Суд и ошибка Беркли Энтони
Чувствуя себя злодеем из сентиментальной мелодрамы, мистер Тодхантер усердно бродил вокруг квартиры мисс Норвуд примерно в то время, когда она должна была собираться в театр на вечерний спектакль. В первые два дня он ее вообще не видел. На третий мисс Норвуд вышла из дома вместе с Фарроуэем и сразу села с ним в такси, а мистер Тодхантер поспешно отвернулся — но не настолько поспешно, чтобы не заметить, что на лице Фарроуэя играет глупая самодовольная улыбка и что выглядит он как угодно, только не как подобает мужчине, которому приказали уйти и больше не возвращаться. На четвертый день упорство мистера Тодхантера было вознаграждено: мисс Норвуд вышла из дома одна и огляделась по сторонам в поисках такси. Рискуя своей аневризмой, мистер Тодхантер заспешил к ней.
Его приветствовали сияющей улыбкой и охотно протянутой рукой.
— Мистер Тодхантер! А я уже думала, вы меня совсем забыли. Это некрасиво, очень некрасиво с вашей стороны! Почему вы не позвонили мне по поводу обещанной ложи? — не отпуская руку собеседника, мисс Норвуд с легким упреком пожала ее.
Не привыкший к такой игривости мистер Тодхантер попытался высвободить руку, но безуспешно.
— А я думал, вы сами позвоните мне... — промямлил он.
— Боже мой! Думаете, у меня нет других дел, кроме как целыми днями докучать вам по телефону? Если бы вы только знали, как я занята! День-деньской, изо дня в день. Как и вы, видные финансисты — не так ли?
— Что простите? — растерялся видный финансист.
— Каждый из вас считает, что только он занят делом. И все-таки, — продолжала мисс Норвуд, — раз уж вы наконец-то соизволили навестить меня, придется вас простить. К сожалению, сейчас мне пора в театр. И боюсь, после спектакля я никак не смогу поужинать с вами.
Мужественным усилием мистер Тодхантер выдернул из ее цепких пальцев руку. Беспокойство о том, что из-за этого промедления кто-нибудь может увидеть его на крыльце мисс Норвуд, заставило его слегка пригнуть голову.
— Я ужинаю дома, — выпалил он. — Просто проходил мимо.
На мгновение мисс Норвуд пришла в замешательство, а потом взорвалась хохотом, который мог бы показаться несколько принужденным.
— О, какой вы оригинал! Именно это мне в вас и нравится. Вы не такой как все. Знаете, большинство мужчин принялись бы уверять, что шли нанести мне визит.
— Правда? — тупо переспросил мистер Тодхантер. — Зачем?
Мисс Норвуд слегка прищурила огромные глаза.
— Затем, что... о, если вы не понимаете — неважно. Ну, в таком случае не буду вас задерживать, мистер Тодхантер. Впрочем, если вы не слишком спешите, не могли бы вы уделить несколько секунд и найти для меня такси?
— Я совсем не спешу, — опомнившись, галантно ответил мистер Тодхантер. — И сочту за честь, если мне будет позволено проводить вас до театра.
— Боюсь, вам это будет скучно, — холодно заявила дама.
Мистер Тодхантер, подавив острое желание встряхнуть ее за плечи, изобразил лицемерную улыбку.
— А я думал, мы друзья, Джин.
Мисс Норвуд мгновенно растаяла.
— Вы по-прежнему хотите быть моим другом? А я уж было думала... Знаете, мистер Тодхантер, вы для меня загадка.
— Правда? — нервничая, мистер Тодхантер отступил к краю тротуара. Мисс Норвуд пришлось последовать за ним. — Как это?
— Никак не могу раскусить вас. В тот день, после ленча, мне казалось, что мы прекрасно понимаем друг друга. А сегодня... вы совсем другой.
— Вот как? — мистер Тодхантер зашагал прочь от дома мисс Норвуд, ускоряя шаг. — Я не чувствую себя другим. Я по-прежнему восхищаюсь вами.
Мисс Норвуд вновь рассмеялась, заставив мистера Тодхантера испуганно оглядеться и проверить, не привлек ли ее смех нежелательное внимание прохожих.
— Нет-нет! — со смехом возразила мисс Норвуд. — Даже не пытайтесь делать комплименты! Это не в вашем стиле. Ваш стиль — прямая, грубоватая откровенность. Вот что сбивает с ног нас, бедных слабых женщин.
— Неужели? — мистер Тодхантер снял свою кошмарную шляпу и неловко вытер лысину платком. — Этого я не знал... Кажется, у вас есть дом в Ричмонде?
— Да, — слегка удивилась мисс Норвуд. — А почему вы спрашиваете?
— Я тоже живу в Ричмонде. Вот я и подумал, — в отчаянии продолжал мистер Тодхантер, — раз мы живем по соседству, мы могли бы когда-нибудь встретиться.
— О, с удовольствием! Почему бы вам не зайти ко мне на ленч в воскресенье? Или на ужин?
— В воскресенье? — такие планы совсем не устраивали мистера Тодхантера, и он принялся наспех подыскивать предлог для отказа. — Боюсь, в воскресенье я не смогу, но... кстати, а где именно находится ваш дом?
— У самой реки. Там очень мило. Вдоль берега разбит сад. Гуляющие высаживаются из лодок и устраивают пикники у меня на газоне. Все твердят, что мне пора обнести сад забором, но я считаю, что надо проявить великодушие, правда? Если людям доставляет удовольствие отдыхать у меня на газоне, думаю, что должна разрешить им — пока они не наносят дому и саду ущерба. Должна предупредить вас: я коммунистка. Вы шокированы?
— Отнюдь. Я сам отчасти разделяю взгляды коммунистов, — ответил мистер Тодхантер, совсем растерявшись. Сказать по правде, мистер Тодхантер не привык сопровождать прелестных и роскошно одетых дам по улицам Уэст-Энда, его нервировали взгляды, которые каждый одинокий пешеход бросал на его спутницу. Мистеру Тодхантеру казалось, что все сразу узнают ее и что контраст между ее изысканностью и его неотесанностью так бросается в глаза, что надолго остается в памяти каждого прохожего, а значит, он сможет потом дать показания в суде. Однако из детективных романов он узнал, что отследить поездки в такси так же просто, как различить следы на снегу. Он попытался сосредоточиться на своих планах. — Значит, ваш дом стоит у реки? А мой нет. Но я часто бываю у реки. Наверное, я прохожу и мимо вашего дома. Где именно он расположен?
Мисс Норвуд подробно описала местоположение дома, и мистер Тодхантер, который и вправду хорошо знал берега реки, без труда вспомнил его. Так он и сказал.
— Вы часто катаетесь в лодке? — спросила мисс Норвуд. — Почему бы вам когда-нибудь не захватить и меня? Обожаю кататься в лодке!
— Это было бы чудесно, — с расстановкой ответил мистер Тодхантер, которого только что осенило. — Значит, если когда-нибудь вечером я увижу вас в саду?...
— По вечерам я в театре.
— Ах да, конечно. А в воскресенье?
— По воскресеньям везде столько народу... — вздохнула мисс Норвуд. Она взглянула на своего спутника, и его омрачившееся лицо вдруг подсказало ей решение. Ее новый знакомый производил впечатление пылкой натуры. Жаль, что мисс Норвуд не умела читать мысли по глазам и менять планы по прихоти новых поклонников. — Но по чистой случайности следующее воскресенье у меня свободно. А когда я остаюсь одна, я провожу вечера в моем любимом уголке, который я устроила специально для этого. Там растет несколько розовых кустов и ароматные цветы, он виден только с реки, там стоит старый амбар, который я перестроила, превратив в беседку. Там чудесно. Поэтому, — многозначительно продолжала мисс Норвуд, — если в следующее воскресенье вечером вы случайно будете свободны, вдруг захотите покататься на лодке и заглянуть ко мне, чтобы поболтать под луной, — в таком случае вам достаточно только пристать к берегу у моего сада, пройти по лужайке, повернуть налево и дойти до угла сада, вот и все.
— Очень надеюсь, что я смогу побывать там, — произнес мистер Тодхантер, маскируя ликование излишней серьезностью.
Судя по виду, мисс Норвуд предпочла бы более определенный ответ: на мгновение под маской проглянуло ее настоящее лицо, жесткое и расчетливое. Выражение лица тут же изменилось, но мистер Тодхантер, который по случайности повернулся как раз в эту секунду, успел его заметить.
— Это было бы очень мило, — задумчиво произнесла мисс Норвуд, — наконец-то побыть одной, только с другом — настоящим другом... поговорить... открыть душу...
— Да, — согласился мистер Тодхантер, втайне считая, что мисс Норвуд переигрывает. Они уже приближались к театру, мистера Тодхантера по-прежнему тревожили частые восхищенные взгляды и даже приветствия прохожих, обращенные к его спутнице. Прогулка стала чем-то напоминать триумфальное шествие, и если мисс Норвуд явно привыкла к подобным событиям, то мистер Тодхантер нет. На все взгляды она отвечала очаровательными кивками, в правильных пропорциях смешивая дружелюбие и снисходительность, а отвечая на приветствия, присовокупляла к кивкам изысканные улыбки. Мистер Тодхантер поддался панике.
— Прошу меня простить, — неожиданно выпалил он. — Совсем забыл о... назначенной встрече. Чрезвычайно важное дело... на миллионы... то есть на тысячи. Примите мои извинения. Значит, в следующее воскресенье?... Всего хорошего, — и, круто развернувшись на каблуках, он покинул изумленную даму посреди Лондона, на тротуаре.
Удаляясь нетвердой походкой, мистер Тодхантер вдруг заметил, что сама атмосфера вокруг изменилась. Только через несколько минут он понял, что уже не плывет в облаке аромата духов, которыми щедро пользовалась мисс Норвуд. «Фу! — с отвращением подумал мистер Тодхантер. — Ну и несет от нее!»
У мистера Тодхантера не было привычки предаваться самоанализу, но в последующие несколько дней он пристально изучал свои чувства — во-первых, к мисс Норвуд, во-вторых, к мысли о ее убийстве. К собственному удивлению, он обнаружил, что сама мысль не вызывает у него внутреннего протеста. Оказалось, что его цель — цивилизованное, продуманное убийство. Рассуждая таким образом, он понял, что избавление мира от мисс Норвуд, причиняющей столько страданий множеству живущих в этом мире людей, будет поступком, который в философском смысле не вызовет ничего, кроме одобрения. Разумеется, это избавление должно быть безболезненным. Принципы строго запрещали мистеру Тодхантеру причинять боль любому живому существу, даже такому, как мисс Норвуд. Но смерть — это не боль. Мистер Тодхантер не имел никаких представлений о загробной жизни и тешил себя надеждой, что таковая существует и что она не так печальна, как жизнь тех, кто слаб здоровьем; следовательно, он не знал, куда готов отправить мисс Норвуд — в юдоль, где ей придется искупать многочисленные грехи, или в пустоту. В сущности, ему было все равно.
Дальнейшие размышления привели его к еще одному выводу: каким бы достойным восхищения ни был теоретически такой поступок, как убийство мисс Норвуд, он ни за что не решился бы совершить его сам — если бы не понимал, что бездействие в данном случае не только неправомерно, но и опасно. Мистер Тодхантер отчаянно роптал на судьбу, по милости которой оказался в известных обстоятельствах и теперь ничего не мог изменить. Дело в том, что он отчетливо сознавал: если он не вмешается и не убьет мисс Норвуд в ближайшем времени, это сделают либо Фарроуэй, либо его жена, и если миссис Фарроуэй произвела на него впечатление здравомыслящей особы, то в здравом рассудке Фарроуэя мистер Тодхантер сомневался — следовательно, Фарроуэй вполне мог совершить ложный шаг и обречь на новые страдания всю семью. «Черт бы побрал этого болвана!» — с горечью восклицал мистер Тодхантер про себя, и не раз, не два, а постоянно, ибо хотя у него не находилось ни нравственных, ни этических возражений против убийства мисс Норвуд, его вовсе не устраивала необходимость убивать ее самому. Тем не менее, подталкиваемый двумя фуриями, долгом и угрызениями совести, он доставал новый револьвер из устроенного для него тряпичного гнезда и старательно смазывал его, преодолевая отвращение. Мистер Тодхантер не знал, зачем он это делает, но чувствовал, что поступает правильно.
Однако он не позаботился о том, чтобы взять напрокат ялик на следующее воскресенье. Мистер Тодхантер был не настолько глуп.
А сделал он вот что: нашел улочку, которая выходила к реке всего через два участка от сада мисс Норвуд, и с бесконечной осторожностью, стараясь, чтобы его никто не заметил и оберегая свою аневризму (требовалось продержаться всего десять минут, а что потом — уже не имело значения), перебрался через ограду первого из садов. Преодолев вторую и третью ограду и пробившись через густую живую изгородь, мистер Тодхантер ровно в четверть десятого воскресным вечером оказался в саду мисс Норвуд. Его сердце дико колотилось, во рту было сухо, он проклинал предстоящее ему дело так, как не проклинал ничто и никогда в жизни.
В сущности, это еще вопрос, был ли мистер Тодхантер в здравом уме, когда крался по саду, машинально следуя указанным ему ориентирам. Позднее ему казалось, что в те минуты из его головы выветрились все мысли. Он помнил, как то и дело ощупывал револьвер в кармане, убеждаясь, что не потерял его, и отчаянно молясь, чтобы путь до старого амбара был бесконечным, а сам амбар — недостижимым. Ему запомнилось, как выглядел сад в летних сумерках, сгустившихся в тот вечер сильнее обычного, поскольку небо заволокла большая туча; он напряженно, почти с безумным видом, прислушивался через каждые несколько шагов, убеждаясь, что за ним никто не следит. Он помнил, как вошел в длинное строение без фасада, увитое розами, и сразу понял, что это и есть злополучный амбар. И наконец, ему смутно вспоминалось, как он бросил первый взгляд на мисс Норвуд, раскинувшуюся в кресле — как она и обещала, она была в беседке одна. О том, что было дальше, он предпочел бы забыть.
Мистер Тодхантер сунул револьвер в карман и огляделся. Слышал ли кто-нибудь выстрел? Длинный и низкий перестроенный амбар стоял на выровненной площадке на полпути от кромки воды к дому, на склоне. За ним в сумерках виднелся склон, засаженный каким-то густым и высоким цветущим кустарником. Дом отсюда не был виден. Мистер Тодхантер застыл, затаив дыхание. Вокруг было тихо. Он не услышал даже обычного шума со стороны реки. Наконец он убедился, что выстрел никого не переполошил.
Он перевел взгляд на Джин Норвуд. Она по-прежнему полулежала в изысканном плетеном кресле в амбаре, перестроенном в беседку. Ее голова была повернута вбок, руки безвольно повисли. На слишком роскошном для вечера в саду атласном белом платье быстро расплывалось огромное алое пятно. Мистер Тодхантер принудил себя шагнуть вперед и коснуться сначала ее лба, затем груди. Сомнений не осталось: Джин Норвуд мертва. Борясь с тошнотой, он уставился на алое пятно. Выстрел удался — пожалуй, ему просто повезло попасть прямо в сердце. Он задумался о пуле.
Усилием воли взяв себя в руки, он слегка приподнял безжизненное тело. Вид ужасного багрового отверстия посреди гладкой атласной спины чуть не свалил мистера Тодхантера в обморок. Но он не лишился чувств, потому что приметил тусклый блеск металла в пухлой обивке кресла. Он без труда извлек из обивки пулю и усадил труп в прежнее положение. Свинцовая пуля почти не утратила формы. Очевидно, она прошла навылет, нигде не задев кость. Мистер Тодхантер опустил ее в карман пиджака.
Минуту он стоял неподвижно, глядя на погибшую женщину. Ее левое запястье украшал браслет — дорогая вещица, инкрустированная бриллиантами и жемчугом, с вделанными в него крошечными овальными часиками. Как завороженный, мистер Тодхантер стащил его с вялой кисти и сунул в карман, где уже лежала пуля. Было бы нелепо утверждать, что он взял браслет на память, однако именно такая мысль мелькнула у него при этом почти машинальном жесте. Мистер Тодхантер помедлил в нерешительности. Его разум вновь заработал, он понял, что предстоит много дел: принять меры предосторожности, замести следы, уничтожить улики.
Стоя возле трупа, он огляделся. На столе рядом был приготовлен графин бренди и два бокала. Если когда-нибудь убежденному трезвеннику мистеру Тодхантеру и хотелось выпить, так именно в тот момент, но он не осмелился. Рухнуть мертвецки пьяным здесь, рядом с мисс Норвуд, было бы недопустимо. Родные не пережили бы такого скандала и позора. Взяв один из бокалов, мистер Тодхантер тщательно протер его носовым платком. С мрачным юмором он вспомнил, что в детективных романах персонажи неизменно стирают с бокалов отпечатки пальцев. При этом задача полицейских осложняется.
Он поставил бокал на месте, держа его платком, и уже собирался взять второй, когда какой-то странный шум заставил его вздрогнуть и чуть не вызвал разрыв аневризмы. Этот вскрик пролетающей совы прозвучал для мистера Тодхантера подобно вою полицейской сирены.
— Мои нервы этого не выдержат, — пробормотал он и с колотящимся сердцем покинул беседку.
Он понимал, что ему давно следовало убраться с места преступления, однако все медлил в осыпанном росой саду, оглядывался, словно ожидая увидеть за спиной имя убийцы мисс Норвуд, написанное светящимися кровавыми буквами. На улочке за садами он повернул направо и спустился к реке. Там он забросил пулю подальше от берега. Из детективных романов он уяснил, что в руках экспертов по баллистике пуля может стать решающей уликой.
Глава 9
В ту ночь мистеру Тодхантеру не спалось. Перед его глазами то и дело появлялись две повисшие руки и алое пятно на обтянутой белым атласом груди так неотступно мисс Норвуд при жизни преследовала Фарроуэя. Кроме того, мистеру Тодхантеру не давали покоя мысли о том, что он чего-то не предусмотрел. Например, оставил при себе револьвер...
По поводу револьвера мистер Тодхантер на следующий день с самого утра нанес визит Фарроуэю. Он намеревался выяснить, есть ли у Фарроуэя свой револьвер, и если есть, то подменить его. Мистер Тодхантер не считал, что таким образом подвергает серьезному риску самого Фарроуэя: на такой случай всегда есть алиби, найдется алиби и у Фарроуэя. А если нет, мистер Тодхантер был готов обеспечить его.
Фарроуэй пребывал в состоянии крайнего смятения. К нему уже являлась полиция, хотя еще не пробило и десяти часов, и этот визит выбил его из колеи, а в довершение ему пришлось давать письменные показания. Он рыдал, не стесняясь, так что мистеру Тодхантеру, воспитанному в строгих правилах, стало стыдно за него. Однако настойчивые вопросы позволили выяснить, что у Фарроуэя нет своего револьвера, зато есть железное алиби: весь вчерашний вечер он провел в местном пабе, во хмелю слезливо разглагольствуя о примитивных вкусах читающей публики. Это любопытное заявление оставило мистера Тодхантера равнодушным, и он собрался уходить.
— Кто это мог сделать, Тодхантер? — плачущим голосом спросил Фарроуэй, провожая гостя. — Кто? И зачем? Это немыслимо... необъяснимо... бедная Джин!
— Вы же сами несколько дней назад говорили, что готовы убить ее, — строго напомнил мистер Тодхантер.
— Говорил, ну и что? Болтать языком мы все горазды, но на большее мало кто решается. Кто же мог это сделать?
С некоторым трудом мистер Тодхантер отделался от него. Если он и сожалел о скоропостижной кончине мисс Норвуд, то вид Фарроуэя и в особенности его слова ожесточили его. Должно быть, когда-то Фарроуэй был порядочным, заурядным, независимым человеком. Прискорбно, что какая-то женщина низвела его до нынешнего состояния, причем умышленно, чтобы завладеть его деньгами. Да, мисс Норвуд заслужила смерть.
Мистер Тодхантер отправился на Мейда-Вейл. Здесь он опередил полицию. Дверь ему открыла миссис Фарроуэй. Она сообщила, что Фелисити в полной прострации, лежит и не встает: утром они прочли известие в утренней газете, и Фелисити лишилась чувств. Миссис Фарроуэй объяснила, что ее дочь чрезвычайно впечатлительна. В крошечной гостиной высокая женщина и ее гость обменялись долгими, настороженными взглядами.
— Мистер Тодхантер, — продолжала миссис Фарроуэй медленно и многозначительно, — думаю, нам надо поговорить начистоту. Может быть, это наш единственный шанс. Я считаю... нет, я уверена: вы знаете, кто застрелил мисс Норвуд. И... боюсь, я тоже знаю это.
Мистер Тодхантер ощутил болезненный укол в сердце. К его отвращению, его собственный голос прозвучал, как хрип:
— И что же вы намерены предпринять?
— Ничего.
— Ничего?
— Вот именно. Мне известно только, что мы с Фелисити провели вчерашний вечер здесь и, к сожалению, — миссис Фарроуэй мрачно усмехнулась, — не спускали друг с друга глаз, пока не улеглись спать в половине двенадцатого. Вот и все, что я могу сказать.
— А больше ничего и не требуется, — с такой же многозначительностью отозвался мистер Тодхантер. — Благодарю вас. И... — он отвернулся и устремил взгляд в окно, — и кто бы ни оказался убийцей и по каким причинам, постарайтесь не судить его слишком сурово, миссис Фарроуэй.
На миг лицо миссис Фарроуэй стало удивленным, потом она кивнула.
— Не буду. Кто я такая, чтобы судить людей? — добавила она, понизив голос.
Опасаясь, что сейчас в его присутствии разразится драматическая сцена, мистер Тодхантер резко обернулся.
— Ах, да! — переменив тон, воскликнул он. — Еще одно. У вас, случайно, нет здесь револьвера?
— Револьвера? — растерялась миссис Фарроуэй. — Да, как раз есть. Он принадлежит Винсенту. Он принес его...
— Не могли бы вы показать его мне? — перебил мистер Тодхантер. — В любую минуту сюда может нагрянуть полиция, и...
— Сейчас принесу, — пообещала миссис Фарроуэй. Она сильно побледнела, но ее голос не изменился. Отсутствовала она минуты три и вернулась с оружием. Мистер Тодхантер осторожно осмотрел его и обнаружил, что он не заряжен. Он вынул из кармана свой револьвер и сравнил их. Армейские револьверы «Фримен и Стерлинг» были совершенно одинаковыми. Мистер Тодхантер испустил вздох облегчения, миссис Фарроуэй насторожилась. — Откуда он у вас?
— Это мое оружие, — хладнокровно произнес мистер Тодхантер.
Миссис Фарроуэй отошла к окну. Атмосфера в комнате накалилась, мистеру Тодхантеру стало неуютно в ней.
— Винсент говорит, что лучшая защита — неведение, — негромко промолвила она. — Ничего не знать, ничего не видеть и не слышать, ничего не помнить.
— Винсент? — переспросил мистер Тодхантер. — А, он звонил вам!
— Нет, заходил — примерно час назад. Разве я не говорила? Он тоже был влюблен в нее, как вам известно, но теперь, слава богу, все кончено. Само собой, он чрезвычайно взволнован. Постоянно твердит, что несет ответственность за... за ее смерть.
— Ответственность? — нахмурился мистер Тодхантер.
— Полагаю, он имеет в виду моральную ответственность. Если бы он не ввязался в это дело, она осталась бы жива, и так далее.
— Значит, он не знает, кто... застрелил ее? — тревожно осведомился мистер Тодхантер.
Миссис Фарроуэй помедлила с ответом.
— Догадывается, — наконец выговорила она.
— Было бы лучше, если бы он не знал наверняка, — пробормотал мистер Тодхантер, — при таких обстоятельствах...
Миссис Фарроуэй кивнула.
— Гораздо лучше.
У мистера Тодхантера возникло ощущение, что между ними сказано слишком многое, но не вслух. Он вынул платок и вытер макушку. Положение оказалось затруднительным. Но в конце концов, решившись на убийство, не стоит надеяться, что задача будет легкой.
В мучительном молчании раздался звонок. Собеседники испуганно переглянулись, одновременно подумав о полиции. Миссис Фарроуэй поспешила к двери. Подстрекаемый инстинктом самосохранения, мистер Тодхантер засунул оба револьвера к себе в карманы, которые заметно оттопырились, и попытался придать себе невинное выражение лица. В холле послышались голоса, дверь гостиной открылась.
— Это Винсент, — объявила миссис Фарроуэй.
Винсент Палмер, рослый, самоуверенный, но чем-то встревоженный, вошел в комнату следом за ней. Его взгляд упал на съежившегося мистера Тодхантера.
— Кто этот человек? — резко выпалил Винсент.
Миссис Фарроуэй объяснила, что мистер Тодхантер — друг ее мужа.
— Если помните, мы с вами однажды встречались, — добавил мистер Тодхантер и сконфуженно умолк, сообразив, как бестактно было упомянуть о той встрече.
— Помню. Что вам здесь надо?
— Винсент, не горячитесь, — спокойно вмешалась миссис Фарроуэй. — Мистер Тодхантер пришел узнать, не нужна ли нам помощь.
— Не нужна. Мы справимся сами. Сожалею, мистер Тодхантер, но...
— Довольно, Винсент, — миссис Фарроуэй произнесла эти слова так невозмутимо и властно, что мистер Тодхантер взглянул на нее с невольным восхищением. Несомненно, она привыкла распоряжаться в неуправляемых дамских комитетах. — Лучше скажите, почему вы вернулись так быстро?
Молодой человек, подчинившийся, но не сломленный, метнул враждебный взгляд в гостя.
— Я пришел за...
— За револьвером? Он у мистера Тодхантера, — и миссис Фарроуэй поспешила предотвратить взрыв негодования, который предвещали нахмуренные брови зятя. — Винсент, умоляю!... Мистер Тодхантер решил, что будет лучше...
Буря разразилась — приглушенная, но пугающая.
— Мне нет дела до того, что решил мистер Тодхантер. А мистеру Тодхантеру я бы посоветовал убраться отсюда, и поскорее. Но сначала верните мой револьвер.
— Конечно, конечно, — послушно закивал мистер Тодхантер. Он помнил, что свое оружие положил в правый карман... или в левый? Нет, в правый, а чужое в левый. Он вытащил револьвер из правого кармана, потом вспомнил, что перед обменом необходимо убедиться, что у Винсента есть надежное алиби. — Но сначала ответьте мне, — он пренебрег зловеще протянутой к нему рукой, — это очень важно. Где вы были вчера между девятью и десятью часами вечера?
— А в газетах пишут, — вмешалась миссис Фарроуэй, — что смерть наступила предположительно между без четверти девять и четвертью десятого.
— Хорошо, — принял поправку мистер Тодхантер, — с половины девятого до половины десятого?
Молодой человек так растерялся, что машинально выговорил:
— Я... я был дома.
— И можете доказать это? — допытывался мистер Тодхантер.
— Думаю, да, — кивнул его собеседник. — Жена подтвердит мои слова.
— А кроме нее?
— Больше некому. У горничной был выходной. Мы поужинали вдвоем.
— Может, после ужина вы сидели в саду, где вас могли видеть прохожие?
— Нет, мы не выходили из дома... Постойте, к чему это вы клоните? Послушать вас, так я первый окажусь под подозрением!
— Под подозрением окажутся все, — отрезал мистер Тодхантер, не церемонясь с самоуверенным болваном, тем более что его терпение иссякло. — Неужели вы этого не понимаете? И ваше положение ничем не лучше других наоборот, хуже, если вспомнить ваши недавние поступки. Вряд ли я один видел вас на выставке цветов в Челси.
— На выставке... в Челси? — запинаясь, переспросил мистер Палмер.
— Именно там. И все-таки я думаю, что у вас есть алиби, потому и отдал вам револьвер. Но послушайте моего совета, юноша: не вздумайте разговаривать с полицией тем же тоном, как со мной. Ничего хорошего из этого не выйдет, подозрения против вас только усилятся. Миссис Фарроуэй, не вижу больше причин задерживаться здесь. Если я вам понадоблюсь, вы знаете, как меня найти. А этот молодой человек сказал вам сущую правду: предоставьте ему самому принимать решения и позаботьтесь только, чтобы он ничего не знал, ничего не видел и ничего не помнил.
Покончив с целью своего визита, мистер Тодхантер вручил молодому человеку не тот револьвер. Мистер Палмер без колебаний принял его, как собственный, и даже не удосужился осмотреть.
Гордясь собой, мистер Тодхантер эффектно удалился. Жаль, что миссис Фарроуэй узнала правду, это несомненно, но мистер Тодхантер был убежден, что она его не выдаст.
Убийство меняет умонастроение человека. Совершив преступление, он становится другим существом. Возможно, именно поэтому было разоблачено столько убийц: они не предвидели, что преобразятся. В самом направлении их мыслей и чувств произошел перелом, на некоторое время они утратили ориентацию.
Мистер Тодхантер не считал, что он совершил убийство; в глубине души он прекрасно знал, что ничего подобного не совершал. Ведь никому не приходит в голову называть убийцей королевского палача. Мистер Тодхантер на протяжении нескольких недель привыкал к самой идее убийства, перебирал в уме все подробности, и не один раз, а сотню, так что вид крови стал только еще одной деталью вдобавок к нарисованным воображением, но несмотря на это теперь, когда дело было уже сделано, тревожился сильнее, чем прежде. Уверенность, которую он продемонстрировал у миссис Фарроуэй, и душевный подъем, последовавший после обмена револьверами, быстро улетучились. Мистер Тодхантер трепетал, его беспокойство было глубоким и непрестанным. Факт смерти и вид мертвой женщины, которую он же и приговорил к смерти, выбили его мысли из привычного русла.
Однако по всем внешним приметам мистеру Тодхантеру было нечего опасаться. Полиция к нему так и не явилась. Мистер Тодхантер не мог заставить себя читать газеты, даже скупые заметки в «Таймс»: все, что имело отношение к убийству, вызывало у него физическую тошноту. Тем не менее было очевидно, что полиция в растерянности — об этом ясно свидетельствовали заголовки статей, которые мистер Тодхантер все-таки просматривал. Нигде не сообщалось ни о каком аресте, самому мистеру Тодхантеру арест тем более не грозил. Постепенно он уверился, что умрет в своей постели, и довольно скоро. Напряжение и бессонница быстро изнуряли его. Через неделю после убийства мистер Тодхантер выглядел постаревшим лет на пятнадцать. И причиной тому были не угрызения совести. Совесть его была абсолютно чиста. Его состарила острая тревога. Мистеру Тодхантеру всегда было свойственно чрезмерно волноваться по пустякам, а теперь он имел полное право изводиться от беспокойства. Ежедневно оно доводило мистера Тодхантера почти до истерики. Он рвался хоть что-нибудь предпринять. Считал, что это его долг. Но что именно? Он не знал.
Некоторое время он обдумывал мысль о чистосердечном признании. Но что в этом толку? Оно никому не принесет пользы. И кроме того, мистер Тодхантер решительно не хотел в тюрьму. Прежде ему было все равно, схватят его или нет. Мысли о тюремном заключении вызывали у него сардоническую усмешку, ибо, конечно, он умрет задолго до казни. Он будет совершенно невозмутим и хладнокровен на заседании суда — уникальное зрелище. Только в интересах семьи он решил отказаться от такого развлечения. Но теперь все изменилось. Он не хотел попасть в тюрьму, не желал, чтобы его судили или вообще беспокоили. Если ему чего-нибудь и хотелось, так это сбежать. Жизнь продолжалась, и он считал, что вправе радоваться последним дням. Но пока его ничто не радовало. Он не мог читать, играть, даже Бах утратил былую прелесть. Казалось, он попал в незримые клещи, выжимающие из него жизненную силу. Подобного ощущения он не испытывал с тех пор, как провел несколько первых ужасных дней в подготовительной школе и осознал, насколько безрадостной может быть жизнь. От всего этого он стремился сбежать. С одной стороны, он чувствовал, что этого-то и не следует делать, но напряжение уже становилось невыносимым.
Однажды он вдруг отправился в кебе в Уэст-Энд и купил билет на пароход, которому предстояло обойти полмира. Круиз должен был продлиться почти четыре месяца, и мистер Тодхантер точно знал, что не доживет до возвращения на родину. Этому он только радовался. Как приятно будет умереть в роскоши и комфорте, и навсегда упокоиться в теплых водах какого-нибудь тропического моря!
Сам себе мистер Тодхантер казался быком, которого заперли в крошечном загоне, обнесенным высоким, выше его роста, глухим забором. В этом загоне он лишь уныло бродил по кругу да скорбно мычал, но вдруг перемахнул через забор и очутился на бескрайнем пастбище, где жизнь предстала ему в совсем ином свете. Другими словами, приняв решение, мистер Тодхантер опять почувствовал, что он сам себе хозяин. Со свойственной ему методичностью он начал собираться в путь. Дом в Ричмонде должен был ждать его возвращения, миссис Гринхилл оставалась в нем хозяйкой. В завещании мистер Тодхантер оставил дом двум пожилым и обедневшим кузинам, которых предусмотрительно поселил у себя, чтобы избавить их от беспокойства и лишней суеты. К своему завещанию он добавил пару пунктов. Мистер Тодхантер побывал у своего врача, который настойчиво поздравлял его с грядущим избавлением, однако назвать точную дату этого избавления не мог, поскольку аневризма с поразительной стойкостью перенесла напряжение последних недель, и в целом ее состояние за последние четыре месяца ничуть не ухудшилось.
И наконец, собрав багаж и ничего не оставляя на волю случая, мистер Тодхантер составил подробное письменное признание, поведав миру, как он убил мисс Джин Норвуд и в качестве доказательства приложив ее браслет. Браслет и револьвер были надежно заперты в ящике комода, а поверенному достался внушительный конверт с признанием, к которому прилагалась записка с просьбой после смерти мистера Тодхантера передать конверт в Скотленд-Ярд. На этом, рассудил он, дело будет закрыто. О семействе Фарроуэй он не слышал ничего с тех пор, как побывал на Мейда-Вейл, и искренне надеялся, что больше о нем никогда не услышит. Он сделал все, что мог. Теперь пусть супруги Фарроуэй и их дети сами позаботятся о своем спасении.
Первоначальное решение мистера Тодхантера заставил изменить один инцидент, достойный описания и произошедший вскоре после завершения тягостной для него недели. Однажды он случайно встретил управляющего театром, мистера Балла. Встреча состоялась на тротуаре Кокспер-стрит, возле судовладельческой конторы, куда мистер Тодхантер зашел по какому-то ничтожному делу, которое вполне мог бы уладить по телефону. Мистер Бадд, подбородок которого казался синеватым от щетины, сразу узнал давнего знакомого и приветствовал его с неожиданным воодушевлением. Час был поздний, и мистер Бадд, финансовое положение которого временно пошатнулось, надеялся получить приглашение быстро пропустить по стаканчику, но рассчитывал не успеть сделать ответное приглашение.
Мистер Тодхантер не особенно жаждал встречи с мистером Баддом или кем-либо, напоминавшим ему о мисс Норвуд, но не сумел совладать с обрушившимся на него шквалом радушия. Мистер Бадд старался изо всех сил, но удача в тот день отвернулась от него. Последние пять минут истекли, а они все стояли на тротуаре. Смирившись с неизбежностью, мистер Бадд пригласил собеседника в клуб «Зеленая комната», а мистер Тодхантер, который не сумел быстро придумать отговорку, нехотя принял приглашение. Вот на каком волоске висело все будущее Фелисити Фарроуэй!
В клубе мистер Бадд немедленно принялся излагать свою скорбную сагу (ибо, конечно, театр закрылся, а мистеру Балду предстояло лишиться работы, как только истечет срок аренды), между делом завел разговор о пьесе, которую он как раз читал и которая, по его утверждению, представляла собой «шедевр», «то, что надо» и «верняк».
— Она велела мне выкинуть ее, — жаловался мистер Бадд, — но я отказался. У меня просто не поднялась рука!
Не слишком заинтересованный мистер Тодхантер вежливо попросил объяснений. Из них он понял, что в многочисленные обязанности мистера Бадда входило чтение десятков пьес, которыми дилетанты и энтузиасты от драматургии заваливали мисс Норвуд. Все, что он находил достойным внимания, он передавал мисс Норвуд, а доля таких рукописей составляла менее одного процента.
— Гиблое дело! — с непоколебимой убежденностью заявил мистер Бадд. — Девяносто девять из сотни были просто-напросто дрянными. Можно подумать, что эти олухи никогда в жизни не бывали в театре! — Но пьеса, о которой шла речь, оказалась исключением. Это был дебют неизвестного автора, но если верить мистеру Бадду, на сцене он произвел бы фурор. — И вот вам, пожалуйста! Я же объяснял вам, как устроен наш бизнес. Пьесы мистера Икс имеют успех, все режиссеры Лондона обивают его пороги, выпрашивая очередной шедевр. Мисс Игрек написала первую пьесу в жизни — и ни один лондонский режиссер не пойдет на такой риск... Но мисс Норвуд отвергла эту пьесу по другой причине. Она сказала, что пьеса недостаточно хороша, но покривила душой: ей, как и мне, было известно, что это верняк. Но нет, она отказалась ставить пьесу, потому что не могла сыграть в ней главную роль. Во-первых, это была роль юной девушки, во-вторых, чертовски сложная роль. Надо отдать Джин должное она знала пределы своих возможностей. Но почему...
Мистер Тодхантер вдруг встрепенулся, походя на крупную зловещую птицу, готовую взлететь.
— Вы говорите, это хорошая пьеса? — перебил он.
— Именно так, — отозвался несколько удивленный мистер Бадд.
— Скажите, главная роль в ней могла бы подойти Фелисити Фарроуэй?
— Кому?... О, помню, помню! Мистер Тодхантер, — с восхищением продолжал мистер Бадд, — вы попали в самую точку. Фелисити прямо создана для этой роли, в ней она затмит всех актрис Лондона. Да, только она — и больше никто. Но как вы догадались?
— Помнится, вы рассказывали, что мисс Фарроуэй — талантливая актриса.
— Верно, теперь припоминаю. Вы же друг ее отца. Бедняга, как его подкосило...
— Во сколько обойдется постановка этой пьесы, если главную роль в ней будет играть мисс Фарроуэй?
Мистер Бадд задумался.
— Тремя тысячами мы могли бы обойтись... но знаете, я бы вам не советовал. Риск чертовски велик. Неизвестная актриса, неизвестный драматург — все против вас! Конечно, если публика с самого начала будет благосклонна, у вас есть шанс, но... и потом, кому вы поручите постановку? Дейн мог бы, но... или вы сами намерены заняться ею? — оживился мистер Бадд.
— Через три дня я уезжаю за границу, — объяснил мистер Тодхантер, — поэтому не смогу заняться спектаклем. Не согласились бы вы взять на себя всю ответственность — уладить дело с автором и обязательно подписать контракт в Обществе писателей, на чем я настаиваю, ангажировать мисс Фарроуэй и остальных актеров, выбрать режиссера и сделать все остальное — при условии, что перед отъездом я выпишу вам чек на три тысячи?
— Но вы же меня не знаете, — чуть не разрыдался мистер Бадд. — Ничего подобного вы не сделаете. А если я удеру с деньгами, если я... вы спятили!
— Так вы согласны? — усмехнулся мистер Тодхантер.
— Клянусь своими костями и потрохами! — выпалил мистер Бадд. — Само собой, согласен! И если вы не заработаете на этом целое состояние, то не по моей вине. Черт... Черт! Эй, еще порцию!
Спустя три дня мистер Тодхантер уплыл на корабле «Анчуса». Расследование убийства мисс Норвуд так и не сдвинулось с мертвой точки. Газеты открыто обвиняли полицию в беспомощности, а полиция была готова признать, что журналисты недалеки от истины. Мистеру Тодхантеру казалось, что его кошмарный сон наконец-то закончился.
Но он жестоко ошибся.
В Токио мистер Тодхантер узнал, что почти пять недель назад Винсент Палмер был арестован по обвинению в убийстве Джин Норвуд.
Часть III. Детективный роман
Чересчур идеальное убийство
Глава 10
Проделав путь из Японии со всей мыслимой быстротой, мистер Тодхантер вернулся в Англию в конце ноября, за неделю до начала суда над Винсентом Палмером. Об этом он узнал из английской газеты, купленной в Кале перед посадкой на пароход. Убедившись, что лишний час-другой ничего не изменят, мистер Тодхантер с вокзала Виктория направился прямиком в Ричмонд, где оставил багаж, поздоровался с кузинами и миссис Гринхилл, а потом уехал в Скотленд-Ярд.
Прибыв туда в половине пятого, мистер Тодхантер был твердо убежден, что его путешествие по миру завершится арестом и казнью. Он ощущал тревогу, но не панику. Что касается аневризмы, ее состояние было таким же, как при отплытии из Англии; разумеется, во время круиза мистер Тодхантер всячески оберегал ее, воздерживался от чрезмерных нагрузок и не прикасался к спиртному. Вояж пошел ему на пользу. Он обрел душевный покой, мисс Норвуд лишь изредка являлась к нему во сне. Известие об аресте Палмера не на шутку взволновало его, он винил себя за то, что укатил за границу, не предвидев такой промах со стороны властей, но считал, что теперь ошибка непременно будет исправлена. Если волокита в Скотленд-Ярде окажется умеренной, Палмер выйдет на свободу к ужину.
— Мне необходимо видеть офицера, которому поручено дело Норвуд, — невнятно произнес мистер Тодхантер, обращаясь к рослому полицейскому у дверей Скотленд-Ярда.
— Стало быть, старшего инспектора Морсби, — дружелюбно отозвался полицейский. — Заполните этот бланк, сэр, и укажите, по какому вопросу вы хотите встретиться с ним.
Мистер Тодхантер, на которого произвело впечатление это дружелюбие, положил на стол свою бесформенную шляпу и послушно заполнил бланк. В качестве своего дела к старшему инспектору Морсби он указал «важные сведения по делу о смерти мисс Джин Норвуд».
Рослый полицейский предложил мистеру Тодхантеру сесть и удалился. Через десять минут он сообщил, что старший инспектор Морсби сможет принять его через несколько минут. Спустя полчаса на удивленный вопрос мистера Тодхантера полицейский сообщил, что старший инспектор Морсби — очень занятой человек. Через двадцать минут после этого мистера Тодхантера наконец-то провели в кабинет старшего инспектора Морсби. Из-за простого стола навстречу ему поднялся дюжий верзила с обвислыми моржовыми усами. Верзила сердечно пожал руку мистеру Тодхантеру, предложил ему сесть и спросил, чем может помочь.
— Вы расследуете дело Норвуд? — осторожно начал мистер Тодхантер. После столь долгого ожидания он опасался, что его провели не к тому офицеру.
— Я, сэр, — подтвердил старший инспектор.
Мистер Тодхантер потер макушку. Он не терпел неуместного драматизма, но способов сообщить эту новость, избегая драматизма, не видел.
— Видите ли, я только что вернулся в Англию. Несколько недель назад, в Японии, я узнал об аресте мистера Палмера. Это известие потрясло меня, — промямлил мистер Тодхантер.
— Так, — терпеливо отозвался старший инспектор. — Почему же известие об аресте мистера Палмера потрясло вас?
— Потому что... в общем... видите ли... — мистер Тодхантер окончательно сконфузился и выпалил: — Потому что мисс Норвуд застрелил я.
Старший инспектор уставился на мистера Тодхантера, а тот — на старшего инспектора. К удивлению мистера Тодхантера, его собеседник не спешил выхватить наручники и защелкнуть их на протянутых с готовностью костлявых запястьях убийцы. Вместо этого инспектор произнес:
— Так-так, значит, вы застрелили мисс Норвуд, сэр? Боже мой, — он покачал головой, словно желая сказать, что мальчишки всегда одинаковы, но взрослым мужчинам полагается вести себя, как взрослым.
— Э-э... да, — озадаченно подтвердил мистер Тодхантер. Похоже, старший инспектор вовсе не был шокирован. Он даже не заволновался, хотя и узнал, что все подозрения против Винсента Палмера развеялись. Он лишь укоризненно качал головой и подкручивал кончик уса. — Я хочу сделать заявление, — добавил мистер Тодхантер.
— Конечно, сэр, — примирительно отозвался старший инспектор. — Значит, вы совершенно уверены в том, что это сделали вы?
— Разумеется, уверен, — слегка удивился мистер Тодхантер.
— Вы все обдумали? — допытывался старший инспектор.
— Я думал об этом всю дорогу из Токио в Лондон, — раздраженно пояснил мистер Тодхантер.
— Знаете, признаваться в убийстве — это серьезное дело, — добродушнейшим тоном заметил старший инспектор.
— Конечно серьезное, — подтвердил мистер Тодхантер. — Как и совершать убийство. Стало быть, арестован невиновный.
— Ну хорошо, — почти нехотя, в очередной раз изумив мистера Тодхантера, старший инспектор придвинул к себе блокнот и приготовился делать записи. — Итак, что все это значит?
— А как же официальный протокол, который я смогу подписать? — вспомнил о прочитанных детективных романах мистер Тодхантер.
— Сначала расскажите все по порядку. Если понадобится, протокол мы составим потом, — объяснил старший инспектор терпеливо, словно неразумному ребенку.
Растерявшись, мистер Тодхантер начал рассказ. Следует признать, что он изъяснялся скверно, и лишь отчасти потому, что не привык к подобным объяснениям. Еще одной помехой была необходимость оберегать Фарроуэя и всю его семью от ненужных подозрений.
— Ясно, — произнес старший инспектор, когда мистер Тодхантер с трудом довел свою повесть до финала. Насколько мог судить мистер Тодхантер, старший инспектор не сделал в блокноте ни единой пометки. — Ясно. Почему же вы решили застрелить мисс Норвуд? Этого я не понял.
— Из ревности, — с горестным видом пояснил мистер Тодхантер. Даже он сам счел такой ответ неубедительным. — Мне было невыносимо... э-э... делить ее с другими.
— Само собой. Но когда же вам пришлось ее делить? Если я правильно вас понял, вы встречались с мисс Норвуд всего раза два. Было ли во время этих встреч вам оказано... хм... особое расположение? — деликатно осведомился старший инспектор.
— Нет... То есть не совсем, но...
— Но вы на это надеялись?
— Разумеется; — благодарно согласился мистер Тодхантер, — конечно надеялся.
Если втайне старший инспектор и считал, что мистер Тодхантер не похож ни на пылкого, ни на любого другого любовника, то воздержался от упоминаний об этом вслух.
— Значит, сам вопрос дележки не вставал — потому, что вам и не приходилось, так сказать, делиться?
— Полагаю, да.
— Но вы только что объяснили, что убили ее потому, что ни с кем не желали делиться. Значит, вы убили ее, продолжая питать надежды?
— Пожалуй, можно сказать и так, — с сомнением отозвался мистер Тодхантер.
— Я просто повторяю ваши слова, сэр.
— Мы поссорились, — с несчастным видом пояснил мистер Тодхантер. — Знаете, как ссорятся любовники...
— А, вот оно что! Ссора вышла бурной?
— Чрезвычайно бурной.
— Вы кричали друг на друга и так далее?
Читать бесплатно другие книги:
