Дневники Химеры Ридли Кроу Макс
Он остался возле одного из шкафов, а Лорин прошла дальше. Свет, падающий сквозь просветы, был слишком тусклым, но все же она увидела находящуюся в другом конце подвала еще одну дверь. Небольшая, хорошо спрятанная, на засове и с замком. Надежное место, имеющее ценность для владельца, к тому же хорошо защищенное от постороннего внимания. Уж там наверняка что-то посерьезней старой одежды и потертых париков.
– Мuscats de Mireval.
Она вздрогнула от неожиданности. Маркиз подошел к ней сбоку, оставив фонарь на прежнем месте. В отличие от гостьи он отлично ориентировался в своем подземелье. Лорин посмотрела на пыльную бутылку в его руках, провела по ней ладонью, смахивая серый налет. Это вино она пила всего пару раз при дворе, ему не было равных. Некоторые люди считали его целебным, но едва ли оно могло излечить что-то, кроме раненной души, и то – пока не выветрится из головы. Тем не менее, оно было восхитительно.
– Зал и множество чужаков не то место, где хотелось бы откупорить эту бутылку, – от взгляда маркиза мог бы и камень воспламениться. – Как насчет сада? Там тихо, и компания звезд нам не помешает, верно?
Слишком напористо, слишком некстати. Лорин как раз подумывала над достойным отказом, который бы не помешал и пригубить вина, и дождаться следующего приглашения, но случай решил эту проблему за нее.
– Ваша светлость! – эхо прокатилось по погребу. – Ваша светлость! К вам гости!
Маркиз с едва скрываемым раздражением тяжело вздохнул и, вымученно улыбнувшись, поцеловал руку Лорин:
– Я вновь вынужден просить у вас прощения. Но клянусь, что прогулка в сад не отложится надолго.
Он подал ей руку и повел к выходу.
После прохлады подземелья духота и жара светлых залов казалась невыносимой, а звуки слишком громкими.
– Андреа де Маркато, – шепнул слуга на ухо маркизу, – вы просили предупредить.
Лорин отметила, как окаменело лицо ее спутника. Улыбка стала натянутой. Из воркующего голубя он на глазах превращался в хищную птицу. Сама же Лорин ощутила, как колотится сердце в груди. Теперь клетка из китового уса[18] казалась еще теснее.
Никогда прежде Римлянин не находился от нее на таком расстоянии. От него крепко пахло духами, нарядный костюм облегал выпирающий живот, объемные бедра, крепкие плечи. Нет, он не походил на рыхлого толстяка, скорее уж на буйвола, готового снести все на своем пути. Его равнодушный взгляд коснулся Лорин.
– Мое почтение, ваша светлость, – приветствовал он маркиза. – Прекрасный вечер!
– Вечер и впрямь был хорош, – вежливо подтвердил тот.
– Позвольте представить вам моего хорошего друга, – произнес Римлянин, делая широкий жест рукой, – он англичанин, но пусть вас это не вводит в заблуждение. Наши цели общие.
О присутствии Лорин в этот миг забыли, и она боялась шелохнуться, чтобы не напомнить о себе. Всю ночь, сходя с ума от колокольного звона, она строила догадки о том, кого же приведет тамплиер, кто тот ягненок, которого положат на алтарь взаимного доверия? И когда она увидела приближающегося человека, то от изумления даже не ушла в сторону. Ее ноги приросли к полу.
– Томас Купер, – представил Римлянин.
– Добрый вечер, – маркиз вежливо кивнул, всматриваясь в лицо гостя. Он переводил недоумевающий взгляд на итальянца, но тот пока молчал. Де Бюсси не узнал того, кто пришел в его дом в парадном костюме, в отличие от Лорин. Но даже теперь, когда она собиралась незаметно покинуть общество мужчин, ей это не удалось. – Позвольте и вам представить мою гостью, Лилиана Дюпон.
Римлянин изобразил вежливый кивок, но едва ли он счел эту встречу чем-то заслуживающим внимания. А вот его спутник пристально смотрел на женщину, что показалось неуместным даже озадаченному французу.
– Прошу прощения. Просто ваша обворожительная спутница напомнила мне кое-кого. Померещилось.
– Вам стоит выпить вина, – натянуто усмехнулся маркиз. – Англичане часто ощущают скованность, когда вокруг столько французов. Не стесняйтесь, пейте.
Воспользовавшись заминкой, Лорин ловко ускользнула из их компании. Затерявшись позади пышнотелых жен офицеров, она осушила бокал вина одним залпом. «Роберт Клайв. Какого черта он здесь делает? Что они задумали?! Римлянин говорил, что приведет пленника. Так для кого же это ловушка? Для Клайва или для де Бюсси?
Клайва эта встреча не оставила равнодушным. Он весь вечер разрывался между обществом Римлянина и попыткой уследить за Лорин. Он же не глупец. Другое имя, другой лагерь, та же женщина. Это кого угодно натолкнет на размышления. Но если он скажет о ней Римлянину, то едва ли у нее останется шанс уйти живой.
Уследить сразу за тремя было непросто. Они довольно долго были среди прочих гостей, держались порознь. Правда, маркиз забыл о своей спутнице Лилиане Дюпон, что означало одно: он очень и очень взволнован. Когда же Римлянин исчез за дверью, ведущей в погреб, а затем и Клайв, назвавшийся Томасом Купером, Лорин поспешила за ними. Ступеней было семьдесят пять, их размер почти одинаков, только четырнадцатая и двадцать третья немного выступали вперед. Ей не нужен был свет. Сбежав по ступенькам, Лорин скрылась за винным шкафом. В подземелье раздавался отголосок шагов, а по потолку скользил свет от фонаря. Скрипнула дверь и стало тихо. Погреб поглотила тьма.
Избавившись от юбки и туфель, босиком и в бриджах она передвигалась, не издавая звуков. Что же там, за дверью? Подождав немного, она вошла.
Здесь был еще один погреб со шкафами, но в этих хранилось уже не вино, а оружие. Свет от удаляющегося фонаря отражался от свода, позволяя рассмотреть собранное маркизом богатство. Запасной арсенал. Лорин шла вдоль рядов мушкетов, мимо сложенных на соломе пистолетов и пушечных ядер. Свет фонаря остановился. Видимо, кто-то готовился открыть еще одну дверь. Де Бюсси построил для себя целый подземный город! Вино и оружие, что еще нужно французу?
Лорин подкралась ближе к источнику света, присела за шкафом, выглядывая между полок. Да, все верно, еще одна дверь, и фонарь стоит на бочке у стены, но никого больше не было. Удивиться или испугаться она не успела, лишь вскочила на ноги, но тот час ее швырнули в другую сторону, и девушка ударилась спиной о полку, битком забитую саблями.
– Лилиана Дюпон, – сквозь зубы процедил англичанин, глядя на нее сверху вниз. – Вы слишком похожи на Лорин Питерс. Какое совпадение.
– А вы, Томас Купер, слишком напоминаете мне Роберта Клайва, – со всей возможной любезностью ответила она. – Возможно, мы оба обознались?
– Я так не думаю, – он схватил ее за горло, как тогда, в лесу, и вдавил в каменную стену. Поддернутый рукав оголил руку, и в тусклом свете стали видны четыре широких шрама – следы от ядовитой перчатки. Заметив ее взгляд, Клайв усмехнулся, – меня поцарапала дикая кошка. Но не волнуйтесь. Я ее поймал.
– Дайте мне сказать… – прохрипела она, задыхаясь, и отчаянно пытаясь разжать его пальцы на горле.
– Хм, это может быть забавно, – он чуть ослабил хватку и впился в ее волосы, заставляя запрокинуть голову. – Ассасины ловкие лжецы, хоть и кричат на каждом углу об истине.
– Послушайте, вам грозит опасность.
Брови Клайва поднялись вверх, уголок губ насмешливо вздернулся.
– Вы ведь собираетесь меня убить? – в голове Лорин вырисовывалась последовательность действий и слов. Единственно верный путь со множеством вариантов, как и всегда. – Ну тогда вам нечего опасаться. Я скажу вам то, что мне известно, и если это часть вашего плана – что ж, вершите мою судьбу.
– Предлагаешь мне сделку? – фыркнул он, – торгуешься за собственную жизнь? Похвально. Но, боюсь, у меня нет выбора. Правда, ты можешь облегчить свою участь. Говори.
Было тихо. Только их дыхание и едва различимый где-то вдалеке шорох мыши.
– Твой спутник, итальянец. Он пообещал маркизу, что приведет ему пленника. Еще вчера я не знала, кого он собирается подарить французам, а сегодня, когда увидела тебя…
– Бред! – резко оборвал ее Клайв, блеснув глазами, но по его реакции стало ясно, что это не было частью плана.
– Могу поклясться!
– Так поклянись ему, – в подбородок Лорин уперся нож.
Скрипнула дверь. Кто-то вошел в подземелье. Быстро переглянувшись с Лорин, Клайв снял с себя пояс и туго скрутил ее руки.
– Я мог убить тебя за секунду, – он отыскал среди склада оружия веревку и привязал ее за шею к перекладине шкафа. – Но нам еще будет, о чем потолковать. И, кстати, лишний шум ни к чему. Если француз узнает, что за мышка пробралась в его дом, то, не раздумывая, бросит тебя в казарму. А кому там будут нужны твои сказочки?
Он похлопал ее по щеке и направился в проход между шкафами. Едва не задохнувшись в петле, Лорин повернула голову, чтобы увидеть человека, навстречу которому вышел Клайв.
Маркиз.
Закричать сейчас – значит, себя выдать. Поверит ли де Бюсси в страшную историю о подлом нападении его гостя? В другое время поверил бы, но не когда игру ведет Римлянин. Уж тот развеет все сомнения, и тогда Лорин ждет участь, по сравнению с которой смерть от удушья – милосердный вариант.
Клайв, приветствовав маркиза, бросил взгляд через плечо. Он встретился глазами с девушкой и, развернувшись, пошел за де Бюсси в следующую дверь.
Очутившись снова в темноте и одиночестве, Лорин попыталась избавиться от петли, но та была слишком туго затянута, а узел находился далеко – руками не достать. Тогда она изогнулась, намереваясь добраться до спрятанного в одежде шила. Непослушные онемевшие пальцы, кровь к которым поступала плохо из-за крепко сжимающего ремня, наткнулись на рукоятку, потянули… Холодный металл проскользнул под ногтями и глухое звяканье дало понять, что шило приземлилось на каменный пол.
