Скажи герцогу «да» Крамер Киран
— Какой кошмар! — содрогнулась Изобел. — Я… лучше бы мне не знать этого.
— Мне бы тоже, — согласилась Дженис. — Не думаю, что о случившемся известно в Лондоне. Кажется, ходили слухи — и я вроде бы слышала от отца, — будто он умер от лихорадки.
— Это потому, что изза нее умерло много людей.
— К сожалению, ты права. Однако если бы стало известно, что он утонул, об этом вряд ли бы забыли. В особенности если бы знали, что один брат даже не попытался спасти другого.
— Почему же тогда молчат домочадцы? — изумилась Изобел. — И как могла эта тайна оставаться нераскрытой все эти годы? Наверняка жители Брамблвуда чтонибудь знают.
Дженис пожала плечами:
— Такие воспоминания болезненны, я уверена. Наверное, родственники попросили прислугу не распространяться об этом. И кто знает? Влияние Холси может простираться и до Брамблвуда. Мистер Каллахан говорил, что герцог периодически делает пожертвования местной церкви и вообще материально поддерживает деревню.
Изобел наклонилась погладить Эсмеральду, когда та вновь подбежала к ним, обнюхав близлежащие кусты остролиста.
— Невозможно даже представить, что будет, если эта давняя история вдруг всплывет.
— Да. Почти тридцать лет прошло. — Дженис устремила на служанку тревожный взгляд. — Но и это еще не все. Герцогиня, приняв облик королевы, подтвердила, что дневник Эмили Марч действительно существовал, но она его нашла и уничтожила.
Изобел изумленно ахнула.
— Полагаю, она его прочла, но потом отдала садовнику, чтобы сжег его в печи теплицы, где выращивают орхидеи.
— О нет! — Лицо Изобел горестно сморщилось. — Но возможно, она вспомнит, что там было написано, и расскажет вам?
Дженис с сомнением пожала плечами:
— От ее величества очень трудно добиться прямых ответов, как, впрочем, и от вдовствующей герцогини. Я уже сомневаюсь, сумеем ли мы когданибудь узнать хоть чтото об Эмили Марч.
Изобел пнула снежную глыбу и серьезно посмотрела на хозяйку:
— Вам еще предстоит сообщить печальные новости мистеру Каллахану.
Сердце Дженис болезненно защемило при упоминании этого имени.
— Ничего не выйдет. Как я уже говорила, люди герцога неусыпно следят за всеми нами. И стоит хоть комуто попытаться передать груму весточку, он непременно об этом узнает и сурово накажет мистера Каллахана.
— Но если герцог так его ненавидит, почему просто не уволит?
— Думаю, его светлость так развлекается. Он уверен, что я тоскую по мистеру Каллахану здесь, а мистер Каллахан страдает по мне в конюшнях.
— Если все так и обстоит, это очень романтично! — мечтательно вздохнула Изобел.
— Ничего подобного, — возразила Дженис. — Это сплошная мука. По крайней мере для меня. Я сильно сомневаюсь, что мистер Каллахан вообще помнит обо мне.
— О чем вы говорите? Он каждую ночь выставляет фонарь в окно. Разве это не доказательство, что он думает о вас?
— Да, верно, — согласилась Дженис. — Но вполне возможно, он просто развлекается. Может, ждет, что я прибегу в конюшню, а он скажет, что всего лишь дурачил меня, и отошлет прочь. Это было бы так унизительно.
Изобел внезапно остановилась:
— Леди Дженис! Вы не должны вспоминать свой горький опыт с Финнианом Латтимором.
Изобел была в курсе той части истории, что касалась Дженис.
— Мистер Каллахан совершенно не похож на Финниана Латтимора. Он сильный, спокойный и искренний. Если бы ему не было до вас дела, он не выставлял бы этот фонарь. Не думаю, что он способен на столь жестокие игры.
— Да, ты права. — Теперь остановилась Дженис, и Эсмеральда навострила уши, глядя на нее. Девушка наклонилась, чтобы потрепать ее лохматую голову. — Но вся правда в том, моя дорогая Иззи, что это я с ним играла: я не могу быть с грумом. Мы обе это знаем.
Служанка заметно приуныла, и Дженис взяла ее за руки
— Это вовсе не то, что наша с тобой дружба. Ведь леди и ее служанка так много времени проводят вместе, что крепкая привязанность друг к другу для них вполне естественна.
Изобел счастливо улыбнулась.
Дженис улыбнулась ей в ответ:
— Да, мы более близки с тобой, чем некоторые из моих подруг со своими служанками. Но кому это известно? А если ктото узнает и выскажет неодобрение, я посоветую им не совать нос в чужие дела. Но я не могу встречаться с мужчиной, который значительно ниже меня по положению. Так не принято. И исключительно из практических соображений — состояние и титул. Все будут думать, что он охотится за этим. И как тебе хорошо известно, я хочу выйти замуж по любви. Если уж вообще выходить…
— Я слышала истории, как благородные леди сбегали со своими лакеями, — заметила Изобел.
— Это вызвало бы грандиозный скандал, а я не хочу покрывать позором свою семью. — Дженис невесело рассмеялась: — Да и как продолжать наш пылкий роман, если герцог следит за каждым моим шагом?
Они подошли к углу дома, к той его стороне, что была обращена к конюшням, и Дженис мгновенно горько пожалела об этом, потому что через одну из массивных арочных дверей вышел не кто иной, как сам мистер Каллахан — Люк.
Эсмеральда насторожила уши.
— Нет! — воскликнула Дженис.
Но было уже слишком поздно: собака бросилась вперед как пуля, поскольку знала этого грума. О да, знала прекрасно.
Глава 28
— Пойдем, Иззи. — Дженис подтолкнула служанку в сторону кухни.
— Но Эсмеральда?!
— Она сама найдет дорогу домой, или ктонибудь приведет ее назад. Нас не должны видеть с мистером Каллаханом.
— Ох, как же меня это бесит! — воскликнула Изобел.
— Все идет так, как должно быть.
В доме они как раз проходили по коридору, направляясь к парадному холлу, чтобы подняться наверх, когда неожиданно наткнулись на герцога Холси, который открывал дверь в библиотеку.
— А вот и вы. — Он всегда смотрел на Дженис так, словно он один знал, что она скверная девчонка, в то время как больше никто этого не замечал.
— Привет, Холси. — Ей вовсе не хотелось проявлять любезность, но ничего не поделаешь: это ее будущий муж.
Чтобы придать себе уверенности, Дженис надела на прогулку свое лучшее платье — из белого муслина с вишневокрасной отделкой.
— Вы сегодня прекрасно выглядите, — медленно проговорил герцог, окинув ее оценивающим взглядом. — Я с нетерпением жду момента, когда смогу заказывать для вас туалеты из самого Парижа.
Дженис не понравились собственнические интонации в его голосе, и она позволила себе возразить:
— Благодарю вас, но я уверена, вам известно, что моя мать, до того как стать маркизой, была портнихой. Скорее всего она сама захочет подобрать мне приданое.
— В самом деле? В таком случае надеюсь, она привыкла учитывать требования мужчин. Я настаиваю, чтобы при выборе любого туалета непременно советовались со мной. В особенности это касается бальных платьев. Вы должны затмевать всех остальных женщин.
Дженис заметила похотливый блеск в его глазах, и ей едва не сделалось дурно, но, сумев справиться с эмоциями, она спокойно ответила:
— Я уверена, мама с радостью прислушается к вашему мнению. А теперь, если не возражаете, я хотела бы подняться к себе и немного отдохнуть.
— Разумеется. Но у меня для вас записка. — Он вытащил из кармана сюртука сложенный квадратом листок бумаги. — Один из младших конюхов принес ее прошлым вечером кухарке, а та должна была передать вашей служанке, но мне удалось перехватить.
Его слова привели Дженис в замешательство, и еле слышно она переспросила:
— Записка?
Он вроде бы собрался передать листок ей — она уже подалась вперед, намереваясь его схватить, — но вдруг отдернул руку и рассмеялся, как шкодливый школьник.
Дженис постаралась не показать, как разочарована. Она не станет участвовать в его играх. Жизнь ее научила, что безразличие — лучший выход в подобных ситуациях.
— Я только пошутил, миледи. — Он смилостивился и передал ей сложенный клочок бумаги. — Вы должны это знать.
Ее сердце бешено забилось, когда она увидела свое имя, написанное знакомым почерком. Записка была от Люка, и она немедленно вернула ее герцогу:
— Я не намерена это читать!
Дженис обошла его, намереваясь уйти, но Холси язвительно спросил:
— Вы уверены?
Ее лицо вспыхнуло, но все же через плечо она крикнула:
— Да, совершенно уверена!
Она слышала, как он засмеялся и захлопнул за собой дверь библиотеки.
Что было в той записке? Ей до смерти хотелось это знать. И читал ли ее Холси? Несомненно. Вероятно, к тому же злорадствовал.
Дженис была так расстроена, что не заметила дворецкого, открывавшего парадную дверь.
В дверях стоял Люк с Эсмеральдой на руках.
«Силы небесные!» От его близости Дженис застыла как изваяние, так что Изобел даже налетела на нее сзади.
— Что вы себе позволяете? С каких это пор слуги пользуются парадным входом? — проворчал дворецкий.
«Люк».
Сердце Дженис едва не разорвалось от тоски по нему.
— Спросите собаку, — усмехнулся грум, но смотрел на Дженис. — Она скреблась в эту дверь, вот я и постучал. Было бы глупо хватать ее в охапку и обходить весь дом кругом.
— Ну, тогда ладно, — кивнул дворецкий. — Только поскорее убирайся отсюда.
Люк осторожно опустил Эсмеральду на пол, она резво перескочила порог и стремглав бросилась было прямо к Дженис, но Изобел успела ее подхватить на руки.
— Пойду отнесу ее к щенкам.
«Слава богу!» Дженис страшно не хотелось покидать черную мраморную плитку, на которой она стояла в данный момент, и Изобел, без сомнения, это знала.
Люк оперся рукой о дверной косяк и повернулся к дворецкому:
— Я ухожу, но, может, вы объясните, почему дверь в погреб с восточной стороны дома никогда не заперта? С чего бы это?
— А какое вам до этого дело? И что вы там делали? — надменно поинтересовался тот. — В любом случае там нет ничего ценного. Мы пользуемся другим погребом, с южной стороны, и всегда его запираем.
«О господи! Как бы Холси не вышел из библиотеки! А может, и дворецкий один из его шпионов?» Дженис не могла просто стоять здесь и пялиться на грума, поэтому подошла к лестнице и начала медленно подниматься.
— Я там не был, — невозмутимо продолжил Люк. — Младший конюх сказал, что видел, как охотничьи псы его светлости тыкались мордой в дверь этого погреба. Двум из них удалось приподнять одну из створок примерно на дюйм, но она снова захлопнулась, не позволив им проникнуть внутрь. Его светлости вряд ли понравится, если какойто из его охотничьих псов покалечится.
— Хмм, а ведь вы дело говорите, — согласился дворецкий. — Завтра же пошлю когонибудь запереть его.
Дворецкий начал было закрывать дверь, и Дженис захлестнула волна мучительного отчаяния, но снова раздался голос Люка:
— Одну минуту!
Сердце Дженис радостно встрепенулось, а дворецкий тяжело вздохнул:
— Что еще?
— Хочу вас также пригласить поиграть в карты к нам в конюшню сегодня ночью. Начинаем в полночь, а закончим часа в три. Нет желания к нам присоединиться?
— Конечно же, нет, — презрительно фыркнул дворецкий. — Ни один уважающий себя человек не согласится не спать до трех утра. Да и вам лучше бы поостеречься — герцог вряд ли это одобрит.
Дженис сочла необычайно странным, что Люк пригласил дворецкого играть в карты.
— Вам, как и большинству, кажется, что три утра — ужасно поздно? — усмехнулся Люк. — Вы знаете бытующее на этот счет поверье?
— Не знаю и знать не желаю.
Раздраженный тон дворецкого при других, менее драматических обстоятельствах заставил бы Дженис рассмеяться.
— О, но это так занимательно, — тем не менее продолжал Люк. — Человек глубокой ночью не может лгать. Задайте комунибудь вопрос в три утра, и вам вынуждены будут дать честный ответ. Конечно, если еще будут бодрствовать.
— Или скорее какуюнибудь глупость, — проворчал дворецкий.
Люк рассмеялся:
Внимательнее следите за тем, что говорите. Я слышал, герцог частенько не спит в три утра.
— Последнее время этого не случается. Его друзья разъехались, так что у него нет причин не ложиться.
Дженис поспешно преодолела последние ступени, стараясь ступать бесшумно, и остановилась в тени.
— Верно, — бодро сказал Люк. — Так не забудьте насчет этого погреба.
Дворецкий огрызнулся и резко захлопнул дверь.
Дженис устремилась к себе в комнату по коридору, мысли бешено метались у нее в голове. Что удерживало ее здесь так долго? Разумеется, Люка ничуть не интересовала игра в карты ни с дворецким, ни с кем бы то ни было другим. И он был заранее уверен, что его приглашение будет отклонено. Все им сказанное предназначалось ей: погреб, в три часа утра.
Это был неимоверно трудный способ связаться, но он сумел, а она поняла.
И каким бы рискованным ни оказалось это предприятие: Холси мог все узнать, не говоря уже о том, что погреб не лучшее место для прогулок, — она непременно будет там.
Глава 29
Поняла ли его Дженис? Придет ли встретиться с ним?
Люк плотнее обернул плечи одеялом. Он пришел на целых полчаса раньше, чтобы подготовить не вполне подходящее для встречи место — принес тускло горящий фонарь и еще одно одеяло для нее.
Тот бред, с которым он привязался к дворецкому…
Люк ничего не планировал заранее, но, увидев широко открывшиеся от потрясения глаза Дженис, понял, что должен с ней поговорить во что бы то ни стало. И в голове мгновенно созрел этот безумный план. Он пытался не реагировать, когда она проигнорировала его записку, но ему это плохо удавалось. Напротив, его это очень сильно беспокоило. Настолько, что каждый шаг, каждое слово, обращенное к другим работникам конюшни, даже повседневные обязанности стали для него мукой.
По меньшей мере ему хотелось узнать причину столь резких изменений в ее поведении. Как только он увидел ее, потребовались все душевные силы, чтобы не ворваться в дом и не унести ее с собой, перекинув через плечо, в кладовку для сбруи — тайное место их встреч, — чтобы получить ответы на некоторые вопросы.
Теперь он с робкой надеждой прислушивался к глубокой тишине, которую нарушал лишь скрип балок над головой да шум ветра снаружи. Он понимал, что это чистое безумие — надеяться, что она придет в погреб в три часа утра, но после восхода солнца, приступив к своим обязанностям, дворецкий позаботится о том, чтобы дверь сюда была надежно заперта.
Если им суждено встретиться здесь, то это их последняя возможность.
Люк достал свои карманные часы. Они показывали ровно три часа.
Сердце в его груди болезненно сжалось.
Когда прошло еще десять минут, он уже разрывался между разочарованием (видно, она не поняла его скрытое послание), унынием (может, поняла, но проигнорировала) и страхом (вдруг попыталась прийти, но ее поймали).
При мысли, что она попалась, капли пота выступили на его висках.
Однако он ничего не слышал. Это был добрый знак. Конечно, дом очень большой, но ночью, когда все спят, здесь тихо, и он наверняка чтонибудь бы да услышал.
В этот момент одна из створок двери слегка сдвинулась, и каждая клеточка его существа напряглась. «Пусть это будет она!»
Он перебрался поближе ко входу и принялся ждать. Конечно, все то, что он говорил дворецкому, было ложью: створки двери прилегали друг к другу плотно, и никакая собака не смогла бы сдвинуть их носом. Даже луч света из погреба не смог бы проникнуть наружу.
Но что, если Дженис и вправду поймали, а за ним прислали лакея, чтобы отволочь к Грейсону на расправу?
А что, если это пожаловал сам братец?
Единственным оружием Люка были собственные кулаки, и теперь они крепко сжались, готовые нанести удар любому, кто замыслит причинить ему — или Дженис — зло.
— Люк! — послышался слабый шепот.
Он почувствовал, будто тугой узел развязался у него в груди, и поспешил к двери, чтобы помочь ей войти.
Все его страхи вмиг улетучились: она не только его поняла, но и рискнула всем, чтобы увидеть. А что касается записки, она наверняка просто побоялась ее взять. Одетая только в ночную сорочку и закутанная в шаль, она протиснулась сквозь узкую щель в двери и плотно закрыла ее за собой. Когда она спускалась по ступенькам, Люк подхватил ее за талию, поднял и крепко поцеловал.
Ну вот, сказал он себе, он и наступил, этот момент. Наконецто. Момент, когда он почувствовал себя любимым и в полной безопасности.
— О, Люк, — снова прошептала она между жаркими поцелуями, которыми он осыпал ее губы, глаза, нос, щеки.
— Ты пришла, — выдохнул он.
— А ты сомневался? — нежно сказала она, касаясь его губ. — Все это время я не могла думать ни о чем другом, кроме встречи с тобой. Холси шантажом вынудил меня дать согласие на его предложение: сказал, что жестоко разделается с тобой, если я откажусь.
Люк мгновенно заледенел.
— Значит, он знает о нас?
Дженис печально кивнула:
— За мной наблюдали, а потом он сам подстерег меня, когда я возвращалась к себе.
Осознание того, что подверг Дженис опасности, больно поразило Люка. Он нежно обнял ее за плечи.
— И как он себя вел? Не пытался причинить тебе вред? Если что, я его…
— Нетнет. Я могу о себе позаботиться! — решительно перебила его девушка. — Но вынуждена признаться, похоже, я не способна из этого выпутаться. Мои родители и коекто из членов семьи прибывают сегодня днем, чтобы сначала поближе познакомиться с герцогом, а затем благословить наш союз.
— В таком случае ты должна сказать «нет», — заявил Люк. — При отце и братьях тебе не страшен гнев Холси. Скажи родителям правду: он тебя принуждает к этому браку.
— Нет. — Дженис покачала головой и, невесело улыбнувшись, отбросила непокорную прядь с его лба. — Я не могу подвергнуть тебя риску.
Люк приподнял ей подбородок и, заглянув в глаза, сказал:
— Мне не страшны ничьи угрозы. С одиннадцати лет я привык сам заботиться о себе, поэтому ни увольнение, ни другие способы наказания меня не пугают.
Дженис рассмеялась:
— И твой нос очевидное тому подтверждение.
В ответ Люк крепче прижал ее к себе и, снова завладев губами, чуть приподнял ночную рубашку и легко пробежался пальцами по ноге.
Дженис, ни секунды не сомневаясь в его намерениях, оправила одежду.
— Вынуждена воззвать к твоему здравому смыслу. Он герцог, а значит, может сделать все, что захочет: арестовать тебя по ложному обвинению, депортировать из страны, даже убить. И все это сойдет ему с рук.
— Этого никогда не случится. — Он попытался обнадежить ее более убедительным способом: погладить плечи, коснуться груди, ощутить губами вкус ее кожи. — Постарайся хотя бы сегодня считать себя свободной.
— Нет, это невозможно, — возразила она.
— Да, — решительно заявил он. — Возвращайся с родителями в Лондон. С Холси ты никогда не будешь счастлива.
— Это меня волнует меньше всего. Я хочу только, чтобы ты был в безопасности.
— Но ведь я тоже могу уехать отсюда. И забыть все, что связано с герцогом Холси, как кошмарный сон.
Дженис уперлась кулачками ему в грудь, глаза ее наполнились болью.
— Ты так легко говоришь о моем отъезде?
— Ты прекрасно знаешь, что это единственный выход, хоть я и не представляю, как с тобой расстанусь.
— Ну что ж, значит, я останусь здесь. И можешь говорить что угодно. Я не могу подвергать тебя риску. А кроме того, как ты себе представляешь мою жизнь в Лондоне, если я не буду знать, что происходит с тобой. — Голос ее прервался, и она опустилась на колени. В глазах ее блестели непролитые слезы.
Пропади все пропадом! Ему нестерпимо было видеть ее в таком состоянии. И все по его вине. Он опустился на колени рядом с ней, взял за руки и мягко повторил:
— Ты должна уехать. Ты не можешь выйти замуж за герцога: он тебя погубит.
Она едва не задыхалась.
— Какая разница, где жить: в Лондоне или здесь, — если без тебя? Какое это имеет значение?
Она закрыла глаза, и изпод ее ресниц выкатилась еднственная слезинка. Он смахнул ее подушечкой большого пальца.
Сердце его обливалось кровью, когда он хрипло произнес:
— У тебя есть шанс найти свое счастье в Лондоне, так что уезжай.
Так будет лучше: для нее, не для него, — и он должен был это сказать.
— Ты ошибаешься. — В глазах ее горел упрямый огонь. — Я нигде не буду счастлива без тебя. Уж лучше я останусь здесь и выйду замуж за герцога. По крайней мере он дал мне слово, что не станет тебя преследовать. Это послужит мне утешением.
— Ему ни в чем нельзя верить, — вздохнул Люк.
Дженис покачала головой:
— Зачем все усложнять? Разве ты сможешь без меня?
Она подняла на него взгляд изпод длинных влажных ресниц.
— Будешь ли ты скучать по мне, Люк Каллахан?
Будь он проклят за то, что открыл слишком много! Ей не станет легче, если она узнает, что он будет не просто скучать, а страдать.
Наступило продолжительное молчание, пока он раздумывал, что ей сказать. Заглянув в ее глаза, Люк увидел там всю свою надежду на счастье. Когда она уедет, эта надежда превратится в прах.
Как бы ему хотелось, чтобы она вообще никогда не пробуждала в нем этих чувств!
— Ты боишься признаться в этом, не правда ли? — Голос ее звучал почти торжествующе. — Но уже слишком поздно. Ты этого не сказал, но тоска в твоих глазах красноречивее слов говорит, что тебе без меня не будет жизни. Ты просто пытаешься меня защитить.
Он сердито посмотрел на нее. У него больше ничего не осталось, ни одного аргумента. Она забрала все. И вот его жизнь оказалась в ее руках. И внезапно его охватил гнев.
— Все было в порядке, пока не появилась ты! Ты разрушила все мои представления о том, как жить. — Стена, которой он окружил себя, обрушилась, превратившись в обломки, которые теперь лежали у его ног. — Ты думаешь, я смогу жить, зная, что ты отдалась подлецу?
— Тебе и не придется. — Она схватила его за руку. — Ты не рассматривал другую возможность. Я убегу вместе с тобой. Меня не волнует мой титул и состояние. Мне безразлично, что ты грум, а я леди. Давай убежим. Прямо сейчас. Я люблю тебя. И хоть ты не сказал этого прямо, я знаю, что тоже любишь меня.
Он отстранился от нее.
— Это безумие. — Она озвучила самую нелепую идею из всех, что ему когдалибо доводилось слышать. И его возмутило, что она так легко и свободно играет со своей жизнью.
— Почему? Почему мы не можем убежать? — Лицо ее все еще светилось этой дурацкой надеждой.
Потому что он недостоин ее; потому что не заслуживает привилегии даже просто находиться рядом с таким ангелом, с этой нежной девушкой, в сердце которой так много любви, что она готова бросить все ради сомнительного будущего с обычным конюхом.
Она не хотела понимать это, но он ее погубит, поскольку не имеет понятия, как надо любить, не знает, как жить среди людей и давать им то, в чем они нуждаются. Так что это ходячее несчастье могло принести ей, кроме боли?
Люк судорожно сглотнул.
— Я не позволю губить тебе свою жизнь изза меня.
— Я и не собираюсь. Наоборот: буду заново строить! — воскликнула она с таким жаром, что едва не опалила ему душу.
Люк оставался непреклонен, и она в недоумении уставилась на него. Лицо ее побледнело.
Вот и отлично! Пусть лучше возненавидит его.
— И я не позволю тебе выйти замуж за Холси, — добавил он резко.
Дженис покачала головой:
— Попробуй меня остановить. Я выйду за него, непременно, черт тебя возьми! Раз ты не хочешь бежать со мной, я это сделаю.
В отчаянии она толкнула его в грудь.
— Дженис…
— Так что ты выбираешь? Мы с тобой вместе, как муж и жена, или я… выйду замуж за него?
— Ни то ни другое. Ты возвратишься в Лондон незамужней леди, а потом найдешь себе мужа, который станет обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь: с любовью и уважением.
Дженис коротко рассмеялась:
— Ты не настолько могуществен, Люк Каллахан. Может, ты и сумел растоптать мою любовь своим сапогом — потому что это она, любовь, — но заставить меня делать то, чего я делать не хочу, не можешь.
— Я могу поговорить с твоим отцом о Холси…
Читать бесплатно другие книги:
