Океан безмолвия Миллэй Катя

Глава 34

Теперь я готова к любым неожиданностям. Пусть не в моей власти помешать случайному психопату найти меня в случайном месте в случайное время, но я сумею дать ему достойный отпор.

За последние два года я кое-чему научилась, посещая занятия по самообороне, и знаю, что есть несколько эффективных приемов, которые можно было применить в тот день. Я — не мастер боевых искусств. Далеко не профи. Просто освоила пару несложных, но очень опасных приемов и еще несколько ключевых, используемых в обычной драке, и этого вполне достаточно. Я могла бы выколоть глаза, пережать трахею, врезать по ушам, шибануть коленкой в пах или прибегнуть к классическому стандартному способу: с криком пуститься наутек со всех ног. Ничего из этого я не сделала. Знаете, как я поступила? Улыбнулась и сказала: «Привет». Потому что была благовоспитанной девочкой. И глупой.

Когда мы подъезжаем к дому Дрю, машин еще нет. Джош берет контейнер для кексов — Марго подарила, так, безо всякого повода — и несет в дом. Я иду следом. С трудом сдерживаю улыбку, потому что привыкла видеть его с досками, а не с розовым пластиковым контейнером для кексов в руках. Дрю и Сара на кухне, где обычно хозяйничает миссис Лейтон. Меня мгновенно окутывает аромат приготовленной пищи. Судя по запаху, на ужин — итальянские блюда.

— Джош, — резким тоном обращается к нему Сара, едва мы входим на кухню, — еду ведь надо разогревать при температуре не выше трехсот пятидесяти градусов?

— При четырехстах пятидесяти согреется быстрее, — возражает Дрю.

— И подгорит, — вставляет Сара. Видимо, они спорят уже давно. Она бросает взгляд в мою сторону, взгляд, полный отвращения, который, кажется, приберегает специально для меня.

— Смотря что разогревать. Но в принципе, да, скорее всего подгорит, — говорит Джош. Обойдя брата с сестрой, он ставит кексы на кухонный стол. В кухне жарко, потому что включены обе духовки, и я опасаюсь, как бы не подтаяли на кексах розочки из крема «Швейцарская меренга». Моя рука ничуть не дрожала, когда я их делала, и они получились идеально.

— Вот видишь! — восклицает Сара в лицо Дрю и, торжествующая, идет к духовке, чтобы убавить температуру. Полагаю, слово Джоша имеет вес, и когда речь идет о подогревании еды.

— На-ка выкуси, — огрызается Дрю.

— Твоя подружка здесь. Ее попроси. — Сара елейно улыбается мне и исчезает в коридоре, удаляясь в свою комнату.

— Терпеть ее не могу, — говорит Дрю, но «подружку» не комментирует.

Я обвожу взглядом кухню. Кухонный стол уставлен мисками и блюдами. Миссис Лейтон, должно быть, знала, что на ужине нас будет больше четырех человек, еды она наготовила на целую армию.

В течение следующих пятнадцати минут в дверь звонили четырежды. Первой пришла Пайпер, в наряде, который она, вероятно, согласовала с Сарой. Поздоровалась с Дрю и Джошем и пошла в комнату Сары. Мне она даже не кивнула. Следом прибыли Дэмиен Брукс и Крис Дженкинс. Крис — тот самый парень, что как-то на уроке труда звезданул мне молотком по пальцам. Он смущенно смотрит на меня, здоровается. После того инцидента он еще больше старается не обращать на меня внимания. Хотя куда уж больше? Однако у него это здорово получается. Дэмиена я видела в школе, но лично с ним не знакома. Он смотрит на мою грудь, но ничего не говорит. У Криса в каждой руке по ящику пива. У Дэмиена в левой — упаковка из двенадцати банок, в правой — бутылка текилы. Очевидно, Дрю несколько иначе описал им наш воскресный ужин, и теперь я понимаю, почему он передвинул его на пятницу. Конечно, раз такое дело, я тоже могла бы проявить больше изобретательности, приглашая на ужин Тьерни Лоуэлл, когда мы столкнулись с ней в школьном туалете несколько дней назад. В дверь звонят в третий раз, и ее приход для всех, кроме меня, полная неожиданность.

В среду я зашла в туалет в дальнем конце коридора, где находятся классы иностранных языков. Тьерни, должно быть, видела меня и вошла следом, чтобы поговорить. Другого объяснения я не нахожу, ведь никаких дел у нее там не было. Когда я вымыла руки, она подала мне бумажное полотенце, причем с таким грозным видом, что я ее зауважала, потому что любой, кто способен столь обыденное действо, как вручение полотенца, изобразить как угрозу, заслуживает уважения. Разумеется, она продолжала свирепо пялиться на меня, и я, чтоб не показаться грубой, отвечала ей тем же. Это было до того нелепо, что я едва не расхохоталась. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить смех, но раз уж я согласилась на эту игру в гляделки, надо идти до конца: не проигрывать же. Тьерни явно было что мне сказать, и я хотела, чтобы она сделала это побыстрее, потому что запугать она меня все равно не запугала бы, невзирая на свою репутацию, ведь какие только грехи ей не приписывали: торговля наркотиками, криминальные аборты, поножовщина. Даже поговаривали, будто бы она стекло на пляже разбрасывает.

