Люди солнца Шервуд Том
– О, это просто чудо! Всё время пропадают у немца, учителя, и влюблены в него так, что за ужином только о нём и рассказывают! Сейчас они пошли в луга, чтобы принести заранее скошенную траву – для новых гостей, про которых вы, мистер Том, написали в письме.
– Кормить будут?
Он засмеялся.
– Немец сказал, что от душистого сена в доме оживляется воздух. Да вон и они!
Мы посмотрели в конец улицы. Действительно, между каретным цейхгаузом и родниковою башней топали, удивительно похожие на муравьев, маленькие жители имения «Шервуд». Ровной цепочкой, в капюшончиках, все в зелёном. На плечах каждого – снопик не до конца просушенного сена.
Я попрощался с Климентом и поспешил к ним. Следом за муравьями прошёл мимо каминного замка, поднялся по ступеням лестницы. Прошёл сквозь ближнюю арку, соединяющую главную площадь и хозяйственный двор. Приблизился и остановился рядом с изумлённой Кристиной. А муравьи, по молчаливому жесту Гювайзена Штокса, внесли в домики ароматное сено и, выходя, стали по очереди подходить к Симеону. Медленно и церемонно обнимая его, каждый с подвыванием приговаривал:
– Приветствую тебя, о брат мой!
И точно так же и с Ксанфией:
– Приветствую тебя, о сестра моя!
А затем, опять же по жесту Штокса, соорудили собой большую зелёную гусеницу и, мерно ступая, потянулись к выходу, негромко и торжественно напевая:
– У-ууУ! У-ууУ!
И тут голосок Симеона уколол меня сладкой болью:
– Мама, мама! Скорей надо развязать вещи! Где мой плащик зелёный?
Кристина, подхватив на руки Ксанфию, второй рукой обняла его и поспешила войти в дом. Я тоже хотел войти, но мне навстречу прошагал Дэйл, отдувающийся после тяжёлой ноши: переносил груз из карет. Мы пожали друг другу руки.
– Сам бы бросил всё и пошёл, подвывая, – сообщил я ему, показывая взглядом на удаляющуюся вереницу.
– Да, – ответил он, – у них интересно. Вот только Чарли, Баллин и Гобо не с ними, и их нигде нет. Уверен, делают сейчас какое-то плутовство.
– К обеду придут, – беспечно предположил я.
Но я ошибся.
Вошёл в каминный зал, сердечно поприветствовал Грэту, Омелию, Файну.
– Где дамы?
– Наверху, мистер Том! Детей кормят: Эдвина и Уильяма маленького.
– А вы что же, кухней – одни управляете?
– Конечно! – не без удивленья ответила Омелия. – Это для нас привычное и приятное дело.
А плутовской троицы всё не было.
Я поднялся наверх. У выхода с лестницы в коридор стояла, светясь тихой улыбкой, Эвелин.
– Ждёшь?
– Жду.
– Здравствуй, родная.
Как хорошо. Как хорошо, что светлоразумная моя жена не встречала меня ни во дворе, ни в зале. А встречала здесь, где нет никого и где можно, не пряча жгучей, до слёз, нежности, тихо обнять её, прижать ласково. Вдохнуть любимейший аромат её волос. Уловить биение сердца.
– Как Уильям?
– Уснул только что. Эдвин тоже. Пойдём, там с ними Анна-Луиза.
Мы бесшумно вошли в детский апартамент. Анна-Луиза, засияв, босая, в белом-белом платье, быстро подошла и присела:
– Доброго здоровья, милорд…
Я снял треуголку, принял и поцеловал руку.
– Как Луис?
– Каждый день шлёт письма. В «Шервуд» приезжает только по воскресеньям. Работы очень много в адмиралтействе.
– Дети спят, – тихо сказала Эвелин. – Час урочный. Идёмте обедать.
Плотно прикрыв двери, мы удалились. Спустились в зал, где уже собрались за нашим длинным столом многочисленные обитатели. Я быстро пробежал взглядом. Троих плутов не было.
