Железная скорлупа Игнатушин Алексей
– Ничего страшного, попросите служанку сменить повязку.
Гингалин шумно задышал, от ярости заслезились глаза.
– Я требую, чтобы вы осмотрели рану и перевязали! – сказал громко. Лазарет испуганно затих, на рыцаря устремились осуждающие взгляды служанок и раненых.
– А кто вы такой? – спросил лекарь брезгливо.
Гингалин запахнул плотнее меховой плащ, плечом упираясь в колонну, любуясь лётом снежинок. Во внутреннем дворе шумно: вжикают пилы, доски с хрустом ломаются, слышится запах дерева. Множество голосов – радостных, грустных и злобных – висели звуковым шатром.
Мимо протопали вилланы с инструментами, толкнули побелевшего от ярости рыцаря в спину. Он проводил мужланов злым взглядом.
«Что случилось? – бился в стенки черепа горький вопрос. – Как получилось, что бесстыжие люди славят королеву, принимают освобождение, будто вознесение Христово, но забыли обо мне?»
По двору прокатился смех, Гингалин вздрогнул, показалось, что насмешка адресуется ему.
«Они смеются надо мной! – подумал зло. – Неблагодарные твари! Я столько крови пролил, могли бы заметить. Я освободил их, трусов, а вместо благодарности – презрение! Неучтивость и холодность! Все тепло досталось дуре-королеве, чья заслуга в безропотном существовании в обличье гнусной твари!»
Рыцаря кольнул стыд, но волна обиды смыла колебания, тело била мелкая дрожь.
«Забыли, забыли! Я их спас, я! Без меня стояли бы на коленях, исполняли прихоти колдунов. Почему не кланяются, не приветствуют? Где хвала и песни? Где матери, несущие младенцев для благосклонного взгляда? Где цветы? Где почести, подобающие герою? Они мне по гроб жизни обязаны. Ладно бы не знали, кто я, но ведь знают и не поклоняются! Увлечены ремонтом замка».
Давление почти разрывало череп. Гингалин вспотел, и порыв морозного ветра оставил на лбу ледяную гроздь. Рассерженно смахнул ладонью ледышки, резкое движение отозвалось головокружением. Рыцарь осторожно повел плечами, опершись на правую ногу, сдержал стон.
«Я им еще покажу! Конечно, мне их благодарность, как рыцарю, не нужна, я не для этого… но это не повод молчать, словно я ни при чем!»
Гингалин оглядел снующих по двору и замку людей, скривился: лица у всех деловитые, шагают мимо с досадливой гримасой, будто видят во мне помеху.
«Н-да, хорошо, что Беллеус погиб, – подумал мрачно. – И не успел нашептать Борсу и Акколону обещанные гадости. Иначе бы заклеймили и выгнали с позором. Хотя я сделал все правильно – королевство свободно. А если бы помчался в конную атаку, увяз бы в мясорубке, и в итоге бы все полегли. Но в этом дурном королевстве любые поступки могут извратить».
Гингалин медленно двинулся в покои, держась за стену: наконец выделили убогую комнатушку, спасибо, что не на конюшне. В остальных залах либо разместили тяжко раненных, либо там невозможно было находиться из-за грязи и холода. Мимо проносилась челядь, не обращая внимания на спасителя Сноудона.
«И что теперь? – размышлял грустно, уголки губ опустились до подбородка. – Очевидно, я не нужен, пора уходить. В Кэрлеон, к отцу, он будет горд. Или туда, где поспокойней? Тяжеловато бремя рыцарства. Нет-нет, не отказываюсь, упаси Господь, но нужен отдых, нужно залечить раны».
От мысли о деревне Тилуиф Теджа по телу прошла волна тепла.
«Да, там райское место для отдыха. Наберусь сил, душа наполнится покоем».
Гингалин свернул в коридор, на бледное лицо легли желтые отсветы факелов. Челядь носилась туда-сюда, гулко топоча и сердито крича. Перед рыцарем выросла дородная девица, уперев руки в бока, окинула юношу недовольным взглядом.
– Куды прешь, болячка? – спросила. – Не вишь, моють здеся, кыш отсюда!
Ошеломленный рыцарь безропотно подчинился, а гнев пришел в каморке: Гингалин разметал солому постели, сотряс стены ударами кулаков, дверь наградил пинком.
Обессиленный вспышкой ярости, Гингалин упал на соломенный тюфяк. В висках кололо, дыхание отзывалось в груди саднящей болью.
«Ко мне должны относиться с должным почтением!»
Гингалин взмок, от слабости лежал бревном, сквозняк холодил потную кожу.
«Есть ли место, где мне окажут почет? – подумал устало. – В деревне нет места манерности и почитанию, там и виллан, и рыцарь равны, а это отвратительно. Почему изможденный подвигами рыцарь, нашедший покой, равен виллану, сбежавшему от копания в земле?»
Темный потолок осветился, на сияющем полотне проявилось дивное лицо, в серебряном венце сверкал бриллиант, а в черных волосах – звезды.
«Элейна! Конечно, как я мог забыть?! Уж она получше королевы знает, как благодарить спасителя. И главное – ее замок тоже мой. Там я полноправный хозяин, а не надоедливое насекомое».
Слабость исчезла, Гингалин поднялся, чуть прихрамывая, вышел из комнаты. Снующие слуги недоуменно смотрели на его сияющее лицо.
Гингалин с болью посмотрел на измученного коня. Жеребец ласково заржал, теплыми губами уткнулся в щеку рыцаря, а тот, глотая слезы, трепал седую холку.
– Тш, тш, мой мальчик. Нам предстоит небольшой путь, потом отдохнешь вволю, будешь пастись на изумительной травке, есть овес размером с кулак, а не перепрелое дерьмо, что скармливает поганец конюх!
Конь фыркнул, голову пристроил на рыцарском плече. Гингалин поцеловал его в скулу, вновь потрепал холку. В конюшне стояла еще пара лошадей, на вязанках серого сена в углу лежал грязный конюх, меланхолично жуя соломинку. На рыцаря смотрел с брезгливым любопытством: говорят, этот хлюпик убил колдунов?!
– Оседлай коня, – сказал Гингалин.
Конюх недовольно зашевелился, встал, отряхивая с одежды сухие травинки.
– Он слаб, – буркнул хрипло. – Да и вам подлячица бы…
– Замолчи, иначе отведаешь стали! – прошипел Гингалин бешено. Все труднее было терпеть черную неблагодарность.
Конюх, побледнев, на дрожащих ногах пошел за сбруей, затем под хмурым взглядом рыцаря оседлал белого жеребца и исчез. Гингалин, покачав головой, шагнул за вещевым мешком. Вещей было мало: котт-де-май, шлем, немного еды и овса. Вьючную лошадь никто не даст, а нагружать любимца опасно.
Гингалин вывел во двор коня. Жеребец стукнул копытом, шумно вдохнул морозный воздух, на длинных ресницах повис снежный пух. Рыцарь под праздными взглядами зашагал со двора. Меч больно хлопал по бедру.
По разрушенному городу сновали люди, собирали обломки, стучали молотками. Снег милостиво скрывал уродливые разломы в стенах домов, на мостовой. Гингалин уставился на припорошенную яму, усмехнулся. Здесь сдох молниевый паук, но кого из горожан это интересует?
«Неблагодарные!»
За воротами простиралось бескрайнее снежное поле. Снег едва прикрыл трупы чудищ и людей, очень много непогребенных, но сил дать достойное упокоение нет. Остается ждать и где-то на исходе зимы откапывать тела погибших и свозить в могилы.
Гингалин обернулся, чтобы на прощание окинуть бездушный замок презрительным взглядом, но скривился при виде кавалькады. Стражи на стенах и у ворот подтянулись, расплылись в глуповатых улыбках.
Всадники подъехали к рыцарю. Несмотря на раздражение, Гингалин восхитился красотой королевы, отвесил поклон. С седел хмуро взирали Борс и Акколон, последние рыцари Сноудона, уничтожившие остатки монстров. От войска осталось не более полусотни…
Рядом с королевой, как яркие птички, щебетали фрейлины. Гингалин встретился глазами с гиацинтовым взглядом, поморщился. Королева смотрела сверху вниз, лицо встревоженное, во взоре недоумение.
– Доблестный сэр Гингалин Оркнейский, – пропела она чарующе, – почему вы покидаете мой замок? Что-то случилось?
«Случилось? Она еще спрашивает. Добрая королева, навестившая освободителя один раз, чтобы сказать небрежное спасибо!»
– Мне пора, леди, – сказал рыцарь сухо. – Дорога зовет.
Королева переглянулась с Хелией, фрейлина наградила рыцаря сердитым взглядом.
– Сэр Ин… Гингалин, – сказала Хелия строго, – опять капризничаете. Чем вам не нравится замок?
При взгляде на фрейлину сердце мощно забилось, щеки опалил сладкий жар, губы дернулись в глуповатой улыбке, но…
«Капризничаю? Кто бы говорил? Почему, ну, почему, леди, вы ни разу не навестили меня? Одно ваше слово, и я… А, к черту все!»
– Леди, я выполнил обет, королевство свободно, – сказал рыцарь грустно. – Сноудон более не нуждается во мне.
– Сноудону нужен хозяин, – сказала королева властно. – И когда королевство нуждается в нем, как никогда, он уходит.
– Прекрасная королева, я рыцарь, а не правитель. Неужели в Сноудоне нет достойного мужа? И вряд ли жители будут счастливы увидеть на троне чужака.
Лица рыцарей потемнели, они стыдливо опустили глаза, а королева всем своим видом изобразила удивление. Гингалин улыбнулся краем рта: за спиной свиты собиралась толпа, галдящие люди пожирали королеву жадными взглядами.
– Сэр Гингалин, не забывайте, что вы говорите с королевой Сноудона, – сказала Хелия надменно. В ее взоре рыцарь прочел затаенную боль.
Гингалин с печальным вздохом уронил голову на грудь. Конь нетерпеливо дернулся.
– Прошу простить, если мое обхождение вам неприятно, королева.
Королева покачала головой.
– Ничуть, доблестный сэр, – пропела медово. – Уж вы простите, если чем вам не угодили. Знаю, такому герою следует оказывать большие почести, но мы так устали, что забыли о вежливости.
В танце снежинок королева смотрелась восхитительно. Гингалин любовался прекрасным лицом, мысленно торжествуя: чары красоты на него не действуют. Подданные видят богиню, а он – красотку.
«Поздно спохватились, – подумал ехидно. – Однако наглые тут люди – королевство им освободи да останься приглядывать».
– Прекрасная королева, рыцарь должен находится в пути, – сказал он с почтением, но твердо. – Я несказанно рад, что освободил вас, подобная красота должна дарить людям счастье. Я не требую награды – это обесценит подвиг, но прошу дать мне уйти.
Свита роптала, недовольная тупостью чужака, не понимающего, как ему повезло. Хелия сердито сопела, на лице отражалось противоборство чувств. Королева широко распахнула глаза:
– О доблестный сэр Гингалин, я молю вас остаться, уверена, из вас получится хороший правитель.
В ее голосе было столько обаяния, чувственности, что даже камень бы не устоял, но Гингалин лишь вяло улыбнулся.
«Жениться впопыхах? В таком возрасте, когда предстоит свершить столько подвигов, сразить стольких демонических тварей? Помочь множеству людей? Что я буду делать в замке? Изредка выбираться на охоту, а все остальное время слушать жалобы вилланов?»
От резкого ответа удержала рыцарская вежливость.
– Королева, пути Господни неисповедимы, может, наш союз состоится, но для этого я должен уехать.
Королева посмотрела на Хелию, фрейлина пожала плечами и опустила головку.
«Н-да, милая королева, вам, похоже, ни разу не отказывали, – подумал Гингалин с усмешкой. – Незнакомое чувство, видно. Что ж, некоторых женщин это возбуждает».
– Но вы же ранены, – сказала королева с отчаянием в голосе, свита уставилась на рыцаря ненавидяще. – Хотя бы залечите раны.
Гингалин не удержался от колкости:
– Если бы моей жизни угрожала опасность, уверен, возле меня толпились бы лекари.
– Сэр Инконню! – вскричала Хелия, прожигая рыцаря взглядом. – Извините, сэр Гингалин, будьте вежливы. Вы знаете, что раненых слишком много, а докторов мало. Не уподобляйтесь обиженному ребенку.
Гингалин уловил ее призыв: Хелия страстно желала, чтобы он остался, несмотря на притязания королевы.
«Нет уж, разбирайтесь сами. Рыцарь вольная птица, ни к чему такая обуза. Мне бы о себе позаботиться, куда там королевство».
Королева кивком головы ответила на его прощальный поклон: рыцарь зашагал в поле, чувствуя затылком отчаянный взор гиацинтовых глаз.
«Хелия, почему же ты молчишь? Одно слово, и я…»
Отойдя от замковых стен на сотню шагов, он осторожно сел в седло и пустил жеребца легкой рысью.
Дорога далась тяжело: рыцарь простудился, недолеченые раны жестоко ныли, часто приходилось спешиваться и вести усталого жеребца под уздцы. Постоянно испытывал голод. Вилланы, вернувшиеся в деревни, ничего не продавали, лишь глядели хмуро, в их глазах читалось желание прибить слабого незнакомца.
Проехал мимо замка Чайльда, можно было бы там остановиться, но гордость не позволила. Выходить ему навстречу, предлагать помощь, естественно, никто не стал.
Горы встретили холодно: тропы заледенели, он десятки раз падал, расшибая коленки и лицо, а жеребец однажды едва не свалился в пропасть. Холодный ветер сек лицо, вымораживал легкие, пальцы немели, кожа с них сползла клочьями.
Изможденный Гингалин даже не нашел в себе сил обрадоваться, когда увидел великолепный черный замок. Скованную льдом реку пересекала тень заснеженного моста, драконы на воротах злобно глядели друг на друга.
Гингалин, облегченно вздохнув, дернул повод, волоча за собой усталого жеребца.
«Лучшего места для отдыха нет. Отдохну и возьмусь за благие дела. Рыцарь я или не рыцарь?»
Ворота распахнулись, из проема плеснуло золотистым светом. Охватило блаженное тепло, словно вернулся домой. Гингалин проковылял в цветущий сад. Конь рванулся из рук, затопал по изумрудной траве, жадно хрупая сочные стебли.
Послышался изумительный запах, сердце скакнуло, боль в обмороженных пальцах исчезла. Элейна в великолепном красном платье, чарующе улыбаясь, приблизилась. Тепло женского тела растопило в крови кристаллы льда, Гингалин, любуясь прекрасным лицом в обрамлении черных шелковистых волос, улыбнулся лукаво: Элейна со сладкой улыбкой смотрела, как он припал на колено.
– Леди, я в вашей власти.
Глава седьмая
Гингалин сладко потянулся на шелковых простынях: легкий ветерок колыхал кисейный балдахин, сквозь ткань сияло ласковое солнце. Слух услаждали птичьи трели и журчание воды, от дивных ароматов кружилась голова.
Кровать стояла в середке цветущего сада, баюкающего шелестом листвы, от деревьев веяло блаженной прохладой. Здоровый крепкий сон испарил усталость юноши.
Рыцарь с удовольствием разглядывал на своем мускулистом теле едва заметные линии шрамов. Врачевание Элейны выше всяких похвал! Тело полно энергии, хочется плясать, скакать во весь опор, поражать демонов.
Гингалин усмехнулся, закрыл глаза. Кровь забурлила: телесной мощью лучше распорядиться по-другому.
Рядом зашелестела простынями прекрасная женщина, рассыпая по подушке волну черных волос. Сквозь ткань покрывала просвечивало изумительное тело. Рыцарь, вдохнув пьянящий аромат ее волос, потерся щекой о шелковистое плечико, застыдившись, отстранился, поскреб колючую щетину на подбородке. Плечико приласкал поцелуем, и Элейна в полусне улыбнулась. Гингалин окинул жадным взором роскошные формы, в низу живота запылало.
Небрежно, горя от желания и неловкости, он отбросил невесомое покрывало, придвинулся к Элейне, увидел в ее глазах смешинку и приглашение.
Бережно накрыл ладонью пышную грудь, напряженные соски жгли пальцы, словно хватался за угольки. Челюсти заломило от острого желания, и сосок исчез во рту. Волшебница томно вздохнула.
