Бизерта Шестёра Юрий

Глава VII

Сокращение эскадры

Степан Петрович оказался прав, огласив свой прогноз о будущем Русской эскадры перед командирами миноносцев, – французское командование под давлением своего правительства приступило к сокращению затрат на ее содержание. И в первую очередь это коснулось численности личного состава эскадры.

Командующий эскадрой контр-адмирал Беренс окинул долгим изучающим взглядом адмиралов и офицеров, собравшихся по его приказу в адмиральской каюте флагманского крейсера. Ведь ему предстояло сообщить им далеко не радостную весть.

Наконец он, вздохнув, глухо произнес:

– Господа! Морской префект Бизерты сообщил мне о том, что получил приказание своего командования сократить личный состав Русской эскадры до двухсот человек.

По каюте прокатился возмущенный ропот. Адмирал поднял руку, требуя тишины.

– Да, да, господа, к сожалению, это именно так. Вы ведь прекрасно знаете, что к началу двадцать второго года численность эскадры составляла тысячу пятьсот, а к настоящему времени – не более семисот человек. Теперь же от нас требуют сократить ее еще почти в три раза… – он горько вздохнул. – Не мне объяснять вам, что это практически означает ликвидацию эскадры как боевой единицы.

В каюте повисла гробовая тишина.

– Тем не менее, – продолжил командующий, – в результате переговоров, длившихся несколько дней, нам было разрешено оставить на эскадре триста сорок восемь человек, то есть сокращение эскадры коснется лишь половины численности ее личного состава.

Присутствующие приободренно переглянулись. Они, конечно, прекрасно понимали, что и этого количества личного состава для эскадры явно недостаточно даже для поддержания ее кораблей в технически исправном состоянии, однако стало ясно, что французы побаиваются действовать слишком откровенно и напористо. Ведь они, высший командный состав эскадры, как, впрочем, и все ее моряки, еще надеялись на чудо – а вдруг что-то изменится, и Русскую эскадру все-таки, несмотря ни на что, удастся сохранить. Утопающий, как известно, хватается и за соломинку… А тут и мятежный Кронштадт, и мощное крестьянское восстание в Тамбовской губернии. Пусть и подавленные большевиками, но тем не менее оставляющие хоть какую-то надежду на крах их господства в горячо любимом ими Отечестве. Потому-то они интуитивно и считали, что каждый выигрыш во времени – благо во имя спасения эскадры, без которой жизнь для них теряла всякий смысл.

– Кроме того, – продолжил командующий, – я тут же передал по телеграфу мою просьбу вице-адмиралу Кедрову, находящемуся в Париже, о пересмотре требования французского командования в сторону увеличения численности личного состава, остающегося на эскадре. Хотя, честно говоря, – усмехнулся он, – и не очень надеюсь на какой-либо положительный результат переговоров с французским правительством по этому вопросу. И все-таки это даст нам выигрыш в несколько дней для подготовки к списанию личного состава на берег, так как морской префект настаивает на скорейшем проведении этой меры.

Таким образом, очередное требование французского командования о значительном сокращении личного состава эскадры является логическим следствием намерения французского правительства ликвидировать Русскую эскадру как таковую. И это касается не только ее личного состава, но также и корабельного. Как вам, конечно, известно, чтобы восполнить недавние потери своего флота в мировой войне, они еще в июле прошлого года увели из Бизерты в Тулон самое современное судно эскадры – плавучую мастерскую «Кронштадт», дав ему свое название «Вулкан». А ведь во время войны он конкурировал в ремонте кораблей с севастопольским портом, а в Бизерте давал работу сотням квалифицированных матросов. Ледокол «Илья Муромец» стал французским минным заградителем «Поллукс». Морское министерство приобрело и недостроенный танкер «Баку». На двенадцать единиц пополнился флот министерства торгового мореплавания Франции за счет транспортов, находившихся как в Бизерте, так и в Константинополе. Итальянским судовладельцам достались транспорт «Дон» и база подводных лодок «Добыча», на которой, кстати, была оборудована операционная, так необходимая для эскадры. Мальтийцам же продано посыльное судно «Якут». Сейчас на очереди и другие небольшие вспомогательные суда.

Командующий тяжко вздохнул, в то время как присутствующие старались не смотреть в глаза друг другу.

– Кроме того, – продолжил он, – недавно французское правительство для возмещения расходов, связанных с эвакуацией Крыма, продало Эстонии часть нашего боевого запаса, находящегося на хранении на береговых складах. Маклером при этом деле был Генерального штаба генерал-лейтенант Занкевич. По имеющимся у меня сведениям, вышеозначенный генерал собирает данные о наших судах с целью предложения их к продаже. Цель же нашего пребывания на эскадре – стараться всячески сохранять национальное русское достояние для его законного владетеля – совершенно противоположна устремлениям генерал-лейтенанта Занкевича. А посему предлагаю чинам эскадры не оказывать ему никакого содействия, а командирам запретить вход генералу на корабли без особого на то моего письменного разрешения.

Присутствующие возмущенно стали перешептываться между собой. Выждав, когда те успокоились, адмирал продолжил:

– Таким образом, неблагоприятно сложившиеся для нас обстоятельства вынуждают меня списать значительную часть личного состава, честно и бескорыстно не только заботившегося о сохранении национального достояния, но своим трудом доведшего материальную часть кораблей эскадры до полной исправности. Однако у нас с вами уже накоплен определенный опыт по трудоустройству как офицеров, так и нижних чинов, списываемых с эскадры. Так, часть из них уехала на восстановительные работы в разоренные войной области Франции, часть – в Марокко, правительство которого выразило желание принять некоторое количество из них, а часть трудоустроилась в самом Тунисе в качестве землемеров, геодезистов, лесников и сезонных рабочих.

Расставаясь с теми, которым выпала доля уйти на берег, я хочу подтвердить им, что эскадра не прощается с ними, что она всегда будет их считать своими. Всем, чем может, эскадра всегда поддержит и поможет им.

Затем, на основании бывших случаев, хотел бы дать им следующие советы.

По приходе в лагерь сразу завести свои строгие порядки. Помня, что как бы ни был строг свой режим, он все же легче, чем более льготный, но введенный из-под чужой палки.

Надо также учитывать, что при уходе на работы им придется встретиться с недоброжелательством со стороны евреев и итальянцев, которые будут стараться бойкотировать русских и вести против них агитацию. Бороться с ними надо их же оружием, то есть сплоченностью и солидарностью. Пусть поддерживают друг друга, так как в единении их сила.

И пусть не верят всяким слухам о возможности их массовой отправки в славянские и другие страны. Если такая возможность представится, то все будут оповещены об этом официально мною или штабом. А пока что для выезда туда требуется личная виза, получить которую, как вы, конечно, знаете, не так-то просто.

Поэтому предлагаю командирам кораблей и судов оставить у списываемых за сокращением штатов предметы обмундирования, выдававшиеся на эскадре, и принять от базы для выдачи им же по одному комплекту нижнего белья.

Кроме того, господа, должен сообщить вам, что из Парижа пришла телеграмма об оставлении семисот человек в Морском корпусе и на учебном судне «Моряк», так как они не подпадают под сокращение.

Присутствующие облегченно вздохнули.

– В заключение хотел бы отметить высокую организацию по подготовке к списанию на берег, проявленную командованием дивизиона эскадренных миноносцев, – присутствующие дружно посмотрели на капитана 1-го ранга Чуркина, – командиры которого сразу же представили в штаб эскадры списки увольняемых с указанием гражданских специальностей и должностей, которые они могут замещать в случае появления вакансий.

Контр-адмирал Тихменёв согласно кивнул головой, подтверждая слова командующего.

– Все, сказанное мной в отношении личного состава, списываемого на берег, будет отмечено в приказе по эскадре.

