Мой чужой дом Кларк Люси
Я растерянно моргаю.
– В социальных сетях?
– Я просматривал твою страничку. Ты очень подробно рассказываешь о своих занятиях. Фотографируешь каждый уголок дома. Отмечаешь, куда ходишь, где и когда гуляешь. Ты приглашаешь в свою жизнь посторонних. Словно они тебе очень… очень близки.
Мне вспоминается последнее сообщение от Книгочея101 и становится не по себе.
– Соцсети для того и созданы, – пытаюсь защититься я. – Людям хочется заглянуть в чужую жизнь.
– А если им захочется большего? Ты оповещаешь всех, что ушла на пробежку к морю и выкладываешь снимок с пляжа. Если человек знает это место, то легко вычислит местонахождение. Увидит, что ты одна. И в доме никого нет.
– Никто не знает, где я живу.
– Правда? Ты выложила тучу фотографий с видами из окна. Рано или поздно кто-нибудь узнает бухту и поймет, что дом находится на вершине скалы.
– И что с того? Ты пытаешься меня запугать?
Флинн страдальчески кривится.
– Нет, конечно! Просто тревожусь за твою безопасность. Все, что ты пишешь, чем делишься, навсегда останется в Интернете. Это же следы!
– Спасибо за инструктаж по безопасности, господин полицейский. – Я улыбаюсь, чтобы придать беседе немного беззаботности. – А ты с какой радости шерстишь «Фейсбук»? Я думала, ты ненавидишь соцсети.
– Что ты хочешь от меня услышать? – устало говорит он. – Что иногда я заглядываю на твою страничку – узнать, как у тебя дела?
Вот так – теперь доступ к моей жизни у Флинна только через экран компьютера. На душе становится грустно.
Он на минуту задумывается, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
– Когда друзьям известно о твоей жизни больше, чем мне… это тяжело. Все новости я узнавал от Хизер и Ника. Они держали меня в курсе дел. Что ты ездила во Францию, что вступила в книжный клуб. Что выпускаешь прямые эфиры или что-то в этом духе. Они уверяли, вид у тебя счастливый…
– Пойми, это лишь часть моей реальности, обертка! – запальчиво восклицаю я. – Я показываю людям то, что они желают видеть! Думаешь, у меня осталась хотя бы половина подписчиков, если бы я делилась скучной бытовой ерундой? Если бы писала правду?
По лицу Флинна пробегает тень.
Правда… Неудачное слово. Оно и раскололо наш брак.
– Я имею в виду, что никому не интересно смотреть на измученное бессонницей лицо. Или на пустые кофейные чашки рядом с крутящимся счетчиком слов. Да, пропущенная через фильтры идеальная жизнь – бред, полная ерунда, но это часть моей работы, и я должна ее выполнять!
– Неужели?
Флинн всегда так переспрашивает – чтобы я остановилась и подумала, спросила саму себя. Вопрос меня злит. Не буду отвечать.
– А если бы издатели не требовали от тебя вести страничку, ты удалилась бы из соцсетей прямо завтра? – гнет он свое.
– Какая разница? – огрызаюсь я.
– Я не осуждаю твой выбор, – успокаивающе говорит Флинн. – Просто спрашиваю, действительно ли это хорошо – для тебя, для любого из нас. Нам правда это необходимо?
– Через соцсети легче поддерживать связи.
– Так нас со всех сторон и убеждают – больше общайтесь, поддерживайте связи. Не знаю, Эль, – качая головой, вздыхает он. – По-моему, наоборот, люди стали разобщены. Когда заходишь в бар или ресторан, сидящие за одним столиком только и таращатся в свои телефоны. А на улице? Все идут, понурив голову, – смотрят в экранчики. И речь не о подростках, о взрослых людях! Разве это здорово?
Я молчу, да он, похоже, и не ждет ответа.
– Когда в жизни происходит страшное… например, умирает мама… все кажется… хрупким. Недолговечным. Бессмысленным. – Глаза его блестят. – Жизнь не должна сводиться к отретушированным фотографиям и хештегам, разве нет? Смысл в рождении и смерти. И прекрасном, но суровом отрезке времени между ними.
Сейчас, когда я вижу все воочию, мне стало интересно пересмотреть снимки дома, выложенные на твоих страничках. Ты явно поклонница крупных планов: большой рапан, живописно венчающий стопку книг, стеклянный кувшин со стаканом у края письменного стола, книжная полка, украшенная вазой с цветами и масляной лампой. Некоторые фотографии тщательно обрезаны – убраны неэстетичный радиатор, розетка или дверной откос.
Что еще ты вырезала из своей жизни?
Однажды мне на глаза попалась статья о воздействии социальных сетей: согласно исследованиям, социальные сети делают большинство людей несчастными. По утверждениям ученых, каждый третий, заглянув в «Фейсбук», испытывает разочарование от своей жизни. Соцсети поощряют поисковое поведение, повышая за считаные минуты после открытия странички уровень дофамина и воздействуя на нейронные мозговые связи. Только вообразите, какую штуку создал Марк Цукерберг! Она настолько могущественна, что способна изменять химию мозга.
Меня это тревожит, ведь теперь самооценка человека зависит преимущественно от числа подписчиков, лайков и высвечивающихся на мониторе сердечек. Кроме того, снижается устойчивость внимания. Стремясь напичкать нас большим объемом информации, рекламщики используют принцип количества «потрясений в минуту».
Думаю, рано или поздно настанет время обратной реакции, когда люди начнут удалять из Сети подробности своей личной жизни, которыми так щедро делились. Неужели непонятно, что это навсегда останется в цифровой реальности? Так и вижу пауков, ползающих по Всемирной паутине в поисках информационной шелухи, висящей то там, то тут, словно запутавшиеся хрустящие мухи.
До сих пор поражаюсь, чем люди делятся с публикой! Сколько подробностей о себе вываливают! Например, ты, Эль. Зачем? Наверное, чувство собственной важности берет верх над здравым смыслом. Разве нам интересны твои привычки и ежедневные ритуалы? Скорее всего, да – иначе почему мы с любопытством следим за обновлениями странички?
Если кому-то вздумается пересмотреть твои посты от начала до конца, он найдет все, о чем ты рассказывала. Мы знаем, какую ты водишь машину. Что выпиваешь ежедневно две чашки кофе, сваренного на кухне в кофемашине «Неспрессо». Что буфет, где развешаны чашки, ты расписала сама. Что кабинет – твое убежище, пристанище муз.
Хочется ободрить подписчиков – пусть не сетуют зря на неудавшуюся жизнь: выложенная красота – обычные постановки, творение твоих рук.
Они не имеют ничего общего с тобой настоящей, правда, Эль?
На самом деле эта идеальная жизнь – самая грандиозная твоя выдумка.
Глава 14
Эль
Поворот. Скрипят, притормаживая, по асфальту шины, за окнами проносятся густые зеленые стены кустов. На подъезде к дому Фионы я быстро прокручиваю в голове ее недельное расписание. Так, Билла сегодня нет, Дрейк в детском саду – значит, сестра у себя, работает. Я ненадолго, не стану ее сильно отвлекать. Просто хочется уйти из дома. Поговорить с ней – о Флинне, о его матери…
Я сворачиваю на улицу, где живет Фиона. Сейчас поставим чайник, усядемся на старый, продавленный уютный диван… Я паркуюсь на обочине дороги перед домом, выхожу из автомобиля и едва приближаюсь к крыльцу, как дверь распахивается – на порог, натягивая темную куртку, выходит мужчина. Лица не видно, однако, судя по более худощавой комплекции, не Билл.
Фиона, босоногая, раскрасневшаяся, что-то говорит ему с порога.
Когда мужчина поворачивается, у меня от удивления открывается рот. Марк!
Марк вальяжно улыбается и, слегка кивнув головой, роняет:
– Доброе утро.
Он натягивает шлем, заводит мотоцикл, срывается с места и с шумом исчезае в конце улицы.
Фиона стоит со скрещенными на груди руками, подбородок надменно вздернут.
– Марк просто оказал мне кое-какую помощь.
– Какую?
– Посудомоечная машина сломалась.
Я пристально смотрю ей в глаза. Знакомый стальной, исполненный решимости взгляд, но веки слегка подрагивают.
– Чушь! – Я прохожу мимо сестры прямиком на кухню.
Она идет следом.
– Я так понимаю, Билла нет?
– Нет, – коротко отвечает Фиона.
– А Дрейк в детском саду?
– Да.
– Все идеально распланировано.
Я, конечно, догадывалась, что после брака у нее были другие мужчины, но доказательств этому не имела, да и не хотела иметь.
– Сразу поясню, пока ты не оседлала любимого конька: это просто секс!
– А если бы Билл тебе так сказал?
Фиона небрежно отмахивается, будто я сморозила несусветную глупость.
– Я знаю, Марк тебе не нравится. Но я понятия не имела, что он сын твоих соседей, если тебе станет легче.
– И давно это началось? – холодно интересуюсь я.
– Ничего не началось! Так, приключение, встретились несколько раз.
– Сколько раз?
– Три. Или четыре. Не помню. Было и прошло. Ничего особенного.
– Но как вы познакомились?
– На дне рождения Ивонн.
Сестра и меня звала на ту вечеринку, но я улетала во Францию на писательский семинар.
– Он ведь, кажется, лет на десять тебя младше!
– Спасибо, что напомнила. На семь, если точнее.
Мрачно сложив на груди руки, я перевожу взгляд с Фионы на коллаж фотографий, прикрепленных к холодильнику, с радостно улыбающимся Дрейком в золотистом колпачке.
– И не надо строить такое лицо, – говорит сестра.
– Какое?
– Вот такое, как ты сейчас состроила. Губы брезгливо поджаты, плечи подергиваются в праведном гневе. Думаешь о Дрейке, о Билле, осуждаешь мое поведение.
– Я лишь думаю, что ты сильно рискуешь. Чего тебе не хватает?
Фиона разражается смехом.
– Боже мой, Эль! Ты всегда излишне романтизировала материнство. Разумеется, Дрейк – самое дорогое, что у меня есть. Без него все померкнет. Только одного материнства для полноты жизни не хватает. Да, в первую очередь я мать, это большая часть моего «я», но надо иметь что-то и для другой части, непосредственно для себя. Вот здесь-то самое сложное. Билл в разъездах чаще, чем дома. Пришлось приспосабливаться, решать, кем я могу быть в тот отрезок времени, когда Дрейк спит или, как сегодня, в детском саду. Мысль, что этого может «хватать», уже сильно ограничивает, Эль. Человек многое теряет. Люди хотят работать, заниматься собой, ходить в рестораны, развлекаться с друзьями… Мне хочется чувствовать свою цельность. Что я – это я.
– И для ощущения своего «я» надо трахаться с Марком?
Повисает пауза.
– Я совершила ошибку, – признает наконец Фиона. – Но с Марком покончено. Я уже ему сказала. – Она с сожалением качает головой. – Ты же знаешь, я люблю Билла.
Атмосфера в кухне потихоньку разряжается. Я иду к мойке и, взяв с сушилки стакан, наливаю себе воды. В голове тем временем вертится беспокойная мысль, меня смущают сроки… Где Фиона впервые переспала с Марком? Он живет с родителями, у нее Билл и Дрейк… Так где же? На вечеринке?
Пазл внезапно складывается: у Фионы был ключ от моего дома! Арендаторы въехали только на следующий день.
Я вихрем оборачиваюсь к сестре.
– Ты приводила Марка ко мне в дом?!
Фиона растерянно хлопает глазами, на ее лице паника. Она открывает рот, но так ничего и не произносит, только на щеках вспыхивает румянец. Вот это да! Неожиданно.
– Я отдавала тебе ключи. Ты накануне относила туда детский стульчик. Ты сама сказала, что закинешь его вечером, перед заездом арендаторов.
Сестра выдерживает мой взгляд, а затем, медленно склонив голову, виновато кивает.
– Ты привела Марка ко мне?! Без спросу пустила в мой дом какого-то незнакомца и…
– Эль…
– Господи! Вот откуда он знает, как выглядит моя спальня! Просто ты впустила Марка в дом, поэтому он в курсе, что на тумбочке у меня кремовая лампа!
– Нет, нет! – испуганно перебивает меня Фиона. – Наверх он даже не поднимался. Мы были в гостиной. Это вышло… В общем, я не собиралась… Я привезла в машине детский стульчик. Попросила Марка помочь достать его из багажника. Он зашел вслед за мной. Сказал, что дом очень красивый. Я решила показать ему вид из окна – вид на бухту. А закончилось все… – Она опускает взгляд.
– Где?
Фиона плотно сжимает губы.
– Где вы занимались сексом?! – в ярости спрашиваю я.
– Ты и правда хочешь это знать?
– Да.
Она глубоко вздыхает.
– В гостиной.
– Вы поднимались в спальню?
– Нет!
– Он оставался в доме один, хоть на минуту?
– Нет. Мы зашли и сразу вышли. – Она кривится, раздраженная неудачным подбором слов. – Я имею в виду, я… Я ополоснулась в душе. Но очень быстро…
– Значит, это Марк. Теперь я точно знаю.
Руки сами сжимаются в кулаки, челюсть напряжена. Так и вижу, как Марк рыскает по моим комнатам, вприпрыжку взбегает по лестнице, остановившись только, чтобы нацарапать на окне послание. «Я у тебя дома».
Пока Фиона принимала душ, он мог запросто зайти в спальню. Погладить покрывало на краю кровати… Интересно, взглянул ли он на свое отражение в зеркале? Почувствовал ли себя взломщиком? Или испытал радость при мысли, что забрался в мою спальню? Представлял ли он меня на кровати?
А может, он давно вынашивал подобный план? Решил соблазнить Фиону, чтобы через нее попасть в дом? Обвинил меня в инфаркте матери – вполне возможно, это часть его игры в запугивание. Марк спит и видит, чтобы я убралась отсюда – вот его конечная цель.
– Он заходил в мой кабинет…
– Ой, не нагнетай! – раздраженно перебивает сестра. – Я была в душе считаные минуты. Ты правда считаешь, что Марк успел бы обшарить твой дом, добраться до запертой комнаты и вскрыть ее? Для чего? Чтобы потихоньку, втайне от меня, разбить пресс-папье?
Голова идет кругом.
– Да, я виновата, что привела его в твой дом, прости, Эль! Но все остальное – лишь твое воображение.
«Это лишь твое воображение» – словно эхо прошлого донеслось. Я отгоняю воспоминание – оно слишком опасно.
– Верни мой ключ, – говорю я, решительно вздернув подбородок.
– Что?
– Запасной ключ от дома. Который я тебе давала.
Фиона презрительно усмехается.
– Не доверяешь мне? Что я, по-твоему, могу натворить? Затею в доме групповушку, пока тебя нет?
– Вполне вероятно.
Она скрещивает руки.
– Значит, ты и у Флинна ключ забрала?
Я молчу.
– Может, стоит этому человеку устроить допрос с пристрастием? Как-никак он – обиженная сторона. Он был так зол, что подал на развод. И теперь снимает комнатушку, пока ты разгуливаешь по особняку на берегу моря. Да, тот самый человек.
Она права. Флинн сам зашел в дом. Ходил по комнатам. Поднялся в кабинет якобы «поискать фотографии».
– И заберу.
– В любом случае, меня можно вычеркнуть из черного списка – у меня нет ключа. Я оставила его на бюро, в блюде, когда у тебя захлопнулась дверь. Я говорила.
Мне становится стыдно. Фиона снова права, она и правда говорила.
Совсем из головы вылетело.
– Спасибо за оказанное доверие.
Я сворачиваю на подъездную дорожку к дому, из-под колес разлетается гравий. Кипя от злости, яростно дергаю ручник. Не хватало еще рассориться с сестрой.
Черт бы побрал этого Марка! Внутри меня бушует буря. Уж он-то знал, кто хозяин дома, когда Фиона пригласила его зайти. О, с каким удовольствием он обшарил тут каждый уголок, рылся в моих вещах, а потом, выждав благоприятный момент, намекнул, что бывал внутри.
Хлопнув дверцей автомобиля, я широким шагом иду через дорогу к дому Фрэнка и Энид и начинаю громко стучать.
Открывает Марк, на его губах играет слегка недоуменная улыбка.
– Всегда рад встрече…
– На два слова.
– Тогда сюда.
Я прохожу через гостиную. На экране компьютера дрожит поставленная на паузу игра-стрелялка: бугристые от мускулов, коротко стриженные парни с пушками в руках.
– Можем сыграть вдвоем, – вкрадчиво говорит Марк почти в ухо.
Ничего не ответив, я прохожу в чистенькую, опрятную кухню. На столе стоят кувшин-фильтр с водой и тарелка печенья, в воздухе витает слабый аромат выпечки. Атмосфера такая уютная, такая располагающая, что меня охватывают сомнения.
Я оборачиваюсь к Марку, и от его испытующего взгляда во мне снова закипает гнев.
– Я знаю, что вы заходили в мой дом. Фиона все рассказала.
Молчание.
– Но у вас ничего не выйдет!
– Что не выйдет?
– Не выйдет запугать меня, как бы вы ни пытались. Заявиться на мое выступление в библиотеке…
– Это теперь называется запугиванием?
– Вы перевернули мой мусорный бак, а потом издалека наблюдали. Это чертовски гадко. Да и просто нелепо.
– Как скажете…
Похоже, Марк едва сдерживается, хотя и изображает насмешливую беззаботность.
– А послание на стекле? Какого черта?
– Послание? – удивляется он. – Теперь я вообще ничего не понимаю.
– Вы написали: «Я у тебя дома»!
Недоуменно округлив глаза, Марк разражается хохотом.
Мои пальцы сжимаются в кулаки, на ладонях остаются красные полукруглые отпечатки ногтей.
– Я знаю, что это вы, – твердо говорю я.
– Ничего вы не знаете.
– Хватит врать! – Я срываюсь на крик.
Марк вскидывает руки, будто пытаясь меня успокоить.
– Тише, тише. Расслабьтесь. У вас, кажется, крыша слегка… того… едет.
– Как вы смеете?..
– Допустим, я мог перевернуть ваш мусор, верно? Я был вне себя и хотел, чтобы вы об этом знали. Я пришел в библиотеку, пытаясь разобраться, что вы за человек, что вами движет. Провальное получилось выступление, кстати.
У меня начинает дергаться глаз.
– Да, я не из ваших фанатов, писательница. А вы из тех людей, кто хочет всем нравиться. Сколько негодования, если вы, не дай бог, кому-то не по вкусу! Смиритесь уже! Вы – заносчивая дрянь! Прикатила из города с мешком денег, урвала коттедж на скале… А ведь мама хвалилась мне по телефону новыми соседями. Радовалась, какая милая молодая пара рядом поселилась. Рассказывала о ваших планах отремонтировать дом и жить в нем долго и счастливо. Вы даже говорили, что собираетесь сохранить часть оригинальной архитектуры… Она была такая довольная! И что потом? Сюрприз-сюрпри-и-из! Вы снесли дом под чистую, да еще пытались одурачить родителей чертежами, уверяя, что все будет гармонично. С чем гармонично?
Я стою на месте, не шевелясь.
– Вот такие, как вы, понаехавшие из городов, и разрушают Корнуолл! Скупают недвижимость. Отстраивают себе вторые дома в три этажа и уезжают на полгода, а местные лавки тем временем на ладан дышат. Еще один город катится в тартарары.
– У меня нет второго дома, – подаю я наконец голос.
– Это пока. Посмотрю, как вы запоете, когда проведете в Корнуолле всю зиму. – Он качает головой. – Люди, которые здесь родились и выросли, вынуждены уезжать. Из-за вас цены растут как на дрожжах, поэтому мы не можем себе позволить жить рядом с родителями, заботиться о них… Теперь заболела мама, и мне пришлось взять все дни отпуска за год, чтобы за ней присматривать. А если ей снова потребуется помощь? А если папа сляжет? – От напряжения у Марка побелел лоб, каждое слово он буквально выплевывает. Раньше его хватало на одно-два предложения, а теперь как прорвало. – В некотором смысле вы правы, я был бы рад вышвырнуть вас отсюда. Не хочу, чтобы подобные люди жили рядом с моими родителями.
– Вы ничего обо мне не знаете!
– Неужели? Моя мама свалилась с инсультом, а вы даже не заглянули справиться о ее самочувствии. Не предложили приготовить еды для папы. Не поинтересовались, не нужно ли им чего. А именно так ведут себя здесь настоящие соседи. Она чуть не умерла! – яростно кричит он, так что изо рта летит слюна. – Я чуть не потерял мать!
– Вы ее все-таки не потеряли.
Я перевожу взгляд на дверь – там в белой ночной рубашке, держась бледной рукой за косяк, стоит Энид, редкие седые волосы обрамляют лицо, словно паутинка. Она кажется такой маленькой, такой хрупкой…
– Простите… Не знала, что вы здесь, – смущенно извиняюсь я. – Мы слишком громко разговаривали…
– Ссоры всегда громкие, – медленно говорит она, глотая окончания слов.
В присутствии матери Марк немного расслабляется.
– Прости, мам, – говорит он, целуя ее в макушку. – Мы тебя потревожили.
Внезапно в нем проступает маленький мальчик. Словно наяву я вижу, как он бежит по пляжу с зажатой в кулаке ракушкой и дарит ее матери; как сияет улыбкой его лицо, когда мать говорит, что сохранит подарок…
– Мне очень жаль, что у вас случился инсульт, – говорю я Энид. – Марк прав… Я должна была вас проведать. И предложить помощь. Как вы сейчас себя чувствуете?
– Рада, что наконец-то дома. – Она поворачивается к Марку. – Мне просто пить захотелось, вот я и пришла. Нальешь?
– Конечно! Воды? Чаю? Даже шерри могу предложить, пока сиделок нет.
Энид ласково смеется.
– Пока воды достаточно.
Марк помогает матери устроиться в кресле, наполняет водой большой стакан, помещает в него трубочку и ставит перед ней на стол.
Энид осторожно тянет жидкость и, осушив стакан до дна, говорит мне:
– Садитесь.
Я выдвигаю кухонный стул, на котором для мягкости лежит подушка с цветочным орнаментом, и послушно усаживаюсь. Взгляд невольно устремляется к окну: прекрасный пейзаж частично заслонен верхним этажом моего дома. Должна признать, я и правда виновата.
– Простите, что подслушала ваш разговор. Эль, я сожалею, что сын опрокинул ваш мусорный бак. Наверняка он собирается извиниться.
Марк смотрит мне в глаза.
– Извините.
– А что касается остального… Марк, ты тоже к этому причастен?
– Нет.
Обдумав его ответ, она удовлетворенно кивает.
– Наверное, Эль, это дел рук вашего гостя.
– Какого гостя?
– Ну, тот человек, который присматривал за домом, пока вы были в отъезде.
– Точно… Я сдавала дом в аренду на две недели. – Вспомнив замечание Марка о вторых домах, я торопливо добавляю: – Но я не собираюсь его сдавать на постоянной основе. Одного раза мне хватило. Думаю, семья была славная. Надеюсь, они не доставили вам хлопот.
– Семья? – удивляется Энид. – Как странно!
Я озадаченно нахмуриваюсь.
– Почему?
Читать бесплатно другие книги:
