По следу Черта Корецкий Данил

Волк поспешно вышел на улицу, отошел подальше от дома и долго вентилировал легкие, но легче не становилось. Трупная вонь пропитала мозг и продолжала его преследовать. Ладно, это можно перетерпеть, существует проблема посерьезней: надо выбираться отсюда, а денег и документов нет. Ничего нет, кроме «стечкина» и трех двадцатизарядных магазинов. Но это тоже немало.

Он пошел в сарай, произвел тщательную ревизию и обнаружил две полные канистры с бензином. Судя по запаху — «экстра». Волк залил обе в бак вертолета. Километров на двести хватит. Он уже привычно запрыгнул в кабину. Руки воняли бензином, но запах тления это не отбило. Мозг не отмоешь… Когда-то с ним уже был такой случай. Отвратительный запах слизи одной из его женщин неистребимо преследовал его несколько дней.

Невесело усмехнувшись, Волк поднял вертолет в воздух.

* * *

Городок Дондо расположен неподалеку от Луанды, в нем всего три тысячи жителей и шесть полицейских. Старший полицейский Мбава — толстый, лоснящийся, напоминающий хорошо начищенный сапог, принимал смену. И был очень удивлен представленным рапортом.

— Гражданин Германии Вольфганг Гейнц, прибыл для охоты на буйволов, на что имеет надлежаще оформленную лицензию, — бегло читал старший полицейский, выбирая главное. — Вечером он находился в баре «Тропический рай»… Выйдя ночью на улицу, он был ограблен человеком в маске и камуфляжной военной форме, вооруженным большим пистолетом. Предположительно, грабитель белый, причем говорил на чистом немецком языке. Отличительная примета — сильный запах бензина. Преступник завладел одеждой Гейнца, его паспортом и деньгами в сумме шестьсот долларов. Дорогие часы, кредитную карту на пять тысяч долларов и спутниковый телефон нападающий не взял.

Мбава поднял глаза на подчиненных.

— Он был сильно пьян?

Полицейский третьего класса Ньяма пожал плечами.

— Средне, шеф.

— То есть, ты хочешь сказать, что единственного немца в нашем городе ограбил другой немец, неизвестно откуда взявшийся? И неизвестно куда девшийся? Ведь вы перекрыли дорогу?

— Перекрыли, шеф, — виновато кивнул Ньяма, будто это он ограбил незадачливого охотника.

— И проверили всех белых?

— Да, шеф. Двенадцать проживают у нас постоянно, еще семь — временно. Ни одного даже близко подходящего не обнаружено. А немцев у нас нет вообще.

— Кто же ограбил этого… Гейнца?

— Не знаю, шеф, — Ньяма так же виновато развел руками. Его напарник повторил жест.

— Тогда возьми свой рапорт, — старший полицейский протянул подчиненному лист бумаги. — Это пьяный бред Гейнца. У него не вяжутся концы с концами, в его рассказе нет ни капли логики. Разорви эту глупость!

— Слушаю, шеф, — с облегчением кивнул полицейский третьего класса.

* * *

Москва жила обычной жизнью. Но Волку казалось, что он оказался в другом мире. Сверкающие витрины, дорогие машины, водовороты людей, иностранные рекламы. Ни джунглей, ни змей, ни «черных леопардов», ни стрельбы.

Ему повезло — он остался жив. В него попали четыре пули: одна в крест с распятой женщиной на животе, вторая — в купол храма на груди, третья — в цепь на правом предплечье, четвертая в щит рыцаря на правой лопатке. Конечно, такого быть не могло: татуировки не способны останавливать пули. Но факт оставался фактом: рисунки вели себя как самые настоящие предметы материального мира, которые они изображали. И пули оставили на них следы: навершие креста заметно погнулось, звено цепи разорвалось, в куполе храма появилась вмятина, щит деформировался, одна паучья лапа нарисованной на нем свастики исчезла — то ли стерлась, то ли испарилась. Впрочем, это не везение — это мистика. Волк предпочитал принимать произошедшее как данность, не ища объяснений, основанных на законах природы. Так же, как принимал говорящие татуировки.

Вот с Вольфгангом Гейнцом ему действительно повезло! В захолустном городке чернокожей Анголы встретить самого настоящего немца, да еще похожего на него самого блондина, одинаковой комплекции!

И еще раз повезло: он собирался возвращаться долгим кружным путем: через Эстонию или Украину, с нелегальным пересечением российской границы. Но на аэродроме в Луанде как раз стоял военный транспортник, и «стечкин» с тремя обоймами сыграл роль прямого билета.

Теперь он стоит на Тверской — с обожженным африканским солнцем лицом, в поношенной одежде Вольфганга Гейнца, со ста долларами и немецким паспортом в кармане. Он один и ежится от холода. Телефон Сержа не отвечает. Молчит и телефон Валентина Ивановича, единственного человека в «Консорциуме», которого он знал. Практически все нити оборваны.

Подойдя к пункту обмена валюты, он сдал последнюю зеленую купюру, получив взамен три тысячи сто двадцать полноценных российских рублей. В киоске купил пачку газет, зашел в «Блинную», заказал чай и блинчики с медом, а сам принялся лихорадочно просматривать газеты. Почти в каждой сообщалось о народно-освободительном восстании в республике Борсхана, в результате которого прежний правитель — кровавый деспот и тиран Мулай Джуба низложен. Власть перешла к прогрессивному деятелю Тирен Бураю, который уже признан российским правительством. В некоторых газетах прошла информация, что Мулай Джуба предан народному суду, что он оказался людоедом и за многочисленные политические и уголовные преступления приговорен к расстрелу. Волк посмотрел на свою правую руку, сжал кулак, потом разжал пальцы. Оказывается, она исполнила приговор справедливого борсханского суда!

Как бы то ни было, теперь он богатый человек. По крайней мере теоретически. А практически — нищий бездомный с чужим немецким паспортом, да, возможно, еще и находящийся в розыске по запросу американцев за участие в борсханском перевороте, совершенном двенадцать лет назад. Интересно, когда его объявят в розыск за нынешний переворот?

Не чувствуя вкуса, он съел блинчики, выпил остывший чай и, расплатившись, вышел на холодную улицу. Спустившись в метро, Волк в десятый, наверное, уже раз набрал номер телефона Сержа. Телефон по-прежнему не отвечал.

Что ж, надо ехать в банк. Если ему выдадут деньги, можно купить приличную одежду, переночевать в хорошем отеле и начать новую жизнь.

В банке было свободно, только охранник в униформе прогуливался по залу, у банкомата неловко топталась чета пенсионеров, да восторженная молодая пара, не подозревая, что сует голову в петлю, оформляла кредит. Получив в автомате номер своей очереди, Волк сразу же увидел ее над окошком номер шесть, за которым сидела милая и приветливая девушка с бейджиком «Светлана» на строгой блузке.

— У вас в ячейке хранится сумма, которую я выиграл по договору спора, — стал объяснять Волк. Он чувствовал себя неловко и волновался. Казалось, что он говорит совершенную глупость. Хотя почему глупость? Они с Сержем вместе закладывали деньги, он лично контролировал все договоры. — Вот, здесь написано о смене политического режима в Борсхане, — он показал девушке одну из газет. — Значит, я выиграл! И хочу получить свои деньги!

По глазам Светланы он понял, что порет абсолютную чушь. Но она никак не проявляла это внешне.

— Простите, я могу посмотреть на ваш паспорт?

Волк развел руками.

— Да вот не взял с собой. Но мне хотя бы узнать.

— Простите, — с милой улыбкой ответила Светлана, буквально источая сожаление. — Это конфиденциальная информация. Без паспорта мы не имеем права обсуждать финансовые операции и даже разглашать сам факт наличия арендованной ячейки на чье-то имя. А насчет договора вы не ошибаетесь?

— То есть? — не понял Волк.

— Вы назвали странную форму договора, — пояснила девушка. — Такой банковской формы в природе не существует.

— А разве два человека не имеют права заключить какой угодно договор между собой?

— Юридически, наверное, могут, — дипломатично ответила Светлана. — Но это, к сожалению, не банковский документ.

— Я все понял, — кивнул Волк, сделав хорошую мину при плохой игре. — Придется съездить за паспортом.

— Да, пожалуйста, — снова улыбнулась девушка. — И я постараюсь вам максимально помочь.

Он вышел на улицу. Смеркалось. Было уже ощутимо холодно. Все прохожие шли в теплых куртках или пальто. Волк в видавших виды штанах, летней рубахе и легкой курточке невольно привлекал настороженное внимание, прохожие обходили его стороной. Правда, пачка газет в руках несколько успокаивала настороженных граждан. Грабители и разбойники газет, как правило, не читают.

Надвигалась ночь. Кругом простирался огромный чужой город. Озабоченные люди шли с работы домой, молодежь выходила погулять. Ему некуда было идти. Он стоял в центре Москвы совершенно одинокий, без денег, жилья, работы, документов. Если кто-то из группы все же выберется из джунглей, то рано или поздно счет предъявят именно ему, Волку. А ему не к кому обратиться за помощью. Софья не в счет — что она может? К тому же она замужняя женщина и у нее своя жизнь.

Холодный пронизывающий ветер заставил его поежиться.

* * *

Ночевать Волк решил на вокзале. По привычке отправился на Казанский — когда-то именно отсюда он уезжал в Тиходонск. Но спать в зале ожидания было нельзя, за этим бдительно следил милиционер — сержант с вытянутым лицом. Чтобы скоротать время, он стал просматривать газеты. В «Вечерней Москве» наткнулся на фотографии кандидатов в депутаты Мосгордумы.

И вдруг увидел знакомое лицо. Шнитман! Бывший торговый работник, потом заключенный, которого он защищал и на тюремных этапах, и в Мордовской колонии номер восемнадцать.[38] Значит, Яков Семенович не домотал двенадцатилетний срок и действительно оказался востребованным в политике, как и предполагал! Тут же была напечатана его героическая биография: честный созидательный труд, диссидентство и вольнодумство, борьба с коммунистическим режимом, несправедливое осуждение, героическое противостояние жестоким порядкам колонии для политосужденных… О том, что он трудился директором двух магазинов, осужден за хищения и взятки, а политическую «окраску» получил исключительно за желание выехать в Израиль, не было написано не единого слова. Зато приводился телефон предвыборного штаба, который работал круглосуточно!

Волк купил телефонную карточку, нашел редкий в нынешние времена автомат и набрал заветные цифры. Трубку сняли на третьем гудке.

— Избирательный штаб господина Шнитмана слушает! — бодро отозвался упругий голос молодого человека. Наверняка он одет в строгий темный костюм и светлую сорочку с галстуком.

— Моя фамилия Вольф, — сказал Волк. В трубке повисла настороженная тишина. — Владимир Вольф. Мы с Яковом Семеновичем сидели в колонии для политиков… Я Волк… — Тишина в трубке сгустилась. — Передайте Якову Семеновичу, что я хочу с ним встретиться.

— На какой предмет? — спросил молодой человек. И голос у него был настороженный.

— На предмет выпить водки и вспомнить старое. Мы друзья. Просто передайте ему, что Волк в Москве!

— Гм… Но уже вечер… Я могу только записать ваш звонок в журнал.

— Свяжись с помощником, секретаршей, я не знаю, с кем еще! — повысил голос Волк. — И передай то, что я сказал! Иначе потеряешь работу! А может, и еще кое-что!

— Ну, хорошо, — растерянно сказал дежурный. — Я постараюсь. Перезвоните через полчаса. Нет, лучше через час.

Волк повесил трубку и вздохнул. В зоне он не раз выручал Шнитмана, и тот сулил ему золотые горы.

«Это пустой базар, — сказал Волк тогда. — Здесь расклады одни, на воле другие. Там пути-дорожки обычно расходятся…»

Но Яков с ним не согласился: «Ты надежный и опытный человек. Скоро начнется другая жизнь, у людей появятся большие деньги, им понадобятся охранники, телохранители, специалисты для всяких деликатных дел, и ты будешь очень нужен всем!»

Но тот разговор происходил много лет назад в колонии, где Шнитмана в любой момент могли ударить, искалечить и даже убить. И только Волк мог оградить его от подобных неприятностей. Теперь их жизненные пути действительно здорово разошлись. Яков Семенович стал заметной фигурой, у него есть помощники, секретари, дежурные… Его будто состоящая из острых углов биография выглядела куда привлекательней, чем пресные биографии соперников. У него блестящие перспективы, и Волк ему совершенно не нужен. Сейчас самое время проверить Якова Семеновича на вшивость.

Волк кругами ходил по залу, нетерпеливо поглядывая на часы, чем привлек внимание милиционера. Сержант подошел, попросил паспорт. Недоуменно и с некоторой опаской покрутил документ гражданина Германии Вольфганга Гейнца.

— Все в порядке, офицер? — спросил Волк по-немецки.

Тот вряд ли понял, но козырнул и протянул документ обратно.

Выждав нужное время, Волк позвонил снова. На этот раз реакция дежурного была другой.

— Здравствуйте, господин Вольф! — радостно закричал он, как будто после долгой разлуки встретил родного отца, который считался погибшим. — Господин Шнитман выслал за вами свою личную машину! Где вы находитесь?!

* * *

— Да, Володя, да, я все правильно предвидел! Но, честно тебе скажу, до такого даже Шнитман не додумался! Кто такой сейчас Перепел? Жалкий урка, который жил в саманной хате и провел в тюрьме больше, чем на воле! Кто такой был я со своими двумя магазинами? Мелкий жулик, который не мог даже выехать за границу, не говоря о том, чтобы купить там недвижимость. И меня хотели подвести под расстрел! За десять тысяч советских рублей — меньше, чем стоила «волга» у спекулянтов! А сейчас у меня шесть машин — и «бентли», и «мазератти», и «феррари»… И виллы в Испании, в Англии, во Франции… И никто не спрашивает: откуда это все? Я уважаемый человек, вхож во все двери, сейчас иду в большую политику… Давай выпьем за нашу встречу!

