Князь оборотней Волынская Илона

Свиток 33,

про визит нежданных гостей с моря и битву, в которой один Хакмар побеждает всех

Хадамахе казалось — он раздваивается, но совсем не так, как обычно при смене облика. Он-медведь бежал по лесу, и деревья сами летели ему навстречу, мелькая перед глазами. И в то же время он был… Хакмаром! События недавние и нынешние разворачивались перед его глазами так же стремительно, как бегущие навстречу деревья.

Вот тот он, который Хакмар, стоит у амбара и смотрит вслед тому, который медведь-Хадамаха. Медведь-Хадамаха исчезает в лесу (ну и толстая же у него, оказывается, попа! Ну и лохматая!). Вот из амбара выпархивает Черноперый предводитель крылатых и скрывается в лесу, похоже тоже собираясь выследить Донгара с его тигрицей. Вот он-Хакмар переглядывается с Аякчан — и обоим все ох, как не нравится! Вот Аякчан, прячась в кронах сосен, тихонько летит следом за крылатым. А всего через пару ударов сердца мчится обратно, вламывается в амбар и вылетает оттуда уже вместе с Белоперой. Вот и Золотая тигрица, увидев, как мчатся они к лесу, издает короткий рык — при человеческой-то глотке! Миг — и тигры вместе со своей предводительницей тоже скрылись в лесу.

Хакмар рванул следом… и остановился. Нерешительно оглянулся на стойбище. Пожилая тигрица хлопотала у котлов. Слышались звонкие голоса, между круглых шалашей носились детишки — в человеческом и тигрином обликах. Дедок возился с рыболовецкой снастью — скоро река вскроется. Мужчины умчались вместе с Золотой предводительницей, остались только женщины, старики и дети. Так ведь не умчались бы, если б обитателям стойбища грозила опасность! А так мирно все, тихо, спокойно… Хакмар почувствовал, как отчаянно не нравится ему это спокойствие! И не то чтобы какие предчувствия… Просто он давно уже убедился: стоит расслабиться, уверить себя, что все хорошо… и тут же — бац! Не беда, так неприятность. Вроде как сунуться к экспериментальному горну без защиты — обязательно получишь плевок кипящего металла в физиономию!

— Недостойно истинного егета оставлять женщин и детей ради удовлетворения своего любопытства, — пробормотал Хакмар. — Даже если эти женщины — тигрицы.

Решительно повернулся спиной к лесу, уселся на бревно у берега и хмуро уставился на реку. На самом-то деле хотелось в лес. Любопытство все глубже запускало в сердце свои когти: что у них там происходит?

Что происходит? Молодой солнечный луч копьем вонзился в молочную гладь покрытой льдом реки. Лед вдруг стал прозрачным, как хорошо полированный горный хрусталь. Девять гигантских черных рыбин резали воду, и похожие на громадные ножи спинные плавники скребли по нависающей над ними ледяной корке. В каждом движении рыбин была хищная грация обнаженных клинков. Почему-то у Хакмара даже мысли не возникло, что они проплывут мимо. Они плыли сюда.

— Внутрь, быстро! — рявкнул Хакмар на возящегося со снастью деда. Несильный толчок — и, взбрыкнув ногами в потрепанных унтах, дедок провалился через порог. Ухваченный за шкирку тигренок полетел следом. — Внутрь, я сказал! И носов не высовывать! — не хуже тигров рыкнул Хакмар на остальную детвору. Словно подхваченные ветром листья, малыши разбежались по шалашам — только кончики хвостов мелькнули, никто и рыкнуть поперек не посмел. Хакмар запрыгал по уступам берега, проскочил мимо застывшей у котлов женщины, походя рявкнул: — Особое приглашение требуется?

Глядящему его глазами Хадамахе вдруг показалось, что на лице женщины мелькнули два красных отсвета. Точно глаза Хакмара полыхнули Алым пламенем. Женщина молча метнулась в шалаш.

Лед у самой кромки берега заскрипел. На него словно надавили изнутри — раздался треск, и лед вспучился. Выплеснулась темная вода зимней реки — и похожий на клинок плавник вырос на поверхности. Здоровенная льдина взлетела в воздух, будто по ней громадным кулаком наподдали, крутанулась и рухнула, разбрызгиваясь на сотню осколков. Девять громадных, матово отблескивающих мокрой черной шкурой рыбин взметнулись в прыжке… Девять человек, затянутых в комбинезоны рыбьей кожи, такие же черные и матово отблескивающие, приземлились на берег. И единым плавным движением скользнули к шалашам. Щелк! В руках у них, выскользнув из плотно облегающих черных рукавов, блеснули длинные ножи.

Из-за ближайшего шалаша навстречу людям-рыбам вылетел казан. Кипящая густая похлебка на разболтанной порсе окатила рыболюда с головы до ног! Пустой котел вписался прямо в лоб. Из глотки рыболюда вырвался короткий стрекочущий вопль, и, завывая от боли, он упал на колени. Выставив нож, его соратник прыгнул к шалашу…

Деревья кончились, и медведь-Хадамаха выкатился из подлеска на высокий берег над стойбищем Амба. Голова закружилась, как у перебравшего хмельной араки пьяницы. Он видел одну картинку с двух сторон. Перед ним была бледная физиономия с по-рыбьи выкаченными глазами, и его меч взлетал навстречу длинному гибкому ножу… И в то же время он глядел сверху, как у самой воды легкая юношеская фигура бросается навстречу затянутому в черное рыболюду и зловещим красным светом сияет обнаженный меч — точно клинок уже успели окунуть в кровь.

Хакмаров клинок вспорол воздух, оставляя за собой пылающую дугу Рыжего пламени. Медведь заревел — в голове у него будто взрыв бухнул, на миг все потемнело. Сквозь навалившуюся на него черноту он услышал яростный вопль Золотой тигрицы:

— Тэму! Люди-косатки! Это смерть!

Слепо ориентируясь на пронесшийся мимо него порыв ветра, медведь загреб лапами, ухватив в охапку Золотую тигрицу.

— Погоди! — рыкнул он. — Посмотрим, кто тут чья смерть!

Перед глазами наконец прояснилось. Две картинки мира слились в одну. Удерживая рвущуюся вниз тигрицу, медведь глядел на разворачивающуюся у реки битву.

Противник Хакмара замер, с изумлением глядя на оставшуюся в ладони рукоять ножа — начисто срезанный клинок валялся на земле. Но растерянность его длилась меньше удара сердца. Воин Тэму крутанулся на пятках, и нож во второй руке рванулся к горлу кузнеца. Хакмар сделал всего лишь шаг и чуть прогнулся назад. Лезвие прошло у самого горла. Вложенная в удар сила повлекла Тэму за собой — Хакмар немедленно добавил ускорения рукоятью меча по затылку и ногой под зад. Тэму влетел в стенку шалаша. Прохудившееся за холодную Ночь ивовое плетение хрустнуло — и он проломил стену, до половины исчезнув внутри. Из шалаша раздался двухголосый рык, а потом Тэму заорал! Прячущаяся внутри пара тигрят вцепилась в застрявшего в дыре врага! Снаружи видны были только его обтянутые черным, отчаянно дрыгающиеся ноги.

Хакмар метнулся к этим ногам и выхватил заправленный в перевязь на голени клинок. Не глядя, отбил мечом брошенный в него нож, развернулся… Второй Тэму уже приготовился к броску. Хакмар метнул трофейный нож. Два клинка взвились одновременно, разминулись в воздухе… Хакмар развернулся, уходя от ножа… Такой изящный и верткий в воде, на суше Тэму оказался неповоротливей — брошенный Хакмаром нож вонзился ему в плечо. Тэму отбросило назад и пришпилило к стенке шалаша.

«Неплохо прикололся!» — растерянно подумал наблюдающий за битвой медведь — даже он такого не ожидал! Все произошло так быстро, что медведь и дух перевести не успел… а Хакмар уже бежал за рассыпавшимися между шалашами Тэму. Те словно искали кого-то — один запрыгнул в шалаш Золотой тигрицы…

— Белый — вон! — гаркнул Хакмар.

Задняя стенка шалаша затрещала — и в выломанное отверстие клубком белой шерсти выкатился тигренок. Хакмар просто взмахнул мечом. Рыжий огонь сорвался с клинка и, оставляя за собой дымный хвост, врезался в крышу шалаша. Тот вспыхнул — весь, сразу, точно был насквозь пропитан жиром. Изнутри донесся вопль, полный не столько боли, сколько ужаса рыбы перед раскаленной сковородой. Подпаленный Тэму выскочил из шалаша и принялся кататься по земле.

Горящий шалаш сковало ледяной коркой, точно вдавив Рыжее пламя в стенки. В небе парила тоненькая голубоволосая девочка. «Пора и нам присоединиться!» — подумал медведь, отпуская Золотую. Вышитый халат взметнулся птичьим крылом, и золотистая в черных разводах тигрица выпрыгнула прямо из него, помчалась к стойбищу. Медведь ринулся за ней, но тигры обгоняли его, скатываясь по склону рыжей волной.

Уцелевшие Тэму, ощетинившись ножами, кинулись к Хакмару. Окружили в идеальном построении, которое позволяет пятерке атаковать одиночку, не мешая друг другу. И поняли, что их идеальное построение мало что значит против мастера меча из горного клана. Точно танцуя, Хакмар проскользнул между воинами в черном. Мимолетное прикосновение к плечу одного — и Хакмар оказался за пределами круга. Разворот — и он встретил ринувшихся к нему Тэму пылающим мечом в правой… и ножом в левой руке. Противник замер, тупо глядя на опустевшие плечевые ножны.

Напарник обогнал замешкавшегося Тэму… и очутился с Хакмаром лицом к лицу. Горский мечник улыбнулся противнику с такой томительной нежностью, что тому немедленно захотелось ввинтиться в землю, в надежде добраться до воды. А поздно! Резкая боль вспыхнула в руке Тэму. Пальцы разжались сами, нож вспорхнул вверх, точно птица. Скуластое лицо горского мечника совсем рядом, и от его улыбки становится холодно, будто тебя впаяли в айсберг. Холод тонкой иглой вонзился в бок, ноги перестали держать, и Тэму завалился наземь. Его очухавшийся напарник кинулся на подмогу, но Хакмар уже перепрыгнул через скорчившегося на земле раненого. Тэму приняли удар Алого меча на скрещенные ножи. Ножи осыпались горсткой серой пыли.