Я этим сплетням не верила и надеялась, что она перестанет смотреть на меня так, словно я отравила ее бабушку. Тьерни мне нравится, и я хочу, чтобы она мне тоже симпатизировала, ведь, если честно, неплохо бы иметь подругу, с которой приятно иногда вместе помолчать.

— Должно быть, ты хорошо знаешь свое дело, если он так долго от тебя не отлипает. — Загадка решена. Дрю. Я бы сказала: Ну конечно, как будто давно это поняла. Но для меня это откровение, даже теперь мне многое не ясно. Если Тьерни и Дрю действительно кадрились, как утверждал Джош — а с Дрю всякое возможно, — она тоже, как мне кажется, не создана для долгосрочных отношений. На мой взгляд, Тьерни Лоуэлл не из тех, кто позволит кому-то, тем более Дрю Лейтону, использовать себя в собственных интересах. Жаль, что я не в курсах. Очень хотелось бы знать больше подробностей. Очень.

Черт! Придется писать записку. Это против правил, но деваться некуда: я умираю от любопытства, а это опасная для жизни ситуация. Я выхватила у Тьерни из рук тетрадь, вытащила из сумочки ручку. Конечно, я сильно рисковала, но существует лишь одна причина, по которой эта девчонка зажала меня в туалете, и это — абсолютная чистая ревность. «Ты все еще любишь его?» — написала я на листочке и сунула ей, чувствуя себя на театральной сцене.

Тьерни уставилась на меня, прищурилась, ответила со злостью.

— Я его никогда не любила.

Она не рассмеялась, как если бы это было нелепейшее предположение на свете. Поэтому я выхватила у нее листок и начеркала приглашение: «В воскресенье в шесть мы собираемся у Дрю небольшой компашкой». Это было оправдано, потому что я передавала информацию.

Тьерни прочитала записку, глянула на меня откровенно скептически — очевидно, знакома с традицией семьи Лейтон.

— По воскресеньям у них семейный ужин.

Я качнула головой и ткнула пальцем в записку, надеясь, что это ее убедит. Я знала, что она мне не доверяет, подозревает в том, что я пытаюсь завлечь ее в ловушку и подвергнуть публичному унижению. И все же в глазах ее сквозил интерес. Я пошла прочь, пытаясь угадать, что в ней возобладает: недоверие или любопытство.

В отличие от всех, кто уже явился, только Тьерни ждет, когда ее впустят в дом. Я не была уверена, что она придет. Вчера, после того как Дрю изменил планы, я сунула ей в шкафчик еще одну записку, но видела ли она ее, я не могла сказать. Джош открывает дверь. На крыльце стоит Тьерни — в короткой джинсовой юбке и двух лиловых топиках на тонких лямках, надетых один на другой. Видно, что она немного нервничает. Вообще-то, она симпатичная девчонка, только вид у нее всегда какой-то безумный — но, может быть, только когда она смотрит на меня.

— Тьерни? — спрашивает Джош. Не в том смысле, что он не знает, кто она такая, — просто недоумевает, почему она здесь. Я наблюдаю за его реакцией, но это — Джош, и он, как обычно, не выдает ни чувств своих, ни мыслей. Если бы, открыв дверь, он вместо Тьерни увидел двух совокупляющихся гиен, на его лице все равно не дрогнул бы ни один мускул.

На днях я хотела подробнее расспросить его об отношениях Дрю и Тьерни, но Джош начинает как-то странно себя вести, когда я выпытываю у него что-нибудь о Дрю, поэтому я решила набраться терпения и дождаться сегодняшнего вечера.

— Меня пригласили, — объясняет она, чтобы не выглядеть жалко. А то получается, что она явилась домой к Дрю в надежде увидеться с ним, потому что его родители уехали из города. Мне неловко, что я поставила ее в столь глупое положение. Джош ничего не говорит. Просто распахивает дверь, пропуская гостью в дом. Я смотрю на нее из столовой. Она перехватывает мой взгляд, но не здоровается — глянула мельком, оценив мой наряд, и идет на кухню. Тьерни хорошо ориентируется в этом доме.

Я как бы невзначай нагоняю ее. Хочу увидеть реакцию Дрю. Едва она появляется в бездверном проеме кухни, Дэмиен Брукс орет:

— Тье-Ло здесь! — У меня не остается сомнений в том, что он натуральное чмо. — Как дела, милашка? Не знал, что ты придешь.

— Я тоже не знала. — Тьерни переключает свое внимание на Дрю, только что вернувшегося из гаража, где он ставил в холодильник пиво.

— Тьерни, — произносит Дрю, маскируя свое удивление.

— Дрю.

— Мы тебя ждали?

— Твоя… — Тьерни делает паузу, кивая на меня, — …она меня пригласила.