Да, не появились они и после обеда, и мы уже уставили с Дэйлом друг в друга напряжённо размышляющий взгляд. И тут дверь зала раскрыл Тай.
– Я их нашёл, мастер, – не входя, сказал он.
И мы втроём зашагали – я уже понял, куда: в сторону цейхгаузов, которые недавно освободились от хранившейся в них брусчатки.
Миновав каретный цейхгауз, столярку, лесопильню, а также длинный ряд «гостевых и посольских» домиков, круто повернув возле гончарного цеха, мы дошагали до бывших брусчатных складов.
Вошли в длинный двор. Справа высилась стена, за которой расположился гончарный цех. Слева – ряд огромных дверей-ворот, ведущих в цейхгаузы. Все створки, кроме одной, распахнуты. Тай подошёл к этой закрытой двери. Убрал подпирающий её кол. С силой потянув, отпахнул створку. Мы вошли в полумрак, прохладный и гулкий. Тай поднял стоящий на земле зажжённый свечной фонарь, пошёл в глубину помещения. И, у боковой стены остановившись, с лязгом отдёрнул запирающий небольшую дверцу засов. Мы с Дэйлом подошли, взглянули. Обычная конторка для учётчика или кладовщика. Шагов пять на шесть, с крепким, крашенным чёрным лаком столом и двухместной скамьёй, сработанной из цельного, плоского, хорошо обработанного камня, положенного на две каменные же подставки. На этой скамье лежал на боку горбун Гобо и, распустив лиловатые губы, храпел. В углу сидел и глупо хихикал Баллин. А Чарли стоял на четвереньках, уперевшись головой в каменный угол, и со стоном икал. Я не сразу понял, что все трое вызывающе, безобразно пьяны. Переняв у Тая фонарь, поднял его повыше и быстро осмотрел контору. Если бы я обнаружил пустую бутылку, – было бы возможно определить, откуда они её стащили. Но ни бутылки, ни кувшина – ничего не было. Стало быть, вино эти трое нашли в другом месте.
– Запирай, – сказал я Таю, выходя и передавая ему фонарь. – Проспятся – поговорим.
Вот так. Мы закрыли дверь конторки. Тай задвинул засов. А через четыре часа мы вернулись.
Принесли воду, хлеб с сыром: обед-то эти горе-искатели пропустили. Притихшие, насторожённые сидели тесной группкой на каменной скамье – маленький рыжий, маленький взрослый и хмурый с широким горбом.
– Поешьте, – сказал я им, выставляя на чёрный стол корзинку с едой. Чарли быстро соскочил со скамьи, схватил корзинку, принёс её к товарищам, уселся, и тогда уже они стали жадно есть.
– Где взяли вино? – спросил я у них.
– Какое вино? – выпучил глазки на меня Чарли.
– Вы же были пьяны.
– Ничего мы не были пьяны, – проворчал, перестав жевать, Гобо и увёл в сторону взгляд.
– Устали только, – добавил, честно глядя в глаза, Баллин.
– Не скажете, где взяли вино, – останетесь здесь сидеть, запертые.
– Нет у нас никакого вина, дядя Том! – обиженно закричал Чарли. Спрыгнув со скамьи, он развёл в стороны руки и добавил почти вызывающе: – Обыщи, если не веришь!
Я улыбнулся, кивнул. Оставив им фонарь, вышел из конторки и запер дверь.
– Тай, останься здесь, в цейхгаузе. Чтобы случайно их кто-то не выпустил. А мы с Дэйлом сделаем полную ревизию столовых запасов.
Через час с небольшим мы с Дэйлом вернулись.
– Полный порядок с припасами, – сообщил я Таю. – Бочонок с ромом даже не вскрыт.
– С утра у нас были торговцы деревом, – задумчиво сказал Дэйл. – Может, у них стащили?
Наверное, могло быть и так. Но у кого они стащили теперь?!
Открыв дверь, мы отшатнулись. На четвереньках, утробно воя, выполз из конторки Чарли. На полу возле дверей сидели Гобо и Баллин. Пьянее чем были. Дэйл вытащил их из конторки, посадил у цейхгаузной стены. Тай поднял фонарь, осветил помещение.
На столе – пустая корзинка. Крошки хлеба и сыра. Никаких бутылок, ни полных, ни начатых.
– Та-ак, – сказал я азартно. – Где-то у них здесь тайни-ик!
Но полчаса поисков ничего не дали. Никаких скрытых пустот, никаких дверок или вынимающихся камней.
– Нет ничего, – подытожил измазавшийся в пыли Дэйл.
– Подождите, – быстро сказал я. – Чтобы пьяные мальчишки оказались умнее взрослых? Вспоминаем: мы принесли еду. Но они не сели за стол! Чарли взял и принёс им корзинку, а Гобо и Баллин со скамьи даже не двинулись!
И мы осторожно и тихо, как в ночном дозоре, шагнули к скамье. Плоский, хорошо выглаженный каменотёсами камень. Ярд с небольшим на две трети ярда.
– Может быть только одно, мастер, – сказал уверенно Тай. – Рычаг.
– Как это?
Тай подошёл и, взявшись за ближний край камня, потянул его вверх. Он дрогнул и легко поддался! Заскрипел где-то железный шарнир. Одновременно со скамьёй внизу, под ней, точно так же стал опрокидываться от нас – вниз – точно такой же камень. Миг – ив полу образовались маленький наклонный пандус и люк, достаточный, чтобы пролез взрослый человек. Тай взял фонарь и, скользнув, словно ящерица, исчез.
Через пять долгих минут он выбрался наружу. Принёс два огарка свечей. Сказал:
– Поздравляю с прибавлением, мастер.
И, передав мне фонарь, вышел из конторки и потащил куда-то пьяную малышню. Дэйл поменял свечу во втором фонаре. Я подождал, пока свеча разгорится, зажал в руке кольцо и, светя перед собой, полез вниз.
Плавно и ровно пандус шириной в ярд уходил вниз. Камни, из которых он был сложен, тщательно сглажены. Спустившись ярда на два, я встретил небольшую окружённую перилами площадку. Встав на ней и выпрямившись в полный рост, я замер. Тихо шурша подошвами, добрался и встал на площадке и Дэйл. Я спросил его:
– Ты это видишь?
Два высоко поднятых фонаря хорошо освещали то, что открылось нашим изумлённым глазам. Далеко уходящее вниз подземелье. Сухое, холодное. Пандус тёк, наклонившись, вдоль стен, которые, казалось, были изъедены тысячами подземных червей-камнеедов. В стенах во время кладки были оставлены проёмы-квадратики, в которых теперь покоились, тускло поблёскивая зелёными донцами, покрытые пылью бутылки.
– Винный погреб, – шёпотом сказал Дэйл.
– Не просто погреб, – ответил я ему. – Видишь нанесённые густой известью белые знаки? Год, ещё год… Это коллекция!
Мы пошли дальше. Несколько пустых бутылок с отбитыми горлышками. Интересно, они хоть понимали, какое пили вино? Подняв и сложив осколки стекла в карман, я зашагал вниз. А в стене всё – бутылки, бутылки!
Пандус закончился. Мы ступили на каменный пол.
– Дальше не пойдём, – сказал я Дэйлу. – Заблудимся.
Перед нами высился и темнел огромный лабиринт, составленный из бочонков и глиняных полуамфор.
– Ананке, – сказал я своему управляющему имением.
– Что?
– Монахи рассказали мне, что есть такой невидимый вихрь. Если ты живёшь неправильно, то приходят события, которые выметают тебя из земной жизни. И тайны твои остаются запечатанными и неведомыми никому. Что такое натворили в поступках своих те, кто закапывали здесь сундуки? Бочки? Складывали дрова? Брусчатку? Кто возводили вот это грандиозное подземелье, много лет наполняли его отборным вином, а потом исчезли? Тайник, заметь, сделан добротно.
