И в печали, и в радости Макущенко Марина
– Это становится все сложнее! Все, кто нас видит, – на улице, в ресторане, в спортклубе, в магазинах, во дворе, в больнице – называют нас семьей. Поначалу меня это забавляло, но сейчас…
– Тяготит?
– Хуже! Сейчас я начинаю в это сама верить! Подсознательно и запретно, но ты знаешь, каков он на вкус, этот запретный плод.
– По крайней мере, знаю, как сложно ему противиться. Думаешь, он влюблен в тебя?
– Я не знаю, что он чувствует. И, что еще хуже, я не знаю, что чувствую сама! У меня столько всего в голове!
– Я знаю тебя уже… двенадцать лет? Ну, около того. Я была свидетельницей многих твоих романов, и я никогда не видела тебя такой. Ты же в них, как с вышки, прыгаешь! Ты никогда не сомневаешься!
– А с мужем?
– С мужем ты сомневалась на первых порах. Думаешь, этот такой же?
– Нет. Этот не будет брать меня на прицел и добиваться против моей воли. Не знаю как, но я это чувствую.
– Я поняла, что в твоей голове сейчас бардак. Это как с переездом. Вещей много, все разного цвета и назначения и все любимые. Что мы сделали?
– Сгруппировали, описали и разложили по коробкам.
– Правильно! Сейчас так и сделаем. И когда разложим, поймем: останется что-то, что не влазит ни в одну коробку, или нет.
– Это и будет оно? Я все время думаю об этом. В отношениях между мужчиной и женщиной столько манипуляций, на которые я постоянно клюю! Одному я сказала «да», потому что с ним могла много путешествовать; другому – потому что у него были деньги; с третьим решила быть раз и навсегда, потому что страшно было в новом городе остаться одной; с четвертым – потому что он меня, как за уши, доставал из любой депрессии; с пятым – потому что он король в сексе, и так далее. Но через какое-то время я понимала, что не нужно было это «да», можно было просто ездить, заниматься сексом, позволять за себя платить. На самом деле никто не просил мое сердце, а я думала, что должна его отдавать. И как же противно и горько, когда понимаешь, что насиловала душу, что ничего не было, а я заставляла себя думать, что люблю! Что же такое любовь, как ее объяснить?
– Никак. Ее не объяснить. Она не влезет ни в одну коробку. Ты захочешь быть с человеком без «потому что», ты просто не сможешь с ним не быть.
– Мне кажется, что я уже не способна на это. После всех попыток сдать в аренду не только тело, но и душу я утратила способность любить.
– Ты никогда и никого не любила. Только хотела это чувствовать и притворялась. Хватит бичевать себя!
– Какое-то время я была спокойна, потому что, как мне казалось, у меня сработал будильник. Будильник звонил и напоминал: дорогуша, тебе тридцать! Пора завести ребенка, надо о ком-то заботиться. И тут мне подают ребенка: на, заботься! Мне было легче, когда я это понимала, мне казалось, что я себя контролирую. Но оказывается, на самом деле мне не нужны семья, дом, дети.
– Почему ты так решила?
– Потому! В пятницу приезжал Вадим…
– Что?
– Да, и… Тихо. Он идет!
– Вадим? – Вика завертелась.
– Нет, Юра.
– О боги!
– Нет, это Юра с Мишей.
– Добрый вечер, – подошел Юра.
Миша, увидев Вику, попятился.
– Юра, познакомься, это моя хорошая подруга, Вика. Она тренер по танцам, в том числе и по танго, но последние два года танцует и преподает сальсу, бачату и реггетон.
– Здравствуйте. Это что-то латиноамериканское?
– Да. Вика, это мои друзья, Юра и Миша. Юра – нейрохирург, Миша – его сын.
– Привет, – улыбнулась она Мише.
– Вика… – начала было я.
– Ой, я забыла, извините.
– Вы, наверное, хотите пообщаться наедине? Миша, поужинаем дома? – сориентировался Юра.
– Я хочу с Маричкой!
– К ней приехала подружка. А мы с тобой закажем пиццу, хочешь? Тебя встретить? – Он посмотрел на меня.
– Нет, тут же рядом. Попроси, чтоб без майонеза, – напомнила я.
– До свидания, – сказал он Вике, и они ушли.
– Ого… – откинулась она на спинку кресла. – Ого!
