Я не боюсь Амманити Никколо

— Кто их знает.

— Микеле, расскажи мне сказку об Анголотте в Африке.

Анголотта была городской собачкой, которая спряталась в чемодане и случайно очутилась в Африке среди львов и слонов. Нам очень нравилась эта история. Анголотта была очень умная собака, умнее шакалов. И завела себе дружка, сурка. Обычно, когда папа возвращался домой, он рассказывал нам новую главу.

Впервые Мария попросила меня рассказать сказку, я был очень польщен. Беда, что я не знал ни одной.

— Я не знаю, — признался я.

— Неправда. Ты знаешь.

— Какую я знаю?

— Ты помнишь ту, которую нам однажды рассказала мама Барбары? Про Пьерино Пьероне.

— А-а, эту? Знаю.

— Ее и расскажи.

— Ладно, но только я ее не очень хорошо помню.

— Расскажи мне ее в шатре, ладно?

— Ладно.

Так по крайней мере мы не будем слышать криков из кухни. Я перебрался в постель сестры, и мы укрылись простыней с головою.

— Начинай, — прошептала мне в ухо сестра.

— Итак, жил-был Пьерино Пьероне, который любил лазить по деревьям, чтобы кушать их плоды. Однажды, когда он сидел на дереве, внизу проходила ведьма Бистрега… Вот она и говорит: «Пьерино Пьероне, дай мне одну грушу, а то я ужасно голодная». И Пьерино Пьероне бросил ей грушу.

Она прервала меня:

— Ты не рассказал, какая была эта ведьма Бистрега.

— Ага. Она была жутко противная. Лысая-лысая. У нее был лошадиный хвост и длиннущий нос. Она была длинной и ела детей. Ее мужем был Черный человек…

Пока я рассказывал, я видел, как папа отрезает уши у Филиппо и засовывает их в карман. А потом прикрепляет их к зеркалу грузовика.

— Неправильно. У нее не было мужа. Рассказывай правильно. Я знаю эту историю.

— Пьерино Пьероне бросил ей грушу, и она попала в коровью лепешку.

Мария засмеялась. Истории про какашки ей очень нравились.

— Ведьма Бистрега опять говорит: «Пьерино Пьероне, дай мне одну грушу, а то я ужасно голодная». — «Возьми эту». И он бросил ей другую

грушу. И она упала в лужу, которую написала корова. И вся испачкалась.

Опять смех.

— Ведьма опять у него просит грушу. Он снова ей бросает и попадает в коровью жвачку.

Мария ткнула меня коленом:

— Этого в сказке нет. Неправда. Ты что, дурак?

С моей сестрой ничего нельзя было изменить в истории, даже чуть-чуть.

— Тогда…

Но что творилось на кухне! Должно быть, разбилась тарелка. Я повысил голос.

— Тогда Пьерино Пьероне слез с дерева и дал ей грушу. А ведьма Бистрега схватила его и сунула в мешок, который забросила за плечо. А так как Пьерино Пьероне перед этим скушал много перцев, которые были тяжелыми, ведьма не могла долго нести его и должна была останавливаться каждые пять минут и однажды захотела пописать. Она оставила мешок и пошла за дерево. Пьерино Пьероне зубами перегрыз веревку и выскочил из мешка, а туда положил медвежонка-полоскуна…

— Медвежонка-полоскуна?

Я специально так сказал, чтобы увидеть, знает ли Мария, кто это такой.

— Да, медвежонка-полоскуна.

— А кто это?

— Это такие медвежата, которые, если ты оставишь тряпки рядом с речкой, придут и постирают.

— А где они живут?

— На Севере.

— А что дальше? — Мария отлично знала, что Пьерино Пьероне положил в мешок камни, однако меня не поправила.

Ведьма Бистрега взвалила мешок на спину и, когда пришла домой, сказала своей дочке: «Маргерита Маргеритоне, спустись, открой дверь и приготовь большую кастрюлю, чтобы сварить Пьерино Пьероне». Маргерита Маргеритоне поставила воду на огонь, а ведьма Бистрега открыла мешок, и оттуда выскочил медвежонок-полоскун и начал кусать обеих, а потом спустился во двор и начал кушать кур и разбрасывать помойку. Ведьма очень рассердилась и побежала искать Пьерино Пьероне. Она его нашла, засунула в мешок и больше уже нигде не останавливалась до самого дома. Когда она пришла домой, то сказала Маргерите Маргеритоне: «Возьми его и закрой в подполе, а завтра мы его съедим…»

Я остановился.

Мария заснула под эту нехорошую сказку.

4

На следующее утро я столкнулся со стариком в ванной.

Я открыл дверь, а он стоял там и брился, скрючившись над умывальником, уткнувшись головой в самое зеркало, и окурок свисал у него с губы. Он был одет в поношенную спортивную майку и отливавшие желтизной длинные трусы, из которых торчали две сухие безволосые палки. На ногах у него были черные сапоги с расстегнутой молнией.

От него пахло кислым, смесью талька и крема для бритья.

Он повернулся ко мне и оглядел меня с головы до ног опухшими глазами, одна щека в пене, в руке бритва:

— А ты кто такой?

Я ткнул себя пальцем в грудь:

— Я?

— Да, ты.

— Микеле. Микеле Амитрано.

— А я Серджо. Здравствуй.

Я протянул ему руку:

— Очень приятно. — Так отвечать меня научили в школе.

Старик промыл бритву водой.

— А ты не знаешь, что надо стучаться, прежде чем войти в ванную? Тебе об этом не говорили родители?

— Извините.

Я хотел уйти, но стоял столбом. Как это случается, когда ты видишь урода, стараешься на него не глядеть и не можешь удержаться.

Он начал брить шею.

— Значит, ты — сын Пино?

— Да.

Он разглядывал меня в зеркало.

— Ты не очень-то разговорчивый.

— Да.

— Мне нравятся молчаливые мальчики. Молодец. Не в своего отца. А ты послушный?

— Да.

— Тогда выйди и закрой дверь.

Я побежал искать маму. Она была в моей комнате и снимала простыню с кровати Марии. Я подергал ее за платье:

— Мама! Мама, кто этот старик в ванной?

— Оставь меня, Микеле, у меня много дел. Это Серджо, друг твоего отца. Тебе же говорили, что он приедет. Он останется у нас на несколько дней.

— Почему?

Она подняла матрас и перевернула его.

— Потому, что так решил твой отец.

— А где он будет спать?

— В кровати твоей сестры.

— А она?

— Она с нами.

— А я?

— В своей постели.

— Значит, старик будет спать в одной комнате со мной?

Мама вздохнула:

— Да.

— Ночью?

— Ты — болван? Что, спят днем?

— А нельзя, чтобы Мария спала здесь? А я с вами.

— Не говори глупостей. — Она стелила чистую простыню. — Уходи, у меня дела.

Я упал на пол и обхватил ее ноги:

— Мама, прошу тебя, пожалуйста, я не хочу с ним. Я тебя прошу, я хочу быть с вами. В вашей кровати.

Она фыркнула:

— Мы не поместимся! Ты уже большой.

— Мама, прошу тебя! Я лягу в уголок. И стану маленьким.

— Я сказала — нет.

— Прошу тебя! — заканючил я. — Я буду хорошо себя вести. Вот увидишь.

— Перестань. — Она подняла меня с пола и посмотрела мне в глаза. — Микеле, я уж и не знаю, что с тобой делать. Почему ты никогда не слушаешься? Я больше так не могу. У нас столько других проблем, а тут еще ты. Ты что, не понимаешь? Пожалуйста…

Я потряс головой:

— Я не хочу. Я не хочу оставаться в комнате с ним. Я не буду там спать.

Она сняла наволочку с подушки:

— Будет так, как я сказала. Если тебе не нравится, скажи это твоему отцу.

— Но он же выгонит меня вон…

Мама прекратила заправлять постель и повернулась ко мне:

— Что ты сказал? Повтори…

Я пробормотал:

— Он выгонит меня из дома…

Она пристально посмотрела на меня:

— С чего это ты взял?

— Вы все хотите, чтобы я ушел… Ты меня ненавидишь. Ты плохая. Ты и папа меня ненавидите. Я это знаю.

Она схватила меня за руку, но я вырвался и убежал.

Я слетел с лестницы и услышал, как она зовет меня.

— Микеле! Микеле, сейчас же вернись!

— Я не буду спать здесь с ним! Нет, я не буду спать с ним!

Я добрался до высохшего русла и вскарабкался на дерево.