За прошедшие годы Яков Семенович изменился в лучшую сторону и вроде даже помолодел: сказались диета, фитнесс, постоянный косметолог, а может быть, и пластические операции… Как бы то ни было, он похудел, избавился от морщин, округлого животика и двойного подбородка, только совиные глаза под выгнутыми полукружьями бровей остались прежними. Кроме того, на простоватом лице бывшего директора двух магазинов теперь лежала печать властной уверенности, свойственной большим начальникам. Как будто затрапезную гипсовую статую у деревенского сельсовета выкрасили золотой краской, придав ей многозначную монументальность. Какой операцией можно добиться такой метаморфозы, Волк не знал, но подозревал, что такой результат дают огромные деньги. На хозяине был смокинг с белой «бабочкой», который странно смотрелся бы в обычной домашней обстановке, но домашняя обстановка Якова Семеновича скорей напоминала дворцовые покои или кремлевский Зал приемов, только потолки пониже.

Жил он в огромном особняке, причем в самом центре Москвы, неподалеку от метро «Сокол». Вольф не знал, что здесь, среди привычных высоток, сохранился лес и расстроился богатый коттеджный поселок. Его привезли на огромной машине, марку которой он определить не смог. Водитель был одет в какую-то ливрею, а рядом с ним сидел широкоплечий молодой человек в черном костюме, неулыбчивый и молчаливый. Таких людей Волк знал очень хорошо.

Яков Семенович встретил старого знакомого на пороге, с распростертыми объятиями, шикарный стол был уже накрыт — оказывается, у Шнитмана был не только свой повар, но и официанты, и горничные, и другая челядь. Огромная столовая отделялась стеклянной стеной от бассейна, в котором резвились несколько девушек в узеньких разноцветных купальниках.

Ужин продолжался больше двух часов, Волк был сыт, пьян, расслаблен и хотел спать. Наконец, Шнитман прервал поток воспоминаний и совершенно трезвым голосом сказал:

— Извини, Володя, я увлекся. Ты устал и хочешь спать, а я кормлю тебя баснями и не даю слова сказать. Как я чувствую, у тебя жизненные проблемы?

— У тебя отменное чутье, Яков, — кивнул Волк. — Я с группой товарищей выполнял одну работу… За нее было обещано три миллиона долларов…

— О, солидная сумма! — оживился Шнитман.

— Для удобства получения эту сумму положили в банковский сейф, под договор спора: если мы выиграем, то можем забрать каждый свою долю. А сегодня я вернулся, зашел в этот банк и узнал…

— Что вас кинули! — прозорливо сказал опытный Яков Семенович.

— Точно, — кивнул Волк.

— Н-да, — Шнитман задумался, побарабанил пальцами по столу. — Ну, ладно, разберемся.

Потом улыбнулся и продолжил:

— Судя по твоему загару и сумме вознаграждения, работа не сводилась к выкорчевке сухих деревьев в Подмосковье. Да и твой предыдущий опыт подтверждает это наблюдение…

Яков Семенович ждал ответа или какого-то знака согласия, но Волк молчал.

— Сейчас много всяких спецов по охране развелось, — сказал Шнитман. — Только если что-то серьезное заварится, толку от них немного. У меня трех знакомых убили, и никакая охрана не помогла. Поэтому хочу предложить тебе и твоим ребятам поработать у меня в службе безопасности… Пока вы не получили свои три миллиона… Ты как?

Волк пожал плечами.

— У меня в кармане — вошь на аркане! Я-то согласен. А вот за ребят не скажу… Я один вернулся. А если они подтянутся, то у меня будут проблемы. Ибо за эти деньги перед ними отвечаю я…

Официант наполнил очередные рюмки, но Шнитман отставил свою, внимательно взглянул на гостя, задумчиво пожевал губами:

— Сегодня переночуешь у меня в гостевой комнате, а завтра я поселю тебя во вполне приличную квартиру…

Он поднял палец и за спиной тут же появился молодой человек в строгом костюме и с блокнотом наизготовку.

— Завтра выпишете Володе удостоверение моего помощника…

И пояснил Волку:

— Этого в принципе вполне достаточно. Да, я еще дам тебе свою визитку — любые проблемы исключены!

После чего продолжил уже для секретаря:

— Надо получить для него паспорт, оформить в мою службу безопасности с оплатой по высшему разряду и завтра же выдать аванс…

Молодой человек прилежно черкал в своем блокноте.

— С утра одеть его по сезону. Комплект для работы и комплект для отдыха, — продолжал Шнитман. — Подберите какую-нибудь машину, на первое время «тойоту-камри», или «форд-скорпио», с доверенностью и всем, что нужно…

Шнитман поморщил лоб.

— Я ничего не забыл? Ах, да, банк!

Он усмехнулся.

— Это, пожалуй, самое важное! Не будем откладывать на завтра. Как называется твой банк, Володенька?

Волк назвал. Время подходило к полуночи, и он не представлял, как сейчас можно что-то узнавать в давно закрытом банке.

Но Шнитман тут же набрал телефонный номер.

— Сергей Владимирович, не спишь? Спасибо, очень приятно. У меня деловой вопрос…

Он изложил суть проблемы, внимательно выслушал ответ.

— Спасибо. Да, уточните, пожалуйста. Буду ждать.

Яков Семенович развел руками.

— Похоже, что вас действительно элементарно кинули. Во всяком случае, владелец банка ничего не слышал о «договоре спора» и абонированной ячейке с тремя миллионами. Утром уточнит и перезвонит, но думаю, тебе надо настраиваться на худшее. Впрочем, я помогу тебе в поисках твоих денег! Кто должен был вам заплатить?

Волк наклонился к его уху и шепотом произнес:

— «Консорциум»…

Лицо у Шнитмана изменилось. Точнее, изменилось его выражение. Властность и уверенность сползли с него, как фальшивая позолота с гипса. Сейчас он стал похож на того беззащитного Шнитмана, которого прессовали в лагере эстонские националисты.

— Это крутая фирма! Она мне не по зубам… Извини, Володя!

— Спасибо, Яков! — Волк устало улыбнулся. — Ты и так очень много для меня делаешь…

Позолота вернулась на место.

— Ничего ли я больше не забыл? — озабоченно спросил Шнитман. — Ах да, девочку выберешь?

Он кивнул в сторону бассейна.

Волк покачал головой.

— Я уже засыпаю…

Гостевая напоминала двухкомнатный номер-люкс пятизвездного отеля: просторная, светлая гостиная, уютная спальня с прилегающей душевой, санузлом, и широкой мягкой кроватью. Как только голова коснулась подушки, он сразу же заснул. Ему снился бесконечный бег по джунглям, лай собак за спиной, топот преследователей, которых возглавлял Мулай Джуба с оторванной головой.

* * *

Волк проснулся около полудня, чувствуя себя свежим и отдохнувшим. Дверцы шифоньера в гостиной были открыты, чтобы он сразу увидел обновки: черный костюм-двойку с парой сорочек и галстуков, темное кашемировое пальто с шарфом, джинсы, кожаную курточку на густом серебристом меху, несколько пар обуви, рубашки под джинсы.

На столе лежало портмоне с двадцатью тысячами рублей, новенькое удостоверение члена предвыборного штаба Я. С. Шнитмана и мобильный телефон. Заслышав движение, в комнату постучала горничная и спросила, что желает гость на завтрак. Вопрос поставил Волка в тупик: он всегда либо получал казенную еду, либо готовил сам. Не сумев разрешить проблему выбора, он буркнул: «На ваш вкус», и получил два яйца всмятку, ветчину с тостами, стакан апельсинового сока и чашку кофе.

Потом один из охранников отвез его в однокомнатную квартиру неподалеку — прекрасно отремонтированную и обставленную, вручил ключи и оставил осваиваться, пояснив, что документы на машину оформят на днях, а приступать к работе Яков Семенович распорядился после недельного отпуска.

Потом позвонил сам Яков Семенович и рассказал, что денег в банке нет, а оформлявший договор сотрудник уволился и исчез.

— Отдохни пока, присмотрись к Москве, а потом начнем работать! — закончил он разговор и отключился.

Волк недолго думал, чем заниматься. У него был один ориентир, одна путеводная звезда — Софья. К ней он и поехал.

Глава 10

Биография Черта

Возвращению Дятлова никто в группе «Маньяк» особо не обрадовался. Да и не «особо» — тоже. На него просто не обращали внимания. Хотя нет, обращали — при появлении капитана сотрудники переворачивали документы текстами вниз или закрывали папки розыскных дел. Никто не улыбался, не хлопал по плечу, не задавал обычных «дежурных» вопросов: «Как съездил?» «Что нового?» «Как твоя версия?».

Как и положено, капитан хотел доложить результат непосредственному руководителю — майору Колесову, но тот отмахнулся:

— Я тебя никуда не посылал, у меня в Иркутске розыскных версий нет. Кузнецов командировку подписывал, вот ему и докладывай. А у нас сейчас совещание…

Дятлова коробило — и от высокомерного тона, и от бесцеремонного «тыканья», которое руководитель группы позволял наедине с ним. Но за годы службы в милиции он привык ко всяким начальникам.

— Мне присутствовать?

Колесо поморщился.

— Не надо. Отдыхай. Или вот что: возвращайся к себе в РУВД и работай по индивидуальному плану.

— Как же так, я к группе прикомандирован, — попытался возразить Дятлов, но Колесо возражений не принимал.

— Считай, я откомандировал тебя обратно. Какая разница, где работать? Версии у тебя есть в изобилии — вот и отрабатывай. Может, ты еще всех нас обойдешь!

Так капитан оказался в родном РУВД, на докладе у начальника УР подполковника Иванцова.

— Черенко Павел Иванович, 1969 года рождения, уроженец станицы Верхняя Тиходонского края, четырежды судим, авторитет преступной среды. Вот выписка из личного дела: агрессивен, ярко выраженные насильственные наклонности, склонен к побегу, жесток, всегда носит финку и легко ее применяет, к представителям администрации относится враждебно. Интересный факт: в 2002 году он сжег кислотой папиллярные узоры на пальцах, теперь его нельзя идентифицировать, хотя шрамы на подушечках сами по себе есть специфическая примета. А вот фотографии…

— Ну и рожа! Действительно на черта похож!

Иванцов с интересом рассмотрел черно-белые снимки — фас и профиль.

— Странное ощущение… Не такой, как на рисованном портрете, а вроде и он самый… Кстати, по твоей ориентировке много интересных типов позадерживали! И та же история — вроде совсем не похожие, а начинаешь проверять: или в розыске, или только что «мокруху» залепил! Короче, внешность другая, а по сути — наши клиенты…

— Да, в этом типе много странного, — задумчиво кивнул Дятлов. — Я даже иногда думаю… Впрочем, это ерунда!

— А как же он устроил побег? — спросил начальник УР. — Дело сложное: участников много, свидетелей… И потом, — на какой основе? Деньги? Обычные уголовники богатством не отличаются…

— На первый взгляд действительно так, — согласился Дятлов. — А на второй… Тут ключевая фигура — «лепила». Видать, на руку был нечистый, его как-то и запутали, недаром потом сам в тюрьме оказался… Акт составил, шов поверхностный сделал, а все остальные на веру приняли — бумаги подписали, тело за периметр вынесли… Тайга, глухомань, никому ничего не надо… Отослал бесконвойников да выпустил на все четыре стороны…

— Тоже верно, — кивнул Иванцов. — К тому же у серьезных арестантов и общак имеется, и организация, и связи с волей налажены… Там, может, круг участников и пошире был, не исключено, что кого-то из руководства задействовали… Можно, конечно, информацию во ФСИН[39] послать, только бесполезно. Местные-то пустой гроб совсем по-другому объяснят. А скорей всего, он уже и не пустой: выкопали из другой могилы мертвяка да положили на место твоего Черенко — вот и все в порядке… Там умеют концы в воду прятать!

— Это точно. Они мне заночевать предлагали, только я сразу рванул в город: мало ли как могло обернуться… И придушат — недорого возьмут!

Они помолчали.

— Что ж, эта линия перспективная, — наконец сказал Иванцов. — Чем я могу помочь, Паша?

Дятлов со вздохом поднялся.

— Есть хорошая поговорка: не надо мне помогать, я прошу об одном — не мешайте…

Он улыбнулся.

— Это я не о вас, Виктор Сергеевич!

* * *

Когда расплывчатая фигура полумистического Черта превращается в конкретного беглого арестанта, имеющего имя, фамилию и богатую тюремную биографию, отследить его жизненный путь становится гораздо легче. Дятлов разослал запросы по местам криминальной славы Черта, и вскоре материалы пошли потоком: приговоры, справки из колоний, оперативная информация.

Вот приговор Тиходонского городского суда по его первому делу: семнадцатилетний Черенко 24 мая 1986 года в ходе обоюдной ссоры избил ровесника, да так, что мать потерпевшего чуть в обморок не упала, сказала: «Как дикий зверь терзал!» Провели психолого-психиатрическую экспертизу: психопатический тип личности, лживость, жестокость, злопамятность… Явно выраженные лидерские замашки, умеет подчинять сверстников. Вывод: ограниченная вменяемость, год условно. Кстати, пацанов-свидетелей запугал — показания все изменили.

А вот второй приговор: 1990 год, Заводской райнарсуд Саратова. Черенков с тремя местными подельниками осуждены за три убийства таксистов. «Кололи» их на девять эпизодов: почерк явно схожий, шесть трупов изуродованы финкой, один случай с посмертным мужеложством. Не доказали. Какой-то Сыроедов взял руководство группой на себя, потом повесился в камере. Черенко получил девять лет общего режима. Судимость в несовершеннолетнем возрасте в расчет не приняли: гуманность…

1996 год, массовые беспорядки в Рязанской ИК-33: захват заложников, поджоги, убийство двух сотрудников. Сотрудница спецчасти сержант Иванова предварительно жестоко изнасилована. Организацию и все зверства возложили на Волдыря, которого застрелили омоновцы. Хотя Волдырь — простой вор, форточник. С чего вдруг он взялся убивать, насиловать, поджигать? Никто не знает. Да и какая разница? А Черенко получил 2 года добавки к сроку как рядовой участник…

1999 год, переведенный в строгорежимную Нижнетагильскую ИК-16 Черенко подозревается в убийстве авторитетного зека Касьяна — двадцать пять ножевых ран, лицо основательно изрезано… Но Черенко и тут оказался ни при чем, вину взял на себя какой-то «мужик»,[40] от которого такого и ожидать было нельзя.

В 2000 году пытался «короноваться»,[41] но не вышло: на сходке многие высказались против из-за беспредела кандидата.

В 2001 освободился, организовал бандитскую группу, совершал нападения на инкассаторов в Московской и Ленинградской областях, четверо убиты, в том числе двое сотрудников милиции. В 2002 получил пятнадцать лет и отправился отбывать срок в Иркутскую «восьмерку», в 2005 умер…

— Красивая биография! — Дятлов сложил все документы в новую папку, завязал старомодные тесемочки. — Теперь надо с людьми потолковать, они лучше бумажек все обскажут…

* * *

— Товарищ капитан, заключенный Кирьянов доставлен!

— Давай его, — кивнул прапорщику Дятлов.

В комнату для допросов ввели невысокого, но широченного в плечах мужчину лет сорока пяти. Не здороваясь, он выжидательно уставился на сыщика.

— Зачем звал, начальник? — хрипло спросил он. — Я свой срок получил, с ним на зону и пойду, а чужие «висяки» брать не буду.

— Да не собираюсь я на тебя ничего вешать, базар есть.

— А кто ты такой, чтобы я с тобой базарил?

— Про Крашеного слышал? — нехотя произнес капитан свое прозвище.

— Слышал. И что с того? — несколько смягчился Кирьянов.

— Проходи, садись, — Дятлов показал взглядом на привинченный к полу стул напротив. — Куришь?

— Когда угощают, все курят, — хмыкнул тот и потянулся к подвинутой в его сторону пачке сигарет.

— Скажи, Компостер, ты Черта хорошо знаешь?

Заключенный закашлялся, подавившись сигаретным дымом. Кашлял он долго, закрываясь своей кепкой и вытирая глаза рукавом робы.

— Раз ты мое старое погоняло[42] раскопал, значит, в курсах, что мы чалились вместе.

— Так я не пойму: вроде в авторитете, а ваши его не жалуют, «корону» надеть отказались. Что же это за зверь такой по белу свету бродит?

— А зверь он и есть. Его все боятся: и «шестерки», и авторитеты. Хитрый, сука! Так базар повернет, что и сказать нечего. Тому шепнет, этому шепнет, а этого на слове поймает. Глядишь, а смотрящий уже и ссучился вроде! Так он такие «предъявы» всегда находит, что общество или соглашается, или только разводит руками. А он с таким наслаждением финочку свою выхватит — и давай полосовать! При мне он так Калину зарезал. Дружки Калины не поверили, хотели его самостоятельно кончить. Кончили, как же. Двоих на пилораме нашли на куски попиленных, а третий рядом на веревке висит. Вышло, вроде он их распилил и сам повесился. Хотя я своими глазами видел, кто всех троих кончил.

— Черенко, что ли?

— Аж рычал от удовольствия, сука! Только я под протокол говорить ничего не буду.

— Протоколы мне не нужны, — ответил Дятлов.

* * *

Черт размножил свой рисунок на ксероксе, дал четыре копии Чикету.

— Возьми ребят, поводите жалами на Таганке. Начните от метро и идите к старым желтым домам, в район Широкой улицы. Показывайте, поспрошайте, эта тварь где-то там таится.

— Сделаю, босс! — как и положено, сказал Чикет, хотя подумал, что у хозяина совсем «съехала крыша». Пацаны, которых он привлек в помощь, наверняка считали так же, однако высказывать своего мнения никто не стал: можно было остаться без языка, а то и без головы.

Вечером, когда народ возвращается с работы, они добросовестно обходили указанный Чертом район старой застройки. Показывали рисунки старушкам на скамеечках, продавцам ларьков, прохожим, компаниям молодежи, тусующимся по вечерам на детских площадках и в скверах. Но все было безрезультатно.

— Фигня это все! — в сердцах сплюнул Бровастый. — Если бы фотка, а тут какая-то мазня! Да и потом, это же не деревня, тут баб мильен.

— Работай, падла! — только и ответил Чикет. — А то он тебе всю рожу располосует!

Может, потому, что он верил в успех, на третий день именно Чикету и повезло. Молодой крепкий мужик, выгуливающий ротвейлера, всмотрелся в рисунок и оживился:

— Точно, — закивал он, — где-то в наших домах живет, вон в тех… — Мужик показал рукой. — Я как-то в воскресенье на машине за город поехал, а Граф в открытое окно гавкнул. Так она подскочила с перепугу. А баба классная! И фигурка, и лицо, и одевается со вкусом. Я вначале познакомиться хотел, только понял, что не по мне она. Не такие ей мужики нужны, она птица другого полета…

«Ничего, скоро ей Черт крылышки обстрижет», — подумал Чикет, даже с некоторым сожалением.

Теперь поиск переместился к указанным собачником домам. На следующий день круг еще сузился: пенсионеры с красными носами, «забивающие козла» у подъезда, показали в сторону трех шестиэтажек, стоящих под прямым углом друг к другу.

— Кажись, в каком-то из них живет. Аккуратная такая, быстрая, приветливая. Мимо ходит — то в метро, то в магазин. Мы тут всегда сидим, так она здоровается, уважительно так.

— Муж у нее военный, — добавил второй игрок. — Представительный такой мужчина, солидный… А вы кто такие будете?

— Из милиции мы, — солидно сказал Чикет. — У нее сумку вырвали, а мы нашли, хотим вернуть.

— Сколько всякой шпаны развелось, — сказал третий доминошник.

И все четверо с ним согласились.

* * *

— Станция «Таганская», — сообщил женский голос из динамика. — Платформа с правой стороны.

Дятлов опомнился и стал протискиваться к двери. Это была уже пятая за сегодняшний день станция метро, и Бог весть какая за последнюю неделю. Ноги гудели, во рту горчило от бесчисленных сигарет и бесконечных бесплодных вопросов: «Видели его? А ее не видели?»; в животе было пусто, как в заброшенном подвале. Надо купить какой-нибудь фаст-фуд и стакан чая, а потом уже продолжать свой марафонский обход.

Встав на эскалатор, Дятлов привычно сканировал взглядом лица спускающихся навстречу. Наконец, гибкая железная лестница вынесла его наверх и выбросила в огромный гудящий вестибюль станции. Окунувшись в поток пассажиров, Дятлов позволил увлечь себя к выходу. Палатка «Быстрая еда» оказалась слева, и перед ней не было никакой очереди.

Пока девушка в окошке разрезала булочку, укладывала туда сосиску, подогревала все это в микроволновке и начиняла майонезом, горчицей и кетчупом, Дятлов привычно оценил обстановку вокруг. Справа, у ограждения дороги, раскинулся стихийный блошиный рынок. Измочаленные жизнью старушки продавали вязаные носки, ношеные детские вещи, потертые книги, овощи, сушеные грибы, воблу. Продуктовый киоск, «Союзпечать», — словом, все как обычно.

Хот-дог кончился очень быстро, как и маленький пластиковый стаканчик чая. Он подумал — может, взять еще, но решил не рисковать. Девушка-продавец не была его агентом и могла накормить чем угодно.

Достав из кармана куртки фотографию и рисунок, капитан направился к блошиному рынку.

— Видели этого мужчину? А эту женщину? Он ее ищет и всем показывает… Ясно…

— Видели его? А ее? Спасибо…

— Не узнаете? А эту даму? Жаль…

Как обычно, никто ничего не видел и не знал. Привыкший к отрицательным ответам, он подошел к опрятной старушке, складывающей в картонную коробку на легкой тележке капусту, картошку и морковь. Ей помогала молодая продавщица продуктового киоска.

— Посмотрите на этого человека, — показал сыщик фото Черенко. — Он ищет вот эту женщину.

Теперь капитан предъявил рисунок.

— Так был он, милок, был! — сказала бабка, упаковав, наконец, свой товар и со стоном выпрямляя поясницу. — Страшный такой, как черт! Два дня назад как раз и подходил. И рисунок показывал. Дамочка эта, вот как назло, не появляется, а то сказать бы ей про него.

— Так вы и ее знаете?! — вскинулся Дятлов.

— А как же! Она наш постоянный покупатель, — с усмешкой ответила молодая продавщица. — Софьей ее зовут, она жена большого начальника и живет во-о-н в тех домах… А чего все ее ищут?

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Сэр Ричард твердо, решительно и наотрез отказался от королевской короны, ему не нужны новые проблемы...
На что способны две бригады российского спецназа, перенесенные в июнь 1941 года и оказавшиеся на нап...
Действие романа «Пражское кладбище» разворачивается почти целиком во Франции, но последствия этой ин...
Осень 1849 года. Громом среди ясного неба раздается манифест василевса, отправляющего войска Державы...
Когда-то в мире было много яцхенов. Теперь остался один-единственный – Олег, сын архидемона Лаларту....
Жизнь полна сюрпризов. Отправляясь в магазин за хлебом, студент Всеволод Залесский не мог даже предп...