Князь оборотней Волынская Илона

Свиток 38, в котором Аякчан захватывает Буровую

Г-госпожа жрица? — заикаясь, спросил жрец, глядя на Аякчан. Выпрямив спину и плотно сомкнув коленки, Аякчан восседала на заборе Буровой, будто на троне в главном зале столичного центрального храма.

— Надеюсь, меня вы не сочтете внедренным в ваш мозг образом? Чтобы мне не пришлось развеивать ваши заблуждения… в пепел, — щелчком пальцев сбрасывая пару голубых искр, надменно поинтересовалась она.

— Никак нет! — жрец дико поглядел на Аякчан. — Как госпожа жрица заговорила, так сразу никаких сомнений не осталось — жрица и есть!

Хадамаха с Хакмаром переглянулись, и губы кузнеца невольно дрогнули в улыбке.

— Это вас я в доме Канды видел недавно? — продолжал жрец. — Вместе с сыном уважаемого Эгулэ из племени Мапа? Только одеты вы были, как нищенка, и волосы под платком прятали.

Аякчан сморщилась, провела ладонью по подолу парки — понимала, что и сейчас одета не намного лучше, — и поглядела на жреца совсем не по-доброму. Тот, похоже, не соображал, что над его головой собирается настоящий Огненный шторм.

— Что госпожа жрица здесь делает?

Хадамаха подумал, что в мужестве Донгарову папаше не откажешь. Или он просто не принимает Аякчан всерьез?

— Вы не должны тут находиться, здесь закрытый объект, и посторонним…

— Разве там не написано «Храмовая собственность»? — тыча пальцем за спину, в сторону невидимой за деревьями таблички, спросила Аякчан. — С каких это пор жрица — посторонняя на территории Храма?

— Королевский трон тоже храмовая собственность, вы ж его из-под зада у Ее Снежности не выдергиваете? — нетерпеливо перебил жрец. — Нашим проектом руководит лично господин Советник, и только он может позволить…

— У Ее Снежности нет Советника, — равнодушно перебила Аякчан. — Убили. Сбросили в подземное Озеро Рыжего огня и взорвали ведущий туда проход вместе с храмом наверху. Чтобы наверняка.

Ну да, ей ли не знать!

— А я так надеялся, что Канда врет! — вырвалось у жреца. Он даже не спросил, сколько еще их здесь, таких, знающих про Рыжий огонь. — Господин Советник был… замечательный человек! — жрец оперся о стену плечом, точно стоять сам не мог вовсе. Донгар невольно сделал шаг к нему — и не осмелился подойти. Жрец слепо глядел перед собой и не замечал никого и ничего вокруг. — Умный, передовой, прогрессивно мыслящий, заботящийся о благе Сивира… и… и… замечательный!

— Замечательный, — холодно, как все льды Сивира сразу, согласилась Аякчан. — От его ума по всему Сивиру вскипели Огненные чэк-наи и сотни людей сгорели. Другие сотни растоптали отморозившиеся чудища-Вэс и эрыг-отыры — очень по-передовому! Мэнквы-людоеды прогрессивно сожрали тысячи, ну а после всего в Югрской земле неизбежно начнется голод, если Храм не пожертвует свои запасы. Но все, конечно, только для блага Сивира! А вы, жрец Губ-Кин-тойон, вы тоже замечательный человек?

— Вы… меня в чем-то упрекаете?

— В чем же вас можно упрекнуть? — Удивление Аякчан выглядело почти естественно. — Вы всего-навсего нашли Рыжий огонь и придумали, как поднять его на поверхность! Какое вы имеете отношение к сгоревшим, съеденным или, наоборот, умирающим с голоду?

— Ты, это… полегче, Аякчан! — смущенно поглядывая то на девушку, то на жреца, пробормотал Донгар. — Он же не знал, что так выйдет. И все-таки он мой… — Донгар осекся. Слова «мой отец» так и не прозвучали.

Аякчан покосилась на него обиженно:

— А это и есть — полегче! Хотя после тех пакостей, что ты мне наговорил, могла бы и не стараться!

Жрец оскорбленно выпрямился:

— Я не нуждаюсь в заступничестве, тем более вашем, господин шаман! А вы, госпожа жрица… как вас там, Аякчан… Какое право имеете меня осуждать?! Я занимался исследованиями! Я находил новое!

— И успевал удрать прежде, чем это новое кидалось на людей! — отозвалась Аякчан. — В этот раз не выйдет — будете расхлебывать все, что натворили! — зловеще пообещала она.