Мы подняли головы. Высоко над нами едва различимо светлела чёрточка люка. Передав Дэйлу свой фонарь, я дотянулся, снял со штабеля бочонков глиняную полуамфору (с узким «амфорным горлышком, но с широким «кувшинным» основанием) и, обхватив её крепко руками, понёс вверх.
Осторожно шагая по гладкому камню пандуса, мы покинули подземелье. Выбрались сквозь люк в конторку, вышли в цейхгауз. Посередине цейхгауза стоял Тай. Кивнул мне, сосредоточенно, молча. Поставив полуамфору на камни пола, я подошёл.
– Там тоже есть, – сказал он, указывая рукой.
– Дэйл! – попросил я. – Неси фонари.
Мы прошли к дальней, ещё одной конторке. Войдя внутрь, Тай точно так же поднял каменную плаху скамьи. Но на этот раз люк открыл нам не пандус, а торчащее на массивном штыре из стены колесо. Тай присел, покрутил его. Едва различимый, послышался звон массивной цепи. Затем глухой стук. Покрутил в обратную сторону. Снова – звон, шорох и стук.
– Здесь только ключ, – сказал Тай. – А сама дверца где – неизвестно. Буду искать.
– Кажется, – задумчиво произнёс я, – искать будешь не только ты. – И, повернувшись к Дэйлу, сказал: – Есть одна оч-чень занятная идея. Идём, обсудим.
– На какую тему идея? – спросил на ходу Дэйл.
– Как наш пьяный маленький бунт поддержать и возглавить.
И, азартно переглядываясь, передавая друг другу тяжёлый кувшин, втроём мы притопали в каминный зал и заняли за столом три дальних места. И, конечно, лица у нас были такие, что все, совершенно все, кто находился в эту минуту в зале, облепили стол вокруг нас.
– Эвелин, – сказал я жене, раскрасневшейся, словно девочка, в предвкушении какой-то загадки. – У нас новость.
– Хорошая? – спросила она.
– А вот, – повернулся я к дальней, белой стене.
Тай подошёл и, в одном месте контура замка, чётко обрисовал углём наше открытие.
– И что там, что? – нетерпеливо спросила Омелия.
– Вот это! – указал я на полуамфору. – Чашку неси.
Девчоночки стремительно побежали, принесли пару больших чашек.
Я, обстучав горлышко, оббил с него смолу. Крепко ухватил цилиндр длинной пробки, без особого усилия вытащил. И, наклонив кувшин, наполнил чаши вином. Густым, алым!
– Чилийское, – с важным видом заявил Дэйл. – Двухсотлетнее, судя по запаху.
– Скорее ацтекское, – мягко возразил я ему. – И, кажется, лет – все триста.
– Э-то прав-да?! – изумлённо прошептала Грэта.
Я протянул руку, в неё тотчас подали бокал. Перелив в него немного из чаши, я задержал жест, вызвав этим звенящую тишину. Медленно отпил. Вдохнул раз, другой. Допил до донца.
– Нет, – сообщил я глядящим на меня взволнованно блестящим глазам. – Это вино с Атлантиды. И лет ему – тысяча, а то и больше. – И, найдя взглядом личико изумлённой Омелии, добавил: – Что стоишь-то? Быстро всем кружки неси!
Лабиринт
Конечно же место расположения тайного хода мы быстро нашли. Но за ним мы обнаружили то, во что трудно было поверить! Многовековой, настоящий, подземный лабиринт. Один подземный ход от него уводил в сторону фермы, и там, очевидно, имел скрытый выход. Второй ход кружил и петлял под замком, приводя в восьмиугольную башню.
Через два дня, закончив путешествовать в темноте, я сказал своим помощникам:
– Вот и способ, которым можно поддержать и возглавить приостановленный нами маленький пьяный бунт!