Сообщаю также вам, господа, что вскоре крейсер «Генерал Корнилов» уйдет на капитальный ремонт в док, а затем останется в Фервилле. В связи с этим я перенесу свой флаг на эскадренный миноносец «Дерзкий», стоящий у стенки в бухте Каруба.

И снова обвел взглядом притихших адмиралов и офицеров.

– Вопросы есть, господа?

Со своего места встал командир линейного корабля «Генерал Алексеев» капитан 1-го ранга Федяевский:

– На какое число, ваше превосходительство, назначено начало списания личного состава на берег?

– На седьмое ноября, Иван Кириллович.

Командующий еще раз обвел взглядом присутствующих.

– Если больше вопросов нет, все свободны, господа! Но после того, – уточнил он, заметив движение среди присутствующих, – когда начальник штаба передаст вам данные по численности личного состава, остающегося на каждом из кораблей эскадры. Поименные же списки составят их командиры по своему усмотрению, которые будет необходимо в трехдневный срок передать в штаб эскадры.

Вернувшись с совещания на «Гневный», командир застал там терпеливо ожидавшего его старшего офицера.

– Какие новости, Степан Петрович? – с тревогой в голосе спросил тот, напряженно вглядываясь в выражение лица командира, стараясь, по старой привычке, определить его настроение.

– Пройдемте в мою каюту, Владимир Аркадьевич, – озабоченно предложил капитан 1-го ранга. – Новости, к сожалению, малоприятные, – устало произнес Степан Петрович, когда они зашли в каюту. – Присаживайтесь, Владимир Аркадьевич, – предложил он, указывая на стул, а сам опустился в кресло, стоявшее у письменного стола.

Затем стал рассказывать о том, что услышал от командующего на совещании. Старший лейтенант, внимательно слушавший командира, тяжко вздохнул, когда тот закончил свое сообщение.

– По существу, Степан Петрович, свершилось то, что мы с вами и предполагали. Не сегодня, так завтра наша эскадра вообще прекратит свое существование. В этом уже нет никакого сомнения. Одним словом, приехали…

– Вы правы, Владимир Аркадьевич, – согласился тот. – Тем не менее мы с вами должны выполнить указание командующего.

Старший офицер сразу же сосредоточился.

– Согласно данным штаба эскадры, – Степан Петрович достал из папки, принесенной с собой, несколько листов бумаги с машинописным текстом и нашел нужный из них, – на «Гневном» остается только десять человек. Включая и офицеров, – уточнил командир.

– О Господи! – чуть ли не простонал старший лейтенант. – И это при штатной численности в сто семьдесят пять человек.

А затем непонимающе посмотрел на командира:

– Как же так, Степан Петрович?!

Тот протянул ему лист:

– Читайте сами, Владимир Аркадьевич.

Старший офицер прочитал подчеркнутое командиром место в тексте и вздохнул.

– Сейчас же мне предстоит составить поименный список офицеров и нижних чинов, остающихся на миноносце. Поэтому хотел бы услышать ваше мнение по лично вашей кандидатуре, Владимир Аркадьевич.

Тот усмехнулся:

– Если вы не возражаете, Степан Петрович, то я бы хотел вначале услышать ваше мнение по лично моей кандидатуре.

– Не возражаю, Владимир Аркадьевич, – улыбнулся командир скрытой иронии своего помощника. – Мы с вами служим на «Гневном» с шестнадцатого года. – Тот утвердительно кивнул головой. – Вначале вы были минным офицером, а затем заняли должность старшего офицера после того, как ваш предшественник погиб в бою с германским крейсером «Бреслау». Должен сказать, что за все эти шесть лет у меня не было особых претензий к вам как к старшему офицеру, за исключением неизбежных для вашей хлопотливой должности мелочей.

Старший лейтенант смущенно опустил глаза.

– Так что я был бы рад, если бы вы согласились разделить вместе со мной до конца судьбу «Гневного» и его экипажа, – сказал Степан Петрович, твердо посмотрев тому прямо в глаза.