Я знаю, что за сим последует. Дрю подходит ко мне, обнимает меня за талию, привлекает к себе. Я уже привыкла к тому, что он демонстрирует на публике свои собственнические замашки, и не сопротивляюсь. Джош бросает взгляд на руку Дрю, обвивающую мою талию, и уходит.

— Забавно. Она об этом не упоминала, — говорит Дрю.

Судя по его тону, ничего забавного он в этом не видит. Он чуть надавил пальцами на мой голый живот, в том месте, где рубашка задралась. Я отталкиваю его, показываю непристойный жест, пытаясь представить все так, будто это то, чем мы занимаемся, что, по большому счету, так и есть, но приличия соблюдать он все же должен, и выражением лица я четко даю ему это понять.

— Позже, Настя-Пастя. Обещаю. — Дрю обращается ко мне, но по-прежнему смотрит на Тьерни. — Прежде я должен накормить всех ужином! — Он театрально хлопает в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание, которое ему и так уже обеспечено. — Правила известны. Помогают все! — И вся наша разношерстная компания — от стильных и благонравных до блядоватых и скандальных — принимается за дело. Мы раскладываем тарелки, разливаем напитки, носимся туда-сюда между кухней и столовой. Дэмиен Брукс за кухонным столом режет чесночный хлеб. Тьерни Лоуэлл кружит вокруг обеденного стола, веером складывая салфетки. Просто фантастика. Миссис Лейтон гордилась бы нами.

К тому времени, когда появляются Клэй и Фотографичка Мишель, их приход уже никого не повергает в шок.

— Ты ничего не хочешь мне объяснить? — шепчет Джош, когда мы бок о бок идем с ним в столовую, неся тарелки и приборы. Кроме меня, его слов никто не слышит. Он что — сердится? Трудно сказать. Я понимаю, что перегнула палку с Тьерни, но если кто и должен расстраиваться, так это Дрю. Я молчу: слава богу, вокруг полно народу, и мне не приходится отвечать. Как знать, чем обернется этот вечер? У нас здесь своего рода «Клуб выходного дня»[16]. Мы все сидим на пороховой бочке, вопрос только в том, кто чиркнет спичкой.

После ужина, когда грязная посуда убрана со стола, все устраиваются на диванах в гостиной. Пиво на исходе. Бутылка текилы, что принес придурок Дэмиен Брукс, маячит на журнальном столике как дурное предзнаменование.

Сара после двух бокалов пива заметно опьянела. Еще два — и она сломается окончательно. Одно радует: Сара, когда выпьет, ненадолго перестает быть стервой, и я вспоминаю, почему некогда она мне нравилась и почему не нравится теперь.

Я ищу взглядом Солнышко и вижу, как она идет из кухни. Когда проходит мимо Дэмиена, тот зачем-то хватает ее за руку. Что произошло, я так и не понял. Вижу только, что Дэмиен в долю секунды оказался на полу мордой вниз, а она коленкой упирается ему в спину. Потом так же быстро отходит от него.

— Что за черт? — скулит Дэмиен, поднимаясь с пола. Ведет себя так, будто ему ни чуточки не больно, но совершенно ясно, что он притворяется. Я посмеялся бы, если б не видел лица Солнышка. Но я его видел и знаю, что ничего смешного в произошедшем нет. Она стоит у стены, и я не могу определить, напугана она или разгневана. Пытаюсь поймать ее взгляд, хочу убедиться, что с ней все хорошо, но, по-моему, она умышленно не смотрит на меня.

«Как бы ее утащить отсюда на пару минут?» — думаю я, но придумать ничего не успеваю.

— Я тоже так хочу. Научи! — У Сары от изумления глаза лезут на лоб. Впервые в ее взгляде, обращенном на Настю, читается не отвращение, а нечто иное. Похожее на священный трепет. Я и сам преисполнен благоговения. Дэмиен здоровее нас всех, а все здоровее Солнышка.

Тьерни искоса смотрит на Дрю.

— Я бы тоже хотела поучиться.

Весь следующий час посвящен импровизированному занятию по самообороне. Вся мебель сдвинута к стенам, пол устлан мягким.

Мне отведена роль хищника и мальчика для битья. Солнышко показывает все уязвимые места на моем теле — от глазных яблок и солнечного сплетения до паховой области — я не прочь, чтобы она подержалась за мои яйца, только не больно, — и ног. Конечно, положение мое незавидное, однако она, слава богу, не настроена покалечить меня, хотя демонстрирует крайне серьезный подход к делу. Совершенно очевидно — для нее это не шутка.

— Боюсь, я могу тебе что-нибудь сломать, — говорю я, когда она снова заставляет меня напасть на нее. В действительности, это я боюсь, что она меня изувечит. Она чертовски сильна.

Солнышко хватает листок бумаги со стола, что-то черкает на нем, сует мне. В ее прищуренном взгляде сквозит вызов, и я пытаюсь не улыбаться.

«Чтобы сломать мне что-нибудь, надо хватать сильней. Не будь размазней!!!!!»

Она провоцирует меня, так как думает, что я стараюсь не причинить ей боль. Правильно думает: я стараюсь. Каждый раз планирую наброситься на нее всей своей мощью, но… не могу. И сдерживаюсь. Она, должно быть, в ярости, раз прибегла к помощи записки, поэтому я действую более решительно. Наконец на полном серьезе пытаюсь повалить ее. И сам оказываюсь на полу. Вероятно, она отрабатывала это движение тысячу раз. Я понятия не имею, как она это делает. Самое печальное, что на этот раз, по-моему, сдержанность проявила она.

Потом, пока все не разбежались, она берет листок и снова что-то пишет. Я думал, она пишет мне, потому что вообще странно видеть ее с ручкой. Но записку она вручает Саре и остальным девчонкам. Потом тотчас же отворачивается и принимается собирать с пола подушки.

Мы пытаемся навести порядок в комнате, а это непросто. Наконец диваны расставлены по местам, на вид вроде бы все нормально. Сара кладет записку Солнышка на край стола и идет на кухню за пивом, и я получаю возможность ознакомиться с ее содержанием. Она написала название студии боевых искусств, которую посещает, а ниже несколько слов, заглавными буквами:

ЛУЧШЕ ВСЕГО — УБЕЖАТЬ, СО ВСЕХ НОГ.

Дрю устраивается на одном конце дивана, рядом усаживает Настю. Я сажусь по другую сторону от нее. Моя нога прижимается к ее ноге, но она не отодвигается, я — тоже. Весь последний час она лапала меня как могла. Казалось бы, уймись уже, сколько можно? Но мне все мало. Мне всегда мало. Хотя какая разница? К концу вечера она наверняка все равно окажется на коленях у Дрю.

— Я знаю, — заплетающимся языком произносит Сара, ставя на стол очередную пустую бутылку из-под пива и плюхаясь на двухместный диванчик. — Давайте играть в «Правду и расплату».

— Туфта, — кричит Дэмиен из кухни, где он шарит по шкафчикам, ища стопки.

— Отстой, — соглашается с ним Крис.

— А я сыграл бы, — говорит Дрю, водя пальцами по руке Солнышка, за что мне хочется дать ему в морду.

— Сыграл бы? — оживляется Сара. Она уже наклюкалась, ей не до скептицизма.

— Ага, если б был тринадцатилетним лузером.

Сара собралась было сказать брату, чтоб тот заткнулся, но Тьерни ее опережает. Перегнувшись через стол на кухне, она спрашивает:

— Что, боишься играть, Дрю?

— Ну да, поджилки трясутся. Тье, напомни-ка мне, зачем ты сюда пришла? — Он берет ладонь Насти, целует ее, потом кладет на свою ногу. У меня внутри все переворачивается каждый раз, когда он ее лапает, отчего я чувствую себя изнывающим от ревности ухажером, которому дали отставку.

— Чтобы сыграть в «Правду и расплату», — невозмутимо отвечает она, обходя стол и забирая стопки из рук Дэмиена. Ставит их на стол, наливает в них текилу. — Играют все. Правила простые: не ответил — выпил. — Она наполняет до краев последнюю стопку и ставит бутылку рядом, не проронив ни капли.

Я думал, у Клэя с Фотографичкой Мишель мозги набекрень от всего, что здесь творится, но они, по-моему, довольны. Полагаю, если ты на вечеринке всего лишь зритель, все происходящее воспринимается как чертовски любопытное развлечение.

— Итак, Дрю. Правда или расплата? — Это исходит от Криса. Мы уже играем четвертый круг. Обстановка стала накаляться сразу после первого, нервы у меня на пределе, я готов уйти домой.

Солнышко, проглотив три стопки текилы, уже заметно пьяна. Она каждый раз выбирала правду, но на вопросы не отвечала: ни в письменной форме, ни жестами. Ее спрашивали, сколько парней у нее было, в каком возрасте она потеряла девственность, в каком самом необычном месте занималась сексом. Она каждый раз выпивала стопку. На последнем круге, когда Пайпер, набравшись смелости, ушла от темы секса и спросила ее, почему она не разговаривает, я поднялся и осушил стопку вместо нее.

— Правда, — выбирает Дрю.

— Долго ты ее обхаживал, чтобы… — Крис осекается, глядя в сторону Насти.

— Чтобы что? Зачем задавать вопрос, если ты даже не можешь его закончить? — Пайпер издевательски смеется.

— Да он испугался, — хихикает Сара. — Знает, что она может задницу ему надрать.

— Этот вопрос можно было бы не задавать. Все и так знают, что она с ним трахается. Какая разница? — говорит Дэмиен.

— Неважно, — возражает Тьерни. — Вопрос задан. Отвечай или пей.

Дрю смотрит на Настю, и, если б я не наблюдал за ними, возможно, просмотрел бы, как они переглянулись. Но я наблюдал и знаю, что между ними произошел некий немой диалог, на что остальные не обратили внимания. Сама игра меня вообще достала, но это раздражает еще больше.

— На вечеринке у Тревора Мейсона. Вторая неделя учебного года.

— Два месяца назад, — констатирует Тьерни. — Да ты у нас рекорды ставишь, Дрю! — Она вроде как язвит, но враждебности ее тону почему-то не хватает.

Треп продолжается, но я больше не слушаю. На вечеринке у Тревора Мейсона Дрю в хлам напоил Солнышко, после чего она почти всю ночь проторчала на полу в моей ванной. Я тогда так испугался, что у нее алкогольное отравление, что чуть не отвез ее в больницу. Он ее трахал, а я убирал за ней блевотину.

В душе мне хотелось верить, что он ее пальцем не тронул, — по крайней мере, в том смысле. Но я не спрашивал, потому что верил в это лишь отчасти. Я не исключал другой возможности, и, если между ними действительно что-то было, я не хотел искать этому подтверждение.

— Дрю, — обращаюсь к нему я, и мне плевать на то, что голос у меня сердитый. — Выкладывай правду.

— Дрю только что ответил, да и вообще он сам должен решать, — скулит Пайпер, но больше уже никто не настаивает на соблюдении правил, всех разбирает любопытство. Кроме Дрю и Насти. Они смотрят на меня так, будто хотят сказать, чтобы я заткнулся. Хороший совет. Жаль, что я ему не следую.

— Правду, Дрю. — Я не спускаю с него глаз, чувствуя, как Настя напряглась всем телом. Она снимает руку с ноги Дрю, кладет ее на мою ногу, слегка давит, но я не хочу понимать намеков.

— Ладно, — соглашается Дрю.

— Ты трахнул ее до или после вечеринки? — Он знает, что я имею в виду.

— Налей мне стопку, Тье, — говорит Дрю, не отводя взгляда. Может, я и кретин, тешащий себя иллюзиями, что он не стал бы трогать ее, когда она была в отключке.

— Привет! — Новый голос отвлекает меня от противостояния, которое я веду с Дрю, и я цепенею, видя, как в дом входит Ли. Никто из нас даже не слышал, как отворилась входная дверь. Начинаю судорожно соображать. Разве мы договорились с ней сегодня встретиться? Я вообще знал, что она приедет? Пространство вокруг уменьшается вдруг в сотню раз, и я чувствую себя в западне. Ли и Солнышко вместе в одной комнате — это ж равносильно столкновению планет. Вселенскому взрыву, который уничтожит все сущее. Своего порога драматизма я достиг несколько часов назад. Вот почему я всегда избегаю подобных тусовок.

Ли улыбается, даже не подозревая, в какую историю вляпалась. Здесь и до нее было хреново, а сейчас так вообще. При ее приближении ко мне я инстинктивно встаю с дивана. Дрю, я вижу, сажает Настю к себе на колени, что-то шепчет ей на ухо. Она едва заметно повела глазами. Я не забыл, что хочу услышать от него ответ прежде, чем уйти отсюда.

— Что случилось? — Я раздражен, но голосом стараюсь не выдать своего недовольства, ведь Ли ни в чем не виновата. Только вот мне совсем не хочется видеть ее здесь.

— Да в последнюю минуту решила прийти, — объясняет она. — Заглянула к тебе, а тебя нет. Гараж закрыт. — Она многозначительно улыбается мне. — Я прикинула и решила, что ты, наверно, здесь.

— Незачем скрывать, Ли, что ты хотела увидеться со мной, но я ценю твою тактичность. — Если Дрю думает, что он разрядил атмосферу, значит, он круглый идиот.

— А ты совсем не изменился, да? — Она улыбается Дрю.

— Зато ты изменилась. По-моему, сиськи больше стали. — Он тычет в ее сторону подбородком и, не дожидаясь ответа, меняет тему. — Жаль, что ты не успела сыграть с нами в «Правду и расплату». Отличная была игра. Только что закончили. — Может, и не круглый идиот. Инстинкт сохранения не подкачал. Приход Ли позволяет ему соскочить с крючка, и он не упускает свой шанс.

— Ой, а я, наверно, с седьмого класса не играла в эту игру, — смеется Ли. Она садится на диван рядом с Дрю и Настей и тянет меня за собой. Мы усаживаемся вплотную. Настя поглядывает на Ли, но на меня не смотрит.

— А мы вот, к сожалению, играем, — стонет Дэмиен.

— Ты, кажется, не возражал, когда предлагал Пайпер отсосать у тебя в шкафу, — бросает Сара.

— Блин, ну достали. — Тьерни испускает подчеркнуто тяжелый вздох. — Слишком много драматизма в этой комнате. Завязываем с текилой, она вам не на пользу. — Затем швыряет на журнальный столик пакетик с марихуаной и обращается к Дрю: — Мне нужны двухлитровая пластиковая бутылка из-под содовой, что-нибудь острое, чтобы ее проткнуть, фильтр и кувшин воды.

И далее в гостиной Лейтонов разворачивается причудливая картина — Дали отдыхает. Люди, которые еще полчаса назад собачились друг с другом, теперь сообща собирают всякий хлам для самодельного кальяна и приносят Тьерни, будто она муравьиха-царица. Тьерни перебирает принесенные предметы.

— Фильтра нет.

— Я не знаю, где его взять, — говорит Сара.

Тьерни выходит из комнаты и исчезает в коридоре. Через несколько минут возвращается с маленьким круглым ситечком в руке.

— Где ты это взяла?

— В ванной, — отвечает она, опускаясь на колени перед журнальным столиком и принимаясь сооружать водный буль.

Пайпер, подозрительно глядя на ее сооружение, вдруг заявляет:

— Я это в рот не возьму.

— Член Дэмиена ты готова в руки взять, а об это рот замарать боишься? — Тьерни смотрит на нее едва не с отвращением, снова раздраженно вздыхает. — Тебе же хуже. Так кайфа больше, но как хочешь. — Она оглядывается по сторонам и останавливает взгляд на Дэмиене. — Держи. — Кидает ему папиросную бумагу и велит скрутить для Пайпер косяк. Он принимается за дело, но Тьерни его отталкивает, потому что Дэмиен только портит бумагу.

— Не можешь скручивать, не берись, — рявкает она на него.

— Да тут делов-то, — защищается он, но безропотно отдает бумагу.

— Это искусство, осел. Ну-ка отвали. — Тьерни скручивает тугой косячок — я таких еще не видел. Она права: скручивание косяка — это действительно искусство. И Тьерни в этом деле мастер каких поискать. Я курю косяки, не все время, но покуриваю, и, конечно, неплохо бы научиться скручивать их так, как она.

— Каждый должен уметь что-то делать своими руками, — говорит Дрю, лениво теребя волосы Солнышка. Тьерни, бросив на него сердитый взгляд, вновь принимается конструировать кальян.

Я наблюдаю за ней с восхищением. Она крайне сосредоточена, словно выполняет высокотехнологичную операцию, причем с полнейшим уважением к тому, что делает. Клэй не отходит от нее, заставляя объяснять весь процесс. Сейчас он чем-то напоминает мне Солнышко: точно так же она ведет себя в моем гараже. Тьерни разъясняет ему каждый свой шаг, причем не только с практической, но и с научной точки зрения. Прямо урок физики, где проводят опыты с наркотиками.

Стараясь внимательно следить за их действиями, я не сильно переживаю насчет того, что Ли поглаживает мою ногу — прямо на глазах у сидящей рядом Солнышка.

Тьерни вручает готовый кальян Клэю, глядя на него, можно сказать, с гордостью.

— Давай, ты первый. Заслужил. — Потом поворачивается к остальным, требуя, чтобы мы взбодрились, потому что ее тошнит от всей этой меланхолии и она не намерена расходовать качественную травку на придурков.

Ли наклоняется ко мне, шепчет на ухо что-то о том, чтобы найти спальню, и мы с ней встаем и идем в коридор — сам не знаю, как так получилось. Я бросаю взгляд через плечо на Дрю и Солнышко, сидящих на диване, чтобы успокоить свою совесть. Это ошибка. Обернувшись, вижу, что Настя смотрит на меня. Немигающим взглядом. Давая понять, что мне придется ответить за свой поступок. Дрю переводит взгляд с нее на меня, крепче ее обнимает, и она отводит глаза прежде, чем я исчезаю из ее поля зрения.

Глава 35

Я проводил Ли и вернулся в гостиную, жалея, что не напился и не обкурился, как все остальные. Сары и Пайпер нет — наверно, лежат в отключке в ее комнате. Через раздвижные стеклянные двери вижу во дворе Мишель: она лежит на траве, смотрит в небо. Или спит. Из комнаты трудно определить. Водный буль стоит всеми брошенный на журнальном столике. Дэмиен и Крис, еще не совсем одуревшие от алкоголя и травки, сидят за игровой приставкой, пытаясь уничтожить друг друга. Тьерни на другом конце комнаты учит Клэя сворачивать косяк. Я слышу, как он говорит ей, что хотел бы нарисовать ее портрет, на что она отвечает истеричным смехом. Дрю — на диване, смотрит на нее. Услышав мои шаги, поднимает на меня глаза, и его лицо искажается от отвращения. Его недовольство мне ни к чему. Я и сам себя ненавижу.

— Где она? — спрашиваю.

— Тебе какое дело? — Всем своим видом он дает понять, что я паскуда.

— Ты чё завелся? — Я устал, хочу домой и не имею ни малейшего желания мириться с прибабахами Дрю: мое терпение было на исходе уже несколько часов назад.

— Я задал простой вопрос, — продолжает он. С каждым его словом мой кулак сжимается все сильнее, и я усилием воли заставляю себя расслабить ладонь. — Тебе не все равно, где она? Ты думал о ней, когда в гостевой трахался с другой? — Даже не верится, что он набрался смелости вылепить мне такое. Мы ведь с Солнышком вроде как не кадримся, и уж кто-кто, а он это знает.

Тьерни, пьяная в стельку, силится понять, о чем мы спорим.

— Не здесь, Дрю.

— Отлично. Пойдем выйдем. — Он встает, на удивление трезвый, как стеклышко, и я вспоминаю, что не видел, чтобы он с ужина притронулся к алкоголю или дури, а ужинали мы несколько часов назад. Он так и не выпил стопку, которую велел налить Тьерни, — расплата за то, что отказался отвечать мне, была ли Солнышко пьяна, когда он занимался с ней сексом.

— Ответь на мой вопрос. — Прислонившись к пикапу, я сунул руки в карманы, а то уж больно чесались.

— Я отвез ее домой, — говорит он. — А теперь ответь на мой вопрос. — Дрю не придуривается. И вправду зол как черт.

— Я не это имел в виду.

— Знаю. Сначала ответь.

— Да, я думал о ней, — передразнил я его.

— Так вот чем ты занимался, когда был с Ли в спальне? Думал? — Саркастически-снисходительный тон Дрю действует мне на нервы. И мне плевать, заслуживаю я это или нет.

— Мы с ней расстались, — сообщаю я, хоть и не обязан перед ним отчитываться. Находясь в гостевой спальне с Ли, я все время недоумевал, какого черта делаю. Сидел на кровати, смотрел в ее зеленые глаза, на ее белокурые волосы, на идеальное тело, которое принадлежало мне, когда бы я его ни пожелал, — без всяких обязательств. С Ли было просто, удобно — никаких проблем. И мне это стало не нужно. Точнее, от секса с ней я бы не отказался, но прежде это никогда не ставило меня перед выбором.

Я наклонился к Ли, поцеловал ее, надеясь, что ее близость изгонит из головы все остальные мысли. Закрыл глаза и впервые с тех пор, как стал встречаться с ней, увидел в воображении не ее лицо. Не белокурые волосы и зеленые глаза, не простоту и незамысловатость. Я видел темные волосы, темные глаза, мрачность, запутанность, расстройство, напряженность. И в тот момент, когда прервал поцелуй и открыл глаза, глядя на девушку, что стягивала с меня футболку, я понял, что потеряю, если сейчас займусь с ней сексом. Прежде вопрос цены не стоял, теперь — возник. И цена оказалась слишком высокой.

Когда я дал задний ход, Ли посмотрела на меня так, будто ей все уже известно. Как будто она ждала этого, была уверена, что это рано или поздно произойдет, просто не знала, как, когда и почему. И вряд ли я смог бы ей что-то объяснить.

— Прости, — сказал я, потому что не знал, что еще можно сказать девушке, которая раздевает меня, а я собираюсь отвергнуть ее вроде бы без видимой причины. Мы сидели, не касаясь друг друга, не зная, о чем говорить, и я осознал, что с ней молчание ощущается совсем по-другому.

— Девушка на коленях у Дрю… — наконец произносит Ли.

— Да. — Это сорвалось прежде, чем я успел придумать лживую отговорку.

Ли прищурилась, чуть надула губы. Я заметил, что по краям помада размазалась. Значит, вероятно, мои губы тоже в помаде.

— Она не очень разговорчива.

— Ты и половины не знаешь.

— А она знает хотя бы половину?

Я промолчал, да и Ли, наверно, не ждала от меня ответа.

— Джош. — Она положила голову мне на плечо, издала какой-то странный смешок. Так обычно смеются те, кому грустно и они стремятся скрыть свою печаль. — И что же нам с тобой делать? — Хороший вопрос, хотел сказать я, а заодно спросить, есть ли у нее ответ.

Она не спешила уйти, я тоже. Главным образом потому, что не знал, как вести себя в таких случаях. Если и существовали какие-то правила, мне они были неведомы. Как быть? Встать и выйти, оставив ее здесь? Поцеловать на прощание? Официально «разорвать» наши отношения?

Потом Ли сделала нечто такое, что ни разу не делала со дня нашего знакомства, чем удивила меня. Она легла на кровать и, глядя в потолок, стала рассказывать мне о колледже. Всякие подробности. Например, что она, идя на занятие, проходит не через кампус, а вокруг, потому что та дорога более тихая и там растут дубы, а во Флориде дубов мало. Что ее соседка по комнате — шумная особа, не может тихо ни войти, ни выйти, и с каждым разом совершенствует это свое неумение. Что она записалась в класс постмодернистской литературы просто для порядка, а потом полюбила этот предмет.

Мелкие частности. Обыденные, прозаичные обстоятельства, из которых состоит повседневная жизнь. Оказывается, мы совершенно не знаем друг друга. Печально.

Мне вспомнились все три года, что мы встречались с Ли, и каждое воспоминание как две капли воды похоже на другое. Я смотрел на ее безупречно красивые руки, теребящие пуговицу на блузке, и пытался вспомнить, мягкие ли они на ощупь, — потому что уже забыл, а может, вообще никогда не обращал на это внимания. И я уже начал думать, что, наверно, я классический мудак, а Ли вдруг умолкла, посмотрела на меня, улыбнулась.

— Я всегда считала, что однажды нам придется серьезно поговорить. По-настоящему, — сказала она. — Прикинула и решила, что разговор должен состояться. Пусть и односторонний.

Я тоже улыбнулся. Еще раз повторил, что мне очень жаль. Она сказала, что, может быть, как-нибудь заглянет ко мне — просто повидаться. Я подумал, что она вряд ли зайдет, да и она, наверно, знала, что не зайдет, но мы не стали друг друга разубеждать.

Она даже не расстроилась. Я не заметил особых переживаний. Не было ни вопросов, ни слез. Уверен, я повел бы себя так же, если б инициатива исходила от нее. Расставание с Ли прошло так же, как и все остальное с Ли, — легко.

Даже проводив ее, я все еще был уверен, что мне ничего не стоит передумать и вернуть все на круги своя. Трахнуться с ней на заднем сиденье ее автомобиля и тем самым сжечь мосты.

— Это меняет дело, — говорит Дрю.

Не знаю, что там изменилось для Дрю. Одно мне ясно: я только что отказался от секса с одной девушкой из чувства вины перед другой, которая мне даже не принадлежит.

— Почему ты не сказал, что спал с ней? — спрашиваю я. И мне нужно точно знать, ждал ли он, пока она опьяняет, прежде чем трахнуть ее. Если ждал, ему несдобровать.

— А я с ней не спал. — Не такого ответа я ожидал.

— Ты же сказал, что спал.

— Ну, в игре не вся правда правдива. — Дрю пожимает плечами.

— Но и она не стала возражать. — Я вспомнил, как они переглянулись. Он спрашивал у нее разрешения. Только непонятно, почему она ему это позволила.

— У нас с ней договоренность.

— Какая? — требую я объяснений, хотя требовать не имею права.

— Тебе-то что?

— Ты вечно ее лапаешь. По твоей милости она похожа на шлюху.

— Во-первых, не только по моей милости. Во-вторых, если она попросит меня прекратить, я перестану. А так — с какой стати?

— Я тебя об этом прошу.

— У нас с ней взаимовыгодные отношения. Вроде того, как у тебя с Ли, только без секса. И ей хорошо, и мне. С какой стати я должен от них отказываться? — Дрю не скрывает подтекста.

— Но для тебя это ничего не значит.

— А тебе не все равно?

— Нет, она моя, и я не хочу, чтобы ты к ней прикасался. — Ни дать ни взять пятилетний пацан, устроивший драку из-за игрушки. Я чувствую себя идиотом, но слово не воробей, и к тому же то, что я сказал, — правда. А я не хочу, чтобы это было правдой.

— Знаю, — с вызовом заявляет Дрю.

— Знаешь?

— Я не дурак, Джош. Вы двое пожираете друг друга глазами с начала учебного года. У меня с ней быть ничего не могло, и у нее со мной тоже.

— Тогда за каким хреном ты устроил все это представление?

— Хотел услышать твое признание от тебя лично. — Дрю улыбается и идет к дому. От радости я даже злиться на него не могу.

— А что у вас с Тьерни? — спрашиваю я, когда он поднимается на крыльцо.

— Пытаемся не затрахать друг друга. Пытаемся не поубивать друг друга. Все как обычно у нас с Тьерни.

На следующее утро в девять часов я у дома Насти. У нас были совместные планы, но после минувшего вечера я не уверен, что они остались в силе. Я жду на подъездной аллее, потому что Марго наверняка легла спать, а я не хочу своим стуком ее разбудить.

Дверь отворяется, и выходит Солнышко — в цветастом розовом сарафане, в белых босоножках на плоской подошве. Интересно, кто она сегодня? Солнышко садится в машину, захлопывает дверцу.

— Заткнись. На день рождения подарили, — объясняет она, не дожидаясь моих комментариев.

— Это не значит, что ты обязана это надевать. — Но я рад, что ты его надела.

— Надо же было хоть что-то взять из их психотерапевтических подарков, раз от телефона я отказалась. К тому же мне так часто приходится стирать твое белье, что на стирку своего времени просто не остается. — Она пристегивается ремнем безопасности, и мы, ни словом не обмолвившись о вчерашнем вечере, выезжаем на дорогу.

До полудня мы побывали в трех антикварных магазинах, но я так и не нашел ничего похожего на пристенный столик, который искал. Если Солнышко верна себе, ныть она начнет примерно после пятого магазина. Обычно на этом этапе антиквариат ей надоедает до чертиков. Четвертый магазин, отличающийся особым — эксклюзивным — ассортиментом, находится через два города к западу от нас, и мне приходится пообещать ей мороженое, чтобы заставить выйти из машины.

— А может, поискать через Интернет?

— Это неинтересно, — говорю я. Она права: через Интернет было бы проще. Просто мне нравится самому рыться в антикварных лавках.

— Можно подумать, от этого радости много. — Солнышко открывает дверь и, всем своим видом демонстрируя недовольство, входит в магазин.

— Тебе ведь нравятся антикварные магазины.

— Мне?

— Тебе.

— С чего ты взял?