Донгар вдруг вздрогнул и побелел, точно услышал или почуял нечто, другим недоступное, шагнул к Аякчан и остановился, беспомощно озираясь по сторонам. Аякчан его метаний не заметила.

— Дяргули — ваша работа? — Через забор Хакмару с Хадамахой лезть не пришлось, они торжественно вступили в ворота, и, повинуясь жесту Аякчан, стражники их пропустили. Хадамаха с ходу вмешался в допрос. Донгаровы чувства, конечно, уважить надо… Но не сейчас, когда подозреваемый в растерянности и его самое время колоть! — Почему отдали дяргулей Канде? Вы в сговоре? Собирались поделить богатства обоза?

— Видите тут какое-нибудь богатство? — жрец вскипел не хуже Огненного Озера. — Это мошенники, вроде шаманов, куда лопатой ни ткнут — там и мешок золота! — он метнул уничтожающий взгляд на Донгара. — Мы — честные исследователи! Получаем финансирование от господина Советника… То есть теперь уже, выходит, не получаем. Новое оборудование не поступало с конца Ночи, а теперь и Канда отказался поставлять нам припасы в долг. Я писал господину Советнику… — жрец совсем поник. — Ну да, кто ж теперь мне ответит?

— Вы решили поправить дело самостоятельно и снабдили Канду орудием убийства? — Хадамаха не собирался слезать с подозреваемого из-за его горя от смерти Советника. Надо прояснить хоть что-то! — Еще о своем уважении к Мапа тут рассказываете! А золото Мапа найдено у вас на Буровой! — коварно добавил он — пусть жрец испугается!

Донгар снова попытался вмешаться, но Хакмар придержал его за плечо и молча покачал головой.

— Я понятия не имею, откуда взялось золото! — жрец снова растерялся. — Клянусь… клянусь Огнем!

— Каким именно Огнем? — хмыкнула Аякчан.

— Дяргули… Да, наша экспериментальная разработка! — жрец опасливо покосился на Аякчан, но понял, что скрывать уже поздно, и зачастил: — Опыты проводились с разрешения господина Советника. Оказались успешными, мы доложили ему еще в начале прошедшей Ночи! Потом, правда, выяснилось, что… — он замялся и наконец выдавил: — Красные волки плохо управляемы. Эти твари сделали подкоп под забором и удрали всей стаей! Мы пытались их вернуть, но они вовсе перестали подчиняться, и просто пропадают невесть куда, стоит им заметить жреца с Буровой! — он оглянулся на своих жрецов. Успокоившиеся после исчезновения духов Огня, те пристроились поодаль и старательно делали вид, что беседой начальника и неизвестных странников вовсе не интересуются. — Зато с пчелами вышло отлично… прежде чем ваш шаман все испортил!

Страшный черный шаман съежился, будто устремленный на него палец пробил в нем дыру, из которой теперь медленно сочилась жизнь. Хадамаха поглядел на палец задумчиво — желание аккуратно откусить пальчик было даже сильнее желания продолжать расследование. Бывают же такие, с позволения сказать, папаши! Даже если они не знают, что папаши!

— Вы, значит, дяргулями управлять не можете. Они у вас сбежали и не ловятся, — давя подступающую ярость, тихо сказал он. — А шаман Канда — может, и у него они по команде на наших парней кидаются и жгут насмерть.

— Этого не может быть! — так же тихо и очень убежденно ответил жрец. — У вас, наверное, от горя в голове помутилось, молодой Мапа.

— Есть свидетель, — устало сказал Хадамаха. Ему вдруг все надоело. От жреца пахло абсолютной, непробиваемой уверенностью в каждом сказанном слове! Он не давал дяргулей Канде и не верит, что Канда мог подчинить красных волков. Расследование в который раз обернулось пшиком — и снова вопросов оказалось больше, чем ответов.

— Врет ваш свидетель, — твердо объявил жрец и на всякий случай добавил: — Или сам ошибается! Дяргули — результат новейших достижений теоретического и прикладного Огневедения…

От изобилия сложных слов глаза Донгара моментально остекленели.

— И никакой безграмотный мошенник с бубном просто не может взять под контроль нашу работу… — продолжал разоряться жрец.

Аякчан захохотала.

— Не может! — сгибаясь пополам в приступе больше похожего на истерику смеха, выдавила она. И ткнула пальцем в ползающих по двору сонных пчел, в которых больше не осталось ни искорки Рыжего пламени. — Накачивать несчастных зверушек черной водой, пока их распирать не начнет, — это у вас называется новейшими достижениями!

— Этот метод признан бесперспективным! Мы взяли за образец взаимодействие жриц с Голубым огнем и вселяем Рыжий огонь в тела экспериментальных животных. Откуда вы вообще знаете о наших методах? — совсем испуганно завопил жрец.

— А потом приходит необразованный шаман и в два удара бубна вышибает духов Огня из вашего творения! — продолжала выступать Аякчан.

— Духи — шаманская выдумка! — слабо возразил жрец.

Аякчан бестрепетно сгребла с земли сонную пчелу и сунула ее под нос жрецу:

— А это — обыкновенная пчела! Без капли Огня!

Жрец уставился на пчелу — кажется, ему очень хотелось объявить ее ненастоящей.

— Вы — чурбан, господин жрец! — безжалостно продолжала Аякчан. — Мало того что вы влезли в дела, в которых ничего не понимаете! Но вы еще влезли в них вслепую! Придумали себе идеи: шаманы — мошенники, духов — не бывает… Очень удобная позиция… для духов и шаманов! Можно творить что захочешь, все равно вы не поверите. У вас, с такой полной некомпетентностью, скоро и кто пострашнее красных волков деру даст!

Донгар снова дернулся и испуганно поглядел на Аякчан, словно хотел заставить ее замолчать. Страшное слово «некомпетентность» его напугало, что ли?

— Вы достаточно натворили, жрец Губ-Кин! — властно объявила Аякчан. — Вы тупой, как пень, равнодушный, слепой и глухой, что в своей работе, что… в личных делах. — Аякчан покосилась на Донгара. — И я не позволю вам больше делать что в левую пятку стукнуло, да еще прикрываться именем Храма! А потом будут говорить, что жрицы красный Огонь на Сивир спустили!

— Закроете Буровую? — тоскливо спросил жрец. — И по чьему распоряжению — Ее Снежности или верховных?

— Матери-основательницы! — рявкнула Аякчан.

— Это такая новая должность в Храме? — после недолгого молчания спросил жрец.

— Это самая старая должность в Храме! — процедила Аякчан. И неожиданно добавила: — И я не собираюсь закрывать вашу Буровую!

На нее уставились все — ошеломленные жрецы, Донгар, Хакмар, Хадамаха… Даже сонные пчелы, кажется, глядели на голубоволосую девушку, а между решетками Буровой блеснули круглые глаза духа.

— Вот как это закроешь? Опять взрывать? — она требовательно поглядела на Хакмара.

Хадамаха задохнулся: с Рыжим огнем надо что-то делать, но… устроить здесь второй Сюр-гуд? Он представил, как под Буровой подламываются опоры, она кренится на сторону, как подрубленное дерево, а на ее месте вздымается столб Пламени. Сшибаясь, волны сине-алого Огня борются над тайгой, и сосны вспыхивают коронами Пламени и осыпаются золой. И черное пепелище меж разоренными стойбищами Мапа, Амба, крылатых и людей.

— Нет, — в ужасе выдохнул он.

Хакмар сочувственно дернул плечом:

— М-да-а, тут и без взрывов, с одним Кандой, невесело… Только откуда я знаю: взрывать — не взрывать? Смотреть надо!

— Так смотри! — аж в воздух взвилась Аякчан. — Кто тебе не дает?

— А… кто мне дает? — переспросил Хакмар.

— Я, — торжественно объявила Аякчан. — Это — храмовая собственность, — она махнула в сторону вышки Буровой. — Кто тут может решать от имени Храма? Только я! Ты — черный кузнец. И вот я, жрица Храма, говорю тебе, черному кузнецу, что ты должен разобраться с этим… безобразием.

— Черных кузнецов не бывает, — осторожно вмешался жрец. — Это легенда гор Сумэру, вероятно возникшая при столкновении горцев с прорывами подземного Пламени…

Хакмар молча сунул под нос жрецу свой пылающий меч. Жрец поднял дрожащий палец и попытался дотронуться до клинка. Сдавленно взвизгнул и сунул обожженный палец в рот.

— Огневедение в металлургии! Совершенно новая отрасль! — речь его была невнятной, но звучащее в ней благоговение нельзя было заглушить никаким пальцем. Он поднял на Хакмара восторженные глаза. — Вы — тот самый специалист! Которого нам обещал господин Советник! Мы вас так ждали, так… — И жрец вцепился в Хакмара обеими руками, будто боялся, что отнимут. — Вы из гор Сумэру, да? Мы почти ничего не знаем о южных кланах, наверняка у вас очень, очень прогрессивные методики! У кого вы учились работать с Рыжим огнем?