– У старшего офицера не может быть мнения, отличного от мнения командира. Но это в соответствии с требованиями Морского устава, а чисто по-человечески я благодарен вам, Степан Петрович, за столь высокую оценку моей службы на «Гневном». И я готов быть на нем с вами до конца, каким бы печальным он ни был.

– Не так уж и долгого, – в тон ему заключил капитан 1-го ранга и крепко пожал его руку. – Другого ответа от вас я и не ожидал, – признался он. – А, если не секрет, каковы ваши планы на будущее? Я имею в виду после прекращения существования Русской эскадры и спуска Андреевских флагов на ее кораблях, – уточнил командир.

Тот отвел глаза в сторону.

– Если быть честным, то никаких. И, поверьте, Степан Петрович, даже как-то не хочется и думать об этом, – тяжко вздохнул старший лейтенант. – Ведь я же давал клятву на верность служения своему Отечеству, а где же оно, это Отечество?! – воодушевился Владимир Аркадьевич. – Идти служить большевикам, как Тухачевский и ему подобные? А как быть с честью офицера?! Увольте, уж лучше пулю в лоб… – признался он и уточнил: – Да к тому же еще неизвестно, что ждет их впереди, зная коварство большевиков. Добьются своих целей и выбросят их за ненадобностью, как использованный презерватив. И это в лучшем случае…

– Не слишком ли мрачно, Владимир Аркадьевич? – спросил Степан Петрович, несколько удивленный неожиданным всплеском эмоций у всегда сдержанного старшего офицера.

«И ведь теми же самыми мыслями мучаются и все офицеры эскадры, не находя выхода из создавшегося положения. Ведь они мало того что оказались не только на чужбине, но и вообще остались без Родины, – вздохнул он. – А жить-то надо. Вернее сказать, выживать. И не столько самим, сколько их семьям, оставшимся практически без средств к существованию».

– Понимаете, Степан Петрович, я, естественно, все-таки думал о том, как жить дальше после того, как не станет нашей эскадры, – он задумался, а тот не торопил, понимая душевные переживания своего ближайшего помощника. Ведь ему-то самому было проще определиться со своим будущим после визита его старшего брата. – Я ведь, честно говоря, и сейчас-то не могу толком обеспечить свою семью, учитывая мое денежное довольствие в размере восемнадцати франков, – усмехнулся он, и Степан Петрович понимающе кивнул головой. – Да что там говорить, если я в течение уже нескольких лет после эвакуации из Севастополя не могу, стыдно даже об этом говорить, наладить нормальную интимную жизнь со своей собственной женой.

– Знакомая проблема, Владимир Аркадьевич, – понимающе заметил Степан Петрович.

Тот смущенно улыбнулся:

– А возле Бизерты, как назло, нет даже не то что леса, а даже приличных кустов.

И они откровенно рассмеялись, понимая всю смехотворность того положения, в котором оказались не по своей воле.

– Я благодарен вам, Владимир Аркадьевич, за желание остаться со мной на «Гневном» до конца. Да, повторюсь, и не ожидал услышать от вас иного. Однако нам необходимо составить список личного состава, остающегося на миноносце в количестве десяти человек. А посему выскажу по этому поводу свое мнение. – Старший офицер согласно кивнул головой. – Два человека уже определены – это мы с вами. Осталось восемь. Думаю, что необходимо оставить боцмана. Ваше мнение, Владимир Аркадьевич?

– Могли бы меня и не спрашивать об этом, Степан Петрович, – широко улыбнулся тот. – Ведь боцман – первый помощник старшего офицера на корабле, полновластный хозяин его верхней палубы. Тем более что я уже заранее прозондировал его настроение по этому поводу. – Степан Петрович понимающе кивнул головой. – Он служит на «Гневном» с момента его спуска на воду на Николаевской верфи, так же как и я, и, разумеется, согласен остаться на нем до самого конца.

Командир снова согласно кивнул головой.

– Думаю также, что необходимо оставить и кока, – продолжил он. – Ведь кто-то же должен кормить не только нас, сердечных, но и всех нижних чинов, остающихся на миноносце, – улыбнулся он, а старший офицер согласно кивнул головой. – Кроме того, сами понимаете, на корабле необходим и сигнальщик, так как без него мы станем не только как бы слепыми, но и глухими.

– Совершенно верно, Степан Петрович.

– Итак, уже пять, – подвел итог командир. – Нужны также наши с вами вестовые. Не пристало же нам, в конце концов, самим заботиться о нашем быте, – усмехнулся он. – Кроме того, нужен электрик, а также горнист для подъема и спуска флага и гюйса. – Старший офицер опять кивнул в знак согласия. – Итого девять человек… Хотелось бы, конечно, оставить и Плетнева, моего верного разъездного на ялике, однако, в случае необходимости, его вполне может заменить и Фролов, мой вестовой. Пусть хоть немного разомнется на веслах, – усмехнулся он. – Но на миноносце ведь есть еще и два офицера: инженер-механик и вахтенный офицер. Так кого же из них, по вашему мнению, необходимо оставить, Владимир Аркадьевич?

Тот внимательно посмотрел на командира:

– Я бы, честно говоря, с удовольствием оставил их обоих, но… – И он красноречиво развел руками. – Так что, Степан Петрович, принимайте решение по поводу офицеров сами. Думаю, что это справедливо, так как я вам в этом деле, поверьте мне, не помощник.

– Все правильно, Владимир Аркадьевич, – последнее слово всегда остается за командиром. Благодарю вас за помощь в этом щепетильном и не таком уж и простом, на первый взгляд, деле. А решение по вышеупомянутым офицерам я приму уже сам.

Раздался негромкий стук в дверь.

– Входите!

– Разрешите, Степан Петрович! – в открывшейся двери показался инженер-механик.

– Проходите, Николай Кириллович, и присаживайтесь! – предложил командир. – С чем пожаловали? Небось, опять что-то приключилось в вашем беспокойном хозяйстве?

– Не угадали, Степан Петрович! – несмело улыбнулся тот. – Все механизмы миноносца уже давно смазаны самым тщательным образом и законсервированы.

– Тогда по какому же вопросу?

– По личному, Степан Петрович.

– Слушаю вас, – насторожился тот.

– Даже не знаю, с чего и начать… – признался инженер-механик, смущенно глянув на командира.

– Так начните с начала, – предложил тот, улыбнувшись.

Лейтенант снова смущенно посмотрел на него.

– Дело в том, что я узнал от знакомого мне флаг-офицера штаба эскадры о том, что из Морской префектуры в штаб поступил запрос на замещение вакантной должности геодезиста. А так как, по его же сведениям, намечается очередное значительное сокращение личного состава эскадры, он предложил мне воспользоваться этим обстоятельством, пообещав походатайствовать перед начальником штаба за мою кандидатуру на эту должность. Поэтому я, обдумав сложившуюся ситуацию, и пришел к вам с просьбой о списании меня с нашего миноносца.

Было видно, как нервничает инженер-механик, обращаясь к командиру со столь оскорбительной, по его мнению, для него просьбой.

«Бывает, что иногда и везет, – усмехнулся Степан Петрович про себя. – Ведь лейтенант, сам того не подозревая, своей просьбой снимает с меня необходимость принятия трудного решения по списанию одного из двух оставшихся на миноносце офицеров, не считая, разумеется, старшего офицера. Это же просто удача».

– Поясните мне, Николай Кириллович, а что же может быть общего между флаг-офицером штаба эскадры и инженером-механиком миноносца? – подозрительно спросил он, радуясь в то же время в душе его столь нежданной просьбе.

– С удовольствием рассею ваши сомнения, Степан Петрович, – с готовностью ответил тот, сразу же оживившись. – Дело в том, что мы с ним земляки и даже более того. Его отец – дворянин, бывший крупный помещик, владелец большого имения, а мой – сельский учитель церковно-приходской школы. И когда пришло время поступать его сыну в Морской корпус, он нанял моего отца в качестве репетитора. А так как мы были с его сыном одногодками, то мой отец стал заниматься с нами обоими вместе в родовом имении его отца. Затем его сын, как и положено, поступил в Морской корпус, а я как сын разночинца – в морское инженерное училище. Вот и весь секрет, Степан Петрович, – улыбнулся лейтенант.

– Исчерпывающее объяснение, Николай Кириллович. Тогда разрешите полюбопытствовать, где же это будет работать этот самый новоиспеченный геодезист? Вам об этом что-либо известно?

– Безусловно, Степан Петрович. На юге Туниса.

– Но ведь там же пустыня, пески Сахары! – воскликнул удивленный его отчаянной смелости командир.

– А какое это имеет значение, Степан Петрович? – не менее удивленно ответил инженер-механик. – Я же холост и к тому же буду иметь достаточно высокий заработок, никоим образом не сравнимый с моим теперешним денежным довольствием. А там, как говорится, видно будет… Ведь сейчас, как я понимаю, главная задача – зацепиться за любую возможность хоть как-то устроиться в Тунисе, не ожидая того момента, когда уже будет поздно. Я же ведь, как вы уже, конечно, поняли, дворянин лишь в соответствии своему воинскому чину и посему не имею каких-либо родовых накоплений.

Командир улыбнулся довольно «убедительным», с его точки зрения, доводам подчиненного.

– Ну что же, Николай Кириллович, желаю вам успехов в вашей дальнейшей деятельности теперь уже в качестве геодезиста! Я же, со своей стороны, удовлетворю вашу просьбу и включу вас в список личного состава, списываемого с «Гневного».

– Большое спасибо, Степан Петрович! Я же ведь, честно говоря, побаивался обращаться к вам со столь необычной просьбой.

– Детей бояться – в лес не ходить, – улыбнувшись, напомнил командир тому известную народную мудрость.

И они крепко, по-мужски, пожали друг другу руки.

Сияющий Павел прибыл на «Гневный».

– Папа, поздравь меня – я успешно сдал выпускные экзамены! – выпалил он, не успев войти в командирскую каюту.

– Поздравляю, Паша! – взволнованно сказал тот, обнимая сына. – А насколько успешно? – заинтересованно спросил Степан Петрович, понимая, что от этого многое зависит в его дальнейшей судьбе.

– Вторым по успеваемости, папа!

– Молодец! – облегченно выдохнул тот, напряженно ожидавший ответа сына. – Стало быть, не зря дядя Андрей одарил тебя «Паркером» с золотым «вечным пером».

– Выходит, что не зря, папа! – радостно улыбнулся Павел. – Не подвел я нашего адмирала!

Он прямо-таки светился от радости. И вдруг спохватился:

– Извини, папа, я должен передать тебе письмо от директора нашего корпуса.

И вынув из внутреннего кармана мундира узкий запечатанный конверт, протянул его отцу.

Тот, вскрыв его, вынул записку, в которой вице-адмирал Герасимов предлагал ему посетить выпускное собрание Морского корпуса. «Неужто адмирал выполнил нашу с Андрюшей просьбу?» – екнуло у него сердце, и, видя вопросительный взгляд сына, он пояснил:

– Директор предлагает мне посетить ваше выпускное собрание.

– Вот здорово! – воскликнул Павел. – Сразу видно, что ты, папа, далеко не последний человек на эскадре! – с гордостью за отца, широко улыбнувшись, восторженно сказал он.

Степан Петрович усмехнулся, а затем заинтересованно спросил:

– Скажи-ка мне, Паша, а были ли на ваших выпускных экзаменах какие-либо незнакомые тебе люди?

– Конечно, папа. Нас это, естественно, удивило. Но как нам объяснили, это были профессора из нескольких европейских высших учебных заведений со своими переводчиками.

– А их присутствие не смущало вас?

Павел пожал плечами:

– Не знаю, как других, а меня – нет. – И пояснил: – Я же, папа, хорошо знал содержание всех предметов, – и тут же лукаво улыбнулся: – Хотя экзамен – он и есть экзамен, и всякое, как понимаешь, может на нем случиться, – уточнил он.

– Вот тут ты совершенно прав, Паша, – рассмеялся Степан Петрович. – А теперь давай-ка поспешим на «Георгий», чтобы порадовать твоими успехами и маму с Ксюшей.

– С превеликим удовольствием, папа! – просиял тот.

Небольшой актовый зал Морского корпуса, оборудованный в одном из казематов форта, был забит до отказа. Кроме, разумеется, выпускников и преподавателей корпуса, здесь же находилось и командование эскадры, а также иностранные профессора со своими неизменными переводчиками. Одним словом, в нем яблоку было негде упасть.

В своем кратком выступлении вице-адмирал Герасимов поздравил выпускников с окончанием Морского корпуса и пожелал им успехов в дальнейшей службе, но, как бы споткнувшись, тут же поправился – в дальнейшей жизни. Затем зачитал приказ о производстве их в чин старших гардемарин, вызвав тем самым радостные улыбки выпускников. А сообщение о том, что двадцать шесть корабельных гардемарин и старших гардемарин последнего выпуска направляются во Францию для поступления в Сорбонну на математический факультет, вызвало оживление зала. Когда же директор корпуса огласил их поименный список, Степан Петрович облегченно выдохнул – в числе счастливчиков, как он и предполагал, был и Павел.

«Слава Богу, будущее Паши определено», – с радостным чувством в груди подумал он. И тут же почувствовал на себе чей-то взгляд. Быстро глянув в зал, сразу же увидел сына, торжествующе смотревшего на него. Он улыбнулся ему и показал большой палец. Тот же ответил ему радостной улыбкой. «Молодец, Андрюша, что настоял во время своего визита в Бизерту на встрече с директором Морского корпуса», – благодарно подумал Степан Петрович.

Когда официальная часть закончилась, к нему подошел вице-адмирал Герасимов.

– Здравствуйте, Степан Петрович!

– Здравствуйте, Александр Михайлович!

Они пожали руки.

– Как видите, я сдержал свое обещание, данное вам с вашим старшим братом, – улыбнулся адмирал.

– Большое спасибо, Александр Михайлович! Мы теперь в долгу перед вами.

– Полноте, Степан Петрович! Ведь с успехами вашего сына это было чистой формальностью, и не более того.

Тот усмехнулся:

– Как говорится, всякое бывает, Александр Михайлович…

– Не могу не согласиться с вами, – улыбнулся директор. – Кстати, вам, наверное, будет небезынтересно узнать, что представители европейских высших учебных заведений отметили высокий уровень подготовки выпускников корпуса, – со скрытой гордостью в голосе сообщил тот.

– От всей души поздравляю вас, Александр Михайлович! Ведь это, как я понимаю, ваша личная заслуга.

– Не совсем, Степан Петрович, – несколько смутился тот. – Это заслуга всего преподавательского состава корпуса.

– Не скромничайте, Александр Михайлович! Как говорят на Руси, каков поп – таков и приход. Поэтому еще раз примите мои поздравления и огромное вам спасибо за вашу заботу о воспитанниках корпуса в столь трудных условиях его нахождения на чужбине.

Адмирал тяжко вздохнул:

– Вот только сожалею о том, что список претендентов на поступление в Сорбонну ограничен только двадцатью шестью выпускниками корпуса. В этой связи должен поделиться с вами и печальной новостью: французские власти намереваются переименовать Морской корпус в «орфелинат», то есть в сиротский дом.

– Как так, Александр Михайлович?! – опешил Степан Петрович.

Тот пожал плечами.

– Морской префект объяснил мне, разумеется, по секрету, – грустно усмехнулся адмирал, – что это намерение вызвано, дескать, слишком большими расходами, по мнению французских властей, выделяемыми на содержание Морского корпуса.

Степан Петрович саркастически усмехнулся:

– Да чему, собственно говоря, удивляться, если на каждом из миноносцев моего дивизиона осталось по десять человек, включая и офицеров. Вот и крутись теперь, как хочешь.