Но, чтобы придуманное осуществить, необходимо было месяца два или три. И – оказалось, что время благоприятствует! С контролем за «Шервудскими» цехами Дэйл успешно справляется. Внешних забот никаких нет. И я, Готлиб, Тай, Робертсон, Климент стали сидеть вечерами за большим столом в каминном зале и вычерчивать очень сложный и не менее тайный план. В ходе работы пришлось пригласить Гювайзена Штокса. Он должен был немедленно изучить с детишками некоторые аспекты наук, которые в нашем предприятии были необходимы. Мэтр, едва узнав, что мы затеваем, разволновался, обрадовался, как ребёнок, и взялся за дело с большой горячностью.
В неделю, примерно, план был составлен. И начались тяжёлые работы по его воплощению в камне, металле и дереве. К слову сказать, поучаствовал в этом и гранильщик, и вполне добросовестно.
Очень хотелось сделать задуманное сюрпризом. Но бунт протекал так, что пришлось немножечко приоткрыть карты. Климент пришёл однажды и сообщил, что у него пропали молот и калёное долото.
– Я отлично помню, где у меня находится инструмент, даже если я долго каким-то не пользуюсь. И вот – не вижу вдруг долота и молотка, а они были.
Вместе мы пришли к Гювайзену Штоксу. Так и есть! Чарли, Гобо и Баллин отсутствовали. Тогда собрались все, кто участвовал в предприятии, и на «Шервуд» «бросили паутину». Сняв обувь, очень медленно, мы обходили строение за строением и вслушивались. Ну и, разумеется, как было не найти!
В одном из подвалов, довольно глубоко, раздавался приглушённый стук-лязг. Я и Тай спустились. Между двух фонарей, поставленных на пол, сидел Гобо и сосредоточенно долбил кирпичную стену. Чарли и Баллин, наклонившись и уперев руки в колени, стояли рядом и таинственно переговаривались.
– Нехорошее дело, – сказал я, и трое вздрогнули и обернулись, – самовольничать в чужом доме. И уж совсем скверно красть у мастера инструменты. На Востоке, между прочим, за это до сих пор отрубают руку!
Гобо бросил молот и долото и быстрым движением заложил ладони под мышки. Баллин завёл руки за спину, а Чарли шагнул и уточнил:
– Детям – тоже?
– Дело серьёзное, – сообщил я. – Значит, Гобо быстро возвращает инструмент в кузню. Обязательно извиняется. И приходит к мэтру Штоксу. А остальные сейчас же идут туда вместе со мной.
– Зачем? – пискнул Чарли.
– Я открою всем одну сильно тайную тайну, из-за которой вы здесь так старательно трудитесь. Между прочим, совершенно напрасно.
Повернулся и зашагал. Сзади слышался торопливый шлепоток подошв, а я шёл и сам себе улыбался.
На брусчатном плацу главной площади сидели, разобравшись в кружок, питомцы Штокса и внимательно слушали какой-то рассказ. Штокс, увидев нас, смолк, издалека встал и, сняв треуголку, поклонился.
– Доброго здоровья! – так же издалека крикнул я, и тоже снял треуголку, на ходу кланяясь.
Мы приблизились. Чарли и Баллин быстро спрятались за спины детей и примолкли. А я многозначительно произнёс:
– Открываю вам тайну!
И, вытянув из кармана платок, медленно отёр им лоб, руки, добыв таким образом внимательное молчание.
– Всем интересно ходить по необычным и секретным местам. Высматривать, где что находится и что чего стоит. Поэтому. Мы, как только нашли одно таинственное подземелье, постарались и устроили в нём лабиринт с приключениями.
– И… Что? – быстро спросил незнакомый мне мальчишка, кажется, из детей Климента.
– И… Вот!
Я вынул из кармана и высоко поднял засверкавший в лучах заливающего колодец двора солнца маленький, но ощутимо тяжёлый предмет. Это был настоящий орден, из двух правильных квадратов – стального, полированного, и, размером поменьше, наложенного на него золотого. На золоте, снизу вверх, слева направо маленькими рубинчиками были изображены две ступени.
– Тот, кто пройдёт лабиринт и благополучно выберется к ожидающим его друзьям, будет награждён вот этим «Шервудским» знаком. Заметьте, настоящее золото.
И я пустил орден в ручеёк маленьких любопытных ручонок.
– Что это красное? – спросили меня.
– Настоящими рубинами здесь изображены две ступени. Как символ того, что ты сумел найти выход. А его, предупреждаю, найти будет очень и очень не просто. Потому что придётся пройти очень длинный путь в темноте. Это раз. В некоторых местах будут тупики и, чтобы выбраться из них, нужно будет разгадывать непростые загадки. Это два. И, наконец, три – нужно уметь с завязанными глазами прыгать в пропасть, влезать на большую высоту по верёвке и плыть в чёрной темноте под водой.
– Как в пропасть?…
– Как с завязанными глазами?…
– О, это не самое трудное. Главное – уметь разгадать загадки. В одиночестве, без подсказок! Не разгадаешь – дальше не двинешься. Кто всё пройдёт – получит орден, навсегда, в полную собственность, а он, повторяю, из настоящего золота. Ну и всеобщее уважение, безусловно.
– А какие там будут загадки?
– Этого я сказать не могу. Могу только сообщить: в ближайший месяц мэтр Штокс будет давать вам такие уроки, в которых будут ответы на самые неожиданные загадки.
– Ме-есяц?!
– Золото, – внушительно повторил я, приподнимая тяжёленький орден и опуская его в карман.
И ушёл.
Всего этого разговора не слышали двое. Гобо, который уходил возвращать инструменты, и Пит. Он каждую свободную минутку проводил в гончарном цеху, жадно постигая тайны текстуры, огня и цвета. Но, разумеется, им всё передали, и Гобо стал одним из самых усердных учеников мэтра Штокса. А вот Пит пропускал каждое второе занятие.
И настал торжественный день! А точнее сказать – утро. Практически всё население «Шервуда» собралось в бывшем «брусчатом» цейхгаузе. Все были в зелёных плащах, даже мы с Эвелин. Ворота плотно закрыли. В упавшей на нас темноте зажгли факелы. Озноб прошёл у меня по коже! Огромное каменное помещение, множество людей в капюшонах – и тишина. Смолистый треск факелов только нарушал её, и чьё-то тяжёлое дыхание. Плеск огня метал по стенам причудливые остроконечные тени.
– Здесь имена тех, кто осмелился пройти испытание! – громко проговорил Готлиб.
Он держал в руках небольшой бочонок без крышки.
– Я сейчас достану чьё-то имя! – продолжал напряжённым голосом Готлиб. – Но прежде спрашиваю: может, кому-то стало страшно теперь? Тот, кто напуган или не уверен в себе, – может сейчас отказаться!
Он сделал большую паузу. Два маленьких капюшона неуверенно переглянулись, но промолчали. Готлиб засунул руку в бочонок, тщательно перемешал зашуршавшую в нём бумагу. И вынул сложенный в несколько раз лист. Передал этот лист Гювайзену Штоксу. Мэтр медленно развернул его. Я сам затаил дыхание!
– Малтшик… Пит!
– О-о-о-!! – пронеслось по цейхгаузу.
Пит, с усилием делая шаги, подошёл к Готлибу.
– Значит, так, – негромко сказал Готлиб ему. – Не все предметы, которые будут встречаться тебе на пути, имеют значение. Ты сам должен определить, что тащить с собой, а что бросить. Если оставишь нужный предмет, без которого не откроется следующая дверь, тебе придётся за ним возвращаться, как бы ты далеко не ушёл. Ну и последнее: нужный путь указан красными стрелками. Иди только по красным стрелкам!
И, отступив, открыл желтеющую на полу круглую дубовую крышку. Эту крышку, тяжёлую, окованную массивными железными полосами, он поднял, и все увидели круглое, чёрное жерло колодца.
К Питу быстро подошёл Дэйл, обнял его деланно-трагично и громко произнёс:
– Прощай, Пит! Теперь навряд ли увидимся!
Кто-то из девочек стал тихонечко плакать. А Дэйл приблизил губы к уху Пита и торопливо прошептал:
– Иногда будет неописуемо трудно. Но пройти можно. Я прошёл его весь за четыре часа.
– Ты уже ходил?!
– А как бы ты думал, мистер Том отправит в лабиринт ребёнка без всякой проверки? Иди и помни одно: я прошёл.
Пит шагнул к чёрной дыре в полу. Посмотрел. Увидел отвесно уходящие вниз ступени узкой дубовой лестницы. И, глубоко вздохнув, полез по лестнице вниз.
Едва только он скрылся, Готлиб и Дэйл наглухо закрыли колодец окованной крышкой и, с усилием приподняв, опустили на неё тяжеленный камень. Лязгнув о железо, он лёг тяжко и страшно.
Легла крышка, и колодец заполнила непроницаемая темнота. Лязгнул над головой камень. «Всё. Назад пути нет». Пит медленно, осторожно спускался. Он старательно ступал на каждую ступеньку, цепко перехватываясь руками. «Десять ступеней… Двадцать ступеней… Тридцать ступеней, ого!» И вдруг лестница кончилась.
Кончилась, но не на дне!! Пит, присев, опустил, насколько возможно, ногу, – ничего. Пустота. Ощупал стены колодца. Гладкий глухой камень. Снял вторую стопу со ступеньки. Болтая ногами, стал спускаться на одних руках. Повис, уцепившись за последнюю ступень. А под ногами ничего. Пустота! Мгновенно выступил пот. Отпустив одну руку, ощупал стены. Камень. «Но ведь… Дэйл прошёл!» И Пит, отпустив руки, полетел вниз.
Высоко! За три долгие ужасные секунды пот прошиб ещё раз. Но плюхнулся он на упругий и плотный стог сена. Барахтаясь в нём, нашёл край. Сполз на твёрдое земляное дно. И, привалившись спиной к душистому стогу, растянул дрожащие губы в слабой улыбке. Вытер пот. «Нет, всё-таки приключение что надо!»
Оттолкнувшись от сена, в полной темноте ощупал руками всё вокруг. Подземный туннель. Влево и вправо. Куда идти?! Пит присел и стал ощупывать пол.
– Есссть!!
Руки наткнулись на выложенную из камней стрелку. Он выпрямился и, вытянув одну руку в чёрную пустоту, а второй держась за стену, зашагал. И вдруг остановился. Хитро сам себе подмигнул. И повернул назад.
В полной темноте дойдя до стога, стал вытягивать из него сухие пряди, укладывать на полу и скручивать в жгут. Набрав плотный сноп, снова пошёл в чёрный туннель. Споткнулся о что-то! Присев, ощупал.
«Ба! Кирпич!»
Быстро стал щупать дальше. Стрелка выложена кирпичами! А в первый раз были камни! Глубоко вздохнув. Пит пошёл назад. «Вот сено. И в-вот… Точно! Стрела из камней! Я сбился и пошёл в другую сторону!»
– Умный ты, Пит. Сказано ведь – «только по красным стрелкам»! А кирпич – красный.
И, повернув, уже смело и твёрдо он стал пробираться вдоль холодной стены.
Миновав стрелку из кирпича, поднял один и понёс с собой. Шагов через сто едва не упал: стена кончилась. Ощупал слева, справа. Пустота. «Кажется, комната».
– Что делаем, Пит? Кладём кирпич на пол, чтобы оставить знак. И идём влево, вдоль всех стен, и ощупываем.
Он присел, положил кирпич… И он звонко ударил во что-то! Встав на колено, Пит ощупал пол.
– Сундучок!! О, молодец, что сразу нашёл! А то бы топал вслепую по всем стенам, а они ещё неизвестно какие!
Откинул крышку. Запустил руку в сундук. Нащупал пустую бутылку, тяжёлую стальную пластину и… опалённый с одного боку ламповый плетёный фитиль.
– Свет! Мне предлагается добыть свет… Так. Фитиль есть. Кресало есть. Но где кремень? Для чего вместо кремня здесь пустая бутылка?
Пит сел возле невидимого сундука, подумал.
– Вспомнил! Мэтр Штокс говорил, что кремень режет стекло! Так, бутылка – это стекло. Нужно найти камни и проверить, какой из них будет резать бутылку.
И Пит стал ползать вокруг в поисках кремня. Но камней он не обнаружил, напротив: потерял и место, где находился сундук.
– Эй! – крикнул Пит. – Если кто-то найдёт здесь сундучок, – это мой! Не берите!
(Сидящий наверху, на гребне кирпичной стены, в полной темноте Тай одним уголком рта улыбнулся.)
Пит встал на корточки и, вращаясь вокруг себя, делая круги всё шире и шире, – наткнулся наконец на сундук. Прошипел, потирая ушибленное колено. Отыскал вход в коридор. Подтянул ко входу сундук, положил на него сено. Взял бутылку. И проворно, едва касаясь рукой стены, пошёл к месту падения. Добравшись до стрелки из камней, присел и, подбирая один за другим, стал их тереть о стекло. И вот – точно! Один из камней с характерным звуком въелся в бутылочный бок. Пит потрогал пальцем: «да, царапина!». Подхватив кремень, поспешил назад. Дойдя до сундука, взял кресало, кремень и фитиль. Несколько раз ударив, добыл огня. Но маленький, неуверенный огонёк ничего почти не осветил. И тогда Пит поджёг жгут сена.
– Вот!
В большой и совершенно пустой комнате, на стене, отчётливо виднелась нарисованная красным стрела. Она была расположена вертикально, и Пит задрал голову. Сверху спускался белый канат, но конец его был так высоко, что конечно же не допрыгнуть. Бросив горящий жгут на пол, Пит подтащил сундучок к стреле, встал на него… «Всё равно не достать».
Слез. Глядя на неостановимо догорающий жгут, задумался.
– Есть!
И, сложив возле сундука своё драгоценное имущество, бросился опять в исходную точку. Он навил и сплёл в кольцо ещё один жгут сена. Набрал стопку кирпичей. И, пыхтя, сильно отклонившись назад, вслепую пошёл к комнате. Пришёл, нащупал сундук. Потуже затянул ремешок. Поместил за рубаху кремень, огниво, трут, бутылку. Надел на плечо наискосок сенной жгут. Поставил на бок сундучок, на него выложил стопку кирпичей. И, забравшись на кирпичи, легко дотянулся до каната!
Канат оказался толстым, ребристым. Лезть было легко. И вот – пахнущая свежими досками деревянная платформа. Пит навалился животом, отцепился от каната. Ощупал темноту руками. Не платформа, а балкончик у стены. Без перил. Своего рода ступенька перед дверным проёмом в новой стене. Устав от движений руками, Пит приготовил клок сена, достал огниво. Высек огонь, сено зажёг. И, пока оно горело, быстро всё осмотрел. Внизу – пропасть, в которую уходит белый канат. За дверным проёмом – узкий, пропадающий в темноте коридор. Уронив в пропасть догорающий клок сена, Пит присел и попытался оторвать хотя бы одну из досок. Нет, прибиты они были крепко. Тогда он лёг животом на платформу и ощупал её, насколько хватило рук, снизу.
– Молодчина, Пит!
Он снял с привинченного снизу к доскам крюка совсем маленький сундучок. «Заперт!» Тогда, ещё раз растянувшись на досках, он тщательнее обследовал тыльную сторону платформы…
– Есть!
Со второго крюка снял висящий на верёвочке ключик. Отомкнул замок. Откинул крышку. Бумага, а в ней… Свеча!!!
Быстро, сбивая пальцы, высек огня. Зажёг свечу. Развернул бумагу. Крупными буквами выведено:
«Приз за внимательность».