— У кузнеца Хожироя, в Нижнем мире, — буркнул смущенный Хакмар.

— У них свои учебные заведения? — недоверчиво, но вместе с тем упоенно застонал жрец. — И горцев посылают туда учиться?

— Раньше посылали, — уклончиво ответил Хакмар. — И сейчас… снова начали.

— Вы должны посмотреть наши исследования! — завопил жрец. — Честно говоря, мы там совершенно запутались, такие непонятные, странные результаты, не укладываются ни в одну теорию!

— Теории пересмотреть не пробовали? — поинтересовался Хакмар.

Жрец воззрился на него чуть не со слезами на глазах, как на давно потерянного и вновь обретенного сына:

— Вот вместе с вами и займемся! Такое счастье, что настоящий специалист наконец здесь! Госпожа жрица! — он обернулся к Аякчан, прижав руку к сердцу. — Вы простите, что я на вас накинулся! Я думал, вы нас закрыть хотите, а вы для нас такое большое дело… — Он задохнулся от восторга.

— Я думала, это я на вас так накинулась, — хмыкнула Аякчан.

— Ну пойдемте же, пойдемте… — жрец уже не слушал Аякчан, он тащил ко входу в Буровую своего вожделенного специалиста. — Как вас зовут?

— Хакмар… Мастер Хакмар из клана Магнитной горы, — неуверенно добавил кузнец.

— Мастер Хакмар! — упоенно выдохнул жрец. — Я вам сейчас все, все покажу!

— Погодите-ка… — Хакмар легко высвободился от хватки жреца и шагнул к Аякчан. — Что ты задумала, жрица? — прошептал он, подозрительно вглядываясь в Пламенные очи цвета сапфира.

— Ты умный. Ты все знаешь. И землям, где живут родичи Хадамахи, вред причинять не станешь, верно? Вот и решай: взрывать Буровую или можно оставить здешний Рыжий огонь для твоих горцев. Пусть приезжают, исследуют. — Аякчан приглашающим жестом указала на Буровую, будто предлагала Хакмару роскошный пирог.

— Приезжают, — повторил Хакмар. — Исследуют. — Лицо его прояснилось — он понял подвох! — На храмовую землю? Где жрицы главные?

— А что такого? — Аякчан лукаво покосилась на него из-под ресниц. — Земля — наша, и все, что на ней, — тоже наше, и все, что под ней. Но мы — хорошо, пока что не мы, только я! — готова делиться. Ты хочешь Рыжий огонь для горских кузниц — пожалуйста, вот он! А я хочу, чтобы он не обернулся против моего Храма, ну, и всего остального Сивира тоже — и собираюсь проверять, что вы с ним делаете, ясно?

— Ясно. Проверяй. Пожалуйста, — неожиданно согласился Хакмар и, наклонившись к Аякчан еще ниже, так что его губы почти коснулись ее волос, прошептал: — Когда горные мастера получат право проверять, что жрицы делают с Голубым огнем в своих храмах! Чтобы не было вреда для Сивира! — И он победно улыбнулся.

— Как я могу такое обещать, если я в Храме не главная? — повела плечом Аякчан.

— Ради того, чтобы мастера могли на жриц рявкать, почему зола из-под Чаши с Огнем не выметена, я тебе даже помогу стать в вашем проклятущем Храме главной! — выпалил Хакмар.

— Правда? Поможешь? — вскинула брови Аякчан. — Ну что ж… Не очень-то мне это нравится, но… По рукам! — И Аякчан решительно протянула Хакмару руку.

Он отпрянул назад, глядя на эту руку, точно на змею:

— Ты… серьезно? И вы позволите проверять что угодно?

— Вы же тоже не станете ничего от нас скрывать, не так ли, благородные горные мастера, повелители Рыжего пламени? — прикрывая глаза ресницами, промурлыкала Аякчан (не иначе у Амба научилась!).

— Повелители… Пламени? Я, конечно… пока еще не глава совета мастеров, чтобы обещать за всех… — Голос Хакмара вдруг охрип. — Но… А, по рукам! — И он с силой шлепнул по ладони Аякчан.

Девушка взвизгнула… и повисла у него на шее, болтая в воздухе ногами:

— Хакмарчик, правда? Ой, как здорово, я так рада! — и звонко чмокнула его в щеку.

Потом вдруг посерьезнела, расцепила руки и даже заложила их за спину, скромненько отступив назад:

— Тебе надо работать. Тебя ждут.

Хакмар, ошеломленно держащийся за щеку, красную, словно по ней врезали, а не поцеловали, дико поглядел на переминающихся в отдалении жрецов.

— Я, наверное, чего-то не понял… — с явной угрозой в голосе сказал он. — Но я обязательно разберусь, в чем подвох!

— Поговорим, разберемся, — окидывая его лучащимся взглядом, немедленно согласилась Аякчан. — Ты же знаешь — мне всегда с тобой интересно!

Точно у тигров научилась! Рычать она и без них умела, а вот так мурлыкать…

Хакмар, то и дело оглядываясь, направился к поджидающим его жрецам. Аякчан вскинула ресницы — в ее глазах полыхало торжествующее Пламя, словно весь этот разговор, включая обещание сделать ее главной в Храме и ежедневно наезжать с инспекцией, она запланировала очень давно и наконец добилась своего! Хадамаха не сомневался, что так оно и было.

А ведь где-то сидят беззаботная Снежная Королева с верховными и, если уж на то пошло, такие же беззаботные горные мастера… и не знают, что за много переходов пути от них парень с девушкой кой о чем договорились. А если б даже узнали, только б посмеялись. И напрасно. Хадамаха всеми шестью душами чувствовал — очень напрасно!

— У нас, конечно, не такая богатая экспериментальная база, как в Сюр-гудском храме… — терпеливо дождавшийся конца разговора жрец Губ-Кин вцепился в Хакмара.

— Ваше счастье! — оборвал его Хакмар. — Иначе пришлось бы с вами тоже… как с Сюр-гудским храмом. Показывайте!

— Погодите! — раздался сзади жалобный крик, и Донгар шагнул к обернувшемуся отцу. — А я? Я тоже… Спи… спе… списилист, вот! Я… больше всех знаю про черную воду! И откуда она берется, и про Нижний мир, и…

— Специалист, — с тяжелой насмешкой сказал жрец Губ-Кин. — Который даже слово это выговорить не может.

— Но это правда! — вмешался Хакмар, останавливаясь в раскуроченном Огненными духами дверном проеме. — Я работаю с металлом и механизмами, но только шаман может рассказать про дух Огня!

— Дух Огня, конечно… А также ведьмы-албасы, повелевающие силами льда, камня, трав и рек! — Голос жреца сочился сарказмом, будто взрезанная кора березы по весне — соком. — В настоящем, научном Огневедении нет места всяким албасы, Эрликовым дочкам, а также племянникам вон того дерева и внукам ближайшего камушка!

Аякчан, албасы Голубого огня, поглядела на жреца без гнева, но с нехорошей такой задумчивостью.

— Не думал я, что просвещенный юг еще помнит шаманские бредни! — жрец укоризненно поглядел на Хакмара. — Впрочем, вы идите, мастер, там вас уже заждались! — он кивнул Хакмару на вывороченные двери Буровой, в проеме которых нетерпеливо топтались младшие жрецы. — А я тут словом перемолвлюсь… со вторым специалистом.

Хакмар замешкался на миг, переводя встревоженный взгляд с Донгара, Черного Шамана, на его отца, жреца Губ-Кина, ученого-Огневеда, вовсе не уважающего шаманов. Донгар съежился, будто мальчишка в ожидании порки, жрец стоял меж опорами Буровой, величественный и неприступный.

— Иди, Хакмар, — одними губами шепнул Донгар. — Иди.

Кузнец еще поколебался и ступил внутрь Буровой. Восторженно галдящая толпа жрецов окружила его и, засыпая вопросами и объяснениями, радостно поволокла внутрь.

Жрец проводил их умиленным взглядом и медленно повернулся к Донгару. Выражение лица его менялось, становясь брезгливо-надменным. Сверху вниз, как на жука, настолько противного, что даже раздавить невозможно, отец посмотрел на своего сына:

— Вы прибыли сюда с бесценным для нас мастером Хакмаром, а также сыном уважаемого мной вождя Мапа и госпожой жрицей, которая так много для нас сделала… — В его голосе послышалось презрительное недоумение — и как это Донгару удалось затесаться в столь славную компанию? — Это значит, я не могу просто вышвырнуть вас вон! Но Пламя мне свидетель, никогда мошенник и неуч, выдающий свою безграмотность за особое, не всем доступное знание… — Сарказм снова сочился с его языка каплями яда. — …не войдет в мою Буровую! — Жрец круто повернулся и канул во тьму прохода. Только дверью для полноты впечатления хлопнуть не мог — вынесенные духами Огня двери валялись на земле.

Свиток 39,

где Хадамаха придумал, как спасти весь Сивир

Донгар, как оглушенный, замер посреди двора Буровой. Хадамаха и Аякчан, не сговариваясь, двинулись к нему с двух сторон и остановились. Он — возле правого, она — возле левого плеча. Губы Донгар скривились в мучительной полуулыбке.

— Вот… не понравился я ему!

— А почему, собственно, ты ему должен нравиться? — очень холодно спросила Аякчан. — Тебе с ним не равняться.

Хадамаха вздохнул укоризненно: нашла время Донгара унижать да на место ставить, его уже и так поставили — ниже некуда!

Аякчан продолжала тем же холодно-отстраненным тоном:

— Он всего-навсего жрец, у нас при Храме их — что грязи! Он виновен в смерти тысяч людей, и даже не по злобе, а просто — по дурости и неумению видеть дальше своего носа! Называет себя Огневедом, а духов Огня замечать не желает, даже когда те у него перед носом шмыгают. Оттого и творит не управляемых уродцев вроде дяргулей. Да если бы он не был твоим отцом и мне не потребовалась его Буровая для Хакмара… я просто сожгла бы здесь все, и его — первого! А ты… Великий Черный, лучший шаман Сивира, повелитель духов, странник по трем мирам, спаситель тысяч людей. В конце концов, — Аякчан аж подлетела в воздух, — ты — земной муж албасы Голубого огня, которой, по его мнению, даже не существует! Стою тут — и не существую, понимаешь ли! Так кто кому на самом деле должен нравиться? Этот поганец, гриб поганка мужского пола, должен весь Сивир от Океана до гор Сумэру на коленях проползти, чтобы такой сын, как ты, на него хоть глянул!

Хадамаха аж рыкнул от удовольствия — сильно сказано!

— Ай-ой, это ты уж слишком, девушка-жрица, — засмущался Донгар, но видно было, что ему приятно. — Не поползет жрец-тойон никуда — не знает он, что мой отец! И как теперь ему скажешь?

— Не скажешь — кому хуже будет? Только ему! — рассудительно прикинула Аякчан. — У тебя-то мама есть, и Нямка, если, конечно, ты ей письмо напишешь, и самая красивая Амба в племени тебя до старости ждать обещала. И друзья есть, и одна албасы Голубого огня готова за тебя не то что в Огонь… а даже в воду! А у него никого нет, совсем! И даже в Огневедении своем обожаемом ничего он не добьется! — Аякчан скривилась. — Сказал: в его исследованиях нет места Эрликовым дочкам — значит, все! Пусть Хакмар даже не просит — ничего я этому чурбаку тупому про Огонь не расскажу и не покажу!

Донгар вдруг громко и отчетливо шмыгнул носом.

— Ты чего? — всполошился Хадамаха — вроде утешить Донгара хотели, а не еще больше расстроить.

— Ай-ой, не знал, что вы ко мне так относитесь! — растроганно хрюкнул Донгар. — Особенно ты, Аякчан!

— Что ж мне остается? — Аякчан дернула плечом. — Ты у нас такой особенный, что к тебе или вот так относиться… или уж сразу убивать!

— Что ж выходит, однако… — Донгар шмыгал все прочувственней и прочувственней. — Ты теперь согласная моей женой совсем быть, а не только когда камлать надо? Я не думал, однако… Я больше про Нямку думал… Но если ты сама хочешь… Так я готов, конечно… Только как же Хакмар? — Донгар робко заглянул Аякчан в лицо… и натолкнулся на два люто пылающих треугольника!

— С другой стороны, убить — это ж-ш-ш сколько проблем реш-шить! — трепеща раздвоенным языком, прошипела разъяренная ведьма-албасы. — Ты что о себе возомнил, а? Это тебя после тигрицы так перешаманило? Решил, что Великий Черный — голубая мечта всех девчонок, особенно голубоволосых?

— Донгар — беги! — серьезно посоветовал Хадамаха.

У черного хватило ума не спорить — он сорвался с места и со всех ног рванул прочь.

— Я т-тебе покажу — женой! — срываясь следом, вопила Аякчан. — Я т-тебе сейчас устрою любовь Пламенную! — На кончиках ее пальцев возник слепящий шар.

Донгар, петляя, как заяц, несся между подсобками Буровой. Аякчан мчалась за ним, время от времени подлетая в воздух. Хадамаха задумчиво наблюдал, как то там, то здесь внушительно бубухает, курится черный дымок и раздается то визг Донгара, то кровожадные вопли Аякчан. А ведь с тех пор, как Донгар присоединился к ним во время драки с дяргулями, они все почти не ссорились! Хакмар не хватался за меч, Аякчан не вскипала Пламенем, и Хадамахина медвежья ярость оставалась на крепкой цепи. Да и у Мапа, Амба и крылатых в присутствии Донгара прояснялось в головах! Даже Тэму перестали челюстями щелкать, стоило Донгару над их ранами чуток пошаманить. Хадамаха с сомнением проводил глазами мчащегося впереди Донгара и агрессивно гикающую Аякчан. Нее-е, все нормально, за выступление насчет «жены» Аякчан своего шамана по-любому бы поджарить захотела. Канда далеко, и если это он заставлял всех ссориться и ненавидеть друг друга, сейчас он не страшен!

Донгар заячьим скоком рванул к вывороченным воротам, выскочил наружу и запрыгал через пеньки, повторяя недавнюю пробежку жрецов.

— У-а-ха-ха! — с жутким хохотом Аякчан взмыла в воздух, и ее зловещая тень накрыла удирающего шамана. — Вот сейчас я тебя настигну — и тогда мы здорово повеселимся! — на бреющем полете проносясь у шамана над ушами, пообещала она.

Донгар был уже у леса… Всклокоченное, исцарапанное, насмерть перепуганное существо выскочило из подлеска ему навстречу. С пронзительным визгом метнулось к Донгару и в один миг вскарабкалось по шаману, как по дереву. Донгар замер, изумленно взирая на сидящую у него на руках девчонку Дней девяти.

— Был шаман как шаман — тихий, затравленный, почтительный… — зависая в воздухе, вскричала Аякчан. — Стало нижнемирское чудовище какое-то! Донгар! Ты решил всех местных девиц собрать? А ну поставь эту шпионку Канды на землю! Я сейчас ей покажу, как от рубахи лоскуты отдирать и дяргулей натравливать! Я ей сама чего-нибудь оторву! Клюв и крылья у тебя уже Канда выдернул? Ничего, на мою долю еще много осталось!

Умгум. Только ее здесь и не хватало. Младшая сестричка Белоперой, она же младшая дочь убитого шамана крылатых, она же младшая жена шамана Канды. Как говорится, помянешь злого юера — он и появится. Хадамаха крякнул, взвалил на плечо мешочек с медвежьим золотом (хватит, больше без присмотра ни на миг не оставит!) и зашагал через вырубку к шаману и Аякчан.

— Ты откуда тут взялась, птичка перепуганная? — негромко рыкнул он над головой маленькой крылатой. Девчушка подняла зареванное личико, увидела Хадамахину хмурую физиономию, снова пискнула и попыталась зарыться Донгару в плечо.

— Она же боится медведей, они жен едят! — насмешливо напомнила Аякчан. — О, я поняла, зачем она тебя дяргулям скормить пыталась — решила первой успеть!

— Чужих жен мы не едим, а отбивать ее у Канды я не собираюсь — мелкая больно, даже на суп не хватит. Куриный, — зло буркнул Хадамаха. — Некогда нам с тобой рассусоливать! Молчишь, ну и Дуэнте с тобой! Кидай ее обратно в кусты, Донгар, пусть идет, куда хочет!

— Нее-ет! — завопила девушка. Отстранилась от Донгарова плеча и испуганно уставилась парню в лицо. — Ты что, тоже с ними? Ты же ученик Канды!

Донгар, по привычке, лишь виновато развел руками. Лишившись опоры, девушка брыкнула ногами в воздухе и, совсем как Хадамахин мешок, повисла на Донгаре, от чего шаман согнулся пополам. Хадамаха дернул девчонку за косу, заставляя расцепить руки и отпустить Донгара.

— В последний раз спрашиваю — что здесь делаешь? Учти, вещи почти новые, лоскутов отрывать не позволю. — Хадамаха любовно огладил перешитую мамой отцовскую куртку. — Если Канда задумал на нас кого еще натравить, пусть проваливает… проваливается… — уточнил Хадамаха. — До самого Нижнего мира! Так ему и передай! И не ходи за нами больше!

— А я вовсе не за вами шла! — выпалила девушка. — Я к сестре шла!

— К сестре-е? — настороженно протянул Хадамаха и присел на корточки, чтобы видеть лицо девчонки. — Откуда ты знаешь, что твоя сестра здесь?

— Здесь? Где? — девчушка завертела головой, надеясь увидеть рядом Белоперую.