– Давай что-то закажем? Как насчет пасты?
– Давай… Знаешь, а я тебя понимаю. Давай еще вина к пасте. Это надо запить.
– Да прекрати. Ты же не Ира.
– Я не запала, нет. Я, дай сформулирую… Наоборот, я теперь понимаю твои сомнения. Как с таким жить? Он же, как консервный нож, вскрывает банку со всеми комплексами.
– С этим я уже справилась. Внешность перестала отвлекать.
– Да? Перестала? Тогда точно нечего беспокоиться о твоей сохранности.
– Все не так просто. Он далеко не столь идеален, как выглядит…
– Я всегда говорила, что идеалов не бывает.
– Да, у него недостатки, и некоторые из них для меня существенные. Если я оцениваю партнера для секса, совместной поездки или глобально для жизни и если их просто мне перечислить в тесте на совместимость, то я везде поставлю галочку в столбике: нет. Но… парадоксально, но мне хорошо сейчас, как никогда раньше. Я себе нравлюсь, понимаешь? Поначалу я рядом с ними чувствовала, что их недостойна. Но это прошло. Сейчас я знаю, что я хорошая, я сильная, полноценная, красивая и еще новое – я нужна. Я чувствую себя в правильном месте и в правильной компании. Я умудрялась радоваться и той, прежней жизни, до встречи с ними, но старалась забить время и голову, чтобы не встречаться с собой настоящей. А потом сделала себе больно, встретилась и… живу с собой! Знаешь, это второй шаг навстречу себе за последние несколько лет: сначала развод, потом увольнение. Терять – очень прогрессивно! Но я боюсь признаваться в своем состоянии кому-то, и тебе, наверное, в первую очередь, ведь такая жизнь не современна?
– Какая жизнь – домохозяйки? Что там с твоей поездкой в Минск, на научную конференцию?
– Летала на прошлой неделе. Утром вылетела, вечером прилетела. Выступила, купила много книг, а вечером мы еще успели поиграть с Мишей. Хорошо я устроилась – жить на чужие деньги.
– Но домохозяйки на конференции не летают! Ты достаточно много сделала для своей карьеры, для того чтобы удовлетворить свое эго и доказать себе и всем, на что ты способна. Почему ты боялась мне сказать о своем образе жизни? Я не осуждаю.
– Но это потребительское отношение к человеку.
– Он сам этого хотел и создавал условия, чтобы ты тоже этого захотела. Все честно. Но опасность в том, что это больше похоже на нормальную семью, чем кажется. Потому что многие пары ведут домашнее хозяйство, проводят вместе отпуск, растят детей – и не спят вместе. Ну, может, пару раз в год и случается, и когда-то было чаще, но у многих молодых пар секса нет.
– И мы как такие пары?
– Похоже на то.
– Я не хочу такой жизни. Я хочу любви. Это единственное, чего не было в моих романах. А у нас с ним все подвязано на крючках, под которыми подписи: «Ребенок», «Долг», «Деньги», «Комфорт», «Дружба», «Танго», «Принципы».
– Поэтому ты должна от него уйти весной, как и обещала. И приготовиться к тому, что он не будет отпускать.
– Я уже отказывалась от сладкой жизни без любви, надеюсь, Бог пошлет мне силы и в этот раз.
– Ты отказывалась от близкого человека, готового ради тебя на все, если сейчас говоришь о Вадиме. Ты отказалась позволять себя любить. Ты отказалась от партнера, с которым могла бы многого добиться. Но ты не отказывалась от ребенка, а это очень сильный магнит. Даже не твой. Я вижу, что у тебя с этим мальчиком крепкая связь. Он тебя выбрал. Не Юра, а он. С Вадимом у тебя не было детей, не было дома. Ты не была с ним реализована как женщина, хотя и сейчас ты реализуешься скорее как мать. Может, как организатор, если на тебе дом, быт и ваше общее время. Но женщина в тебе до сих пор спит. Если Юра ее не разбудит, если ты не дашь ему ее разбудить, она и будет спать, – уточнила Вика. – Но даже если между вами ничего не произойдет и ты будешь умничкой еще полгода – все равно будь готова, что будет очень тяжело рвать с ними. Ты влипла, и ты это понимаешь, и поэтому ты боишься. Но уже поздно.
