Океан безмолвия Миллэй Катя

Глава 48

Я отворачиваюсь от зеркала и замечаю, как Дрю входит в женский туалет, что находится в конце коридора театрального отделения. У преподавателей театрального отделения на этом уроке совещание, и я выяснила, что в этом туалете почти никогда никого не бывает. Так что это мое любимое место.

— Полагаю, здесь больше никого нет, — говорит он, поворачиваясь и закрывая дверь на замок. — Четыре туалета обошел, пока тебя нашел. Стал уж опасаться, что мне накостыляют.

— Ну ты даешь, Дрю, — шепотом отвечаю я, едва слышно: мне все равно, что он закрыл дверь и поблизости никого нет.

— Я скучаю по тебе, — заявляет он, как будто это уважительная причина.

— Ничего, переживешь.

— Ты ведь тоже по мне скучаешь. Признайся, Настя-Пастя.

Он прав. Я скучаю по его глупостям.

— И вообще, что за прозвище ты мне придумал? Настя-Пастя. Как будто я обосралась.

Он смотрит на мои джинсы, словно обдумывая мое предположение.

— Я пришел, чтобы вытащить тебя из твоей раковины, в которой ты закрылась от всех.

— Ты пришел, чтобы попросить меня об одолжении, так что давай, выкладывай, мне не нравится вести разговоры здесь.

— Мне нужно, чтобы в эту пятницу ты побыла моим телохранителем.

— Нет, нет и еще раз нет. Постой. Секундочку. Нет!

— А что, если я очень попрошу?

— А что, если я откажусь? — Дрю пытается изобразить проникновенный взгляд, но мы уже давно прошли этап проникновенных взглядов, это просто смешно. — Мне не обязательно торчать с тобой весь вечер. Скажи, что мы встретимся после тусовки. Тебе поверят.

— Не поверят, ты ведь была подружкой Джоша. Никто не поверит, что я на такое способен.

— Ты на все способен.

— Только не на это, и все это знают. Джош — единственный человек на свете, которому я не стану наставлять рога ни за какие коврижки.

— Я не собираюсь это обсуждать, не упоминай о нем, хватит вмешивать его в разговор.

— Он так и так присутствует в нашем разговоре, упоминаю я о нем или нет.

Дрю поднимает вверх руки — все, сдаюсь! — в ответ на мой свирепый взгляд. Я не стану разговаривать о Джоше.

— Ладно. Я только одно хотел сказать. Я думал, это я склонен к саморазрушению, но по сравнению с вами обоими я вполне нормальный.

— У него все нормально?

— Вообще-то, думаю, у него все ненормально, и еще я думаю, что, задавая вопрос, ты это знала.

— Что он тебе рассказал?

— Стоп. В эту игру мы не играем. Ты же сама установила правила. О Джоше ни слова. — Дрю поудобнее устраивается на столешнице, будто у себя дома на кухне. — Вернемся к нашим баранам. Мне не нужно, чтобы все думали, будто ты моя девушка. Я прошу тебя пойти со мной лишь для того, чтоб ты держала меня в узде. Если откажешь, я буду бродить по дому и всех спрашивать, где она. И скорее всего, начну говорить про нее всякие гадости — просто для того, чтобы произнести ее имя и привлечь ее внимание. — Дрю не называет ее имя, но понятно, о ком речь. — Ты должна спасти меня от меня самого. А заодно и себя спасешь — от скуки и одиночества. В выигрыше будут все.

Своего выигрыша в этой ситуации я не вижу. Лучше уж возьму стэплер и пришпилю язык к губам, чем идти сегодня на тусовку. Я забираюсь на столешницу рядом с Дрю и протяжно вздыхаю. Он тоже.

— Я должен стать таким, как раньше, — говорит он. — Я ведь был отличным парнем, а из-за нее теперь — полный отстой.

— Раз должен, действуй. Прямо сегодня и начинай. Запросто найдешь какую-нибудь девчонку, которая охотно составит тебе компанию на твоем обратном пути к бездушному распутству.

Дрю не отвечает, ведь мы оба знаем, чего он уже лишился на этом пути и себя за это не простил. Даже не знаю, существует ли другое решение, но пытаюсь предложить возможный вариант.

— Пригласи другую девчонку. Только так, по-серьезному. Попробуй завязать с ней нормальные взаимоотношения. Да, ты сильно накосячил с Тьерни, так учись на своих ошибках, теперь сделай все, как надо. — Совершенно дурацкая мысль. Если бы Дрю предложил мне учиться на ошибках, которые я допустила во взаимоотношениях с Джошем, и грамотно использовать полученный опыт во взаимоотношениях с другим, я бы ему челюсть свернула. Но ничего другого я пока не придумала. — Как тебе Тесса Уолтер?

Дрю качает головой.

— У нее взгляд сумасшедшей.

— А Мэйси Синглтон?

— Слишком громко смеется.

— Одри Лэйк?

Он смерил меня таким взглядом, будто я предложила ему свидание с антихристом.

— Она же говорит «касательно». — Если бы Дрю Лейтон был женщиной, он мог бы сказать, что такое непростительно.

— А может, еще раз попробовать с Тьерни? — Ведь ему нужна только она. Я могла бы перечислить всех девочек из школы, и в каждой он найдет какой-то недостаток.

— Даже не надеюсь, что она меня простит. А если простит, перестану ее уважать. Я не заслуживаю прощения.

Я тоже не заслуживаю. И не настолько лицемерна, чтобы спорить.

— Может, вообще не пойдешь? Что ты там забыл? Ты ведь даже не пьешь на этих тусовках. Какого фига тебе торчать среди пьяных идиотов? — И это правда. Я не сразу обратила внимание, но, заметив, стала отмечать каждый раз. По прибытии Дрю сразу же берет бокал и держит его в руке весь вечер — всем кажется, что он пьет, но это не так.

— Надо же, заметила! — говорит он почти с восхищением. — Ты первая.

— Должно быть, тому есть причина. — Я думала, Дрю начнет говорить, мол, как потом садиться за руль, — но нет, я слышу другое.

— Кара Мэттьюз, — отвечает он, как будто это все объясняет. Но Дрю понимает, что мне это ни о чем не говорит, и я жду продолжения. — Даже не помню, как это случилось. Тьерни весь день меня пилила, и была права. Права во всем, что говорила обо мне, за исключением того, что она мне безразлична. Но во всем остальном она была права. В тот вечер я так нализался, что готов был трахнуть кого угодно на той тусовке. Я обзывал последними словами Тьерни и вообще всех вокруг, но даже не помню этого.

— И ты думаешь, если б не нализался, ты бы так себя не вел?

— Нет, не думаю, — честно отвечает он. — Скорей всего, вел бы я себя так же. Но я хоть знал бы об этом. Если я намеревался все порушить, это был бы сознательный выбор.

Да, вполне логично. Боль, которую он себе причинил, наверно, не доставила бы ему удовольствия, но он хоть мог сделать выбор осознанно. Однако не только это не дает Дрю покоя. Вопрос остается открытым. Есть, пусть и небольшая, крошечная возможность, что, может быть, он не вел бы себя так. Может быть, если бы он так не напился, все было бы иначе, и сейчас он был бы с Тьерни, а не торчал в женском туалете, горюя об упущенных возможностях.

Дрю беспомощно пожимает плечами.

— Что ж, в следующий раз, когда стану разбивать свои надежды на счастье, я хоть буду помнить, как это было.

Тем легче будет испытывать отвращение к самому себе.

Я могла бы сказать, что понятия не имею, почему согласилась, но это было бы ложью. Я тоже скучаю по Дрю. И еще: меня воротит от себя самой. Лучше уж пить выдохшееся пиво и тусоваться с людьми, которым я не нравлюсь. Они же не так сильно ненавидят меня, как я сама себя ненавижу, а это какой-никакой плюс.

Когда мы подъезжаем к дому Кевина Леонарда, там уже полно народу. Музыка орет во всю мощь, и я думаю: сколько это может продолжаться и когда соседи вызовут полицию? Я очень надеюсь, что вызовут, тогда я смогу уйти, ибо я уже жалею, что пришла. И дело не в том, что много народу. В принципе, я чувствую себя лучше в толпе, когда вокруг много людей, а вот от шума мне не по себе. Мне нужна тишина, чтобы слышать приближение опасности.

Я неотвязно следую за Дрю, держась за его ремень, чтобы не отстать. Он хочет, чтобы я сегодня вечером была рядом, вот я и рядом.

Сначала к нам подваливает Дэмиен Брукс, я его не переношу, но, по крайней мере, он мне знаком.

— Дрю! — Он уже пьян, это видно по одному слову. — Вот черт. Я знаю, что сначала она была с тобой. Но никак не думал, что ты примешь ее после Беннетта. Смелый мужик!

Дэмиен одобрительно смеется. И Дрю смеется. А меня вообще здесь нет. Минутку! Я здесь, но по их разговору вы ни за что не догадались бы об этом. Хорошо, что мне это по барабану. И тут Дэмиен вытаращил глаза, словно только что открыл атом или понятие самоудовлетворения.

— Так вы по очереди с ней, что ль, все это время?

Видимо, мне все же не по барабану. Ну, не совсем. Хватит слушать эти гадости. Я хватаю Дрю за руку и тащу его в сторону. Ему, должно быть, тоже надоело, так как он не сопротивляется.

Тьерни тоже здесь. А я — живой щит от пуль этой снайперши. Вообще-то она мне симпатична, жаль, что именно я должна ограждать ее от Дрю. Я не осуждаю ее за желание ненавидеть Дрю, но это не значит, что она его ненавидит. Вдруг я подумала: хорошо бы им разобраться уже между собой, но прежде, чем я могу над этим поразмыслить, мое лицемерие дает мне пощечину.

Мы пробираемся к кухне, расположенной в глубине дома; там Кевин Леонард разливает пиво из бочонка, а вокруг стоит народ со стаканчиками. Все начинают скандировать имя Дрю, словно он для них бог, и если бы я была мальчишкой-подростком, не умевшим «кадрить» девочек, наверно, и для меня он был бы богом. Быстро наполнив стаканчики теплым пивом, мы спешим выбраться из кухни.

Прошел час, я выпила четыре с половиной стаканчика гадкого пива, стою, прислонясь спиной к стене, а Дрю разговаривает с девушкой в очень блестящем топике, и та бесстыдно флиртует с ним прямо у меня на глазах. Верный себе, Дрю держит в руке те же полстаканчика пива, которые ему налили сразу по прибытии. Я не то чтобы совсем пьяна, но устала и хочу домой. Выпила я достаточно, и мой мозг не достает меня критическими замечаниями о моем идиотском положении. Наоборот, он шепчет мне, что неплохо бы позвонить Джошу. Напилась, а теперь позвони этому идеальному, невероятно чудесному парню, которого ты так замечательно обгадила, — может, даже получишь золотую медаль за эгоизм. Но на этом моя мысль обрывается — снова пора на «службу».

В нашу сторону направляется Тьерни, и девушка в блестящем топе ретируется. Да, Тьерни такая. С ней предпочитают не связываться, и я хочу ее обнять и сказать, какая она замечательно класссссная; наверно, я все-таки пьянее, чем думала. Сегодня я почти ничего не ела, может, потому и опьянела. Ошибка новичка.

Я делаю шаг в сторону, чтобы поставить свой недопитый стаканчик на стол (ужасно некрасивый, теперь я это стала замечать); пить больше не буду. Вот оттащу Дрю от Тьерни, и мои обязанности будут выполнены, и я попрошу его отвезти меня домой.

Поворачиваюсь — а Дрю там нет. И Тьерни тоже.

Протискиваясь сквозь толпу, ищу его или ее. Думаю: найду ее, и он будет где-то рядом, но я же не могу выкрикивать их имена и спрашивать всех, кто их видел. Я иду вдоль стены, в стороне от царящего хаоса, и тут ко мне подваливает Кевин Леонард.

— Нравится тусовка?

А? Нужно что-то ответить? Поднимаю вверх большой палец (глупейший жест) и пытаюсь продолжить путь. Дрю Лейтон долго будет со мной расплачиваться за это одолжение. Мысленно начинаю составлять список того, чего я хочу. Пока там только одна позиция, но это он вряд ли сможет.

— Хочешь заняться со мной сексом? — предлагает Кевин. Нет, это не соответствует единственной позиции в моем списке. Пытаюсь обойти этого идиота с его громадным эго. Он явно напился, а я трезвею с каждой минутой. Хочу уехать домой, а еще — как следует отругать Дрю. Не могу решить, какое из этих двух желаний в данный момент сильнее, а Кевин Леонард тем временем продолжает.

— Можно в моей комнате. Я забаррикадировал вход на второй этаж. Никто не узнает.

Я-то буду знать, козел. И до конца жизни буду пытаться стереть это из памяти.

— Давай, детка. — Вот и ответ. В реальной жизни парни все-таки называют девчонок «детка». Жаль, я не в настроении, чтобы рассмеяться, и задушить его времени нет. — Ну пожалуйста.

Неужели он считает, что мне нужна его вежливость? Раз сказал «пожалуйста», так и быть, не буду посылать тебя к черту, дам тебе. Раз уж ты воспитанный человек. Я качаю головой, решительно, и иду куда шла. К счастью, он отстал и не идет за мной.

Но Кевин подал мне хорошую мысль: если в ближайшие десять минут я не найду Дрю, не буду тут торчать, чтоб ко мне приставали. Соображу, как уехать домой.

Следующие десять минут тоже ничего не дали. Решила поторчать еще десять минут, просто так, для смеха — наконец понимаю, что найти Дрю не удастся. Слоняюсь по первому этажу, и народ потихоньку начинает расходиться, так что становится не так тесно, но музыка по-прежнему долбит по ушам и по мозгам. Отправляю эсэмэску Дрю — «где ты?» — не отвечает. Пишу еще: «пошла наверх, найду кого-нибудь, чтоб меня подвезли». Не отвечает.

Еще несколько минут стою у лестницы, и когда Кара Мэттьюз начинает на кухне пить из пивного кальяна, я, пока все отвлеклись, ныряю под импровизированный заборчик и иду на второй этаж, чтобы позвонить.

Может, я не совсем в форме, но и после нескольких стаканчиков пива не забываю проверить, не идет ли кто за мной. Никого. Иду налево по коридору, захожу в одну из спален. Стою у стены, пытаюсь ощупью найти выключатель. В комнате никого нет. Музыка по-прежнему оглушительно грохочет, и я едва слышу, как все скандируют: «Кара, Кара». Вытаскиваю телефон, понимаю, что у меня только два варианта. Хочу позвонить Джошу, но не знаю, имею ли на это право. Есть еще Клэй, ему нужно послать эсэмэску, это можно было сделать и снизу. Я поднялась сюда только по одной причине: хотела позвонить Джошу.

Набираю его номер, вызов идет, а ответа нет. И на автоответчик не переключается. Просто идет вызов. Наконец включается автоответчик, я нажимаю «отбой». Еще чего не хватало, сообщение ему оставлять. Открываю клавиатуру, чтобы написать эсэмэску Клэю и попросить его отвезти меня домой. Но не успела набить даже первое слово — открывается дверь.

Кевин Леонард.

— Я знал, что ты передумаешь, — произносит он заплетающимся языком. Нелегко дались ему эти слова. Я снова намереваюсь покачать головой, но он вдруг подходит и встает прямо передо мной. Я не пытаюсь убежать, не говорю «нет», не отталкиваю его. В принципе, мне все равно. Если я хочу совсем себя погубить, вот прекрасная возможность. Джоша у меня нет, как и всего, чего меня лишили с тех пор и что я выбросила сама. Джоша Беннетта у меня нет и не будет. Да и вообще ничего нет и не будет.

На раздумья у меня всего несколько мгновений, а потом этот просовывает мне в рот свой язык, от него разит пивом, да и от меня, наверно, не лучше, и все это — сплошь мерзкая гадость, но я это заслужила. Одной рукой он лапает мою грудь через платье, другой хватает за бедро. Мои руки безвольно опущены, я закрываю глаза, предоставляю ему полную свободу действий. Он начал стаскивать с меня трусы, потом остановился, решил снять сначала платье. Начинает стягивать его через верх, и я чувствую холодный воздух на бедрах и животе — напоминание о том, что меня тоже надо использовать и выбросить.

Его рука — у меня между ног; почувствовав его пальцы, я отрыгиваю ему в рот. Пожалуй, всё, хватит, такие страдания мне ни к чему.

Я отрываюсь от его рта, сбрасываю с себя его руку, одергиваю платье. Если бывает на свете «самое дно», можно считать, что я его достигла. Я могу врать себе. Могу врать Джошу. И все равно это будет ложь, и больше ничего. Когда я с ним спала, я ничего в себе не погубила, это потом я погубила все. Когда говорила об этом, я знала, что это не так, и сейчас знаю. Я не сожалею ни о единой минуте, проведенной с Джошем. Но я сожалею обо всех потерянных секундах, которые прошли после расставания с ним. Сожалею, что разбила ему сердце. Сожалею, что ввергла нас обоих в кромешный ад.

Если я позволю это Кевину Леонарду, если я позволю это самой себе, тогда именно это — сейчас, здесь — окончательно погубит во мне все хорошее. И мне не будет прощения. Я никогда не смогу оправиться, ведь во мне не останется абсолютно ничего, достойного любви. И впервые за свою дурацкую, поганую жизнь я не могу этого допустить. И, самое главное, пожалуй, — не допущу.

Я толкаю Кевина в грудь. Не сильно. Но решительно. Качаю головой. Нет. Принимаю виноватый вид. Я и чувствую себя виноватой. А должно мне быть неловко в такой ситуации? Не знаю, какие тут правила. Я резко одергиваю платье вниз, но, по-моему, недостаточно.

— Это еще что за херня?

Я снова качаю головой. Пытаюсь сказать губами «не могу» — мне очень нужно, чтобы он понял. Он понял, но не обращает внимания.

— Ты что, решила меня продинамить на моей собственной тусовке?

Я даже не успеваю нагнуться и натянуть трусы: он хватает меня и начинает целовать, ну а мне особого приглашения не требуется. Я со всей силы наступаю ему на ногу и бросаюсь к двери, но руки у меня дрожат, дверь закрыта на защелку, а я не могу заставить свои пальцы двигаться проворнее. Защелку я отодвинула, но повернуть дверную ручку не успеваю. Надо было вмазать ему посильнее, но я думала, что этого не потребуется. Я ведь только хотела продемонстрировать ему, что у нас с ним ничего не будет, и выиграть время, чтобы выскочить из комнаты. Но просчиталась. Кевин крепко берет меня за руку, поворачивает к себе лицом, я хватаю его за мизинец, выворачиваю. Я не могу его повалить, мне просто нужно убежать. И всё. Я слышу хруст его пальца. Другой рукой он наносит мне сильный удар сбоку. Это получается машинально, думаю, он даже не сознает, что делает. Его кулак со всей силы бьет меня по щеке. Я теряю равновесие и падаю, ударившись лицом об угол ночного столика у кровати. Из раны возле глаза потекла кровь, но я быстро смахнула ее. Я быстро переворачиваюсь на спину, пытаюсь отпихнуть его ногой, чтобы выиграть еще секунду времени, но он хватает меня за лодыжку и оттаскивает от двери.

Мои трусы сползли до колен, я чувствую, как к горлу поднимается желчь, у меня перехватило дыхание.

Меня охватывает паника, я словно в кошмарном сне. А Кевин гогочет, для него это игра.

— Да ладно тебе. Сама же пришла, намекала, что хочешь меня трахнуть. Хоть отсоси. — Он даже не рассердился. Вроде как пытается меня уговорить.

Если и были у меня сомнения относительно использования грязных приемов в драке, теперь все они исчезли. Но самое поганое — в том, что я никогда не умела эффективно защищаться из положения лежа, и в реальной ситуации все не так, как во время тренировки. Совсем не так. Да и выпитое пиво тоже мешает, хотя я и чувствую себя абсолютно трезвой.

Куботана у меня с собой нет. Он в сумочке под сиденьем в машине Дрю, там же и газовый баллончик: я не сообразила, куда его прицепить на платье. Я ведь думала, что весь вечер буду неотступно следовать за Дрю, и не ожидала, что мне понадобится баллончик. Тут, пожалуй, ключевые слова «не ожидала».

Но дело в том, что я не хочу применять эти средства против Кевина Леонарда. Мне просто нужно выбраться отсюда. У меня такое чувство, как будто я запустила цепочку последовательных взрывов и теперь пытаюсь обогнать их.

Дабы наконец решить не уничтожать полностью то, что осталось от моей жизни, мне потребовалось загнать себя в такую вот идиотскую ситуацию, и меня это не удивляет. Такая уж я дура набитая. Возможно, судьба просто пытается дать мне то, чего я хотела, — хотела на словах, но не на деле. Погубить себя окончательно и бесповоротно.

Щека моя все горит, кровь из раны течет прямо в глаз, я изо всех сил стараюсь сосредоточиться: боюсь, что вот-вот окажусь в том парке, на траве среди зарослей, а во рту грязь и кровь. Тогда я полностью утрачу контроль. Совсем перестану сопротивляться. И Кевин Леонард сможет делать все, что захочет, и я ему позволю, ведь меня здесь уже не будет.

Сосредоточиться почти невозможно: мое сознание разделено, так как я одновременно пытаюсь не провалиться в обморок и отбиваюсь от этого ублюдка. Он навалился на меня сверху, прижал мои руки и ноги к полу, снова пытается меня целовать. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже подвинуться не могу. Я вдавливаюсь в него, чтобы немного откинуть голову и ударить его лбом, — это единственный вариант. Пытаюсь ударить его в нос, но не получается, попадаю лбом в его лоб. Это ошибка, но он пьяный, и моего удара достаточно.

Голова у меня гудит от удара, а потное тело Кевина давит на меня всей тяжестью, и это — тяжесть всех неразумных решений, принятых мною за последние три года.

— Ладно, коза! Хватит. — У него изо рта — струйка слюны.

Боевой дух пропал: видимо, только теперь — сквозь пьяное беспамятство — он осознал, что происходит; смотрит так, будто впервые видит, что я лежу на полу в его спальне, а из головы у меня идет кровь. Он начинает подниматься, а я даже не успеваю повернуться и высвободиться, как вдруг распахивается дверь, и я, лежа под Кевином Леонардом, вижу за ним лицо Дрю Лейтона.

— Что за херня, Лейтон? — прорычал Кевин. В его голосе больше смущения, чем злобы, но я его не прощаю, и себя тоже. Он все еще пытается встать с меня, и я, пользуясь моментом, высвобождаю бедро и выбираюсь из-под него.

На минуту — а может, на секунду — Дрю просто оцепенел. На его лице — столько эмоций, я даже не могу их описать. Недоумение, отвращение, гнев, вина, страх, ужас. На что же я-то похожа, если он так потрясен?

Кевин уже стоит, качаясь, я с трудом поднимаюсь на ноги, голова до сих пор кружится от удара. Даже не успеваю сообразить, что происходит: Дрю бьет Кевина в лицо, и тот снова на полу. Я смотрю на Дрю, он весь трясется. Дрю Лейтон ударил человека. Такого не может быть. Дрю Лейтон — такой солнечный мальчик, нагловатый, не знающий никаких забот. В нем нет даже намека на грубую силу. Жаль, что он стал драться. Жаль, что вообще увидел эту сцену. Понимаю, это идиотизм, но у меня такое чувство, что он только что утратил невинность.

Дрю стоит передо мной, из руки идет кровь, вид у него такой подавленный, что мне впору начать его утешать. Но я не могу. Все кончилось, и уровень адреналина у меня падает, хочется поскорее убраться отсюда. От меня разит Кевином Леонардом, и я тоже начинаю трястись.

Прислоняюсь к стене, чтобы не упасть. Дрю поднимает с пола мой телефон, сует себе в карман, потом снова поворачивается ко мне. Еле слышно ругнувшись, пытается вытереть мне кровь у глаза рукавом своей рубашки.

— Идти можешь? — тихо спрашивает он.

Взглядом я отвечаю, что могу и незачем задавать такие вопросы. Молчу. Мы поворачиваемся в сторону двери, и я сознаю, что трусы у меня по-прежнему спущены до лодыжек. Я останавливаюсь и тупо смотрю на них. Дрю оборачивается, чтобы узнать, в чем дело, и следует за моим взглядом. Все его мышцы напрягаются, когда он видит причину остановки. Снова хочет выругаться, а я наклоняюсь и натягиваю трусы, и в этот момент не могу смотреть ему в лицо.

— Держись за мной, ладно? — Дрю говорит сдавленным голосом, как будто испытывает боль. Крепко берет меня за руку, стискивает ее почти до боли и ведет меня, стараясь оградить от посторонних взглядов. В зале первого этажа я вижу Тьерни Лоуэлл, она смотрит на меня, я быстро отворачиваюсь. Я загораживаю лицо волосами и наклоняюсь к спине Дрю, как будто я пьяная в хлам, и иду так через толпу гостей, пока мы не выходим на улицу. Да я, пожалуй, и в самом деле хлам.

У меня опухло лицо, из раны идет кровь, но мне все равно. В первый раз я решила перестать поганить свою жизнь, но не имею возможности порадоваться такому решению, так как опоздала на пять минут с его принятием.

По крайней мере, никто не скажет, что это решение было случайным.

— Ну, как ты? — Дрю задал этот вопрос только тогда, когда мы сели в его машину и отъехали от дома Кевина. Ненавижу этот вопрос, уже несколько лет.

— Нормально, — отвечаю я. — А у тебя рука… — Я смотрю на его пораненную руку, железной хваткой сжимающую руль.

— Да черт с ней, с рукой, — резко восклицает он; я даже отпрянула: в первый раз слышу, как он повысил голос. — Извини. Прости.

Дрю сворачивает на стоянку перед магазинчиком и останавливает машину. Вся эта ситуация — полный идиотизм, именно так и высказался Дрю три или четыре раза.

— Как это произошло? — Он говорит таким тоном, будто ответ ему и не нужен.

— Просто дурацкая ситуация вышла из-под контроля.

— Ты так думаешь? — резко спрашивает он.

— Ты на меня сердишься? — спрашиваю я.

— Я на себя сержусь.

— Почему?

— Как почему? Ты же оказалась в той комнате из-за меня. Я не сразу увидел твое сообщение. Думал, ты просто сидишь там и ждешь, а когда вошел — ты на полу, а на тебя навалился Кевин Леонард. — Дрю делает глубокий вдох, медленно выдыхает, глядя, как на вывеске магазина мигает одна буква. — Джош меня убьет.

— Джошу все равно.

— Сама знаешь, что это неправда, так что не надо. Я не собираюсь с тобой спорить. — Он сказал это так веско, что я прямо чувствую тяжесть его слов.

— Если б ты знал, как я поступила с Джошем, ты бы тоже меня ненавидел. Ему все равно, и я его не виню.

— Ты права. Я не знаю, как ты там поступила с Джошем. Понятия не имею, что у вас там стряслось, вы же мне не рассказываете. Но знаю точно: этого недостаточно, чтобы он перестал беспокоиться, если кто-то тебя обидит.

Я опускаю защитный козырек и рассматриваю в зеркале ссадину на лице и порез под глазом. Не так уж страшно, но щека и лоб начинают опухать, так что завтра вид будет хуже.

— Он вроде был в штанах. — Теперь Дрю водит пальцем по эмблеме на руле.

Я киваю, хотя он на меня не смотрит.

— То есть он не…

— Нет, — отвечаю я. Не хочу больше говорить о Кевине Леонарде. — Еще кто-нибудь видел? — спрашиваю.

— Вроде нет. Тьерни видела, она же нас специально искала, вот и… — Дрю замолчал на полуслове. — А больше, кажется, никто не обратил внимания.

Сидим молча, словно завороженные мигающей рекламой лотереи.

— Я не должен был оставлять тебя одну.

— Ну и как у вас с Тьерни? — интересуюсь я, не обращая внимания на подразумеваемое извинение.

— Не знаю. — Он тряхнул головой и повернул ключ зажигания. — Надо тебе лед приложить.

Дрю не говорит, куда мы едем. Не спрашивает, куда мне нужно. Мы едем туда, куда мне нужно, а может, и ему тоже. В дом Джоша.

Гараж оказался закрыт, но и у Дрю, и у меня есть ключ от дома. Он открыл замок и толкнул дверь, пропуская меня. Я вхожу, Дрю идет за мной. Оказавшись в темной прихожей, мы слышим некие звуки, но не сразу понимаем, что это.

Спустя минуту я всем сердцем жалею о том, что у нас есть ключ от входной двери.

Глава 49

— Что за черт, Дрю? Два часа ночи. — Я выглядываю, вижу у дома его машину, в ней никого нет. У меня была мысль, что он привез Солнышко ко мне, потому что она напилась, но в машине пусто. — Настю уже отвез? — спрашиваю я, а он проходит за мной в гостиную. «Настя» звучит как-то странно, но я почему-то теперь не могу вслух называть ее «Солнышко».

— Она дома.

— Так в чем дело? Ты же вроде должен был вернуться домой еще час назад? — Я пока не понял, зачем он приехал.

— Сара меня прикроет. — Дрю смотрит в сторону, как будто не решается что-то рассказать, и я начинаю сердиться, ведь наверняка это про Настю, что она опять напилась на очередной тусовке, куда он ее все время таскает; меня от этого уже тошнит. Он оборачивается ко мне, и я понимаю, что, вероятно, ошибся.

У него такое лицо, что я в полном недоумении. В нем нет совершенно ничего от Дрю, которого я знаю; весь мой сон как рукой сняло.

— В чем дело? Что случилось? — Он не отвечает. — Дрю, что произошло? — повторяю я более настойчиво.

— Да я даже толком не знаю, — глаза у него покраснели, он выглядит ужасно.

— Я сейчас сяду в машину и поеду туда, если ты толком не расскажешь все как есть.

— Джош, во всем этом нет никакого толку. — Теперь он зол и сердит, и по его гневному взгляду я понимаю, что он имеет в виду не только Солнышко.

— Загадками говоришь, прямо как она. Она не пострадала?

— Говорит, что нет. Лицо выглядит ужасно, но в целом вроде бы чувствует себя нормально.

— Что у нее с лицом? — Эти слова я произношу медленно, и голос у меня более низкий, чем я ожидал.

— Это Кевин Леонард.

— Кевин Леонард? — Мне хочется врезать Дрю в рожу, раз я пока не добрался до Кевина Леонарда, а ведь я даже не знаю, что, собственно, случилось. — Что он с ней сделал? — с трудом выдавливаю я. Стараюсь сдерживать свой гнев, чтобы выяснить подробности, но не знаю, как долго у меня получится.

— Не знаю. Он ее ударил. Кажется, пытался раздеть. Она мне ничего не рассказала. — Дрю ерошит волосы, и я замечаю, что у него из руки идет кровь, да и рубашка испачкана кровью.

— Как она вообще оказалась наедине с ним? Ты же все время был рядом с ней? Ты ведь затем и уговорил ее пойти?

Дрю внимательно рассматривает ссадины на пальцах правой руки, но не отвечает.

— Где ты шлялся? Таскаешь ее на эти тусовки, опаиваешь и потом бросаешь одну? — Я стараюсь подчеркнуть его вину.

Он вскидывает голову и всем своим видом начинает оправдываться.

— Джош, она — не беспомощная девочка. Может, ты не заметил, но она всегда поступает так, как хочет. Никуда я ее не таскал, а напоил только в тот первый раз. Теперь она напивается сама. — Он пытается оправдаться перед самим собой, но, как я вижу, у него не получается.

— Она не любит оставаться одна на этих тусовках. И ни за что не ушла бы от тебя.

— Она и не уходила. — Вот! Значит, он бросил ее одну. — Она прислала мне эсэмэску, но я не услышал. Потом поднялась на второй этаж, там не так шумно, хотела позвонить тебе, чтобы ты за ней приехал. И когда я туда поднялся, смотрю — она лежит на полу, а Кевин навалился на нее.

Все лицо в синяках, ссадинах, кровоподтеках, рассказывает Дрю, а когда начинает говорить о том, что ее белье было спущено до лодыжек, умолкает, чтобы не заплакать, и если бы я не испытывал такого отвращения ко всему человечеству, я бы, наверно, тоже заплакал.

— Так ты бросил ее. — Я готов его убить. Готов во всем обвинить его, чтобы не винить себя. А о том, что она могла позвонить, я даже не в состоянии думать.

— Да, Джош! Именно так! Я уговорил ее пойти со мной, вызвав в ней чувство вины, а потом бросил одну, потому что я эгоист, и такое поведение для меня типично. Думаешь, я этого не знаю? Поверь мне, знаю. Можешь не напоминать, что я полный идиот. Мне об этом напоминают всю ночь — и ее лицо, и кровь на нем и… — Дрю снова взъерошил волосы, голос его снова прервался, я очень надеюсь, что он не расплачется, я не могу это видеть. И так уже достаточно приключений. В эту минуту я представил ее лицо, кровь; самому бы не расплакаться. — Поверь, — говорит он. — Я это знаю. Знаю.

Он стоит, прислонившись спиной к кухонному столу, а я — напротив него у стены. Мы долго молчим, кажется, целый час, но на самом деле, скорее всего, не больше минуты.

— И она ничего тебе не рассказала?

— Да нет. — Дрю устало качает головой. — Самый дебилизм, что она даже не удивилась. Как будто ждала этого.

— Почему ты не привез ее сюда? — спрашиваю я.

— Привез. — Он молча смотрит мне в глаза, давая время усвоить эту информацию; ведь я был потрясен тем, что случилось с Солнышком, и почти забыл, чем занимался в тот момент, когда она оказалась один на один с Кевином Леонардом. — Подумай хорошенько, Джош. Часа два назад мы поехали прямо к тебе. Гараж был закрыт, свет выключен, я решил, что ты спишь, и открыл дверь своим ключом. Мы вошли, и что же мы услышали?

— Так она вошла вместе с тобой. — Это не вопрос. Это — граната.

— Я решил, что ей обязательно надо увидеться с тобой, только это могло ей помочь. — Голос Дрю полон желчи и сарказма, не знаю, кого из нас он сейчас презирает больше.