Кокон Посняков Андрей

Увидел… Рассказал, от кого бежит. Тут и Олеся нашлась, подоспела. Ну и решили посмотреть, что там с Максом.

– В Калиновке, кстати, не так уж и спокойно, – вспомнив разговор гопников, счел нужным предупредить Макс. – Там есть чужие глаза… и уши.

– Знаем. – Обернувшись, Марина кивнула, задержав на молодом человеке взгляд несколько дольше, чем требовала сложившаяся ситуация. – Правда, пока еще не вычислили – кто. Не до того. Да и по большей части разобщены все.

– По большей части? – Тихомиров быстро нагнал девушку. – Значит, кто-то все же держится заодно. И эти «кто-то» – враждебны Миколу.

– Ну ясно, враждебны. – Марина замедлила шаг. – Этот козел Микол сам же во всем и виноват – Калиновку под себя подмять хочет.

– Не только Калиновку…

– Ну, пока не до нас ему, а там… Еще посмотрим! Еще потягаемся!

Девушка сузила глаза – серые, голубые? Да нет, стальные, сверкавшие затаенной ненавистью и силой.

Максим только головой покачал – никак нельзя было сказать, что эта смелая охотница еще меньше года назад была изнеженной дочкой нувориша, которая даже хотела покончить жизнь самоубийством. Как проклятый кокон меняет людей! Кто-то становится законченной сволочью, а кто-то наоборот… Как вот Марина, Петрович, Лешка… и даже сгинувший невесть куда «авторитетный лесовик» Трушин.

В деревню пришли уже в сумерках, по совету Марины крались околицей прямо к ее – крайней – избе, обычному деревенскому дому-пятистенку. Солнце тонуло в вечернем желто-фиолетовом мареве, на небе по-прежнему не было видно ни звезд, ни луны.

На крыльце старого клуба тусовались подростки – их громкие голоса и смех разносились далеко, на всю деревню. В окнах некоторых домов трепыхались дрожащие оранжевые светлячки – жгли свечи, большинство же, похоже, предпочитало с наступлением темноты укладываться спать – делать-то все равно нечего.

– Ну, располагайтесь. – Войдя в избу, Марина первым делом зажгла лучину. – Лешка вам покажет, что тут к чему, а я пока сбегаю, кое-кого позову из наших. Будем думать, как вам помочь.

– А стрела? – быстро спросил Тихомиров. – Не боишься, что по ней тебя обнаружат?

– Стрела? – Марина и Лешка как-то странно переглянулись. – Уж по ней нас никто не вычислит… Смотрите!

Она рванула со спины колчан, высыпала на стол охапку стрел, большей частью обычных, самодельных, но штук семь явно отличались от остальных: более массивные, с ярко-красным оперением и хищным наконечником из какого-то блестящего металла.

– На поляне как-то нашли, – туманно пояснила девушка. – В хижине.

– Что за хижина? – Максим сразу насторожился. – Где?

Марина пожала плечами и снова посмотрела на Лешку:

– Обычная такая хижина, круглая, в каких дикари живут. Лешка туда случайно забрел…

Тихомиров лишь усмехнулся:

– И откуда тут дикари?

– А откуда все остальное? Этот туман проклятый, кокон?

– Ладно, ладно, не митингуйте. – Григорий Петрович уселся на лавку, к печке и кивнул на охапку хвороста: – Растопить?

Хозяйка отмахнулась:

– Лешка все сделает, он у нас ответственный, хоть и бывший беспризорник, верно, Лешенька?

– Сама ты… – Парнишка беззлобно выругался и, проводив Марину, принялся возиться с печкой.

И вот через пару минут уже загудело в трубе и в устье печи весело забилось оранжево-желтое пламя. Сразу стало теплей, и Олеся уже хотела было сбросить с себя вымокшие Снегуркины наряды, да, искоса взглянув на Лешку с Петровичем, постеснялась. Да и Максим тоже: в конце концов, не сидеть же сейчас у печи голым, скоро и Марина вернется, незачем смущать девчонку.

