Скажи герцогу «да» Крамер Киран
— Люк, — тихо повторила она. — Вы можете называть меня Дженис?
— Нет. Вы для меня миледи. И все тут.
Она рассмеялась.
— Вот уж нет, когда мы в таком виде. — Она опустила взгляд на свою ночную сорочку, затем пробежалась пальцем по его шее до расстегнутого ворота рубашки.
— Вы всегда останетесь для меня госпожой, — решительно заявил он.
Но тело его не желало сдерживаться, оно жаждало завершения — полного слияния с ней. И никакие слова, никакие соображения не могли ему помешать.
Прежде чем Люк осознал это, Дженис оказалась под ним, с поднятыми над головой руками, а его пальцы сжимали ее запястья. Он страстно ее целовал. Она широко раскинула ноги, и он исступленно прижимался к ней о всем неистовством дикого оленя во время гона. Она обвила ногами его бедра, чтобы быть еще ближе. Ее груди, едва прикрытые ночной сорочкой, прижимались к его груди под расстегнутой рубашкой.
Это было слишком.
Но все же недостаточно.
Люк отстранился и посмотрел на ее приоткрытый рот, изумительно алый, подобный бутону розы. Она тяжело и учащенно дышала, и он увидел в ее глазах то же чувство, что и у него: неудовлетворенность.
И кто бы тут смог остановиться?
Он снова поцеловал ее. Она опустила ладонь на его промежность, исследуя туго натянувшуюся ткань. Он перекатился на бок, увлекая ее за собой. Теперь они лежали рядом, сгорая от желания, оба.
— Этого недостаточно, — прошептала она. Глаза ее стали огромными, зрачки расширились.
Он провел ладонью по ее лбу.
— Мы не можем позволить себе все, что бывает между мужчиной и женщиной.
— Я знаю, что от этого бывают дети, но разве всегда? В своих разговорах замужние женщины, когда не предполагали, что их могут услышать, порой обсуждали разные темы. А еще я видела картинку, в магазине, в книге, которая явно не предназначалась для моих глаз.
Люк позволил себе легкую усмешку.
— Не оченьто вы любезны.
Дженис поняла, что продолжения не будет, и спросила:
— Что делают в ХолсиХаусе все эти леди? Пожалуйста, будьте честны со мной. Вы упомянули о потаскушках, когда обнаружили мою карету на подъездной дороге. Но ясно, что эти дамы вовсе не такие. Так что они собой представляют? Леди Роуз вроде бы говорила, что они держат путь на север, искать себе мужей, а мисс Бренсон… ну, я не знаю, что она здесь делает.
— Ну что ж. — Он отвел упавшую ей на глаза прядку. — Сестрицы прибыли сюда в надежде обзавестись любовниками. Возможно, лорд Ярроу и лорд Раунтри увлекутся ими, поскольку сомневаюсь, что они рассчитывают на внимание герцога.
— О нет, все не может быть столь печально, — прошептала Дженис.
Люк ненадолго умолк, потом продолжил:
— Женщины делают то, что вынуждены. Вероятно, леди Опал и леди Роуз считают, что это их единственный выход.
— Да, я слышала их разговор. Они хотели выйти замуж… — Глаза ее были полны сочувствия.
Люк пожал плечами:
— Жизнь не всегда складывается так, как мы рассчитываем.
— А как насчет мисс Бренсон?
— Вполне возможно, что она платит мужчинам за их… хм, услуги.
Дженис изумленно ахнула.
— Это вовсе не чтото неслыханное. Если у мужчины крупные карточные долги, а богатая наследница предлагает ему выход, почему он должен отказываться?
— А у герцога есть карточные долги…
— Он достаточно богат, чтобы оплатить их. У него обширные владения. Но вероятно, ему льстит ее внимание. И возможно, у нее… не вполне обычные склонности, что тоже их объединяет.
Лицо Дженис вытянулось.
— Я… я прихожу в ужас при одной только мысли о том, что герцог может быть вовлечен в подобные дела.
— Большинство мужчин не святые.
— Но если бы он был женат…
— Даже тогда. Вам следует знать, что многие джентльмены из вашего изысканного круга не считают неверность пороком. Брак между членами высшего общества скорее деловое соглашение, чем союз двух любящих.
— Значит, мои родители — исключение. А также Марша и Дункан, Грегори и Пиппа. Все они женились по любви.
Люк не стал ее разубеждать.
Она прижала ладонь к его щеке и бесхитростно попросила:
— Покажите мне чтонибудь еще из того, что делают мужчины и женщины и что не приведет к появлению младенца.
— Коечто я уже вам показывал. Неужели не помните?
Даже при тусклом свете он увидел, как она покраснела, потом потянулась к нему и нежно поцеловала — сначала в губы, затем в шею…
— Вы не остановитесь, пока не добьетесь своего, правда?
В ответ она рассмеялась, и Люк сдался:
— Ну что ж, вы сами этого хотели. Только знайте: то, что мы здесь делаем, всего лишь урок любовной игры, и ничего больше.
— Так и должно быть, — быстро согласилась Дженис. — Вы простой грум, а я благородная леди.
— Совершенно верно.
Когда он спустил с ее плеч ночную сорочку и увидел в свете фонаря два молочнобелых полушария, увенчанных розовыми сосками, то невольно с шумом втянул воздух. Они были восхитительны.
— С вас нужно писать картины, — заметил он.
Она улыбнулась и, стянув с него рубашку, потерлась грудями о его мускулистую, поросшую жесткими завитками грудь.
Когда она потянулась к его брюкам, он помог расстегнуть их, но предоставил стянуть до бедер самой.
Услышав ее восторженное «ах!», когда предстал перед ней в блеске своей наготы, Люк невольно улыбнулся.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и ему это было приятно.
— Выглядит довольно внушительно, — раздался ее шепот, и она судорожно сглотнула.
Он рассмеялся и притянул ее к себе, упиваясь нежной шелковистостью кожи.
— Со мной вы в полной безопасности. Сегодняшний урок ограничится только взглядами.
Она прижалась к нему теснее, и Люк добавил:
— Однако мы еще не закончили с вами.
Он обхватил ладонями ее талию, и все ее тело тут же напряглось в предвкушении.
— Я не сомневался, что обнаженная вы прекрасны. Так и есть.
Она прикусила губу.
— Мне… мне тоже нравится мое тело: ноги… форма груди.
— И живота, — добавил он, пробежавшись по нему ладонью. — Он безупречен. В вас все совершенно.
Она накрыла ладонями его пальцы на своей талии и слегка надавила, направляя вниз. Он подхватил ее движение и, опустившись на колени, принялся медленно стягивать с нее панталоны, покрывая поцелуями открывающиеся участки кожи. Панталоны упали к ее ногам, и она, переступив, освободилась от них. Прежде чем встать, он зарылся носом в островок шелковистых завитков, раздвинул ей ноги и провел языком по нежной жемчужине между лепестками плоти.
— Это восхитительно! — простонала она, склонившись к нему на плечо, стараясь выражать свой восторг не слишком шумно. — Именно… этим они занимаются в ХолсиХаусе?
Он проник языком внутрь ее естества, затем поднял голову и посмотрел на нее. Ее лицо выражало такое потрясение, что он невольно рассмеялся.
— Если… если так, зачем вообще покидать спальню?
Он закинул ее ногу себе на плечи, поддерживая за ягодицы, принялся ласкать губами и языком нежную раковину и чувствительный бутон, пока она не забилась в его руках, тихо вскрикивая от наслаждения, снова и снова.
Когда она без сил повалилась на подстилку из одежды, он крепко обнял ее, безмерно удивленный, что отпускать не хочет.
Глава 19
Едва придя в себя, раскрасневшаяся, Дженис изумленно заметила:
— Теперь понимаю, почему мисс Бренсон готова за это платить. Хотя… вряд ли это доставило бы мне такое удовольствия с кемто другим, кроме вас, Люк.
Господи! Как она невинна. И наивна как ребенок.
— Благодарю за комплимент. — Он поцеловал тыльную сторону ее ладони. — Я должен вам коечто рассказать.
Она застыла и тихо произнесла:
— И я… я тоже.
— Тогда сначала вы.
— Ну что ж. — Она внезапно смутилась. — Герцог сделал мне предложение.
Люк напрягся всем телом.
— Вы шутите…
Она отрицательно покачала головой.
— Я не хочу сказать, что вы его недостойны. — Люк пробежался пятерней по волосам. — Напротив: вы слишком хороши для него.
Она тяжело вздохнула:
— Признаю, что когда он хочет показать свою власть, то может выглядеть устрашающе. У меня возникало мимолетное ощущение, будто чтото не так. Но я думаю, мне это показалось. Со мной он вел себя крайне учтиво.
— Значит, вы хотите выйти за него замуж? — Люку необходимо было это знать.
Она прикусила губу.
— Какаято часть меня хочет. Когдато, очень давно, я была уверена, что герцоги и герцогини не знают никаких забот. Но это, конечно, глупо. Взять, к примеру, моего отца, маркиза, и мою мать, маркизу, — у них полно всяких проблем. Стать герцогиней Холси означало бы… Ну, всего день назад я думала, что буду счастлива. — Она вздохнула. — Н больше так не думаю.
— Так вы ответили ему «да»?
— Еще нет.
— Он целовал вас?
— Нет.
— А вам хочется, чтобы поцеловал?
— Нет.
Чтото глубинное, примитивное в душе Люка испытало высшее удовлетворение при этом ответе.
Она провела ладонью по его волосам.
— Каждый раз, когда я думаю о том, чтобы выйти за него замуж, передо мной всплывает ваше лицо. Это ужасное чувство. Как… как я буду чувствовать себя, если стану его женой?
«Будто весь мир развалился на кусочки».
— Вам не стоит переживать изза меня. — Он взял ее за руку.
— Я хочу понять. — Она сжала его ладонь в ответ.
Он отвел взгляд.
— Мы это уже обсуждали. Я гожусь лишь на то, чтобы подсадить вас в седло и принять у вас лошадь после поездки.
Люк посмотрел ей в глаза и увидел там боль. Но он должен был это сказать. Напомнить. И хотя они совершили роковую ошибку, с такой готовностью вступив в близкие отношения, пора было подвести черту, взглянуть в лицо реальности. Не важно, кто он: грум или наследник герцогства, — ему никогда не стать достойным ее.
Вот они и высказали друг другу горькую правду; пришло время сообщить ей о Холси.
— Не хочу вдаваться в подробности. — Они все еще держались за руки. — Но у меня скверные новости: это касается герцога и вас…
Он помолчал, давая ей время морально подготовиться.
— Продолжайте. — Ее ладонь была гладкой и холодной, но вмиг стала еще и влажной.
— Я слышал, как он заключил пари на сотню фунтов с другими мужчинами — включая сэра Майло, — что сумеет уложить вас в постель, не вступая в брак.
Казалось, она не верила своим ушам.
— Пари? На… меня?
Люку больно было видеть такую муку в ее глазах. Он снова усадил ее на колени, спиной к себе, обнял за талию и прижался подбородком к плечу, вдыхая запах ее нежной кожи.
— Я пытался сообщить вам об этом сразу, но мне не дали такой возможности, поэтому оставалось только надеяться на ваш здравый смысл.
Она крепко сжала его ладони.
— Если герцог обо мне столь низкого мнения, что заключил пари со своими презренными друзьями, значит, на самом деле он не собирался на мне жениться.
— Думаю, вы ошибаетесь. — Люк слегка сжал ее талию. — Холси считает себя всемогущим. Он ведь герцог, в конце концов, а значит, может сделать герцогиней трактирную шлюху, и никто не скажет ни слова.
Люк не мог сказать этого Дженис, но прекрасно понимал, почему Грейсон пожелал жениться на ней. Она была островком нежности и чистоты среди отбросов жизни.
Дженис печально вздохнула:
— Мы покончили с разоблачениями?
— Мне нечего больше сказать. — Если не считать, что он сходит по ней с ума и невозможность получить желаемое смертельно его ранит.
Она поерзала у него на коленях.
— А мне — есть.
Дженис обернулась к нему, одновременно скользнув рукой вниз, и обхватила ладонью его естество.
— Я хочу доставить вам такое же удовольствие, как вы доставили мне.
Хотелось бы ему иметь возможность сказать ей правду — что она уже сделала это.
Дженис была поражена, как быстро нежное бархатистое естество Люка пробудилось к жизни под ее пальцами и превратилось в горячий твердый стержень. Девушка полностью повернулась кругом, оседлав его, и принялась ласкать, в то время как Люк обнимал ее за спину.
— Сталь, облаченная в атлас, — прошептала она. — Вам приятно?
— Да. — Он притянул ее к себе и поцеловал — глубоко, страстно, будто пытаясь убедить себя в правильности происходящего.
Дженис он уже убедил, что ее место здесь, с ним. Грум он или нет, но это ее мужчина.
Теперь она поняла, о чем говорили мама и Марша. Осознание этого было великой тайной. То, что произошло между ней и Люком, так прекрасно и совершенно, будто существовало всегда и будет существовать вечно. Но чтобы это увидеть, нужен особый взгляд.
Это и есть истинная любовь.
И теперь Дженис не представляла себе, как сможет когданибудь его покинуть.
Когда Люк достиг разрядки, его семя выплеснулось ей на руки и на низ живота. И она восхитилась его силой, даже в самый уязвимый момент. Когда волна наслаждения схлынула, он положил голову ей на плечо и лукаво заглянул в глаза.
Она рассмеялась:
— Удовлетворены и блаженствуете?
Он крепко прижал ее к груди.
— Не совсем. Пока вы рядом, я хочу еще. Но да, в тот момент я испытал неземное блаженство.
Они снова слились в поцелуе, но это больше походило на разговор без слов, где были сомнения, вопросы, утверждения, опровержения. После этого он взял чистый лоскут из кучки на столе и стер свидетельство их близости с ее рук и живота.
— Вам пора уходить.
Неужели в его голосе и вправду слышалось сожаление?
Конечно, вне всяких сомнений. Она не удивилась: конечно, он заботится о ней, — но какое это имеет значение? Чему быть, того не миновать.
Ей действительно нужно было идти, поэтому она подняла с пола ночную сорочку, и он помог ей облачиться в эти несколько ярдов тонкого муслина и кружев.
— Завтра мне предстоит многое сделать, — сказала Дженис, оправляя рукава.
Он вытянул ее косу изпод сорочки.
— Что вы ответите герцогу?
— Что не могу выйти за него замуж.
Никогда, даже через миллион лет, она не станет рассматривать такую возможность. И не только изза этого подлого пари. Ей хотелось бы сказать Люку, что, даже будь герцог образцом благородства, сердце ее принадлежит другому.
Ему.
С минуту они просто молча стояли, глядя друг другу в глаза, потом он наконец сказал, пригладив пальцами мягкие завитки на ее виске:
— Это правильное решение.
Ей хотелось, чтобы он сказал, что его сердце будет навеки разбито в тот день, когда она станет женой другого мужчины — любого, — но он промолчал.
Что и следовало ожидать.
Как и ему от нее.
Дженис жгло глаза от подступивших слез, когда Люк застегивал на ней накидку, но к тому времени, как закончил, она уже сумела взять себя в руки. Они провели еще несколько драгоценных секунд вместе в деннике Эсмеральды.
— С завтрашнего дня герцог лишит меня своего расположения, — сказала Дженис. — Поэтому не знаю, сколько еще времени мне удастся провести здесь. Полагаю, он отправит меня восвояси, как только прекратится снегопад.
— Скорее всего, — тихо согласился с ней Люк.
— Но я не хочу уезжать, а ведь должна, изза пари. Только здесь ведь щенки. И вдовствующая герцогиня. И вы…
Люк приобнял ее за плечо.
— Я тоже не хочу, чтобы вы уезжали.
Это было самое большее, что он сказал ей о своих чувствах за все это время. Но Дженис надеялась, что он имел в виду нечто более серьезное. Ох как надеялась! Пусть даже напрасно.
Она зарылась лицом в его куртку.
— Я не могу выйти за него. Вот уж никогда не думала, что мысль о браке с герцогом способна привести меня в ужас. — Ее голос звучал несколько приглушенно, но ей было все равно. Ей хотелось кричать прямо в грудь Люка… кричать на весь мир, который был так несправедлив.
— Вы необыкновенная девушка, — сказал он с легким изумлением. — Но никто из тех, кто знает правду, не осудит вас за то, что отказали ему.
Она коротко рассмеялась:
— Иногда жизнь бывает такой странной.
— И непредсказуемой. — Люк снова пригладил ей волосы, и она слегка склонила голову, как ластящаяся кошка. — Разве вы могли подумать, направляясь сюда, что проведете больше времени в конюшне, чем в гостиной, например?
Она с улыбкой посмотрела на него.
— Я никогда не смогу никому рассказать об этом. Да и не захочу. Пусть все останется между нами. — Это будет глубоко личное воспоминание, которое она пронесет через всю жизнь.
— Теперь, когда вы не можете больше здесь оставаться, — сказал Люк, — я не вправе заставлять вас разыскивать дневник моей матери. Так что считайте себя свободной по крайней мере от этого обязательства.
— Вам не удастся так легко отделаться от меня, — возразила Дженис. — Я в любом случае собираюсь продолжать поиски — по меньшей мере до тех пор, пока герцог не выстаит меня отсюда. Так что ожидайте меня здесь каждую ночь с полным отчетом о проделанной за день работе, но при одном условии.