– Проклятье, – едва не плача, процедила Лорин. Возможно, там сейчас за дверью Римлянин убивает Клайва. Или же собирается заключить какой-то договор, а, может, убить маркиза. И все это противоречит целям Созидателей, а она единственная, кто может помешать. Единственная, кому поручили столь важное дело.
Она потянулась к гребню, удерживающему прическу. Это украшение было изготовлено китайскими мастерами на заказ. Обычный гребень имел пикантный секрет: при крепком нажатии на голову резного павлина из его верхушки приподнималось тончайшее лезвие. Удобная вещица. Конечно, оно служило не для того, чтобы резать им кожаные ремни или грубую веревку, и было очень мелким, но что поделать? Промучившись с неудобным подобием ножа, Лорин избавилась от петли на шее. Пару раз она ощутила кожей прикосновение лезвия: смесь щекотки и боли. Из мелких царапин текла кровь, но порезы были не опасны. Теперь, когда петля не удерживала ее, она могла вернуть гребень на место, а от ремня избавиться с помощью сабли, которую отыскала в шкафу поблизости.
Освободившись, Лорин замерла. Слева шкаф состоит из четырех секций, справа – из трех. Она видела их контуры так же ясно, как если бы подземелье залил солнечный свет. В ее памяти отпечатался каждый угол, каждая полка, и выход наружу она найдет без труда, так же, как и путь к двери, за которой скрылись трое.
Обогнув шкафы, она увидела тусклую полоску света на полу. Еще миг, и полоска стала тускнеть. Недоумевая, Лорин бросилась к двери. Приоткрыв ее, заглянула внутрь. Это помещение было гораздо меньше. Оно чем-то походило на кабинет. Во всяком случае, именно здесь были развешаны карты на стенах, лежали стопки конвертов и снопы свитков. Посередине на полу лежал человек, а вокруг стояло еще пятеро. Двое – Римлянин и маркиз, остальные – солдаты. Один из фонарей потух, другой еще светил. Густые тени поднимались к сводчатому потолку и едва не сплетались своими вершинами.
– Я не верил до последнего, – тихо произнес де Бюсси. Покачав головой, он добавил, – мне и сейчас тяжело поверить. Я не встречался с этим человеком лично столь близко.
– Можете не верить, а отправить его восвояси, а можете – допросить. Но вот вам мое слово: перед вами Роберт Клайв, тот самый, что выбил ваших людей из Чанданнагара. Пожалуй, единственный англичанин, способный захватить Индию.
– И он не воин, – добавил маркиз, – а чиновник. В Британии перевелись солдаты, теперь воюют торговцы. Что ж, я верю вам, и все же предпочитаю проверить. А до тех пор пусть обождет в темнице. Так будет надежнее.
– Я полагал, что мы уладим этот вопрос несколько быстрее, – недовольство Римлянина было очевидным, его глаза метали молнии, а руки, сложенные на животе, воинственно сжимались.
– Сегодня праздник, – де Бюсси кивнул своим людям, – и гости не должны заметить моего отсутствия. А завтра я жду вас и выслушаю. Раз мы оба – люди чести – то опасаться небольшой отсрочки нечего, верно?
Солдаты подняли под руки находящегося без сознания Клайва и поволокли его к деревянной лестнице, ведущей к люку в потолке.
Маркиз и Римлянин дождались, пока безвольное тело английского полководца было поднято в потайной люк, и направились к выходу. Лорин успела прикрыть дверь и спрятаться за ближайшим шкафом.
– Эта война одна из самых бездарных, и самых выгодных, – произнес маркиз, выходя из секретного кабинета. Он нес фонарь в руке, освещая дорогу себе и спутнику. – Союзники как шакалы, объединяются лишь для того, чтобы гуртом напасть на добычу. А потом, когда битва окончена, готовы перегрызть друг другу глотки за кусок пожирнее.
– Можете этого не опасаться. Те, от чьего имени я делаю предложение, не претендуют на ваши земли, ваши деньги. Но ваш союз с навабом Сирадж-уд-Даулом кажется им более перспективным. Чем меньше претендентов на дележку, тем крупнее куски, выражаясь вашим же языком.
Маркиз согласно хмыкнул.
Лорин выглянула из-за шкафа. Оба человека вошли в следующую дверь, забрав с собой источник света. Но она без труда отыскала вход в кабинет. Где-то здесь был потухший фонарь. Огниво она приметила на столе. Поджечь фитиль удалось, но светил он тускло. Масло заканчивалось, а искать новое не было времени. Быстро осмотревшись, Лорин попыталась открыть ящики, но все они были закрыты. Она бегло просмотрела несколько свитков, лежащих на поверхности. Распоряжения от Ост-Индской компании, отчеты по состоянию колонии, утвержденный запрос об увеличении численности армии.
– Харди бы укусил себя за ухо, лишь бы увидеть эти письма, – Лорин с сожалением вернула их на место. Часть ей все же удалось запомнить, и в отчете она непременно укажет всю сохранившуюся в памяти информацию. А теперь необходимо было позаботиться о Цели Номер Один.