– Я сейчас Маринкино что-нибудь принесу, – понимающе сказал подросток. – Не совсем ее – то, что от бабушки покойной осталось. Тряпья целый сундук! Да еще в шкафу – валенки, полушубки. Баба Ефимовна – так ее на деревне звали – ни за что не хотела из этой избы уезжать. Всю жизнь, говорит, здесь прожила, тут и умру. Так вот и случилось – соседи рассказывали.

Лешка ушел в дальнюю комнату – горница или как она там называлась? – и вернулся уже с грудой одежды: сарафан, кофты, юбки… Улыбнулся Олесе:

– Вы переодевайтесь, вон, за занавеской.

– Спасибо. – Благодарно кивнув, девушка прошла в комнату.

– Слушай, Леша, а что ты там за хижину отыскал? – нетерпеливо поинтересовался Максим.

– Да круглую. – Видно было, что парнишка отозвался как-то не очень охотно, и тут же попытался перевести разговор на другую тему: – А вы от самой лыжни бежали?

– От самой. Значит, в хижине и эти стрелы были?

– Были. И стрелы… и еще кое-что.

– А что именно?

Подросток зачем-то оглянулся и посмотрел в окно:

– А вы местным не скажете?

– Конечно, скажу, – сразу же заявил Максим. – По каждой избе пройдусь лично, верно, Петрович?

Лешка улыбнулся:

– Шутите. В общем, кроме стрел этих, в хижине той еще человечьи черепа были, целых четыре, и кости. Некоторые – в крови еще. А у нас в деревне как раз незадолго трое ребят пропали – вот пошли в лес и сгинули. А до того – еще старик один.

– Что же – людоедская, выходит, хижина? – покачал головой инженер.

– Выходит так… – вздохнул парнишка. – Мы с Маринкой потом, сколько ее ни искали, так больше и не нашли.

– Может, не там искали?

– Да нет. Там…

– А цветов там разноцветных… – Максим быстро осекся и радостно хлопнул в ладоши, увидев вышедшую из горницы Олесю в длинной старушечьей юбке, кажется плисовой, и зеленой кофте с большими перламутровыми пуговицами. – Вот это да! О, ма шери! Вы кто? Коробочка или мадам Помпадур?

В этот момент снаружи, на веранде, послышался топот – кто-то сбивал с ног снег. Затем дверь открылась и в избу вошли трое – Марина, какой-то седоватый дедок в интеллигентских роговых очках, но вполне еще крепенький, и здоровенный рыжий детина едва не под потолок. Оба показались Максу знакомыми… Ну конечно! Именно рыжего тогда били на заправке, именно ему помог вот этот дедок и еще опер, Артем…

– Петренко! Иван Лукич! – Инженер радостно вскочил с лавки. – А мы ведь к тебе и шли!

– Я тоже рад тебя видеть, Гриша.

Петрович и дедок радостно обнялись.

– Это Евгений. – Петренко кивнул на амбала. – Прошу любить и жаловать – человек верный.

– Можно просто – Жека. – Детина, несколько кофузясь, крепко пожал руки Максу с Петровичем, а Олесе слегка поклонился. – Очень приятно познакомиться.

– Нам тоже.

– Еще из наших тут Валентина, биолог со станции, – усаживаясь к столу, пояснил Петренко, – да Брузенков, фельдшер. Этим точно можно довериться, остальной же контингент…

– Что, все сволочи?

– Да не то чтобы уж такие сволочи, Гриша, а, я бы сказал, равнодушные. Ко всему равнодушные, окромя себя любимых. Микол – знаете, верно, этого гада – к нам подбирается, ходы-выходы ищет. Электричество, вот, обещал, если под его власть пойдем. Ну, мы собрание провели – процентов семьдесят из тех, кто пришел, против. Это же ему, Миколу-то, налог платить придется, а зачем, спрашивается? Кому оно тут, электричество это, нужно-то? Хозяйство у всех, считай, натуральное – куры, утки, овцы с козами, многие и коров держат, свиноматок, да еще охота, рыбалка. Не в городе – с голоду не умрем! На что нам этот Микол сдался?

– И все же не отстанет он от нас, – накрывая на стол, невесело усмехнулась Марина. – Знаю я таких типов. Не так возьмет, так этак. – Лешка, слазь-ка в подвал за штофом.

– Ого?! – удивился Максим. – У вас еще и штоф имеется?

– Да не один. В подвале нашли, еще бабушкины запасы. – Девушка перевела взгляд на бугая Евгения. – Жека, ты, кажется, одежку обещал захватить.

– А я и захватил.

Бугай снял с плеча объемистую торбу. Развязал, выкладывая на лавку предметы одежды и поясняя:

– Вот костюмчик спортивный… адидасовский… вот шерстяные носки, вот валенки… должны, наверное, подойти. Куртки вот только нет.

– Ничего. – Марина прыснула. – Сойдет и ватник, у нас их на вешалке много… Боюсь вот только, не совсем впору придется, но уж чем богаты, тем и рады. Вы, Максим Андреевич, одежку-то померяйте за занавеской.

Ого! Максим Андреевич! Тихомиров едва скрыл удивление – она, оказывается, не только имя его – отчество помнит! Вот что значит – людям добро делать.

Пока Макс переодевался – спортивный костюм оказался почти в самый раз, только штаны были слегка коротковаты, ну так все равно заправлять в валенки, а те, слава богу, впору – Петренко по-хозяйски разлил самогон из большой, зеленоватого стекла бутылки по маленьким голубым рюмочкам, по такому случаю вытащенными Мариной из бабушкиного буфета, смешного, пузатого, с узенькими зеркальцами.

Выпив, закусили рябчиком и картошкой с подливой из сушеных грибков.

Тихомиров даже восхищенно присвистнул:

– Аппетитно! Давненько так хорошо не едал! Это ты, что ли, Марина, так вот готовишь?

Девчонка лукаво улыбнулась, так, что на разрумянившихся с улицы щечках заиграли ямочки:

– Нет, не я это. Книга поваренная, бабушкина. Мы тут с Лешкой всего перепробовали. Раза с пятнадцатого начало получаться.

– Это у тебя – с пятнадцатого, – негромко засмеялся мальчишка. – А у меня – с третьего!

– Ой, с третьего – ври, да не завирайся!

Тут же, за ужином, и обговорили дальнейшие планы, а чего зря время терять? Выслушав историю Петровича, Олеси и Макса, Петренко предложил им немного отсидеться в Калинкине, ну, может быть, с месяц, «пока все не уляжется», а уж затем весной вернуться в город.

– А можете и вообще тут с нами жить, – предложила Марина. – Изба большая, поместитесь.

– Максим-то с Олесей – да, а вот я… – Петрович замялся. – Судя по всему, меня-то искать будут с особым пристрастием – инженер-энергетик Миколу очень уж сильно нужен! Новые мощности строить задумал, подлюка, а что, оборудование есть, подключить только.

– А топливо? – быстро переспросил Макс.

– Так и я про то! – Инженер рассмеялся. – Там, видишь ли, турбина… Можно гидростанцию выстроить. И на плотину бетонные блоки найдутся. Микол этого и хочет – могущество свое электрическое усилить, монополист чертов. И ведь вполне может получиться. Вот я ему и понадобился – других-то специалистов в городе нет!

– Вот уж утроба-то ненасытная! Куда там Чубайсу!

Опрокинув стопку, Жека неожиданно подмигнул Максиму:

– Пойдем на крылечко, покурим.

Вышли, оставив остальных в доме, уселись на веранде прямо на порог, выпуская дым в открытую дверь. Вообще-то Тихомиров давно курить бросил, но сейчас охотно угостился предложенным «Беломором», вполне сознавая, что не только для курения вызвал его сейчас Жека, а больше для разговора.

Так, в общем, и вышло.

– Слышь, Максим… Ты это, Маринку давно знаешь?

– Да с полгода всего. – Тихомиров выпустил на улицу дым. – Ну, как началась эта хрень вся.

– А-а-а… А вот Олеся, она – твоя девушка, да?

Макс пожал плечами:

– Можно сказать и так.

Жека улыбнулся – видно слова собеседника пришлись ему по нраву. Посидел, затянулся и, снова выпустив дым, спросил:

– А я вот насчет Маринки… Чего она такая? Ну, колючая что ли. Ни подойди, ни погладь – враз ощерится, вот-вот в горло вопьется! Хотя девчонка классная – и хозяйка, и вообще… Слушай, ей секс что, вообще не нужен?

Тихомиров задумчиво почесал затылок:

– Сейчас, наверное, да… Покуда не отойдет.

– От чего не отойдет-то?

– От… Слушай, все-таки я ее тайны выдавать не буду – хорошо? Короче, несладко ей пришлось. Очень и очень несладко.

– Поня-а-атно…

Они вернулись в дом как раз к налитой стопке, выпили, после чего снова заговорили о Петровиче – что хорошо б его спрятать подальше, так, чтоб никто не прознал.

– Есть тут стукачи, есть, – хмуро кивал Петренко. – Я даже догадываюсь кто. Вот, скажем, один молодой человек, из города…

Жека хмыкнул:

– Мишка Хмыреныш что ли?

– Ну да, он… Нет-нет, Мариночка, мне больше не наливайте, все. Так вот, о Мише… Его здесь у нас Хмыренышем прозвали. По специальности он, прости, Господи, программист, по нынешним временам – нахлебник, к крестьянскому труду не приспособлен, рыбу ловить не умеет, даже грибы собирать – и то не ходок. А живет один, никто его не содержит… Я как-то за его избу заглянул – туда, к лесу, – мать честная! Одни консервные банки! И все свеженькие – тушенка, шпроты, фасоль… Откуда, спрашивается? Кто и для чего подкармливает?

– А я давно говорил: давно надо было этого Хмыреныша удавить! – стукнув кулаком по столу, громко заявил Жека.

Удар был такой силы, что подпрыгнула со звоном посуда, а одна из стопок – недопитая, Олесина, – опрокинулась, и юная хозяйка избы принялась протирать стол тряпкой.

– Ну, ты это… извини. – Детинушка сконфуженно шмыгнул носом, и Марина шутливо щелкнула его по лбу:

– Да уж ладно! – И посмотрела на Лешку: – Мы сегодня с тобой на печи спим. Кровати – для гостей.

– Само собой, – по-мужицки солидно отозвался мальчишка.

Обещав Петровичу «что-нибудь придумать», Петренко с Жекой ушли, пожелав гостям спокойной ночи, и те принялись укладываться спать.

Максиму с Олесей было постелено на просторной деревенской кровати с высоким матрасом и большими никелированными колечками и шариками. Сшитое из разноцветных лоскутков одеяло казалось волшебным покровом какой-то феи сна – едва молодые люди улеглись, как их веки тут же смежились. Первой – почти сразу же – заснула Олеся, а Максим, конечно же, сперва подумывал и о сексе – была у него такая мысля, однако по здравом размышлении пришлось ее прогнать: во-первых, Олесю будить жалко – натерпелась, бедолага, умаялась, а во-вторых, стыдно как-то: вон, Петрович за занавеской храпит, да и на печке Марина с Лешкой о чем-то долго шептались, хихикали. Да еще деревенские ходики на стене – старинные, с гирями: тик-так, тик-так… Вот под это «тик-так» Максим и уснул, а когда проснулся. было уже позднее утро.

Марина, судя по звукам, возилась у печки – готовила завтрак или обед, а Лешки что-то было не слыхать, видать, уже усвистал куда-то.

Олеся, кстати, еще спала…

Тихомиров не стал ее будить, осторожно поднялся, вышел на кухню.

– Доброе утречко, – сказал негромко.

– Ой! – Марина обернулась, оторвалась от стоявшей на ошестке посудины. – Это вы, Максим Андреевич… Как спалось? Как девушка ваша?

– Спасибо, хорошо. Вашими заботами, Мариночка!

Ах, ну до чего ж она была хороша! Просто дюже как хороша в этих узеньких джинсиках, в коричневой с белыми кружевами кофте, лихо завязанной на животике в узел. Ах какой животик… И под кофточкой – чувствуется – больше ничего-ничего нет!

– У вас тут на лице что-то… соринка… – Марина приблизилась, протянула руку. – Я сейчас сниму…

Ах… Тихомиров закусил губу… как же хотелось ему сейчас схватить эту «новорусскую» девчонку в объятия, развязать кофточку, осторожно целуя грудь, стащить джинсы…

А девушка, словно что-то почувствовав, подалась к нему, коснулась явно ощутимой под тоненькой кофточкой грудью.

На веранде загремели ведра.

– Лешка воды принес. Надо встретить.

Марина поспешно отворила дверь, глядя, как пришедший с колодца Лешка деловито поставил в углу ведра с водой. Уселся на лавку, распахнув полушубок:

– Чего скажу!

– Чего? – Девушка скривила губы в усмешке. – Небось опять все сплетни по деревне собрал? И что интересного говорили на этот раз колодца? Обсуждали последние моды? Или у кого какая корова отелилась?

– Не-а… – Лешка покачал головой. – Просто Мишка Хмыреныш для чего-то пацанов к себе в избу зазвал.

– Мишка Хмыреныш? Пацанов? – Марина недоуменно пожала плечами. – Так он же вроде не голубой?

– Не голубой… А позвал! Не всех, а только самых проверенных, с кем и раньше, еще когда компьютерщиком был, знался.

– Ну, позвал… И что?

– А то! – Подросток приосанился. – Я вот думаю: наверняка Мишка их на какую-нибудь пакость подбить хочет! Такой уж он человек – подлый.

– О чем разговор, молодые люди? – наконец поднялся и Григорий Петрович.

Обернувшись через плечо на ходики, хмыкнул:

– Вот это да! Двенадцатый час уже. Давненько я так не спал!

– Я, кстати, тоже, – засмеялась за занавеской Олеся. – Спасибо хозяевам.

Марина пожала плечами:

– Да не за что. Садитесь вот завтракать. Лешка вчера, до вас еще, на речке рыбы наловил – я ушицу сварила. Лешка, есть будешь?

– Не-а… Пойду на речку сбегаю. Может, снова так с рыбой повезет?

Схватив с печки шапку, мальчишка выскочил из избы.

А гости, степенно умывшись под рукомойником, уселись завтракать.

– Иван Лукич в полдень обещался зайти, – негромко сказала Марина. – Вы лепешки-то ешьте! Заместо хлебца.

– Сами пекли?

– Конечно. Вон у меня какая печка! Что хочешь выпечет.

Пока завтракали, пока то да се, – попросив у хозяйки иголку с нитками, Олеся подгоняла одежду, – с речки вернулся Лешка. И не один – с приятелем, таким же светленьким и примерно такого же возраста пареньком, только выглядевшим более интеллигентно. Марина, похоже, его тоже знала:

– Димка, садись с нами завтракать!

– Здрасьте…

Паренек оказался вежливым. Опустил глаза, разулся, уселся…

И удивленно моргнул ресницами:

– Ой!!! Дядя Максим!

– Ого! – засмеялась Олеся. – У тебя тут уже и племянник?

– Здорово, Димыч! – Тихомиров поздоровался с пацаном за руку. – Как сам? Как матушка?

– Да ничего… Ой, дядя Максим, я ведь, кажется, из-за вас сюда и пришел!

– И не пришел. – Поставив к печке валенки, Лешка уселся рядом. – А я тебя привел. Чтобы ты рассказал, что вам там Мишка Хмыреныш указывал.

– И не указывал, а просил. Ящик пепси-колы обещал, между прочим, если мы здесь, в селе, чужих отыщем. Двух мужчин и одну девушку. Один мужчина пожилой, другой – молодой, здоровый… Это ведь вы, дядя Максим?

– Похоже, что я. – Макс улыбнулся. – Беги, Димыч, за пепси-колой! Нашел!

– Да ладно вам издеваться-то!

– А быстро они… – Тихомиров переглянулся с Петровичем. – Быстро расчухались. Леш, Димыч, в деревню кто-то чужой приходил?

– Да нет вроде. – Пацаны дружно пожали плечами.

– Мишка Хмыреныш из города как раз сегодня утром вернулся, – тут же сообщил Димка. – Говорит, скоро все восстановят: и электричество, и компьютеры, и Интернет!

– Ну, насчет Интернета – это он явно погорячился, – хмыкнул Максим. – И часто этот Хмыренок в город шастает?

– Да в месяц, бывает, что по три раза. Друзья там у него… родственники.

Ходики, зашипев, пробили полдень. И тотчас же в дверь постучали: Петренко явился вовремя, как и обещал.

Ему тоже сообщили новость – ту, что принес Димка.

– А знаете, я почему-то так и подумал. – Иван Лукич поправил очки. – Зашел вот к Валентине, мамке его… Хорошая женщина. Муж ее бывший, не Димкин отец, а другой, второй…

– Дядя Валера, фермер, – охотно подсказал Димыч.

– Да-да, именно он… У него участок в какой-то уж совсем дальней глуши, за рекой. Они там с сожительницей и пашут, и сеют, за продуктами редко когда выезжают, бывает, и месяца три безвылазно у себя живут, этакие бирюки.

– Да уж, дядя Валера людей не жаловал!

– В общем, Валентина ближе к вечеру зайдет, расскажет, куда идти да как…

В ожидании вечера было решено никуда из дому не выходить и по деревне не шастать – совершенно незачем было привлекать к себе внимание. А костюмы Деда Мороза и Снегурочки Тихомиров решил от греха сжечь. Скомкал уже, подошел к печке…

– Постойте! – решительно возразила Марина.

Макс пожал плечами:

– А зачем оставлять? Лишняя улика.

– Нет, оставлять не будем. – Девушка улыбнулась. – Просто мы с Лешкой, как вас проводим, на охоту пойдем… И костюмчики ваши где-нибудь в лесу бросим… Все как положено – с кровью, со стрелами, ну, с теми…

Петрович одобрительно ухмыльнулся:

– Молодец, Мариночка, хорошо придумала!

Девушка уперла руки в бока и расхохоталась:

– Так я хоть и блондинка, но не дура!

– Это уж точно.

Вечером пришла Валентина, принесла специально для Макса бутылку вина – узнала уже от Димки, посидели, поговорили, решили.

– Главное, чтоб он нас не прогнал, этот ваш фермер, – опасался Петрович.

– Не прогонит. – Женщина улыбнулась. – Вы только скажите, что в работники, и цену попросите не очень большую.

– Не очень большую – это сколько? – заранее уточнил Максим.

– Ну, тысяч десять—двенадцать… И его кормежка.

– Понятненько… А что, фермеры еще деньгами расплачиваются?

– Этот вполне может… Ну, увидите завтра.

– А мы вообще-то к нему пройдем?

– Пройдете, – тут же уверил Иван Лукич. – Мы с Евгением специально по карте все посмотрели. Это только так кажется, что бывший муженек Валентины у черта на куличках живет. Дорога-то мимо болот петляет. А если по прямой… Как раз в кокон укладывается.

И снова пришла ночь, и снова Максим маялся, чувствуя рядом жаркое тепло Олеси. И все так же храпел Петрович, а на печке о чем-то шептались Марина и Лешка.

Олеся долго не засыпала, видно было – ей хотелось того же, чего и Максу… Ладно, будет еще время…

Тихомиров встал, натянул штаны и вышел, будто в уборную. Сам же сел на лавочку на веранде, ругая себя за то, что не стрельнул у того же Жеки пару «беломорин». Тогда было бы легче…

Мертвая тишина висела над всей деревней – не слышно было шума машин, телевизоров, магнитофонов, даже собаки не лаяли. Этакая мертвая жуть!

Нет, все-таки не совсем мертвая…

Вот скрипнула дверь…

На веранду вышла Марина, тоже полуодетая, лишь длинная вязаная кофта с большими пуговицами.

Вышла, уселась на лавку рядом:

– Жарко как… Зря с вечера натопили, никак не уснуть.

– Так и ночь вроде теплая… Оттепель что ли?

– Да нет, это просто так кажется, с тепла…

Марина вдруг придвинулась ближе и, обняв Макса за шею, принялась с жаром целовать его в губы, в шею, в грудь. А руки, нежные руки ее щекотали кожу…

– Марина, Марина… – честно пытался совладать с собою Максим.

– Прошу… не отвергайте меня… мне… мне просто надо… – шептала девушка… вот уже сбросила с себя кофту… – надо… иначе… иначе я никогда не приду в себя… никогда не буду такой, как раньше… слышите? Никогда… Ну… Ну же! Пожалуйста…

Максим ощутил на губах что-то соленое… Слезы…

– Вот только не надо плакать… – крепко прижав к себе девушку, прошептал он.