Скажи герцогу «да» Крамер Киран
— Может, бабушка и повредилась в уме, но у нее сохранились воспоминания. Она не любит ХолсиХаус: избегала заезжать сюда с давних пор, еще до моего рождения. Я перевез ее из вдовьего дома в прошлом году только потому, что она была не в себе и у меня не оставалось другого выхода. Она сама выбрала маленькую комнату в дальнем крыле. Доктор полностью поддержал ее решение. Как и я.
— Я и представить себе не могла… — Девушка готова была провалиться сквозь землю: это ж надо быть такой идиоткой.
— Я не держу на вас зла, — сказал герцог, будто прочитав ее мысли. — Знаю, что вы действовали с добрыми намерениями. Но теперь, когда видите полную картину, я уверен, поймете, почему бабушке не следует смотреть в окна. Или покидать свою комнату.
— Я понимаю, — пробормотала Дженис.
Все, что сказал герцог, имело смысл. Конечно же, они обязаны уважать желания герцогини. И несомненно, доктор Ноулан не хотел, чтобы ее мучили горькие воспоминания.
Но как насчет того, чтобы оставить горе в прошлом? Неужели герцогине придется прятаться до самой смерти? Разве нельзя дать ей возможность снова радоваться жизни?
— Ваша светлость… — Дженис судорожно сглотнула. — Я вот о чем подумала. Вид из окна прежней спальни герцогини не пробудит в ней печальных воспоминаний. Она расположена на другой стороне дома, и оттуда видна лишь дорога и в отдалении, за вершинами деревьев, шпиль деревенской церкви.
Герцог сокрушенно вздохнул.
— Вы не чувствуете, когда следует остановиться, не так ли?
Дженис прикусила губу.
— Я только хочу, чтобы ее светлость была счастлива. Обещаю, что не стану подвергать ее чувства испытаниям. Но… что, если она справится?
На минуту воцарилась полная тишина. Дженис ждала, раздумывая, как отнеслись бы родители к ее упорству — похвалили бы или пришли в ужас?
— Будь повашему, — наконец произнес герцог. — Можете подвезти ее к окну в прежней спальне.
Это была маленькая, но победа, и Дженис радостно улыбнулась:
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Не обольщайтесь, — тут же охладил ее пыл Холси. — Я позволил по одной простой причине: вы все равно поступили бы посвоему. Не правда ли, миледи?
У нее не было выбора, и пришлось сказать правду, то есть «да».
— Вы такая забавная, леди Дженис.
Она ничего не ответила. Холси уже возле двери обернулся:
— Чтобы вам не пришлось поднимать кресло, я пришлю двух лакеев, которые будут прислуживать постоянно.
Быстрыми шагами герцог покинул комнату, а девушка отправилась в спальню по другую сторону коридора к миссис Пул.
Вскоре принесли чай, и некоторое время они посвятили привычному ритуалу: разливали, перемешивали и потягивали маленькими глотками горячий душистый напиток, чтобы успокоить разыгравшиеся нервы. Потрясение от встречи с герцогом и чувство вины — ведь они невольно огорчили вдовствующую герцогиню — выбило обеих женщин из колеи. Что касается ее светлости, то она была крайне подавлена и, казалось, почти не замечала их присутствия и светской беседы. Но в конце концов у нее пробудился аппетит и она с удовольствием съела два бисквита и выпила чашку чаю.
Наконец Дженис отставила чашку и поделилась с миссис Пул своими соображениями по поводу задуманного.
— Вы уверены? — Взгляд сиделки был полон сомнений, и Дженис принялась убеждать:
— Мы не можем упустить такую возможность. Что, если это порадует ее светлость? Вдруг она сможет вернуться к полноценной жизни.
Миссис Пул скептически хмыкнула, но, несмотря на это, Дженис подвезла кресло вдовствующей герцогини к окну в полной уверенности, что поступает правильно.
— Смотрите, ваша светлость, там за деревьями… шпиль брамблвудской церкви.
— Оо!
Это слабое восклицание вызвало слезы на глазах Дженис.
— Она прекрасна, не правда ли?
— Да, — едва слышно произнесла вдова. — О да.
Дженис с улыбкой посмотрела на миссис Пул: та сидела в своем кресле с повлажневшими глазами, явно растроганная.
В следующие полчаса к ним присоединилась миссис Фрайди: слух об отважном поступке Дженис моментально разлетелся по всему дому.
Пока дамы обменивались впечатлениями и выражали друг другу восторги по поводу столь кардинальных изменений, вдовствующая герцогиня, сидя в своем кресле у окна, ни разу не чихнула. Она молча поклевывала кусочек бисквита, но все видели по ее глазам, как она счастлива и довольна.
Дженис вспомнила, что хотела расспросить ее светлость об Эмили Марч, но побоялась, что для одного дня это будет уже слишком. Еще не время.
— Надо убедить герцога позволить переселить ее светлость из той ужасной душной комнаты сюда, — тихо, чтобы не услышала герцогиня, сказала она. — И когда погода позволит, ее можно будет вывозить на прогулку по эту сторону дома. И кто знает, вдруг однажды она без боли посмотрит из окна маленькой гостиной или даже сможет посетить сад?
— Я тоже надеюсь, что такой день когданибудь придет, — горячо поддержала ее миссис Фрайди.
Дженис повернулась к сиделке:
— Вы согласны, миссис Пул, что герцогиню нужно переселить?
Рука сиделки, подносившей чашку ко рту, застыла на полпути.
— Что я думаю, не имеет никакого значения.
— Очень даже имеет, — возразила Дженис. — Вы лучше знаете характер ее светлости.
Миссис Пул поставила чашку на блюдце.
— Жизнь вдовсствующей герцогини в той сспальне дейсствительно крайне ограниченна. Ессли пересселить ее ссветлость в это крыло… Я тоже буду рада переехать, ессли герцог позволит.
— Вот и прекрасно. — Дженис передала по кругу тарелку с бисквитами. После всех неудач последнего часа она переживала счастливый момент: всетаки чегото добилась.
Она жила, жила полной жизнью — здесь, в сельском поместье, — а вовсе не пряталась, как думала раньше и к чему прежде стремилась.
И сознавать это было очень приятно.
Когда пришли лакеи, чтобы помочь им вернуть вдовствующую герцогиню в ее спальню, Дженис уже знала, что ей предстоит еще одно крупное столкновение с герцогом, когда она предложит ему навсегда поселить ее светлость в главном крыле. Дженис не была хозяйкой ХолсиХауса, и чтобы подготовить новую спальню, ей необходимо заручиться поддержкой экономки и служанок. И без сомнения, никто не станет ей помогать без одобрения их господина.
«Стратегия и тактика — залог успеха в сражении», — всегда говорил ей отец.
Поэтому сначала следовало приучить его светлость к регулярным визитам его бабушки в ее прежнюю спальню. Дженис намеревалась организовывать такие визиты ежедневно.
Один из лакеев покатил кресло вперед, и все присутствующие вышли вслед за ним в коридор. Вдовствующая герцогиня была несколько настороженна, но спокойна. И определенно пребывала в более приподнятом настроении, чем обычно. И тут появился герцог.
Пульс Дженис мгновенно участился. Она знала, что в присутствии его светлости страшно нервничает. Но может, пора уже перестать?
Приняв это решение, она вскинула подбородок и с гордо поднятой головой встретила его взгляд.
И в первый раз с момента прибытия ощутила, что коечего стоит. Она начала понимать, что эта игра в «говори «нет» ниже ее достоинства. Она будет говорить «нет», когда действительно сочтет это необходимым. И точно так же будет говорить «да», когда захочет.
Она сумеет покорить герцога Холси на своих условиях — или не сумеет. Только вот хочет ли она его покорить?
«Мистер Каллахан — вот кого ты хочешь». Собственные мысли предавали ее. Но Дженис было отлично известно, что этот мужчина не для нее. Он простой грум. А она леди. Сумеет ли она наконец спуститься с небес на землю или так и погрязнет в пустых мечтах?
У нее не было выбора, и осознание этого пронзило ей сердце.
Но она не станет предаваться отчаянию. Члены семейства Брэди никогда себе этого не позволяют.
— Ваша светлость, решили проводить нас наверх?
— Нет. Мне нужно поговорить с вами, леди Дженис.
Он выглядел таким серьезным, что ей с трудом удалось подавить панику. С герцогом вообще довольно сложно: следовало всегда быть начеку и готовой ко всему.
Но она и была готова, напомнила себе Дженис. Она уже совершила подвиг, не спасовав перед его светлостью. Никто другой не осмеливался. Это о чемто говорило, не так ли? О нем тоже немало сказал тот факт, что в конце концов он повел себя разумно после визита его бабушки в маленькую гостиную. Дженис следовало отдать ему должное.
— Миссис Фрайди, конечно, может к нам присоединиться. — Герцог посмотрел на миссис Пул. — Думаю, вы обойдетесь без леди Дженис и сумеете безопасно доставить ее светлость в комнату?
— Да, ваша ссветлость, — поклонилась сиделка.
Миссис Фрайди и Дженис настороженно переглянулись; герцогиня тоже казалась слегка обеспокоенной.
— Мы можем вернуться в гостиную? — обратился герцог к Дженис.
— Да, ваша светлость. — Она почувствовала огромное облегчение, оттого что может не говорить «нет».
Герцог, похоже, не заметил перемены — пока. Выражение его лица было задумчивым. Когда он открыл дверь в гостиную и пропустил женщин вперед, у Дженис возникло чувство, что он действительно потрясен. Он молчал, и необычайно прямая спина выдавала его напряжение. Но в глубине его глаз она заметила легкую неуверенность, что было ему совсем не свойственно.
Дженис не знала, как себя вести, чего ожидать. Они с миссис Фрайди уселись на жесткий диван, обитый золотистым шелком, и настороженно уставились на герцога. Тот же закрыл за собой дверь и расположился напротив них в удобном красном бархатном кресле. Их разделял низенький столик для чтения с лежащими на нем книгами.
— Ну что ж, — неестественно бодрым голосом заговорил Холси, — я пригласил вас, чтобы сообщить вам, леди Дженис, что написал вашим родителям. Как только прекратится снегопад, я отправлю письмо.
Дженис почувствовала, что бледнеет, и миссис Фрайди придвинулась к ней поближе.
— Но ваша светлость! — Дженис сжала руки на коленях. — Я не хочу уезжать. Может, сегодня все вышло и не слишком удачно, но мы все же добились успеха: вдовствующая герцогиня счастлива. Пожалуйста, не отсылайте меня домой.
И не желание скрываться от света стало причиной ее стремления остаться. Правда в том, что ей действительно хотелось быть здесь: ради ее светлости, изз дружбы с миссис Фрайди и обретенного взаимопонимания с миссис Пул. А еще щенки и Эсмеральда. Ее восхищал изумительный зимний ландшафт и, конечно же… Люк Каллахан.
Мужчина, которого следовало забыть… но никак не получалось, как бы упорно она ни старалась не предаваться унынию, а сохранять бравый вид, чтобы родители ею гордились.
Герцог уперся ладонями в бедра и наклонился вперед:
— Я не собираюсь отсылать вас домой.
— В самом деле? — У Дженис пересохло в горле. — Что же тогда?
Он откинулся на спинку кресла и холодно произнес:
— Я решил жениться на вас.
— Прошу прощения?..
— Я принял решение. — Он небрежно закинул ногу на ногу. — Вы должны стать моей женой, герцогиней Холси.