Так, допрос начат неправильно. Как сказал бы господин тысяцкий: ты даешь сведения подозреваемому, вместо того чтобы он давал сведения тебе.

— Куда ты шла к сестре, малышка? — мягко спросил он.

Девчонка поглядела подозрительно, но все же нехотя ответила:

— Домой, в стойбище!

— Но это же далеко! — невольно воскликнул Хадамаха.

Рот девчонки скривился, и она разрыдалась всерьез.

— Далеко! — захлебываясь слезами, шептала она. — К Канде мы летели, и было близко, почти совсем близко, а теперь… Теперь так далеко! И лес такой страшный!

— Ясно… — растерянно пробормотал Хадамаха. Чего уж тут неясного! Когда эта гнусь летучая, Черноперый, волок младшую дочь своего врага в лапы к Канде, у девочки еще были крылья. И все в тайге казалось ей близким. Сейчас, бескрылая и обессиленная, она брела по лесу, впервые с ужасом понимая, как далеко оказалась от родного дома.

— Ты что же, сбежала? — сообразил он.

Рыдания стали еще громче, голова у девчонки тряслась, так что кивок было и не разглядеть.

— Сбежала, и молодец, чего теперь реветь-то? — Аякчан немедленно спланировала вниз. — Или по колотушкам соскучилась? Будешь жить с сестрой, она тебя отучит незнакомых людей волкам скармливать. Обойдетесь одними знакомыми вроде того петуха щипаного с черными перьями.

— Не буду-у-у жить! — по-оленьи протрубила девушка. — Ничего уже не бу-у-удет! Беда бу-у-удет! А Канда меня найдет. И забьет! Только я все равно должна сестру предупредить! А это далеко-о!

— О чем предупредить? — мгновенно вычленил главное Хадамаха.

— К-канда… Он… — девочка икала и всхлипывала, неспособная связать и пары слов. Донгар вытащил из мешка фляжку-долбленку и молча сунул ее девчонке. Зубы отбили частую дробь по горлышку — будто дятел дерево долбил. Она глотнула раз, другой… И вдруг резко выдохнула, точно выпуская из себя что-то, и взгляд ее прояснился, перестав быть безумным. — Канда идет сюда! — выпалила она. — С ним стражники из селения… то есть из города, конечно… Все с оружием! И просто мужики и даже бабы — с мешками!

— С какими еще мешками? Зачем?

— Чтобы забирать! — выпалила девушка. — Канда на площади перед ледяным домом… белым чумом… камлал. А потом с людьми говорил, долго! Сказал, что Донгу, ученика его, Амба убили, а потом с Мапа схватились, да крылатые налетели… и перебили друг друга! И что теперь там все лежит: шкуры тигриные, мясо медвежье и… птицы! — девушка снова заревела, широко раскрыв рот. — На су-уп!

А еще Канда сказал… если кто выжил… так можно добивать. Потому что Храм всех вас больше за людей не считает! Вы Огнем не пользуетесь, добычу сырой едите! А мы, крылатые, так вовсе клюем!

— А местная жрица что на это? — нахмурилась Аякчан.

— Жрица сказала: «Х-р-р-р!» — девушка закрыла глаза, убедительно изобразив спящую. — Канда сказал, это значит, она согласная! А еще сказал: если люди всех перевертышей сейчас не убьют, те придут и убьют людей. Им… то есть вам… то есть нам… на подмогу приплыли страшные рыбы с острыми зубами и всех загрызут!

— Кого загрызут — нас? — усмехнулся Хадамаха. Значит, про отряд Тэму Канде известно. Умгум, умгум.

— Да не вас, а нас! То есть не нас, конечно, а их… Людей! — запутавшись в «вас-нас-их», выпалила девушка. — И уже загрызли, только не рыбы, а тигры! Ученика Канды загрызли, молодого шамана! Ой! — девушка испуганно уставилась на Донгара. — А почему ты живой? И вы все тоже живые, хотя Канда сказал, что должны быть мертвые.

— Ну извини, недоработка вышла! — фыркнула Аякчан.

— Кому сказал — людям? — неприязненно переспросил Хадамаха.

— Нет, стражнику своему, противный такой. Лицом — приятный, а так — противный, — помотала головой девушка. — А стражник дочке Кандиной, Эльге все пересказал, говорит: не вернется твой мастер! А она теперь все плачет!

Аякчан снова звучно хмыкнула.

— А я убежала! К сестре! Чтобы кто есть, все улетали. Пока с тигров тут шкуры снимать будут, а медведей на мясо рубить, они успеют!