Громадная тигрица с золотистой шкурой прыгнула с крыши шалаша. На миг она зависла на фоне небес. Очередной Тэму попытался принять тигрицу на нож… Когтистая лапа отбила клинок, и тяжеленное тело рухнуло сверху, опрокидывая врага наземь. С утробным рычанием Золотая принялась драть когтями черный рыбий костюм. Противник Хакмара упал, обеими руками зажимая рану на бедре. Сквозь разрез в черном комбинезоне толчками хлестала кровь. Оставшиеся попытались отступить… по проходам между шалашами к ним с издевательской неспешностью приближались тигры. Метнулись назад… Там, с мечом в руке, стоял Хакмар. Кровь и Огонь стекали с лезвия. Тэму замешкались лишь на миг, выбирая, где больше шансов — кинуться на всех воинов племени Амба… или на одного горского мечника. Решиться они не успели — с победным воплем Хакмар кинулся на них сам. Он даже меч поднимать не стал — удар ногой в живот заставил Тэму сложиться пополам, рыбий воин пошатнулся и плюхнулся задом на что-то мягкое, пушистое… Мягкое пушистое вовсе не мягко зарычало, и Тэму почувствовал, как в него вонзаются клыки. Из амабара, молотя крыльями, начали вылетать очухавшиеся крылатые, а сверху уже атаковала громадная белая птица.

Хакмар сцепился с последним противником. Над стойбищем зазвенели клинки… На губах Хакмара играла счастливая улыбка — он наслаждался. Неровный ледяной голыш врезался последнему Тэму в затылок. Глухой стук… Тэму только встряхнул ушибленной башкой и снова попытался отмахнуться ножом от Хакмара. Кусок льда шарахнул его в ухо, третий угодил точно в нос…

— Хадамаха, прекрати! — заорал Хакмар, милосердно вышибая нож у Тэму из рук и приставляя свой клинок ему к горлу. — Ты же видишь, какая у него черепушка толстая — не пробьет! И вообще, я бы сам справился.

— Сам бы ты еще целую свечу с ними игрался. Дорвался ножичками махать! — обматывая вокруг бедер ободранный с кого-то из Тэму кусок комбинезона, буркнул Хадамаха. У, рыбьи шкуры, холодный какой и скользкий, то ли дело мех! — Удивительно, что сообразил зайца за нами послать!

— Не посылал, — отперся Хакмар.

Хадамаха не удивился. Зайцы, они такие, поумнее некоторых людей. Спланировавшая из поднебесья Аякчан бросила на Хакмара прямо-таки Пламенный взгляд, аж искры сверкнули.

— Мне понравилось! — не хуже Амба промурлыкала она. Хакмар моментально приосанился.

— Раненых в амбар надо нести, — объявил Донгар, отрывая от перекинутого через руку одеяния кусок и туго перетягивая бедро истекающему кровью Тэму. — И травы, что от прежнего шамана остались, давайте. Однако, лечиться будем.

Тут Золотая обнаружила, что тряпку для перевязки Донгар оторвал от ее собственного халата, который он любезно прихватил, чтобы она голая не бегала. С рыком выдрала остатки халата из цепких шаманских рук.

— В амбар? — накинулась она на Донгара, уже человеческими пальцами одной руки завязывая халат на талии. Другой рукой она поглаживала своего тигренка, точно проверяла, все ли с ним в порядке. Оборванный Донгаром рукав печально колыхал драным краем. — А куда я гостей дену? А пленников куда посажу? — она окинула взглядом разоренное стойбище.

— Балаган из коры можно поставить, где мы живем, когда рыба идет, — вдруг деловито вмешалась Тасха. Вместе с остальными пленниками из Амба, Мапа и крылатых она стояла здесь же, под охраной четверки тигров — и в отличие от парней, кажется, отлично себя чувствовала!

— Ты-то куда лезешь, мокрохвостая? — рявкнула Золотая. — Тебя я точно в амбар посажу — там стенки толстые, не выцарапаешься! Мой чум разморозить! — рявкнула она на охранников. — Как-как? Вон, жрица есть, пусть Огоньку подкинет! Почему посуда раскидана? Тэму раскидали? Пусть они же и уберут, кто уцелел! Эй ты, пришпиленный! — она остановилась перед Тэму, которого еще в начале драки Хакмар приколол к шалашу. Подвывая от боли, он пытался расшатать держащий его нож, но длинный клинок не пускал, вместо этого начала шататься плетеная стенка. — Шалаш-то оставь, не твой! Отколите его кто-нибудь — и к шаману! И того из дырки достаньте! — она указала на торчащие из другого шалаша ноги. — И… Уж ладно, ставьте балаган, как мокро хвостая сказала!

Из шалаша, украшенного торчащими сквозь стену ногами Тэму, вылез тигренок. Умильно поглядел на Золотую ярко-желтыми глазами:

— Тетя Золотая, а когда мы рыбку добывать пойдем? Мы тут с братцем одну немножко обгрызли — вку-у-усная! Только шкурка в зубах застревает! — Тигренок сплюнул на землю кусок черного рыбьего комбинезона.

Свиток 34,

в котором всех замерзавцев поставят в угол

Ну? Вам-то чего нужно? — рявкнул Хадамаха. Он наконец воссоединился со своими штанами, но зол был по-прежнему неимоверно. Аякчан додумалась — зацепила Хадамахины одежки за верхнюю ветку сосны! Сдается, у всех летающих с головой непорядок — то ли встречным ветром мозги выдувает, то ли они от близости солнца плавятся. А если б одежу унесло, так и ходить в шерсти?

Он затянул завязки штанов и шагнул к единственному более-менее уцелевшему Тэму. Скорее все-таки менее уцелевшему — череп у косаток, конечно, толстый, но ведь и у Хадамахи лапа медвежья. От брошенных им ледышек на башке Тэму остались ссадины, да и глаза смотрели как-то… рассеянно. Порубленные, обожженные, подранные птичьими когтями и погрызенные тигриными зубами, Тэму валялись посреди амбара на набитых прошлодневной травой лежаках… и даже стонать не смели. Раненых Тэму запихали в один амбар с задержанными: парочкой Амба, Черноперым и братом Биату. Наглая тигришка Тасха хвостом таскалась за хлопочущим вокруг раненых Донгаром — то воду кипятила, то свертки тонкой бересты размягчала для перевязок. Донгар косился на нее, но помощь принимал — даже у черного шамана всего две руки, а раненых много. Только старался не разговаривать с Тасхой, а лишь тыкал пальцем — подай то, отнеси это. Тигришке удавалось понимать его не то что с полуслова — с полужеста, а на губах ее играла мечтательная улыбка. Насупленный Куту-Мафы пристроился в углу амбара и провожал каждый шаг сестры обиженным взглядом. Черноперый мрачно нахохлился в другом углу, у входа, тоскливо косясь на восседающего неподалеку крылатого стража. Брат Биату, наоборот, забился в глубь амбара, как в берлогу, и теперь поблескивал глазами из третьего угла.

— А-р-р! — Хадамаха с ревом налетел на уцелевшего Тэму, ухватил его за грудки, приподнял и, протащив через весь амбар, шарахнул спиной об стену в свободном углу.

— Хадамаха, ты чего? — прерывая повисшее в амбаре ошеломленное молчание, пробормотал Хакмар.

— Не все замерзавцы еще по углам расставлены — один свободный остался. — Хадамаха оскалилися Тэму в физиономию. — Непорядок. А так — полное равновесие! От каждого племени по представителю! Вы-то чего сюда приперлись? — нависая над сползшим вдоль стены Тэму, рыкнул он. — Ваши острова — одна Седна знает где! Так нет — явились! Для комплекта: где трое, там и четверо… И тоже сразу в драку! Чтоб Тэму Океана плыли в пресной воде, да еще подо льдом! Что треклятый Канда вам посулил?

— Кто это — Канда? — тихонько шепнул притиснутый к стене Тэму.

Хадамаха выдохнул переполнявший грудь воздух и подозрительно поглядел на Тэму:

— Не знаешь шамана Канду? Не он вас сюда прислал?

— Не знаю никакого Канду! — Тэму попытался покачать головой, но тут же зашипел от боли. — Зачем нам чужой шаман — у Тэму свой есть!

— Живой шаман? — еще подозрительней спросил Хадамаха.

— Уплывали — живой был. Случилось с ним что? — встревожился Тэму.

— Был бы мертвый, я б тебе объяснил, что с ним случилось. Шаман Канда случился. А коли живой, так понятия не имею! Да и не интересуюсь… — пробормотал Хадамаха. — А мстить вы за что явились? Амба всю рыбу из Океана лапами выловили? Или крылатые вашему вожаку на спинной плавник сверху нагадили?

Тэму уставился на Хадамаху с не меньшей подозрительностью:

— Крылатые оскорбили вожака? Когда это сталось?

Белоперая укоризненно поглядела на Хадамаху. Тот закатил глаза к потолку амбара. Рыбки после птичек и кошек — это уже слишком для одного усталого мишки!

— Ты, косатка, из себя креветку не изображай, — ласково посоветовал он Тэму. — Явились в стойбище посреди бела Дня…

— На Рассвете, — аккуратно поправил его Тэму. — День еще не начался.

— Неважно! — рыкнул Хадамаха. — Накинулись на беззащитных тигрят…

— Какие ж они беззащитные, когда другу моему плавники пообкусывали! — возмутился Тэму. — И ничего мы не накидывались — это он на нас с мечом набросился! — Тэму кивнул на Хакмара. — Мы даже сказать ничего не успели.

— Вы явились в мое стойбище с ножами наголо просто поздороваться? — негромко рыкнула Золотая.

— От тебя зависело, Золотая! — Ни положение в углу, ни нависший над ним Хадамаха не помешали Тэму преисполниться величественности. — Если бы ты сразу выдала нам чудище Нижнего мира, именуемое черным шаманом, отчего не пожелать тебе здоровья?

Тишина, вновь повисшая в амбаре, была такой плотной, что казалось, в нее можно завернуться, как в толстую меховую парку.

— Чего? — наконец спросил Хадамаха.

— Волею повелительницы нашей, Морской Хозяйки, великой Седны, отправились мы, воители народа Тэму, в долгий путь, чтобы найти и уничтожить черного шамана именем Донгар Кайгал в воде ли, на суше ли или в воздухе, бодрствующего, спящего, творящего черные дела свои или веселящегося на пиру, в Средней ли земле, в Верхней ли — где и когда бы ни встретили его Тэму, он будет мертв!

Донгар на всякий случай отодвинулся подальше от Тэму — точно боялся, что тот вцепится в него треугольными рыбьими зубами.

— Повелением Седны уничтожены будут и сам шаман, и спутники его, и помогающие ему, и принимающие от него помощь… — сам хоть и рыба, а Тэму продолжал разливаться соловьем.

— Умгум. Особливо принимающие. — Хадамаха покосился на аккуратно перевязанных Тэму. — Люди в ледяной крепости, и в стойбищах Югрской земли, и весь город Сюр-гуд, и наши племена тоже… — Хадамаха перестал загибать пальцы и изумленно воззрился на Тэму. — Сами зарежетесь сначала или под конец, когда всю прорву народу порешите? — ядовито, будто не медведь, а змей, поинтересовался Хадамаха.

— Зачем нам зарезаться… — начал Тэму и замер, безумно выпученными глазами уставившись на Донгара. Ты смотри, рыба — а мозги работают! Недаром говорят, что косатки в Океане самые башковитые!

Донгар смущенно развел руками и опустил глаза. Еще бы ножкой от стеснительности поковырял! Тэму пощупал повязку на своей разбитой голове, поглядел на Донгара, снова пощупал…

— Так это он задумал нашу Хозяйку Седну уничтожить, Океан в сушу превратить, а всех обитателей его на Рыжем огне закоптить и людям скормить? — задыхаясь, спросил он.

— Люди столько не едят, — неуверенно возразил Хакмар.

— Не скажи, эти двуногие жрут почище тигров! — вмешалась Золотая.

— Зачем уничтожать Седну? — робко поинтересовался Донгар.

— Откуда я знаю? Ты черный шаман — от вас и в прошлый раз, тысячу Дней назад, одни неприятности были! — отрезал Тэму.

Ну вот, теперь наш черный шаман снова впадет в черную тоску, что он плохой и его никто не любит!

— Откуда знаешь, что черный хочет Седну обидеть? — вкрадчиво осведомился Хадамаха.

— Седна сказала: если не хотим, чтобы Океан погиб, ступайте и без головы черного шамана не возвращайтесь!

— Моя голова останется у меня! — с неожиданной твердостью объявил Донгар.

— Так что, эти рыбьи морды будут вечно тут шнырять?! — возмутилась Золотая и тут же испуганно прикрыла рот рукой. — Я вовсе не хочу, чтобы вы отдали им свою голову!

— Седна-то откуда взяла, что черный шаман против нее недоброе задумал? — выдавил Хадамаха. Вопрос застревал, точно упирался невидимыми ручками в стенки горла! Калтащ… Калтащ и Седна! Калтащ говорила, что черные шаманы — опасность для духов, черные шаманы, слишком много знавшие о трех мирах и Великой реке, черные, не испытывающие к духам никакого почтения. Неужели это Калтащ сказала Седне…

— Мы не задаем Хозяйке вопросов — мы выполняем ее приказы! — надменно ответил Тэму.

— Может, она сама рассказала или видели вы чего? — поинтересовался Хадамаха. — Ты напрягай рыбьи мозги, а то ведь можешь и не вернуться к своей Хозяйке… даже чтобы доложить о провале!

— Ты смеешь мне угрожать, медвежонок?

— Ты пришел к нам в стойбище с оружием… — вкрадчиво начала Золотая. — Мы взяли тебя в плен. Быстро отвечай на вопросы Хадамахи, а не то рыбный бульончик будет нам в самый раз к Большому Дню!

— Ты сваришь разумное существо, тигрица? — Тэму вжался в стенку амбара, точно надеялся просочиться сквозь толстые бревна.

— Существу самое время доказать, что оно — разумное. — Тигрица многозначительно облизнулась.

— Я видел… — раздался слабый голос, и искусанный тигрятами Тэму приподнялся на локте.

…Острый плавник громадной косатки резал темную воду великого Океана. Ледяные горы белыми призраками скользили сквозь мрак, и первые отблески занимающегося на другом конце мира Рассвета играли на них багряными пятнами, будто пролитая кровь. Иногда ледяные горы сталкивались, и тогда раздавался оглушительный треск, от которого вибрировала вода и ныли зубы. Но он не боялся! Он проносился между сближающимися ледяными утесами и выпрыгивал с другой стороны, сильный, стремительный и свободный! И каждая косточка, каждая жилочка звенели от радости: я — Тэму! Я — могуч! Я — сильнее всех!

Жуткий свист, точно летел брошенный великанской рукой камень. Любопытная морда гигантской косатки высунулась из воды. В небе несся человек. Старейшины торговали с живущими на суше жалкими беспанцирными моллюсками, именующими себя людьми, и рассказывали о голубоволосых дочерях Най-эквы, что повелевают Огнем (жуть какая!). Не имея возможности плавать в Океане, голубоволосые ищут утешения в полетах. Но в небе летел мужчина — Тэму успел увидеть пегие от седины волосы, развевающиеся на ветру. И летел он странно: в одной руке сжимая металлическую палку, похожую на нож, а в другой — округлую дубинку, вроде тех, что приносит иногда в Океан с суши. Человек взмахивал ими, как крыльями, по плавучим ледяным горам скользила его тень — и была она огромна, и была она страшна! Тэму не понимал почему, ведь ни у летящего человека, ни у его тени не было зубов, острых плавников, могучего тела… И от этого становилось еще страшнее.

По крутой дуге человек опустился на верхушку плавучей ледяной горы. Его тень по-хозяйски разлеглась на темной поверхности Океана — черная на черном. Человек приложил согнутые лодочкой ладони ко рту — вибрирующий тюлений зов пронесся над Океаном.

Одну из ледяных гор словно огромный кулак ударил снизу, подбросив в воздух. Она на миг зависла на фоне темного неба, а потом разлетелась на мельчайшие кусочки, осыпав крошкой темные воды. Падающие с неба льдинки барабанили Тэму по спине.

Темный зев открылся в морской пучине. Волна, выше других волн, разбежалась во все стороны, и громадные льдины закачались на ней, беспомощно, как жалкие человеческие лодчонки. Волна подняла Тэму на своем гребне… мимо ласт, которые могли прибить его одним хлопком, мимо тяжелых, лаково блестящих складок кожи, мутно белеющих во мраке клыков толщиной с самого Тэму — к громадному, тусклому глазу гигантского моржа! На холке моржа, поджав под себя ноги, сидела ОНА!

Хвост моржа поднялся, низвергая темные потоки воды, и с грохотом тысячи тысяч столкнувшихся ледяных гор хлестнул по поверхности Океана. Волна подкинула Тэму к небесам, закрутила в пенном водовороте и унесла далеко-далеко! Потом он долго дрожал в ледяной пещере у подножия плавучей горы. Теперь Тэму знал, кто на самом деле велик в Океане! Но пуще встречи с Великой Седной Тэму пугало другое. Летающий человек стоял на вершине ледяной горы подбоченясь и глядел на Повелительницу Океана так спокойно, точно нет на всем Сивире ничего проще и обыденней, чем такая встреча. Тэму мучил страх: нет ли на суше страхов, перед которыми даже Седна с ее моржом может показаться доброй тетушкой с милой домашней зверушкой.

— …Прав я оказался! — с торжественной печалью заключил погрызенный Тэму, боязливо косясь то на Хадамаху, то на Донгара, то на голубые волосы Аякчан. На Хакмара, небрежно поглаживающего рукоять меча, он старался не глядеть.

Белоперая и Аякчан переглянулись.

— Летать на железной палке и деревянной дубинке? — неуверенно переспросила Аякчан. — Разве так можно?

— Не знаю… — так же неуверенно просвистела Белоперая. — Всегда удивлялась — как вы, жрицы, летаете, а крыльями не машете. А тот человек хотя бы махал.

— Железная палка — шаманский меч, — заканчивая перевязку, устало сказал Донгар. — Дубинка — шаманская колотушка. Сам шаман не летает, духи его несут. Или небесная жена. — Донгар покосился на Аякчан. Та ответила свирепым взглядом, дескать, только попробуй на меня снова усесться — сразу полетишь! Камнем вниз.

— Шаман, — невыразительно повторил Хадамаха. — Чувствую я, один шаман стал шибко мне надоедать. Куда ни кинь — всюду он.

— Канда не слышит духов Ночью — я жил в его доме, я знаю, — вяло возразил Донгар.

— Хочешь сказать — в деле есть еще один, неизвестный нам шаман? — все так же монотонно переспросил Хадамаха.

— Если нам это не нравится, это не значит, что его на самом деле нет, — тихо сказал Хакмар. — Мы можем просто не знать.

— Мы много чего в этом деле не знаем, — глухо откликнулся Хадамаха. — Слишком много бед, слишком много драк, слишком много неясностей для такого маленького кусочка Сивира, как наш. Клочок Средней земли, где живут просто люди, люди-Мапа, люди-Амба, люди-крылатые. Наши беды до Океана дошли — до людей-Тэму. Может, они в другую сторону, по всему Сивиру катятся, а мы просто не знаем?

Остальная троица переглянулась — и видно было, что никому эта мысль не понравилась.

Золотая тигрица презрительно фыркнула:

— Ну и что — нам какое дело?

Белоперая согласно курлыкнула.

Хадамаха устало улыбнулся: все хорошо с Мапа, да Амба, да крылатыми, одна беда — дальше своего хвоста не видят. Еще недавно из подземелий, отрытых четырнадцать Дней назад в не самом крупном городке, Сивир от тундры до тайги захлебнулся тысячами смертей! Меньше всего Хадамаха хотел такого же у себя дома. А значит… права была Аякчан, надо разбираться с главным подозреваемым — с Кандой! И быстро.

Хадамаха присел на корточки и заглянул старшему брату Биату в лицо:

— Где он?

— Кто? — кажется пытаясь всползти спиной по стене, выдохнул Биату. И чего так боится — Хадамаха ведь его, в сущности, когтем не тронул!

— Мешок из обоза, — мягко сказал Хадамаха. — Там ведь были не только меха, мясо и ягода, как думал Канда. Но ты… ты ведь был для племени свой… Ты зна-ал! Куда ты его дел?

— Я… Не понимаю, о чем ты! — отворачиваясь от дыхания Хадамахи, пролепетал Биату.

— Все ты понимаешь. Охранники мертвы, Канда увел дяргулей, очурбаненные тобой приятели дрыхнут без задних лап. Ты возле мертвого обоза один. Ты кинулся к нартам, начал искать — и нашел!

— Откуда знаешь? — с ужасом глядя на Хадамаху, выдохнул брат Биату.

Хадамаха пренебрежительно усмехнулся:

— Ты сам сказал. Ты так испугался дяргулей, что бежал бы от них со всех лап — если бы рядом с обозом тебя не держало дело. Куда же ты мог его припрятать? Тебе нужно было место, куда Канда не мог проникнуть запросто, даже если духи скажут ему про мешок. И чтобы недалеко — успеть обернуться, пока другие Биату не проснулись.

— Буровая! — прежде чем сам Хадамаха успел догадаться, прохрипел брат Биату.

Донгар вздрогнул и уставился на Биату так пристально, точно хотел разглядеть, что у того внутри. Этот взгляд привел Биату в ужас.

— Губ-Кин-тойону, жрецу тамошнему, который Буровой командует, шаман Канда не нравится, — зачастил он. — Ему вообще шаманы не нравятся: говорит, они людей обманывают, а камлания «противоречат фундаментальным основам научного Огневедения»! — похоже повторяя заученное наизусть, выпалил Биату.

У Донгара лицо стало, будто его дубиной огрели.

— Фун… мен… дам… — с трудом выдавил он, и глаза у него сползлись в кучку.

«Так папаша-геолог, сам того не зная, сыноубийцей станет! Помрет Донгар от перенапряжения», — сочувственно подумал Хадамаха.

— Это не я так говорю, это он так говорит! — увидев, как изменилась физиономия черного шамана, завопил Биату. — Поэтому он Канду на Буровую не пускает! И Канде жрец не нравится — не хочет он, чтобы у нас Храм построили и жрицы стаями летали! Это не я не хочу, это Канда не хочет! — увидев, как нахмурилась Аякчан, выкрикнул он. — Вот Канда к Губ-Кину и не ходит никогда! Там с задней стороны забора бревнышко… Его в сторону отодвинуть… Щелочка… Медведь не пролезет, а я… вот… Вполне. И мешок протащил. И прикопал. А стражник на вышке — он вовсе в другую сторону смотрел.

— Бревнышко. С задней стороны забора. А охранник — на вышке. С передней стороны. Очень интересно, — озадаченно сказал Хадамаха.

— Мне тоже, — сквозь зубы процедила тигрица, следя за Хадамахой сузившимися желтыми глазами. — Ох, как интересно, что вы, медведи, от остальных скрывали все эти Дни?

— Когда нынешняя беда минует, ты задашь вопросы моему отцу, вожаку Мапа, — холодно ответил Хадамаха. — А сейчас мы уходим! Я пришлю тебе весть, тигрица. И тебе, крылатая. Донгар… — Он посмотрел на насторожившегося шамана. Донгар терпеливо ждал. Он позволил Хадамахе встретиться со своими родителями и тигренку — вернуться к маме. Он сражался, и лечил, и даже не напоминал, что в здешних местах у него есть личные дела, он позволял Хадамахе командовать. И кто-то еще смеет говорить плохо о черных шаманах! — Пошли, познакомимся с твоим отцом, Донгар! — почти беззвучно, одними губами шепнул Хадамаха.

Свиток 35,

про медвежье золото

Они снова делали привычное и хорошо знакомое дело — шли. Хорошо, хоть не бежали, как раньше. Охота затянулась, а главное, Хадамаха вовсе не был уверен, кто теперь охотник, а кто — дичь. Он искал того, кто отвечает за раздоры, нищету, боль, что накрыли его землю. Кто убил парней из обоза и превратил дурных братьев Биату в предателей своего племени. Но его не оставляло чувство, что этот «кто-то» тоже ищет его. Всех четверых. И еще — слишком мелок жадный шаман Канда с лавочкой, приказчиком, сбитой ценой на шкурки для такого дела. Но кто тогда? Кто способен добраться до самой Седны, чтобы натравить Тэму на него и ребят?

— Вы… Вы, наверное, хотите меня спросить… Что за мешок и…

— Не-а. — Аякчан улыбнулась, блеснув белыми зубами. — Но если ты сам хочешь рассказать, будет интересно послушать.

— Золото, — с усталым вздохом сказал Хадамаха. — У Мапа есть золото. На самом деле немного совсем. Ручей иногда приносит — золотой песок, мелкие блестки. Еще дед мой собирать начал. На случай самой большой беды. С дедовых времен его никто и не трогал. Отец решил, что беда пришла, и отправил золото с обозом. Еду купить, соль, травы, железо! Чтобы никакого Канды и никаких долгов. Я… Наверное, должен был сразу вам рассказать…

Он должен был, потому что они и впрямь… его друзья. Но… одновременно не должен был, ведь это не его тайна, а всех Мапа! И кроме долга перед друзьями, есть еще долг перед племенем. Но как объяснить им…

— Не-а, — снова лениво протянула Аякчан, оглядываясь по сторонам — похоже, опять высматривала своего зайца. — Ничего ты не должен. Я разве тебе рассказываю все про Храм и Голубой огонь? Или Хакмар про свои горы Сумэру? Хакмарчик, ты нам тайные ходы в горы нарисуешь?

— Если очень понадобится. Для дела, — сказал Хакмар, но на Аякчан поглядел подозрительно. — Просто так не стану.

— Говорил я — у каждого своя жизнь, — вмешался Донгар. — Долги свои, дела свои, тайны свои… Если друзья от тебя всю твою жизнь требуют, кому нужны такие друзья!

И Хадамаха облегченно вздохнул. Потому что да — друзья. Он долго сопротивлялся этому, даже не верил, что за друзья такие: черный шаман, жрица Огня и мастер из таких далеких гор, что истории о них больше похожи на сказки? А вот такие и есть: шаман, жрица, мастер… Для кого другого из его племени, может, и странно, даже невероятно, а для него, стражника и игрока в мяч… нормально! Потому что он уже не простой Мапа. А какой — он и сам не знает.

— Ай-ой, плохо быть недоучкой! — разбивая Хадамахины мысли, вскричал Донгар.

— Новое сложное слово мучает? — усмехнулся Хакмар. — Фундаментальные — это…

— Нет, — помотал головой Донгар. — Кажется мне, должен я знать, что с Кандой не так! Или догадываться хотя бы. Вроде как теплится что-то такое в голове, а ухватить не могу. И посоветоваться не с кем!

Все они тут недоучки. Аякчан, недоучившаяся в Храмовой школе мать-основательница, Хакмар, за которым, случись ему остаться в родных горах, еще долго старшие бы приглядывали, чтобы не напортил чего! А уж сам Хадамаха… Сюда бы господина тысяцкого — вот кто дело сразу раскрутил бы и все Хадамахины придумки до ума довел! Но тысяцкий далеко, и придется самому. Каждому из них придется.

— Ты ж вроде у белого шамана учился? — напомнил Хакмар.

— Да где там… — отмахнулся Донгар. — Так, травы смешивать помогал, варить… По черному шаманству что сам из давних Дней вспомнил, что в поселке мертвых черных шаманов нашел, что из духов вытряс. Калтащ твоя вроде нас, шаманов, учить должна, так она тоже не шибко помогает, однако, — он кивнул Хадамахе.

— Чего это она моя? — возмутился Хадамаха. — Мы давно не виделись.

И расстались плохо. И она даже не подумала появиться здесь, сейчас, когда ему так худо. Нет, не помочь — он парень, сам справится! Просто поговорить. Сказать, что никак не причастна к покушению на них, что это все Седна… Или Калтащ не может такого сказать? Глухая тоска шевельнулась в груди.

— Значит, она колмасам, — равнодушно обронил Донгар. — Великие герои не так часто рождаются на Средней земле — следующего будет еще тысячу Дней ждать.

— Да, не так умна тетушка, как мне казалось, — неожиданно согласилась Аякчан. — Герой-то ладно, а вот надежный парень, на которого всегда можно положиться, под каждой елкой не валяется!

Издеваются они, что ли? Нет, вроде серьезно. Это он-то, Хадамаха, великий герой? Да еще и надежный парень. Под елкой он и правда не валяется, но остальное…

— Что вы, девчонки, вообще в парнях понимаете? — Донгар мрачно насупился.

Даже Аякчан лишь сочувственно хмыкнула. Хадамаха потряс головой, вытряхивая ненужные мысли (ребята и правда считают его героем?), и прислушался.

— За нами кто-то бежит, — уверенно сказал он.

Встрепанная Тасха выскочила прямо перед Донгаром. Тот шарахнулся, будто авахи увидел, и угрожающе поднял колотушку. Тасха встала, как вкопанная. Мгновение стояла неподвижно, а потом принялась быстрыми, смущенными движениями поправлять темные волосы, не отрывая мрачного, даже какого-то яростного взгляда от Донгара. Черный шаман вдруг опустил колотушку и уставился в сплетение еловых ветвей, будто высмотрел там нечто необычайно интересное.

— Ты чего — сбежала? — наконец прервал молчание Хадамаха.

— Отлучилась, — не отрывая глаз от Донгара, обронила Тасха. — На время. Я… только хотела сказать… — начала она и замолчала, прикусив губу — крепкие тигриные клыки пробили тонкую розовую кожицу до крови. Тасха безнадежно вздохнула и… выпалила: — Я никогда раньше не встречала черных шаманов! Не встречала таких парней… как вы! — она глянула на безучастного Донгара и тут же уставилась на кончики своих унтов. — Я знаю, что не должна была… так делать. Ну… Заманивать и вообще… — она неловко повела плечом. — Но я же вас тогда совсем не знала! Не знала… какой вы! И теперь я… решила! — В голосе Амба появились рычащие нотки. — Я буду тебя ждать! Слышишь, ты! Я, Тасха, тигрица племени Амба, буду ждать тебя, черный шаман Донгар Кайгал, — придешь ты или нет! Тебе решать. — Она вдруг тигриным прыжком метнулась к Донгару, коротко, совсем по-кошачьи, лизнула в щеку и умчалась прочь, мелькая среди деревьев. Исчезла.

— Ай-ой! — сказал Донгар и ошалело уставился на остальных. — И чего мне теперь делать?

— По-честному? — так же ошеломленно откликнулся Хадамаха. — Возвращаться в стойбище. Чем меньше она тебя прождет, тем дешевле тебе это потом обойдется.

— Я совсем не хочу к ней возвращаться! — выпалил Донгар и зашагал прочь, точно пытался нарастить расстояние между собой и тигрицей. Остановился — вроде обдумывал: а вдруг все-таки хочет? Решительно помотал головой и зашагал дальше. — У меня же Нямка есть!

— Ты уверен, что она у тебя есть? — обгоняя его, мрачно буркнула Аякчан.

— Аякчан, ты чего говоришь? — шикнул на нее Хадамаха. Не хватало, чтобы Донгар снова затосковал на тему: «Меня девушки не любят!» Черная тоска черного шамана опасна для окружающих.

— А ничего! — огрызнулась Аякчан. — Откуда она знает, что ей вообще есть смысл тебя дожидаться? Может, ты уже давно… с какой-нибудь тигрицей связался! Ты ей хоть раз написал?

У Донгара стала физиономия, будто на него вот-вот рухнет ближайшая сосна.

— Что я ей напишу, однако? — прохрипел он.