Зимняя луна Кунц Дин
Хитер со взъерошенными волосами стояла в дверях, одетая в свой стеганый красный халат. Она не спрашивала, что происходит, как будто уже знала. Она сотрела мимо Джека и Тоби на окно за ними.
Джек повернулся и увидел ливень снежинок, постоянно меняющих цвет, в то время как на дисплее монитора продолжались быстрые и плавные метаморфозы.
— Говоришь с кем? — спросил он у Тоби.
После колебания, мальчик сказал:
— У него нет имени.
Его голос был не ровный и бездушный, как на кладбище, но и не был вполне нормальным.
— Где он? — спросил Джек.
— Не он.
— Где она?
— Не она.
Нахмурившись, Джек спросил:
— Тогда что?
Мальчик ничего не сказал, и снова, не мигая, стал глядеть на экран.
— Оно? — полюбопытствовал Джек.
— Да, — ответил Тоби.
Приблизившись к ним, Хитер подозрительно посмотрела на Джека:
— Оно?
Джек обратился к Тоби:
— Что оно такое?
— То, чем хочет быть.
— Где оно?
— Там, где оно хочет быть, — сказал мальчик таинственно.
— Что оно делает здесь?
— Становится.
Хитер обошла вокруг стола и встала по другую сторону от Тоби, глянула на монитор:
— Я видела это раньше.
Джек почувствовал облегчение, узнав, что странный калейдоскоп не был уникальным, и его не нужно связывать с переживанием на кладбище. Но поведение Хитер было таким, что его облегчение долго не продлилось.
— Когда видела?
— Вчера утром, перед тем как мы отправились в город. На телеэкране в гостиной. Тоби смотрел на это… так же околдованный, как сейчас. Странно. — Она поежилась и протянула руку к выключателю. — Выруби это.
— Нет, — сказал Джек, наклоняясь перед Тоби, чтобы задержать ее руку, — подожди. Давай посмотрим.
— Дорогой, — обратилась она к Тоби, — что здесь происходит, что за игра?
— Никакой игры. Я увидел это во сне, и во сне пришел сюда, затем проснулся и уже был здесь, и начал говорить.
— Ты в этом что-нибудь понимаешь? — спросила она у Джека.
— Да. Кое-что.
— Что происходит, Джек?
— После.
— Я чего-то не знаю? Что все это значит? — Когда он не ответил, она сказала: — Мне это не нравится.
— Мне тоже, — сказал Джек. — Но давай посмотрим, куда это приведет, сможем ли мы это побороть.
— Побороть что?
Пальцы мальчика деловито забарабанили по клавишам. Хотя ни слова не появилось на экране, но на нем обнаружились новые цвета и картинки и они развивались в ритме, с которым он печатал.
— Вчера, когда Тоби смотрел подобное на телеэкране, я его спросила, что это, — сказала Хитер. — Он не знал. Но он сказал… что ему это нравится.
Тоби прекратил печатать. — Цвета поблекли, затем внезапно усилились и заиграли совершенно новыми узорами и оттенками…
— Нет, — сказал мальчик.
— Что «нет»? — спросил Джек.
— Не тебе. Я говорю… этому, — и к экрану: — Нет. Уходи.
Волны кисло-зеленого цвета. Кроваво-красные цветы появлялись в случайных точках экрана, чернели, снова становились красными, затем увядали, струились вязким желтым гноем. Бесконечно мутирующий калейдоскоп ошеломлял Джека и он понимал, как это могло полностью захватить незрелый разум восьмилетнего мальчика, загипнотизировать его.
Когда Тоби снова начал стучать по клавиатуре, цвета на экране померкли, а затем снова резко посветлели, хотя и в новых оттенках и в еще более разнообразных и плавных формах.
— Это язык, — тихо воскликнула Хитер. Джек непонимающе посмотрел на нее. Она пояснила:
— Цвета, узоры. Это язык.
Он посмотрел на монитор:
— Как это может быть языком?
— Может, — настаивала она.
— Но здесь нет повторяющихся образов, ничего, что может служить буквами, или словами.
— Да. Я разговариваю, — подтвердил Тоби. Он вновь застучал по клавиатуре. Как и прежде, узоры и цвета имели ритм, соответствующий темпу, с которым он стучал по клавишам, ведя свою часть разговора.
— Чудовищно сложный и выразительный язык, — сказала Хитер, — по сравнению с ним английский, французский, да и китайский примитивны.
Тоби прекратил печатать, и ответ от другого собеседника был темным и бурлящим, черным и желчно-зеленым, с красными сгустками.
— Нет, — сказал мальчик экрану.
Цвета стали еще более мрачными, ритм более яростным.
— Нет, — повторил Тоби. — Бурлящие, бурлящие, закручивающиеся в спираль красные пятна.
И в третий раз:
— Нет!
Джек спросил:
— На что ты говоришь «нет»?
— На то, что оно хочет, — ответил Тоби.
— Чего оно хочет?
— Оно хочет, чтобы я его впустил, просто впустил.
— О Боже! — сказала Хитер, и снова потянулась к рубильнику выключателя.
Джек остановил ее руку, как и раньше. Ее пальцы были бледные и холодные.
— Что с тобой? — спросил он, хотя опасался, что уже понял. Слова Тоби «чтобы я его впустил, просто впустил» подействовали на его почти так же, как и пули Энсона Оливера.
— Прошлой ночью, — сказала Хитер, глядя в ужасе на экран, — я слышала такое во сне. — Может быть, его рука, которая касалась ее руки похолодела или задрожала. Но она догадалась: — У тебя тоже был этот сон!
— Да. Только что. Я проснулся от него.
— Дверь, — сказала она. — Оно хотело, чтобы ты нашел дверь в себе, открыл ее и впустил его? Джек, черт возьми, что здесь происходит, что за ад здесь творится?
Хотел бы он это знать! Или, может быть, не хотел. Он боялся этого существа больше, чем кого-либо из тех, с кем сталкивался в качестве полицейского. Он убил Энсона Оливера, но не знал, удастся ли ему даже прикоснуться к этому врагу, не знал, сможет ли вообще найти его или увидеть.
— Нет, — сказал Тоби экрану.
Фальстаф завыл и забился в угол, напряженный и настороженный.
— Нет. Нет!
Джек нагнулся к сыну.
— Тоби, прямо сейчас ты можешь слышать и этого и меня, нас обоих?
— Да.
— Ты не целиком под его влиянием?
— Только немного.
— Ты… где-то посередине?
— Да. Между. — подтвердил мальчик.
— Ты помнишь вчерашний день на кладбище?
— Да.
— Ты помнишь как оно… говорило через тебя?
— Да.
— Что? — спросила Хитер, удивляясь. — Что там, насчет кладбища?
На экране: волнистая чернота, разрываемая пузырями желтого, выступающие пятна красного.
— Джек, ты же говорил, что на кладбище все было в порядке. Объяснил, что Тоби просто грезил — просто стоял там и грезил. — Хитер была очень сердита.
Но Джек продолжал говорить с Тоби:
— Но ты не помнил ничего о кладбище прямо после того, как это произошло?
— Нет.
— Что помнил? — потребовала Хитер. — Что, черт возьми, он должен был помнить?
— Тоби, — спросил Джек, — ты теперь все помнишь, потому что… потому что ты снова под его чарами, но только наполовину… ни там и ни здесь?
— Да, — подтвердил мальчик.
— Расскажи мне, об этом существе, — сказал Джек.
— Джек, не надо, — попросила Хитер. Она выглядела загнанной. Он знал, что она чувствовала, но сказал:
— Мы должны узнать о нем как можно больше.
— Зачем?
— Может быть, чтобы выжить.
Ему не потребовалось объяснять. Она поняла, что он имеет в виду: тоже пережила некоторую степень контакта во сне — враждебность этого, его нечеловеческую ярость.
Он попросил Тоби:
— Расскажи мне о нем все.
— Что ты хочешь знать?
На экране: синий всех оттенков, развертывающийся, как японский веер, но без резких переходов, один синий на другом и проходящий через него.
— Откуда оно пришло, Тоби?
— Извне.
— Что ты имеешь в виду?
— Вне пределов.
— Пределов чего?
— Этого мира.
— Это... инопланетное существо?
Хитер простонала:
— О Боже…
— Да, — подтвердил Тоби. — Нет.
— Так что же, Тоби?
— Не так просто. Не просто инопланетянин. — И да. И нет.
— Что оно делает здесь?
— Превращается.
— Превращается во что?
— Во все.
Джек потряс головой.
— Я не понимаю.
— Я тоже, — признался мальчик, его взор был прикован к калейдоскопу на мониторе компьютера.
Хитер стояла, прижав кулаки к груди.
Джек сказал:
— Тоби, вчера на кладбище, ты не был посередине, как сейчас.
— Ушел.
— Да, ты ушел на все время.
— Ушел.
— Я не мог достучаться до тебя.
— Черт, — сказала Хитер яростно, но Джек не поднял глаз на нее, потому что знал, как она смотрит на него, — что случилось вчера, Джек? Почему ты не сказал мне, ради Бога? Что-то, как сейчас? Почему ты мне не рассказал?
Не встречаясь с ее глазами, он ответил:
— Расскажу, расскажу тебе, только дай мне сейчас покончить с этим.
— О чем еще ты мне не рассказал? Что, во имя всего святого, происходит, Джек?
Но Джек продолжал допрашивать Тоби:
— Когда ты ушел вчера, сынок, где ты был?
— Ушел.
— Ушел куда?
— Под.
— Под? Подо что?
— Под это.
— Под…?
— Под контроль.
— Под эту тварь? Под его разум?
— Да. В темное место. — Голос Тоби задрожал от страха при воспоминании. — Темное место, холодное, сжатое, причиняющее боль.
— Выключи это, выключи! — просила Хитер.
Джек глянул на нее. Жена выглядела явно в норме, лицо покраснело больше от ярости, чем от страха.
Молясь, чтобы ей хватило терпения, сказал:
— Мы можем отключить компьютер, но не можем заставить монстра отказаться от его намерений. Подумай, Хитер. Он может приходить к нам по множеству маршрутов — через сны, через телевизор. Очевидно, даже когда мы бодрствуем, как-то тоже. Тоби вчера не спал, когда это вошло в него.
— Я впустил это, — сказал мальчик.
Джек решился задать вопрос, который был, пожалуй, самым важным из всех:
— Тоби, послушай… когда это контролирует… оно реально в тебе? Физически? Часть этого где-то внутри тебя?
Смыл вопроса заключался в том, что можно ли это обнаружить при вскрытии. Что-то в голове, или присоединенное к спинному мозгу. По мысли Эдуардо, это должен был обнаружить Тревис Поттер.
— Нет, — сказал мальчик.
— Никаких семян… никаких яиц… никаких личинок… ничего, что можно поместить внутрь?
— Нет. Только… мысли. Ничего внутри, кроме мыслей.
Это было хорошо, очень хорошо. Слава Богу и всем его ангелам, это было очень хорошо. Потому что если что-то имплантировано, как удалить это из своего ребенка? Как освободить его? Что вскрывать ему голову?
— Ты имеешь в виду, что оно использует телепатический контроль?
— Да.
Как внезапно невозможное становится неизбежным. Телепатический контроль. Что-то извне, враждебное и чужое, способно контролировать другие существа телепатически. Безумие, прямо из фантастических фильмов, но теперь это стало их реальностью.
— И теперь оно хочет, чтобы ты снова его впустил? — спросила Хитер у Тоби.
— Да.
— Но ты не впустишь? — спросила она.
— Нет.
Джек сказал:
— Ты действительно можешь его не впускать?
— Да.
У них есть надежда. С ними еще не все покончено!
Джек спросил:
— Почему оно оставило тебя вчера?
— Я вытолкнул его.
— Ты вытолкнул его из себя?
— Да. Вытолкнул. Оно ненавидит меня.
— За то, что вытолкнул?
— Да. — Его голос снизился до шепота. — Но оно… оно… ненавидит… ненавидит вообще все.
— Почему?
С неистовством алых и оранжевых витков на лице и вспышками в глазах, мальчик, все еще шепча, сказал:
— Потому что… оно такое.
— Это ненависть?
— Да, оно такое.
— Почему? — повторил Джек нетерпеливо.
— Потому что оно знает.
— Что знает?
— Что ничего не имеет смысла.
— Знает… что ничего не имеет смысла?
— Да.
— Что это означает?
— Ничего не означает.
Чувствуя головокружение от этого полусвязного обмена фразами, Джек сказал:
— Я не понимаю, ненавидит, потому, что ничего не имеет смысла? Как это? Может быть не имеет смысла сопротивляться, потому что все равно не сможем?
Руки Хитер все еще были сжаты в кулаки, но теперь она поднесла их к глазам, как будто не могла вынести вида своего сына в полутрансе.
— Я ничего не понимаю, — снова пробормотал Тоби.
Расстроенный, Джек сказал:
— Но оно понимает нас.
— Нет.
— Чего он в нас не понимает?
— Много. В основном… Мы сопротивляемся.
— Сопротивляемся?