Ей пришлось вернуться в первый отсек подземелья и забрать юбку с обувью, иначе бы их обнаружение вызвало массу вопросов. Через люк в потолке она попала в темный узкий коридор. Воспользовавшись фонарем, она нашла выход. К собственному удивлению, Лорин оказалась на заднем дворе усадьбы. Здесь она уже была накануне. Вечерний воздух показался ей сладким после затхлости погреба. Приладив на место юбку и надев туфли, она неспешно пошла по поросшей травой земле, мимо цветущего куста, за которым то ахала, то хихикала обладательница пышного бордового платья. Между босыми ногами в чулках находилась другая пара ног – в сапогах и спущенных бриджах. Этим двоим не было до появившейся из-под земли девушки никакого дела. Поэтому Лорин подхватила упавший на землю чужой веер и, раскрыв его, ушла за угол дома. Мимо дежуривших солдат, томно обмахиваясь веером, она направилась к арочным воротам.
– Мадемуазель Дюпон!
Она замерла и медленно обернулась. К ней направлялся один из слуг. Он поклонился с вежливым равнодушием:
– Маркиз Шарль де Бюсси Кастельно приглашает вас разделить его общество.
Лорин обернулась на усадьбу. Проклятье, этот вечер мог стать совсем иным! Маркиз учтив и податлив женским чарам, он значится в задании Харди. В конце концов, всё, что от нее требуется – это писать отчеты, собирать информацию и ждать указаний.
К черту!
– Передайте его светлости, что я не привыкла скучать на балах, – с улыбкой произнесла она. – Но, возможно, приму его приглашение в следующий раз.
Слуга поклонился. Ему ничего не оставалось, как принести господину отказ. А Лорин поторопилась к выходу.
Город после праздника – печальное зрелище. Понемногу там и тут на глаза попадаются в усмерть пьяные: они лежат, свернувшись, как собаки, или висят на заборе, а некоторые еще держатся на ногах, опираясь друг на друга. Слышится истерически-громкий смех и такой же пронзительный плач. Уже никто не помнит, в чью славу опрокидывает чарку, но все помнят, что повод есть, и этот повод дает им право чувствовать себя значимыми.
– Неподходящий вечер для одинокой прогулки.
Лорин резко обернулась и картинно схватилась за сердце:
– Хочешь меня до смерти напугать?
Дестан виновато опустил голову, но больше для вида, чем от раскаяния.
– Что у тебя?
– Я видел, как солдаты вынесли одного человека, посадили его в повозку и отвезли к складам, – доложил он на ходу.
Лорин не по-женски широко вышагивала, когда торопилась или нервничала.
– Тогда веди меня туда и живо.
Продовольственные склады находились в южной части города. Они надежно охранялись, и подойти к ним незамеченными было бы непросто. Дестан указал на ту постройку, куда занесли Клайва.
– Отвлеки их внимание, – рассматривая посты стражи из-за угла дома, сказала Лорин. – А я проберусь внутрь.
Отдав слуге панье[19] в обмен на арбалет и сумку, Лорин накинула тонкую ткань юбки на плечи и подоткнула свободные концы за пояс, а волосы спрятала под капюшоном.
Луна поднялась высоко, и тени от домов выросли. Скрываясь в ночном покрывале, девушка устремилась к хранилищам. Один из стоящих спиной к ней стражников отвернулся от своих приятелей, чтобы смачно харкнуть на землю. И в эту секунду ему на глаза едва не попалась Лорин. Она успела спрятаться за ящиком.
На фоне густо-синего, почти черного неба вспыхнула огненная птица. Горящая стрела вонзилась в крышу дальнего хранилища, и тотчас вспыхнул огонь – подожглось разлитое масло. А главное – это густой черный дым, который поднимался теперь с крыши. Легко поверить, что склад загорелся. «А Дестан неплох», – подумала девушка с улыбкой.
Еще одна стрела пронзила небо.
– Эй! Смотрите!
– Огонь! Пожар!!
Одни стражники бросились за водой, другие с оружием наготове – на поиски стрелка, третьи оживились на своих дежурствах. Воспользовавшись суетой, Лорин пробежалась до нужного ей хранилища. Стена была гладкой, а окно – слишком высоким и таким узким, что через него едва протиснется голова… Лорин вонзила арбалетный болт в широкую щель между досками и, опершись на него, поднялась выше. Отсюда с помощью еще одного болта она дотянулась до края окошка. Подтянулась. Крупному мужчине не пролезть, но она легко протиснулась внутрь и, освободив руки, ухватилась за выступающую перекладину на стене.
Клайв был здесь, но рассчитывая застать его связанным и беззащитным, Лорин сильно разочаровалась. Он как раз снимал веревку с запястий при помощи ножа, отнятого у мертвого стражника.
– А я все думал, когда же ты появишься? – произнес он, и лишь затем обернулся.
Лорин мягко приземлилась на землю, на всякий случай зарядила арбалет.
– Сам виноват. Ты ведь связал меня.
– Если бы я действительно собирался тебя связать, ты бы не выбралась, – он насмешливо смерил ее взглядом.
– Ах, вот в чем дело! – Лорин наивно хлопнула глазами. – Так, может, и Римлянин не хотел тебя связывать, раз ты стоишь – свободный?
Глаза Клайва сузились, усмешка стала жесткой, похожей на оскал дикого зверя. Он поднял пистолет и шпагу стражника.
– Кстати… как ты узнала о заговоре?
– Женская интуиция.
– И зачем было предупреждать меня? – он покачал головой, и ответил сам себе, – ассасины всегда суют свой нос не в свои дела.
– Может, продолжим беседу в приватной обстановке? – не без ехидства поинтересовалась Лорин.
Путь вдвоем через верхнее окно был невозможен. И едва они направились к двери, как та распахнулась.
– Сюда! Тревога!!! – заорал во все горло появившийся на пороге солдат с фонарем в руках и вбежал, обнажая клинок.
Громыхнул выстрел, и тот рухнул, как подкошенный, на землю. Перезарядить пистолет Клайв не успел – в хранилище примчалась подмога. Он поднял пистолет с тела убитого, но и тот оказался не заряжен.
– Ну что, ассасин, покажи, на что годятся девки в ваших рядах, – осклабился Клайв, в каждой его руке оказалось по шпаге.
Лорин хмыкнула, и прежде, чем ринувшиеся солдаты успели вступить в схватку с Клайвом, о землю разбился небольшой глиняный сосуд. С шипением по земле стал стелиться черный едкий дым, который поднимался вверх густыми клубами.
Попавшие в непроглядный туман люди кашляли, задыхались и хрипели, глаза слезились. Теперь им было не до оружия – да и кого бить, если не видно ничего. Лорин, закрыв нос и рот частью капюшона, ухватила за руку Клайва – свою цель она больше не спутает – и вытащила за собой через двери склада.
– Хватайте их! Сзади! Держите!
Но выскочившие за ними солдаты полетели на землю от взрыва бомбы. Осколки вонзились в стену за спиной Лорин и Клайва, успевших скрыться за углом.
Пока хранилище подвергалось шумному обстрелу, беглецы преодолели расстояние до ближайших домов.
– Скорее за мной, – позвала Лорин, ловко взбираясь на низкую крышу пристройки. Клайв недоверчиво смотрел за ее действиями, и девушка раздраженно объяснила, – никто не станет искать тебя на крыше.
Англичанин выглянул из-за угла дома, увидел бегущих в их сторону солдат с факелами и сверкающими в свете огня шпагами, чертыхнулся и принялся подниматься следом за Лорин.
Они распластались на крыше двухэтажного дома и сверху следили за тем, как пробежал мимо один отряд французов. Второй – разделился и направился по смежным улицам. В считанные минуты район был оцеплен и заполнен солдатами маркиза.
Лорин прижалась к каминной трубе, переводя дыхание. Клайв отполз от края крыши и сел рядом с ней. Долгое время они молчали, слушали перекрикивание французских ищеек.
– Что ты?.. – начал, было, Клайв, но Лорин перебила его вопросом:
– А ты?
Он усмехнулся. Они оба знают цену молчания и слов, и глупо рассчитывать, что один из них проговорится. Все же Лорин попыталась:
– Все ведь пошло не по плану, верно?
– Вероятно, по плану, – от улыбки Клайва повеяло холодом. – Но не по моему. Так все же… что тебя привело к маркизу?
Короткий миг тишины, замерший в предрассветной тиши город, и не успевшая остыть за ночь крыша, ставшая приютом беглецам, едва не обагрилась кровью. Не поднимаясь, чтобы не быть замеченными с земли, они отпрянули друг от друга: шпага Клайва устремилась в сторону Лорин, а в его грудь нацелился арбалетный болт. Они стояли на коленях друг напротив друга, готовые нанести удар, но медля.
– Мне показалось, у нас появился общий враг, – произнесла Лорин, следя за каждым его движением.
– Пока это спорное утверждение, – галантно улыбнулся Клайв. – Возможно, это недоразумение.
– Тогда почему ты еще здесь? Сдайся им! Если веришь Римлянину, конечно.
Клайв продолжал пристально смотреть на нее. Он хмыкнул не то ее словам, не то своим мыслям и опустил шпагу.
Над горизонтом небо стало томно-розовым, и вот над кромкой далекого леса показался край золотого диска. Рассвет разгонял сумерки, и те, дрожа от страха, бежали в дальние углы и темные подвалы. Солнце пульсировало, разливая свет и освобождая землю от ночных оков. Светило взошло, город начал оживать, люди, уставшие от веселья, понемногу возвращались к обычной жизни и спешили по своим делам, удивляясь количеству солдат на улицах.
Мимо высматривающих кого-то французских защитников города прошла шумная пара: женщина в грязном платье, поддерживающая крепко выпившего мужчину, что едва переставлял ноги. Она громко бранила его на французском и поколачивала по голове. Кто-то из солдат потехи ради даже предложил ей дотащить пьянчугу до ближайшей канавы.
Но стоило паре миновать посты, как мужчина и женщина стремительно разошлись в разные стороны.
Венеция. Италия. Наши дни
Автомобиль притормозил у остановки речного трамвайчика, именуемого местными вапоретто.[20] Из него вышли пятеро: пожилая дама с неизменно идеальной прической, в строгом платье, словно она немедленно собиралась посетить театр, в дымчатых очках и с веером в руке, за ней шел высокий парень, похожий на студента, с плеером в ушах, следом – смуглая девушка с надвинутой на глаза бейсболкой, потом молодой мужчина, похожий на офисного работника, вырвавшегося на отдых, и девушка-туристка. Пожилая дама и последняя пара направились к остановке, двое других – к автобусу.
– Ты первый раз в Венеции? – спросила Рита.
Ника кивнула, озираясь по сторонам. Пока ее ничуть не впечатлила эта застывшая в морских водах куртизанка: непримечательный промышленный район, грузчики складывают на баржи мешки с мусором, кто-то выгружает мебель. Приятно пахло морем, вернее – теми зелеными водорослями, которые обильно поросли на каменных ступеньках и стенах набережной. Для Ники это и был запах моря, запомнившийся с детства, поскольку после шторма в Крыму пахло именно так. А вот Средиземное или Красное море для нее не пахнут ничем.
– Тебе вряд ли понравится, – усмехнулась Рита. – Ты еще молодая, быстрая. Это город для таких старых куриц, как я. Мы уже знаем, что как ни спеши – все равно не успеешь. К тому же, в центре нет машин, а мне, поверь, больше ничего и не нужно. О, это за мной!
Рита легко, словно летняя бабочка, впорхнула в толпу прибывших туристов, и ее унесло волной восторженных говорливых азиатов прямо на прибывший вапоретто.
– Что теперь? – Ника повернулась к задумчивому Алексу.
– Подождем следующий, – ответил он, садясь на лавочку и вытягивая ноги.
С тех самых пор, как ее вытащили из анимуса в Граце, они почти не разговаривали. Им пришлось уходить быстро. Когда Ника очнулась после погружения, то с удивлением обнаружила, что все ее спутники на нервах, да еще и вернулся эмоциональный Сильвер – тот самый пузатый ассасин, что сторожил фургон с анимусом. По его словам, люди Ирэны засекли их местоположение, и оставалось только двинуться в путь. Сильвер же, ругаясь сразу на нескольких языках, сел за руль фургона. Он должен был доставить его в Венецию другой дорогой, в то время как команда увела бы сыщиков Ирэны за собой. Сперва возник спор, с кем должна отправиться Ника, и Сэб с Колином настаивали, чтобы девушка отправилась с Сильвером и продолжила сеансы в анимусе, но Алекс категорически отверг это предложение. Он никому не объяснял причину, да никто и не спрашивал. Сэб громко и долго возмущалась этому, но и ей пришлось смириться.
Ника же старалась быть тише воды, ниже травы. Уж если бы ей предложили право выбора, то она бы предпочла остаться с теми, кого хоть немного знает. Да и как-то спокойней ей рядом с Алексом.
– Идем, – он поднялся и, взяв ее за руку, повел на теплоход.
Заняв удобный угол между стенкой и бортом, Алекс принялся фотографировать приближающуюся историческую часть города, водя громоздким объективом то в одну, то в другую сторону. Ника покрепче вцепилась в перила и стала рассматривать старинные здания. Вопреки нервному напряжению и усталости, она не могла оставаться равнодушной к невероятной красоте, окружающей ее со всех сторон. Венеция распахнула свои объятия и призывно улыбнулась. Восток и Запад слились воедино, сплелись в причудливые воздушные узоры, в невесомые ажурные купола. Большие и крошечные мостики соединяли берега, продолжали улицы, и несли с одной стороны на другую потоки пестрых туристических групп. Тут и там полыхали вспышки фотоаппаратов.
Мимо проплыл гондольер, пытаясь песней заглушить рев двигателей. Прекрасная черная гондола с королевским бархатным сидением никак не подходила сидящим в ней людям в дешевых майках и шортах, между которых свисали животы. Пошлость и изящество – в одном флаконе.
Они катались больше часа, проезжая по одному и тому же маршруту, а Алекс все так же фотографировал окрестности. Ника заскучала. Она хотела есть, спать и сойти на твердую землю, но ее спутник словно готовился к конкурсу «Турист года». Наконец, он еле заметно усмехнулся и, схватив Нику за руку, потащил к выходу. Стоило им сойти на берег, как он тут же направился к отдыхающим гондольерам.
– Нет, слушай, только не это, – взмолилась Ника. – Можно я по земле похожу? Ну чуть-чуть.
Завидев их, задерганные клиентским потоком гондольеры оживились и стали зазывать каждый в свою лодку, но Алекс направился только к одному из них, что сидел на ступеньках и незаметно попивал из фляги. Заметив приближающихся клиентов, мужчина поднялся и наклонил голову в изящном поклоне:
– Signori, vi chiedo![21] – радостно затараторил он, указывая на гондолу.
– Я не хочу, – шепнула Ника на ухо Алексу, с ужасом осознавая, что сейчас ее опять станет качать из стороны в сторону.
– Мы же в Венеции, – спутник бросил на нее насмешливый взгляд. – Это не обсуждается.
– Si prega di essere seduti! Bella donna,[22] – гондольер помог Нике разместиться и сам встал у весла. Алекс ловко занял свое место и обнял девушку за плечи.
Пока они отплывали от пристани, Ника быстро пригладила волосы. Она ощущала себя такой неуместной в этой роскошной лодке. «Платьице бы сейчас с корсетом, перья в прическу, маску и…» – она украдкой глянула на Алекса. Нет, не похож он на романтический образ героя-любовника, тут бы и десяток масок не спас ситуацию. Ему, похоже, держать оружие привычнее, чем руку девушки, если, конечно, эта девушка не такой же опытный убийца, как он сам. Ассасин – орудие, действующее по приказу, и как бы порой Алекс ни походил на «своего парня», однажды его удар может быть направлен в ее сторону.
Почувствовав ее взгляд, он повернулся, и девушка, чтобы скрыть смущение, сделала вид, будто ее внимание привлекли находящиеся за ним строения.
Гондола вошла в узкий канал. С перекинувшегося между домами моста возбужденные красотами туристы принялись махать руками и фотографировать Нику с Алексом. Девушка испытала желание спрятаться от камер, приблизительно представив, что испытывают популярные звезды шоу-бизнеса, а ее спутник небрежным жестом надел очки – его словно ничуть не смущало такое внимание посторонних людей.
– Comme se fricceca la luna chiena…lo mare ride, ll'aria e serena…Vuje che facite 'mmiez'a la via? Santa Lucia! Santa Lucia![23] – затянул гондольер вдохновенно.
– Я не стану доплачивать за песню, – сказал Алекс на английском.
– Это потому что ты всегда был жмотом, – с белозубой улыбкой ответил ему гондольер.
Ника резко повернулась к нему, затем к сидящему рядом. Значит, выбор гондолы был не случайным и уж точно не продиктованным романтическим веянием города. «Какое облегчение!» – подумала Ника, и только где-то там, очень глубоко в душе, испытала горький привкус досады. Но, возможно, все дело в усталости.
Удивительно, как гондольер умудрялся лавировать на одиннадцатиметровой лодке, управляясь одним веслом. Избегая собравшихся впереди коллег, пытающихся высадить туристов, он свернул в такой крошечный закоулок, что от одной стены дома до другой Ника могла дотянуться руками.
– Зачем пожаловал? – поинтересовался катающий их мужчина. – Исторические места? Чревоугодие? Медовый месяц?
– Да вот подумал, отчего бы не навестить друга Стефано Клементе, – Алекс безмятежно рассматривал дома, мимо которых их неспешно несло течение. – Говорят, никто лучше него Венецию не знает, но я что-то засомневался.
– Vaffanculo! – выругался тот все с такой же сверкающей улыбкой, в которой поубавилось теплоты.
– И не мечтай, – в тон ему ответил Алекс.
– Vattene! Твои визиты дорого мне обходятся. Отыщи другого проводника.
Алекс подался вперед:
– А другой мне не нужен. Меняю вопросы на ответы. Чем скорее поможешь, тем скорее я уйду. Подумай об этом.
Гондольер покачал головой, угрюмо глядя в сторону. Какое-то время их молчание ничто не нарушало, было слышно только плеск воды у борта. Но стоило совершить еще один поворот, как гул толпы настиг их. В этом чудовищном шуме тяжело было расслышать даже самого себя. Бросив мрачный взгляд на светящихся белизной северных туристов, Стефано повернулся к Алексу. Он уже собирался что-то ответить, но внезапно вспомнил о присутствии Ники. Скользнув по ней оценивающим взглядом профессионального обольстителя, тот сообщил:
– Ладно, но не ради тебя. Per questa bellezza,[24] – призывно сверкнув глазами, сообщил тот.
– Ты еврей, – напомнил Алекс, – не корчи из себя итальянца.
– Во мне душа итальянца! – возмутился гондольер, – во мне темперамент итальянца! И с твоей стороны это подлый выпад. Ты антисемит? А? Фашист?
– Успокойся, Стефано, – примирительно поднял руки Алекс, – я не хотел тебя обидеть. Прости меня.
Гондольер возмущенно фыркнул, воскликнул еще парочку сочных ругательств, после чего заметно остыл и уже спокойней сказал:
– Сейчас работы много и слишком шумно. А вот после десяти буду ждать вас возле Арсенала.
Стефано высадил их у площади Сан-Марко, и тут же к нему в лодку прыгнули настоящие туристы, которым он несказанно обрадовался.
До вечера время тянулось медленно. Алекс не был настроен на прогулку, и чтобы не тратить в пустую деньги в крошечных ресторанчиках, они разместились прямо на набережной, в тихом укромном месте, откуда открывался шикарный вид на Гранд Канал и мост Риальто. Удивительно, как утонченная архитектура привлекает толпы туристов с той же силой, с которой и оскверняющие ее торговые точки с безвкусными поделками. Ника сидела, прислонившись к теплой стене дома, и завидовала им, похожим на восторженных щенков бездельникам, которые только и стремятся, что запечатлеть себя на фоне чужих достижений. Она бы мечтала очутиться в Венеции именно так: праздно, весело, с шумной компанией или любимым, есть мороженное, плавать в гондоле, слушать колокольный звон с башен и простаивать километровые очереди в галереи. Но судьба распорядилась иначе. Ника даже не была уверена, что когда-нибудь еще сумеет испытать беззаботность.
В назначенное время они встретились со Стефано. К удивлению Ники, тот по-прежнему был на гондоле, хотя и сменил полосатую тельняшку гондольера на обычный свитер. Они прыгнули к нему на борт, и тот, бросив пристальный взгляд по сторонам, поплыл прочь от фонарей, вглубь узких каналов.
Когда основной туристический маршрут остался позади, Стефано сложил весло и сел на корме.
– Наделали вы шума. Зашуршало, зашуршало везде. Уезжать вам надо скорее. Они же не слепые, и агенты повсюду, – он недовольно покачал головой. – Ну, теперь я весь внимание.
Алекс кратко, не особо вдаваясь в подробности, объяснил ситуацию. Стефано впервые слышал о Созидателях, но его не слишком удивило то, что у тех может быть тайник в Венеции.
– Здесь полно таких местечек, от которых мурашки по коже, – сказал он, закуривая и подкуривая сигарету Ники. – Местные о них не догадываются, да и «местные»– это относительное понятие. Все сплошь приезжие, не в этом поколении, так в предыдущем. А тайники здесь с тех пор, как Венеция была великой державой. Пока она не превратилась в battona[25] и не стала ложиться под каждого, с кем торгует. А мы здесь были почти с самого начала и есть до сих пор. Мы – те немногие «местные».
– Евреи? – с сомнением уточнила Ника. Алекс внезапно закашлялся, хотя его кашель слишком напомнил сдавленный смех. Стефано шумно втянул носом воздух и, прилагая явно немалые усилия, сдержанно пояснил:
– Ассасины. И тамплиеры, конечно же. Не знаю, кто появился первым, но весь город расчерчен, разодран между нами. В прошлом всё было понятнее. Наш квартал, чужой квартал. Кто в светлых одеждах и капюшонах, а кто – в парче и шелке. А теперь все носят джинсы, хрен разберешь.
Заметив выразительный взгляд Алекса, гондольер изобразил удивление:
– А ты уже прокашлялся? Я уж думал, приступ какой. Ну так вот, здесь карта всех этих тайников бывших и настоящих, – он указал пальцем на свою голову. – Но вы меня удивили. Значит, есть еще третьи… хм. Не представляю.
– Думай, Стефано, – серьезно сказал Алекс. – Пока у нас нет других зацепок.
– Хм… центры мира… это логично, – пробормотал тот, обращаясь к самому себе, задумчиво почесал затылок. – Год… какой может быть год? Хм. Имена. Вам известны имена?
– Какие имена? – не поняла Ника. Она с таким интересом следила за размышлениями Стефано, что начала испытывать неподдельный азарт.
Стефано повернулся к ней и, глядя куда-то сквозь ее голову, быстро заговорил, энергично жестикулируя:
– Есть система, всегда и во всем есть система. Люди думают, что очень умные, что гениально придумывают сложные пароли, но это все не так. Это не озарение, а внешние сигналы, которые они попросту не понимают. Я лично знал человека, у которого в кабинете находились все тома Джека Лондона. Я думал, что его тайник будет в Сан-Франциско[26] или Глен-Эллене.[27] Перерыл там все и никаких зацепок! А знаете, в чем подвох? Лондон! Этот stronzo выбрал всего лишь Лондон, потому что это слово мозолило ему глаза. Люди не так умны, как хотят казаться.
– У нас нет никаких зацепок: ни имен, ни дат, – хмуро бросил Алекс.
У Ники сдавило голову. Она как будто услышала вопрос, на который ей известен ответ, но почему-то этот самый ответ ускользает, никак не удается его сформулировать. Имена. Даты. Точки отсчета. Венеция. Италия. Да Винчи.
И вдруг слова Бойтеля всплыли в ее памяти.
– Да Винчи! – воскликнула она.
– Причем тут он? – фыркнул Стефано. – Многие только и знают об Италии, что да Винчи и пицца. Он мало жил в Венеции, мало работал, не родился здесь и не умер…
– Погоди, – отмахнулся от него Алекс и, повернувшись к взбудораженной Нике, заглянул ей в глаза, – говори.
– Бойтель сказал, что да Винчи – одна из величайших мистификаций их клана, – едва поспевая за собственными мыслями, проговорила девушка. – Возможно, это и не имеет значения, но, похоже, Созидатели очень гордятся своей ложью. Они бы не упустили такую возможность.
Алекс задумчиво кивнул и повернулся к Стефано, который несогласно качал головой.
– Думай, думай. Что может быть связано с ним? Что угодно. Улица, где он жил, памятный дом, картины…
Гондольер набрал в грудь воздуха, чтобы поставить решительную точку в этом споре, но вдруг замер, будто пережил сердечный приступ.
– Статуя Коллеоне, – выдохнул он, озадачено хмуря лоб.
– Разве это его работа? – засомневался Алекс.
– Нет! Это работа его учителя Андреа дель Вероккью, он умер в Венеции в 1488 году, оставил после себя превосходную статую Коллеоне, кондотьера, то есть наемного командира для отряда…
– Мы не туристы, Стеф, – оборвал его товарищ. – Ближе к теме.