Зимняя луна Кунц Дин

Он вернулся к парадному крыльцу и сел в кресло-качалку.

Ожидание кончилось. Прошло чуть больше пяти недель, и события начались.

Тут он вспомнил, что оставил пиво у раковины на кухне и пошел внутрь, потому что теперь больше чем когда-либо нуждался в пиве.

Задняя дверь была открыта, хотя сетчатая дверь закрылась за ним, когда он вышел на улицу. Он закрыл дверь, взял банку и встал у окна, поизучал некоторое время енота на заднем дворе, а затем вернулся к переднему крыльцу.

Первый енот снова был в трех метрах от крыльца.

Эдуардо поднял видеокамеру и пару минут снимал маленького негодяя. Не было ничего достаточно убедительного для доказательства, что ночью третьего мая открылся портал, однако, для ночного животного было не обычным так долго позировать средь бела дня, столь явно встречаясь глазами с оператором камеры. Это могло оказаться первым маленьким фрагментом в мозаике доказательств.

Закончив съемку, старик сел в качалку, потягивая пиво и поглядывая на енота, наблюдавшего за ним самим. Начал ждать, что же произойдет дальше. Время от времени полосатохвостый часовой приглаживал усы, чесал мех на мордочке, скреб за ушами, и совершал прочие маленькие действия из своего туалетного ритуала. Но никаких необычных изменений не происходило.

Полшестого он пошел внутрь дома пообедать, захватил с собой пустую пивную бутылку, видеокамеру и дробовик. Прикрыл и запер на замок парадную дверь.

За кухонным столом Эдуардо воздал должное раннему ужину из макарон-ригатони с пряной колбасой и тоненькими кусочками густо намазанного маслом итальянского хлеба. Пока ел, описал интригующие события этого дня в блокноте.

Уже почти довел повествование до настоящего момента, когда услышал какие-то щелчки, бросил взгляд на электроплиту, затем в каждое из двух окон, чтобы посмотреть, не стучит ли что-нибудь по стеклу.

Когда повернулся на стуле, то увидел на кухне позади себя енота, сидящего на задних лапах, уставившегося на него.

Он отодвинул стул от стола и вскочил на ноги.

Очевидно, животное проникло на кухню из холла. Однако как оно сначала попало внутрь дома — было загадкой.

Звуки, которые привлекли его внимание, производил зверь, стуча когтями о дубовый пол. Енот снова забарабанил по дереву, но с места  не двинулся.

Эдуардо сначала подумал, что зверек напуган, оказавшись в доме, чувствует себя в опасности, загнанным в угол.

Старик отошел на пару шагов назад, стараясь успокоить зверька.

Енот издал тонкое мяуканье, которое не было ни угрозой, ни выражением страха, а вне всяких сомнений, голосом страдания. Ему было больно, он был ранен или болен.

Его первой мыслью было — енот болен бешенством.

Пистолет двадцать второго калибра лежал на столе: Эдуардо в эти дни постоянно держал оружие рядом с собой. Он взял его, хотя и не хотел убивать енота в доме и надеялся, что этого делать не придется.

Теперь он заметил, что глаза зверька неестественно выпучены и что мех под ними весь мокрый и слипшийся от слез. Маленькие лапки разрезали воздух, а хвост с черным кольцом бешено бился о дубовый пол и болтался из стороны в сторону. Задыхаясь, енот завалился на бок, забился в конвульсиях, бока тяжело вздымались при попытках вздохнуть. Внезапно кровь запузырилась из ноздрей и брызнула струйками из ушей. После последнего спазма, стукнув снова коготками о пол, зверек замер. Умер.

— Боже правый! — сказал Эдуардо, и поднял дрожащую руку к лицу, чтобы вытереть каплю пота  выступившую у него на лбу.

Мертвый енот выглядел не таким большим, как часовые снаружи, но понятно, что он кажется меньше не только из-за того, что смерть его съежила. Совершенно ясно, что это третий экземпляр, моложе тех двух, или, может быть, те были самцами, а это — самка.

Вспомнил, что оставлял кухонную дверь открытой, когда обходил все вокруг дома, чтобы поглядеть, является ли зверек на переднем посту и на заднем одним и тем же. Сетчатая дверь была закрыта. Но она легкая, всего лишь рама из сосновых реек и противомоскитная сетка. Енот вполне мог отжать ее, преодолев усилие пружин, просунуть морду, а затем все тело, и забраться в дом, прежде чем он вернулся и закрыл дверь.