– Не нужно было переезжать к ним?
– Не нужно было соглашаться присматривать за Мишей! Хотя если так рассуждать, то не нужно было гулять с Хорошо в том парке. Вот теперь я буду всех предупреждать: остерегайтесь дружелюбных незнакомых детей!
Мы засмеялись. Она попробовала пасту под соусом карбонара, похвалила местного повара и продолжила:
– Я понимаю, что рисковать ребенком ради слабого утешения в объятиях Юры ты не намерена, и правильно делаешь.
– Ну я бы не стала настолько преуменьшать его способности.
– Ты что-то эдакое в нем подозреваешь? Он не производит впечатления страстной натуры.
– Я с ним танцевала.
– М-м-м. Приведешь на милонгу, дашь попробовать?
– Да я что? Он не пойдет. Он дикий.
– Он дикий, жесткий, надменный, и он может оказаться тоталитарным лидером в постели.
– Не искушай меня.
– А я искушаю, да? У тебя глаза горят, если уж хочешь откровенности. И если хочешь скрывать это от других, то поменьше вспоминай его при девочках.
– А ты думаешь, почему я так и делаю? Вика, я не хочу пробовать именно из-за Миши, но не только. Как правильно сказал его друг Олег…
– Кто такой?
– Такой… Он его лучший друг, и на этом можно заканчивать его обсуждать. Но он правильно заметил, что я боюсь себя потерять. Мне кажется, что с Юрой и благодаря ему я стала к себе ближе. Но я боюсь, что если сильно приближусь к нему, я себя потеряю. Я сейчас чувствую в себе силу и уверенность, пропали истерики, сомнения в будущем, самокопание, страхи. Но я боюсь, что все это вернется в тройном размере, если я совершу какую-то ошибку. Если я буду неблагодарной и вместо того, чтобы сказать спасибо Богу за то, что он мне его послал как друга, как помощника, как проводника, – я захочу большего. Это как схитрить и, получив золотую рыбку, пожелать, чтобы она осталась у тебя в рабстве на всю жизнь.
– Так он твоя золотая рыбка? – улыбнулась Вика.
– Он как духовный учитель. Вот! Я поняла сейчас. Именно это мое восприятие его сильнее, чем все другие. Помнишь, мы с тобой как-то увлеклись йогой? И нам говорили, что у каждого должен быть свой гуру. И я вот подумала сейчас: может, не обязательно этот гуру должен быть просветленным и исповедовать какую-то религию? Юра во многом для меня – моя лучшая репродукция. В том смысле, что я хочу быть такой, как он. Не во всем… Есть вещи, в которых я сильнее. Но что касается моральных принципов, силы духа, верности себе, ясности мысли… я восхищаюсь им. Я такой хочу быть!
– Мне кажется, ты такая и есть.
– Нет, я слабее. Я часто оказываюсь в плену своих заблуждений, не верю себе, боюсь сделать себе больно. А он не боится. Благодаря ему я смогла совершить недавно поступок, которым горжусь.
– Уволилась?
– И это тоже. Но не все.
– Вадим?
– Да.
– Подожди, давай еще вина закажем. Я о нем на трезвую голову слушать не могу.
Нам принесли еще вина, и я начала рассказывать:
– Он прилетал в Киев на двое суток. Здесь снимали эпизод для его новой программы. Он позвонил в десять вечера и сказал: «Я здесь. Давай встретимся». Мы после развода не виделись, но часто общались. Я знаю, как продвигается его карьера, знаю, чем он занимается, с кем общается. Он знает, что я ушла с работы и живу с каким-то доктором. Конечно, он не осведомлен, что этот доктор молод и финансово независим. Доктор в Украине – это стереотип, и я не стала его разрушать. Вадим ничего не спрашивает, если ты помнишь, его никогда не интересовали другие мужчины вокруг меня. Да, он все так же уверен в себе и в победной силе своих желаний. Я только недавно перестала благодарить каждый день судьбу за этот шанс. За то, что Вадим уехал и допустил ошибку, а я смогла уцепиться за его измену как за повод и подать на развод. Ты знаешь, я не ушла бы от него здесь. От таких не уходят. Он – хороший, он идеальный мой партнер. Но это был такой груз…
– Сколько ты килограммов сбросила после развода?
– Около семи. Без диет и упражнений.
– Они так и не вернулись.
– И не вернутся. Я поняла, насколько сильно не хочу возвращения килограммов, сытой, спокойной жизни под крылышком, которое греет, но не дает летать. Это чужое крылышко. Так вот, он пригласил меня в ресторан, чтобы сказать, что любит меня и понимает, что его измена была ошибкой, но не верит, что ее нельзя исправить. Мол, ты хотела реванша в виде развода – ты его получила.
– Он дал тебе развод, чтобы ты почувствовала, что что-то сделала?
– Хитро, да?
– Он тебя очень хорошо знает.
– И помнит, чего я раньше хотела, но он не мог мне дать. Теперь может. Он подписал контракт с чехами, будет продюсировать для них несколько проектов. Это то, чего он хотел, и ему за это заплатят больше, чем он просил. Он может позволить себе купить дом в Праге и содержать жену.
– И детей?
– Угу. Теперь он может себе это позволить, он подсчитал.
– И предложил тебе?
– Да. Опять выйти за него замуж. Родить детей. Как я там хотела? Погодков? Пусть будут погодки. Теперь он может мне это позволить. Я ему сразу сказала «нет», а он велел подумать и дать ответ в воскресенье.
– Встречались в пятницу?
– Да, почти ночью. Он подвез меня к этому торговому центру. Я не хотела, чтобы он видел, где Юра живет. Я шла домой и думала. И у меня… у меня опять случился приступ паники. Это уже не первый раз за последнее время. У тебя было когда-нибудь такое?
– Нет.
– Это когда бросает то в холод, то в жар. Когда хочется вырвать еду из желудка и волосы на голове. Я сначала шла-шла, а потом как побежала… Я же не бегаю, а тут понеслась. Когда я была маленькой и жила в селе с родителями, у нас был летний душ в огороде. Почему-то там не было освещения, и вечером, искупавшись, мы возвращались в дом на свет, который горел на крыльце. Я выходила из душа, шла на ощупь по тропинке и не упускала из виду тот фонарь, но всегда наступал момент, когда я теряла над собой контроль и начинала бежать. Потому что казалось, что со всех сторон меня окружают тьма и монстры. Я даже чувствовала, как кто-то дышит мне в затылок. И я бежала, я прыгала через несколько ступенек на крыльце, боялась, что меня схватят за ноги, я забегала в дом, захлопывала дверь, и стояла под ней, приходя в себя, и слушала, как громко бьется сердце. И в этот раз было так же. Я чувствовала чужие липкие пальцы, темноту, чувствовала, как убегаю от чего-то, еле попала на цифры кода входной двери, упала на ступеньках, разбила коленку: вот посмотри.
Я отвернула край брюк-капри.
– О боже! Как ты плавала?
– Да я сегодня не плавала. Привела ребенка, отдала Юре и села тут, читать книгу. Но тогда я даже не почувствовала боли. Я влетела к Мисценовским, захлопнула дверь и слушала стук сердца. Я спаслась! Потом прошло. Я не стала включать свет, прошла в комнату. А моя спальня, в нее можно попасть из общей. Я даже не дошла до нее. Села на диван, чтобы отдышаться, и тут зашел Юра.
– Разбудила хлопнувшей дверью?
– Он не спал.
– А он знал, к кому ты пошла?
– Конечно. Мне позвонили в десять вечера. Я могла бы и не говорить, но он… Так странно получается. Юра, очевидно, не демократичен, и в то же время с ним я чувствую свободу. Я чувствую, что он не будет задавливать мои желания. Он всегда их словно достает из меня. Я когда себе это представляю, то вижу его за работой: как он разрезает тело, засовывает руку, нащупывает и достает, что нужно.
– Ужас! Я думала, ты стала циничной, работая в журналистике…
– Но медики еще циничнее. Я развиваюсь. – Мы посмеялись, и я продолжила: – Напротив же, мой муж кажется мягким человеком, правда? Мой бывший муж. Он дружелюбный. Но когда речь шла о том, чего хочу я, он не слышал. Потому что то, что я хотела, не совпадало с его желаниями. Он убеждал меня в опасности моих намерений, в их безрассудности, бесперспективности и банальности. Иногда тиран не там, где громко и где сведены брови.
– Да. И что Юра?
– Я ему все рассказала. И спросила, не дура ли я. Но ведь это правильно – принять предложение Вадима? Если подумать: сколько мне лет и чего я хочу? Мне так хорошо с ребенком, может, мне нужны дети и в этом все счастье? Может, я зря отказываюсь? Может, нужно опять перетерпеть? Вика, ты думаешь, я слабая?
– Маричка, многие бы засомневались на твоем месте.
– И я на своем тоже. А он спросил: «Ты его любишь?», и я сказала: «Я никогда его не любила». Ты не представляешь, как мне было тяжело Юре признаться в этом! Он не женился, даже несмотря на ребенка, а я вышла замуж просто по дружбе. Просто так. Но я сказала ему то, что мужу не могу озвучить, чтобы не сделать ему больно. Я никогда не любила Вадима, я только знала, почему я с ним. И я знала, что это подарок судьбы, что этот человек мне очень подходит. Вадим понимает меня, он мой лучший любовник, он заботлив и может взять на себя решение многих вопросов. Он – хороший. Его мало в чем можно упрекнуть. Есть одно но – я его не люблю, и это необъяснимо. Я стала счастливее, когда он уехал. И я больше так не хочу. Я смирилась с тем, что вряд ли выйду замуж, потому что любовь – это сказка, это всплеск гормонов, после которого должно оставаться то, что у меня было с Вадимом. А у меня было все: взаимопонимание, уважение, общие интересы, общие стремления. Мы с ним смотрели в одну сторону… Но Экзюпери ошибался. Этого мало для счастья. Юра выслушал и сказал, что я не должна никуда ехать. И что он верит, что я справлюсь и буду счастливой. И что я ни перед кем не буду отчитываться, кроме как перед собой. А себе врать больше нельзя.
– Ты виделась еще с Вадимом?
– Да. Утром в воскресенье Юра подвез меня к гостинице и подождал. Потом мы поехали на тренировку. Вадим удивился, но мне кажется, что он так просто не успокоится.
– Если вспомнить, сколько времени он безуспешно пытался ухаживать за тобой… Но ты решила?
– Да, но, несмотря на все свои нерадужные перспективы стать матерью, я такого больше не хочу. Мне не нужны дом и дети под крылышком у нелюбимого.
– Лучше чужой дом и ребенок под крылышком у…
– Замолчи! Вика, не надо. Он не для себя меня оставил, а для меня.
– Знаешь, ангелы не так бескорыстны.
– Недавно эту фразу я слышала от Олега. Это что, из какого-то популярного сингла?
– Может, ты все-таки расскажешь мне об этом Олеге?
– Может…
– Подожди, один еще вопрос. Как же вы в быту уживаетесь до сих пор? Это же сложно – вы такие молодые и сексуальные.
– И обремененные тяжелой работой и заботой о ребенке. Не забывай об этом. Конечно, пришлось спрятать подальше мои любимые кружевные сорочки и пеньюары. Теперь я сплю в длинных штанишках и футболках с глухим вырезом.
– Кошмар! – неискренне посочувствовала Вика.
– Для меня – да. Но мне должны на днях привезти льняное ночное белье. Сорочку. Она, конечно, тоже закрыта вверху и прикрывает попу. Почти до колен доходит! Но зато она легкая и воздушная. Буду спасаться из этого душного рабства!
Фальстарт
Он: Юра перенес бег по утрам на полчаса раньше и старался раньше уходить из дому, захватив несколько чистых рубашек. В восемь утра солнце уже пекло немилосердно. К общему горю добавился еще и сломанный кондиционер в операционной – команда варилась. Хорошо хоть то, что холодный душ можно было принимать после каждой операции. Сегодня он даже не стал дожидаться пробуждения Марички, ушел из дому, не позавтракав. От ее присутствия сейчас становилось совсем жарко.
Он зашел в больницу, поднялся в отделение, посмотрел на часы: до операции было еще полтора часа, до прихода Вали – час. Нужно хотя бы кофе выпить. Искать его в Валиных закромах не хотелось. Он опять спустился на первый этаж и подошел к кофейному автомату. Там уже стоял Олег. Было заметно, что тот не спал.
– Привет. Ты с ночи?
– Угу. Привет, – ответил тот на рукопожатие. – Под утро привезли семью. Двоих удалось собрать. А жена не выжила.
– Опять авария?
– Опять. Никогда за руль не сяду! – сказал он и, выбрав напиток, нажал на кнопку.
– Маричка тоже так говорит.
– Потому что тоже насмотрелась на укокошенных на дороге. До сих пор помню ее прямой эфир на фоне раздавленного мотоцикла, и как раз в этот момент мне того пацана завозят в дверь, мотоциклиста… Там же и собирать нечего было! А она с экрана говорит: «Рідні сподіваються на хірургів та моляться Богу». Ладно… Хватит. Хорошо, что она на это уже не смотрит. – Он отошел от автомата, уступив Юре место. – Расскажи что-нибудь веселое. Что-нибудь из твоей «семейной» жизни. Ты почему не поехал со мной на фестиваль в субботу? С ней был? Что вы делали? – подзадоривал Олег, отпивая из пластикового стаканчика.
Юра вздохнул.
Что рассказать? О ее муже, о страхе, который он пережил, пока не знал, какое решение она примет, о танго, которое стало теперь его идеей фикс и возможностью хоть как-то компенсировать нереализованные желания? Нет, это все сложно. Он расскажет о тесте.
– Олег, у меня беда. Я схожу с ума. – Они отошли от автомата и сели на диван возле аквариума. Хоть в вестибюле работал кондиционер. Людей рядом не было.
– Тоже мне новость!
– Я никогда не думал, что тесто может быть таким сексуальным.
– Что? – Олег чуть не поперхнулся.
– Тесто. В ее руках. В субботу она готовила пирожки и замешивала тесто. Я пришел посмотреть, какой фильм она параллельно с пирожками смотрела. И не спрашивай меня теперь, что это был за фильм.
– Потому что ты не его смотрел?
– Она его замешивала и раскачивалась, в этом своем платье… Запускала в него пальцы, оттягивала, наваливалась всем телом на руки… Я думал, что лопну.
– Мисценовский! – засмеялся Олег. – Ты больной!
– Я знаю.
– Но так же нельзя! Ты скоро будешь боготворить каждую ручку двери, за которую она бралась.
– Нет, не говори. Замешивание теста женщиной – это очень возбуждающее зрелище.
– Никогда не думал, что услышу от тебя такое. Это надо записывать. Когда у тебя был секс последний раз?
– Тогда.
– С Верой? Может, ты где-то сбросишь пар? Леся твоя, медсестра новенькая – просто звезда с обложки! Ладно, я молчу, не смотри так на меня! Но это же вредно! Ты не хуже моего знаешь. Тебе пора что-то делать, иначе ты кого-то изнасилуешь. Надо делать первый шаг, Юра!
– Я не чувствую в ней ответного желания.
– Живешь с ней, она спит за стенкой – и не чувствуешь?
– Нет.
– Беда… Я даже не знаю, чем тебя обрадовать, друг. Она иногда откровенничает со мной, но как только речь о тебе заходит – шасть и в норку. Не знаю… Одно могу сказать, она тебя очень уважает.
– Спасибо за поддержку.
– Да, извини, это я ляпнул… от усталости.
Они помолчали.
– Знаешь, я и про первый шаг погорячился советовать.
– Ты же всегда меня к этому подталкиваешь.
– И я, и пацаны. Но чем дальше, тем больше я вижу, что она так трясется за свою независимость… Или боится чего-то… Я иногда думаю, как удивительно вы встретились. Ну кому, кроме тебя, она бы доверилась? Вот то, что ты такой недотрога, ее и усыпляет. Она верит тебе и…
– И потерять это доверие очень легко.
– Да. Я думаю, что это ее разбудит и испугает.
– Иногда я чувствую, что вот-вот сорвусь и наброшусь на эту спящую красавицу… Сложно ходить вокруг нее, чувствовать близость и постоянно контролировать себя.
– Я вообще не представляю, как ты живешь. Но спасибо, ты отвлек меня… Тесто! – Он фыркнул. – Пойдем, там кафе открылось – купишь себе что-нибудь на завтрак.
Они купили по бургеру, и уже в лифте, перед тем как выйти на своем этаже, Олег спросил:
– А ты не думал, что она… ну, бывшего своего еще любит? Очень похоже…
– Думал.
– И…?
– Она мне сказала, что нет.
Двери разъехались, Олег стал посреди прохода, не давая им закрыться, удивленно ждал объяснений.
– Олег, так стоять в наших старых лифтах – опасно!
– Она с тобой об этом говорила?! Я сколько о муже ни спрашивал…
– А ты думал, она только с тобой откровенничает?
– Ну ла-а-адно, – растягивая слова, нехотя уступил Олег. – Мне пора идти. Расскажешь мне потом! – крикнул он в задвигающиеся двери.
Ничего он рассказывать не будет. Хотя Олег был прав. Она боялась, и Юре уже было известно, чего именно. Он недавно видел, как она боится и чего. Он стал свидетелем ее паники и нечаянно выпущенных наружу страхов. Уже прошло несколько дней после приезда мужа, и он только сейчас начал успокаиваться и верить в то, что она осталась. Он начал позволять себе вспоминать выходные и тешиться плюсами, которые он поставил себе после этой истории. До этого его страх потерять ее не позволял ему насладиться «победой». Он вышел в нейрохирургии, попросил Валю приготовить еще чашку кофе. Сел в кабинете, проверил почту, жуя бутерброд, ответил на письма. Но мыслями постоянно возвращался к тем трем дням.
Он в выигрыше сейчас? Она выбрала его, Юру? Нет. Она просто отказалась от бывшего. Окончательно, и это тоже повод радоваться. Это повод расслабиться и отвлечься на работу. Она сейчас не уйдет.
Открылась дверь, Валя занесла кофе. Пока она выходила – из фойе, через открытую дверь – прорвались звуки радио. Песня та самая, с которой все началось в пятницу. Эта песня была у нее рингтоном на звонки Вадима. И она раздражала Юру. Почему Маричка до сих пор не сменила рингтон? Там пелось о любви. И он ей часто звонил. Они обсуждали по телефону рабочие вопросы. Он рассказывал ей о своих проектах, она давала ему советы. Она мало рассказывала о себе, хотя, может, это только в Юрином присутствии… Юра волновался. И тогда, в пятницу, она сидела в кресле и вышивала, когда Юра зашел в комнату, уложив сына спать. Хотел пожелать ей спокойной ночи, но завязался тихий разговор, она рассказывала о первом Мишином уроке немецкого, о детях в группе, о диване в холле детского центра, который стоит у большого окна…
– …и из него – потрясающий вид на реку и остров. Я придумала, что буду отводить туда Мишу и вышивать, пока он занимается. Или писать…
Или еще что-нибудь. Юра опять перестал слушать. Он сидел на пуфе, рядом с ее креслом. Смотрел на ее губы, белую кожу на шее, грудь. Она не загорала, как многие блондинки. Он это знал, в его детстве таких три было… Она не носила дома белье под футболкой и он видел ее формы и вызывающие соски. У нее все-таки нет ни стыда, ни совести. Он очень хотел до нее дотронуться. И одновременно боялся нарушить тихий, спокойный ритм, в котором, казалось, они раскачивались, разговаривая. Как в танце, в котором он может вести.
Он подумал, что, может, стоит попробовать… С ней можно быть лидером. Ему она позволяет. Ему стало очень хорошо. Уже не в первый раз он заметил, что наряду с физическим возбуждением в нем появляется душевное спокойствие, не свойственное ему с другими людьми. Тем более с женщиной. Но он чувствует в себе уверенность, и она не скрывает, что он ей нужен. Не как мужчина, а как помощник по хозяйству, когда она просит что-то ей открыть или достать или когда спрашивает совет, как у отца Миши, и всячески подчеркивает его роль для сына, и ему это нравилось. Ей нужны его деньги, этого она тоже не скрывала, но он был ей интересен и как собеседник – она об этом прямо говорила. Вот только посыла, как от женщины – мужчине, он не чувствовал от нее.
Но как же хотелось притронуться к ее щеке, которой касался мягкий свет от настольной лампы… Как хотелось закрыть ее веки и прижаться к ним губами… Он чувствовал, как напряглись его пальцы, и он сдавил ими диванную подушку, которую поднял с пола. И в тот момент – опять та песня.
Несколько коротких фраз. Она резко встала, изменила тон, выражение лица, разогнала все очарование и прогнала его уверенность во всем. Он уже не чувствовал, что нужен ей хоть как-то – хотя бы как друг. Нет, она молча, не объясняя, одевалась и собиралась уходить. Сказала только, что Вадим приехал, и от этого стало больно. Юра был бы рад, если бы она осталась с ним – по какой угодно причине. Даже если только из-за денег, только из-за ребенка, но пусть она не уходит туда, в ночь, к бывшему мужу.
Дверь за ней закрылась. Он поднял с пола шитье, к которому уже подбирался Хорошо, и положил в корзинку. На секунду задержал его в руках, рассматривая икону. Что для нее этот святой? Есть для нее что-то святое? Она так быстро выскочила из дому и убежала к нему… Может, ее муж и не бывший вовсе? Может, его слово до сих пор для нее – закон? Юре было больно. Он выключил везде свет и пошел в спальню. Ждал.
«Она не придет», – понял он. Она останется этой ночью с ним. Юра старался не думать, не представлять их, чужих рук на ее груди, которую только что видел. Почти видел, почти приблизился, она была почти его. А вот тот, другой, знал, что она точно – его, и ему не нужно быть к ней так близко, чтобы приехать, поманить и знать, что она стремглав побежит к нему. Вот что значит уверенность! А не то, что он, казалось ему, чувствовал…
Что это? Ему послышалось или дверь?.. Он поднялся, вышел из спальни, прошел длинный коридор, мимо Мишиной спальни, повернул из него, дошел до прихожей. Темно. Ее выдал Хорошо. Он скулил в комнате. Юра включил свет, увидел ее, сидящую скукожившись на диване.
– Пожалуйста, выключи, – попросила она незнакомым голосом. Сдавленным, тихим.
Он послушался. Сел рядом. В окно светил месяц, он скоро смог ее хорошо разглядеть. И как она дрожит, и как боится. Ей нужно было вколоть успокоительное, но он боялся нарушить то, что сейчас происходило. Он уже видел ее подавленной тогда, ночью в кафе, когда предложил ей уйти с работы. Теперь опять он чувствовал момент. Сейчас он что-то о ней узнает. В нем спорили доктор и мужчина. Доктор должен был ей помочь, а мужчина хотел услышать, что произошло, он не хотел, чтобы она успокаивалась, он хотел ухватиться за момент и добраться до ее сердца.
Он не успел принять решение, она сама заговорила. Легла на диван, обняла себя за плечи, и из нее полился поток слов. И он услышал, он прочувствовал ту боль, которая ее мучила, тот страх, который ее гнал. Она упала? Она это сказала только что, и он посмотрел на коленку. В темноте он увидел темное пятно на джинсах, а она его не замечала, говорила дальше. Теперь медик в Юре заговорил настойчивее.
– Подожди, я должен посмотреть.
– Не надо, я ничего не чувствую.
– У тебя шок.
Он включил свет.
– Я некрасивая… У меня глаза заплаканы. – Она закрыла лицо.
– У тебя разорваны джинсы и идет кровь! Иди, сними их и возвращайся сюда.
Она вернулась в коротком халате. Он обработал рану антисептиком, заклеил медицинским клеем. Выключил свет. Она молчала, все это время она ни слова не проронила. Не показала, что ей больно, хотя она здорово расшибла колено. Она была не здесь. Он сел напротив нее, ждал. Через какое-то время она заговорила.
Она мужа никогда не любила, и это тяготило ее. Она долго притворялась и наконец выговаривалась. Чувствовалось, что она никогда не ходила на исповедь. В ней было столько задавленной боли! Теперь, когда прошло какое-то время, Юра радовался, что ему она открылась, что у него она спросила совета, в конце концов, что в его дом она прибежала и успокоилась. Ведь она могла к подруге пойти, но нет, ее дом – здесь. Возле Юры она нашла убежище! Или возле Миши… Или просто возле своей комнаты. Не важно. Он теперь знал, что она мужа не любит и что у него нет над ней прежней власти. Она смогла уйти.
Он еще пробоялся всю субботу и то утро в машине, когда ждал ее возвращения из гостиницы, – он боялся, что она передумает, что Вадим уговорит ее. Он сомневался в себе: «Может, я должен был сказать ей, что она должна остаться, потому что нужна мне, что у меня к ней есть чувства?» Но потом он понял, что это было бы ошибкой. Это испугало бы ее. Ее доверие было самым драгоценным, что между ними было, и его нельзя было так глупо терять. Он должен держаться – подытожил и снова повторил себе Юра.
Читать бесплатно другие книги:
