Испорченный король

Глава 36

Оказывается, место, которое мне понравится, – это «Арсенал».

Ни хрена себе. Долбаный «Арсенал».

И я не говорю о том, чтобы наблюдать за тренировкой, как остальные болельщики. Как только игроки направились внутрь, Эйден повел меня в раздевалку. Я стояла там, как разинувшая рот идиотка, и пялилась на своих любимых игроков. Александра Ляказетта. Мейтленд-Найлс. Монреаль. Леви Кинг. Чертов Озил.

Затем я вышла из оцепенения и попросила сделать селфи с как можно большим количеством из них, включая тренера Эмери.

Я в оцепенении смотрю на фотографию, пока мы с Эйденом сидим за ранним ужином. Мы в том же кафе-ресторане, что и в прошлый раз. Снизу доносится какая-то неразборчивая болтовня. На верхнем уровне тихо. Только пожилой джентльмен сидит у окна, читает книгу и потягивает кофе.

Мои пальцы пробегают по телефону. Я не могу поверить, что улыбалась как нормальный человек и на самом деле не облизала парней. Озил даже положил руку мне на плечо.

– Дядя будет ооочень ревновать, когда я покажу ему это. – Я рассеянно отпиваю из своего стакана с апельсиновым соком. – Я так хочу позлорадствовать по поводу встречи со своими кумирами.

– Ты закончила? – Эйден, похоже, не впечатлен. Он был в плохом настроении с тех пор, как практически вытащил меня из раздевалки.

Я перевожу взгляд с телефона на него. Он снял свою спортивную куртку, оставшись в белой рубашке с закатанными до локтей манжетами. Вид его сильных предплечий и татуировок завораживает меня каждый раз. Он запихивает в рот картофель фри и свирепо смотрит на мой телефон.

Кажется, мой энтузиазм не произвел на него впечатления, но я все равно улыбаюсь. Встреча с игроками «Арсенала» – это такой потрясающий момент в моей жизни! Я даже не думала, что это возможно, если только я не буду годами топтаться перед стадионом в надежде сфотографироваться.

Однако при наличии нужных связей и фамилии Кинг все может быть возможно. Эйден сказал, что президент «Арсенала» – друг семьи. Конечно, так оно и есть. Иначе Эйден не смог бы провести меня вальсом прямо в раздевалку команды.

– Спасибо, что отвез меня туда, – говорю я. – Это сделало мой день лучше. Нет, мой год!

Он хмыкает в ответ и продолжает запихивать картофель фри себе в глотку.

– Перестань пялиться в свой телефон и ешь. Ты даже не притронулась к еде.

– Ооокей. Ты говоришь совсем как тетя. – Я кладу телефон на стол и принимаюсь за салат. – Из-за чего ты так расстроен?

– Ты делаешь вид, будто не знаешь?

– Э-э… не совсем? Кажется, после того, как ты был в раздевалке, что-то пошло не так.

– Не боготвори других мужчин в моем присутствии. Мне это не нравится.

Взрыв смеха вырывается из моего горла.

– Ты ревнуешь, могущественный Кинг?

– Черт возьми, я действительно ревную. Я так привязан к тебе, что это сводит меня с ума.

Я сдерживаю ухмылку и пытаюсь наколоть на вилку салат. Неужели это так неправильно, что мне нравится сводить его с ума? Я кайфую от этого чувства и, как любой наркоман, хочу большего.

– Так вот почему ты ударил Ксандера и угрожал Коулу?

Он прекращает есть, слегка прищурившись, прежде чем одарить меня дьявольской угрожающей улыбкой.

– Ты думаешь, это забавно – злить меня?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Так вот почему ты устроила то шоу с Нэшем?

– Мы с Коулом обсуждали философские теории.

– Например?

Моя голова наклоняется. Коул сказал, что книга Сартра «Тошнота» принадлежит Эйдену.

Я все еще не думаю, что он из тех, кто интересуется философией.

– Экзистенциализм, – говорю я. – Когда-нибудь слышал о таком?

– Скучно и нелогично. Дальше?

Я играю вилкой на тарелке. Если бы он считал это скучным и нелогичным, он бы не стал хранить экземпляр «Тошноты». Я чертовски уверена, что он вернул свой в библиотеку, как только закончил с ним.

– Ты когда-нибудь читал какую-нибудь книгу Жан-Поля Сартра? – подсказываю я.

– Несколько. – Он молчит так долго, что я думаю, он закончил говорить. – Моя мать питала слабость к французским философам.

