Чудотворец Константинов Дмитрий
– Не надо смотреть.
– Боится сглаза? – Николай посмотрел на высоченного Малькова снизу вверх, усмехнулся и отошел в сторону.
Тем временем в зале воцарилась гробовая тишина.
Ставицкий с микрофоном в руке стоял в центральном проходе, у дальних рядов, лицом к сцене. Открывал глаза, словно выйдя из транса, устремился вперед и широким жестом указал на девочку лет пяти.
– Портсигар у вас, милая леди!
Восхищенная девочка радостно подпрыгнула, схватила с сидения портсигар и подняла его над головой. Зал загудел, оживился, ассистент забрал у девочки портсигар и отдал хозяину.
Ставицкий поднялся на сцену и укрепил микрофон на стойке.
– Мы встретимся снова минут через десять. А пока я хочу представить вам одного человека… Встречайте!
Он пошел к боковым кулисам навстречу Арбенину и шепотом предупредил:
– Микрофон не трогай – плохо работает.
Николай коротко кивнул. Виктор, приобняв его за плечи и широко улыбаясь аплодирующим зрителям, подвел его к микрофону.
– Мы познакомились пять лет назад, в специальной лаборатории по изучению экстрасенсорных способностей человека… Впрочем, он сам о себе расскажет.
Широким жестом указав на Арбенина, целитель ушел за кулисы и там обернулся. Он уже не улыбается – взгляд жесткий и холодный, скользнул по веревке в месте соединения блоков-противовесов.
– Добрый вечер. Меня зовут Николай Арбенин. Мой друг Виктор Ставицкий любезно подарил мне целых десять минут своего выступления. В отличие от него, я не могу помочь всем сразу – да и десяти минут на всех не хватит…
Ставицкий тяжело задышал, пот заструился по лицу, блоки поползли вниз – вот-вот веревка не выдержит натяжения и противовесы рухнут на Николая…
– Я попробую помочь кому-то одному. Здесь, сейчас, на ваших глазах.
Виктор вдруг резко потряс головой и уставился в пол. Блоки остановились. Целитель круто развернулся и буквально побежал к выходу в служебный коридор.
Мальков, заметив это, тяжело выдохнул и пошел следом.
Николай некоторое время помолчал, глядя на подростка в инвалидной коляске в самом конце зала.
– Юноша на коляске здесь не один?
– Я с ним! – отзывается какая-то женщина.
– Кто-нибудь из мужчин, помогите поднять коляску на сцену…
…Виктор стоял в конце коридора, мрачный и злой, опершись руками о стену и опустив голову.
– На сцену скоро – куда убежал? – проговорил подошедший Мальков. Не дождавшись ответа, он шагнул ближе: – Слушай, раз этот урод тебя так бесит… Давай я позвоню Зинчуку? Это мой сослуживец, у него здесь команда… Он все устроит.
– Я не убиваю людей, – глухо отозвался Ставицкий.
– Кто говорит: убивать? Чуть-чуть покалечим…
– Я не убиваю людей! – повернувшись, рявкнул Виктор.
– Тихо-тихо… – Мальков успокаивающе выставил ладони. – Не ори!
Ставицкий бросил на него хмурый взгляд и пошел обратно – к двери, ведущей на сцену.
Рынок заканчивал работу. Кто-то уже убрал вещи с прилавков, кто-то еще пытался что-то продать немногочисленным покупателям. Юра Арбенин и Реваз Микая с большими сумками в обеих руках шли по проходу между рядами.
– Ты же сам предложил! – раздраженно сказал Юра. – Это твоя идея!
– Идея денег не ест, – буркнул грузин, – у меня таких идей в голове…
– Зачем тогда обещать?! – Юра с характерным акцентом передразнил: – «Э-э, дарагой, денег дам, Лариса моя знакомства подключит»…
– Не обещал я – вслух размышлял, – Реваз досадливо поморщился.
– Предупреждать надо! Коля уверен, что ты с Ларисой все обсудил, что вы в деле!..
Грузин лишь сокрушенно покачал головой.
– Реваз, надо помочь! Мы на тебя рассчитывали!
– Ладно, – вздохнул тот, – будет удобный момент – поговорю с ней…
– Нет у нас времени ждать: у Коли уже все на мази!