– О Господи! – изумленно воскликнул адмирал. – Так это же означает конец эскадре!

– Почти, – согласился капитан 1-го ранга.

– У меня уже нет сомнений, что вскоре наступит и ее полный конец. Я прав, Степан Петрович? – с болью в голосе спросил Герасимов, скорбно глянув в его глаза через стекла пенсне. – Только сейчас мне стала ясна причина переименования Морского корпуса.

– Не могу не согласиться с вами, Александр Михайлович. Тем не менее мы, флотские офицеры, останемся верны эскадре до конца, каким бы печальным он ни был, – твердо ответил тот.

И вице-адмирал с чувством благодарности и признательности крепко пожал руку капитану 1-го ранга.

Степану Петровичу сообщили, что отъезд группы выпускников Морского корпуса в Париж для поступления в Сорбонну назначен на 20 ноября 1922 года. Поэтому еще накануне во время очередной встречи с Ольгой Павловной во флигеле они уже подробно обсудили организацию проводов сына во Францию.

Он с благодарностью вспомнил, как еще весной, когда заканчивался срок договора аренды флигеля, неожиданно получил из Парижа перевод на тысячу франков. Причем, что удивило его, не от отца, а от брата. И как усмехнулся тогда: «Спасибо, мол, Андрюша, за заботу о моей “невинности”. Видно, основательно проникся моими интимными проблемами, поставив себя на мое место. И, самое главное, не забыл об этом». И именно это позволило ему продлить договор аренды еще на год. А Ольга Павловна, узнав об этом, откровенно расплакалась от счастья.

– У меня, Оля, возникла мысль устроить прощальный вечер с Павликом именно здесь, в нашем, как ты любишь выражаться, «гнездышке». Пусть и наши «птенцы» окажутся в нем вместе с нами.

Та сразу же загорелась этой идеей:

– Это было бы очень здорово, как сказали бы наши дети, – и тут же сникла. – Но ведь тем самым, Степа, мы же выдадим нашу тайну, которой очень дорожим. А мне бы, честно говоря, очень не хотелось раскрывать ее – ведь сколько же радостей связано с этим нашим «гнездышком» в течение целых полутора лет! – и ее глаза наполнились слезами.

Тот обнял ее:

– Не убивайся так, дорогая. Мы скажем им, что сняли этот флигель лишь для того, чтобы достойно проводить Павлика.

– И чем объясним это? – с тайной надеждой спросила Ольга Павловна, надеясь на светлый ум мужа, который их еще ни разу не подводил.

– Да очень просто, – непринужденно ответил тот. – Мне бы, честно говоря, не очень хотелось, чтобы соседи по «Георгию» увидели стол, уставленный яствами, которые те не могут себе позволить по причинам, тебе, безусловно, известным. Да еще после того, как ты лишилась работы в операционной в связи с продажей «Добычи» итальянцам.

– Уж это точно, от соседей ничего не скроешь, – согласилась та. – Но знаешь, Степа, Павлик не очень-то волнует меня, а вот Ксюша в свои двенадцать лет очень даже легко сможет разгадать наши с тобой уловки, – озабоченно заметила Ольга Павловна, тревожно глянув на мужа.

– Вообще говоря, ничего страшного в этом я не вижу. В конце концов, это наше с тобой личное дело. Но, на всякий случай, осмотрись в нашем «гнездышке», чтобы не дать ей лишнего повода для своих не по возрасту «мудрых» умозаключений.

– Хорошо, Степа, я так и сделаю. А вот устроить проводы Павлика во флигеле, это ты, конечно, здорово придумал. Я бы, честно говоря, до этого не додумалась…

Тот улыбнулся:

– Я очень рад, что доставил тебе удовольствие, – он нежно поцеловал ее, на что та ответила страстным поцелуем.

– Ты неисправима, Оля, – рассмеялся Степан Петрович. – К тебе же опасно даже прикасаться.