С этим стариком я никогда не буду ночевать. Он украл Филиппо. И как только я засну, украдет и меня тоже. Засунет меня в мешок и убежит.

А потом отрежет мне уши.

А разве можно жить без ушей? Разве не умрешь без них? Мои уши со мной. А у Филиппо мой отец со стариком отрезали. Я сижу на дереве, а он там в своей яме и уже без ушей.

И кто знает, перевязали ли они ему голову?

Я должен пойти туда. И должен рассказать ему о матери, что она его любит и сказала это по телевизору, так, чтобы все это знали.

Но я боялся: а вдруг там столкнусь с папой и стариком?

Я посмотрел на горизонт. Небо было плоским, серым и нависало над пшеничными полями. Холм был виден хорошо, огромный, вибрирующий в потоках горячего воздуха.

Если я буду осторожен, они меня не увидят, сказал я себе.

«О партизан, забери меня с собой, ты должен похоронить меня. О партизан, возьми меня с собой. О белла чао…» — услышал я пение.

Я посмотрел вниз. Барбара Мура тащила Того за веревку, завязанную вокруг его шеи, к воде…

— Сейчас мамочка тебя искупает. И ты станешь чистым-чистым. Ты доволен? Конечно же доволен.

Но Того не казался довольным. Растопырив передние лапы и усевшись задом на землю, он мотал головой, пытаясь освободиться от петли.

— Ты станешь очень красивым. И я свожу тебя в Лучиньяно. Мы пойдем туда и купим мороженое, а тебе я куплю поводок.

Она взяла его на руки, поцеловала, сняла сандалии, сделала пару шагов в лужу и погрузила его в вонючую жидкую грязь.

Того начал вырываться, но Барбара крепко держала его за загривок и хвост. Я видел, как он исчез в грязи.

Она принялась напевать…

И долго не вынимала его из воды.

Она хотела убить его.

Я заорал:

— Ты что делаешь? Отпусти его!

Барбара подскочила и чуть не грохнулась в воду. Она отпустила собаку, которая выскочила и помчалась к берегу.

Я спрыгнул с дерева.

— А ты что тут делаешь? — спросила Барбара раздосадовано.

— Что ты собиралась с ним сделать?

— Ничего. Помыть.

— Врешь. Ты хотела его утопить.

— Нет!

— Поклянись.

— Клянусь Богом и всеми святыми! — Она положила руку на сердце. — Клещи и блохи его заели. Поэтому я его мыла.

Я не знал, верить ли ей.

Она поймала Того, который сидел на камне, счастливо потявкивая. Он уже забыл о страшном испытании.

— Смотри, если я вру. — Она подняла ему одно ухо.

— Боже, какой ужас!

Все вокруг уха и в самом ухе было полно клещей. Меня чуть не вырвало. С их головками, погруженными в кожу, с их черными лапками и темно-коричневыми животами, надутыми и круглыми, словно шоколадные яйца.

— Видел? Они всю кровь из него выпьют.

— А от грязи они уйдут?

— По телевизору Тарзан говорил, что слоны купаются в грязи, чтобы смыть со своей шкуры всех насекомых.

— Но Того не слон.

— Ну и что? Он же тоже животное.

— Я думаю, их надо выгнать как-то иначе, — сказал я. — С грязью ничего не получится.

— А как иначе?

— Руками.

— И кто это будет делать? Мне, например, противно.

— Я это сделаю.

Двумя пальцами я взял клеща за вздувшееся тельце, зажмурился и сильно потянул. Того взвизгнул, но монстр вышел. Я положил его на камень, и мы осмотрели его. Он шевелил лапками, но не смог двинуться так был раздут от крови.

— Умри, вампир! Умри! — Барбара расплющила его камнем, превратив в красное пятно.

Я выдернул не менее двадцати клещей. Барбара держала пса. Чтоб не убежал. Я даже запарился. Да и Того уже было трудно держать.

— Остальных мы ему вытащим в другой раз. Согласна?

— Ладно. — Барбара посмотрела кругом. — Я пошла. Ты как?

— Побуду еще немного здесь.

Как только она уйдет, я сяду на велосипед и поеду к Филиппо.

Она завязала веревку на шее Того.

— Тогда увидимся позже? — сказала она, удаляясь.

— Да.

Она остановилась:

— К вам кто-то приехал. На серой машине. Это ваш родственник?

— Нет.