Не считая собаки Уиллис Конни
Принцип «не переусердствуй», похоже, еще не ввели в обиход. Вдоль лестницы сплошняком шли портреты меринговских предков в золоченых рамах — галуны, брыжи, галифе, доспехи, — а по коридору выстроились стойка для зонтов, бюст Дарвина, большой папоротник и статуя Лаокоона, обвитого огромной змеей.
Дойдя до середины коридора, Колин сделала книксен и застыла, придерживая для меня крашеную дверь.
— Ваша комната, сэр, — объявила она. Из-за акцента «сэр» прозвучал как «сорр».
Комната оказалась не такой заставленной, как гостиная. Всего-навсего кровать, умывальник, ночной столик, деревянный стул, кресло с цветочной обивкой, комод, зеркало и огромный гардероб, занимающий целую стену (что к лучшему, поскольку рисунок на обоях представлял собой сплошь увитую пышным голубым вьюном решетку).
Горничная поставила лампу на ночной столик и, метнувшись на другой конец комнаты, взяла с умывальника кувшин.
— Сейчас горяченькой налью, сорр.
Она выскочила, а я принялся осматриваться. Викторианцы, очевидно, исповедовали принцип «Господь кроется в накидках». Кровать пряталась под покрывалом, поверх которого, в свою очередь, был наброшен ажурный, вязанный крючком плед; на трюмо и комоде белели подстеленные под вазы с букетами сухих цветов льняные дорожки с вязаной каймой, а ночной столик укрывала шаль в «огурцы» с вязаной салфеточкой поверх.
Вязаные чехлы имелись даже у туалетных принадлежностей на трюмо. Я вытащил их и начал изучать, надеясь, что они зададут меньше загадок, чем кухонная утварь. Нет, вроде ничего страшного, обычные щетки, а вот и помазок, и кружка с мылом. На кафедре двадцатого века мы обычно делали перед перебросками долговременную депиляцию, чтобы не возиться с допотопными средствами для бритья, и я тоже сделал перед отправкой на барахолки, но на все мое пребывание здесь ее не хватит. В 1888 году уже изобрели бритвенный станок?
Ответ я получил, вызволив из вязаного чехольчика эмалированный футляр: в нем лежали две опасные бритвы с ручкой из слоновой кости. На вид — идеальное орудие убийства.
В дверь постучали. Я открыл, и вошла горничная, сгибаясь под тяжестью кувшина почти с нее саму размером.
— Горяченькая, сорр, — объявила она, ставя кувшин и приседая в книксене. — Если еще что понадобится, звонок туточки.
Она неопределенно махнула в сторону свисавшей над кроватью длинной ленты, вышитой фиалками. Хорошо, что я видел, как Тосси дергала за сонетку, иначе принял бы ленту за украшение.
— Спасибо, Колин.
Горничная замялась, скомкав реверанс.
— Извиняюсь, сорр, — теребя в руках край передника, уточнила она, — только я Джейн.
— Вот как? Простите, должно быть, я недопонял. Я думал, вас зовут Колин.
Она замялась еще больше.
— Нет, сорр, Джейн, сорр.
— Что ж, тогда «спасибо, Джейн».
— Доброй ночи, сорр, — облегченно выдохнула она и, еще раз присев в торопливом книксене, вышла, затворяя за собой дверь.
Я почти благоговейно смотрел на кровать, не веря, что наконец получу то, ради чего, собственно, и прибыл в викторианскую эпоху, — здоровый сон. Неслыханная удача! Мягкая постель, теплое одеяло, благословенные объятия Морфея. Никаких каменистых берегов, дождя и поисков пропавших кошек. Никаких барахолок, епископских пеньков и леди Шрапнелл.
Я сел на кровать. Она слегка прогнулась, повеяло лавандой, и на меня навалилась апатия. Сил не осталось даже на то, чтобы раздеться. Вот, наверное, ужаснется Колин — то есть Джейн, когда обнаружит поутру, что я сплю одетым.