Что с ней случилось?

Вопрос вертится у меня на кончике языка, но я сомневаюсь, что он на него ответит, и я не хочу показаться назойливой, поэтому спрашиваю:

– Что еще ей нравилось?

– Я. – Он улыбается, казалось, погруженный в свои мысли. – Я думаю, что я единственный человек, который ей нравился.

– А как насчет твоего отца?

– Может быть, в какой-то момент, но я никогда не был свидетелем этого. Она дистанцировалась от Джонатана так же сильно, как он дистанцировался от нее. Его работа была на первом месте. Его брат, Лев и я заняли второе место. Она всегда была последней.

Мое сердце сжимается при мысли о молодом Эйдене и его маме, которых отец игнорирует из-за работы. Но в то время у него, по крайней мере, была мать. Возможно, его трансформация началась после того, как он потерял ее. Это означает, что я права, предполагая, что смерть Алисии Кинг сыграла значительную роль в формировании его девиантной личности.

– Я понимаю, что значит иметь родителей-трудоголиков, – сочувственно говорю я.

– Твои настоящие родители были трудоголиками?

– Я не знаю. – Всякий раз, когда их упоминают, меня пронзает острая боль. Может быть, именно это чувствует Эйден, когда говорит о своей матери.

– Что значит «ты не знаешь»?

– Я же говорила тебе, что не помню своей жизни до пожара. Единственные родители, которых я помню, – это тетя Блэр и дядя Джексон.

На его лице появляется задумчивое выражение. Оно исчезает так быстро, что я бы его и не заметила, если бы не наблюдала за ним так пристально.

– Я понял.

– Хреново иметь родителей-трудоголиков.

Он приподнимает плечо.

– Не совсем. Джонатан может быть трудоголиком сколько угодно. Я все равно уезжаю в колледж.

Я пережевываю салат, прежде чем заговорить.

– Ты собираешься профессионально заниматься футболом?

Он смеется, и это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышала.

– Ты действительно думаешь, что Джонатан Кинг позволит своему единственному сыну стать футболистом?

– Но он позволил твоему кузену.

– При условии, что он одновременно учится в университете.

– Оу.

– Мне нравится футбол, но он никогда не был моей конечной целью. Это короткая карьера, и она незначительна в общей схеме вещей. Джонатан и я согласны с этим.

Я возвращаюсь к ковырянию в своей еде.

– Тогда какие у тебя планы относительно колледжа?

– Оксфорд. – Кажется, ему скучно.

Моя вилка застывает на тарелке. Невидимые руки сжимают мою грудь. Почему знание того, что мы будем на разных концах страны, причиняет такую боль?

Я заставляю себя улыбнуться.

– Ух ты. Тебе действительно нужно усердно потрудиться для этого.

– Как ты думаешь, почему я остаюсь в первых пяти процентах? – Он подмигивает.

Иногда я забываю, что он один из лучших студентов в КЭШ.

– Твой отец перекидывается парой слов с учителями?

– Моему отцу не нужно ничем перекидываться. Они бы сделали это сами. – Он отхлебывает колу. – Впрочем, мне не нужен толчок. Я могу получить баллы.

– Правда? – мой голос звучит так же подозрительно, как я себя чувствую. – Я не видела, чтобы ты занимался даже во время выпускных экзаменов.

Он хихикает, в глазах поблескивает озорство.

– Ты меня сталкеришь.

– Я просто говорю, что те, кто входит в первую десятку, больше заботятся о своих оценках, чем ты.

– Это потому, что вы, ребята, работаете усерднее, вместо того чтобы работать умнее. Что тебе даст рабская работа ради оценок?

– Я не знаю, – издеваюсь я. – Хорошие университеты?

– И что потом? Элитную работу. Дорогой дом в элитном районе. Немецкий автомобиль. Жену. Детей. Сплошное клише. Что после?

Кажется, ему наскучил весь этот список, но, с другой стороны, почему бы и нет? С самого своего рождения он уже знает, что у него будет все это, не прилагая никаких усилий. Ему было суждено стать наследником.

Кто-то другой, возможно, и почувствовал бы это давление, но Эйден – полная противоположность. Он живет ради испытаний, поэтому все намеченное будущее, должно быть, выглядит таким унылым в его глазах.

– Если бы все зависело от тебя, что бы ты сделал? – я спрашиваю.

Он резко поднимает голову, как будто его застали врасплох, затем ухмыляется.

– Похитил тебя в свою пещеру.

– Я серьезно. – Я ударяю его по ноге под столом и делаю глоток воды, чтобы смочить пересохшее горло.

– Я тоже серьезно. Ты – единственное, что разрывает бесконечный порочный круг.

Я захлебываюсь водой, и она забрызгивает стол и мою куртку.

Эйден смеется и протягивает мне салфетку.

– Господи.

Вместо того чтобы отдать мне салфетку, он протягивает руку и вытирает мои щеки и вокруг рта, пока я смотрю на него.

Где-то на середине салфетка выскальзывает, и он проводит пальцами по моим щекам. Затем он опускает их на мою нижнюю губу, проводя по ней кончиками пальцев, в то время как его пылающий взгляд пожирает мой рот.

Каждый удар моего ноющего сердца подобен удару молнии. Мои бедра сжимаются в тщетной попытке прогнать пульсацию.

– Эйден…

– Да, сладкая? – Его внимание не отрывается от моих губ.

– Мы на публике. – Мой шепот едва слышен из-за неровного биения моего сердца.

– Я даже не целую тебя, – говорит он слегка хрипловатым тоном. – Я всего лишь невинно вытираю воду.

Да, точно.

Я пытаюсь контролировать свое дыхание, но безуспешно.

– В тебе нет ничего невинного.

– Но в тебе так много невинности, сладкая. – Он наклоняется, чтобы прошептать горячие, знойные слова. – И у меня возникает искушение запятнать тебя.

Это должно было напугать меня, и, возможно, так бы и было несколько недель назад, но сейчас я могу только чувствовать, что падаю сильнее и быстрее, чем кто-либо. Мои соски напрягаются, и я так рада, что куртка униформы достаточно толстая, чтобы скрыть мою реакцию на него и его слова.

Что-то мелькает сбоку от меня. Я поворачиваю голову к окну, но там никого нет, кроме мужчины, который все еще читает свою книгу и потягивает кофе.

– Что? – Эйден берет меня двумя пальцами за подбородок и поворачивает лицом к себе.

– Клянусь, кто-то только что наблюдал за нами.

– Я бы их увидел. Снаружи никого нет.

– Должно быть, у меня разыгралось воображение. – Я встаю, все еще пытаясь побороть пульсацию между бедер. – Я отойду.

Я ухожу, прежде чем Эйден посадит меня к себе на колени или сделает что-нибудь еще более безумное.

В пустой уборной я снимаю куртку и кладу ее под сушилку для рук.

Не проходит и минуты, как дверь в туалет со щелчком открывается.

Я чувствую его раньше, чем вижу.

Или, может быть, это из-за характерного чистого запаха, смешанного с уникальным запахом его тела.

Звук сушилки для рук обрывается, когда я снимаю куртку и поворачиваюсь лицом к Эйдену.

Он прислоняется к закрытой двери и тянется за спину, чтобы запереть ее. Непроглядно-черный взгляд его глаз вызывает бунт внизу моего живота.

– Что ты делаешь? – шепчу я, как будто кто-то может нас услышать.

Он отходит от двери и направляется ко мне уверенными, широкими шагами.

Мое сердце трепещет, а ногти впиваются в куртку.

– Это женская…

Мои слова застревают у меня в горле, когда его губы прижимаются к моим во всепоглощающем поцелуе. Это грубо, вызывающе и так страстно. Куртка выскальзывает у меня из рук и падает на стойку.

Моя спина с глухим стуком ударяется о стену. Это больно и восхитительно одновременно.

Эйден кладет обе руки мне под ягодицы и приподнимает меня по стене. Мои ноги обвиваются вокруг его талии, и мои мягкие изгибы прижимаются к его твердым мышцам, как будто им всегда принадлежало это место.

– Эйден… – Я пытаюсь возразить, но он обхватывает рукой мое горло и яростно целует, прикусывая мою нижнюю губу и подавляя любой мой протест.

К черту общественные места.

К черту все.

– Ты не можешь дурачить других мужчин в моем присутствии и ожидать, что я ничего не буду с этим делать, – ворчит он, прикусывая мою губу. – Тебе повезло, что я не трахнул тебя у них на глазах.

Его язык проникает внутрь, и я позволяю ему. Мои пальцы зарываются в его волосы, и я позволяю ему поглотить меня.

Владей мной.

Погуби меня.

Мне все равно, пока он заставляет меня испытывать эту всепоглощающую страсть.

– Ты все портишь, – грубо говорит он, прежде чем снова завладеть моими губами, задирая мою юбку до талии.

Я пытаюсь помочь ему с поясом, но в таком положении это неудобно. В свое оправдание могу сказать, что я никогда не занималась сексом у стены в общественном туалете.

Эйден отпускает мое горло. Одной рукой он стягивает с себя брюки и боксеры, а другую засовывает в мое нижнее белье.

Я трусь о его эрекцию, гоняясь за пульсацией между моих дрожащих бедер. Я обвиваю руками его шею, мои движения становятся неистовыми и нескоординированными.

– Трахни меня, Эйден.

Его лицо искажается от удивления, прежде чем он ругается. Черты его лица напрягаются от яростной похоти и чего-то еще, что я не могу понять.

– Черт возьми, Эльза. – Он врывается в меня одним мучительным движением.

Я вскрикиваю, но он заглушает звук, прижимаясь своим ртом к моему.

Резкие, неуступчивые движения его языка соответствуют сводящему с ума ритму его толчков.

Мои конечности превращаются в лужу, а сердце чуть не выпрыгивает из груди.

Угроза того, что кто-то зайдет к нам, не ослабляет моей дикой потребности в нем. Во всяком случае, она делает ее еще более животной и неконтролируемой.

Я не протяну долго. Я не могу.

Когда он обхватывает рукой мое горло и сжимает, я сильно кончаю. Я кусаю Эйдена за плечо, чтобы заглушить хриплый крик.

Эйден хрипит у моей шеи, посасывая кожу, когда изливается внутри меня.

Мы прижаты друг к другу у стены туалета. Мы судорожно вдыхаем и выдыхаем, и воздух смешивается с нашим запахом.

Я не могу поверить, что только что занималась сексом в общественном месте.

Я улыбаюсь искренней счастливой улыбкой.

Я никогда не чувствовала себя такой живой.

Глава 37

Проходят недели, и с каждым днем я все глубже погружаюсь в лабиринт Эйдена.

Это не так уж плохо. Это просто… сюрреалистично.

В каждом из нас есть демоны. У Эйдена они просто темнее и злее.

Требуется много времени, чтобы привыкнуть к его придирчивости и склонности к манипуляциям. Требуется много сил, чтобы заглянуть за фасад и увидеть его истинный образ.

Во-первых, Эйден – ревнивый тип. Когда мы садимся обедать, его товарищи по команде стараются свести все контакты к минимуму. Все, кроме трех всадников – особенно Ксандера. Клянусь, у него нет никакого чувства самосохранения.

С ними тремя на самом деле весело проводить время. Они единственные люди вокруг Эйдена, которые не боятся и не склоняются перед его королевским высочеством, как остальные.

Эйден несет мои книги, когда мы выходим из библиотеки. Несколько студентов останавливаются и шепчутся о нас в коридоре, но я начинаю привыкать к всеобщему вниманию.

Его телефон вибрирует, и, поскольку его руки заняты книгами, я вздыхаю и достаю сотовый из заднего кармана его джинсов.

– Ты же знаешь, я сама могу нести свои книги.

Он насмешливо выгибает бровь.

– Если ты будешь их нести, то не сможешь прикасаться ко мне неподобающим образом, как сейчас.

– Прекрати. – Я убираю руку из его брюк с пылающими щеками. Это дротик в мою сторону, потому что на прошлой неделе после тренировки я пробралась с ним в темный угол за раздевалками. Я хотела лишь поцеловать его. Тот поцелуй закончился тем, что я оказалась прижата к стене, а он вколачивался в меня и заглушал мои крики, прижимая руку ко рту.

Мое тело покалывает от воспоминаний. Есть что-то особенное в том, чтобы заниматься с ним сексом. Этого никогда не бывает достаточно.

Его губы изгибаются в этой приводящей в бешенство улыбке.

– Что? Ты думаешь об этом.

Я качаю головой, и мой взгляд падает на экран его телефона. Что за?..

Он заблокирован, но поскольку это текст, я могу видеть пришедшее сообщение.

Джексон: Спасибо за билеты, сынок. Вперед, канониры!

Это может быть другой Джексон, который тоже любит «Арсенал» и благодарит Эйдена за билеты.

Но это очень маловероятно.

Я останавливаюсь на углу коридора и сую телефон Эйдену в лицо.

– С каких это пор ты общаешься с дядей за моей спиной?

– Ты говоришь так, словно мы устроили какой-то заговор.

– Ты хочешь сказать, что это не так?