Где зверек прятался в доме полдня, в то время пока я  просидел в кресле-качалке? Чем зверек занимался, пока я готовил ужин?

Эдуардо подошел к окну у раковины. Так как сегодня он ел раньше обычного, а летом солнце заходит поздно, то сумерки еще не наступили, и можно было ясно разглядеть наблюдателя. Тот был на заднем дворе, сидел на задних лапах, и присматривал за домом.

Осторожно обойдя бедное создание на полу, Эдуардо прошел в холл, отпер переднюю дверь и шагнул наружу, желая выяснить, караулит ли еще другой часовой. Зверь был не во дворе, где он оставил его, а на крыльце, рядом с дверью. Он лежал на боку, кровь натекла из того уха, которое было видно, она была на ноздрях, а глаза широко распахнулись и остекленели.

Эдуардо переключил внимание с енота на лес за лугом. Заходящее солнце, зависнув между двух горных пиков, бросало косые оранжевые лучи между стволов деревьев, но не могло разогнать непокорные тени.

Он вернулся на кухню и поглядел снова за окно, — енот на заднем дворе бешено носился по кругу,  скулил от боли, через несколько секунд, споткнувшись, упал, какое-то время лежал, вздымая бока, затем замер. Эдуардо поглядел вверх, мимо мертвого животного на луг, на каменный домик, в котором жил, когда был управляющим, на лес, его окружающий. Что-то было в лесу. 

Эдуардо не думал, что странное поведение енотов объясняется бешенством или вообще какой-то болезнью. Нечто… управляло ими. Может быть, средства, с помощью которых оно это делало, оказались настолько физически невыносимыми для животных, что привели к их внезапной, судорожной смерти?

А может быть, существо в лесу намеренно убило их, чтобы показать, насколько сильна его власть, продемонстрировать Эдуардо свою мощь и дать понять, что вполне может расправиться с ним так же легко, как оно погубило зверьков.

Он почувствовал, что за ним наблюдают — и не только глазами других енотов.

Голые вершины высоких гор можно было сравнить с волной из гранита. Оранжевое солнце медленно опускалось в это каменное море.

Все густеющая, как чернила, тьма поднималась над сосновыми ветками, но Эдуардо считал, что даже самая черная мгла в природе не может сравниться с мраком в сердце пришельца — если, конечно, у него вообще было сердце.

Хотя Эдуардо был убежден, что болезнь не играла никакой роли в поведении и не она довела до смерти енотов, он не мог быть совершенно уверенным в своем диагнозе, и поэтому предпринял кое-какие меры предосторожности, возясь с телами.

Повязал бандану на нос и рот и надел пару резиновых перчаток, не соприкасался прямо с тушками, а поднимал каждую лопатой с короткой ручкой и засовывал в большой пластиковый пакет для мусора. Закрутил и завязал узлом верх каждого пакета и положил их в багажник своего «Чероки» в гараже. Смыв водой из шланга небольшие пятна крови с парадного крыльца, извел несколько тряпок, чтобы оттереть лизолом пол на кухне. Бросил тряпки в ведро, содрал перчатки и швырнул их поверх тряпок, а ведро поставил на заднее крыльцо, чтобы разобраться с ним позже.

Также он положил в машину заряженный дробовик двенадцатого калибра и пистолет двадцать второго. Взял с собой видеокамеру, потому что не знал, когда точно она может понадобиться. Кроме того, находившаяся в ней лента содержала запись енота, разгуливавшего средь бела дня, а он не хотел потерять ее так же, как кассету, на которой он запечатлел светящийся лес и портал. Из тех же соображений захватил и блокнот, который содержал его рукописный отчет о недавних событиях.

К тому времени, когда он приготовился ехать в Иглз Руст, долгие сумерки сменились ночью. Ему не хотелось возвращаться в темный дом, хотя раньше он никогда не боялся этого. Поэтому включил свет в кухне и нижнем холле. Подумав еще немного, зажег лампы в гостиной и кабинете.

Он запер двери, вывел «Чероки» из гаража и решил, что дом недостаточно освещен. Вернулся в дом и включил еще пару ламп на втором этаже. Когда «Чероки» отправился по подъездной дороге на юг, то каждое окно на обоих этажах дома ярко сияло.

Просторы Монтаны казались еще более пустынными, чем когда-либо прежде, километр за километром, — с одной стороны черные холмы, с другой бесконечные равнины и крошечное соцветие огоньков неизвестного ему поселения, видное всегда на большом расстоянии.

Хотя луна еще не взошла, не думалось, что ее сияние сделает так, что ночь покажется менее ужасной и более приветливой. Чувство отчуждения, изоляции от мира людей, которое овладело им, вызывалось его внутренним состоянием а не природой Монтаны.

Он был вдовцом, бездетным, и в последнее десятилетие своей жизни был отделен от своих приятелей и приятельниц возрастом, судьбой и своими склонностями. Ему никогда никто не был нужен, кроме Маргариты и Томми. Потеряв их, он смирился с тем, что придется жить по-монашески, и был уверен, что сможет выдержать, не поддавшись скуке и отчаянию. До недавнего времени это удавалось достаточно успешно. Однако теперь ему захотелось завести друзей, хотя бы одного, и не оставаться столь преданным своему отшельничеству.

Один километр за другим, а он все ожидал особого шелеста пластика в багажнике за задним креслом.

Он был уверен, что еноты мертвы. Но не понимал, почему ждет, что они возродятся и вырвутся из мешков.

Хуже было то, что знал — если послышится звук пластика, деловито раздираемого острыми маленькими коготками, то он не удивится, значит, он погрузил в пакеты не обычных енотов, а каким-то образом измененных пришельцем.

— Глупый старый болван, — сказал он, пытаясь пристыдить себя за подобные нездоровые и несвойственные ему мысли.

Через восемь километров после того, как он выехал со своей подъездной дороги на трассу, наконец начали попадаться встречные машины. Чем ближе к Иглз Руст, тем оживленнее становилось двухполосное движение.

Ему пришлось ехать через весь город к доктору Лестеру Йитсу, чья лечебница и дом расположились на самой окраине, сразу за ними начинались поля. Йитс был ветеринаром, в течение нескольких лет он заботился о лошадях Стенли Квотермесса. Это был веселый человек с седой шевелюрой и с седой бородой из которого получился бы хороший Санта-Клаус, будь он толстым, а не сухим, как щепка.

Дом представлял из себя беспорядочное серое дощатое строение с голубыми ставнями и шиферной крышей. Поскольку в одноэтажном здании, похожем на сарай, в котором размещалась контора Йитса, и в примыкающей к нему конюшне, где содержались четвероногие пациенты, горел свет Эдуардо остановился  у конторы.

Когда Эдуардо вылез из «Чероки», передняя дверь сарая-конторы открылась и вышел человек, освещаемый лучами флюоресцентной лампы, так как дверь осталась полуоткрытой. Он был высок, лет тридцати, с грубоватым лицом и густой каштановой шевелюрой. На его лице появилась широкая и непринужденная улыбка:

— Привет! Чем могу вам помочь?

— Я ищу Лестера Йитса, — сказал Эдуардо.

— Доктора Йитса? — улыбка исчезла. — Вы его старый друг или как?

— Я по делу, — сказал Эдуардо. — У меня несколько животных, я хотел бы, чтобы он взглянул на них.

Явно заинтригованный, незнакомец произнес:

— Ну, сэр. Я боюсь, что Лес Йитс больше не занимается бизнесом.

— Как? Он оставил дела?

— Умер, — сказал молодой человек.

— Как так?

— Около шести лет назад.

— Мне жаль это слышать. — Это потрясло Эдуардо, он совершенно не осознавал, что прошло столько времени с тех пор, как они виделись с Йитсом.

Поднялся теплый ветерок и расшевелил лиственницы, которые расположились группками в разных местах по всему имению.

Незнакомец представился:

— Мое имя Тревис Поттер. Я купил этот дом и практику у миссис Йитс. Она переехала в дом в городе.

Они обменялись рукопожатиями, и вместо того, чтобы представиться, Эдуардо сказал:

— Доктор Йитс занимался лошадьми на ранчо.

— А какое это ранчо?

— Ранчо Квотермесса.

— Ага, — сказал Тревис Поттер, — тогда вы, должно быть, мистер Фернандес, так?

— Извините, да я Эд Фернандес, — у него возникло тяжелое чувство, что этот ветеринар собирался прибавить — «о котором говорили…» или что-то в этом роде, как будто он был местным чудаком.

Он подумал, что, должно быть, так и есть. Получивший имение в наследство от своего богатого нанимателя одиночка. Затворник, который редко обменивается словечком с кем-либо, даже когда выбирается в город, вероятно, он стал маленькой загадкой и темой для пересудов у жителей городка. От этой мысли Эдуардо поежился.

— И сколько прошло с тех пор, как на ранчо приезжал Йитс? — спросил Поттер.

— Восемь лет. — Он подумал, как все это покажется странным — не говорить с Йитсом восемь лет, затем появиться через шесть лет после его смерти, как будто прошла только неделя.

Они постояли некоторое время в молчании. Июньская ночь вокруг была полна стрекотания сверчков.

— Ну, — сказал Поттер, — где эти животные?

— Животные?

— Вы сказали, что у вас есть животные, которых вы бы хотели показать.

— А! Да!

— Он был хорошим ветеринаром, но уверяю вас, я не хуже.

— Я уверен в этом, доктор Поттер. Но это мертвые животные.

— Мертвые?

— Еноты.

— Мертвые еноты?

— Три.

— Три мертвых енота?

Эдуардо подумал, что если у него репутация местного чудака, то теперь он ее только увеличил: так долго не имел практики общения с людьми, что теперь не мог ничего толком объяснить.

Глубоко вздохнул и рассказал про то как вели себя еноты, не говоря ни слова об остальных происшествиях:

— Они вели себя забавно, бегали кругами среди бела дня. Затем померли один за другим. — Он сжато описал их смерть в агонии, кровь в ноздрях и ушах. — Я просто подумал — не было ли это бешенством?

— Вы живете наверху, в предгорьях, — сказал Поттер. — Там всегда встречался небольшой процент бешеных животных среди диких популяций. Это естественно. Но у нас не было таких случаев уже долгое время. Кровь в ушах? Это не симптом бешенства. А пена изо рта у них не текла?

— Этого я не видел.

— Они бегали по прямой?

— Кругами.

Мимо проехал пикап, музыка «кантри» неслась из радиоприемника. Это была громкая, но печальная музыка.

— Где они? — спросил Поттер.

— Я положил их в пакеты, они здесь, в машине.

— Они вас покусали?

— Нет, — ответил Эдуардо.

— Поцарапали?

— Никаких других контактов.

Эдуардо объяснил, какие меры предосторожности он предпринял: лопата, бандана, резиновые перчатки.

Тревис Поттер выглядел недоверчивым и удивленным, когда спросил:

— Вы рассказали мне все?

— Ну… Думаю, что да, — солгал старик. — То есть, их поведение вообще было так странно, но я вам сообщил все важное, никаких других симптомов я не заметил.

Взгляд у Поттера был испытующий и пронизывающий, и на мгновение Эдуардо захотелось раскрыться ему и рассказать всю причудливую историю.

Вместо этого сказал:

— Если это не было бешенство, тогда … может быть, чума?

Поттер нахмурился.

— Сомнительно. Кровь из ушей? Это несвойственный симптом. Вас не кусали блохи, когда вы были рядом с ними?

— Никакого зуда не чувствую.

Слабый ветер перерос в порывистый, закачал лиственницы и спугнул ночную птицу с ветки. Она пролетела низко над их головами с резким криком, от которого они вздрогнули.

Поттер сказал:

— Что ж, оставляйте этих енотов у меня, я потом посмотрю.

Они вынули три пластиковых пакета из машины и перенесли их внутрь. Приемная была пуста, Поттер, наверно, занимался бумажной работой в своем кабинете. Они прошли через дверь и по короткому коридору в отделанную белой плиткой операционную, где поставили пакеты на пол рядом со столом из нержавеющей стали.

В комнате было прохладно, и выглядела она холодной. Резкий белый свет падал на эмалированные, стальные и стеклянные поверхности. Все блистало, как снег и лед.

— Что вы с ними сделаете? — спросил Эдуардо.

— У меня нет препаратов, чтобы провести тест на бешенство. Возьму образцы тканей, и отошлю их в государственную лабораторию, получим результаты через несколько дней.

— Это все?

— Что вы имеете в виду?

Пихнув один из пакетов носком ботинка, Эдуардо спросил:

— Вы не собираетесь вскрывать хотя бы одного из них?

— Я помещу их в холодильник и подожду анализа из лаборатории. Если результаты теста на бешенство будут отрицательные, тогда сделаю аутопсию одному.

— Дадите мне знать, если что найдете?

Поттер снова бросил на него пронизывающий взгляд.

— Вы уверены, что вас не укусили и не поцарапали? Потому что, если — да и есть хоть какая-то причина подозревать бешенство, вам придется отправиться к врачу и начать вакцинацию, прямо сейчас.

— Я не дурак, — сказал Эдуардо. — И сказал бы вам, если бы подозревал, что как-то заразился.

Поттер продолжал пристально смотреть на него.

Оглядев операционную, Эдуардо заметил:

— Вы и вправду модернизировали помещение по сравнению с тем, каким оно было.

— Пойдемте, — позвал ветеринар, поворачиваясь к двери. — У меня кое-что есть, что я хочу вам дать.

Эдуардо прошел за ним в коридор и последовал в личный кабинет Поттера. Ветеринар порылся на полке белого стенного шкафа из эмалированного металла и подал ему пару брошюр — одна о бешенстве, другая о бубонной чуме.

— Прочтите симптомы обеих болезней, — произнес Поттер. — Если заметите что-нибудь у себя, даже отдаленно похожее, сразу идите к врачу.

— Я не очень люблю врачей.

— Это не правильно. У вас есть личный врач?

— Никогда не требовался.

— Тогда позвоните мне, и я так или иначе вызову к вам врача. Договорились?

— Хорошо.

— Вы сделаете так?

— Конечно.

Поттер сказал:

— У вас есть там телефон?

— Разумеется. У кого сегодня нет телефона?

Вопрос, казалось, подтверждал, что у него репутация отшельника и чудака. Что он, может быть, и заслужил. Так как он теперь об этом подумал, то вспомнил, что не звонил сам и ему не звонили по крайней мере уже пять или шесть месяцев. Это вообще случалось не больше чем три раза за все прошедшие годы, а один из этих звонков произошел из-за неправильного соединения.

Поттер подошел к своему столу, взял ручку, вытащил блокнот и записал номер, который продиктовал ему Эдуардо. Затем Поттер протянул Эдуардо карточку с напечатанными адресом офиса и номерами телефонов, служебным и домашним.

Эдуардо положил карточку в бумажник.

— Сколько я вам должен?

— Нисколько, — ответил Поттер. — Это же не ваши домашние еноты, так почему вы должны платить? Бешенство — проблема всей общины.

Поттер проводил его до автомобиля.

Лиственницы шелестели под теплым ветром, сверчки трещали, а лягушки квакали, как мертвец из фильма ужасов, пытающийся заговорить.

Открыв дверь со стороны водителя, Эдуардо повернулся к ветеринару и сказал:

— Когда вы будете делать вскрытие…

— Да?

— Вы будете искать только признаки известных болезней?

— Ну еще патологии, травмы.

— Это все?

— А что еще я могу искать?

Эдуардо поколебался, пожал плечами и произнес:

— Что-нибудь… странное.

Поттер снова пристально посмотрел на Эдуардо и сказал:

— Хорошо, сэр, теперь я это сделаю.

Весь обратный путь по темному безлюдному краю Эдуарда размышлял, правильно ли поступил. Насколько он понимал, существовало только две альтернативы той тактике, которую он выбрал, и обе были проблематичны.

Во-первых он мог избавиться от енотов на ранчо и ждать дальнейших происшествий. Но тем самым уничтожил бы важное свидетельство того, что нечто внеземное прячется в лесах Монтаны.

Во-вторых мог рассказать Тревису Поттеру о светящихся деревьях, пульсирующих звуках, волнах давления и черном портале. Поведал бы ему о том, как еноты держали его под наблюдением, — и свое чувство, будто они служили глазами неизвестному наблюдателю в лесу. Если его действительно считают за старого отшельника и чудака, то Поттер всерьез этих слов не воспримет. Хуже того, когда эта история дойдет до властей, какому-нибудь деятельному чиновнику может прийти в голову, что бедный старый Эд Фернандес впал в маразм или даже сошел с ума, опасен для себя и общества. Со всей мыслимой сострадательностью, с печалью в глазах и тихими голосами, грустно качая головами и говоря себе, что делают это для его же блага, они могут устроить ему против воли психиатрическое освидетельствование.

Ему была отвратительна одна мысль о том, что его уволокут в больницу, будут обследовать, обращаясь с ним так, как будто он впал в детство. Он не будет хорошо себя вести: знал себя. Будет отвечать им с упрямством и презрением, раздражая благодетелей до такой степени, что те могут захотеть побудить суд заняться его делами и распорядиться перевести его в дом престарелых или какое-нибудь другое учреждение до конца его дней.

Он много прожил и видел, как много жизней было погублено людьми, действовавшими из лучших побуждений и из самодовольной уверенности в собственном превосходстве и мудрости. Гибель еще одного старика не будет замечена, а у него нет ни жены, ни детей, ни друзей и ни родственников, которые могли бы поддержать его в борьбе с убийственной добротой государства.

Передать Поттеру для осмотра и вскрытия мертвых животных — это было все, на что Эдуардо осмелился. Его тревожило только, что если действительно енотами управлял инопланетянин, то Тревис Поттер мог подвергнуться возможному риску.

Однако Эдуардо ведь намекнул на странность дела, и у Поттера, похоже, есть изрядная доля здравого смысла. Ветеринары знают о риске, связанном с болезнями. Он предпримет все меры против заражения, которые, вероятно, будут эффективны и против какой бы там ни было неземной опасности.

Вот опять видно за окном крошечное соцветие огоньков неизвестного ему поселения. Свет горит в домах незнакомых ему семей, далеко в море ночи. Впервые в своей жизни Эдуардо пожалел, что не знает их имен, лиц, что ничего о них не знает.

Представил себе, как сидит какой-нибудь ребенок на далеком крыльце или у окна, глядя вдаль через равнины на фары «Чероки». Маленький мальчик или девочка, полный планов и мечтаний, может задаться вопросом — а кто там сидит в машине за этими огоньками, куда он направляется и чем наполнена его жизнь.

Мысли об этом ребенке где-то в ночи придали Эдуардо странное чувство общности, совершенно неожиданное — будто он является, хочет этого или нет, частью семьи человечества. Частью этого разочаровывающего и противоречивого рода, много ошибающегося и часто бестолкового, но также периодически благородного и восхитительного. И что общую судьбу он разделяет с каждым членом этой большой семьи.

Для него такой взгляд на мир был необычно оптимистичным и великодушно философским, правда неприятно близким к сентиметализму. Но это не только удивило, но и согрело его.

Он был убежден, что то что прошло сквозь дверь, было враждебно человечеству — а то как это произошло свидетельствовало, что и вся земная природа была враждебна пришедшему. Пришелец был представителем холодной и равнодушной вселенной, которую Бог сделал такой для того, чтобы отличать добро от от зла. Почти каждый человек на Земле живет в постоянной борьбе со злом и с трудом достигает в этом успеха. Если новое зло сошло на землю и при этом общий объем зла на Земле станет таким, что бороться с ним поодиночке станет невозможно, то человечеству потребуется чувство общности, и нужда в этом чувстве будет гораздо острее, чем когда-либо за все время долгого и тревожного существования человека. Тем более с инопланетной добавкой бороться смогут лишь немногие.

Дом он увидел, когда до него оставалось шестьдесят — восемьдесят метров, и понял, что что-то не так. Резко нажал на тормоза.

Перед тем как уехать в Иглз Руст, он зажег свет во всех комнатах из-за иррационального нежелания возвращаться в темный дом. Он ясно помнил, что когда отъезжал все окна горели. Что ж, теперь он темен. Черен, как тьма у дьявола в животе.

Прежде чем осознать, что делает, Эдуардо нажал кнопку блокировки, одновременно запирая все двери автомобиля.

Он посидел немного, просто глядя на дом. Парадная дверь была закрыта, и ни одно из тех окон, которые он мог видеть, не было разбито. Казалось, все было в порядке.

Исключая то, что все лампы во всех комнатах были выключены. Кем? Чем?

Предположил, что это произошло из-за аварии на электростанции, — но сам этому не поверил. Иногда гроза в Монтане была причиной отключения: зимой пурга и скопившийся лед могли разрушить систему энергоподачи, оборвать провода, свалить столб. Но сегодня не было непогоды, и ветер был самый тихий и нежный. Он не заметил ни одного поваленного столба по дороге.

Дом ждал.

Нельзя же сидеть всю ночь в машине. Нельзя же в ней жить, черт возьми!

Он медленно проехал оставшийся путь и остановился перед гаражом. Взял пульт дистанционного управления и нажал на единственную кнопку.

Автоматическая дверь гаража поднялась. Внутри помещения, рассчитанного на три автомобиля, лампа, на потолке, снабженная таймером на три минуты, давала достаточно света, чтобы увидеть, что в гараже все в порядке и что теория аварии на станции несостоятельна.

Вместо того чтобы въехать внутрь, он остался на месте. Поставил «Чероки» на тормоз, но не выключил двигатель и оставил включенными фары. Взяв дробовик и пистолет,  вышел из автомобиля, оставив дверь со стороны водителя открытой настежь.

Дверь открыта, фары включены, двигатель работает.

Ему не хотелось думать, что он струсит и побежит при первом же неблагоприятном признаке. Но если придется выбирать между бегством и смертью, то он хотел быть уверенным, что окажется быстрее чего-либо, что побежит за ним.

Хотя в дробовике было только пять патронов — один уже в стволе, а четыре других в магазине, — его совершенно не волновало, что он не захватил еще запасных патронов. Если ему так не повезет, что при встрече с чем-то он не свалит это пятью выстрелами почти в упор, то ясно, что сам он не проживет достаточно долго для того, чтобы перезарядить ружье, быстрее будет выхватить пистолет.

Подойдя к дому, поднялся по ступенькам крыльца и дернул за ручку парадной двери. Она была заперта.

Ключи от дома висели на цепочке из бусин, отдельно от автомобильных ключей. Он выловил цепочку из джинсов и открыл дверь.

Стоя снаружи, Эдуардо сжал дробовик в правой руке, а левую протянул через порог, за полуоткрытую дверь, ища ощупью выключатель, ожидая, что нечто бросится на него из угольно-черной прихожей или положит свою руку на его, пока он будет шарить по стене в поисках выключателя.

Щелкнул выключатель, и свет наполнил весь холл, выплеснулся мимо него на крыльцо. Он пересек порог и сделал несколько шагов в глубину дома, оставив дверь позади себя открытой.

В доме было тихо.

Темные комнаты по обе стороны коридора. Кабинет слева. Гостиная справа.

Ему не хотелось поворачиваться спиной к любой из этих комнат, но, наконец он двинулся направо, выставив ружье перед собой. Когда включил верхний свет, просторная гостиная оказалась пустой. Никаких следов вторжения. Ничего необычного. Затем заметил нечто черное, лежащее на белой кайме китайского ковра. Сначала ему пришло в голову, что это испражнения, которые оставил зверек, бывший в доме. Но когда он нагнулся над этим и присмотрелся повнимательнее, то увидел, что это всего лишь затвердевший комок мокрой земли. Из него торчала пара травинок.

Вернувшись в коридор, увидел, то что пропустил в первый раз: маленькие крошки грязи усеяли полированный дубовый пол. Осторожно ступил в кабинет, где люстры на потолке не было. Приток света из коридора позволил отыскать и включить лампу на столе.

Крошки и пятна грязи, уже высохшие, запачкали промокательную бумагу. Еще больше ее было на красном кожаном сиденье стула.

— Что за черт? — поинтересовался он тихо.

Быстро распахнул стеклянные дверцы стенного шкафа, но там никто не скрывался.

В коридоре тоже проверил шкаф. Никого.

Парадная дверь была все еще открыта. Он никак не мог решить, что с ней делать. Ему нравилось, что она открыта, потому что это обеспечивало ему беспрепятственный выход, если понадобится бежать. С другой стороны, если он поднимется на второй этаж, то что-то может проскользнуть в дом, пока он будет наверху. С неохотой закрыл дверь и задвинул засов.

Бежевый широкий ковер от стены до стены спускался сверху по лестнице с дубовым паркетом и тяжелыми перилами. В центре нескольких нижних ступеней лежали шматки сухой земли. Немного, но достаточно, чтобы привлечь его внимание.

Поднял взгляд на второй этаж.

Нет. Сначала внизу.