Как ограбить швейцарский банк Фациоли Андреа

– А, Джиона… Ты рассказал ему про ограбление? Контини кивнул.

– Это было необходимо?

– Джиона никому ничего не скажет.

– Я тебе верю. – Сальвиати размял табак большим пальцем. – Здесь в Корвеско вы мастера не разговаривать…

– Но Джиона разговаривает, да еще как… Слушай, а почему бы тебе не подняться к нему со мной?

– Подняться? К Джионе?

– Почему бы и нет?

Сальвиати посмотрел на него и улыбнулся. Контини подмигнул. Дальше можно было обойтись без слов.

Через десять минут они уже шли вверх по лесу. В том году снег еще не выпадал, и потому путь был довольно удобен. Ручей Трезальти кое-где замерз. Однажды им пришлось огибать ствол, свалившийся на тропу. Когда они вышли из бора, Сальвиати посмотрел на Монте-Бассо. Сказал:

– Везет тебе, Контини…

Детектив поглядел на него, обернувшись.

– Когда вокруг эти горы, легче приводить мысли в порядок.

– Но ведь и ты живешь среди холмов там, в Провансе.

– Я слишком долго сидел на берегу моря. Мысли от меня убегали.

Они продолжили подъем. Перед скалистым гребнем Контини остановился и стал исследовать землю. У него поднялись брови от удивления.

– Что такое? – спросил Сальвиати.

– Сюда заходил самый старый лис.

– Тот, которого мы видели в прошлый раз?

– Да. Странно, что он иногда покидает свою территорию.

– Наверно, приходил сюда в поисках пищи.

– Мм… – Контини показал на скалы и на плато альпийского луга. – Здесь добыча не в избытке.

– Ну, тогда он приходил без причины. Так, забрел во время прогулки…

Контини улыбнулся, представив себе бродячую лису.

– Как знать. Может быть.

Тем временем они почти дошли. И Джиона появился ровно в тот момент, когда они перебирались через Трезальти.

– Кто идет?

– Бандит и полицейский! – ответил Контини. – Кого уложишь первым?

– Горе мне! – усмехнулся Джиона, показываясь из-за скал. – Это я должен остерегаться! Так ты, значит, Жан Сальвиати?

Сальвиати кивнул и пожал руку отшельнику.

– И ты, значит, бандит? – спросил Джиона. – Или полицейский?

– Да я уж и сам не знаю, – улыбнулся Сальвиати. Джиона показал на Контини.

– Он и то и другое. Но пойдемте, подзакусим чем-нибудь.

Старый отшельник только что «получил в подарок от друга-охотника» косулю. Контини знал, что Джиона не гнушается браконьерством, но не стал уточнять, откуда дичь. Они пропустили по стаканчику граппы, поговорили о том о сем. Джиона поставил косулю мариноваться и размягчил мясо. Потом подал его в сальми, приправив душистыми травами и красным вином, а в качестве гарнира предложил поленту, приготовленную в котелке на огне.

После обеда они закурили. И тут-то Контини поведал о призрачном намеке Маттео Марелли.

– Мне казалось, я уже близко. Иногда у меня бывает что-то вроде озарений. Вот недавно, например, когда мы подошли сюда. Так или иначе…

– Так или иначе, завтра вы обчистите банк, – закончил Джиона.

Контини кивнул.

– Теперь колокол может только звонить, – усмехнулся Джиона. – Посмотрим, как и сколько…

– Колокол? – не понял Контини.

– О, всегда есть двойной голос, – ответил Джиона. – Вроде вас двоих. Всегда – звук и отзвук. Но скажите, вы хорошо подготовили это, как вы его называете… дело?

– Я сделал, что мог, – сказал Сальвиати. – Нас пятеро, и каждый знает, что должен делать. Если обман сработает, у нас хорошие шансы.

– А если не сработает?

– Я подготовил пару запасных планов, – объяснил Сальвиати. – Но рассказывать о них никому не хочу. В нужный момент будет все ясно.

– Да, – вступил в разговор Контини. – Жан – человек, полный тайн. Мы участвуем в планах, но не можем знать их.

– У тебя тоже есть свои тайны, мой мальчик! – напомнил ему Джиона. – Ты вот мне скажи лучше, ты и правда не сумел расслышать отзвук?

– Не знаю… Я не знаю, о чем ты говоришь!

– Странно. – Джиона начал ворошить кочергой в камине. – Странно, потому что у меня-то создалось впечатление, будто ты расслышал, – исходя из того, что ты мне рассказывал в последние недели.

Сальвиати попытался поудобнее устроиться в продавленном кресле, где он сидел. Предчувствия старого Джионы смущали его. Неужели он что-то забыл предусмотреть?

Он догадывался, что в этой задымленной лачуге, набитой старыми книгами и охотничьими трофеями, скрывается истина. Но, судя по всему, и сам Джиона был не в состоянии открыть ее.

– Какое впечатление? – спросил Контини у отшельника.

– Не знаю. – Джиона казался встревоженным. – Не могу понять. Вы двое, ограбление, деньги, те другие, что вам помогают, супруги Корти… с одной стороны – вы. Потом, Лука Форстер с его нуждой в деньгах, твоя дочь и Маттео Марелли… что может произойти?

Молчание.

– Трудно сказать, – пробормотал Сальвиати, снова закуривая трубку.

– Да, – Джиона покачал головой. – Будто колокол ударил раз и теперь вот-вот должен ударить второй.

– Второй? – произнес Контини.

Но Джиона продолжал бубнить себе под нос:

– Да, странно. Будто музыка не закончилась…

15 Последняя ночь

В три утра Контини и Сальвиати были в Беллинцоне. Улицы квартала Равеккья были пусты, населяли их только огни Рождества. В каждом саду мерцала звезда, красные и белые лампочки свисали с каждого балкона. Больше ничего и никого. Светящиеся украшения – словно разумные существа.

Язык рождественских огней.

Похоже на зашифрованное послание, подумал Контини, дожидаясь Сальвиати. Всю ночь зажигаются и гаснут, зажигаются и гаснут. Вот и сад дома Беллони украшал светящийся Санта-Клаус. Толстый человечек, карабкающийся по водосточной трубе.

Почти как вор.

В этот же самый момент Жан Сальвиати шел по коридору второго этажа. Он двигался медленно, будто у него в запасе была уйма времени. Ошибка на этом этапе могла поставить под удар всю операцию. Сальвиати узнал все подробности жизни Джакомо Беллони, директора беллинцонского «Юнкера» и заботливого отца семейства.

Он знал, что детей дома нет, что они остались у дедушки с бабушкой, потому что родители пошли на рождественский ужин в банке. Это было главное. Он знал, что директор Беллони и его жена спят в задней комнате и что в спальню можно попасть и через ванную, которая сообщалась с гардеробной.

Сальвати знал все это и много чего еще. Ему была известна топография дома и топография банка. Он знал все о Беллони. Осведомился он и о Джузеппе Локателли, охраннике, которому утром предстояло встретить директора и людей, доставляющих деньги.

В общем, Сальвиати был готов. И в эту минуту, после многомесячного ожидания, он собирался дать старт операции «Юнкер-банк».

В доме Беллони было тихо. Постояв, Сальвиати мог бы, наверно, услышать поскрипыванье дерева, шипение отопительных батарей. К счастью, хозяева не позаботились о сигнализации на входной двери, так что с помощью Контини ему удалось войти без труда. Продвигаясь по коридору, Сальвиати подумал еще о том, как он переворотил жизнь Элии, нагрянув к нему летним вечером.

Но теперь ставки сделаны. На него не должны были больше давить беспокойство, опасения, что дилетанты растеряются, томительность ожидания. Теперь ему оставалось надеяться, что все кончится быстро и что хотя бы Элия сумеет потом вернуться к своей жизни.

Но в глубине души он знал, что это будет нелегко.

Ни для него самого, ни для Элии. Большая кража объединяет и разделяет, меняет людей, опрокидывает привычную жизнь.

Но мы должны выдержать, подумал Сальвиати.

И тотчас опустил ручку двери в конце коридора.

Они уже подожгли фитиль. Теперь, даже при желании, пойти на попятный будет трудно. Это давало Контини странное чувство облегчения.

Из Беллинцоны Сальвиати вернулся в свой дом на Монте-Ченери. У него была пара часов, чтобы подготовиться к делу с помощью одного из своих старых сообщников. Контини же во время ограбления предстояло играть лишь контролирующую роль. Конечно, неожиданности всегда подстерегают… но он не знал, чего бояться. Несчастного случая? Полиции? Для такого рода операции ему не хватало знаний и опыта.

Когда он зашел в дом, серого кота не было. Где-то в ночи, ищет приключений. Вот и он тоже. Контини достал бутылку пива из холодильника и сел за кухонный стол. Он хотел собраться с мыслями.

Поздней ночью легче быть безжалостным.

Контини отметил для самого себя, что он этого ограбления совершать не хотел. Оно было необходимо, но он бы сделал что угодно, чтобы избежать его. Не то чтобы он был убежден в своей честности. Все чаще ему приходил в голову вопрос, не выбрал ли он самое нечестное занятие, работая частным детективом? Шпионить за людьми, фотографировать их, следить за детьми или поджидать мужей у борделей.

Какая уж тут разница, можно и банк ограбить.

Но что-то внутри него противилось этому. Он взял с собой пиво и вышел через дверь в задней стене дома. Холод клещами сжимал его мысли. Он чувствовал, что задыхается. Попробовал прислушаться к лесным шорохам, представить себе деревья и каменные стены, предметы, которые он видит каждый день при свете солнца.

Не было ни одной причины делать это. Фитиль подожжен, что уж теперь? Но Контини вытащил запись разговора с Маттео Марелли и прослушал ее еще раз. Одним из слабых мест плана Сальвиати оставалось то, что Форстер держал в плену Лину. Контини не верил ему. Мы отдадим ему деньги, он отпустит Лину, так говорил Жан. А если не захочет отпускать?

Контини уже потерял надежду. Конечно, он эту пленку знал наизусть. Но была глубокая ночь, и ему не спалось. Поэтому он решил еще раз попытаться уловить послание, спрятанное в словах Марелли.

Марелли: И теперь, когда мы вернулись к началу, когда мы должны ждать…

Элтон: Что это ты говоришь?

Марелли: Теперь, когда мы там, где все должно было еще произойти, теперь, когда нас держат в плену в…

Элтон: Э, э!

Марелли: О, бедный я, бедный… уж не наговорил ли лишнего?

Элтон: Но что это ты задумал?

Марелли: Извини, я не собирался… ничего я не сказал… Извини, конечно, ясно, что я не могу раскрывать наше местонахождение, но могу заверить вас, что мы оптимисты, надеемся, что ограбление завершится успешно и…

Элтон: Хватит! Вы довольны? Эта встреча явно затянулась.

Марелли: Прошу прощения. Подумать только, я ведь чуть было не…

Элтон: Заткнись! (Пауза) Поговорили, теперь можно идти. (Пауза).

Так что мы уходим из вашего офиса и увидимся в финале этой истории.

Контини послушал запись еще два раза. И вот во время второго прослушивания ему показалось, что у него в мозгу что-то щелкнуло. Будто часть памяти разомкнулась после долгого сна. Эти слова всегда жили в нем, но только в тот миг он сумел их распознать.

Старый Джиона оказался прав и в этом случае!

Нет, не о том речь, чтобы услышать звук – основной разговор. Скрытый в изгибах беседы, отзвук прогремел в ушах сыщика. Словно одна эта нота, из всего трезвона, была обращена к нему. Он понял, что хотел передать им Марелли. Большим он был оптимистом, если надеялся на этот намек! Такая крошечная деталь, основанная на столь хилых предпосылках… что ж, но в конце концов он сумел догадаться.

А теперь?

Контини не был уверен на сто процентов. Возможно, усталость и ночные призраки играли с ним злую шутку. Но ему следовало проверить. И следовало сделать это немедленно, в первые утренние часы. А лучше – в тот самый момент, когда Сальвиати будет входить в «Юнкер-банк». Когда все думают, что они в Беллинцоне, когда всеобщее внимание обращено на другое. Только в этот момент, если Контини правильно понял, его вылазка могла увенчаться успехом.

А если он понял плохо?

И тут Контини задал себе последний безжалостный вопрос. Я все это сочиняю, потому что не хочу участвовать в ограблении? Нет, ответил он себе, это не так. Думаю, я понял, где находятся Лина Сальвиати и Маттео Марелли. И хочу попробовать освободить их.

Он взял телефон и позвонил сначала Сальвиати, а потом Франческе.

План в последний момент должен был претерпеть изменения.

В определенном возрасте надо образумиться. Франческа всегда придерживалась этого мнения. Но, ворочаясь в постели в три утра, она спрашивала себя, почему жизнь всегда идет вразрез с мнениями. Ей было почти тридцать, и через несколько часов она собиралась украсть десять миллионов франков у швейцарской банковской системы.

Почему нельзя было жить спокойной жизнью?

Франческа зажгла лампу на тумбочке и посмотрела на часы. Полчетвертого. Она может спать еще два часа, до половины шестого. А вот Сальвиати, скорее всего, уже бодрствует. С четырех до шести он должен готовиться. Она спрашивала его, может ли помочь, но старый вор утверждал, что ему нужен профессионал.

А вот чтобы хапнуть деньги – нет, на это сгодится любая Франческа Бессон. Она поворочалась, чтобы найти на подушке прохладное место. Она даже не осмеливалась представить себе, как все будет происходить.

Это могла быть ее последняя ночь в качестве свободного, обычного человека. Днем позже она могла оказаться в тисках полиции, газет, друзей, не верящих своим глазам… Выпускница университета пыталась ограбить банк. Ох, сколько насмешек, сколько бровей, вздернутых одновременно от удивления и от сочувствия. Но все правильно. Франческа знала, что поступает правильно.

Она в конечном счете не крадет деньги у банка. Она помогает отцу найти пропавшую дочь. Она приходит на подмогу двум старым друзьям, которые, не задавая вопросов, умеют рисковать жизнью друг для друга.

Да, она совершает нечто безумное. Пять человек, из которых четверо дилетанты, пытаются обмишулить швейцарский банк. Но пусть ей не удавалось заснуть, пусть она потела и считала минуты, остававшиеся до звонка будильника, – Франческа не чувствовала себя несчастной. Посреди томления и неопределенности было твердое знание, как золотой самородок на каменистом речном дне.

Я живая.

Я, Франческа Бессон, – живой человек.

– Спасибо, – обратился Жан Сальвиати к Дженджо, провожая его до двери. – Видишь, навык ты не потерял!

– Лет двадцать уже таким делом не занимался…

Помимо заведования магазинчиком в районе Молино-Нуово, Дженджо кое-чем подрабатывал. Он не только продавал щекотливый товар и инструменты для воров и мошенников, но также умел овеществлять фантазии.

– Перед тем как вернуться во Францию, я тебе позвоню, – сказал Сальвиати.

– Мм… – промычал Дженджо. – Да ладно, как получится.

Сальвиати улыбнулся ему, прежде чем закрыть дверь.

– Ты и вправду сделал отличную работу!

– Я сделал, что мог. – Стоя на пороге, Дженджо пожал ему руку, прежде чем уйти. – Ну а теперь твой выход, Сальвиати!

16 Воскресенье, 20 декабря

Минус Контини. Телефонная перекличка в первые утренние часы изменила сценарий перед самым выходом на сцену. Контини поехал в Лугано освобождать Лину Сальвиати. А все они были там, в Беллинцоне, при свете фонарей. Сунув руки в карманы, они смотрели на фасад «Юнкер-банка».

– Лучше бы нам подвигаться, иначе замерзнем, – сказала Франческа.

Филиппо Корти огляделся:

– Город-призрак какой-то.

– Спят все, – отозвалась Анна. – Кроме нас.

Они – три темные фигуры под козырьком вокзала. Франческа угнездилась в длинную зеленую куртку с капюшоном, на Анне были пальто и шарф, на Филиппо – кожаная куртка. Каждый знал, что должен делать.

Анна прошлась по бульвару, где Контини должен был установить знак «дорожные работы». Но теперь план изменился, теперь им придется обойтись без Контини. Значит, и роль Анны стала другой: она должна была только держать под наблюдением автомобили и в случае чего подать сигнал тревоги.

Филиппо, со своей стороны, должен был рулить. Ему подобало постоянно держать машину в движении по улицам центра, проезжая мимо банка в семь десять, в семь пятнадцать, а потом каждые десять минут. Кроме того, в задачу Филиппо входило наблюдение за ситуацией в доме Беллони. Сальвиати и Контини ночью там побывали, но недосмотр всегда возможен. В таком случае Филиппо предлагалось позвонить Сальвиати, у которого был заготовлен некий альтернативный план.

Улицы были окутаны тьмой. Но чувствовалось, что уже не ночь. Кто-то даже уже проснулся. Какие-то автомобили урчали на въездных дорожках. Филиппо вылез из машины и пошел между домами квартала Равеккья. Он услышал, как открывается дверь; откуда-то доносился выпуск новостей. Филиппо даже почудилось, что он чувствует аромат кофе.

Люди работают и в воскресенье. Но в целом город еще спал. Никто не представляет, что вот-вот случится, подумал Филиппо, подходя к дому Беллони. Женщина на велосипеде проехала ему навстречу, раскачиваясь из стороны в сторону. На ней было двадцать одежек. Куда это она, интересно? Филиппо проследил за ней взглядом. Никто бы не поверил, что в разгар выходных мы с минуты на минуту будем грабить банк.

Сначала он зашел в офис взять пистолет, полуавтоматический «вальтер ПП», который он брал с собой в экстренных случаях. Надел полупальто с меховыми отворотами и черную шляпу. Потом позвонил Ренцо Маласпине, оторвав его от сна. Объяснил ему быстро ситуацию.

– Зайду туда я сам – ведь я не уверен. Но нужно, чтобы ты меня прикрывал.

– Ты не уверен? – пробормотал Маласпина.

– Не знаю, верна ли моя догадка, – объяснил Контини. – Намек действительно неосновательный.

– Неосновательный?

– Ты кофе пил?

– Мм?

Они договорились встретиться в полседьмого на вокзале в Лугано.

Контини прошел пешком до фуникулера на площади Чоккаро. Город еще спал, но готовился к пробуждению. Рождественская иллюминация, перетянутая между домами по разные стороны улиц, сопровождала сыщика на всем пути, так что ему казалось, он движется во сне. Звезды-кометы падали с неба, красные, синие, желтые гирлянды переплетались вокруг фонарей, витрины искрились золотом и серебром, бликовали бумага, искусственный снег, шары, снежинки…

Спокойно, подумал Контини. Тебя подводит воображение. Бессонная ночь, мысли об ограблении мучили его. Он устал, а еще столько всего надо было прояснить. Он предвидел, что ему придется уловить и другие отзвуки колоколов, затерявшиеся где-то в кутерьме.

Вокзал без школьников, студентов и пассажиров, приезжающих на работу из пригорода, был пустым.

Контини повернулся спиной к путям и пересек вокзальную площадь. Внизу был городской собор, а потом город с горящими фонарями, автомобильными фарами и озером, скрытым во мгле. Жители Лугано в большинстве своем спали, но воздух словно вибрировал, в нем чувствовалось ожидание. Оставалось пять дней до Рождества. Было воскресенье, двадцатое декабря. День ограбления.

Филиппо Корти правил медленно. Его роль была на первый взгляд второстепенной, но в действительности – решающей. Ограбление – забота Сальвиати, тут он руководит всем. Но Филиппо хотелось твердо знать, что будет потом. Отъезд, перевозка денег. Форстер. Дележ. Освобождение Лины. Филиппо был готов. И как же он хотел, чтобы все уже кончилось.

Было шесть пятьдесят. Через десять минут самое позднее к банку подъедет Клаудио Мелато с охранником и черной сумкой. Этот тип, Мелато, встретится с директором банка, чтобы передать ему деньги. Сальвиати и Франческа будут там, у входа. Задача Филиппо – находиться неподалеку, наготове. Это был ключевой момент. Если они преодолеют первый порог, остальное точно пойдет как по маслу.

Филиппо не знал в подробностях плана Сальвиати, со всеми его альтернативными путями отхода. Ему было известно только то, что Сальвиати поручил ему лично. Поэтому Филиппо старательно выполнял распоряжения и колесил на самой малой скорости по улицам Беллинцоны. Он снял кожаную куртку, потому что в автомобиле было тепло.

Он проехал мимо Анны, которая уже заняла свою позицию. С шести пятидесяти она должна была быть там, следить за подъезжающими машинами. Через несколько минут, по прогнозам Сальвиати, ей предстояло увидеть «ниссан» Клаудио Мелато.

Филиппо не махнул Анне рукой. Он едва взглянул на нее, украдкой, а она даже не подняла глаз. Но они словно обнялись. Будто очутились рядом воскресным утром, не спеша вылезать из-под одеяла. Перенеслись в один их тех дней, когда завтрак незаметно переходит в обед и нет нужды в словах. И в самом деле, говорить было нечего. Оба сосредоточились на сиюминутном. Вести машину, шагать от одного фонаря к другому. Смотреть на часы. Шесть пятьдесят пять. Представлять себе Сальвиати, его действия и его лицо. Представлять себе черную сумку. Набитую деньгами. Переключить скорость, посмотреть на улицу в сторону вокзала, чтобы… вот он!

Серый «ниссан»!

Первой его увидела Анна, а сразу после нее, с чуть более далекого расстояния, и Филиппо. «Ниссан» свернул с бульвара и проехал мимо банка. Остановился за ним, близко, на парковке, у стены. Филиппо перешел с третьей передачи на вторую, чтобы не подъехать слишком рано.

А Сальвиати? Где, едрена вошь, был Сальвиати?

17 Доброе утро, господин директор!

Франческа перестала чувствовать пальцы ног. Рукам было немного лучше; она сняла перчатки и засунула руки в карманы брюк, поближе к теплой коже ног. Она знала, что это ожидание – худший момент, и старалась не смотреть на часы.

Увидев «ниссан», она откинула капюшон и надела широкополую шляпу. Потом снова натянула перчатки. Было важно, чтобы Мелато и охранник не увидели ее раньше времени. Но этого не могло случиться, потому что она держалась за изгородью. Теперь, едва завидев Сальвиати, она выйдет на сцену.

Из «ниссана» вышли двое мужчин. На шее у охранника был шарф, на голове – шапочка. Он нес черную сумку, причем с легкостью. Но Франческа знала, что сумка тяжелая. Она говорила на эту тему особо с Сальвиати. Мелато, доверенный помощник владельца денег, шел с непокрытой головой. Он носил очки без оправы, а волосы у него были крашеные, неестественно черного цвета.

Неизвестно почему, в этот момент Франческа подумала о владельце денег. Никто о нем никогда не говорил: он был номером счета, безымянным миллиардером, который ведать не ведал ни о Сальвиати, ни о Форстере и который в эту минуту, возможно, спал где-то в Европе. Ускользающий человек. Далекий от своих денег. Далекий от приключения.

Франческа поспешила выбросить из головы эти мысли. Так всегда с ней бывало: в ключевые моменты ее мысли начинали порхать от одного предмета к другому и она отвлекалась, немея перед экзаменатором. Но тут у тебя не экзамен, девочка моя. Двое мужчин, вылезших из «ниссана», подошли к подъезду «Юнкера», пока запертому. Позвонили в звонок. Никто не отозвался.

А теперь что будет? Франческа осмотрелась. Сальвиатине было. Зато прибыл Джузеппе Локателли, охранник, которому вменялось в обязанность открывать двери по утрам. Франческа узнала его по видеокадрам, снятым Филиппо Корти, – их она просматривала вместе с Сальвиати.

На Локателли был плащ, надетый поверх пиджака, он слегка запыхался. Заметив Мелато и его телохранителя, он стал жестами привлекать их внимание, чтобы обозначить свое присутствие. Франческа все еще находилась за изгородью. Ее роль была вспомогательной. Но, как говорил Сальвиати, – психологически важной для создания обмана.

Вот именно, Сальвиати!

Главная роль была у него… и где же он был?

– Вот и я, вот я и здесь! Извините за опоздание, я Джузеппе Локателли, охранник… Доброе утро!

– Не беспокойтесь, – сказал Клаудио Мелато, – это мы приехали на несколько минут раньше.

– Сейчас открою вам. Директор Беллони должен подойти…

Локателли повозился с ключом, открывая замок. Дальше требовалось набрать входной код, потом отомкнуть другой замок и, наконец, можно было входить в холл банка. Отсюда, по лестнице или на лифте, персонал поднимался в рабочие кабинеты. Хранилище ценностей находилось на подземном этаже, под защитой других преград.

– Какой холод, а? – произнес Локателли, набирая код. – По-моему, до Рождества выпадет снег.

Никто не отреагировал.

Локателли открыл последний замок и вернулся к главной двери, приглашая Мелато и телохранителя зайти. Тут он заметил директора Беллони, который переходил улицу. Он чуть-чуть задыхался, хотя до семи оставалась еще минута. На нем были цветной шарф и фетровая шляпа.

– Доброе утро, господин директор! – поздоровался с ним Локателли.

– Опоздал, – сказал Беллони издалека.

– Не важно, – Мелато обернулся к нему. – Теперь все в сборе.

Пока Беллони подходил, какая-то женщина показалась с другой стороны улицы. Она как будто была знакома с директором, потому что поприветствовала его широким взмахом руки.

– А, – произнес Беллони, – госпожа Каттанео! Что это вас подняло в такой час?

– А вас? – парировала женщина. – Только не говорите, что ваш банк открыт в воскресенье!

Беллони развел руками:

– Ну, что вы хотите…

Госпожа Каттанео повернулась к Локателли и другим двоим:

– Вы мне его уморите этой работой! Локателли улыбнулся и подмигнул женщине.

– Но обещаю вам, что к Рождеству мы его освободим от хлопот!

– Еще бы вы не освободили! – воскликнула госпожа Каттанео. – Скажите, господин Беллони, раз уж вы здесь, у меня вопрос по поводу того счета, что хотел открыть мой муж…

– Не сейчас, госпожа Каттанео, – прервал ее Беллони с извиняющейся улыбкой. – Меня ждет срочное дело, вот с этими господами…

Он показал на Мелато и телохранителя, одновременно подавая знак Локателли, что пора бы впустить их. Локателли на лету уловил намек. Надо было вежливо избавиться от этой Каттанео. Меж тем как Беллони и другие продвигались к служебным кабинетам, он преградил ей дорогу с учтивой улыбкой и сказал:

– Какой холод, а? По-моему, до Рождества выпадет снег.

Франческа стояла на краю самого высокого трамплина, собравшись прыгнуть в бассейн. Она ясно видела бассейн, тела на солнце, голубой прямоугольник воды. Но не кидалась вниз. Что-то удерживало ее, что-то не давало ей кинуться в пустоту.

Таково было одно из воспоминаний ее детства. В конце концов она, конечно, нырнула. Но момента прыжка не запомнила: у нее в голове запечатлелось лишь это последнее колебание. Тем утром, за изгородью у «Юнкер-банка», она испытала то же самое ощущение. Она знала, что ей придется выйти из укрытия, говорить, улыбаться. Но она не отваживалась.

– Доброе утро, господин директор!

– Опоздал.

– Не важно, теперь все в сборе.

Сальвиати предостерегал ее от паники. Думай о том, как просты твои действия, а не о том, как велик обман. Франческа сделала глубокий вдох, выпрямила спину и шагнула раз, потом другой, потом она уже оказалась на виду и должна была играть свою роль. Она поприветствовала Беллони взмахом руки, прибавив шагу.

– А, – ответил он, – госпожа Каттанео! Что это вас подняло в такой час?

– А вас? – сказала Франческа. – Только не говорите, что ваш банк открыт в воскресенье!

– Ну, что вы хотите…

Франческа улыбнулась Мелато, телохранителю и охраннику.

– Вы мне его уморите этой работой! Охранник улыбнулся в ответ.

– Но обещаю вам, что к Рождеству мы его освободим от хлопот!

– Еще бы вы не освободили! – Франческа взглянула в лицо директору, силясь не выйти из роли. – Скажите, господин Беллони, раз уж вы здесь, у меня вопрос по поводу того счета, что хотел открыть мой муж…

– Не сейчас, госпожа Каттанео. Меня ждет срочное дело, вот с этими господами…

Франческа изумлялась. За жестами Беллони, за его пластиковыми очками, между шляпой Беллони и цветным шарфом Беллони было лицо Жана Сальвиати.

Она была готова к этому. Но одно дело – представлять себе что-то, а другое – видеть. Имитация была безукоризненной, не только благодаря гриму, но и благодаря походке, манере двигать головой и руками. Форма носа изменилась, как и брови и цвет глаз. Подбородок раздобрел, щеки стали пухлее. За черными очками голубые глаза Сальвиати обратились в карие. Шарф и шляпа скрывали большую часть всего этого – так что даже сама Франческа на какое-то мгновение засомневалась. Сальвиати был сантиметров на десять выше, голос у него был пониже, с хрипотцой. Он говорил из-под шарфа, но казалось, что это точь-в-точь голос директора Беллони.

Ну, чудо какое-то.

Франческа старалась быть естественной. Это было нетрудно, потому что создавалось почти полное впечатление, что перед ней именно Беллони. Ведь даже Локателли не заметил подделки. В этом состояло узкое место всей операции – обмануть охранника, который видел Беллони почти ежедневно. Но Сальвиати объяснил, что, когда рыба хочет муху, достаточно с ловкостью подать ей пушинку, и она примет ее за муху. Люди видят то, что хотят видеть.

Сальвиати вошел в банк вместе с Мелато и телохранителем. Франческа заметила, что старый вор ставит ноги, как Беллони. В руках у него был директорский портфель для документов. Все те кадры, что снял Филиппо Корти, не пропали даром: имитация была точной, вплоть до мельчайших деталей. Сальвиати и в самом деле был профессионалом! Но время торжествовать победу еще не настало.

– Какой холод, а? – сказал Локателли. – По-моему, до Рождества выпадет снег!

– Вы так думаете? Да нет! По прогнозу у нас будет теплое Рождество…

– Ну, дорогая синьора, – усмехнулся Локателли, – сегодня утром до теплого Рождества еще далеко!

– Это правда. Слушайте, как по-вашему, директор там долго будет занят?

– У него важное дело, синьора. Локателли начал закрывать главный вход.

– Может, зайду попозже или завтра. Вы ведь завтра тоже открыты?