Дойдя до своего «жигуленка», Реваз открыл багажник, а Юра подхватил сумки и помог поставить их внутрь.
– Реваз, ты же мужик?
– Ну? – насторожился грузин.
– Вы с Ларисой партнеры – у вас все пополам… Дай нам денег из своей доли?
– Э-э, я – мужик, а не чмо!.. У нас не «все пополам» – у нас все вместе!
Он постоял некоторое время, что-то обдумывая, а потом решительно направился к прилавку Ларисы.
– …Ларунчик, это ж – совсем другой масштаб! Другие деньги!..
– Закрываем точку, – принялась перечислять та, – срочно скидываем товар, все деньги вкладываем в Колины концерты и сидим ждем: вдруг мы опять что-нибудь заработаем? Я правильно поняла? – обратилась она к подошедшему Юре.
– Да нет, здесь… Вариант стопроцентный!.. Если будет начальный капитал…
Лариса кивнула на затаившего дыхание грузина:
– Чем ты его по голове бил, что он мне все это вслух сказал?! Наверняка чем-то тяжелым! – Она посмотрела на Реваза, чуть не испепелив его взглядом. – С тобой мы дома поговорим!
Лариса рывком застегнула стоящую на прилавке сумку, дав понять, что разговор окончен. Реваз встретился глазами с Юрой и с виноватой улыбкой развел руками.
В зале воцарилась тишина, кто-то привстал с места, наблюдая за происходящим на сцене. Слава Дорохин сидел в инвалидной коляске – обе руки скрючены, голова неестественно вывернута. Ставицкий посмотрел ему в глаза, медленно провел рукой вдоль тела парня, примерно в полуметре… Мать подростка замерла за спинкой кресла.
Неестественно громко прозвучал голос круглолицего усатого мужчины:
– Долго еще?! За что мы деньги платили – смотреть, как он на сцене стоит?!
По залу пронесся гул – кто-то из зрителей шикает, кто-то выражает одобрение.
Лицо Николая покрылось потом, даже водолазка взмокла и прилипла к телу, руки задрожали – но он все смотрел и смотрел на Славу. Потом взял его скрюченную руку в свою ладонь, тронул запястье мальчика и, словно разглаживая кожу, провел по руке больного вверх, к локтю.
– Ставицкого сюда!.. – снова крикнул «подсадной». – Мы за него платили! А не за этого…
Зрители загомонили еще громче, тут и там слышались возмущенные возгласы!
– Правда, долго еще?!
– Он что, встанет и пойдет?
– Ага… Иисус Христос, блин!..
Ставицкий, наблюдавший из боковых кулис, едва заметно усмехнулся.
Николай никак не реагировал на крики, шум, смешки – он был полностью поглощен своим занятием и уже с трудом стоял на ногах. Вдруг он убрал руки от мальчика и спокойно сказал в микрофон:
– Сейчас не встанет – это не так быстро. – Затем Арбенин обратился к матери Славы: – Он мог шевелить пальцами?
– Только руками, пальцами – нет…
– Подними правую руку, – улыбнулся Николай подростку.
Тот приподнял правую руку со скрюченными пальцами, согнул ее в локте. В зале притихли.
– Смотри мне в глаза, – негромко заговорил Арбенин. – Не спорь… не бойся… ни о чем не спрашивай… Просто делай, что я говорю… Сожми пальцы в кулак… Сожми. Пальцы. В кулак.
Скрюченные Славины пальцы, дрожа от напряжения, начали движение, медленно сжимаясь в кулак… Его мать вскрикнула, но Николай приложил палец к губам. Мальчик потрясенно уставился на свои движущиеся пальцы – кажется, он не до конца верил своим глазам.
– Разожми кулак.
Пальцы выпрямились – нормально, как у всех людей…
По щекам подростка потекли слезы, мать зарыдала, зажав рот рукой. Зрители оживились, загудели.
– Это не навсегда, – сказал усталый донельзя Арбенин, – день-два, возможно – неделя… Потом будет как раньше. Лечение – долгий процесс…
Стоявший в боковых кулисах Ставицкий уже не улыбался.
– Подсадной! – вдруг крикнул круглолицый усатый мужчина. – Парень – актер, стопудово!
Николай взглянул в его сторону и хотел что-то сказать, но развернулся и молча ушел со сцены.
В ресторане, за столом, отделенным от остального зала, сидели пятеро: Ставицкий, Мальков, Гузак, Зубарев и Арбенин. Николай был опустошенный и заторможенный.
– Будешь так тратиться – никакого здоровья не хватит! – улыбнулся ему Ставицкий. – И чего добился? Половина зрителей подумали, что парень – актер, остальные вообще не увидели, как он пальчиками шевелит. Мелкая моторика – не для сцены!
– Хватит об этом, – устало проговорил Арбенин.
– Ты правда надеялся: он встанет и пойдет?.. Запомни на будущее: когда рядом зрители, нельзя рисковать – делай только то, в чем уверен!
– Спасибо за совет… Давай о наших делах?
– А какие у нас дела?
Николай поднял глаза на Виктора – спокойного и чуть вальяжного, на губах его играла привычная едва заметная улыбка.
– Я все равно буду выступать – это вопрос решенный. Поговори с Гудовским: мне нужен всего один эфир – чтоб пошли первые зрители…
– Не соглашусь – так и будешь ездить за мной, пакостить, выступления срывать? – предположил Ставицкий. – Пока вся страна ни поймет, что Виктор Ставицкий – мошенник… Ни черта не может – только людям мозги пудрить!
– Теперь я знаю, что это не так, – признался Николай. – Раньше не знал, извини.
– Ого! – наигранно восхитился Виктор. – Ну, спасибо… Как в том анекдоте?.. «Извините, сэр». – «Он уже умер». – «Лучше поздно, чем никогда»…
– Не надо нам воевать, – Арбенин покачал головой, – обоим только хуже будет.
Ставицкий задумчиво кивнул:
– Ну да… По большому счету, нам делить нечего: страна большая, людей много…
– Вот это правильно! – оживленно вклинился Гузак. – Жить надо дружно: зрителей на всех хватит!
Он подхватился с места навстречу официанту и помог ему переставить с подноса на стол графин с коньяком и стопки.
Мальков исподлобья посмотрел на Ставицкого, перевел взгляд на суетящегося администратора, и было очевидно, что ему все это очень не нравится.
– Ну? За знакомство? – Гузак торопливо разлил коньяк по стопкам.
– За знакомство мы с Колей пили пять лет назад, – отмахнулся Ставицкий.
– Так вы и не пейте, а мы выпьем… Да?
– Леня! – досадливо поморщился Мальков. – Не суетись!
Ставицкий взял свою стопку и по-деловому обратился к Николаю:
– Со Славой Гудовским договорюсь: он пригласит тебя в свою программу. Потом может сделать прямой эфир с твоего первого выступления… Здесь уж пан, или пропал – все от тебя зависит. Он мне предлагал: я пока не рискую. Хочешь – попробуй?
– Зачем тебе это? – неуверенно спросил Арбенин.
– Еще один «жест доброй воли», – улыбнулся Ставицкий, а потом посерьезнел: – После этого заключаем джентльменское соглашение: друг о друге говорим исключительно уважительно, не мешаем работать и не лезем в сферу интересов друг друга.
– Отличная идея! – подхватил Гузак. – Надо держаться вместе! Сколько уже этих шарлатанов повылезло…
Он опрокинул в рот стопку коньяка и тут же налил еще.
Ставицкий пригубил коньяк и протянул руку Николаю. Тот, тоже глотнув из своей стопки, ответил на рукопожатие.
Мальков отвел взгляд и уставился куда-то в сторону. Его все это бесило.
Из ресторана выходили с улыбками, добродушно распрощались. Сияющий Гузак, который был пьянее остальных, потряс руку Николаю и в порыве чувств обнял Зубарева. Мальков взял администратора за плечи, развернул и направил к стоящему у входа в ресторан такси.
– А что нам оставалось? – тихо проговорил Ставицкий, когда они втроем подошли к машине. – Только согласиться на их условия… Правда, Леня?
– Конечно! – Гузак энергично кивнул и тяжело плюхнулся на заднее сиденье.
Мальков хотел было последовать за ним, но Ставицкий задержал его, взяв за локоть.
– Думаешь, не надо было?
– Ты командир – тебе решать, – неопределенно пожал плечами Мальков.
Ставицкий захлопнул дверцу и, понизив голос до шепота, выпалил:
– Поедешь в Москву. Лично займешься зрителями для нашего нового партнера. Минимум девяносто процентов зала в первый вечер – наши люди. Их задача – сорвать выступление. Денег не жалей! – Он мстительно усмехнулся. – Этот «чудотворец» должен быть раздавлен в прямом эфире – пусть вся страна это увидит!
Мальков с явным облегчением перевел дыхание и тоже усмехнулся:
– А я уж думал тебя докторам показывать…
В лабораторном кабинете находилось три стола, но лишь один из них был занят. За столом сидел Олег Смолов и давал интервью Насте. Витя Даглец, как всегда, работал с камерой.
– Весело было, – улыбнулся воспоминаниям Смолов. – Жалко, этот цирк быстро прикрыли! Встречались такие клоуны…
– Ставицкого между собой вы тоже называли клоуном?.. Он ведь так и не смог подтвердить свой дар?
– Там все не так просто… Да, эксперименты были неудачными, но… В таких вещах нужна полная концентрация, а у нас – люди кругом, проводки, датчики… Он принес какие-то пленки, привел людей, которые вроде как видели…
– Олег Сергеевич! – мягко перебила Настя. – Лично вы видели, как Виктор Ставицкий читает мысли, двигает предметы… хотя бы заставляет вращаться стрелку компаса?
– Лично я не видел.
Дверь открылась, и в кабинет зашла Вера Чернышова.
– О, привет! А у нас тут – телевидение. Передачу снимают про Славу… – осекшись, Смолов усмехнулся: – …или кто он теперь? Виктор Ставицкий!
Вера, кивнув в знак приветствия журналистке, прошла к своему столу.
– Вот с кем надо поговорить! – указал Смолов. – Вера его как раз курировала. Сначала лично профессор Голин, а потом, когда он переключился на Николая Арбенина…
Настя, не дослушав, устремилась к столу Веры, Витя с камерой метнулся за ней.
– Здравствуйте. Анастасия Уварова… Профессор Голин сказал, что не имел возможности увидеть какие-то особые способности Виктора Ставицкого… А вы что скажете?
Вера помолчала, задумчиво глядя на Настю и на камеру на плече Вити Даглеца, и, наконец, произнесла:
– А я имела.
Журналистка в первый момент растерялась, так как ожидала иного ответа, и решила уточнить:
– Я – об экстрасенсорных способностях…
– Я тоже.
– И как он их проявлял?
– По-разному… Я не хочу об этом говорить.
– Почему?
Но Вера уже открыла сумку, достала папку, из папки – какие-то бумаги и принялась раскладывать их на столе, давая понять, что разговор окончен.
Настя решила не сдаваться.
– То есть, вы считаете: Ставицкий все же обладает неким особым даром?
– Я не считаю – я знаю, – отчеканила Вера.
Братья Арбенины и Зубарев подъехали к московскому ДК им. Луначарского и вышли из машины. Юра, указывая на фасад задания, очертил рукой прямоугольник.
– Плакат – семь на девять – уже рисуют… На полметра шире, чем был у Ставицкого!
– И здесь мы его обставили, – усмехнулся Зубарев.
– Реваз с Ларисой какую долю хотят? – спросил Николай.
– Да ну их, куркули! – отмахнулся Юра. – Лариса твоя – жаба! И грузин этот… подкаблучник! Только языком чесать…
– А где ты деньги взял? – насторожился Николай.
– Все нормально, договорился! – Юра небрежно кивнул на ДК. – Зал уже проплатил – семь вечеров, с шестого по двенадцатое! С утра был в типографии насчет афиш…
– С кем договорился?! – перебил его старший Арбенин.
– С Патаевым. Второй раз у него берешь – там смешной процент! Таких вообще не бывает! Я и подумал… – под взглядом брата Юра сжался. – Чего? Мы же в прошлый раз расплатились?
– Чтобы в прошлый раз расплатиться, мы ему квартиру отдали!
– Здесь-то что может быть? – возмутился Юра. – Все просчитано!
– Здесь все, что угодно может быть! – раздраженно выдохнул Зубарев. – Не понял еще? Нельзя с рэкетирами дело иметь!
– Да не рэкетир он… Просто коммерс.
– Ага, только у него все друзья рэкетиры! И они его слушаются!..
– Даже если ползала придет – все равно отобьем, – стал оправдываться Юра. – Да какие «ползала»?! В первый же вечер покажут по телеку – такие толпы повалят… Вернем мы ему деньги!
– При чем тут это?! – Зубарев даже глаза закрыл. – Ты вообще слышишь, что тебе говорят?
– Ладно, чего теперь, – примирительно сказал Николай. – Деньги уже взяли – надо работать.
Они вошли в ДК, и Арбенин первым делом пошел в монтажную. Там за монитором, на котором шло интервью Олега Смолова, сидела Настя.
– Готовы к эфиру? – улыбнулась журналистка.
– Всегда готов! А что с вашим репортажем?
– Почти готов! Сегодня к пяти надо сдать…
– А можете не сдавать?
– Конечно, могу! Только уволят.
– Вы сами увольтесь – тогда не успеют, – посоветовал Николай. – Прямо сейчас – заявление на стол. А кассету отдайте мне, я ее отсюда вынесу – пусть лежит, на всякий случай, вдруг пригодится? Как вам такой план?
Настя несколько настороженно взглянула на Николая, но попыталась поддержать шутливый тон:
– Отличный план! Жаль, не сработает: сумки на выходе проверяют – кассеты нельзя выносить.
– У меня не проверят, – заверил Арбенин. – Мы со Ставицким заключили что-то вроде джентльменского соглашения… Конечно, этот прохвост обманет – но, пока не обманул, надо поддерживать нейтралитет.
– Я с ним ничего не заключала, – отчеканила Настя.
– Это моя личная просьба, – смущенно проговорил Николай. – К тому же я как раз пришел предложить вам работу. Нам нужен человек для связи с общественностью… Юра настаивает на вашей кандидатуре. Зарплата – в два раза больше… Какая у вас сейчас?
Настя молча уставилась на Виктора. Наконец, она произнесла:
– Юра настаивает?.. А вы? Вам все равно?
И снова повисла тишина. Настя и Николай смотрели в глаза друг другу.
– Нет… Мне не безразлично душевное состояние моего брата.
– Хороший репортаж получается, – журналистка отвела взгляд и кивнула на экран. – Жалко, если никто не увидит. Теперь мы Ставицкого ни в чем не обвиняем, просто люди воспоминают о нем: один, второй, третий… И никто из них ни разу не видел, чтоб он хоть как-то проявил свои уникальные способности…
– Вы были в лаборатории? С Верой Чернышовой тоже поговорили?
– Да, и она, кстати, единственная за него вступилась, но тоже конкретно ничего не сказала… Думаю, здесь что-то личное…
– Могу я посмотреть, что она сказала? – тихо попросил Николай.
Настя нажала кнопку перемотки, и на экране замелькали кадры.
– Мне показалось, или у нее со Ставицким был роман?
– Остановите! – вдруг сказал Арбенин, подаваясь к монитору.
Настя остановила перемотку, включила запись.
«И как он их проявлял?»
«По-разному… Я не хочу об этом говорить».
«Почему?»
«То есть, вы считаете: Ставицкий все же обладает неким особым даром?»
«Я не считаю – я знаю».
– Интересно, что она имела в виду? – задумчиво проговорила журналистка и вопросительно посмотрела на Арбенина. Тот промолчал, глядя в погасший экран монитора.
Вера зашла на территорию детского сада и направилась к веранде, на которой играли дети.
– Они с мужчиной на качели пошли, – крикнула ей воспитательница, махнув за здание. – Там вас ждут.
– С каким мужчиной? – встревожилась Вера.
– Да вы не волнуйтесь, Денис сказал: это папин друг.
Вера быстро повернула за угол детского сада и действительно увидела сына на качелях. Рядом на корточках сидел Николай и держал перед собой вытянутые и сжатые в кулаки руки. Денис ткнул пальцем в правый кулак:
– Шишка!
Николай раскрыл кулак – в ладони, действительно, лежала маленькая шишка.
– А здесь что-то есть? – спросил он, указав взглядом на левый кулак.
Мальчик кивнул.
– Что?
Денис пожал плечами.
– Нельзя сдаваться! – подбодрил его Арбенин.
– Какой-то камешек?
– Ну… Почти, – мужчина разжал кулак – там был свернутый в маленький шарик трамвайный билет. – Молодец! – он потрепал мальчика по голове.