Скажи герцогу «да» Крамер Киран
Никто ни словом не обмолвился о предстоящей помолвке: все знали, что маркиз должен сначала побеседовать с Дженис, а затем с герцогом Холси.
После взаимных приветствий и объятий Изобел наконец увела детвору наверх пить чай. Оскар, примчавшийся поприветствовать родителей Дженис и остальных членов семьи, которую он давно считал своей, возвратился в конюшню, очень довольный, что в поездке обошлось без происшествий.
Дженис, разумеется, заметила с тяжелым сердцем, что Люк ни разу не показался перед домом, чтобы забрать лошадей, хотя другие конюхи были здесь и помогали Оскару.
Но она не станет думать о нем. Просто не станет, и все, хотя давалось это ей с трудом: забыть о том, чем они занимались в погребе, не давали нывшая спина, набухшие соски, саднившее местечко между ног.
Для всех остальных чай сервировали в парадной гостиной, дополнив его изысканным угощением: тонкими ломтиками хлеба с маслом, жареной говядиной и превосходными сырами. Подали также восхитительные глазированные пирожные, клубнику, виноград и шампанское. Холси был в ударе, отметила Дженис. Держался официально, но учтиво, блистал остроумием при случае и даже иногда проявлял сердечность. При общении с маркизой и герцогом Бичампом не выказывал ни малейшего раздражения, хотя оба говорили излишне громко.
Миссис Фрайди тоже, как видно, чувствовала себя непринужденно, и Дженис была очень рада этому.
— А как поживает ее светлость? — спросила леди Брэди, как только разговоры немного затихли и компания приступила к чаепитию.
Дженис понимала, что мама очень хотела бы услышать ее, но ответил герцог:
— Благодарю вас, хорошо… насколько можно ожидать от особы ее возраста.
Его холодный тон не допускал даже возможности расспросить о деталях, и всем хватило учтивости это понять.
Дженис поспешила вмешаться:
— Она теперь живет в своей прежней спальне — мы переселили ее. Я чувствовала, что ей некомфортно наверху…
— Это было ее собственное решение, конечно, — перебил ее Холси. — Ваша дочь, леди Брэди, напомнила ее светлости, что за пределами комнаты существует целый мир, за что я ей очень благодарен.
Маркиза выглядела чрезвычайно довольной, а герцог тем временем продолжал:
— Мужчина не всегда замечает подобные вещи. Я склонен пропадать в библиотеке, или на охоте, или проводить время в конюшнях. Кстати, приглашаю вас туда на экскурсию: без ложной скромности заявляю, что там есть на что посмотреть.
— Прекрасная идея! — воодушевился маркиз, но Дженис заметила, что он внимательно изучает хозяина поместья.
Рядом с отцом девушка почти физически ощущала, что он готов защитить ее. Это было ег любимейшее занятие: приглядывать за членами семьи, — и, надо сказать, он в этом преуспел.
— Как идут дела в поместье? — обратился к Холси герцог Бичамп.
— Вполне сносно. С удовольствием покажу вам территорию, тем более что мы произвели некоторые улучшения.
— Это хорошо, — заметил Дункан с дружеской улыбкой. — Обмен опытом всегда полезен.
— Но начать все же лучше с конюшни, — сказал Питер, который был одержим лошадьми, как все добрые ирландцы.
Оглядев присутствующих, Дженис порядком встревожилась: похоже, Холси на всех произвел впечатление: Марша и Синтия широко улыбались ему, словно он уже стал их новым зятем. Боже милостивый, да все, кроме папы, ему лучезарно улыбались, не только сестры.
Холси принимал все как должное, словно ничего другого и не ожидал.
Хорошо, что Дженис успела переговорить с отцом: это придало ей уверенности, — иначе как бы она стала объясняться со всеми этими людьми, ожиданий которых не оправдала?
— В письме вы упомянули об орхидеях вашей бабушки, — обратилась леди Брэди к Холси. — Можем ли мы увидеть их сегодня?
— Мама ни о чем другом не могла думать, — вмешалась Марша. — И должна признаться, мне тоже очень хочется на них посмотреть.
— Мы с Питером предпочли бы осмотреть конюшни, — сказал Роберт. — Ты не возражаешь, мама?
— Ничуть. Действительно, давайте разделимся. Женщины отправятся любоваться орхидеями, а мужчины — осматривать лошадей герцога.
Холси согласился, что это блестящая идея, но Бичамп заявил, что сначала следует навестить вдовствующую герцогиню. Снова поднялся страшный гвалт: все заговорили одновременно.
— Нам нужно найти время, чтобы поговорить, — донесся до слуха Дженис голос Холси, обращенный к маркизу.
— Непременно, — ответил тот.
Дженис очень надеялась, что Холси проявит благоразумие и конфликта удастся избежать, но, зная герцога, ни в чем нельзя быть уверенной. Только ведь и маркиз своего не уступит, если чтото важное поставлено на карту.
И это чтото — счастье Дженис, как он ее заверил.
Она может полностью довериться отцовской мудрости и жизненному опыту.
А пока ей следует подумать, как преподнести не особенно благоприятные новости маме и сестрам. Дженис до смерти боялась, что во время экскурсии в теплицу возникнут вопросы о причинах ее столь стремительного решения выйти замуж, а потом — не менее стремительного отказа.
Глава 32
Беспокоилась она напрасно. Всю дорогу дамы болтали о милых пустяках: Синтия рассказала о своих последних походах за покупками в Лондоне; Марша описала мельчайшие подробности предстоящего празднования Рождества в ОкХолле, к которому они начали готовиться заблаговременно, за несколько месяцев; даже мама поделилась историей о некой служанке, которая вышла замуж за лакея из соседнего дома.
Все было очень весело и приятно.
Когда карета проезжала мимо восточной беседки и Синтия начала чрезмерно восхищаться ею, Дженис в первый раз испытала неловкость: воспоминания, связанные с этой беседкой, были далеко не радостными.
Тем не менее девушке удавалось все это время делать вид, что ей весело, как и всем остальным. А когда компания прибыла во вдовий дом и была тепло встречена слугами, и притворяться не пришлось. Предложение выпить чаю дамы вежливо отклонили и сразу отправились по вымощенной камнем дорожке — сейчас очищенной даже от следов снега — в теплицу, где их радушно встретил престарелый садовник, как всегда, пребывавший в прекрасном расположении духа.
Гости представились, и старик, радостно потирая руки, сказал:
— Вы выбрали удачный момент. Я как раз пересаживаю настоящую красавицу.
— Покажете ее нам? — попросила леди Брэди, а Дженис добавила:
— Вряд ли ктонибудь еще способен так восхищаться орхидеями, как моя мама.
Марша и Синтия тем временем с изумлением и восторгом осматривали теплицу, восклицаниями выказывая свое одобрение.
Потом дамы внимательно выслушали рассказ садовника о той разновидности орхидеи, которую он собирался пересаживать в горшок.
— Трудное это было дело. Хотите взглянуть, какой она была всего месяц назад?
— Как это возможно? — удивилась леди Брэди.
— Я их зарисовываю. — Садовник подошел к полке и взял толстую тетрадь, ту самую, что показывал Дженис.
— Он прекрасно рисует, — заметила девушка.
Все сгрудились вокруг, рассматривая рисунки, а леди Брэди не могла оторвать взгляд от одной разновидности орхидеи, которой уже не было в теплице.
— Она погибла, — пояснил садовник, — несмотря на все мои усилия. Орхидеи капризны: здесь не их естественная среда, поэтому зачастую не приживаются. У меня есть и другие наброски этой разновидности. Если желаете, покажу.
Леди Брэди обрадовалась, и дамы стали терпеливо ждать, пока старик принесет нужную тетрадь. Когда он перелистывал страницы, а все восхищенно охали и ахали над его рисунками, Дженис обратила внимание на цифры с правой стороны листа. Похоже, садовник использовал учетную книгу.
— Это ведь учетная книга, да? — спросила она.
Старик улыбнулся:
— Ну да. Меня с детства приучили к экономии. Его светлость знал, что я рисую, и позволил секретарю отдавать мне использованные учетные книги, после того как перепишет их начисто для отчета. Новыето дороги…
Сердце Дженис гулко забилось.
— А еще ктонибудь давал вам наполовину использованные тетради?
— Хмм… вроде бы нет. Хотя вдовствующая герцогиня дала однажды, да викарий из Брамблвуда подарил совершенно новую по доброте сердца.
— А где та тетрадь, которую вам дала герцогиня? Вы ее сожгли? — с дрожью в голосе спросила девушка.
— Конечно, нет. Я никогда этого не делаю. Зачем? — Он окинул взглядом присутствующих, словно хотел услышать их одобрение. — Ее светлость пришла сюда в бреду, воображая себя королевой, и потребовала немедленно отправить эту тетрадь прямиком в топку. Я подождал, пока она уйдет, и положил ее на полку, к остальным.
Марша и Синтия ошеломленно переглянулись, не понимая, что происходит с сестрой, а Дженис, хоть и понимала, что выглядит навязчивой, воскликнула:
— Мне очень нужна эта тетрадь! Отыщите ее, пожалуйста, сэр.
— Да не волнуйтесь вы так, — неспешно сказал садовник. — Сейчас достану.
Дженис больше не могла сдерживаться и неожиданно всхлипнула.
— Господи, да что с тобой? — Леди Брэди взяла ладонь дочери в свою и крепко сжала. — Ты меня пугаешь.
— Да, — поддержала ее Марша, и глаза ее наполнились тревогой. — Дженис, ты бледна как привидение.
— И плачешь… — Синтия всегда имела привычку подчеркивать очевидное.
— Может, воды? — предложила маркиза.
— Нет, спасибо. — Дженис сделала глубокий вдох. — Я все объясню через минуту. Сначала…
Садовник был уже возле них с бледноголубой тетрадью в руке.
— Вот она, миледи.
— Благодарю вас! — Дженис схватила тетрадь дрожащими руками. — Мне и в голову не приходило спросить у вас. Вдовствующая герцогиня убеждала меня, что она уничтожена. Я не могла даже вообразить, что вы не выполните ее указание.
— Только не говорите ее величеству, — рассмеялся старик, — иначе мне отрубят голову.
Сестры вопросительно взглянули на Дженис, требуя объяснений, но она отмахнулась: нет времени, все объяснит позже. Пока она перелистывала страницы, пальцы ее дрожали все сильнее и сильнее.
Наспех нацарапанные женским почерком строчки плотно заполняли все страницы первой половины тетради. Вторая половина содержала рисунки орхидей.
Пока Дженис лихорадочно пробегала глазами написанное, в теплице царила тишина, которую никто не смел нарушить. Родственницы даже тихо отошли в сторонку вместе с садовником, понимая важность происходящего.
По мере чтения перед Дженис складывалась целостная картина.
Шокирующая. Ужасающая.
История Эмили Марч растрогала Дженис до слез, но больше всего ее потрясло, что, оказывается, Люк — ее Люк — по праву является законным герцогом Холси. Теперь дрожали не только ее пальцы — ее всю трясло.
Она успела лишь вскрикнуть, прежде ем черная пелена опустилась перед ее глазами и она потеряла сознание.
Медленно приходя в себя, Дженис поняла, что Синтия держит ее в объятиях.
— Очнулась! — воскликнула младшая сестра с блеском удовлетворения в глазах. — Это я тебя поймала, а то бы на пол рухнула.
Дженис хоть и чувствовала себя ужасно, но невольно улыбнулась:
— Большое спасибо, дорогая.
Тут подоспела и Марша с чашкой воды. Сделав приличный глоток, Дженис сразу почувствовала себя лучше.
Леди Брэди взяла ее за руку:
— Дорогая, что происходит? Что из написанного в этой тетради так тебя расстроило?
Дженис широко раскрыла глаза и села.
— Где она? Я не должна выпускать ее из рук.
— Она у меня, не волнуйся, — успокоила ее Марша. — В целости и сохранности.
— Вы не представляете, насколько она важна. Я все объясню в карете. Нам надо скорее возвращаться в ХолсиХаус.
Из всех нелепых событий в его жизни это, должно быть, самое смехотворное, думал Люк.
Грейсон — черт бы побрал его подлую душу — потребовал, чтобы Люк сопровождал мужчин в верховой прогулке по поместью.
Кузен получал злорадное удовольствие, наблюдая, как Люк страдает от расставания с женщиной, которую хочет. Теперь фарс в беседке приобрел гораздо больше смысла — накануне Грейсон узнал об их связи и не преминул во всеуслышание объявить Дженис своей собственностью.
Ничто больше не удерживало Люка в поместье. Дневник матери уничтожен. Его единственная надежда — это церковные книги, в которых могли сохраниться записи, удостоверяющие брак его родителей. Он уже объездил все приходы в пределах трех часов пути верхом от ХолсиХауса, но оставалось проверить еще немало.
Поиски могут растянуться на годы, а тем временем сестре Бриджет и сиротскому приюту будет постоянно грозить опасность со стороны Грейсона. Люк надеялся, что рвение его кузена отыскать пропавшего сына дяди поубавится, когда обязанности герцога потребуют от него больших усилий — если он вообще придавал им значение.
Порядочный человек относился бы к своим обязанностям более ответственно.
Люк проигнорировал внутренний голос, который заметил, что если бы ему удалось доказать свои права на герцогство, то владения и деньги он бы забрал, а все герцогские обязанности оставил в руках юристов, бухгалтеров и управляющих.
«Но я совсем другое дело, — подумал он. — Меня никто не учил управлять имением».
Настоящего образования он действительно не получил и с блестящим миром, в котором вращается герцог, знаком не был. В самом деле, было бы просто смешно — сущий фарс — ожидать, что он возьмет бразды правления в свои руки.
Как он мог поверить, что и вправду может стать следующим герцогом Холси, и рассчитывать на успех?
— Грум, — прервал его размышления окрик Грейсона.
Они приближались к одной из ферм поместья.
Люк должен был бы чувствовать жгучую ненависть к этому человеку, но почемуто чувствовал только отвращение и раздражение. Грейсон был как липкий кусок смолы, приставший к подошве башмака.
— Да, ваша светлость?
— Поезжай вперед и проложи путь через эту канаву.
Грейсон имел в виду, что на пути могут неожиданно встретиться выбоины и даже ямы в земле, засыпанные рыхлым снегом. Его призовые лошади были слишком ценными, чтобы позволить им ломать ноги.
Люк кивнул и осторожно повел лошадь медленным шагом через низину — грунт оказался тверже, чем он ожидал, — а вся кавалькада двинулась вслед за ним.
Люк отправился в эту маленькую экспедицию по однойединственной причине: ему хотелось поближе познакомиться с мужчинами из семьи Дженис, прежде чем расстаться с ней навсегда. Он не смог бы сделать этого с чистой совестью, если бы ей пришлось вернуться под защиту эгоистичных негодяев или безмозглых дураков.
Он был почти уверен, что на этих мужчин можно положиться, еще до того, как их увидел. Поскольку Дженис, вполне очевидно, очень их всех любила, они не могли быть слабаками или трусами, а значит, способны защитить ее не хуже, чем он.
И всетаки не мешало лишний раз удостовериться. Очень скоро Люк обнаружил, что все они ему очень нравятся: и сам маркиз, и его зять лорд Чедвик, и двое его сыновей — лорд Питер и лорд Роберт.
И за время поездки Люк имел возможность убедиться, что если даже Дженис и не будет без него счастлива, по крайней мере о ней хорошо позаботятся. Этим мужчинам можно доверять. Они сумеют убедить ее вернуться в их мир и заново построить свою жизнь среди людей своего класса при поддержке любящей семьи.
В то время как Люк оставался в седле, все остальные спешились возле поля, где их ждал фермерарендатор, чтобы обсудить некоторые усовершенствования, которые он вводил. Лорд Чедвик, которого в семье называли Дунканом, судя по всему, особенно заинтересовался беседой. Действительно, они с фермером так углубились в обсуждение, что все остальные отошли в сторону. Лорд Питер и лорд Роберт вернулись к своим лошадям, а лорд Брэди и Грейсон остановились в сторонке. Герцог все время чтото говорил, а маркиз внимательно слушал.
Настороженная поза лорда Брэди вызвала у Люка тревожные мысли: они явно говорили о Дженис. В эту самую минуту Грейсон наверняка просил у маркиза ее руки, а лорд Брэди вел себя как осмотрительный отец, каковым ему и надлежало быть.
Люку едва не сделалось дурно, и, вцепившись в луку седла, он медленно и осторожно сделал прерывистый выдох. «Не раскисай! — приказал он себе. — Ты что, кисейная барышня? Держи себя в руках».
Но никакие увещевания не помогали: сердце бешено колотилось о ребра, пот пропитал рубашку под курткой, которая вдруг стала тяжелой и слишком жаркой.
К нему, немного стесняясь, подошел лорд Роберт.
— Парни в конюшне сказали, что вы были настоящим боксером. Это правда?
Люк утвердительно кивнул.
Собеседник еще чтото спросил, но Люк не мог оторвать глаз от Грейсона, который все говорил и говорил, а лорд Брэди почтительно кивал в ответ.
«Нет! — кричало все в Люке. — Нет!»
— Вы чтото спросили? — обратился он к лорду Роберту.
Молодой человек рассмеялся:
— Я спросил, как ваше имя.
Наконец Люк взглянул на него, в его веселые беззаботные глаза, и увидел перед собой мальчика, почти мужчину. Лорд Роберт еще не вполне созрел — так же как и Эрон.
Но Люку было почти тридцать и он уже должен был стать мужчиной, но не стал. Пока еще нет.
Он только думал, что стал, да. Его убедили в этом, потому что он умел работать кулаками и управляться с лошадьми, был силен и вынослив, как бык.
Но настоящим мужчиной он не был.
Он не заявил права на свое имя, да и то только недавно узнал от сестры Бриджет. Скитаясь по миру, он старался убежать от борьбы за то, кем был, за свое место. Он не дал себе шанса обрести реальную силу. Кулаки же служили лишь для того, чтобы защитить его от собственной неуверенности и сомнений.
От сомнения в том, что действительно способен оказать монахиням помощь, в которой они нуждались: помощь влиятельного человека, герцога, готового открыто выступить в их защиту, — а не полуночного посетителя, который оставляет деньги у них на пороге дважды в год, в одни и те же дни, а затем исчезает до следующего года.
От сомнения в том, что он может както помочь Эрону, мальчику, которому нужен только хороший наставник и немного надежды.
И от сомнения в том, что способен снискать любовь достойной женщины.
Это он даже никогда не рассматривал… Никогда, пока не появилась Дженис.
Чудовищность этого открытия — осознания, что испугался, что посчитал себя недостойным счастья, — несколько умерялась тем, что Дженис то же самое говорила ему в погребе.
Она пожалела его. Она сумела рассмотреть в нем человека, который бежит от жизни.
И все равно полюбила.
— Вам нехорошо? — Лорд Роберт смотрел на него с подозрением.
— Все в порядке. — Он соскочил с коня. — А мое имя Люк.
На самом деле Люциус Сеймур Питер Джордж Хильдебранд. Не то чтобы лорду Роберту необходимо было знать такое длинное имя — пока.
Люк направился в сторону лорда Брэди и Грейона, и мальчишка увязался за ним.
— Если вы не против, я хотел бы научиться боксировать.
Роберт догнал грума, и теперь они шли рядом.
— Согласен. Только помните: боксерские навыки нужны вовсе не ради драки. Боксер должен уметь защитить себя и свою честь и достоинство. Но если вам совсем нечем гордиться — если нет ничего глубоко внутри, — какой тогда смысл защищать себя?
Он непременно скажет то же самое Эрону — и крепко обнимет. Понастоящему. И скажет, что готов заменить ему отца. Или старшего брата.
Беседуя с юным джентльменом, Люк ни на секунду не выпускал из виду маркиза и Грейсона.
Теперь говорил лорд Брэди. Грейсон его выслушал и, нахмурив лоб, снова принялся в чемто убеждать маркиза. Лорд Брэди, скрестив руки на груди, кивал с серьезным видом.
— Постойте! — сказал лорд Роберт. — Не думаю, что нам следует присоединиться к ним. Они, вероятно, говорят о Дженис.
— Да, вы лучше подождите здесь, — согласился Люк и больше уже не обращал внимания на его протесты.
Люк же, не сбавляя шага, приближался к маркизу и кузену.
Грейсон наконец обратил на него внимание и крикнул:
— Не мешай нам, грум. Возвращайся к лошадям!
Лорд Брэди с интересом наблюдал за происходящим.
На ходу Люк ответил:
— Я никуда не пойду, пока не поговорю с маркизом.
— Да как ты смеешь?! — Грейсон упер кулаки в бедра, выражение его лица не предвещало ничего хорошего. — Убирайся отсюда к дьяволу, пока я не уволил тебя, ублюдок.
— Не страшно. Я в любом случае ухожу. — Люк приблизился к этим двоим и принял боксерскую стойку, так, на всякий случай.
Лицо лорда Брэди приняло новое, непреклонное выражение. Любезный приветливый джентльмен полностью исчез.
— Я не понимаю, что здесь происходит…
— Могу сказать вам это прямо сейчас, — заявил Грейсон. — Этот человек соблазнил вашу дочь.
Люк и ахнуть не успел, как лорд Брэди ухватил его за лацканы крепкими ладонями и что есть силы встряхнул:
— О чем это говорит его светлость?
Но прежде чем Люк успел ответить, Грейсон выкрикнул:
— Мое предложение все равно остается в силе. В сущности, благодаря мне ее позор не получит огласки. Так что, я думаю, вы должны пересмотреть свое решение, Брэди. Может, ваша дочь и сказала, что не хочет меня, но разве она осознает, в каком оказалась положении? Сейчас она страдает от детской влюбленности и не может рассуждать здраво — по вине этого негодяя. Я подозревал, что она попросит вас отклонить мое предложение, поэтому и взял его с собой, чтобы иметь возможность показать вам.
Лорд Брэди выглядел так, будто намеревался придушить Люка на месте.
— Это правда? Клянусь Богом, если вы обидели ее…
Люк услышал позади крики и топот. В считаные секунды за его спиной собрались остальные, и он рисковал быть жестоко избитым, если все пойдет не так, как рассчитывал. Даже ему не удалось бы выстоять против пятерых взрослых мужчин и юноши.
— Прошу вас выслушать меня, лорд Брэди.
В глазах маркиза полыхала скрытая ярость, ладони непроизвольно сжались в кулаки.
— Выслушай его, отец, — вмешался лорд Питер, увидев, что ситуация выходит изпод контроля. — Каждый человек заслуживает права защитить себя.
Лорд Брэди все еще не выпускал из рук куртку Люка.
— Но ты не знаешь, в каком преступлении его обвинили, — упрекнул он сына. — Я готов разорвать его на куски.
— Могу себе представить, — холодно сказал Питер. — Но даже в таком случае, как тебе хорошо известно, только справедливо дать ему высказаться.
Лорд Брэди оттолкнул Люка и воинственно махнул рукой:
— Ну хорошо. Начинайте. Попробуйте убедить меня, что не заслуживаете смерти.
Грейсон, глядя на Люка, произнес с презрительной усмешкой:
— Давай, вперед, попробуй оправдаться, ты, неотесанная деревенщина. Но это тебе не поможет. Леди Дженис своим молчанием доказала правоту моих слов.
Люк скрестил руки на груди и твердо взглянул маркизу в лицо:
— Я здесь, чтобы сказать: моя вина в том, что я люблю вашу дочь, милорд, и хочу, чтобы она стала моей женой. Я прошу у вас ее руки прямо сейчас. Она тоже любит меня. Я буду за нее бороться, пока не стану достойным ее, я постараюсь сделать счастливейшей женщиной на земле.
Вот так.
Он отстаивал правду. Свою правду. И чувствовал себя уверенно, как никогда прежде.
Лорд Брэди выглядел потрясенным, но быстро взял себя в руки. Шумно выдохнув, он пронзил Люка угрожающим взглядом и спросил:
— Моя дочь подтвердит ваше заявление?
— Да. Безусловно.
— Тогда я воздержусь от суждений, пока не поговорю с ней, — заключил маркиз.
— Постойте, Брэди. — Голос Грейсона был полон презрения. — Вы ведь не можете всерьез рассматривать его предложение, не правда ли?
Маркиз взглянул на герцога с легким раздражением:
— Я не приму никаких решений, пока не выслушаю свою дочь.
— Он простой грум, — настаивал Грейсон. — Ради всего святого, дружище, неужели у вас, ирландцев, совсем нет гордости?
Лорд Брэди резко обернулся и схватил за лацканы теперь уже Грейсона.
— Возьмите свои слова обратно, немедленно, если не хотите, чтобы ваше лицо выглядело как одна из тех ирландских картофелин, которыми вы, англичане, так любите угоститься при каждой трапезе.
— Прошу прощения! — воскликнул Грейсон, потеряв самообладание.
Лорд Брэди как следует его встряхнул — как прежде Люка, — но Грейсон удержаться на ногах не смог. Его холодной самоуверенности как не бывало.
Долго же пришлось этого ждать! Однако Люку хотелось бы самому оказаться на месте лорда Брэди, чтобы дать герцогу взбучку.
— Леди вернутся еще не скоро, так что идемте, мальчики, — предложил маркиз.
Грейсона он игнорировал.
Черт побери, Люк тоже последует его примеру. «Пусть братец сам позаботится о своей лошади». Какое это счастье — больше не обращаться к мерзавцу «ваша светлость».
На обратном пути к конюшням Люк пустил лошадь галопом по старой фермерской дороге. Схватка в открытую, как видно, приносит лучший результат и намного больше удовлетворения, чем редкие трусливые удары исподтишка. Да, он поставил себя под удар. Ну что ж, пусть подонок попробует выместить на нем свою злобу.
Он готов дать отпор.
Глава 33