Гингалин притянул женщину к себе, оказавшись сверху, замер, наслаждаясь теплом ее тела, покорного, трепетного, нежного, словно медовое облако. Упиваясь сознанием мощи, овладел черноволосой колдуньей, возбужденный сладкими стонами и легкой болью оцарапанной спины.
Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть улыбку Элейны. Перед ним простирался обеденный стол непомерной длины, скатерти не видно под серебряными блюдами с отменными кушаньями, украшенными затейливо.
Слуга-невидимка поставил перед рыцарем серебряное блюдо, из-под снятой крышки пыхнуло густыми клубами пара. На золотистой кожице жареного гуся блестели янтарные капельки сока, зелень радовала глаз. Гингалин нетерпеливо разрезал птицу, положил кусок в рот, почти застонал от нестерпимого удовольствия. Ломти мяса таяли на языке, заливая рот сладкой слюной.
Убрав скелет гуся, невидимка заботливо плеснул в золотой кубок багряного вина с тонким, дивным ароматом, затем раскрыл перед рыцарем блюдо телятины, рядом поставил серебряную соусницу, полную густой, красной жидкости. Рыцарь разрезал ломоть превосходного мяса на ровные кусочки, полив соусом, подарил пище вкус огня, а горение языка потушил холодным вином.
Затем он покромсал кабанью ногу, досадуя на нож и вилку, что задерживали насыщение желудка. Мясо растаяло во рту. Подхватив новый кусок, шумно зачавкал, через губу потек сок, слизнул языком, испытывая незнакомое удовольствие.
Вино наполнило тело мощью, чувства обострились, четче стали запахи, вкус мяса и приправ.
– За моего доблестного рыцаря, – донесся с противоположного конца стола звонкий голос.
Гингалин, проглотив кусок, заляпанными пальцами ухватил кубок:
– Во славу прекрасной дамы Элейны!
В ответ прозвучал серебристый смех, вызвавший щекотку.
Гингалин, отбросив приборы, распотрошил пальцами осетра, запихивал в рот куски белого мяса, сладко причмокивая, закатывал глаза.
Перепелов он прожевал вместе с косточками, прислушиваясь к смеси вкуса нежного мяса и сладкого костного мозга, а от голубей в сладкой подливе сознание поплыло, блаженно качаясь на незримых волнах. Гингалин откинулся на спинку кресла, сыто рыгая, с глупой улыбкой уставился на синее небо, яркий яичный желток. Звуки сада – шелест листвы, скрип ветвей и трели соловьев – сливались в баюкающую какофонию.
Ноздри затрепетали от запаха дивных фруктов, поставленных на стол слугой-невидимкой. В животе стало легко, словно пища давно переварилась. Он сжал пальцами плод, настолько сочный, что потек сок. Солнечная плоть растаяла во рту, рыцарь облизал пальцы, затем стал жадно хватать руками фрукты. Ягодами перемазал рот, как шут.
Гингалин сыто отвалился на спинку кресла, блаженно отдуваясь, вслушивался в послевкусие. По воздуху прилетел золотой таз – прохладной волной рыцарь ополоснул руки, рот, а влагу с кожи выпило мягкое полотенце, поразительной чистоты и свежести.
В кубок ударила янтарная струя. Гингалин мелко отпил, причмокнул. От сладкой сытости щурился, мышцы стали мягкими.
«Как хорошо! Спокойно, уютно!»
– Леди Элейна, надеюсь, подобные пиры будут повторяться хоть раз в неделю, – сказал он с усталой хрипотцой, не сомневаясь, что волшебница услышит.
– Пиры? О чем вы, мой спаситель? – удивилась колдунья. Бриллиант в венце сверкал звездочкой. – Обычная трапеза, кою будете вкушать ежедневно.
– Замечательно! – рассмеялся рыцарь.
Послеобеденное томление кончилось, рыцарь встал. Элейна с улыбкой оперлась на его руку, и пара направилась в глубь изумрудного сада. Стол неспешно растворился в воздухе.
Глаза колдуньи загадочно, влажно блестели, жар ее стройного тела сводил рыцаря с ума.
Гингалин сорвал алый цветок с напитанными солнечным светом лепестками, по краю мерцали золотистые крапинки.
– Примите скромный дар… из вашего сада.
Элейна засмеялась, отчего сердце рыцаря, расправив крылья, упорхнуло в поднебесье.
– Нашего, мой спаситель, – сказала волшебница, – нашего сада.
Она прильнула губами к его щеке, он сладко содрогнулся. Аромат черных волос вновь закружил голову, в груди запылал пожар жарче адского пламени, но в сто тысяч раз приятней.
Элейна задохнулась в жадных объятьях, рыцарь терзал поцелуями стройную шею, губы, щеки и волосы, затем грубо рванул платье, и красная ткань, треснув, слетела ненужной шелухой. Ослепительная белизна девичьего тела привела его в ступор.
Мелькнула пугливая мысль, что зашел далеко, с дамами так не поступают, но волшебница понимающе рассмеялась, в ее взгляде читался призыв.
«К черту! Женщина есть женщина, и делать с ней надо одно, не надо ничего придумывать!»
Рыцарь отбросил чепуху этикета, ладонями сжал упругие ягодицы.
Ночь перемигивалась звездами, крупными, с кулак размером, очень яркими. Сад заливало серебряным светом луны, в листве деревьев горели холодные голубоватые огоньки, а траву усыпали золотые угольки. Зеркало пруда, дыша прохладой, отражая ночное небо.
Элейна погрузила пальчики в воду, брызнула на шутливо скривившегося рыцаря, затем чарующе рассмеялась.
– Благодарю за прекрасные стихи, мой герой, – сказала Элейна. – Никто не одарял меня столь изысканным подарком.
– Полноте, леди, – пробормотал рыцарь, краснея. – У меня не очень хорошо получилось, даже стыдно дарить такую недоделку, но я старался.
– Я знаю, – сказала волшебница снисходительно, – тем и прекрасен ваш дар.
Гингалин смущенно отвернулся.
В ночи звенели насекомые, воздух был свеж и чист, как помыслы ангелов. Элейна зябко поежилась, и рыцарь обнял ее за хрупкие плечи. Колдунья улыбнулась.
– Леди Элейна, вы много знаете о рыцарстве? – спросил Гингалин.
Волшебница насторожилась:
– Да, очень много, но зачем вам?
– Может, знаете о подвигах Гевейна? Я больше знаю о доблестном сэре Ланселоте, лучшем из рыцарей Артура.
Элейна обворожительно рассмеялась:
– Разумеется, мой герой. Есть история, послушайте.
Однажды Гевейн в странствиях въехал в лес: густой и темный, полный древней, волшебной силы. Так случилось, что он не заметил женщину, стоящую среди зарослей, она будто слилась с листвой. Потому очень удивился, когда незнакомка преградила ему путь и сердитым тоном упрекнула в невежливости.
Гевейн смущенно объяснил, что не заметил хозяйку леса, но та холодно сказала, что научит его обходительности, обрекая на жизнь существа, которого увидит первым.
С этими словами незнакомка исчезла, а Гевейн продолжил путь. Так случилось, что на его пути появился карлик, и тотчас рыцарь потерял сознание. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что превратился в карлика, а конь в пони.
Гингалин сдавленно вскрикнул, сжал кулаки, проникнувшись ненавистью к упомянутой незнакомке. Элейна с понимающей улыбкой продолжила:
– Приняв судьбу, Гевейн просил встречных рыцарей не говорить королю о постигшей его беде, чтобы тот не стал ему помогать. Довольно долго скитался по лесу, пока на одной поляне не увидел бедную девушку и двух рослых мужчин, посягающих на женскую честь. Рыцарь вступился за бедняжку, а грубияны ответили ему насмешками, выбили из седла, жестоко пинали. Гевейн нашел силы выхватить меч и навязать сражение, из которого вышел победителем.
Спасенная девушка преобразилась, и Гевейн с удивлением узнал в ней владычицу леса.
«Доблестный рыцарь, испытание окончено, – сказала она. – Ты доказал свою доблесть и храбрость, но помни, какой властью обладаем я и подобные мне и как надлежит с нами обращаться».
На том окончилось приключение Гевейна, – закончила Элейна.
Гингалин всхлипнул, протер глаза. Волшебница ласково потрепала его по золотым волосам.
– Может, еще прогуляемся, мой спаситель? – спросила лукаво.
Гингалин кивнул, обнял Элейну за стройную талию, помогая даме встать, затем их ноги по щиколотку утонули в мягкой траве.
– Нравится ли вам здесь? – спросила Элейна.
– Разумеется, леди, – сказал рыцарь торопливо.
– Может, чего-то не хватает? – спросила волшебница чуточку напряженно.
– Нет, – мотнул головой рыцарь. – Все бесподобно, я никогда не жил столь яркой, насыщенной жизнью, отдых великолепен!
– Отдых, – протянула колдунья огорченно.
Гингалин нахмурился.
– А почему… – начал рыцарь, но волшебница перебила его довольным визгом:
– Ах, как давно я не качалась на качелях! Мой герой, окажете мне услугу?
– Разумеется.
Белые качели были украшены затейливой резьбой, сиденье – кусок лунного света, а веревки – нити солнечного. Элейна присела, расправила складки голубого платья, и Гингалин осторожно толкнул качели.
– Смелее, сэр, – ободрила его волшебница и снова завизжала в шутливом испуге, платье развевалось, как стяг на ветру. Рыцарь раскачал качели сильнее. В лунных дорожках мерцала золотая пыль.
– Как хорошо! – смеялась дама. – Довольно, Гингалин, хочу спуститься.
Рыцарь плавно остановил качели, подал ей руку. В глазах Элейны мелькнули лукавые огоньки.
– Теперь ваша очередь, сэр.
– Леди, я не любитель подобных развлечений, – сказал Гингалин смущенно.
– Садитесь, не обижайте меня, – надулась волшебница.
Гингалин поспешно сел на качели.
Элейна негромко сказала колдовские слова, и рыцарь внезапно лишился одежды. Элейна с бесстыдной улыбкой осмотрела его развитое тело. Синий шелк платья растворился в ночи, и Гингалин жадно уставился на упругие груди, на темные умбоны сосков.
Элейна ловко села на рыцаря, прожигая жаром сосков грудь. Гингалин судорожно дернулся, сжал ее в объятиях. Качели стали раскачиваться.
Близость в полете вскружила голову, Гингалин хрипло мычал от острого наслаждения, его слух ласкали страстные вопли колдуньи.
– Вам хорошо, сэр? Хорошо? – жарко шептала колдунья.
– О, да!
– Хотите так будет продолжаться всю жизнь? Хотите?
– Да, да, хочу! Это бесподобно!
Элейна довольно рассмеялась, сладкая судорога исторгла из нее протяжный стон, и она вонзила зубы в плечо рыцаря.
Сознание гасили волны сладострастия, рыцарь превратился в обнаженный комок нервов, истекающий сладким соком.
«Как чудесно! – думал он ошалело. – Бесподобно!»
– Не плачь, милая, не плачь.
– Я не плачу, моя королева.
– Тш-ш, иди ко мне, успокойся. Надеюсь, Господь покарает этих подонков.
– Сэр Ин… Гингалин уже покарал.
– Хм. Слышу в голосе злое торжество. Милая Хелия, неужели все это произошло на твоих глазах?
– Да, королева. Признаться, я испытала нехорошее чувство радости, когда он откромсал у насильника его… ну, понимаете?
– Да, понимаю. Успокойся.
– Так хорошо на вашей груди, так спокойно, будто на…
– Что? Почему ты замолчала?
– Нет-нет, ничего, королева, глупости.
– Ладно, я догадалась.
– Ваше Величество!
– Ну-ну, тише. Смотри, как волшебно пляшет огонь в камине, бросает таинственные блики на стены, и кажется, что гобелены живые.
– Да, волшебно.
– Хелия, расскажи о Гингалине. Какой он?
– Столь благородного человека я никогда не встречала, моя королева. Он будто сошел со страниц сказок: честный, благородный, заботливый, мужественный и прекрасный.
– О, твой голос изменился, Хели.
– Королева, это не то, о чем вы подумали.
– Полно, не смущайся, я же шучу. Расскажи еще о своем будущем муже, я хочу знать больше.
– Да, королева.
– Ты вздрогнула, тебе холодно?
– Нет, моя королева. Садитесь поудобней, я расскажу о наших приключениях.