Дженис молча смотрела на него во все глаза. Должно быть, она переутомилась. Или чтото в этом роде. Не может быть, чтобы герцог сделал ей предложение.
— Боже мой! — тихо сказала миссис Фрайди, приобняв подопечную за плечи. — Какая чудесная новость.
— Конечно, это не официальное предложение: его я сделаю с глазу на глаз. Аудиенция состоится после прибытия ваших родителей. Мы устроим бал по случаю нашей помолвки.
— Бал? — тупо переспросила Дженис, не в силах поверить в реальность происходящего.
— Да, бал. — Его тон предполагал, что ей следовало бы знать, как принято действовать при обручении.
Может, и правда следовало бы.
— Обручальное кольцо я выберу из фамильных драгоценностей, что хранятся у бабушки.
— Восхитительно! — воскликнула миссис Фрайди. — Поздравляю вас, дорогая.
Дженис не знала, что и сказать, не в силах оправиться от шока.
— Леди Дженис? — окликнул ее герцог. — С вами все в порядке?
Нет, не в порядке. Совсем не в порядке. И часть ее существа, пребывавшая не в порядке, пыталась понять, почему это так. Разве она не должна была почувствовать себя счастливейшей женщиной на земле в этот момент?
Дженис откашлялась, прочищая горло.
— Простите… Это так неожиданно, что я слегка… слегка ошеломлена.
Это было еще слабо сказано.
Миссис Фрайди чуть сжала ее плечо, и это помогло ей немного сосредоточиться. По меньшей мере четверть ее рассудка включилась в мыслительный процесс, но и этого было достаточно, чтобы мысленно устремиться в конюшню с паническим воплем: «Люк! Люк Каллахан! Где вы?»
Девушка заставила себя сосредоточиться и как можно спокойнее спросила:
— Ваша светлость, могу я поинтересоваться, что побудило вас к столь скоропалительному решению?
— С чего вы взяли, что оно скоропалительно?
— Но ведь я только приехала.
— К этому решению я шел много лет. Ни одна женщина, а я знавал многих, не пробуждала во мне желания предложить ей руку с намерением жениться — пока не встретил вас. Вы станете той герцогиней, которую я искал, леди Дженис.
Он встал: в безукоризненно сшитом костюме, уверенный в себе, прядь вьющихся каштановых волос спадает на высокий лоб и глаза.
Дженис тоже поднялась, чувствуя себя по сравнению с ним плохо одетой замарашкой. Она вспотела, сражаясь с креслом вдовствующей герцогини, и сильно помяла платье, прижимаясь к ступенькам переносной лестницы в библиотеке, когда открывала каждую книгу, не имевшую надписи на корешке, в попытке отыскать дневник Эмили Марч.
— Не скрою: я польщена, ваша светлость. — И это чистая правда. — Но вы говорите так, словно я уже ответила согласием, в то время как мне необходимо подумать.
По вспышке изумления в глазах герцога Дженис поняла, что в очередной раз его поразила.
— Понимаю, — медленно произнес он. — Вы предлагаете мне не спешить с письмом к вашим родителям?
— Да, ваша светлость. Мне нужно парутройку дней, чтобы все обдумать.
Дженис очень хотелось бы знать, что думает по этому поводу миссис Фрайди. Неужели эту добрую леди шокировало, что она не ответила немедленно «да» на столь лестное предложение? Дженис не сомневалась, что сестры Опал и Роуз — дамы, лишенные выбора, — сочтут ее умалишенной.
Даже что уж там: она и сама удивлялась, как сразу не дала согласия на предложение герцога. Если бы она стала герцогиней Холси, это разом разрешило бы все ее проблемы. Все, кроме одной.
Он не Люк Каллахан…
Вот почему, когда его светлость поднес ее руку к губам и поцеловал, Дженис беззвучно молилась, чтобы Господь помог ей забыть грума и влюбиться в герцога.
И как можно скорее.
Глава 18
Люк пребывал в самом отвратительном настроении. Последние тридцать шесть часов он провел в Брамблвуде с подлой ничтожной крысой по имени Майло Фолстафф. У Люка аж руки чесались — так хотелось поколотить нового хозяина за распространение грязных слухов о леди Дженис, которые к тому же, как было отлично известно Люку, не соответствовали действительности. Как ни горячи были поцелуи леди Дженис в силу ее страстной натуры, он понял, что она совершенно невинна, еще там, на дороге. Ему не требовалось никаких доказательств две ночи назад, когда она согласилась пойти с ним в кладовку для сбруи. И он никогда бы не получил их, если бы не зашел так далеко. Не вызывало сомнений, что впервые в жизни ее интимных мест касался мужчина.
И даже окажись этот слух верен, его мнение о ней осталось бы неизменным. Люк знал, как искусны распутники в соблазнении юных девушек, — насмотрелся на братца и его папашу.
Люк кипел от ярости изза того, что вынужден был покинуть поместье, не успев предупредить леди Дженис о намерении Грейсона ее соблазнить. За то время, что нянчился с подвыпившим сэром Майло, Люк разработал план, как ночью сбежать из деревни и вернуться в поместье, пока несчастный пьяница спит, а к утру возвратиться в Брамблвуд. Но вместо этого ему пришлось всю ночь разгребать последствия разгрома, учиненного его хозяином в баре, принадлежавшем одной добросердечной супружеской паре, хорошо знавшей Люка. Он не мог оставить их без помощи. А с утра сэр Майло снова принялся пить — голова у него гудела.
Только ближе к вечеру пропойцу одолел хмельной сон, и Люку представилась возможность осуществить задуманное.
Всю дорогу до поместья он тешил себя надеждой, что Дженис не забудет его предостережений насчет Грейсона и прислушается к голосу собственного разума. Одна только мысль, что этот подонок оказывает ей знаки внимания — отодвигает для нее стул, низко склоняется к ней, хвалит волосы, — причиняла Люку почти физическую боль. В этот момент он даже забывал про дневник — главное, чтобы с ней ничего не случилось.
И вне всяких сомнений, как только позволит погода, она должна покинуть ХолсиХаус.
Ему нестерпимо было даже думать об этом — он и не станет.
Идти по рыхлому снегу было трудно, и путь до подъездной дороги к ХолсиХаусу занял почти час. Конюшни располагались в стороне справа. Люк посмотрел на небо и заключил, что время приближается к полночи.
Возможно ли, что леди Дженис еще не спит? И если так, то что делает?
Кстати, хотелось бы знать, что сейчас делает Грейсон.
Люк молился, чтобы их разделяло множество комнат, этажей и дверей, причем дверей запертых.
В конюшне Люк встретил единственного конюха и отправил спать, заверив, что сам запрет все двери на ночь, а затем поспешил выставить зажженный фонарь в южное окно.
День выдался на редкость долгим, Люк еле держался на ногах от усталости, но знал, что должен поговорить с леди Дженис. Непременно.
Она пришла гораздо быстрее, чем он мог надеяться. Неужели сидела, уже одетая, перед окном своей спальни в ожидании его сигнала? Она буквально влетела в дверь, к тому же без шляпки, так что коса болталась из стороны в сторону. Башмаки и подол накидки были в снегу и брызгах грязи — видно, бежала от дома до самой конюшни.
— Вас так долго не было, — сказала Дженис, едва отдышавшись.
Люк взял фонарь, и они направились в дальний конец конюшни, к Эсмеральде и ее щенкам.
— Как вы здесь? Что нового? — стараясь не выказывать особой заинтересованности, спросил Люк.
Дженис откинула косу назад.
— Полно событий. А у вас?
— Казалось, им не будет конца. — Потому что он не мо видеться с ней.
Они остановились перед денником, и Люк, как и прежде, повесил фонарь на гвоздь. Щенки стали еще активнее, и Эсмеральде, бедняжке, приходилось прилагать немало усилий, чтобы уследить за ними.
Дженис оперлась рукой о дверцу и рассмеялась:
— Ох, как же приятно их видеть!
— Вы не заходили к ним сегодня?
Она отрицательно покачала головой:
— Нет, по правде говоря: не было времени — пыталась отыскать дневник вашей матери. Мне пришлось рассказать все служанке: может, она и кажется эксцентричной, но совершенно надежна и полностью заслуживает доверия. И кроме того, она может посещать такие места, куда я не имею доступа, а также поговорить с другими слугами.
— Я искренне надеюсь, что она проявит больше находчивости, чем это было в вашей карете.
— Совершенно в этом уверена. Но вернемся к моим дневным занятиям. После того как просмотрела каждую книжную полку в библиотеке герцога и ничего не нашла, я посетила ее светлость. Она была в образе королевы, а когда она в таком состоянии, то, видимо, не знает, кто есть кто. Позже она снова превратилась в дружелюбную вдовствующую герцогиню, но я подумала, что еще слишком рано спрашивать ее о вашей матери. Я понимаю, что вы дали мне всего неделю, чтобы отыскать этот дневник, но мне приходится действовать осторожно.
Она была так близко, что Люк никак не мог сосредоточиться.
— Чтото вы сегодня молчаливы. То есть говорите столько же, сколько всегда, — съязвила Дженис, так и не дождавшись от него хоть какойто реакции на свои слова.
— Не случилось ли чегото еще в этот богатый событиями день? — наконец выдавил Люк.
Девушка глубоко вздохнула:
— Сказать по правде, случилось.
И она поведала, как отвезла ее светлость в малую гостиную и о драме, разыгравшейся вслед за этим. По крайней мере ту ее часть, когда герцог приказал ей развернуться и отвезти вдовствующую герцогиню в ее спальню.
— Вы так ему и сказали: чтобы не препятствовал вам? — Люк не мог в это поверить.
— В сущности, да. Я не могла допустить, чтобы герцогиня покинула эту гостиную, так и не взглянув на пейзаж, открывающийся из ее огромных окон. Но затем…
Дженис замолчала, и Люк мягко ее подтолкнул:
— Затем что?
— Герцог сказал, что его дядя Эверетт утонул в том самом пруду, который скрывают деревья, хорошо видные из того самого окна. А ее светлость заплакала…
Эверетт. Отец Люка.
Услышать, каким образом он умер, было подобно удару в солнечное сплетение.
Лицо Дженис вспыхнуло жарким румянцем.
— Я тогда почувствовала себя полной идиоткой. Ведь я старалась помочь.
Люк с трудом пришел в себя и попытался вникнуть в суть ее слов.
— Нет, вы не должны себя винить. Вы же хотели помочь…
Ее храбрость достойна восхищения. Если бы только она знала, с каким чудовищем вступила в единоборство. Но он не мог позволить себе сказать ей об этом.
— Значит, вы намерены убедить Холси переселить герцогиню в другое крыло?
— Да. Но нужно подумать как.
Люк ощутил укол сожаления, но тут же постарался о нем забыть. Она еще не знает, что у нее не осталось времени. Ей захочется немедленно собрать вещи и поскорее уехать, когда он расскажет о вероломстве герцога. И к этому Люку нужно было подготовиться.
— Теперь вы расскажите, как провели то время, что мы не виделись, — попросила Дженис.
Люк недоверчиво посмотрел на нее — никто никогда не интересовался его делами, — но девушка, похоже, действительно хотела услышать, чем он занимался.
— Сэр Майло, что прибыл в поместье вчера утром, здесь заскучал и потребовал, чтобы я сопровождал его назад в Брамблвуд. В местном баре он упился до бесчувствия и уснул, а я тем временем от него сбежал и возвращаться не собираюсь. Если он и пожалуется герцогу, то я скажу, что сэр Майло сам отослал меня домой. В любом случае он ничего не сможет вспомнить.
Она зажала ладошкой рот, но Люк услышал хихиканье. Справившись со смехом, Дженис прошептала:
— Извините. Как видно, и вам сегодня пришлось нелегко.
— Да, денек был еще тот.
— Вы спешили вернуться в поместье изза дневника?
«Чтобы поцеловать вас». Неужели она не понимает, что это влекло его сюда гораздо сильнее, чем что бы то ни было еще?
— Вы правы, — сказал он. — Но не только.
— Почему же еще?
Он пожал плечами:
— Этого я вам не могу сказать.
— Но я хочу знать! — Она упрямо вздернула подбородок.
Он ничего не ответил, и некоторое время они молча наблюдали за Эсмеральдой, которая усердно вылизывала свое потомство.
— Кто возьмет всех этих щенков? — задумчиво спросила Дженис. — У вас есть ктонибудь на примете?
— Месяца два они должны оставаться с Эсмеральдой.
«Вы уедете гораздо раньше», — с сожалением осознал Люк.
Опять наступило неловкое молчание. Эсмеральда закончила вылизывать последнего щенка, и все семейство улеглось спать.
Люк наконец решился спросить о том, что волновало его больше всего:
— А как герцог? Уже успел вас очаровать?
Дженис молча пожала плечами, и этого Люк вынести уже не мог: обхватив ее талию — в этой чертовой зимней накидке, — нагнулся и поцеловал.
Этот поцелуй ничуть не уменьшил сковывавшее его напряжение, но, подобно восхитительному закату в конце тяжелого трудового дня, внезапно заставил ощутить радость, несмотря на все остальные неприятности.
Крупные неприятности.
Сестра Бриджет выбивалась из сил. Каждую неделю ктонибудь еще отказывался помогать сиротскому приюту — торговец здесь, фермер там. Местный священник пытался объяснить Люку, почему приюту постоянно не хватает еды и ресурсов, почему становится все меньше семей, желающих принять к себе ребенка.
Увидев это, Люк испытал страх: вскоре никто уже не осмелится помогать сестре Бриджет, — и он знал, что все это дело рук Грейсона.
Люк чувствовал, что Дженис так же рада встрече, как и он, что и она нуждается в этой чувственной передышке. Он прижал ее голову к груди и снова крепко поцеловал. Поцеловал так, как рабочий, солдат или боксер — Люку довелось побывать в их шкуре — поцеловал бы свою женщину.
Дженис не была таковой — и никогда не станет, — но на несколько минут он мог вообразить, что она принадлежит ему.
С ее губ сорвался легкий стон, и он снова поцеловал ее, потянувшись к пуговицам ее накидки. И тогда девушка отстранилась и сама энергично расстегнула их, молча наблюдая за ним. Ее губы были сжаты, и всем своим видом она выражала решимость.
Когда она взяла его за руку, Люк понял, о чем она просит, взял фонарь и на этот раз позволил ей вести его в кладовку, где не было ничего, кроме скамьи. И пола.
Но там зато было тепло, так что они смогли сбросить верхнюю одежду.
Люк, скрестив ноги, сел на свою куртку и притянул Дженис к себе на колени. Обхватив лицо ладонями, она так страстно поцеловала его, что он чуть не задохнулся. Ее тело тесно прижималось к нему. Ее бедра сжимали его возбужденное естество. А затем она опустила руку и принялась поглаживать его затвердевший ствол через брюки.
Он отстранился, перехватив ее руку.
— Вы не знаете, что делаете.
— А зачем мне чтото знать? Я хочу прикасаться к вам. Безумно. И буду.
— Это небезопасно.
— Мне это известно. Я хочу, чтобы вы были опасным со мной, мистер Каллахан.
— Люк.