Испорченный король

Коул и Ронан – первые, и единственные, кто осмеливается приблизиться к ним.

Коул пытается схватить Эйдена, но тот подобен быку. Он отталкивает его и снова бросается на Ксандера. По знаку капитана к ним присоединяются остальные члены футбольной команды. Требуется несколько человек, чтобы помешать Эйдену и Ксандеру убить друг друга.

Два учителя и тренер Ларсон ускоряют шаг, заходя внутрь, а за ними следует… Ким.

Она позвала учителей?

Тренер выглядит взбешенным, когда приказывает футбольной команде оттащить Эйдена и Ксандера в дисциплинарный кабинет.

Между студентами вспыхивает неконтролируемый ропот. Даже два учителя, похоже, ошеломлены тем, что Эйден и Ксандер подрались.

КЭШ – это не та школа, где устраивают драки. Это место полно элиты и академически образованных людей. Статус, оценки и деньги – это единственное, что имеет значение здесь.

Насилие никогда не было чем-то таким, о чем руководству приходилось беспокоиться. Особенно от двух звезд футбольной команды.

Направляясь к выходу, Эйден проходит мимо меня. Моя кожа наэлектризовывается от резкого контакта. Я вжимаюсь в стол, дерево впивается мне в спину, когда его жесткий, металлический взгляд падает на меня.

Уголок его левого глаза подрагивает, когда он останавливается передо мной. Горячее, тяжелое дыхание касается моего лица, когда он шепчет:

– Ты за это заплатишь.

Эйден и Ксандер не возвращаются в класс на второй урок.

Инцидент в кафетерии становится темой всеобщих сплетен.

На меня постоянно бросают странные взгляды, но никто не осмеливается заговорить со мной.

Всеобщая теория заключается в том, что Эйден и Ксандер получат дисциплинарные взыскания, которые могут включать временное отстранение от игры.

Мне трудно поверить, что тренер Ларсон позволит КЭШ забрать двух своих звездных игроков, но руководство строго относится к любым проявлениям насилия.

В моей голове роятся мысли. Я хотела отомстить и причинить ему боль, как Эйден причинил мне, но я не такой человек. Мне не нравится причинять боль другим.

Даже если они монстры.

Во время занятий невозможно сосредоточиться. Я продолжаю наблюдать за входом, ожидая возвращения Эйдена и Ксандера. День заканчивается, но никто из них так и не появляется.

Мы с Ким выходим из класса вместе в полном молчании. Она бросала на меня свирепые взгляды с самого обеда, но я была слишком измотана, чтобы обращать внимание на ее капризность.

Когда мы оказываемся на парковке, Сильвер и две ее болонки преграждают нам путь.

О, да ладно тебе.

Она последний человек, с которым мне хочется разговаривать в этот дерьмовый день.

Она постукивает своими дизайнерскими туфлями по земле, глядя на меня сверху вниз, как будто я ее горничная.

– Кем, черт возьми, ты себя возомнила, Отмороженная? Ты ничтожество, так что перестань пытаться кем-то стать.

Я стискиваю зубы, но предпочитаю не обращать на нее внимания.

Никогда не давайте хулиганам того, чего они хотят.

– Тебе следует вернуться в свой замороженный за`мок! – кричит мне в спину одна из подруг Сильвер.

– Заткнитесь, пока она не устроила вам снежную бурю, – рычит на них Ким.

Я тяну ее за руку к ее машине.

– Они того не стоят.

– Что ж, придется прибрать за тобой, – говорит Сильвер позади меня спокойным, самодовольным голосом, который выводит меня из себя.

Я не хочу знать, что она хочет сказать, но я также не буду бежать к машине и показывать ей свою спешку.

– Поскольку Кинг напряжен, мне придется навестить его, чтобы расслабить, – продолжает Сильвер.

Я плюхаюсь на пассажирское сиденье и захлопываю дверцу сильнее, чем намеревалась.

Мое дыхание хриплое и неровное, а в ушах звенит, как будто кто-то дал мне пощечину.

Расслабить его.

Кого волнует, кто его расслабляет, черт возьми?

Я рада, что Ким заводит машину в тишине. Мой гнев вспыхивает, когда Сильвер одаривает меня самодовольной улыбкой и машет своим телефоном, на котором высвечивается красноречивое «Кинг».

Он звонит ей.

Эйден звонит ей.

Вся поездка домой проходит в пугающей тишине.

Несмотря на тяжесть, давящую мне на грудь, я ненавижу напряженную атмосферу между мной и Ким.

Я тереблю лямку своего рюкзака.

– Что случилось, Ким?

Она бросает на меня строгий взгляд, прежде чем снова сосредотачивается на дороге.

– Это я должна спросить тебя. После двух лет, когда ты отмахивалась от парней, ты вдруг заинтересовалась Ксандером?

Я моргаю.

– Ксандер меня не интересует.

– Значит, ты просто держала его за руку напоказ? Ты впервые за много лет вошла в кафетерий с Ксандером напоказ? – Ее губы дрожат. – Подожди. Ты… ты что-то чувствовала к нему все это время?

– Ни в коем случае.

– Тогда в чем дело? Ты же знаешь, он издевался надо мной много лет! Я уверена, что в каком-то кодексе дружбы написано, что ты не можешь встречаться с обидчиком своей лучшей подруги.

Я недоверчиво смотрю на ее покрасневшие щеки. Быть рациональной стороной прямо сейчас чертовски сложно.

– А разве в кодексе дружбы не сказано, что ты не должна обнимать обидчика своей лучшей подруги и плакать у него на груди? Позволяет ли он тебе вести себя с ним дружелюбно, когда мне явно от этого не по себе?

Губы Ким приоткрываются, когда она нажимает на тормоза, останавливая машину на обочине дороги. Водитель задней машины кричит и сигналит, но она не обращает на него внимания и маниакально стучит по рулю.

– Так вот в чем все дело? Ты мстишь из-за этого?

– Я не собираюсь мстить.

– Что дальше? – ее глаза наполняются слезами. – Это Ксан, Элли. Ты не можешь быть с ним… пожалуйста.

– Я не с ним. Это лишь игра на публику, чтобы остановить издевательства. Разве ты не говорила мне пользоваться шансом, пока могу?

– Оу.

В машине воцаряется тишина. Я смотрю из окна на детей из детского сада, переходящих улицу.

– С Кингом все не так, как ты думаешь. – Голос Ким смягчается.

– Разве ты не видишь, что он встает между нами, Ким? – Мой голос дрожит.

– Я этого не допущу. Я не идиотка, как только я получу нужную мне информацию, я все оборву.

– Какую информацию?

Она возвращается к постукиванию по рулю.

– Я скажу тебе, когда буду уверена. Суть в том, что я обещаю никогда не причинять тебе боль, Элли. Ты видела меня, когда я была невидимкой, и я никогда этого не забуду.

Я смотрю на нее, и слезы мешают мне видеть четко.

– И я бы никогда не причинила тебе боль, Ким. Ты – лучшее, что случилось со мной с тех пор, как я поступила в эту богом забытую школу.

Ким бросается ко мне в объятия. Я обнимаю ее, вдыхая мягкий цветочный аромат. Я не знала, что нуждалась в объятиях, пока она не предложила их.

Когда она отстраняется, ее глаза смотрят в сторону, прежде чем встретиться с моими.

– Почему Ксандер попросил тебя стать его подставной девушкой?

– Я не уверена, но я думаю, что это его месть за то, что Эйден обнимал тебя на прошлой неделе, и за все внимание, которое он уделял тебе с тех пор.

Ее губы приоткрываются, и она сдерживает улыбку.

– Правда?

– Почему у тебя такой счастливый голос?

– Неправда! – Она крепко сжимает губы.

– Еще какая! – Я тычу пальцем ей в бок.

Она ерзает и фыркает, пренебрежительно махнув рукой.

– Значит, ты и Кинг, да?

У меня сжимаются легкие при упоминании его имени.

– Что «я и Кинг»?

– Да ладно тебе, Элли. Всегда такой спокойный Кинг впервые полез в драку из-за тебя.

Я качаю головой.

– У него просто есть некоторые проблемы с Ксандером.

– Ага. У него были проблемы с тем, что Ксандер прикасался к тебе. Я никогда не видела, чтобы он терял контроль, даже когда умерла его мать.

– Ты была там, когда умерла его мать?

Я знала, что миссис Кинг больше нет, но на самом деле я никогда не задумывалась, какую роль ее отсутствие может сыграть в жизни Эйдена.

Как я могла не задуматься об этом раньше? Психологические проблемы всегда начинаются с родителей. У самых известных в мире убийц-психопатов обычно проблемы с матерью.

– Конечно, – говорит Ким. – Ты же знаешь, мы соседи.

Верно. Иногда я забываю об этом.

– Сколько тебе тогда было лет? – спрашиваю я.

– Нам было, может быть, лет семь? Во всяком случае, мне. Она умерла от болезни, но…

– Что «но»?

Ким понижает голос, как будто рассказывает мне нечто сверхсекретное.

– Ходят слухи, что фактическая причина смерти – самоубийство, но «Кинг Энтерпрайзес» замаскировали это под болезнь.

– Почему?

Ким пожимает плечами.

– Я не знаю, но это может быть из-за акций и прочего.

– Она была склонна к самоубийству?

– Я так не думаю. Тетя Алисия была такой милой и заботливой. Я помню, что она любила Эйдена и чрезмерно опекала его – чего дядя Джонатан не ценил. Бедняги Эйдена даже не было рядом во время ее смерти.

Я наклоняюсь вперед на своем сиденье.

– Что ты имеешь в виду?

– Он отправился в летний лагерь, а когда вернулся, она уже была мертва. Я до сих пор помню пустой взгляд его глаз на похоронах. У меня от этого до сих пор мурашки по коже… брр. Ты знаешь, в тот день он не плакал. Он стоял рядом со своим отцом в полном молчании на протяжении всей церемонии.

Что-то сжимается у меня под ложечкой. Потеря матери в таком юном возрасте, без возможности попрощаться, должно быть, была для него опустошительной. Я даже не помню своих родителей, но иногда я все еще чувствую боль от их потери, как будто это произошло вчера.

Ким отвозит меня домой, и мы проводим остаток вечера за учебой, а затем запоем смотрим несколько серий «Люцифера», пока тетя не возвращается домой.

Некоторое время спустя Ким уходит, чтобы помочь Кириану с домашним заданием. Она всегда притворяется, что он причиняет ей неудобства, но она не может провести и дня, не думая о нем.

Отец Ким – дипломат, который большую часть своего времени находится в Брюсселе и редко бывает дома. Ее мать – известная художница, которая обычно запирается в своей студии, так что Ким стала взрослой с момента рождения Кириана восемь лет назад.

Она не только его старшая сестра, но и мать, и отец, и лучший друг. Она всегда говорила, что не хочет, чтобы он чувствовал ту пустоту, которую она испытывала в детстве.

Мы с тетей вместе готовим ужин. Я почти не слушаю ее и не рассказываю о своем дне в школе.

Я совершенно сбита с толку.

– У тебя что-то в телефоне? – спрашивает тетя подозрительным тоном, когда я проверяю его в миллионный раз за последний час.

Я заставляю себя улыбнуться.

– Нет, ничего.

Тишина.

Эйден не отправил ни одного из своих ночных сообщений.

Я его расслаблю.

Голос Сильвер затягивает петлю на моей шее. Мои пальцы чешутся, а руки кажутся грязными, хотя я только что их вымыла.

Я опускаю их под воду в раковине, затем отстраняюсь, когда замечаю, что тетя наблюдает за мной.

Она знает, что я зацикливаюсь на мытье рук только тогда, когда волнуюсь.

– Я собираюсь в магазин, – выпаливаю я, чтобы отвлечь ее внимание.

– Зачем? – спрашивает она.

– У меня закончились тампоны, – говорю я первое, что приходит в голову.

– Но у тебя нет месячных, милая.

– Должны начаться через несколько дней. Ты же знаешь, я люблю быть подготовленной. – Я уже направляюсь к двери.

– Элси.

– Да? – бросаю я через плечо.

Тетя Блэр машет купюрой.

– Ты забыла деньги.

– Точно. – Я неловко улыбаюсь и беру у нее купюру.

– И надень свитер. На улице прохладно.

– Да, тетя! – кричу я с порога.

– Скорее возвращайся.

Засовывая ноги в балетки, я набрасываю тонкий свитер поверх своего черного хлопчатобумажного платья, на котором написано «Комфортно дома». Оно похоже на футболку большого размера, которая доходит мне до колен.

Как только я выхожу из дома, первые капли дождя попадают мне на нос и ресницы. Я могла бы вернуться за зонтиком, но не делаю этого.

Вместо этого я позволяю своим ногам взять верх.

Я бегу по пустым, освещенным улицам так сильно и быстро, как только могу. Ночной холод бьет меня по лицу, а дождь мочит насквозь за считаные секунды.

Но этого недостаточно.

У меня в груди какая-то тяжесть.

Это удушающе.

Это лишает меня всякого воздуха.

Каждый мой вдох кажется мне грязным.

Я чувствую себя грязной.

Единственное, что может очистить меня, – это бег и дождь.

Только… этого не происходит.

Образ Сильвер, расслабляющей Эйдена, продолжает крутиться в глубине моего сознания, как в каком-нибудь порнофильме.

Должно быть, поэтому он слишком занят, чтобы написать мне.

Я закрываю глаза и пытаюсь выкинуть эти образы из головы.

Сильвер и Эйден созданы друг для друга.

Меня не волнуют они и их внеклассные занятия.

Но зачем просить меня быть его, если у него уже есть кто-то, кто потакает его прихотям?

Придурок.

Как только я прихожу в продуктовый магазин, я покупаю несколько упаковок тампонов и зонтик. Я бы предпочла бежать обратно под дождем, но тетя расстроится из-за этого.

Не говоря уже о том, что мое сердце ведет себя странно. Я не буду нагружать его без причины.

Я сворачиваю за угол к нашему дому, неся пакет с тампонами в одной руке и зонтик в другой, когда замечаю черный «Мерседес» с тонированными стеклами. Я думаю, он стоял там с самого начала.

Паника сжимает мою грудь, и я бегу остаток пути домой. Я выбираю зайти через черный ход, так как он самый близкий.

В тот момент, когда я сворачиваю за угол, сильная рука зажимает мне рот. Я вскрикиваю, зонтик и пакет выпадают у меня из рук.

Мой крик заглушается ладонью.

Меня тянет вперед. Я спотыкаюсь, и моя щека ударяется о капот машины. Я узнаю его запах еще до того, как горячее дыхание шепчет мне на ухо.

– Пришло время расплачиваться, сладкая.