к Нежным зверюшкам, состариться и уйти в отставку — и ни разу не увидеть своего полкового командира. У Дикобразов был, например, комроты, но он еще командовал взводом «Шершни» на другом корабле. Я даже фамилии его не знал, пока не прочел в приказе, по которому был направлен в училище.

Есть даже легенда о «потерявшемся взводе» — они пошли в отпуск, а корвет их тем временем был разукомплектован. Их ротный командир только что ушел на повышение, а остальные взводы — тактически разбросаны по всей Галактике. Не помню, что в легенде говорилось о комвзвода, но отпуска, как правило, самое подходящее время для перевода офицеров в другие части. Теоретически ему должны были прислать замену, но на практике с этим всегда напряженка.

Рассказывали, что целый локальный год этот взвод развлекался в злачных местах вдоль Черчилль-роуд, прежде чем его хватились.

Я не думаю, что все это было на самом деле. Однако ничего невероятного тут нет.

Хроническая недостача офицеров здорово повлияла на мои служебные обязанности. В МП самый низкий процент офицеров среди всех армий в истории. Это — одна из сторон такого уникального явления, как МП. Идея проста. Если у вас есть 10 000 бойцов, сколько из них идут в бой, а сколько — чистят картошку, водят грузовики, копают могилы и перебирают бумаги?

В МП в бой идут все 10 000.

А в войнах XX века на каждые 10 000 бойцов требовалось 70 000 человек обслуги!

Конечно, чтобы перебрасывать нас в место боя, нужен еще флот, но ударная сила — МП — даже на корвете количественно превосходит команду раза в три. Затем требуются еще штатские, чтобы снабжать и обслуживать нас; 10 процентов наших всегда в отпуске, да еще некоторые — лучшие из нас — по очереди отправляются инструкторами в учебные лагеря.

Если кто-то из МП переходит на канцелярскую работу — то только потому, что он инвалид. Таких единицы — они отказались от заслуженной пенсии, как, например, сержант Хоу или полковник Нильссен, и каждого из них можно считать за двух. Они освобождают здоровых МП от работы, для которой не требуется хорошей физической формы, а нужен лишь боевой дух. Они делают то, чего не могут штатские, — иначе для этого и нанимали бы штатских. Так поступают при необходимости, если работа не требует ничего, кроме смекалки да сноровки.

Но боевого духа за деньги не купить.

Его постоянно не хватает, а потому армия использует его полностью, не давая пропасть ни крохе. По сравнению с населением, которое мы защищаем, мы — самая маленькая армия в истории. МП нельзя нанять за деньги, его нельзя морально либо физически принудить к службе — его даже нельзя удержать, если он захочет уйти. Если за тридцать секунд до броска у него сдадут нервы, он может отказаться лезть в капсулу — и разве что навсегда распростится с правом избирать и быть избранным. Ему тут же выплатят жалованье и уволят в отставку.

В училище на уроках истории нам рассказывали об армиях, которые набирались, как рабы на галеры. Но МП — человек вольный. Идти в десант его побуждает только самоуважение и уважение к своим товарищам. Он горд тем, что он МП, — эта гордость называется моралью, или «esprit de corps».

А корень нашей морали именно в этом — все работают, и все дерутся. МП никогда не старается заполучить легкую, безопасную работу — здесь таких нет. От этого боец уворачивается как может. Любой рядовой, у которого достаточно ума, чтобы отличить свадьбу от похорон, может выдумать причину, мешающую ему драить во время боя каюты или разбирать всякую рухлядь на складе. Это — древнейшее право солдата!

Но все легкие и безопасные работы у нас выполняют штатские. Каждый рядовой — на вес золота, и каждый, забираясь в капсулу, знает, что ВСЕ, начиная с генералов, делают то же. Может, в другом месте или в другое время — какая разница? В бросок идут ВСЕ. Вот почему он лезет в капсулу, хотя сам, возможно, и не осознает этой причины.

Если мы отойдем от этого правила, МП развалится! Только оно связывает нас. Связывает прочнее, чем стальной трос, но действует только до тех пор, пока идея находится в целости.

Это самое правило — «все дерутся» — позволяет обходиться столь малым числом офицеров.

Об этом я знаю больше, чем хотелось бы, потому что однажды задал на Военной Истории дурацкий вопрос и получил в поощрение задание, которое заставило меня прочитать массу книг: от Галльских войн — «Де белло Галлико», — до классического труда Цзина «Конец Золотого Царствования». Взять, к примеру, идеальную дивизию МП — на бумаге, конечно, в природе идеала не существует. Как много офицеров для нее требуется? Приданные подразделения из других родов войск не в счет; половина из них в бою не участвует, и организованы они иначе. Например, всякие «сверхнормальные», приписанные к Логистике и Связи, сплошь офицеры. И если какому-нибудь человеку с суперпамятью, телепату, экстрасенсу или такому, которому всегда везет, уж так нравится, чтобы я ему честь отдавал, — ладно, мне не жалко. Он ведь ценнее — я не смогу его заменить, даже если двести лет буду учиться. Или взять К-9 — там половина корпуса офицеры, но другая половина — неопсы.

Никто из этих офицеров не находится в структуре командования. Значит, рассмотрим пока только нас, обезьян. Сколько офицеров нужно, чтобы командовать нами?

Эта идеальная дивизия состоит из 10 800 бойцов, поделенных на 216 взводов. При каждом взводе — лейтенант. Три взвода — рота, значит, еще 72 капитана. Четыре роты — батальон, еще 18 майоров либо подполковников. Шесть полков с шестью полковниками во главе образуют две или три бригады, в каждую нужен генерал-майор. Плюс еще генерал-лейтенант как командир надо всеми.

Всего выходит 317 офицеров. Значит, в дивизии — 11 117 человек.

Здесь нет пустых номеров, каждый офицер ведет в бой свою команду. А всего офицеров — 3 процента, столько и есть в МП. Но у нас комсостав используют несколько иначе. Фактически многие взводы находятся под командованием сержантов, а многие офицеры занимают по нескольку должностей, чтобы выполнять штабную работу.

Даже комвзвода имеет нечто вроде собственного штаба — взводного сержанта.

Однако можно обойтись и без сержанта. С другой стороны, сержант может справиться и в одиночку. Но генералу штаб необходим — тут уж со всеми делами в одиночку не разделаться. Штабов нужно даже два: большой — для планирования операций и малый — для ведения боя. В связи с недостатком людей боевые офицеры с флагмана и составляют планирующий штаб. Они набраны из лучших матлогиков МП, однако в десант ходят наравне с остальными. Сам генерал идет в бросок вместе с боевым штабом, плюс еще несколько бойцов — из самых крутых. Их задача — не давать туземцам отвлекать генерала от командования операцией, и порой им это удается.

Кроме необходимых штабных должностей, при всяком подразделении, начиная с роты, должен быть заместитель командира. Но офицеров опять-таки не хватает, приходится обходиться без него. Чтобы заполнить все вакансии, необходимы 5 процентов офицеров, но у нас и три с трудом набирается.

А некоторые армии вместо оптимальных пяти, которых МП никогда не набрать, имели и 10, и 15, а иногда вовсе немыслимое количество — 20 процентов офицеров! Звучит это, будто волшебная сказка, но тем не менее факт — особенно для XX века. Что ж это за армия, если офицеров в ней больше, чем капралов, а младших командиров больше, чем рядовых?!

Так организуют армию для того, чтобы проиграть войну, не иначе! Армия, большинство солдат которой не идут в бой, — просто громадная бюрократическая машина.

Но чем же занимались все эти, прости господи, офицеры?

Можно сказать, ничем! Заведующий офицерским клубом, офицер-идеолог, офицер по физподготовке, офицер по связям с общественностью, офицер — организатор досуга, офицер — заведующий гарнизонным магазином, офицер по транспорту, офицер-юрисконсульт, капеллан, помощник капеллана, младший помощник капеллана, офицер по тому-сему-пятому-десятому… Даже офицер-воспитатель.

В МП все эти должности занимают по совместительству боевые офицеры, а если должность действительно отнимает много времени — то лучше, и дешевле, и без вреда для морального состояния солдат нанять на нее штатского. Но в XX веке доходило до того, что в одной из армий настоящие боевые офицеры вынуждены были носить специальные знаки различия, чтобы как-то отличаться от «гусаров верхом на палочке».

Недостаток офицеров в военное время куда острее — ведь потери среди офицеров всегда особенно велики. А МП не выдаст патент кому попало, лишь бы заполнить вакансию! Каждый учебный лагерь поставляет примерно одинаковый процент тех, кто способен стать офицером, а процент представляемых к повышению нельзя поднять без снижения качества. На «Туре» должны были быть тринадцать офицеров — шесть командиров взводов, два командира рот, два их заместителя и командир подразделения с адъютантом и замом.

А офицеров было только семь. Да еще — я.

Меня было поместили под командование лейтенанта Сильвы, но как раз когда я прибыл, его отправили в госпиталь. У него начались какие-то очень болезненные судороги. Но это еще не значило, что я буду командовать его взводом. Временный третий лейтенант — для части не подарок; капитан Блэкстоун вполне мог перевести меня к Байонну, а командиром первого взвода назначить сержанта или даже взять третий «портфель» и командовать взводом самому. Он сделал и то и другое, но при всем том назначил-таки меня командиром взвода! Батальонным он поставил лучшего сержанта Росомах, а бывшего батальонного назначил взводным в свой первый взвод. Таким образом, сержант космофлота на время сильно понизился в должности. Затем капитан объяснил мне все кратко и доходчиво. Номинально комвзвода — я, но командовать будет он сам и мой помощник-сержант.

Мне не возбранялось изображать из себя командира — пока веду себя прилично. Мне даже было позволено пойти в бросок командиром взвода. Но одно лишь словечко от моего сержанта командиру роты — и мне конец.

Ничего. Все равно взвод — мой, пока я справляюсь с ним. А если не справлюсь, в таком случае — чем раньше меня выпрут, тем лучше для всех. Кроме того, куда спокойнее получить взвод вот так, чем в бою, если вдруг убьют командира.

Итак, я взялся за дело всерьез — это мой взвод, как и в СОК теперь написано. Но распределять обязанности я еще не умел как надо и целую неделю крутился среди бойцов гораздо больше необходимого. Блэки вызвал меня в свой кабинет:

— Сынок! Черт бы тебя побрал… Ты соображаешь, что делаешь?

Я неуверенно сказал, что стараюсь получше подготовить взвод к операции.

— Да-а? Ну знаешь ли, успехов ты в этом не достиг. Бойцы взбудоражены, будто пчелиный рой, — и все по твоей милости! Зачем я, по-твоему, приставил к тебе лучшего сержанта всего флота? Вернешься в каюту — повесься за ворот на вешалку и виси, пока не кончится подготовка к операции! А сержант тем временем без помех настроит взвод, как хорошую скрипку.

— Как будет угодно капитану, — мрачно согласился я.

— И еще. Видеть не могу офицеров с ка ДЕТСКИМИ замашками! Забудь это дурацкое обращение в третьем лице, побереги его для генералов и нашего шкипера. Перестань то и дело расправлять плечи и щелкать каблуками. Офицер не должен выглядеть напряженно, сынок.

— Так точно, сэр.

— И пусть я в последний раз слышу это «сэр»! То же — насчет салюта. И смени ка ДЕТСКУЮ маску на приятную улыбку.

— Есть, с… Хорошо.

— Вот, так-то лучше. Прислонись к переборке. Почешись. Зевни. Что угодно, только не будь оловянным солдатиком.

Я попробовал — у меня ничего не вышло. Оказалось, ломать привычки совсем не легко! Стоять, прислонясь к переборке, было еще труднее, чем «смирно». Капитан Блэкстоун оглядел меня:

— Потренируйся. Офицер не должен выглядеть напряженно или испуганно — это нервирует подчиненных. А теперь скажи, Джонни, чего не хватает твоему взводу? Я не о житейских мелочах, меня не интересует, есть ли у каждого в тумбочке положенное количество носков.

Я поразмыслил.

— Вы, наверное, уже знаете, что лейтенант Сильва собирался рекомендовать Брамби в сержанты?

— Да, а ты что об этом думаешь?

— Ну… Из документов ясно, что Брамби фактически командует полувзводом уже два месяца. Процент эффективности у него хороший.

— Я спрашиваю ваше мнение, мистер.

— Извините. Я не видел его в бою, а потому определенного мнения составить не мог. На борту любой солдат хорош; однако я представляю обстановку так. Он слишком долго занимал сержантскую должность, чтобы можно было перевести его обратно и через его голову сделать сержантом кого-нибудь из командиров отделений. Перед десантом он должен получить третий шеврон — в противном случае его при первой возможности следует перевести в другую часть.

Капитан нахмурился:

— Для третьего лейтенанта ты слишком легко разбрасываешься моими бандитами.

Я покраснел.

— Но это — слабое место во взводе. Брамби должен либо стать сержантом, либо быть переведенным в другую часть. Я не хочу возвращать его на старое место и повышать кого-либо через его голову. От этого он только озлобится, а слабое место будет слабее прежнего. Если ему нельзя дать третий шеврон, он должен отправиться в управление кадрами. Это не будет для него унизительным и оставит ему надежду стать сержантом в другой команде, вместо того чтобы торчать здесь на мертвой точке.

Вот как? Смеется он, что ли?

— Что ж. После мастерски проведенного анализа поаплодируем вашим дедуктивным способностям, и скажите-ка мне теперь следующее: почему лейтенант Сильва не перевел Брамби в другую часть три недели назад, когда мы были на Санктори?

Об этом я и сам думал. Перевести человека лучше всего сразу, как только ты принял такое решение, — и без предупреждения. И для него, и для команды это лучше, так во всех учебниках написано. Я медленно спросил:

— Капитан, а лейтенант Сильва в то время уже был болен?

— Нет.

И все встало на свои места!

— Капитан, я рекомендую немедленно присвоить Брамби звание сержанта.

Он поднял брови:

— Минуту назад ты собирался перевести его в другую часть…

— Нет, не совсем. Я сказал, что тут одно из двух, но не знал, что именно. А теперь знаю.

— Продолжай.

— Ну… Считая, что лейтенант Сильва офицер знающий…

— Хм-м-м-м-м! Да будет вам известно, мистер, что у Быстрого Сильвы в «форме 31» одна непрерывная цепь пометок: «Отлично — рекомендовать к повышению»!

— Но я знал, что он хороший офицер, — это по его взводу видно. Хороший офицер мог по ряду причин не повысить человека, но не доверить свои соображения бумаге. Но в этом случае ему следовало бы списать бойца с корабля при первой возможности, а этого он не сделал. Следовательно, он решил представить его к повышению. Только я не понимаю, почему он не сделал этого три недели назад, — Брамби еще на отдыхе получил бы третий шеврон.

Капитан Блэкстоун усмехнулся.

— Это оттого, что ты, видно, не считаешь хорошим офицером МЕНЯ.

— Извините?

— Ладно, вздор. Ты выяснил, кто убил малиновку по имени Робин[2]. Думаю, ка ДЕТОЧКЕ остальное знать не обязательно. Но ты, сынок, слушай и запоминай. Пока идет эта треклятая война, НИКОГДА не повышай человека перед возвращением на базу.

— Но почему, капитан?

— Ты говорил, что, коль мы не собираемся повышать Брамби, его следует послать в управление кадрами. Но, если бы его повысили три недели назад, именно в управление кадрами он и попал бы. Там столы ломятся от заявок на младших командиров. А у меня в столе лежит требование из управления на двух сержантов. И отказать я смог только потому, что один из взводных недавно отправился в военное училище, а место одного из командиров отделения уже давно пустует.

В улыбке его появилось нечто зловещее.

— Вот, сынок, до чего война может довести. Стоит только недоглядеть, и твои же сограждане уведут из-под носа лучших бойцов.

Он вынул из ящика стола два листа бумаги. Один был рапортом лейтенанта Сильвы, в котором он рекомендовал Брамби к повышению, и дата на нем стояла месячной давности.

Другой лист был приказом о назначении Брамби сержантом, датированным следующим днем после нашего вылета с Санктори.

— По-твоему, так хорошо?

— А… Да! Конечно!

— Я ждал, что ты отметишь Брамби как слабое место во взводе и скажешь, что надо бы сделать. Ты хорошо все продумал, но мог бы и лучше. Опытный офицер разобрался бы во всем сам, без моих объяснений, только взглянув на СОК, на служебные документы. Да ерунда, со временем опыт придет. А пока что — сделай следующее. Напиши мне такой же рапорт, только дату поставь вчерашнюю. И пусть твой взводный скажет Брамби, что ты представил его к повышению, но не говори, что Сильва сделал то же самое. Ты ведь не знал этого, когда рекомендовал его, так что врать не придется. А когда я вызову Брамби к себе и скажу, что оба его офицера, независимо друг от друга, представили его к повышению, ему будет приятно. Ладно. Еще что-нибудь?

— Да, с организацией все ясно, хотя лейтенант Сильва предполагал поставить Найди на старое место Брамби. В этом случае мы можем повысить одного рядового первого класса до капрала, а четырех рядовых сделать РПК, считая те три вакансии, которые и так есть. Только не знаю — вы сторонник заполнения СОК до отказа или нет?

— Конечно до отказа, — мягко сказал Блэки. — Ведь мы с тобой отлично знаем, что ребятам отпущено не так уж много времени на радости жизни… Только помни — мы не можем присвоить рядовому ПК, пока он не сходит в боевой десант. По крайней мере, у Черных Стражей так не принято. В общем, прикинь там со взводным, а потом дашь мне знать. Это не к спеху… скажем, сегодня, в любое время до отбоя. Еще вопросы?

— Капитан, скафандры меня беспокоят.

— Не одного тебя.

— Не знаю, как насчет остальных, но у нас пять скафандров надо подогнать, плюс четыре скафандра заменены, да еще два на прошлой неделе забракованы и отосланы на склад. Не представляю, как Кунха и Наварре успеют за оставшееся время расконсервировать все замены да еще проверить остальные сорок один. Даже если хуже не будет.

— «Хуже» всегда бывает.

— Да, капитан. Однако на разогрев и подготовку понадобится 286 человеко-часов, а протестировать остальные — еще 123. Это — по инструкции, обычно выходит больше.

— Ясно. И что же ты думаешь делать? Другие взводы смогут вам помочь, если сами справятся раньше срока, — в чем я сильно сомневаюсь. Но не вздумай пойти на поклон к Росомахам — скорее им может понадобиться наша помощь!

— Капитан… Я не знаю, что вы думаете о моем положении, вы ведь велели не соваться к бойцам… Но когда я был капралом, то помогал сержанту-технику…

— Продолжай.

— А потом и сам стал сержантом-техником. Но мной всегда руководили — сам я никакой спецподготовки не получил. Хотя как помощник я был неплох, и, если позволите, я занялся бы разогревом или тестами, а у Кунхи с Наварре оказалось бы больше времени на все заморочки.

Блэки разулыбался:

— Мистер! Я внимательно изучил Устав, и он ни в одной букве не запрещает офицеру пачкать руки. Я замечал, что некоторые молодые люди, которых ко мне присылали, как будто что-то такое в нем нашли, но… Отлично. Подберите себе комбинезон — незачем пачкать вместе с руками и форму. Теперь ступайте, скажите своему взводному о Брамби, и пусть он подготовит рекомендации на заполнение дыр в СОК — на тот случай, если я сочту нужным прислушаться к вашей рекомендации насчет Брамби. Потом скажешь ему, что все свободное время посвятишь скафандрам, а он пусть займется остальным. Скажи, мол, будут проблемы — тебя можно найти в оружейной. И не болтай о том, что консультировался со мной — просто отдавай приказы. Ясно?