Испорченный король

Дядя Д.: Я не думаю, что мы попадем на игру в эти выходные. Я завален работой. Мне так жаль, тыковка.

У меня сдавливает грудь, но я отвечаю.

Эльза: Все в порядке. Мне все равно нужно учиться. Ты будешь скучать по мне, когда я буду в Кембридже *смайлик с фейерверком*

Дядя Д.: Не заставляй меня сейчас расчувствоваться. Ты побьешь наши рекорды. Командная работа.

Эльза: Командная работа!

Я не чувствую слов, когда печатаю их.

Дядя Д.: Запрись на ночь. Мы можем вернуться домой поздно. В холодильнике есть овощи, а твоя тетя говорит, что никакого мороженого.

Дядя Д.: Мы любим тебя, тыковка.

Еще одна одинокая ночь.

Эльза: Без проблем! Берегите себя. Я тоже люблю вас, ребята *смайлик сердечко*

Когда я засовываю телефон обратно в карман, я чувствую на себе чей-то взгляд. Я поднимаю голову и вижу, что Эйден пристально наблюдает за мной, склонив голову набок. Прочитал ли он сообщения?

Ронан рассуждает о составе на следующую игру, но Эйден не обращает на него ни малейшего внимания. Его большой палец касается моей поясницы. Дрожь пробегает по моей коже от интимности этого жеста.

Почему люди говорят, что физический контакт не имеет значения? Почему они предполагают, что эмоции появляются бог пойми откуда?

Физическое прикосновение всегда играет роль.

Я знаю это, потому что прикосновения Эйдена сводят меня с ума с того дня, как он нарушил невидимое правило «не прикасаться».

Мы направляемся прямиком к столу футбольной команды – конечно же. Эйден убирает руку, чтобы усадить меня рядом с собой.

Ксандер улыбается мне, демонстрируя обе ямочки на щеках. Это кажется достаточно искренним, поэтому я неуверенно улыбаюсь в ответ.

Эйден бросает на нас такой суровый взгляд, что я решаю сосредоточиться на своем рюкзаке. Ухмылка Ксандера становится еще шире. Эйден кладет обе руки мне на плечи.

– С сегодняшнего дня Эльза будет обедать с нами.

Черт возьми, нет.

Я двигаюсь, чтобы встать, но он наклоняется ко мне и шепчет:

– Стой смирно, или я расскажу им, сколько раз я брал тебя прошлой ночью.

– Ты не брал меня, – шиплю я так, чтобы слышал только он.

Он приподнимает бровь.

– Они этого не знают.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы удержаться от крика.

Почему у него есть такая способность так по-королевски выводить меня из себя?

Никто из членов команды ничего не говорит. Я и не ожидаю от них этого. В конце концов, он Кинг. Его слово – королевский указ.

Ронан поднимает брови.

– Добро пожаловать на борт, Элли.

– Я ранен, Отмороженная. – Ксандер придвигается ближе. – Разве мы не пара?

Хватка Эйдена на моих плечах усиливается, но мне не нужно оборачиваться, чтобы увидеть его разъяренное лицо.

Я не знаю, почему Ксандер продолжает провоцировать Эйдена. Он должен знать, каким сумасшедшим дьяволом он может быть.

– Эй, Найт… – В голосе Эйдена слышится явная угроза. – Если ты еще раз скажешь что-то подобное, я скажу то, что тебе не понравится.

Ямочки исчезают с лица Ксандера, и он прищуривается, прежде чем положить вилку на тарелку с макаронами.

– Пошел ты, Кинг.

– Подожди. О чем вы? – Ронан переводит взгляд с одного на другого. – Серьезно, я устал от того, что меня оставляют в неведении. Почему мне здесь никто ничего не говорит?

– Потому что у тебя длинный язык? – предполагает Коул.

– Чушь.

– Самый длинный, – все за столом соглашаются.

Ронан пускается в долгий спор обо всех секретах, которые он хранил ради них, – раскрывая их.

Забавно наблюдать, как он ведет себя как Королева драмы, когда Ксандер провоцирует его, а Коул пытается заткнуть ему рот.

В последний раз сжав мое плечо, Эйден направляется туда, где подают еду.

– Ты уверена, что хочешь быть с таким придурком, как он? – Ксандер скользит в мою сторону, ухмыляясь и, кажется, не обращая внимания на угрозу Эйдена. – Я всегда здесь, если ты передумаешь.

Он начинает придвигаться ближе, но Коул встает между нами. Он бросает на Ксандера понимающий взгляд. Между ними происходит какой-то безмолвный диалог. Ксандер закатывает глаза и снова сосредотачивается на своей еде.

– Перестань провоцировать Кинга, Найт, – говорит один из игроков футбольной команды, вратарь. – Мы просрем чемпионат, если наши лучшие нападающие продолжат вцепляться друг другу в глотки.

Несколько его товарищей по команде бросают на меня снисходительные взгляды, как будто я источник всех их проблем.

– Почему вы так на меня смотрите? – я расправляю плечи. – Я не просила ни одного, ни другого о внимании. Если вы сможете держать своего короля подальше от меня, я буду признательна.

За столом воцаряется тишина, за исключением Ксандера, который ухмыляется, демонстрируя ямочки на щеках.

– Неудивительно, что она моя лучшая подруга.

– Ты думаешь, кто-то может что-нибудь сказать Кингу? – Ронан качает головой с лукавой улыбкой. – Я имею в виду, ты та, кого он назвал очаровательной.

– Он… серьезно? – спрашивает вратарь.

– Клянусь богом, я тебя не разыгрываю. У меня до сих пор мурашки по коже, по-настоящему! – говорит Ронан. – Да ладно тебе, Элли. Запиши это для нас в следующий раз.

Я не могу удержаться от улыбки.

Футболисты, которые раньше бросали на меня суровые взгляды, теперь смотрят на меня с… благоговением?

Коул прочищает горло.

– Прекрати, Ро.

– Ох, перестань, капитан. Не порти веселье. – Ронан встает со своего стула. – Я открываю аукцион с пятью сотнями. Кто добавит?

Каждый из них начинает называть цифры, как на настоящем аукционе.

Богатые дети, конечно, делают это по-другому.

Коул качает головой и открывает книгу. «Анатомия зла».

Хм. Кто бы мог подумать, что футболист заинтересуется такими книгами? С другой стороны, я всегда придерживаюсь стереотипов.

– Ты разве не собираешься есть? – спрашивает Коул, не обращая на меня особого внимания. – Ты можешь взять мое.

– Она это не ест. – голос Эйдена звучит у меня за спиной, и я ненавижу мурашки, которые пробегают по моей коже из-за его присутствия.

Он отталкивает Коула в сторону и садится рядом со мной, протягивая две тарелки. В одной есть макароны. На подносе, который он ставит передо мной, салат и макароны без глютена.

– Где ты это взял? – Я поднимаю на него глаза. – В кафетерии нет такой еды.

– Теперь есть.

Теперь есть.

Просто так, он сделал так, чтобы она появилась.

Я не хочу, чтобы на меня произвело впечатление то, что он принес мне мое первое специальное блюдо в школе, но это происходит. Это самая заботливая вещь, которую кто-либо, кроме моих тети и дяди, делал для меня. Он запомнил и сделал так, чтобы она появилась.

Я бросаю на него взгляд из-под ресниц.

Быть на хорошей стороне Эйдена Кинга – Рай. Быть на плохой – кромешный Ад.

Пришло время выбрать, на какую сторону пасть.

Глава 25

Тетя и дядя почти не возвращаются домой в течение всей недели.

Обычно они переодеваются, набивают холодильник едой, а затем снова уходят.

Я ненавижу наш дом, когда никого из них в нем нет, особенно когда это продолжается несколько ночей подряд, подобных этой.

Здесь тихо и… холодно.

Ким провела несколько ночей со мной – и Киром. Мы учились, запоем смотрели последний сезон «Люцифера» и кайфовали под Coldplay.

Хотя у нее более утонченный вкус в музыке, чем у меня, мы всегда кайфуем под Coldplay.

На прошлой неделе мне каким-то образом удалось убедить Ким посидеть со мной за столом футбольной команды.

Я была одновременно шокирована и горда, когда она села за один стол с Ксандером и притворилась, что его не существует.

– Ты уверена, что не можешь остаться? Сегодня вечер пятницы, – спрашиваю я, стоя на пороге, когда она садится на ступеньки, чтобы завязать шнурки на ботинках.

– Я бы с удовольствием, но я не могу подвести Кира.

– Я знаю. – Ее отец вернулся из своих бесконечных дипломатических поездок, а мать наконец-то вышла из студии. Они обещали Кириану семейный ужин несколько месяцев назад, и сегодня их единственный шанс осуществить это.

– Мой дом обычно мертв, поэтому я понимаю, каково это, когда он оживает хотя бы ненадолго. – Я вздыхаю. – Развлекайся. Пришли мне фото Кира.

– Еще бы! – Ее губы кривятся. – Я надеюсь, что эти двое хоть раз побудут родителями, черт возьми, и не разочаруют его.

– Ким…

– Неважно. У Кира есть я. – Она пренебрежительно машет рукой, встает и смотрит на меня со странным выражением лица. – Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной обо всей этой штуке с Кингом, верно?

Я ненавижу, как у меня переворачивается все в груди при одном упоминании его имени.

– Штуке с Кингом?

– Ну, знаешь, той части, где ты кончила ему на лицо. Дважды?

Мои щеки пылают, и я жалею, что не могу спрятаться в какой-нибудь норе.

– Я надеялась, что ты забыла.

– Черт возьми, нет. – Она хихикает, подталкивая меня локтем. – Я ждала, когда ты признаешься.

– Я просто… – Я прислоняю голову к стене. – Я не знаю. Он такой напористый, и я чувствую, что если уступлю ему, то никогда не смогу сбежать. Не говоря уже о том, что он меня отвлекает. Кембридж не за горами, и я ни за что на свете не позволю отнять его у меня, особенно какой-то глупой драме, но…

– Но?

– Но я испытываю болезненное облегчение всякий раз, когда он приходит, загоняет в угол и не предоставляет выбора. Разве это не безумие?

– Все самое лучшее обычно безумно. – Она ухмыляется.

Я игриво толкаю ее за плечи.

– Ты не помогаешь.

– Элли, ты моя лучшая подруга, и я люблю тебя, но ты слишком… ограниченна. – Голос Ким переходит на взрослый тон, которым она разговаривает со своим младшим братом. – Ты так долго жила по правилам, что кажется, будто ты тридцатилетняя женщина, завернутая в тело восемнадцатилетнего подростка.

Мне следовало бы обидеться, но я не обижаюсь.

– Это неправда, – говорю я ей.

– Неправда? – Она бросает на меня взгляд типа «ты что, издеваешься надо мной?». – Ты не притронулась к мороженому, хотя твоей тети здесь нет. Я уверена, что одна-две ложки тебя не убьют, но ты даже не хочешь думать о том, чтобы пойти против воли своей тети.

– Подобный вид пищи разлагает организм.

– Ты себя слышишь? Ты говоришь точь-в-точь как твоя тетя, и это не комплимент.

– Ким!

– Я имею в виду, посмотри на свои интересы.

– И что с ними? – спросила я.

– Ты занялась йогой из-за своей тети. Ты любишь футбол из-за своего дяди. Черт возьми, ты едешь в Кембридж, потому что они его выпускники.

Я скрещиваю руки на груди.

– Тетя и дядя спасли меня от приемной семьи. Они дали мне безопасное, здоровое воспитание. Если бы не операция на сердце, за которую они заплатили, я бы умерла. Нет ничего плохого в том, чтобы желать им счастья.

– Конечно. Ты совершенно права. – Ким прислоняется к стене. – Но ты задумывалась о том, что, возможно, ты живешь их жизнью, а не своей? Может быть, именно поэтому тебя так необъяснимо тянет к Кингу.

– Что? Как это связано?

– Ты всегда жила по правилам. Он – нет. Он свободен в том смысле, в каком не свободна ты. Может быть, именно поэтому тебя к нему тянет.

Слова Ким задевают так глубоко, что я заметно вздрагиваю.

– Ты знаешь, в летнем лагере один буддийский священник сказал нам одну интересную фразу, – продолжает она.

– Какую?

– Души притягивают друг друга.

Даже после того, как Ким уходит, я стою как вкопанная у входа, а ее последние слова эхом отдаются в моей голове.

Души притягивают друг друга.

Душа Эйдена черная, так что же это значит для меня?

Я собираюсь зайти внутрь, когда замечаю движение. Черная машина припарковывается напротив дома, прямо под уличным фонарем. Окна затонированы, так что я не могу заглянуть внутрь.

Эта же машина стояла здесь до того, как я пошла в школу, и была после того, как я вернулась.

Зловещее предчувствие пробегает у меня по спине. Как будто я уже видела эту машину раньше.

Где?

Я запираю дверь на засов и включаю сигнализацию.

В доме так спокойно, жутко и… холодно.

Я сажусь ужинать, но на самом деле я не голодна. Я все равно ем, чтобы тетя не расстроилась, если найдет контейнеры такими, какими она их оставила.

Ты задумывалась о том, что, возможно, ты живешь их жизнью, а не своей? Слова Ким возвращаются, и я прогоняю их прочь.

Мне нужно поесть, потому что мое сердце снова барахлит. Я знаю, что мне следует навестить доктора Альберта, но сначала мне нужно принять участие в соревнованиях по легкой атлетике.

В прошлый раз доктор Альберт упомянул об операции. После нее я не только попрощаюсь с бегом, но и могу потерять драгоценные месяцы, которые мне следовало бы использовать для подготовки к поступлению в колледж.

Я намерена прожить этот год на полную катушку, а потом, когда придет время для операции, я ее сделаю.

Пока я ем, я играю в шахматы сама с собой, несколько раз выбивая черного короля.

Знаете, я люблю играть в шахматы. Ким ошибалась, не все мои интересы связаны с тетей и дядей. Даже несмотря на то, что именно дядя Джексон научил меня шахматам.

После нескольких раундов я отодвигаю доску и достаю свой телефон, чтобы проверить сайт школы.

Потом я вспоминаю, что впереди выходные.

Мой палец зависает над иконкой Инстаграма. Я даже не притворяюсь, что просматриваю каналы, а сразу перехожу к профилю Эйдена.

Он ничего не публиковал после той фотографии, на которой мы целуемся. Это так на него не похоже, учитывая, что он публикует посты по крайней мере раз в день.

Когда я впервые увидела эту фотографию, я была слишком подавлена, чтобы как следует ее изучить.

Теперь я успокоилась.

Почти.

Я увеличиваю изображение и вижу, насколько мы больны на самом деле. Выражение абсолютного собственничества на его лице. Выражение обреченности на моем.

Я прокручиваю страницу вниз до комментариев. На этой фотографии никакие девушки не набрасываются на него со всех сторон. Большинство из них – дружеские поддразнивания со стороны футбольной команды.

Ронан написал: «Тебе лучше извиниться за то, что ты украл мою славу в тот вечер, Кинг»

Я краснею, вспоминая, как он поймал нас.

Мой пульс учащается, когда я читаю последний комментарий. Он был опубликован всего несколько минут назад, и он от Сильвер.

«Закуска, что подают до основного блюда»

Я злобно тыкаю вилкой в пустую тарелку. В чем, черт возьми, ее проблема? Сначала я крестьянка, а теперь – закуска?

И этот ублюдок даже не удалил ее комментарий.

Я закрываю страницу и бросаю телефон на стол. Сделав несколько успокаивающих вдохов, я беру свои тарелки и мою их так спокойно, как только могу, не беспокоясь о том, чтобы загрузить их в посудомойку. Я едва не разбиваю посуду.

Вода все еще льется, я хватаюсь за край раковины обеими руками и тяжело дышу. Я всегда думала, что ревность свойственна слабым, неуверенным в себе людям, но, видимо, я тоже превращаюсь в одну из них.

Это ослепляет и пугает, то, как сильно я хочу причинить ей боль за то, что она вмешивается в то, что принадлежит мне.

Но опять же, Эйден не мой.

Не совсем.

Так что я злюсь по пустякам. И это бесит меня еще больше.

Я заканчиваю мыть посуду и удаляюсь в свою комнату заниматься. На данный момент это единственная логичная вещь в моей жизни.

Час или около того спустя я забираюсь в постель, стараясь не думать о том, что Эйден каждый день приносил мне мою еду. Как он позаботился о том, чтобы нас видели вместе в коридорах, чтобы никто больше не издевался надо мной. Как он приносил мне воду после тренировки. Как он с беспокойством наблюдал за мной, когда я бегала, как будто знал, что с моим сердцем не все в порядке.

Мне не следовало бы ценить эти продуманные жесты, но я ценю, и они разрушают мою оборону сильнее, чем что-либо другое.

Не в силах удержаться, я снова заглядываю в Инстаграм. Я прокручиваю вниз до комментария Сильвер, но его там больше нет. Я не уверена, удалила ли она его или это сделал он.

Мой телефон вибрирует от входящего сообщения.

Эйден.

Я сажусь в постели, мое сердце кувыркается внутри грудной клетки.

Эйден: Не могу уснуть. Я думаю о тебе.

Мне следовало бы притвориться спящей, но я просто не могу. Сегодня вечером мне так не по себе, и я боюсь, что, если я закрою глаза, ко мне придут кошмары.

Я печатаю ответ.

Эльза: Я тоже не могу уснуть.

Эйден: Почему?

Эльза: Иногда я боюсь засыпать.

Я пожалела об этом, как только нажала «Отправить». Ему не нужно это знать.

Три точки появляются и исчезают, как будто он думает о том, что сказать.

Эйден: Я тоже не люблю спать.

Я сажусь прямее.

Эльза: Почему?

Эйден: Это скучно.

Эльза: *закатывающий глаза смайлик* Правда?

Эйден: Помнишь того призрака, о котором я тебе рассказывал? Он часто посещает меня, когда я сплю.