Монастырь Вагант Игорь

С первыми лучами солнца сир Гвалтер услал вперед разведчиков. Те вернулись с обнадеживающими новостями: Каменные Волки действительно двигались не особо быстро. Они, однако же, пошли через лес, по направлению к Лутдаху, и посему, говорил начальник стражи, надобно поторопиться: конный отряд вряд ли сможет пробраться через этот бурелом – хочешь-не хочешь, придется делать крюк: ехать до Килхурна, а оттуда к Лутдаху довольно хорошая дорога.

– Не тракт, конечно, – заключил сир Гвалтер, – но для лошадей сгодится.

До Килхурна они доехали за час и, мимоходом распугав кур и крестьян, не останавливаясь, свернули на восток. Уже к полудню вдали показалась лутдахская часовня.

Деревня оказалась пустой и заброшенной – именно такой, как рассказывал Гвалтер. Многодневный слой пыли покрывал убогую обстановку домов, а налетавший порывами ветер раскачивал покосившиеся створки дверей. Их, и еще висевшие на перекладине скелеты в лохмотьях, дочиста обглоданные вороньем.

Здесь пришлось остановиться.

– Коням требуется отдых, – пояснил Элла своей подружке. Теа боязливо ежилась, поглядывая на скелеты, и совсем по-детски прижималась к его руке. Элла успокаивающе потрепал ее по голове; девушка с благодарностью улыбнулась.

В одной из хижин обнаружили следы пленников, однако следов, ведущих дальше на восток, оказалось больше, чем ожидали. Толпа была большая, и из нее не меньше семи-восьми человек – не горцы. Теа рассказала, что в ту ночь в «Северной Звезде» ночевало всего четверо постояльцев, не считая ее отца, сестры и Гесима – мальчишки из прислуги. За вычетом трупов в гостинице получалось, что Волки угнали оттуда троих; откуда взялись другие пленники, разведчики сказать не могли.

– Сир Элла! – позвал наемник. Его звали Оуэн – один из тех десяти, которых сир Гвалтер включил в отряд по указанию Эллы. Этих десятерых Элла хорошо знал, а остальных набрал сам начальник стражи.

Принц подошел. Гвалтер в окружении группы солдат задумчиво вертел в руках арбалетную стрелу, затем, ни слова не говоря, протянул ее Элле.

– Хм, – пробормотал тот, – горцы пользуются арбалетами?

Гвалтер пожал плечами.

– Не могу сказать. Если нет, тогда на Лутдах напал кто-то другой. Две-три недели назад. И знаете, сир, что интересно? Это единственная стрела. Те, кто это сделал, все забрали с собой, а эту случайно оставили. Оуэн нашел.

Отдыхали недолго и, едва солнце начало клониться к закату, отряд двинулся дальше.

– Один из Волков ранен, – вскоре сообщил все тот же Оуэн, – двое несут что-то тяжелое, скорее всего, носилки.

– Флаг нам в руки, – откликнулся сир Гвалтер, – они только вчерашним вечером отправились дальше. Думаю, нагоним.

Однако ехать дальше так же быстро, как они добрались до Лутдаха, не получилось. Деревня стояла в самых предгорьях, и от нее на восток вели три дороги на выбор. Южная, самая ровная и широкая, обходя отроги Нолтлэндских гор, выводила в графство Дакр, другая заканчивалась в ущелье всего в миле от селения (там ничего нет, пояснил Гвалтер, только озеро), а вот самая северная вела в нужном направлении.

– Через восемь лиг выйдем к Черным горам, а потом дорога просто кончится, – говорил он, – дальше тропы и скалы. Чтобы попасть в долину Глоу, коней придется в поводу вести. И где-то в этих краях Волки и обретаются. Если не догоним до вечера, придется это дело отложить: свои стоянки они постоянно меняют, а на лошадях там делать нечего.

Дорога, поначалу довольно широкая, местами сужалась настолько, что превращалась в некое подобие туннеля. Склоны были не ровными и не отвесными: при желании более или менее ловкий человек без особого труда смог бы взобраться выше на какой-нибудь уступ. Горы покрывала буйная зелень. Некоторые деревья от старости или под собственным весом клонились над ущельем, грозя в любой момент обрушиться вниз; их корни, подобно страшным лапам, торчали из камней. Смешки и разговоры среди солдат прекратились сами собой: все ехали, внимательно поглядывая по сторонам, готовые в любой момент выхватить меч или наложить стрелу на тетиву.

Место для засады было идеальное. Элла почти проснулся, почувствовав всеобщую настороженность. Теа ехала рядом и время от времени поглядывала на своего господина. Один Глойн вел себя по-другому: он озирался, открыв рот, с таким видом, словно вспоминал нечто давно забытое.

– Эй, Глойн! – позвал Элла. – Ты из какого племени? – За все три года, что мальчишка провел в Лонливене, у Эллы даже не возникло мысли спросить его об этом. – Не из Каменных ли Волков?

Глойн решительно помотал головой.

– Не из племени, сир. – В его устах это прозвучало как «несплемен». За все это время он так и не научился говорить по-человечески. – Народ, большой народ далеко на востоке. Большие деревни, с домами и гусями. Каменные Волки – плохие. – В подтверждение своих слов Глойн раз пять кивнул. – Своих грабят, чужих грабят. Воры. Очень жестокие.

Элла задумался. Да, он слышал об этом. Весь народ Нолтлэнда делился на две части: жителей долин и обитателей гор. Первые вели хозяйство, разводили свиней и доили коров, даже выращивали виноград, и находились под защитой местных лордов, за триста лет перероднившихся друг с другом и с горскими старейшинами. Правда, замки этих самых лордов стояли порой настолько далеко, а дороги между долинами были так редки и неудобны, что защита зачастую опаздывала.

А вот вторых считали бандитами. Из разряда тех, что с известной периодичностью выползали из своих нор и собирали дань. Но даже уплата дани не гарантировала жителям долин безопасности: над ними издевались, их женщин насиловали, и время от времени кое-кого убивали. Так, для острастки.

Элла отстегнул от пояса небольшой кинжал и протянул его Теа.

– Возьми. – В ответ на ее вопросительный взгляд пояснил: – На всякий случай.

Теа с серьезным видом кивнула и, наморщив лобик, принялась оглядывать себя, явно раздумывая, куда бы ей приладить оружие. Элла усмехнулся: смешная девчонка. Он никак не мог поверить, что этот ребенок с доверчивыми глазами и детской непосредственностью, и та развратная девица из таверны, громко стонущая и тискающая в порыве страсти свои груди – один и тот же человек.

– Ты умеешь им пользоваться?

– Еще как умею, – заявила она и, к изумлению Эллы, ловко перекинула кинжал из руки в руку. – Давным-давно у нас дядя жил, брат матери. Он солдатом служил, да без руки остался, хорошо, что без левой. Мы с ним сражались. И еще – метать ножи могу. Показать?

Элла улыбнулся.

– Не стоит.

Дорога внезапно кончилась. Отряд вышел на небольшую поляну, ограниченную справа высокой скалой, а слева срывавшуюся в немыслимой глубины пропасть. У Эллы захватило дух: открывшийся вид поражал своей масштабностью. Дна пропасти не было видно – внизу висел туман; противоположная сторона горами и пригорками уходила дальше к горизонту. Среди зелени – далеко-далеко – угадывались какие-то деревни и крепости, но застилавшая все вокруг дымка мешала даже приблизительно определить расстояние до них. Эллу охватило ощущение, что он находится на краю мира, или – мелькнула вдруг мысль – на вершине Гленкиддираха. Там, куда никогда не поднимался ни один смертный, в обиталище богов, разглядывая расстилающийся под ногами такой близкий и одновременно далекий мир людишек со всеми их бедами и мелкими житейскими радостями. Где-то там, на севере, находился Лонхенбург, и на одно мгновение Элле показалось, что он заметил высокую крышу королевского донжона, но он тут же одернул себя: этого просто не могло быть. Лонливен был слишком далеко, чтобы увидеть его с вершины даже самой высокой горы. И более того – его не надо видеть. Та жизнь окончена. Со всеми придворными лизоблюдами, куропатками на золотых блюдах, продажными девками, которые не умеют любить, шпионами в каждой щели и, главное – со скользким до тошноты магистром Хэвейдом, его Вопрошающими и новыми богами.

Кто будет наследником? Узнавать, выспрашивать, хитрить, взвешивать каждое слово, подначивать своих братьев – и чего ради? Чтобы жрать, пить и иметь всех баб подряд? И быть последним среди эорлинов, старательно делая вид, что ты первый? Кстати: долго ли у Беорна получится скрывать, что десятилетние мальчики интересуют его куда больше, чем нормальные здоровые девки с крепкими грудями? Плевать. Лекарь Мабог умер вовремя. Больше ничего этого нет. Все кончилось.

Элла как будто даже облегченно вздохнул. И в сердцах сплюнул: он не верил самому себе. С одной стороны, было приятно думать, что ничто из этого его больше не касается, с другой – мысль о том, что он проживет всю жизнь в захолустье, разбирая крестьянские споры и думая о будущем урожае, бросала его в дрожь. Ладно. Элла щелкнул пальцами. Доедем до Глоу, а там видно будет, что к чему.

С поляны вело несколько троп. Одна – в пещеру, глубина которой терялась во мраке, вторая – в узкий проход, заросший шиповником; широкий спуск куда-то вниз, а еще парочка-другая дорожек расходилась веером между деревьями и камнями.

Сир Гвалтер дал знак остановиться и разослал вперед разведчиков. Их мнения разошлись: тропы имели настолько захоженный вид, что сказать однозначно, куда ушли Волки, оказалось трудновато.

В горах быстро темнело. Тонкая полоска неба над головами из белесо-голубой превращалась в синюю, и сир Гвалтер хмуро поглядывал по сторонам. Делить и без того малочисленный отряд на группы с тем, чтобы обследовать все эти тропки, было слишком опасно, учитывая, что Волки могли быть как в десяти милях, так и в пяти сотнях стридов. В конце концов Гвалтер подошел к Элле.

После недолгого совещания решили ехать в Глоу.

– Здесь везде слишком тесно и опасно, – говорил начальник стражи. – Много мест, где Волки попрятаться могут, а нам не развернуться. Даже при численном превосходстве мы в проигрыше: ни лошади, ни тяжелое оружие не помогут. Сверху нас перестреляют, как куропаток. Одна из этих троп через час выведет нас в широкую долину, там можно переночевать, – закончил он, – а назавтра до Глоу будет рукой подать.

Подумав немного, Элла кивнул. В конце концов, он сможет возобновить охоту на разбойников чуть позже, через несколько дней.

– Вперед! – Начальник стражи махнул рукой.

Сосны-исполины тянулись вверх на десятки футов и стояли так тесно, что отряд ехал гуськом, пробираясь между стволов и гигантских замшелых валунов. Откуда-то издали слышался едва различимый шум воды. Наверное, речка, подумал Элла, и в этот самый момент Глойн дернул его за рукав.

– Сир, – шепнул он, – я хочу сказать…

– Что?

– Я плохо помню, маленький был, – словно извиняясь, пробормотал подросток, – но это не та дорога.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не знаю точно, как в Глоу ехать, но по этой дороге мы с матушкой в Лонхенбург пробирались. Я, как воду услышал, сразу вспомнил. Там дальше пропасть и мост через нее будут. И дорога не прямо в Глоу, а в северный Нолтлэнд. Нет там никакой долины…

– Хм…

Элла привстал на стременах, пытаясь в сгущающихся сумерках углядеть сира Гвалтера. Вроде бы начальник стражи все время ехал впереди отряда, но там его не оказалось. Элла подозвал ближайшего солдата. Рожа у того была очень приметная: вся в синих татуировках.

– Найди мне Гвалтера.

И в тот же миг послышалось нестройное гиканье, и одновременно сверху посыпался целый дождь стрел. Конь под Эллой дико заржал и начал заваливаться набок. Элла выдернул ноги из стремян, но соскочить не удалось. Он упал вместе с лошадью, едва успев откатиться в сторону. И замер, увидев нацеленное прямо ему в грудь острие меча. Тот самый татуированный стоял над ним, застыв, и вытаращенными глазами смотрел куда-то вдаль. В его горле торчала стрела, а из раны, булькая, вытекала тоненькая струйка крови. Элла дернулся вбок, и вовремя: меч вонзился в землю в том самом месте, где за мгновение до того находилась шея Эллы. Солдат рухнул и затих.

Вокруг шло сражение. Слышались дикие крики. Темные фигуры в волчьих шкурах с завываниями носились между деревьев.

– Теснее! Спина к спине! – крикнул Элла, поднимаясь, и вздрогнул, не поверив своим глазам. В десятке шагов от него лежал Оуэн, лихорадочно шаря по земле руками, а другой наемник – из гвалтеровских, – высился над ним, сжимая поднятую для удара секиру. Элла ринулся вперед, на ходу подхватив торчащий из земли меч. Наемник упал без звука.

– Измена, сир, – прохрипел Оуэн. Его бок заливали потоки крови.

Это Элла уже понял. Все сражались со всеми. Какой-то солдат – в сумерках не получилось разобрать, его ли стражник, или из тех, кого набирал сир Гвалтер – прислонившись спиной к дереву, отбивался от двух других. Вдруг один из них упал, получив удар от невесть откуда появившегося горца.

– Бегите, милорд, – произнес Оуэн. Он сделал попытку подняться, но, охнув, повалился опять.

– За шею меня хватай, – рявкнул Элла. Из темноты выскочил растрепанный Глойн. – Глойн, помогай!

Вдвоем они подняли солдата.

– Стоять, сир.

Дорогу им преградил сир Гвалтер с мечом в руке. Глаза его сверкали из прорези шлема.

* * *

Эдвин сидел за камнем, поглаживая рукоять длинного тесака, и пытался понять, что происходит.

За час до того Каменные Волки вдруг переполошились: столпились в кучу и принялись что-то бурно обсуждать. Их действительно оказалось около двадцати, как и говорил Диан. Днем раньше, вскоре после того, как Эдвина с тремя другими пленниками погнали из Лутдаха, к ним присоединились оставшиеся, а с ними – еще двое, среди которых Эдвин с удивлением признал Гесима – того самого мальчишку из «Северной Звезды», указавшего ему дорогу в горы.

– Всех переубивали, – сообщил Гесим, задыхаясь на ходу, – вон того мужика взяли и еще Мэйвин, дочку хозяйскую.

– Где ж она?

– Где, где… – Гесим хмуро покачал головой. – Известно, где. Кончили они ее. После того, как натешились вдоволь. Она так орала… а они стояли вокруг да ржали. Потом она пошла, шатаясь, а у нее кровь между ногами хлещет. Вот один взял, да глотку ей перерезал.

Эдвин вздрогнул. Бедная девушка.

– А вторая? Теа, светленькая такая? С ней что?

– Не видел. Может, спряталась, а может, тоже – того.

Посовещавшись, горцы ушли, оставив пленников под надзором одного охранника, который уселся перед костром и вскоре, похоже, начал подремывать.

– Гесим, давай…

Эдвин придвинулся поближе к своему товарищу, нащупав связанными сзади руками узел на его запястьях. Тот кивнул.

– Дурачье, – зашипел Диан, – заметит – мало не покажется.

– Молчи, – грозно процедил сквозь зубы Эдвин.

Спустя всего несколько минут ему удалось развязать веревку: она была толстая, а запястья у Гесима, слава богам – тонкие. Пыхтя от натуги, Гесим в свою очередь ослабил узел на руках Эдвина.

Остальные пленники смотрели на них во все глаза.

– Эй, – прошептал Диан, – а нас?

– Тс-с…

Горец у костра действительно спал. Его голова сильно склонилась на грудь, а сам он время от времени пошатывался, пытаясь сохранить равновесие.

Едва дыша, Эдвин поднялся и, прихватив камень размером с два кулака, подкрался к нему со спины. Охранник так ничего и не услышал и плавно завалился на бок после того, как Эдвин с силой ударил его по затылку. Гесим мгновенно подскочил и, выдернув из-за пояса упавшего тесак, вонзил его горцу в живот. Тело дернулось пару раз и затихло.

– Ну, ты… даешь, – пробормотал Эдвин.

– Туда ему и дорога. – Гесим весь дрожал. – Это тот самый гад, что Мэйвин порешил.

Эдвин кивнул. Забрав у мертвеца еще и нож, он вернулся к пленникам и разрезал веревки.

– Бежим, – задыхаясь от волнения, сказал Диан.

– Куда?

– В лес. Куда ж еще? А поутру видно будет, куда дальше.

Он принялся помогать Кейле и остальным.

Раздумывая, Эдвин помотал головой.

– Нет. В горах заблудимся. Похоже, за нами погоня была.

– И что?

– Раз так, надо к своим бежать. Назад.

– С ума сошел! – пожал плечами крестьянин, тот, которого захватили в «Северной Звезде». – Волкам навстречу?

– Как знаете… – Эдвин торопливо взглянул на Гесима. – Ты?..

– Я с тобой.

Кивнув на прощание товарищам по несчастью, Эдвин побежал по тропке. Тесак он забрал себе и еще прихватил по дороге заплечный мешок убитого горца. Гесим ринулся вслед за ним, крепко сжимая в руке нож.

Спустя всего полчаса они сидели, притаившись, на вершине небольшой скалы и наблюдали за тем, что происходит внизу.

– Что там такое? – недоуменно прошептал Гесим. – Кто с кем?

– Тихо…

Эдвин осторожно высунул голову. Внизу, у подножия скалы, двое держали под руки третьего, раненого, а им преграждал дорогу солдат в полном вооружении, направив вперед острие огромного клеймора.

– Что это значит, Гвалтер? – спросил один из тех троих, молодой черноволосый мужчина с мечом в руке.

Солдат с клеймором – судя по всему, вопрос был обращен именно к нему – словно играючи качнул длинным лезвием.

– То, что вы проиграли, сир Элла. Вас убили горцы. И в доказательство этого я должен доставить сиру Ронану ваш перстень.

Тот, кого назвали Эллой, стоял, не отводя взгляда от клинка, направленного ему в грудь. В руке он держал меч куда короче того, что был у его противника. И на другом плече черноволосого мешком висел раненый. Не получится, напряженно подумал Эдвин, пытаясь оценить его шансы. Ни в сторону отпрыгнуть, ни раненого скинуть – быстро не выйдет.

Солдат сделал стремительный выпад. Черноволосый дернулся, уворачиваясь и сбрасывая с себя ношу, но зацепился ногой за корень и упал на спину. Солдат взмахнул своим клинком.

В то же самое мгновение – Эдвин вздрогнул от неожиданности – из-за ближнего дерева, визжа то ли от страха, то ли от ярости, на солдата кинулась женщина с кинжалом в руке. Кинжал ее сломался, напоровшись на кольчугу, а саму ее Гвалтер, как мелкую собачонку, ударом кулака сшиб на землю. Женщина упала без сознания, широко раскинув руки.

Сердце подпрыгнуло в груди у Эдвина. Теа! Ни секунды не раздумывая, он спрыгнул вниз. Удар тесака пришелся прямо по кисти Гвалтера. Солдат взвыл от боли и упал под тяжестью Эдвинова тела. Краем глаза Эдвин заметил, как тот черноволосый, Элла, вскочил на ноги и, подобно хищной кошке бросившись вперед, с силой вонзил клинок в горло Гвалтера. Кровь брызнула фонтаном.

– Кто ты? – прерывистым голосом спросил Элла, наставив на Эдвина меч. Глаза у Эллы были чернее волос.

Алая капля с острия, медленно вытянувшись, упала Эдвину на грудь. Боясь пошевелиться, он указал взглядом на лежащую без сознания Теа.

– Я ее знаю. Она из «Северной Звезды».

Элла смотрел на него долго, целую вечность. Затем вложил клинок в ножны.

– Хорошо.

Элла опустился на одно колено рядом с бездыханным телом Оуэна. Помолчал немного и прикрыл ему глаза. Затем поднялся, кивком указав на лежащую Теа.

– Бери ее и за нами. Глойн, показывай, куда.

Глава 15

Хэвейд за работой

Хэвейд, Великий магистр Ордена Вопрошающих, стоял у окна и, постукивая пальцами по подоконнику, смотрел вниз через узенькую щелку. Витражные стекла пропускали достаточно света, но вот углядеть, что творилось во дворе, не открыв створки, не получалось.

Там было столпотворение. Человек тридцать копошились и бегали туда-сюда, седлали лошадей, грузили на телеги какие-то тюки, всем своим видом выказывая неуемное старание. Их хозяин уже сидел в седле, мрачно поглядывая на людскую толчею.

Хильдеберт из Анга уезжал восвояси. Его хмурый взгляд как нельзя более подходил к клочковатым бровям, хищному носу и безгубому рту: когда герцог что-то говорил, рот открывался подобно черной дыре.

Неприятный тип, подумал Хэвейд. Неприятный и скользкий, хотя хитрость этого нувориша была прозрачной до наивности. Ну что ж, для недовольства у герцога имелись основания. Монах мысленно усмехнулся: с другой стороны, на что этот богомол рассчитывал? Неужто на то, что молодой король возликует, заслышав предложение о женитьбе, и растечется сладкой патокой перед ногами богатого выскочки?

Наверное, он так и думал: ты – мне, я – тебе. На другое торгашеские мозги Хильдеберта вряд ли способны. Герцог королю – дочку с большим, даже неприлично большим приданым, а король герцогу – одну из двух своих сестер. Все бы ничего, но у этих самых сестер есть толика Первородной крови, а в жилах герцогской дочери – ничего, кроме золотых монет.

Неравноценно, подумал Хэвейд, ох как неравноценно. Обе Сигебертовы сестрички, Айлин и Беатрис, молоды и здоровы, любая из них способна нарожать Хильдеберту по десятку отпрысков, и каждый будет претендентом на престол, правда, сотым в очереди, но все же. И кроме этого, самое важное – безродный герцог из Анга, со своей шитой белыми нитками генеалогией, становится тестем короля.

А Сигеберт не получает ничего. Ничего, кроме денег.

Больших денег, вздохнул старик, очень больших. А они ох как нужны. Покойный Идрис Леолин разбазарил все, что мог, и хотя значительная часть королевской казны потрачена не без пользы для благого дела, тех крох, что остались в сундуках, не хватит. Вот и приняли они половинчатое решение: Айлин становится женой Хильдеберта, а для его собственной дочери герцогу предложили искать другого жениха.

И предложили после того, как несколько часов тому назад Хильдеберт, довольно улыбаясь, подписал брачный контракт с четко оговоренной суммой выкупа за царственную невесту. Хищное лицо владельца Анга вытянулось, а пальцы с зажатым в них гусиным пером слегка вздрогнули, когда он понял, что не быть ему тестем короля Корнваллиса. Хэвейд отметил про себя сие обстоятельство: магистр ждал более бурной реакции. Возможно, Хильдеберт не настолько прост, как это могло показаться поначалу.

Было уже далеко за полночь. Пламя свечи отчетливо потрескивало во внезапно наступившей тишине, отбрасывая жутковатые блики на костистую физиономию герцога. Вдруг рот его приоткрылся, подобно створкам огромной раковины, и узкие губы растянулись в улыбке.

– Я счастлив служить вашему Величеству в любом качестве, – пролаял Хильдеберт.

Счастлив? Именно это и занимало сейчас мысли старого монаха: стоит ли ждать от герцога сюрпризов? И не случилось ли, что король только что заработал себе еще одного врага вместо того, чтобы приобрести союзника?

Огромные деревянные ворота Лонливена с натугой распахнулись, и вереница всадников и телег неспешно потекла наружу. Магистр вздохнул: время покажет. Только бы хватило его, этого времени. Сигеберт энергичен и умен, но неопытен, как дитя, а он, Хэвейд, уже не молод.

В дверь постучали.

Монах прикрыл окно и, покряхтывая, неспешно уселся в большое резное кресло, обложенное подушками.

– Входите…

Одна из створок приотворилась ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель мог протиснуться человек, и в кабинет скользнула фигура в фиолетовой рясе. Ни слова не говоря, вошедший остановился перед магистром, склонив голову в приветствии.

Хэвейд кивнул.

– Ну?

– Аконит. Лютик. Боли в сердце и животе. Светобоязнь. Если добавлять в пищу маленькими порциями…

Хэвейд махнул рукой.

– Это мне известно. Ближе к делу, сын мой.

– Я поговорил с сиром Кевлавероком и всеми, кто часто и близко видел покойного в последние два месяца. Слуги, девки. Многие ничего не заметили, но некоторые подтверждают эти симптомы.

Хэвейд откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.

– О, боги… Агнаман, как мы могли не заметить?

Тот тяжко вздохнул.

– Король был постоянно пьян, мастер. А когда человек много пьет, мало кто придает значение тому, что у него случаются рези в животе.

– Пожалуй… Откуда у его милости Эллы этот цветок?

Агнаман удрученно качнул головой.

– Я не смог этого выяснить, мастер. Но в день похорон принц Элла вошел в город через Ремесленные ворота. Мои люди проследили за ним. Элла навестил лекаря Мабога…

– Мабога? Одного из бальзамировщиков?

– Да, мастер.

– И?..

– Мабог убит. В доме нашли еще один труп, но его опознать не смогли. Судя по виду, какой-то головорез. И, если помните, мастер, у принца Эллы в тот день было поранено ухо…

Хэвейд вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату.

– Ты думаешь, он заметал за собой следы?

– Нет… – Агнаман покачал головой. – Я думал над этим. Насколько я знаю его милость, он не стал бы делать это сам. Это, если можно так выразиться, не в его стиле. Да и небезопасно. Сир Элла, конечно, хороший боец, это знают все, но в одиночку нападать сразу на двух противников, один из которых – громила, это, я бы сказал, несколько опрометчиво. И даже если бы он решил своими руками расправиться с сообщниками, то зачем же ему после этого настолько глупо выдавать себя сиру Кевлавероку? Да еще таскать с собой этот цветок? Показывать его? Кевлаверок… э-э… недалек, но он не предатель. Понятно, что он все же расскажет о том, что говорил принц. А Кевлаверок говорил, что Элла был очень рассержен.

– Да уж. – Хэвейд мысленно фыркнул, вспомнив вытаращенные глаза бывшего хоругвеносца и его окровавленную руку, которую тот баюкал на груди, словно младенца. – Полагаю, действительно рассержен. Ты прав. Я просто мало спал сегодня.

– Вы не бережете себя, мастер. – Агнаман склонился в поклоне и сделал шаг назад. – Я распоряжусь насчет ванны.

– Подожди. С другой стороны, лучшая защита – это нападение. Пока не обвинили тебя, надо обвинить кого-то другого, разве нет?

– Хм… – Агнаман напряженно задумался. – Убить своих подельников… потом разыграть возмущение?

– Да… примерно так.

– Чтобы обвинить принца, нужны серьезные основания.

Хэвейд кивнул.

– Обвинить… или оправдать. Но мне надо знать точно.

– Я займусь этим, мастер. – Агнаман вновь поклонился.

– Хорошо. И насчет ванны – неплохая идея. Но позже. Часа через два-три.

Не выпрямляясь, Агнаман попятился и тихо выскользнул за дверь.

Хэвейд посмотрел ему вслед. Он очень ценил своего помощника. В первую очередь за умение пролезть в любую щелку, все высмотреть и все узнать, что странным образом не сочеталось с его внешностью. Агнаман был невысокого роста, с круглым добродушным лицом, и располагающей улыбкой, благодаря которой любая тетушка на улице могла часами разговаривать с ним о воспитании детей, а любой горожанин готов жаловаться на свое бытие.

Хэвейд усмехнулся. У Агнамана, пожалуй, один недостаток. Он так привык к тому, что люди в общении с ним с ним открыты и доверчивы, что воображает, будто он умнее всех. Эх. Он молод, конечно – лет тридцать, не больше, так что когда-нибудь жизнь его обломает. Но – не он, не Хэвейд. Жизнь. А пока пусть считает, что никто не догадывается о том, о чем именно он думает.

Великий магистр вздохнул, отгоняя ненужные сейчас мысли, и направился к письменному столу, занимающему добрую треть кабинета. Агнаман сделает все, что требуется, а у него есть другие дела.

Дела чудные и непонятные. Около месяца назад с юга стали доходить известия, от которых Хэвейд поначалу отмахивался, как от пустых слухов. Но доставили одно донесение, другое, десятое – все от проверенных людей, не склонных верить бабушкиным сказкам – и на эти новости пришлось обратить внимание. Хэвейд самолично имел беседу с послушником Ордена, который якобы воочию видел тех странных тварей, что плодились в лесах и горах не по дням, а по часам. Поначалу магистр был настроен скептически, но испуганные глаза послушника его уверенность поколебали, как и то обстоятельство, что тот пришел в Лонхенбург не по собственному почину, а по приказу своего аббата.

Едва ли не дрожа, тот рассказывал о целой стае жутких монстров, что внезапно обнаружились в заброшенных и вечно темных подвалах монастыря Суон: похожих на гигантских тощих пауков с четырьмя длинными костистыми лапами, благодаря которым те даже могли ползать по стенам и потолку. А на мордах, говорил послушник, заикаясь, по два глаза, огромных, что твои блюдца, и горят они во тьме синим. Пасти вытянутые, с сотней мелких и острых зубов. Двух человек загрызли, пока прибежавшие на шум солдаты не изничтожили остальных.

– Кровь зеленая из них каплет, – бормотал монашек, – и дымится. С дюжину, наверное, их положили, а остальные в щели утекли да в завалы, куда ходу нет. Настоятель велел те щели камнем заложить, и решетки прочные поставить, но с той поры в подземелья никто ни ногой. Велел мне вам обо всем доложиться и вот это показать…

С этими словами послушник вытащил из котомки и положил на стол нечто, вызвавшее мгновенную дрожь у Великого магистра. Отрубленный палец. Скрюченный, длиной почти в два человеческих, покрытый синеватой глянцевой кожей и с трехдюймовым когтем.

Задумавшись, Хэвейд раскрыл на заложенной странице фолиант, что на днях ему доставили из библиотеки Туана, и принялся бегло просматривать текст. На красочные миниатюры он почти не обращал внимания: судя по виду монстров, буйная фантазия художников помогала им куда больше, чем свидетельства древних авторов.

«Согласно сообщениям Лукана и многих других, в Тевонии в изобилии обитают разнообразные гиганты, и сама страна эта названа по имени огромного чудовища Тевона. И там можно увидеть его кости невообразимых размеров. Утверждается, что у Тевона был такой огромный череп, что если кто-нибудь возьмет в руки два меча и, просунув их в глазницу, примется вертеть ими внутри, то за своды черепа зацепиться не сможет. А зубы у него в ширину с ладонь человека…»

«В Нордмонте живут некие ночные чудовища, упоминать о коих боязно. Они, как стемнеет, летают между землей и небом, пугая жителей деревень своим ужасным шипением. У них одинаковое число перьев, глаз, ушей и ртов, и постоянно пребывают они без сна и отдыха…»

«На острове, что посреди реки Бриксонт, рождаются люди без голов. Они семи футов ростом, и все необходимые органы у них расположены на груди, а глаза на плечах. И, как утверждают, они ловят людей и пожирают их сырыми…»

«У скиоподов ноги состоят из одной голени, а коленные сочленения не сгибаются и затвердевают. Они удивительно быстро бегают, а летом, ложась на землю, чтобы отдохнуть, укрываются большой тенью от своей собственной ноги, запрокинутой кверху…»

Пролистнув еще несколько страниц, Хэвейд раздраженно отодвинул книгу в сторону. Не то. Все не то. Старые сказки про чудовищ, которыми мамаши до сих пор пугают непослушных малышей. Чудищ, которых никто никогда не видел, но все знают, что они есть, правда, не знают, где. Этот палец с длиннющим когтем, что до сих пор лежал перед ним на столе, куда реальнее.

А ведь рассказывают и о других. Об огромных, больше медведя, безглазых монстрах, живущих в пещерах; о тварях, словно созданных из тумана, чье появление можно предсказать по ужасному холоду, который те распространяют вокруг; о прямоходящих существах с кабаньими мордами и козлиными ногами; гигантских черных волках, выпрыгивающих прямо из земли. И все они, как по мановению волшебной палочки, возникли из ниоткуда несколько недель тому назад. Словно чья-то злая воля вызвала из Гленкиддираха, темного царства Вила, всех его омерзительных порождений.

Зачем? В чем причина? Хэвейд терялся в догадках. На юге, говорят, есть темные леса, и самый большой из них – за Гриммельнским оврагом. Люди болтали о каких-то духах, деревьях, способных передвигаться с места на место, о водяных и русалках – не более того. Но внезапное появление там орд кровожадных чудовищ старого монаха обеспокоило. Леса бурлили, закипая и угрожая смертью. Не было ли это подготовкой к чему-то неотвратимому и страшному?

Гленкиддирах… А ведь эта огнедышащая гора, легендарное место обитания древних богов, находится в самом центре нынешних владений принца Эллы. Хэвейд поразился этому совпадению, но, немного подумав, счел его бесполезным. Никакой видимой связи между последними событиями усмотреть не смог, тем более что Элла отправился в Черные горы много позже появления всех этих тварей.

Помимо воли мысли монаха вновь обратились к младшему сыну Идриса Леолина.

Принц умен и энергичен, много глубже и хитрее Сигеберта, и если последний легче всего представлялся на поле битвы, со сверкающим мечом в руке, то из Эллы получился бы настоящий правитель. Не воин, пожалуй, но король. Жесткий и дальновидный.

Старик вздохнул: и неуправляемый. Элла всегда был себе на уме, так сказать, белая ворона в семействе покойного монарха. Идрис никогда не воспринимал младшего сына всерьез из-за его не подобающей воину начитанности и внешней хрупкости. Король должен быть силен и решителен, считал Идрис, а вся эта интеллигентность и изворотливость (дипломатичность, уточнил мысленно Хэвейд) ему претила.

Наверняка что-то из Эллы и получилось бы, но, скорее всего, именно пренебрежительно-насмешливое отношение отца и воспитало в принце неприятие сложившихся порядков. И, что намного хуже, отвратило его взор от истинных богов в сторону древних. А он, Хэвейд, к сожалению, упустил момент, когда Эллу еще можно было направить на верный путь. К великому сожалению.

Магистр сокрушенно покачал головой. Несвоевременная смерть старого короля только добавила проблем. Покинув двор, Элла вышел из-под контроля окончательно.

Он стал опасен. И, вероятно, сам не подозревал, насколько.

Если Элле удастся договориться с остальными первородными, и они согласятся возвести его на трон при условии подтверждения их привилегий, Корнваллису как единому государству придет конец. Зная Эллу, можно быть уверенным, что такая мысль рано или поздно посетит его голову.

А когда Элла добьется союза с князьями, наступит хаос. Ибо не могут пауки мирно жить в одной банке. Междоусобица и разруха, если только ему, Хэвейду, не удасться сохранить и укрепить единственную уравновешивающую силу – власть короля. А для этого следует лишить эорлинов возможности объединиться под властью любого из представителей царствующей династии. Любого, кроме Сигеберта, разумеется.

И здесь еще этот лютик… волчий корень. Кто вмешался в естественный ход событий? Кто подсыпал отраву Идрису?

Если это действительно сделал Элла, решивший таким образом быстрее подобраться к трону, то тогда сир Ронан Альбрад прав в своих доводах. «Принц должен ответить за убийство отца безотносительно к высокой политике», – убеждал гонфалоньер. Но если это не Элла, к многочисленным грехам Хэвейда добавится еще один.

Слишком много «если». Миллион «если». Похоже, я старею, подумал Хэвейд, теряю сноровку. Слишком часто мои действия начинают зависеть от того, что делают другие люди.

Именно поэтому магистр не торопился с ответом. Мертвого уже не вернуть к жизни, говорил он сиру Ронану. «Будем надеяться, что боги дадут нам знак», – и гонфалоньер каждый раз соглашался с этими словами, склоняя голову.

Магистр поднял голову, подозрительно оглядев кабинет и попутно рассердившись на самого себя за эту глупость. Говорят, есть люди, способные читать мысли, но, слава богам, таковых поблизости не наблюдалось. Дело в том, что Хэвейд был не религиозен. К такому выводу относительно самого себя он пришел уже давно и тщательно скрывал сей факт от окружающих.

Горе от ума. Наверное, так. Еще со времен обучения в монастыре Форфар будущий великий магистр назубок выучил все доказательства существования Божественной силы и даже сейчас чувствовал в себе силы уложить на лопатки любого неверующего.

Хэвейд прикрыл глаза, и перед его мысленным взором встали бесконечные расплывающиеся от слез строчки и длинная хворостина в руках наставника, Великого темного мага Рхизиарта.

– Я слушаю! – тихий голос Рхизиарта словно хлестал по ушам.

Облизывая потрескавшиеся губы, юный Хэвейд раз за разом, бесконечно, повторял Божественные истины.

«В природе происходит движение. Ничто не может начать двигаться само по себе, для этого требуется внешний источник действия. Бесконечный поиск источника предыдущего действия бессмыслен. Следовательно, должно существовать нечто, являющееся первоначальным источником всякого движения, не будучи само по себе движимо ничем иным. Это и есть Божественная сила – недвижимый Движитель…

В окружающем мире наблюдается последовательное иерархическое возрастание сложности строения предметов и существ, нескончаемое всеобщее стремление к совершенству. Следовательно, должно существовать нечто абсолютно совершенное, являющееся источником всякого совершенства…

Чудо – это явление, единственно объяснимое существованием и непосредственным сверхъестественным вмешательством Богов. Существует множество засвидетельствованных фактов чудесных событий. Следовательно, происходит множество событий, единственным убедительным объяснением которых может быть сверхъестественное вмешательство Богов. А, следовательно, Боги существуют…».

И так далее, до бесконечности, до конца и снова с начала. Девяносто девять доказательств существования божественной силы, заключенные внутри огромного фолианта темно-коричневой кожи, потертого и замусоленного руками тысяч послушников.