Дежурный по континенту Горяйнов Олег
– Будет гораздо лучше, если ты сходишь в дом и принесёшь из холодильника пивка.
– Оу!.. – сказала комиссарша. – Я просто считаю себя обязанной это сделать.
Поднимаясь с матраца, она приняла соблазнительную позу, по-кошачьи выгнув спину, – с тайной надеждой подвигнуть Эриберто ещё на один раунд.
Акока, однако, ни на что больше не соблазнялся. Предмет, приведший в такой восторг изголодавшуюся комиссаршу, перевесился, обессиленный, через его бедро и признаков жизни не подавал. Бетина вздохнула, но потом вспомнила, как позавчера её юный сатир тоже вот так обессилел, а потом выпил пивка и взъендрился ещё на разок, и тогда она бодро потянулась за сорочкой.
Но тут снаружи послышался шум подъехавшего к дому автомобиля. Любовники замерли. Хлопнула дверца.
– Это он… – пробормотала Бетина.
– Ты сказала, что он на службе и дома не появится!.. – злобно прошипел Акока и бросился к штанам, которые Бетина подобрала для него из мужнина гардероба.
– Кто же мог знать… – шёпотом огрызнулась на своего любовника почтенная сеньора. – Он сроду не приезжал домой среди дня…
– Не приезжал, не приезжал… – передразнил её Акока. – А сегодня вдруг взял да приехал, так?
– Ну да, – сказала Бетина с лёгким недовольством. – Может, что-то случилось. Или он заподозрил…
– Бети-и-ина!!! – услышали они голос комиссара. – Где ты?!.
– Сволочь! Сволочь! – прошептала Бетина, и в глазах её блеснули слезы.
Акока отметил про себя, что «сволочь» предназначалась для комиссара.
– Он вооружён? – спросил он, прыгая на одной ноге, а другой ногой пытаясь попасть в штанину.
– Это неважно, – сказала женщина, застёгивая пуговицы на юбке.
– Как неважно! – возмутился Акока. – Вот застрелит сдуру – будешь знать…
– Не застрелит, дорогой. Я знаю мужчин. Этот – не застрелит.
– Почему? – удивился Акока.
– Потому что он impotento. А impotento ни за что не застрелит живого человека. Да и мёртвого не застрелит. Так что не бойся ничего, милый.
Акока несколько успокоился и справился, наконец, со своим туалетом.
– Он точно impotento? – спросил он на всякий случай.
– Аbsoluto, – сказала Бетина, прислушиваясь к звукам снаружи гаража. – Жрёт таблетки вместо человеческой еды, без таблеток уже не может – откуда тут взяться levantamiento? Ни мозги уже не работают, ни organos partes…
– А как же четверо детей? – спросил недоумённый Акока.
– Последние два – не его… Так, он пошёл к почтовому ящику… Я, пожалуй, успею выскочить.
– А я успею? – спросил Акока.
– Ты не успеешь, дорогой. Даже не пытайся, а то и вправду застрелит. Сиди здесь. Только скатай, на всякий случай, матрац. Он не будет ставить машину в гараж. Думаю, что сейчас он уедет. Что ему днём делать дома?..
Приоткрыв дверь, Бетина выскользнула наружу. Схватив по дороге какой-то веник, она сделала вид, что подметает мраморную дорожку, ведущую к дому от гаража. Серй «нисан» комиссара стоял за оградой, въехав одним колесом на тротуар.
– Бетина!!! – заорал комиссар, появившись из-за угла с газетой в руке.
– Да здесь я, здесь! – сказала Бетина. – Не понимаю, зачем так орать.
– Поговори у меня, – строго сказал комиссар. – Где дети?
– В школе, – ответила Бетина.
– Сам знаю, что в школе, где же им ещё быть. Накорми меня обедом, я съезжу в одно место, а потом ты отвезёшь меня в аэропорт. Да пошевеливайся.
– Улетаешь куда? – вяло поинтересовалась Бетина.
– Не твоё дело, сука!
Комиссар вошёл в дом и хлопнул дверью. Бетина зашвырнула веник чёрт-те куда, чуть не на крышу гаража, вытерла слёзы ярости и побрела на кухню.
Ее супруг, аккуратно повесив пиджак на спинку стула, сидел за обеденным столом и шелестел свежим номером Los Noticias de la Tarde.
– Смотри-ка! – весело сказал он то ли ей, то ли просто так. – Фухи, этот японец, мать его, обещает национализировать перуанское рыболовство… Вот идиот!..
Сам идиот, подумала Бетина, зажигая газ. Как же я тебя ненавижу!.. Идиот и сволочь. Cabrn.
– Кому письмо? – поинтересовалась она, кивнув на конверт, лежавший на столе рядом с газетами.
– Не тебе, паскуда, – ответил комиссар. – Пошевеливайся, у меня мало времени.
От этих слов Бетина совсем расстроилась, и мясное рагу, которое она поспешила подать на стол, снизу оказалось подгоревшим, а сверху – совсем холодным.
Потыкав в мясо вилкой, Посседа отложил газету в сторону и угрожающе засопел.
– Подойди, – тихо сказал он.
Бетина всхлипнула и покачала головой.
– Я кому сказал, тварь! – сказал Посседа, не повышая голоса.
Бетина сделала шаг назад и вжалась в шкаф с посудой.
Комиссар, сморщив плоскую физиономию в брезгливую гримасу, взялся двумя пальцами за краешек тарелки, где среди перца и горошка кисло невостребованное рагу, и швырнул тарелку на пол. Куски мяса перемешались с осколками фарфора, образовав на линолеуме весьма неаппетитный натюрморт.
– Я поеду в аэропорт на такси, – сказал комиссар и встал из-за стола. – Там и поем по-человечески.
У себя в кабинете он принял две таблетки пирандела и распечатал конверт, на котором не стояло ни адреса, ни почтового штемпеля. Внутри конверта оказался отпечатанный на тиснённой бумаге проспект выставки полиграфического оборудования в пятом павильоне выставочного комплекса в парке Чапультепек. На обратной стороне проспекта был изображен план экспозиции, и один из уголков на плане помечен крестиком. Еще там была булавка с чёрной горошиной на конце, проткнутая в проспект. Комиссар убрал проспект в чёрный кейс, съел ещё две таблетки и включил стоящую на подоконнике автоматическую кофеварку. Есть ему уже не хотелось. Поставить себя мужчиной дороже стоит.
Тем временем жена его Бетина горько рыдала, усевшись гладким задом на старое колесо, что валялось в углу гаража среди прочего хлама, от которого её супруг всё никак не решался избавиться. Стоявший рядом с нею Акока в криво застёгнутых штанах сучил ногами, совершенно не зная, что сказать несчастной женщине в утешение. Несмотря на заверения его пассии в полной безопасности всего мероприятия, ему смерть как хотелось смыться куда подальше, и только латинская гордость не позволяла ему бросить обездоленную женщину в таком вот рыдающем состоянии. Нужно было, чтобы она хотя бы перестала плакать.
– Что же он у тебя такой ревнивый-то?.. – спросил он, погладив её по голове.
– Не… не знаю! – воскликнула Бетина и прижалась мокрой щекой к его коленке. – Я никогда ему не давала к этому повода!..
– Значит, это он от таблеток такой, – решил Акока.
– От таблеток? – спросила Бетина и перестала плакать. – Интересная мысль. – Она задумалась.
Акока потихоньку начал едва заметное перемещение к полуоткрытой двери, но Бетина подняла голову и каким-то нечеловеческим взглядом пригвоздила его к месту.
– Берто! – сказала Бетина, и слезы на её лице высохли в одно мгновение.
– Что, рыбка? – повернулся к ней Акока.
– Мне нужна таблетка, – сказала Бетина таким тоном, что Акока перепугался.
– Какая т-т-таблетка?..
– Ты знаешь, какая.
Известно, что если человека хорошенько напугать, то страх его покидает не сразу, а в течение некоторого времени, иногда довольно продолжительного, а в отдельных случаях остаётся с ним навсегда. Со времени заключения Акоки в подвале под домом Фелипе Ольварры прошло два дня. Бедняга Эриберто всё ещё видел опасность там, где её сроду в помине не бывало. С человеком в таком состоянии можно делать что угодно. Можно заставить его за неделю выучить японский язык – и он выучит.
– Прямо сейчас, – сказала Бетина и просунула руку к нему в штаны. – Иди и принеси мне её. Ты знаешь, где их продают.
– Знаю, но не знаю, смогу ли сейчас… – залебезил Акока, проклиная день и час, когда покусился на эту санкта симпличиту с её ненасытным сексуальным аппетитом, что, конечно, есть у женщины явление положительное, но отнюдь не в контексте её внутрисемейных разборок. – Сейчас день, и вообще…
– Сможешь, Эриберто! – сказала Бетина, и Акока, задрожав от возбуждения и от страха, понял, что действительно сможет сделать всё, что ему прикажут, в том числе отпилить себе ногу тупой пилой, при этом весело распевая «Кукарачу». – У тебя есть полчаса. Потом он едет в аэропорт. Куда-то улетает, что очень кстати. Я не хочу, чтобы это случилось дома, при детях.
– Но… нужны деньги… – сделал Акока последнюю попытку отбрехаться. – А у меня с собой…
– Я дам, – сказала Бетина и отпустила его непарный орган, не завершив работы. – Сколько?
Глава 25. Бой быков и немного здравого смысла
Уважение Касильдо к дону Фелипе Ольварре, перед эпизодом с трактором едва уже вовсе не сходившее на нет, теперь росло с каждым днем, временами принимая черты прямой сыновней опёки. Трудно поверить, но факт, что вот уже три дня Касильдо не пил спиртного, не гонял с подчинёнными в картишки по-маленькой, даже не трахнулся ни с одной бабёнкой – настолько ревностно он взялся за исполнение своих нелёгких обязанностей по прикрытию от внешних опасностей дряблой задницы уважаемого Дона. Даже соскучился слегка. Но отлучиться куда-нибудь развеяться себе не позволял. Поскольку сам Ольварра своей резиденции не покидал, сидел сиднем в своём слегка запущенном доме, отправив внука на юг к дочери, бригадир его sicarios тоже рыл землю носом исключительно в географических пределах долины, но уж борозду при этом оставлял за собой изрядную, словно и впрямь вместо носа имел накладной метровый лемех доброй ласарской стали.
В своем усердии Касильдо дошёл до того, что мобилизовал на охрану священных рубежей крестьян из числа живущих в долине, и две последних ночи патруль из двух-трёх человек, вооруженных дробовиками и уоки-токи, обходил деревню, окрестные рощи, коррали и пристройки к дому дона Фелипе. По дороге, ведущей от шоссе к резиденции, курсировал взад-вперед разбитый армейский джип шестьдесят восьмого года рождения с двумя sicarios на борту. У этих вооружение было покруче: calashnicof, М-16 с подствольником М-203, три осколочных гранаты NR-2 °CI, фонари, баллончики с парализующим газом, ракетница, устрашающие мачете и прочая мелочь. Выглядели они весьма воинственно; у иного любителя ночных адюльтеров в кустах на обочине дороги при одном взгляде на вояк в джипе всякая потенция могла пропасть на неделю, а то и навсегда.
Не оставил своим вниманием Касильдо и нижний пост возле самого шоссе. Прежде всего, он, к неудовольствию братков, разогнал целую роту окрестных путан, которые взяли привычку что ни вечер заглядывать на огонёк в гостеприимную строжку к широкоплечим ребятам с пушками двенадцатого калибра в заскорузлых от путанской секреции руках. В последние дни по ночам в сторожке разнополое ржание перемежалось с каким-то немыслимым рэпом из семисотваттных динамиков, дым от анаши стоял коромыслом, пустые бутылки из окошка бомбардировали зассанные задворки как на учебных стрельбах перед угрозой внешней агрессии. Sicarios дона Фелипе изо всех молодецких сил предавались плотским утехам, резонно полаая, что автомобиль через шлагбаум незамеченным не проскочит, а пешком в гору чапать – дураков нема.
Касильдо эту практику прекратил. Теперь один из охранников постоянно топтался с “ремингтоном” возле шлагбаума, второй же находился при рации, лелея в железном шкафу за ширмой целый арсенал всякого стрелятельного барахла. Чтобы держать дисциплину на должном уровне, Касильдо сам время от времени вставал на шлагбаум, показывая легкомысленной молодежи пример солдатской стойкости и ответственного отношения к обязанностям.
Как раз Касильдо-то и оказался возле шлагбаума, когда неприметная «мазда» свернула с шоссе и подрулила к посту. Сидевший внутри джентльмен заглушил мотор и, не вылезая из машины, вперил в часового тяжёлый взгляд маленьких свинячьих глазок. Физиономия его была такова, что Касильдо невольно фыркнул.
– Эй, весельчак! – сказал визитёр, нарушив продолжительное молчание. – Подними-ка этот полосатый палка – я проеду!
Касильдо, как бывало с ним всегда, когда на него буром пёрли, теперь чувствовал знакомый зуд в ладонях, и сердцебиение его едва заметно участилось, а внизу живота забурлила и закипела молодая кровь, взъендрённая доброй порцией молодецкого адреналина.
– Ты, cabrn, ты глухой? – с угрозой в голосе сказала образина в “мазде”. – Я сказал: поднимай свой сраный палка!
– Qu va![26] – усмехнулся Касильдо. – Ещё чего-нибудь хочешь, красавец?..
Визитёр вылез из «мазды» и осторожно закрыл за собою дверцу. Размеры дерзкого господина вполне могли вогнать в трепет. Кого угодно. Только не Касильдо на службе у уважаемого человека.
– Я тебя сейчас научу хорошим манерам! – рыкнул приезжий.
– Ой, боюсь, боюсь!.. – дурашливо заверещал Касильдо.
– Думаешь, ты крутой, если у тебя пукалка в руках?.. – сурово спросил визитёр, сделав шаг в сторону Касильдо. – Так она тебя не спасёт.
Распахнулось окошко поста, и оттуда высунулась красная ряха.
– Нужна помощь, superior?[27] – спросил sicario.
– Qu salga el toro![28] – воскликнул Касильдо. – Публика ждет.
– Какая публика? – взволновался sicario. – Какого быка?..
– Шутка, брат! – сказал Касильдо и бросил ему свой «ремингтон». – Подержи пока. Публикой будешь ты. И часы прими.
– Что это? – sicario побледнел, рассмотрев жуткую рожу в пиджаке и галстуке, стремительно передвигавшуюся от машины к бригадиру.
– Он меня козлом назвал, – пояснил Касильдо своему напарнику. – Я это не могу оставить без внимания.
– Ясное дело, – сказал напарник и тайком перекрестился. – Задай ему как ты умеешь, superior! Жалко, увезли видеокамеру.
В следующую секунду Касильдо перелетел через шлагбаум и грохнулся на асфальт. Кости у него были крепкие, и он тут же вскочил на ноги, впрочем, сморщившись от боли в крестце, которым в полёте задел шлагбаум. Свирепый джентльмен с неожиданной для его туши прыткостью перепрыгнул вслед за бригадиром на ту сторону «полосатый палка», уклонился от свинга в лицо и всадил кулачище ему в солнечное сплетение. У Касильдо подогнулись ноги и в глазах потемнело. Так больно его ещё никогда в жизни не колотили. Теперь ему захотелось заснуть и проснуться когда джентльмена и его «мазды» здесь, на нижнем посту, уже бы и след простыл. Противник, однако, не дал ему упасть. Поймав боевика за ухо, он повернул задохшегося Касильдо задом к дренажной канаве вдоль дороги, к счастью, пустой по случаю жаркого времени года, и нанёс ему строго отмеренный апперкот, от которого бедолага поднялся в воздух и приземлился на отбитый крестец ровно посередине канавы, после чего признаков жизни более не подавал.
Sicario в будке, ошалевший от того, с какою лёгкостью расправились на его глазах с его бригадиром, забыл про «ремингтон», про арсенал за шкафом, вообще про свои должностные обязанности. Громила повернулся к нему и сказал:
– После того, как откроешь мне шлагбаум, позвони дону Фелипе, предупреди, что его приехал повидать посланец от его старых друзей, которым он многим обязан, один, без оружия, с добрыми вестями и хорошими деловыми предложениями. Ты, надеюсь, понимаешь на слух маньянское наречие испанского языка?..
Sicario нажал кнопку в стене, и полосатый палка поперёк дороги встал вертикально. У него всё было в порядке и с языком, и со слухом, и с пальцем для нажимания кнопки.
Ольварра, встречая гостя в своём кабинете, никакой радости на своём лице не отобразил. Обычно гонцы с добрыми вестями и хорошими деловыми предложениями не лупят смертным боем начальников охраны на въезде в охраняемую зону.
Что ж, похоже, комиссар сдержал своё обещание. Странно, что сам не позвонил, не предупредил партнёра о визите «старых друзей». «Партнёра», мать его так. Значит, предстоит серьёзный разговор, и самая важная тема этого разговора – чем предстоит Ольварре расплачиваться со «старыми друзьями» за помощь в решении небольших проблем с обнаглевшим Бермудесом.
Правда, гость уже везёт ему какие-то «хорошие деловые предложения». Хотя это Ольварра ему собирался что-то предложить. Ладно, значит, сперва послушаем его.
Возможно, они уже в курсе моих проблем с Бермудесом, подумал Ольварра. И готовы ввязаться во внутриманьянские разборки. Чтобы norteamericanos, да не были готовы ввязаться в чужие разборки?
Но не бесплатно, конечно. Что же потребуют от него norteamericanos?
Чего-нибудь да потребуют. Вряд ли Ольварре зачтётся в качестве платы предательство Лопеса, благодаря которому они смогли взять парочку террористов и увезти их к себе в Штаты.
Ладно, поторгуемся. Ольварра решил быть строг и неуступчив. Он не вышел под колонны лично встречать гостя у парадного подъезда. Он даже не выслал свиту встретить и проводить драчуна, да и свиты-то никакой у него в этот момент под рукой не оказалось. Дон Фелипе ограничился тем, что послал на крыльцо слугу-индейца и велел ему рта не раскрывать, а дать понять знаками: визитёру – пройти в кабинет, эскорту на “джипе” – вернуться к патрулированию дороги. И всё.
Гость вошёл без поклона, без велеречивых излияний, однако сесть позволения попросил. Ольварра кивнул на кушетку напротив стола.
Типичный гринго, подумал он, настороженно глядя на громилу. Гангстер из Чикаго.
– We can speak English, if it easy you, my friend,[29] – сказал дон Фелипе.
– Qu? – спросил посетитель.
– Ты что, не понимаешь английского? – удивился дон Фелипе.
– Почему я должен его понимать? – удивился, в свою очередь, гость.
– На каком же наречии говорят в тех краях, откуда ты приехал к нам в Маньяну?
Визитёр озадаченно пожал плечами.
– Вообще-то, к делу, с которым я к вам пришёл, это не имеет никакого отношения. Но я вам скажу, если вы считаете, что вам действительно важно это знать. Но – потом.
– Ну, хорошо, – сказал Дон, вполне удовлетворённый ответом. – Перейдём прямо к делу, или хочешь ещё поболтать на отвлечённые темы?
– К делу, – сказал громила. – Меня послали к вам с предупреждением.
– Так. Кому же и о чём понадобилось меня предупреждать?
– У вас недавно чуть было не случилось маленького недоразумения с некими горячими молодыми людьми, полагающими себя искренними радетелями за полное и окончательное счастье маньянского народа…
Этот парень умеет говорить, подумал Ольварра. Не хуже покойника Зуриты. Шпарит как профессиональный агитатор из ИРП. Жалко, нельзя взять его к себе на службу. Дела неважнецкие, но не настолько, чтобы нанимать себе грингос.
– …К несчастью, эти горячие молодые люди до сих пор пребывают в роковом для себя заблуждении относительно своей роли в мировом историческом процессе, и некому на сегодняшний день их разубедить в этом. Более того, к их заблуждениям прибавилось ещё одно, а именно то, что уважаемый дон Фелипе Ольварра является основным препятствием на пути маньянского народа к счастью и процветанию. Как вы сами понимаете, дон Фелипе, горячность и недоумие этих молодых людей могут в самом скором времени заставить их совершить непоправиму глупость, попытавшись посягнуть на вашу, дон Фелипе, персону.
– Это всё? – спросил Ольварра, помолчав.
– Всё.
– И это называется “добрая весть”?.. – с горечью спросил Ольварра. – Представляю себе, каковы будут твои “хорошие деловые предложения”… Впрочем, что ж, за предупреждение – спасибо, в нашем деле оно никогда лишним не бывает. Перейдём к деловой части разговора, или приказать подать кофе?..
– Перейдём, – сказал гость. – А кофе – что ж, пускай принесут. Это дело хорошее.
– Я слушаю, – сказал Ольварра, когда слуга их покинул. – И прошу без обиняков, без цветастых оборотов. Твоя речь, сынок, так изыскана, что иной раз от меня ускользает смысл сказанного. Я ведь университетов не кончал, не говоря об академиях словесности. Простой деревенский парень.
– Хорошо, я буду без обиняков. Мне нужна одна девка.
– Какая девка? – вытаращился на гостя Ольварра.
– Которая придёт к вам на этой неделе, дон Фелипе, – сказал гость и погрузил исковерканную зверским шрамом губу в чашку с ароматным дымящимся кофе.
Ольварре понадобилось полминуты, чтобы осознать сказанное. Маскируя растерянность, он тоже прислонил сухой рот к горячей чашке.
– Ты ничего не перепутал, сынок? Ко мне не ходят никакие девки. Разве что к парням на нижнем посту – ну, я закрываю на это глаза, дело молодое. Но в долину их не пускают.
У девки редкое имя для Маньяны, сказал громила и пристально посмотрел на него, прихлебывая кофе. – Её зовут Агата.
Из «Съело Негро»? Та самая знаменитая террористка?
Та самая.
Она придёт меня убивать?
Не исключено. Но сперва она захочет получить от вас кое-какую информацию.
– Что ж, – буркнул Ольварра. – В таком случае мне она нужна не меньше чем тебе. Спасибо, что предупредил.
– Но мне она очень нужна, – сказал гость, сильно ударив по слову “очень”. – Хоть живая, хоть мёртвая. Давайте поговорим ещё и найдём решение, устраивающее обоих.
– Хорошо, – сказал дон Фелипе. – Я не жадный. Назови мне действительно уважительную причину, по которой я должен поделиться с тобой этой девкой, и считай, что она у тебя в кармане.
– Э-э-э… Вы могли бы таким образом отблагодарить меня за то, что я вас вовремя предупредил…
– Это предупреждение тебе зачлось как компенсация за побои, которые ты нанёс моему охраннику.
– Вот вы, значит, как… – громила шмыгнул носом и задумался. – Ладно, – сказал он. – Есть у меня аргумент. Я бы в обмен на девку помог вам справиться с этой кодлой – Съело, мать её, Негро.
Ольварра развеселился.
– Ты шутник, парень. Ты шутник. Мне на моей территории бояться нечего. У меня здесь целая армия.
Верзила вперился маленькими глазками прямо в дона Фелипе и бархатным голосом спросил:
– Тот, с ружьём, которого я с первого удара уложил, а с третьего отправил на неделю в больницу – это ведь в вашей армии лучший воин?..
Дон Фелипе замолчал. Как-то сразу ему стала понятна подоплёка этой корриды на нижнем посту и стало обидно за себя, что он этого сразу не понял. Ох, хитрец, подумал он про гостя. Нечем крыть. Просто нечем крыть. Что ж, я даже рад, что так всё складывается. И девка эта мне сама по себе совершенно без надобности. Ничего я не теряю, идя навстречу человеку. Я на самом деле ничего другого и не желал. Почему бы, в таком случае, не дать ему меня убедить?..
– Ладно, сынок. Дай гарантию, что эта девка меня больше не обеспокоит – и забирай её в любом устраивающем тебя виде.
– Гарантию даю, – сказал громила голосом, не оставляющим сомнений в том, что означенная девка не будет больше беспокоить дона Фелипе никогда и не при каких обстоятельствах.
Хорошо. За девку вы мне будете должны…
Сколько? – громила подался вперед.
Сущие пустяки. Мне нужна голова одного вредного человечка. Для вас это тьфу.
Что за человечек-то?
Наркобарон из Агуаскальентеса.
Простите за прямой вопрос дон Фелипе, вы собираетесь торговать наркотиками на его точках?
Разве я это сказал?
Нет, но я должен был уточнить. Проблема, в сущности, решаема. Если вы не нацелились на его место. Тогда могут возникнуть определённые сложности.
Это он нацелился на моё место. Я на его – нет.
Что ж, тогда я не вижу особенных трудностей. Обсудим детали?
– Обсудим детали.
Спустя час майор Серебряков ехал по горной дороге вниз по ущелью. Sicarios на “джипе”, попавшиеся ему навстречу, отсалютовали ему сжатыми кулаками, не хуже заправских сандинистов. А могли бы, случись иной расклад, изрешетить его “мазду” из различных видов оружия так, что ничего похожего на “мазду” от неё бы не осталось. Равно как и от майора Серебрякова внутри машины ничего бы не осталось похожего на майора Серебрякова. Им это раз плюнуть. В стране Маньяне к смерти относятся малость по-другому, чем в заснеженных степях, по которым бродил печальный Достоевский.
Но весть о том, что дон Фелипе после аудиенции лично проводил гостя до машины и пожал ему руку, разнеслась по долине мгновенно. Опять же, определённое уважение не могло не вселить в сердца простых маньянских парней с автоматом калашникова подмышкой то, как красиво и просто приезжий джентльмен взял на кулак ихнего бугра. В таких вещах маньянцы толк понимают.
Серебряков не стал останавливаться, отвечать на приветствие, угощать патруль сигаретой и всякими другими способами наводить мосты и контакты. Он спешил. Путь его лежал в Маньяна-сити – докладываться начальству об успешно выполненной миссии.
Что-то ему не виделось никаких таких причин, по которым бы американские коллеги постеснялись взять за жопу какого-то маньянского наркоторговца. Им его даже убивать не нужно. Засунуть в самолёт, отвезти в Штаты и расколоть по полной программе. Как раскололи пленных террористов, давших адрес своей базы в Игуале. Жаль, поздно. Не успели накрыть гнездышко. Всей и добычи, что дохлый труп мёртвого человека и диск с записями разговоров. Сами себя, что ли записывали? Чудны дела твои, господи.
Америкосы-то побоялись сами туда лезть, скинули адресок Петрову. Подставляют, суки. Как Сергомаса подставили, который следил за Октябрем и был убит этой тварью Агатой.
Блин, Сергомас, твою мать. Сколько мы с тобой баб вместе перетрахали! Угораздило же тебя пулю словить – не в Никарагуа, не в Афгане, не в Карабахе, не в Чечне, а в мирной Маньяне, от бабёнки, которую ты бы мог двумя пальцами раздавить. И все концы в воду.
Глава 26. Все мы полиграфисты
Эриберто Акока, конечно же, слыхом не слыхивал о том, что где-то на другой стороне земного шара существует такое РВВДКУ Рязанское высшее воздушно-десантное командное дважды Краснознамённое училище имени генерала армии Маргелова В.Ф. Тем более ему было невдомёк, что тамошние аборигены исповедуют золотое правило: «женщина – не только удовольствие, но ещё и продовольствие». Однако сегодня он поступил вполне по-курсантски, наварив на своей интрижке и чужом семейном скандале изрядную сумму.
Связи, которыми он оброс за четыре месяца отсидки в тюрьме Маньяна-сити, не подвели: нужную таблетку он добыл вовремя и за относительно небольшие деньги. Сдачи с того, что дала ему Бетина Посседа на таблетку, хватило на добрый ужин в «Галилее», на пол-литровый флакон очищенной текилы и на шестнадцатилетнюю проститутку, которая, конечно, никакого самолюбия в нём не тешила, поскольку не была супругой полицейского комиссара, да и романтических впечатлений ему не дарила тоже никаких – что может быть романтического в платных секс-услугах! – зато пахла молодой енотиной и умела выделывать такие штуки, что у парня сердце останавливалось за ночь раза три, и пережитый им стресс к утру растаял в тумане прошедшего как утреннее облачко в голубом маньянском небе над Сьерра-Мадре.
Таблетка лежала в кармане комиссара Ахо Посседы, а сам рогоносец находился на выставке полиграфического оборудования в пятом павильоне выставочного комплекса в парке Чапультепек. Полиграфическое оборудование комиссара не интересовало ни в малейшей степени. Он приехал сюда на конспиративную встречу.
В отмеченном крестиком углу на плане павилона Посседа нашёл бар с пятью белыми столиками и пластмассовыми стульчиками. За стойкой уныло прела толстая девица с розовым бантом в каштановых кудряшках. Из пяти столиков были заняты два. За одним из них двое молодых евролюдей с зачёсанными назад волосами торопливо поглощали гамбургеры, запивая их апельсиновым соком. Судя по ярким пластиковым визиткам на лацканах строгих костюмов, они представляли здесь полиграфические фирмы. За другим столиком двое мужчин и женщина тихо переговаривались, разложив среди чашек с кофе и бокалов с мартини многочисленные бумаги. Женщина и один из мужчин тоже имели на груди пластиковые визитки, а третий, по всей видимости, являл собой потенциального клиента, которого они задались целью охмурить и захомутать. Рядом с баром на стенде какой-то германской фабрики по производству фальцевального оборудования юркие ребятишки демонстрировали группе заинтригованных китайцев работу своего агрегата. Машина гудела, что-то в ней вращалось, что-то железное двигалось взад-вперёд, вверх-вниз – зрелище не для слабонервных.
Вообще же народу на выставке было не густо. Кому на фиг нужна эта полиграфия у нас в Маньяне в такую жару!..
Посседа заказал себе каппучино с яблочным пирогом и сел за столик, положив перед собою проспект. Едва он вставил в ухо горошину на булавке, сделав вид, что подпирает голову, другой рукой помешивая кофе, как с ним вышли на связь.
– Топорно сработали, уважаемый, услышал он глухой голос, прерываемый помехами. – Зачем вам понадобилось предупреждать полицию о том месте, которое нас интересовало?
Мне?! – воскликнул Посседа.
Люди за соседними столиками обернулись.
Не так громко, уважаемый. Можно говорить, не открывая рта. Мы услышим всё, что нам нужно. Ущипните себя за ухо, если поняли.
Комиссар ущипнул себя за ухо.
Кто-то предупредил полицию. В результате наши люди чуть не спалились.
Это не я, прошептал Посседа.
Кто же?
Я-то откуда знаю?
Кто-то из полиции, по всей видимости, предупредил тех, кого мы ищем, и в результате они успели уйти до того, как мы до них добрались.
Что же теперь делать?
Надо найти их новое логово.
Легко сказать.
Они засветились пару недель тому назад в Акапулько.
Да, помню, этот расстрел на вилле.
Слетайте туда, может, найдёте какие-нибудь следы.
Хорошо. У меня к вам встречная просьба.
Выкладывайте.
На вас хочет выйти один из моих друзей. Напрямую. У него какие-то проблемы. Надеется, что вы ему поможете.
С какой стати?
Он помог мне выйти на тех, кого вы ищете. Возможно, поможет ещё раз.
Ладно. Кто такой?
Фелипе Ольварра.
Наркоторговец?
Да нет, безобидный контрабандист.
Хорошо, мы рассмотрим вашу просьбу. Как на него выйти?
Очень просто. Приезжайте к нему домой. Скажите, что от меня.
– О’кей. Надеюсь, на этот раз у нас всё получится в лучшем виде. И тогда с вами расплатятся, и вы можете быть свободны. Если вы всё поняли – почешите нос проспектом.
Посседа сделал, что ему велели, сам же украдкой осмотрелся. Где та говорящая голова, что давала ему инструкции? Нету. Никто не пялился на него, не подмигивал таинственно, не прятал в трусы потайной микрофон – все были заняты своим архиважным полиграфическим делом. Чудеса!
Комиссар привычным жестом потянулся за таблетками, но осадил себя. Говорящая голова не дремлет! Большой Брат всегда с тобой. Потерплю до самолёта, сказал себе Посседа. Ни к чему всем на свете знать о наших маленьких слабостях.
Он дожевал яблочный пирог и встал из-за стола. В Акапулько? Что ж, слетаем в Акапулько. Тамошнего полицейского начальника он хорошо знает. Заодно, пожалуй, искупаюсь разок – курорт, всё-таки.
На время своего сотрудничества с Большим Братом комиссар Посседа взял отпуск, в котором не был уже лет, наверное, пять.
Володя Машков не случайно вспомнил РВВДКУ: скоро День ВДВ, надо бы отметить. Махнуть с негритянкой Ариспе к океану, куда он только что оправил комиссара Посседу, загулять на денёк, одеть её в тельник и в таком виде пошататься с нею по набережной. Самому-то нельзя. Не дай бог увидят, доложат куда следует. А то и в фонтан макнуть прямо в тельнике. Опять же, самому-то нельзя. Хоть и очень хочется. Такая вот получится сублимация.
Хорошо было служить при Бурлаке – такие пустяки, как ненавязчивая дружба с хорошей местной бабой всегда сходили с рук. Лишь бы не во вред службе. При новом Бате – чёрт его знает, чем может закончиться такое дело, ежели всплывёт. Вполне допустимо, что финал будет как при советской власти: эликсир «Блаженство» в яремную вену и домой, на вечное поселение. Новый Батя на ходу подметки рвёт, засиделся в Пятом управлении, дорвался до настоящей власти. Или и впрямь в России происходит что-то такое, о чем последние пятнадцать лет и помыслить было невозможно? За что Володины сослуживцы в Чечне свои молодые жизни отдавали? Возрождается великая держава? Вычищают государственно настроенные люди авгиевы конюшни?