— И что это за условие?
— Вы должны мне рассказать о своей матери и тех людях, за чью судьбу ответственны.
— Мы жили в сиротском приюте вместе, пока мне не исполнилось года четыре. Я думал, что она монахиня. Она заботилась обо мне, пела колыбельную на ночь, держала за руку. Одета она была в мирское платье. Я тогда не знал, но она скрывалась.
— Почему?
— Монахини не выясняли: просто приняли к себе, и все, — поскольку поняли, что она чегото боится и нуждается в укрытии. И только перед смертью она рассказала сестре Бриджет о дневнике.
— Сестре Бриджет?
— Она управляет сиротским приютом.
— Я рада, что вы мне рассказали. Это делает мои поиски еще более важными. Похоже, обращались с ней очень сурово, раз она так боялась. Но кого? И почему? Жаль, что я не знала ничего раньше, когда у меня было больше времени. Известно ли вам чтото еще?
— Нет.
Это было произнесено совсем другим тоном, отстраненным — верх одержало его прежнее «я». Дженис видела это в его глазах: завесу, которая опускалась, когда он не хотел обнажать душу.
— Есть чтото еще… Я уверена в этом.
— Ничего подобного.
Дженис положила ладонь ему на предплечье:
— Вы лжете.
Он отдернул руку:
— А вы не в меру любопытны.
— Прекрасно. Не говорите мне ничего, мистер Каллахан. Но только знайте… — Она поднялась на цыпочки и выпалила ему прямо в лицо, всего в дюйме от него: — Правда всегда выходит наружу.
Она вспомнила, как это было в ее семье: с Маршей и — совсем недавно — с Грегори.
— И я, например, твердо верю, что принять эту правду гораздо лучше, чем бежать от нее. Из бегства никогда не получается ничего хорошего. Никогда.
Она оставила дверь конюшни широко открытой. Люк стоял в дверном проеме и наблюдал, как она стремительно шагает к темному дому, энергично размахивая руками, а коса раскачивается в такт шагам. Она поскользнулась разок на заледеневшей тропинке, но удержалась на ногах и продолжила путь, не замешкавшись ни на секунду.
Над головой сияла полная луна, подобная серебряной тарелке на чернильночерной скатерти. «Запомни это, — думал Люк. — И запомни чудесную девушку. Дженис». Он все же позволил себе называть ее так.
Когда наступит утро, он еще на один день будет ближе к тому, чтобы больше никогда ее не увидеть.
Глава 20
Дженис, стараясь не шуметь, поднималась по главной лестнице ХолсиХауса. Ее мутило при воспоминании о том, как любезен был герцог всего лишь прошлым вечером на этих самых ступеньках. Он сказал ей, что от нее исходит сияние.
Как же низко с его стороны льстить ей в лицо и строить козни у нее за спиной!
Лестницу этой ночью озаряло только сияние луны, проникавшее сквозь фрамугу над парадной дверью. Но этого было достаточно, чтобы девушка увидела, что часы в холле показывают половину третьего. Все кругом было тихо. Желудок скрутило спазмом, и она задумалась, удастся ли заснуть. А выспаться было необходимо — предстоял очень непростой день, когда ей понадобится вся ее сила духа.
Как она была наивна, когда переживала, что не любит его, как мечтала влюбиться… Он был так внимателен и предупредителен во время их прогулки в оранжерею и портретную галерею, а также необычайно добр со своей бабушкой. Он был, несомненно, умен — Дженис желала бы видеть своего спутника жизни именно таким наряду с приятной внешностью. К этому прилагался высокий титул и огромное состояние, вполне достаточное, чтобы избавить ее от сомнительного положения в свете и позволить родителям гордиться ею. Казалось бы, что еще желать? А она предпочла ему простого грума… И еще это непристойное пари…
На полпути вверх Дженис внезапно остановилась, ощутив покалывание в затылке. У нее возникло чувство, будто за ней наблюдают, и она взмолилась: если там действительно ктото есть, пусть это будет женщина. Теперь Дженис лучше понимала гостий герцога и сумела бы уговорить держать ее ночные прогулки в секрете.
Но Господь не услышал ее молитву. Оглянувшись, она увидела у подножия лестницы мужскую фигуру, и лунный свет не оставлял сомнений, что это сам герцог Холси. Сердце едва не выскочило у нее из груди, но она крепко вцепилась в перила, стараясь подавить панику.
— Добрый вечер, ваша светлость.