Меня по-прежнему беспокоил диссонанс и предстоящее объяснение с Верити, но это подождет до утра. Утром я буду свеж, бодр, полностью оправлюсь от перебросочной болезни и в два счета что-нибудь придумаю. Если еще понадобится придумывать. Может, Принцесса Арджуманд, прильнув к трепещущей рюшечками хозяйкиной груди, восстановит равновесие во Вселенной, и диссонанс начнет рассасываться. А если нет, то я уже верну себе способность соображать и продумаю план действий. Эта мысль придала мне достаточно сил, чтобы не подвергать чувства горничной жестокому испытанию. Стянув мокрую сорочку, я повесил ее на спинку кровати, а потом принялся снимать носки.
Едва я расправился с одним промокшим носком, как в дверь снова постучали. Горничная, подумал я с надеждой. Принесла какую-нибудь грелку или перочистку, или что там еще полагается, и если ее напугает моя босая нога, то ничего не поделаешь. Натягивать мокрый носок обратно я не стану.
Это оказалась не горничная. Дворецкий. В руках он держал саквояж.
— Я сходил к реке, сэр. К сожалению, удалось выловить только ваш портплед, корзину и этот саквояж, увы, пустой и порванный. — Он показал на разрез, который я сделал для Принцессы. — Видимо, его потрепало о камни, прежде чем прибить к берегу. Но я его починю, сэр.
Мне совсем не улыбалось, чтобы он присмотрелся к саквояжу повнимательнее и обнаружил внутри кошачью шерсть.
— Не стоит беспокоиться.
— Поверьте, сэр, заштопаю так, что будет как новенький.
— Спасибо. Я сам все устрою.
— Как вам будет угодно, сэр.
Он подошел к окну и задернул шторы.
— Лодку пока не нашли. Но я дал знать смотрителю Пенборнского шлюза.
— Благодарю.
Я приятно поразился про себя его расторопности, однако больше всего мне хотелось, чтобы он ушел уже и дал мне спокойно улечься.
— Ваши вещи из портпледа сейчас стирают и утюжат, сэр. Ваше канотье я тоже выловил.
— Премного благодарю.
— Рад стараться, сэр.
Почему-то он и после этого не ушел. Встал и стоит. Наверное, полагается как-то его отпустить, но как? Чаевые дворецким вроде не дают? Я стал припоминать, что говорилось в наушниках.
— Вы свободны, Бейн, — сообщил я в конце концов.
— Да, сэр.
Он поклонился и пошел прочь, но в дверях задержался снова, будто чего-то ему не хватало.
— Доброй ночи, — пожелал я, надеясь, что уж теперь-то все.
— Доброй ночи, сэр.
Он наконец вышел. Я сел на кровать. На этот раз я даже за носок взяться не успел, как в дверь постучали.
Теренс.
— Слава Богу, вы еще не легли, Нед, — обрадовался он. — Нужна ваша помощь. У нас коллизия.
Глава двенадцатая
…странное поведение собаки в ночь преступления.
— Собаки? Но она никак себя не вела!
— Это-то и странно, — заметил Шерлок Холмс.
Артур Конан Дойль
Вызволение — Истоки легенд о привидениях в английских загородных домах — Бегство Элизабет Барретт Браунинг — Визитеры — Признание — Разгадка тайны Принцессы Арджуманд — Еще визитеры — Атака легкой кавалерии — Законы детективного жанра — Наименее вероятный подозреваемый — Обескураживающее известие
Коллизия возникла из-за Сирила.
— Конюшня! Он ведь никогда не спал на улице, — отчаивался Теренс, явно забыв про вчерашнюю ночь. — Бедняга Сирил! Выдворен за порог. Под лошадиные копыта!.. Какое варварство, после того как он едва не утонул, отсылать его на конюшню. В его-то состоянии!
— А что с ним?
— Слабая грудь. Склонность к катарам. — Теренс перестал метаться по комнате и выглянул в щель между портьерами. — Наверное, уже кашляет. Ему нужно в дом. — Он отошел от окна. — Вы должны протащить его к себе в комнату.
— Я? А почему не вы к себе?
— Миссис Меринг и без того мне не доверяет. Велела дворецкому, чтобы ни в коем случае не пускал это животное спать в дом. Животное!
— Тогда как я его протащу?
— Дворецкий будет следить за мной, а не за вами. Видели бы вы глаза Сирила, когда я сказал, что ему придется спать там. «И ты, Брут…»
— Хорошо, — согласился я. — Но все равно не представляю, как пробраться мимо Бейна.
— Я пойду к себе и позвоню, чтобы принесли какао. Так мы его отвлечем. Вы непременно справитесь. «Мой лучший друг, ты для меня родник в пустыне дикой»[32].
Он открыл дверь и посмотрел по сторонам.
— Пока все чисто. Выжидаю пять минут, чтобы вы успели обуться, а потом звоню просить какао. Если он вас все же перехватит, скажете, что вышли покурить.
— А если он перехватит меня на обратном пути, с Сирилом на буксире?
— Не перехватит. Я спрошу в придачу бокал кларета — «Шато-Марго» семьдесят пятого года. В загородных домах редко найдется приличный винный погреб.
Еще раз глянув туда-сюда, Теренс выскользнул в коридор и мягко прикрыл за собой дверь, а я вернулся к кровати и горестно уставился на свои носки.
Натянуть мокрый носок, а поверх него еще и мокрый ботинок — задача не из легких, поэтому дело шло туго. В пять минут я определенно не уложился. Одна надежда, что винный погреб у Мерингов располагается в противоположном крыле.
Приоткрыв дверь, я посмотрел в коридор. Никого не видно. Точнее, ничего. Эх, надо было запоминать, где что расположено, когда мы поднимались.
Темно хоть глаз выколи. Я уже собрался вернуться за лампой с позвякивающими хрустальными подвесками, прикидывая, что хуже: быть пойманным миссис Меринг, заметившей свет, или быть пойманным миссис Меринг, когда я врежусь в статую Лаокоона?
Пусть уж второе. Если слуги еще не легли, что вероятнее всего, учитывая, сколько скатертей им нужно постирать и накрахмалить, они увидят свет и прибегут узнавать, не изволит ли сэр еще чего-нибудь. Глаза постепенно привыкают к темноте, вполне достаточно, чтобы разобрать очертания коридора. Если держаться ближе к центру, все пройдет как по маслу.
Я ощупью добрался до лестницы, задев большой папоротник, который угрожающе закачался на подставке (уф, успел поймать), и пару ботинок.
До самой лестницы я гадал, что бы это значило, пока не споткнулся о вторую пару — на этот раз изящные белые ботиночки Тосси на шнуровке, — и только тогда вспомнил: вроде бы в наушниках говорилось о выставляемой на ночь у порога обуви, которую слуги начищали к утру. Само собой, когда закончат со скатертями, варкой какао и вылавливанием чужих лодок из Темзы.
На лестнице было чуть светлее. Я стал спускаться. Четвертая ступенька громко скрипнула, а когда я испуганно оглянулся, на меня с верхней площадки грозно сверкнула глазами леди Шрапнелл.
Сердце остановилось.
Когда оно наконец застучало снова, я разглядел плоеный воротник и корсет с длинным мысом — похоже, леди Шрапнелл остается «по ту сторону», а это всего-навсего кто-то из меринговских предков елизаветинской эпохи. Неудивительно, что викторианские загородные дома славятся привидениями.
Дальше пошло совсем легко, хотя перед входной дверью у меня опять похолодело внутри, когда показалось, что она заперта и теперь придется через всю заставленную гостиную пробираться к стеклянным французским. Нет, все в порядке, обычная щеколда — которая к тому же откинулась почти беззвучно. Снаружи светила луна.
В какой из построек, белеющих в лунном свете, скрывалась конюшня, пришлось выяснять методом тыка. Я сунулся в гончарный сарай, потом в курятник, и только тогда ржание лошадей, видимо, разбуженных курами, подсказало мне нужное направление.
Бедолага Сирил так обрадовался моему приходу, что я моментально выбросил из головы проклятия, которые готовил для Теренса.
— Пойдем, старина, — позвал я. — Только тихо. Как Флаш, когда Элизабет Барретт Браунинг сбегала из дома с возлюбленным.
Что, кстати, происходило примерно в эти годы. Интересно, как ей удалось спуститься по лестнице и выбраться из дома в кромешной темноте, не свернув шею? Да еще с чемоданом и кокер-спаниелем? Снимаю шляпу перед викторианцами.
Сирил, оказывается, считал, что тишина — это тяжелое пыхтение, перемежаемое всхрапами. Посреди лестницы он вдруг замер, уставившись на верхнюю площадку.
— Не бойся, — подбодрил я его. — Это всего лишь картина. Опасности никакой. Осторожнее, папоротник.
Мы преодолели коридор и без происшествий добрались до моей комнаты. Закрыв дверь, я облегченно привалился к ней изнутри.
— Молодец, Флаш бы тобой гордился, — похвалил я Сирила и только тут заметил у него в пасти черный ботинок, видимо, прихваченный по дороге. — Нет! Отдай сюда!
Бульдожья порода изначально выводилась, чтобы мертвой хваткой вцепляться быку в нос, и, как видно, эта способность никуда не исчезла. Как я ни тащил, ни тянул и ни дергал — тщетно. Я сдался.
— Брось ботинок! Или сейчас же отправляешься на конюшню.
Сирил смотрел на меня не моргая, ботинок свисал из пасти, шнурки болтались.
— Не шучу, — предупредил я. — Подхватывай там сколько влезет хоть катар, хоть воспаление легких.
После недолгого раздумья Сирил неохотно выронил ботинок и улегся, уткнувшись в него приплюснутым носом.
Я выхватил добычу, надеясь, что обувка принадлежит профессору Преддику, который вмятин от зубов попросту не заметит, или Теренсу, которому будет поделом. Но она оказалась женской. И точно не Верити. У нее была белая, как и у Тосси.
— Ботинок миссис Меринг! — ужаснулся я, потрясая испорченным предметом обуви перед носом Сирила.
Сирил тут же вскочил, собираясь поиграть.
— Веселого мало! — урезонил я его. — Ты только посмотри!
На самом деле, если не считать моря слюны, вроде бы не так уж этот ботинок и пострадал. Я вытер его о брючину и, скомандовав Сирилу «место!», пошел возвращать украденное.
Где комната миссис Меринг, я понятия не имел, а рассмотреть не привыкшими заново к темноте глазами, у какого порога недостача, тоже не получалось. Привыкать было некогда. Не хватает еще, чтобы миссис Меринг застала меня крадущимся по коридору на четвереньках.
Я вернулся к себе, взял лампу и посветил в коридор. Ага, вот она, дверь с разрозненной парой, вторая с конца. А до нее статуя Лаокоона, Дарвин и большой папоротник на подставке из папье-маше.
Делать нечего — я скрылся в комнате, поставил на место лампу, взял ботинок и снова украдкой выглянул в коридор.
— …говорю тебе, я видела свечение, — раздался голос, который мог принадлежать только миссис Меринг. — Потустороннее, зыбкое, нездешнее свечение. Это духи, Мейсел! Вставай же!
Притворив дверь, я задул лампу и поспешно нырнул в кровать. Там уже обосновался Сирил, уютно закопавшись в подушки.
— Все из-за тебя, — шепнул я и понял, что злополучная обувь по-прежнему у меня в руках.
Я сунул улику под одеяло — нет, так ее в два счета обнаружат, начал было прятать под кровать, передумал и в конце концов запихнул ботинок между пружинной сеткой и периной. А потом застыл в темноте, прислушиваясь. Голосов сквозь храп Сирила не доносилось никаких, скрипа и шагов тоже, и полосок света у порога не возникало.
Выждав еще несколько минут, я разулся, прокрался на цыпочках к двери и приоткрыл ее на волосок. Темнота и тишина. Тогда я на цыпочках же вернулся к кровати (ударившись большим пальцем ноги о зеркало, а косточкой на щиколотке — о ночной столик), зажег лампу и стал укладываться как следует.
Последние несколько минут вытянули из меня остатки сил, но я разделся аккуратно, запоминая, как застегиваются подтяжки и крепится воротник, а галстук развязывая перед зеркалом, чтобы с утра изобразить хотя бы отдаленно похожий узел. Впрочем, какая разница? Я до этого все равно не доживу — перережу себе горло во время бритья. Или меня разоблачат как вора и обувного фетишиста.
Стянув так и не высохшие носки, я надел ночную сорочку и забрался в постель. Сетка прогнулась вместе с периной, простыни были холодные, а Сирил загреб себе все одеяло. Превосходно.
Сон, сладкий сон, хранитель наш, распутывающий клубок забот, сон, смерть дневных тревог, бальзам на израненную душу…
В дверь постучали.
Не иначе как миссис Меринг ищет свой ботинок. Или духи. Или полковник, которого она все-таки подняла с кровати.
Но света под дверью не было, а стучали чересчур мягко. Значит, Теренс, явился на готовенькое — забрать Сирила.
Однако на случай, если это все же не он, я зажег лампу, набросил халат и прикрыл Сирила одеялом.
За порогом стояла Верити. В ночной сорочке.
— Что вы здесь делаете? — прошептал я. — Это ведь викторианская эпоха.
— Знаю, — шепнула она, проскальзывая в комнату. — Но мне нужно с тобой поговорить, прежде чем докладывать мистеру Дануорти.
— А если кто-нибудь войдет? — продолжал опасаться я, приглядываясь к ее сорочке. Вполне скромная, с длинными рукавами и наглухо застегнутым воротом под горло, но вряд ли это убедит Теренса. Или дворецкого. Или миссис Меринг.
— Никто не войдет. — Верити села на кровать. — Все спят. А стены в викторианских домах достаточно толстые.
— Теренс уже заходил, — сообщил я. — И Бейн.
— Зачем?
— Сказать, что весь багаж ему выловить не удалось. А Теренс просил контрабандой протащить Сирила из конюшни в дом.
Услышав свое имя, бульдог высунулся из-под одеяла, сонно моргая.
— Привет, Сирил. — Верити погладила его по голове, которую он тут же уложил ей на колени.
— А вдруг Теренс заглянет его проведать?
— Тогда спрячусь, — пообещала Верити невозмутимо. — Ты не представляешь, Нед, как я рада тебя видеть. — Она посмотрела на меня с улыбкой. — Мы вернулись от мадам Иритоцкой; Принцессы Арджуманд по-прежнему не было, и миссис Меринг перехватила меня по дороге к беседке вчера вечером, когда я собралась на доклад. Наболтала ей, что встретила духа, а она подняла весь дом и отправила обыскивать окрестности, поэтому я так и не перебросилась и не представляла, что происходит.
Хуже не придумаешь. Наяда сидела в ночной рубашке на моей постели, рассыпав по плечам прерафаэлитскую медь, и улыбалась мне, не подозревая, что сейчас я все испорчу. Что же, семь бед, один ответ.
— А утром, — продолжала она, — мне пришлось сопровождать Тосси в церковь, и…
— Кошку пронес я. В собственном багаже. Мистер Дануорти, видимо, предупредил меня, что она там, но я из-за перебросочной болезни не расслышал. Все это время она была со мной.
— Знаю.
— Что?
Неужели опять трудности со слухом?
— Знаю. Сегодня днем докладывалась, и мистер Дануорти мне сказал.
— Но…
Ничего не понимаю. Если она успела наведаться в 2057 год, то эта сияющая улыбка…
— Могла бы догадаться еще в Иффли. Чтобы мистер Дануорти позволил историку прохлаждаться в прошлом, да еще когда ему в затылок дышит леди Шрапнелл, а до освящения собора всего две недели…
— В Иффли я еще не подозревал, что она у меня, — объяснил я. — Я искал открывалку. Да, я помню, ты просила держать Теренса подальше от Мачингс-Энда, но я подумал, что вернуть кошку куда важнее. Предполагалось остановиться в гостинице в Стритли, тогда бы я тайком принес ее в усадьбу, но Теренс погреб дальше, кошка замяукала, Сирил начал нюхать, потом свалился за борт, потом лодка перевернулась… остальное тебе известно, — закончил я скомканно. — Надеюсь, что не слишком напортачил.
Верити обеспокоенно прикусила губу.
— Что? Считаешь, не надо было ее возвращать?
— Не знаю.
— Мне казалось, ее нужно вернуть поскорее, пока не разрослись последствия.
— Да, — кивнула Верити удрученно. — Проблема в том, что ты вообще не должен был ее проносить в прошлое.
— То есть как?
— Когда мистер Дануорти узнал про ковентрийские сдвиги, он отменил переброску.
— Но… — Я растерялся. — Принцессу Арджуманд не нужно было возвращать вовсе? Ты ведь вроде говорила, что у сдвигов в Ковентри своя собственная причина — очаг напряженности?
— Да. Но во время проверки данных Ти-Джей сравнил рисунок сдвигов с материалами Фудзисаки, и они с мистером Дануорти пришли к выводу, что отсутствие сдвигов вокруг изначальной точки переброски свидетельствует о незначительности события.
— Но это невозможно! Живые существа всегда значимы.
— Именно, — вздохнула она горестно. — Они считают, что Принцесса Арджуманд уже не относилась к живым. То есть ей суждено было утонуть.
Я по-прежнему ничего не понимал.
— Даже если она утонет, ее тело не перестанет взаимодействовать с континуумом. Она ведь не растворится.
— Вот об этом и писал Фудзисаки. Она распадется на составные элементы, и комплексность их взаимодействия будет стремиться к нулю.
Проще говоря, ее бренное тело поплывет по Темзе, распадаясь на углерод и кальций и взаимодействуя лишь с речной водой и голодными рыбами. Прах к праху. Пепел к обнулению значимости.
— А значит, — договорила Верити, — ее можно изъять из пространственно-временной точки без ущерба для истории. То есть возвращать ее в прошлое необходимости нет.
— Выходит, умыкнув ее через сеть, ты никакого диссонанса не вызвала? Зато вызвал я, доставив ее обратно.
Верити кивнула.
— Когда ты не появился, я испугалась: вдруг тебе передали через Финча или еще кого, чтобы ты ее утопил?
— Ни в коем случае! Никто никого топить не будет.
Меня одарили ослепительной улыбкой.
— Если Принцесса и вправду не имеет значения, заберем ее обратно в будущее, — пообещал я твердо. — Топить ее незачем. Однако все равно не складывается. Ее неизбежная гибель тоже ведь имеет свои последствия, такие же, как при исчезновении: переполох, поиски, ваша поездка в Оксфорд, знакомство Тосси с Теренсом…
— Тот же довод я привела мистеру Дануорти, — кивнула Верити. — Но Ти-Джей вычитал у Фудзисаки, что это кратковременные последствия, которые на истории не отразятся.
— Другими словами, горечь утраты постепенно утихла бы, не верни я кошку обратно.
— И тебе не пришлось бы ее возвращать, если бы меня с самого начала не угораздило вмешаться, — грустно договорила Верити.
— Ты не могла оставить ее тонуть.
— Нет, не могла. Сделанного не воротишь, нужно сообщить мистеру Дануорти и выяснить, как быть дальше.
— А дневник? — осенило меня. — Если после седьмого июня Принцесса где-то упоминается, значит, она не утонула. Нельзя попросить криминалистов поискать в дневнике?
Верити помрачнела.
— Они искали. Что-то подходящее встречается — два длинных слова подряд с большой буквы, но только в течение нескольких дней сразу после происшествия, и расшифровать пока не удалось. Мистер Дануорти считает, что скорее всего упоминания относятся непосредственно к пропаже или гибели. Ладно, я, пожалуй, отправлюсь на доклад. — Верити поднялась. — Что произошло, когда ты обнаружил Принцессу у себя в багаже? И когда выяснили Теренс с профессором?
— Они так и не выяснили. Я прятал ее до самого прибытия сюда. В саквояже. Теренс думает, она была на берегу, когда мы… — «причалили» здесь явно не подходило, — …эвакуировались.
— И больше ее никто не видел?
— Не знаю. Она дважды убегала. Один раз в лесу и второй — в Абингдоне.
— Из саквояжа?!
— Нет. Я ее выпускал.
— Выпускал?
— Я думал, она воспитанная.
— Воспитанная? — изумилась Верити. — Кошка? — Она укоризненно посмотрела на Сирила: — Что ж ты его не вразумил?.. Больше Принцесса ни с кем на твоих глазах не взаимодействовала? — уточнила она у меня.
— Нет, — подтвердил я.
— Уже хорошо. Тосси тоже пока больше ни с какими обладателями фамилий на неправильные буквы не пересекалась.
— И мистер К, я так понимаю, не объявлялся?
— Нет, — нахмурилась Верити. — И с дневником Тосси мне все так же не везет. Поэтому я должна доложиться. Может, криминалистке уже удалось расшифровать фамилию. Или упоминание о Принцессе. А еще нужно сообщить им, что кошка возвращена и…
— И еще кое про что, — вставил я.
— Про удивительную встречу профессора Преддика и полковника Меринга? Я и так собиралась.
— Нет, другое. Из-за меня Теренс упустил возможность познакомиться с племянницей профессора Преддика.
Я объяснил, что произошло на станции.
— Хорошо, скажу мистеру Дануорти, — кивнула Верити. — Знакомства…
В дверь постучали.
Мы с Верити замерли.
— Кто там? — осторожно поинтересовался я.
— Бейн, сэр.
«Сказать ему, чтобы ушел?» — одними губами спросил я у Верити.
«Нельзя», — изобразила она в ответ, набросила покрывало на Сирила и полезла под кровать. Я перехватил ее за руку. «В гардероб», — беззвучно велел я.
— Сейчас, Бейн! Минуту! — Я распахнул гардероб, Верити скользнула внутрь, я закрыл дверь, открыл снова, подобрал свисающую полу ее сорочки, снова закрыл дверь, убедился, что из-под покрывала не высовываются никакие части Сирила, встал у кровати и только тогда крикнул: — Входите, Бейн!
Дворецкий внес стопку сложенных сорочек.
— Вашу лодку нашли, сэр, — объявил он, направляясь прямиком к гардеробу.
Я преградил ему путь.
— Это мои?
— Нет, сэр. Позаимствовал на время у Каттисборнов, у них сын в Южной Африке. Это пока вы не распорядитесь послать за собственными вещами.
Собственными. И куда, спрашивается, я должен за ними послать? Впрочем, сейчас у меня хватало более неотложных проблем.
— Положите в комод, — распорядился я, не сходя с места.
— Да, сэр. — Он аккуратно сложил их в верхний ящик. — Кроме того, имеется комплект вечерней одежды и твидовый костюм, который я отдал почистить и подогнать по мерке. Будут готовы к утру, сэр.
— Отлично. Благодарю, Бейн.
— Да, сэр.
Он вышел, не дожидаясь особого указания.
— Чуть не… — начал я, и тут вернулся Бейн, неся на подносе фарфоровую чашку, серебряный кофейник и тарелочку печенья.
— Подумал, вдруг вам захочется какао, сэр.
Читать бесплатно другие книги:
