Рукопись Ченселора Ладлэм Роберт

Проснулись они в половине одиннадцатого. Позавтракали в номере и обсудили планы на остаток дня. Питер пообещал Элисон устроить «день развлечений»: ему хотелось чем-то порадовать ее, она того заслуживала. Наблюдая за ней за завтраком, он был поражен одной чертой ее характера, которую должен был бы заметить раньше. Несмотря на выпавшие на ее долю страдания, Элисон сохраняла чувство юмора и в любую минуту была готова дать ему выход.

Кэти тоже обладала такой чертой.

Питер потянулся через стол к руке Элисон. Она, улыбаясь, взяла его руку и с благодарностью взглянула на него.

Зазвонил телефон. Это был адвокат ее отца. Ей предстояло подписать кое-какие бумаги, заполнить официальные бланки и познакомиться с некоторыми юридическими правилами. Завещание генерала оказалось простым, чего нельзя было сказать об армейских порядках, касающихся умерших. Адвокат спросил, не сможет ли Элисон быть у него в два часа. Если не возникнет осложнений, к пяти она освободится.

Ченселор обещал ей «день развлечений» завтра, а фактически они начнут его сегодня, в пять часов и одну минуту. Ведь завтра Питер решил завести разговор о доме в Роквилле.

В половине второго Элисон ушла к адвокату, а Ченселор вернулся к своим записям.

ПЛАН-ПРОСПЕКТ ГЛАВЫ 9

«Тема главы — встреча Алекса Мередита с сенатором. Она состоится в номере отеля после ужасной гонки с преследованием. В конце концов Алексу удается избавиться от своих преследователей. Во время встречи с сенатором он узнает, что существует группа влиятельных людей, желающих бороться против Гувера. Значит, он не одинок. Жизнь обретает для него новый смысл.

Теперь его не страшат опасности, которые встретятся на пути. Ведь есть люди, к которым он всегда может обратиться за помощью. Его зависимость от них сразу становится очевидной. Он чувствует себя еще увереннее после того, как сенатор называет ему своих ближайших помощников. Это бывший член правительства и журналистка. Они также хотят встретиться с Мередитом.

Имеется какой-то план, в котором Алексу отведена определенная роль, но какая — он не знает».

Прошло несколько часов. Слова сами собой ложились на бумагу. Питер дошел до того момента, когда сенатор объясняет перемену во взглядах посланца Гувера. Он с удовлетворением прочитал написанное. Впоследствии этот вариант девятой главы он оставит почти нетронутым.

«Алан Лонг сознает, что малейший промах представляет угрозу его собственной жизни. Его прошлое может стать объектом изучения в такой же степени, как и жизнь любого другого человека. Даже случайно обнаруженный факт может быть использован против него. Важно лишь, кем он будет использован. Лонг намеревается уйти в отставку из Бюро по болезни. В связи с этим директору направлено письмо. В действительности же он собирается работать на «Ядро». Хотя нельзя сказать, что он стал чист как агнец, но менее всего он был склонен стать исчадием ада. Он напуган, он хорошо знает, что такое страх».

«Неплохо я сегодня поработал», — подумал Питер и посмотрел на часы. Было почти половина пятого. Послеполуденное солнце отбрасывало причудливые тени на соседние с отелем здания. Дул декабрьский порывистый ветер, и сорванные им листья время от времени медленно падали за окном.

Скоро должна вернуться Элисон. Он пригласит ее в знакомый ему небольшой ресторан в Джорджтауне, где можно тихо пообедать, и они будут смотреть друг на друга, испытывая радость от малейшего прикосновения. А потом они вернутся в отель и предадутся любви. Чудесной любви, полной глубокого смысла. Того смысла, которого долгое время была лишена его жизнь.

Питер поднялся с дивана, потянулся и повращал шеей. Такая у него теперь была привычка. Когда появлялась боль в висках, он делал вращательные движения головой, и это приносило облегчение. А сейчас боли не было. Несмотря на напряжение, которое он пережил за последние сорок восемь часов, только в короткие мгновения он ощущал тревогу. И все потому, что в его жизнь вошла Элисон Макэндрю. Дело именно в этом.

Зазвонил телефон. Он улыбнулся и бросился к нему, будто влюбленный юноша. Это, должно быть, Элисон. Никто ведь, кроме нее, не знал, что он в отеле. Питер поднял трубку, ожидая, что сейчас она, как-то по-особенному усмехнувшись, скажет, что никак не может найти такси, что оказалась в безлюдном зоопарке, а вокруг рычат звери.

Голос был женский, но принадлежал он не Элисон. И чувствовалась в нем какая-то напряженность и смертельный страх.

— Что вы наделали? Как вы могли написать обо мне в своей книге? Кто дал вам право?

Это была Филлис Максвелл.

Опять начиналось сумасшествие.

Он оставил Элисон записку, а на тот случай, если она ее не заметит, положил еще одну на стол. На длинные объяснения у него не было времени, поэтому он был краток: дело срочное, он должен отлучиться, позвонит при первой же возможности, любит ее…

Филлис Максвелл! Все, что она говорила, было подлинным безумием. И Питеру пришлось быстро давать множество объяснений. Да, в романе есть персонаж, в котором кто-то мог обнаружить сходство с ней, но точно так же этот персонаж мог быть похожим и на дюжину других женщин. Нет, у него и в мыслях не было погубить ее или кого-либо другого, если не считать репутации Гувера, а за это он извиняться не намерен. Бог видит, не намерен. Он работал один. Все проведенные изыскания, все использованные источники не имеют к Филлис Максвелл никакого отношения. Или к Поле Мингас, если ей больше нравится это имя.

В ее словах, доносившихся с другого конца провода, не было логики. Слышалось то невнятное бормотание, то истерический крик. Филлис Максвелл просто с ума сходила. И он был каким-то образом ответствен за это.

Он пытался урезонить ее — бесполезно. Он пытался кричать на нее — она впадала в истерику. Наконец он сумел вырвать у нее согласие встретиться.

Она не захотела приезжать в «Хей-Адамс». Она была уже с ним в «Хей-Адамс». Разве он не помнит? Неужели ему было так противно?

Он прервал ее излияния.

Филлис не хотела встречаться ни в одном месте по его выбору — она не верила ему. А почему, собственно, она должна ему верить? Она не хотела встречаться с ним там, где их могли видеть вместе. Потом сказала, что на 35-й улице, у пересечения с Висконсин-авеню, за Думбартон-Окс, есть дом. Он принадлежит ее друзьям, уехавшим за границу. Номера она точно не помнила, но это неважно. У дома белое крыльцо с витражом над дверью. Она может быть там через полчаса. А перед тем как повесить трубку, Филлис сказала:

— Вы были с ними заодно все это время и, должно быть, гордитесь собой?

…Такси подкатило к тротуару. Ченселор сел в машину, назвал адрес и попытался разобраться в своих мыслях.

Кто-то прочел его рукопись. Это ясно. Но кто? Каким образом? Именно это пугало его, поскольку тот, кому удалось ее прочитать, пойдет гораздо дальше.

Питер знал, какие меры предосторожности принимаются в машинописном бюро. Они были обязательны для всех и соблюдались неукоснительно. Значит, машинописное бюро исключалось.

Морган? Не умышленно, а просто случайно. Тони присуща этакая аристократическая небрежность. Возбужденный ум Питера напряженно искал ответа, анализируя одновременно дюжину вариантов. Вполне вероятно, что Морган по рассеянности оставил рукопись на чьем-то столе. Или, не дай Бог, в туалете.

Такси подъехало к пересечению Пенсильвания-авеню и 20-й улицы. На углу стояла телефонная будка. Питер взглянул на часы. Было без десяти пять. Тони должен быть еще у себя.

— Остановитесь у той телефонной будки, пожалуйста, — попросил Ченселор. — Мне нужно позвонить. Я не задержу вас.

— Не спешите, мистер, счетчик работает.

Питер прикрыл за собой стеклянную дверь будки и набрал номер телефона Моргана.

— Это Питер, Тони. Мне нужно задать тебе один вопрос.

— Откуда ты говоришь? Утром я беседовал с миссис Элкот. Она сказала, что ты в городе. Позвонил тебе, но услышал автоответчик.

— Я в Вашингтоне. У меня нет времени на объяснения. Послушай, что я тебе скажу. Кто-то прочел рукопись о Гувере. Кто бы это ни был, он сделал ужасную вещь, допустил страшную ошибку…

— Постой, постой, — прервал его Морган. — Это невозможно. Давай по порядку. Что значит «ужасная вещь»? Что за ошибка?

— Он рассказал кому-то, что о ней или о нем написано в книге.

— О ней или о нем?

— Какая разница! Важно, что кто-то прочел рукопись и использует прочитанное, чтобы кое-кого запугать.

— Ошибка в этом? Разве есть такой персонаж?

— Не совсем так. Подобных персонажей можно найти с дюжину, но не в этом дело. — У Ченселора не было времени отвечать на вопросы Тони.

— Я хотел сказать, что несколько персонажей в твоем романе имеют отдаленное сходство с живыми людьми. Например, генерал.

— О Боже!

При создании персонажа своего романа он взял лишь один аспект из жизни Филлис Максвелл — ее журналистскую практику, но в остальном нарисовал образ совсем другого человека. Другого, не ее, не Филлис. Человек, образ которого он создал, был плодом его вымысла. Это вовсе не Филлис. Все было вымышлено. Но голос, позвонивший ему в «Хей-Адамс», был вполне реален.

— Ты давал кому-нибудь читать рукопись?

— Конечно нет. Ты думаешь, я хочу, чтобы люди знали, насколько плохо выглядит твоя рукопись, пока я ее не отредактировал?

Эта шутка была обычной в их разговорах, но Ченселору было не до смеха.

— А где сейчас твой экземпляр рукописи?

— Где? В ящике моего столика у изголовья кровати, а за последние шесть месяцев краж у нас не было. Это, по-моему, рекорд.

— Когда в последний раз ты ее видел?

Морган ответил не сразу, вдруг став серьезным, очевидно, осознав, насколько озабочен Питер.

— Вчера вечером. Ящик заперт.

— А ты не снял ксерокопию для Джошуа?

— Нет. Он получит ее, когда я закончу редактирование. А не мог кто-нибудь прочитать твой экземпляр?

— Нет. Он у меня в чемодане, — сказал Ченселор и вдруг замолчал.

Чемодан! Его портфель лежал в машине вместе с чемоданами в тот вечер в Роквилле. Раннее утро, быстрые шаги… Окровавленные конечности животного. Пятна крови на чемодане. Тогда это и могло случиться.

— Ну ладно, Тони. Я позвоню тебе послезавтра или что-нибудь в этом роде.

— А что ты делаешь в Вашингтоне?

— Сам не знаю. Приехал, чтобы кое-что выяснить, а теперь не знаю… — Ченселор повесил трубку, прежде чем Морган успел что-либо сказать.

Он увидел белое крыльцо и свет, едва проникавший через витраж над дверью. Квартал состоял из старинных домов, когда-то выглядевших очень величественно, а теперь заметно потускневших.

— Вот этот дом, — показал Ченселор водителю. — Большое спасибо. Сдачи не надо.

Водитель заколебался:

— Эй, мистер! Может, я ошибаюсь, да и не мое это дело… Может, вы ожидали этого, поэтому и звонили по телефону… Мне кажется, за нами кто-то следит.

— Что?! Где эта машина? — Питер резко обернулся и посмотрел через заднее стекло такси.

— Не ищите. Он подождал, пока мы остановимся, а потом свернул налево, вон туда. Он, как и мы, замедлил ход. Возможно, чтобы узнать, где остановится наша машина.

— Вы уверены?

— Я уже сказал, что мог ошибиться. Но все возможно.

— Понимаю. — Питер задумался на какой-то момент. — Вы подождете меня? Я заплачу.

— Нет, спасибо. С вами я и так заехал слишком далеко. Моя старуха наверняка будет ворчать. Висконсин-авеню совсем рядом — там легко поймать такси.

Ченселор вылез из машины и захлопнул за собой дверцу. Такси рванулось вперед по улице. Питер свернул к дому. Он был погружен в темноту, и только из прихожей пробивался слабый свет. Но с того момента, как он разговаривал с Филлис Максвелл, прошел почти час. Она должна быть уже на месте. Однако помнит ли она о предстоящей встрече? Питер двинулся по дорожке к крыльцу. Шагнув на верхнюю ступеньку, он услышал, как щелкнул замок. Дверь открылась, но никого не было видно.

— Филлис?

— Входите быстрее, — шепотом ответили из прихожей.

Она стояла у стены, слева от двери, прижавшись спиной к выцветшим обоям. В слабом свете она казалась старше, чем тогда, в отеле «Хей-Адамс». Лицо ее побелело от страха. В уголках рта залегли резкие морщины. Ее взгляд оставался по-прежнему пронизывающим, но был каким-то безжизненным. В нем больше не было любопытства, только страх. Ченселор закрыл дверь.

— Вам не следует бояться. Вы ведь никогда не боялись меня. Верьте мне, Филлис.

— О, молодой человек, вы не лучший представитель рода человеческого! — сказала она. В ее шепоте звучали горечь и презрение. — Вы убиваете… но деликатно.

— Это сущий вздор! Я хотел бы поговорить с вами. Но не здесь, здесь я даже не вижу вас.

— Я не буду включать свет.

— Теперь, по крайней мере, я вас слышу.

Мысли Питера вдруг вернулись к вселившим тревогу словам водителя такси. На улице стояла машина, и кто-то вел из нее за ним наблюдение.

— Ну хорошо, пусть света не будет. Может, все-таки присядем?

Вместо ответа она сверкнула глазами, затем отстранилась от стены. Через сводчатый проход он двинулся за ней в темную гостиную. В полоске света, падавшей из прихожей, он разглядел огромные кресла и диван. Она шла прямо к столу, стоявшему напротив дивана. Слышался только шелест ее юбки. Он снял пальто, бросил его на край дивана и сел. Полоска света из прихожей падала как раз на Филлис, и он хорошо видел ее лицо.

— Я хочу рассказать вам кое-что, — начал он. — Если у меня получится не совсем складно, то только потому, что мне еще не приходилось давать подобных объяснений. Я никогда не пытался анализировать то, что весьма спорно называют творческим процессом. — Он раздраженно повел плечами, так как терпеть не мог этого термина. — Я восхищаюсь вами.

— Очень мило с вашей стороны.

— Не надо, прошу вас. Вы знаете, что я имею в виду. Мой отец всю жизнь был журналистом. Когда мы встретились, вы произвели на меня большее впечатление, чем я на вас. Правда, тот факт, что вы хотели взять у меня интервью, показался мне подозрительным. Я воспрял духом, когда понял, что ничего страшного за этим не кроется и никакого отношения к моим книгам не имеет. Вы — часть чего-то очень важного, такого важного, чего у меня нет. Вы действительно поразили меня, и вечер получился удивительным. Я выпил слишком много, как и вы, но какое это имеет значение?

— Убивайте поделикатнее, молодой человек, — прошептала она.

Питер даже перестал дышать, сдерживая себя.

— Я провел время с замечательной женщиной. Если мое преступление в этом, то я виновен.

— Продолжайте… — Филлис закрыла глаза.

— В тот вечер я задал вам кучу вопросов о Гувере. В ответах ваших открылись такие вещи, о которых я понятия не имел. Ваш гнев был неистов. Была оскорблена ваша мораль, и вы говорили с таким негодованием, с каким никогда ничего не писали.

— Куда вы клоните?

— Это часть моего нескладного объяснения. В Вашингтоне я собирал информацию для своего нового романа. Несколько дней спустя я начал писать. Ваша ярость очень помогла мне, ведь это ярость женщины, сделавшей блестящую карьеру. Поэтому было вполне логично наделить один из персонажей подобными качествами. Так я и сделал. Вот и все мое объяснение. Вы подсказали мне идею образа, но вы не есть тот самый образ. Он — всего лишь вымысел.

— Вы придумали и генерала, который вчера был похоронен на Арлингтонском кладбище?

Ченселор сидел не двигаясь, пораженный услышанным. Ее безжизненный взгляд гипнотизировал его.

— Нет, его я не выдумал, — ответил он спокойно. — Кто рассказал вам о нем?

— Вы, конечно, знаете. Страшный, пронзительный шепот. Способ простой, но очень эффективный. Вы наверняка знаете. — Филлис выговаривала каждое слово раздельно, будто боялась произносить их вслух.

— Не знаю, — ответил Питер, действительно не понимая, о чем она говорит, однако уже начиная понимать, что кто-то опять раскинул свою страшную сеть. Он постарался сохранить спокойствие, не выдать волнения, но знал, что вспыхнувшую в нем ярость скрыть не удастся. — Мне кажется, все это зашло слишком далеко. Шепот по телефону. Надписи на стене. Обыск со взломом. Убийство животных. Хватит! — Он встал и огляделся. — Этому нужно положить предел. — Наконец он увидел то, что искал: большую настольную лампу. Неторопливо подошел к ней, протянул руку к шнурку под абажуром и дернул — свет зажегся. — Довольно прятаться, довольно темных комнат! Кто-то пытается свести вас с ума, свести с ума Элисон, свести с ума меня. Хватит! Я не позволю!

Это все, что он успел сказать. Стекло в одном из окон со звоном разлетелось. В тот же миг послышался треск дерева и пуля вонзилась в багет. Затем вдребезги разлетелось еще одно стекло. В воздухе просвистели осколки, трещины изрезали оштукатуренную стену, будто зигзаги молний.

Питер инстинктивно вытянул вперед руку и сбросил лампу на пол. Она упала, но лампочка продолжала гореть, освещая комнату.

— Ложитесь! — крикнула Филлис.

Бросаясь на пол, Ченселор почему-то вдруг подумал, что не слышал выстрелов, что опять страшные видения вернулись к нему. Вспомнилось, как тогда, в Клойстерзе, на его глазах был убит человек: над его правой бровью неожиданно образовалось красное пятно, и через мгновение тело рухнуло на траву. Но и тогда он не услышал выстрела. Только какие-то странные, чавкающие звуки нарушили тишину и наполнили ее дыханием смерти.

«Действуй! Ради Бога, действуй!» — приказал он себе и, охваченный паникой, бросился к Филлис и потянул ее за собой на пол.

Еще одно стекло разбилось — очередная пуля впилась в штукатурку, потом еще одна, рикошетом отлетевшая от чего-то каменного и разбившая стекло на фотографии, висевшей на стене. «Действуй — иначе погибнешь!» — опять приказал он себе. Нужно погасить лампу. Пока светло, он и Филлис служат хорошими мишенями для нападающих. Он оттолкнул Филлис, в то же время удерживая ее на полу и слыша, как она стонет от страха. Бросил взгляд вправо, затем влево. Камин! Наверное, тут есть камин. Камин оказался прямо позади него, и Ченселор сразу увидел то, что искал, — кочергу. Он быстро пополз за ней.

Опять раздался звон разбитого стекла. На стене появились новые трещины, убегающие в тень. Филлис вскрикнула, и на какое-то мгновение Питеру пришла в голову мысль, что ее крик услышат, но затем он вспомнил, что дом стоит на углу, а ближайшее здание находится не менее чем в тридцати пяти ярдах от него. Вечер был холодным, все окна и двери давно закрыты. Так что криков Филлис все равно никто бы не услышал.

Ченселор подполз к лампе, поднял кочергу и так ударил ею по абажуру, словно хотел поразить свирепого хищника.

В прихожей свет все еще горел. Питеру он казался сейчас лучом прожектора, обшаривавшим углы и наполнявшим комнату прямо-таки ослепительным светом. С поднятой кочергой он устремился вперед, к сводчатому проходу, к светильнику, висевшему у потолка. Кочерга взвилась, подобно вращающемуся ригелю, и врезалась в лампочку. Все погрузилось в темноту.

Ченселор снова бросился на пол и пополз к Филлис.

— Где телефон? — спросил он шепотом.

Она так дрожала, что была не в состоянии ответить ему.

— Телефон? Где он?

Наконец она поняла его. Он уловил это по выражению ее глаз, которое смог разглядеть в неверном свете уличных фонарей. Голос же ее сквозь рыдания был едва слышен.

— Не здесь. Здесь только розетка, а аппарата нет.

— Что?

«Что она хотела сказать? Розетка? Нет аппарата?..»

Комнату снова заполнил звон разбитого стекла — пуля вонзилась в стену в нескольких дюймах над их головами. Вдруг снаружи, как бы вторя приглушенной стрельбе, раздался громкий выстрел и чей-то гортанный крик, резко оборвавшийся. Взвизгнули шины, послышался металлический скрежет, и опять разнесся негодующий крик. Захлопали дверцы автомобиля.

— В кухне, — прошептала Филлис, показывая вправо от себя в темноту.

— Телефон в кухне? Где?

— Вон там.

— Лежите. — Питер, подобно испуганному насекомому, стремительно прополз через сводчатый проход к двери и почувствовал под руками кафельный пол кухни. Телефон, где он? Ченселор пытался приучить глаза к темноте. В панике он ощупывал стены рукой: кухонные телефоны обычно устанавливают на стене, и шнур свисает вниз… Наконец он нашел его, снял трубку и поднес к уху. Другой рукой он нащупал диск, а в нем последний кружок — ноль!

Телефон не работал.

Послышался оглушительный треск. На противоположной стороне абсолютно темной кухни посыпались стекла — верхняя часть наружной двери была разбита. От стены отлетел кирпич — кто-то, видимо, бросил его через окно.

Кирпич! Камин! Он видел какой-то кирпич у каминной решетки. Он был уверен в этом. Вот оно, решение. В их положении единственно правильное.

На четвереньках — где ползком, а где бегом — он устремился назад, в кромешную тьму гостиной. Филлис, сжавшись в комок, лежала около дивана, застыв в ужасе. Вот и кирпич. Хозяева, будто нарочно, положили его сюда. Некоторые называют это новоанглийской растопкой, а на Среднем Западе — растопкой с озера Эри. Круглый пористый камень, надетый на конец латунного стержня, мок в керосине. Его обычно кладут под поленья, и он служит для разжигания камина.

Ченселор протянул руку к горшку и снял металлическую крышку. Внутри была жидкость. Керосин!

Опять засвистели пули. Некоторые из них ударялись об уцелевшие стекла, а некоторые пролетали через уже разбитые и вонзались в стены и потолок. Ченселор слышал, как взвизгивали те из них, что рикошетировали от металлических предметов.

Пот струился по лицу Питера. Он был уверен, что нашел правильное решение, но не знал, как его осуществить. И тогда вдруг оказалось, что он его давно придумал. Оно пришло к нему со страниц его собственного романа.

«Добрич сорвал с себя рубашку и окунул ее в бочку с бензином. Урожай был собран, и в поле остались лишь стога сена. Ближайший из них загорится, и ветер разнесет пламя. Вскоре все поля будут охвачены огнем, и солдатам придется прекратить поиски…»

Подобный прецедент есть в его романе «Сараево!». Это произошло после убийства эрцгерцога Фердинанда.

Питер скинул с себя пиджак и рубашку. Прополз к столу, на котором раньше стояла лампа, сдернул скатерть и вернулся к камину. Там он расстелил рубашку на полу, положил сверху скатерть и облил все это керосином, оставив в горшке совсем немного. Потом он подскочил к дивану, стянул оттуда одну из подушек и вылил на нее оставшийся керосин.

Снаружи снова послышались чавкающие звуки, снова зазвенели разбитые стекла. Ченселору показалось, что его вот-вот стошнит от страха. Боль в висках возобновилась с такой силой, что потемнело в глазах. На какой-то момент он зажмурился, ему захотелось крикнуть, но он знал, что не сделает этого.

Он поставил горшок из-под керосина на скатерть и стал обертывать его скатертью и рубашкой. Туго стянув ее рукава, он убедился, что горшок надежно завернут, а один из рукавов торчит наружу. Затем Ченселор сунул руку в карман брюк и достал спички.

Все было готово, и он пополз по направлению к окнам, волоча за собой сверток и толкая впереди подушку. Потом медленно поднялся. В руке он сжимал торчавший из свертка рукав рубашки. Подушка лежала на полу. Неловким движением он зажег спичку и бросил ее на пропитанный керосином сверток. Вспыхнуло пламя.

Раскачав сверток за рукав, Питер с силой швырнул его в окно. Пролетев небольшое расстояние, сверток как огненный шар покатился по газону. Приток воздуха раздул пламя. Стекавший на землю керосин тоже загорелся, и вокруг запрыгали желтые языки.

Питер услышал шаги, какие-то выкрики. Потом снова шаги, на этот раз приближавшиеся к дому с боковой стороны. Люди пытались погасить огненный шар. Настал момент пустить в ход оставшееся оружие. Питер опять зажег спичку и, держа ее в одной руке, другой поднял подушку и поднес к ней.

Снова вспыхнуло пламя, опалив волосы на руке Ченселора. Он подбежал к крайнему правому окну и швырнул подушку. Она приземлилась там, куда он метил, — у белого крыльца. Старое дерево оказалось очень сухим, и огонь, раздуваемый ветром, быстро сделал свое дело. Крыльцо загорелось.

Опять послышались крики, крики на каком-то незнакомом языке. На каком? Питеру никогда не приходилось слышать такого.

Последняя очередь выстрелов была нацелена на окна. Стреляли не прицельно, а просто внутрь дома. Ченселор услышал, как взревел мощный мотор, захлопали дверцы автомобиля, завизжали шины, скользя по асфальту. Машина помчалась прочь.

Питер бегом вернулся к Филлис, поднял ее на ноги, прижал к себе и почувствовал, как она дрожит.

— Они ушли. Ушли совсем. Все в порядке. Нужно побыстрее выбираться отсюда через черный ход. Скоро все здесь запылает, как стог сена.

— О Боже! О мой Боже! — Она уткнулась в его обнаженную грудь. Из глаз ее безостановочно текли слезы.

— Пошли, пошли! Мы подождем полицию снаружи. Кто-нибудь увидит огонь и вызовет полицейских. Пошли!

Филлис медленно подняла на него свой взгляд. В нем отразились испуг и какое-то странное сожаление. Питер увидел это в свете разгоравшегося за окнами пламени.

— Нет, не надо… — произнесла она хриплым шепотом. — Не надо полиции…

— Нас же пытались убить, черт возьми! Постарайтесь все-таки настроиться на то, что придется поговорить с полицией.

Она оттолкнула его. «Наверное, пытается прийти в себя», — подумал Питер.

— На вас нет рубашки.

— У меня есть пиджак и пальто. Пошли!

— А моя сумочка? Принесите ее, она в прихожей.

Ченселор бросил взгляд в сторону прихожей. Через щели в наружной двери струился дым. Крыльцо было охвачено пламенем, но огонь еще не проник внутрь дома.

— Сейчас. — Он отпустил Филлис и протянул руку к своему пиджаку, лежащему у камина.

— Мне кажется, она на лестнице. А может быть, я оставила ее в шкафу? Я не уверена.

— Хорошо, хорошо. Я принесу ее, а вы выходите на улицу через кухню.

Филлис повернулась и вышла. Питер надел пиджак и быстро прошел в прихожую, по пути захватив пальто с дивана.

Все было кончено. Предстояли беседы с полицией, с властями, со всеми, кто захочет слушать. Сегодня всему пришел конец. Платить такой ценой за книгу он не намерен.

Сумочки на лестнице не оказалось. Он прошел половину расстояния до площадки, но ничего не обнаружил. Дым становился все гуще. Нужно было торопиться. Наружная дверь уже загорелась. Он сбежал вниз по ступенькам, взглянул влево, потом вправо и заметил в углу шкаф. Он быстро подошел к нему и открыл дверцу. В шкафу висели пальто, а на крючках две шляпы и различные косынки. Но сумочки не было.

Нужно было уходить. От дыма становилось все труднее дышать. Питер закашлялся, из глаз его потекли слезы. Он бросился бегом через гостиную, через сводчатый проход, через кухню к выходу.

Откуда-то издали послышался вой полицейских сирен.

— Филлис! — позвал он.

Она не откликнулась.

Он побежал вокруг дома к парадному входу. Филлис и здесь не оказалось. Питер кинулся в другую сторону — по подъездной дорожке снова к черному ходу.

— Филлис! Филлис!

Ее нигде не было. Тогда он все понял. Сумочка была только предлогом. Филлис просто сбежала от него.

Сирены звучали все громче, не далее чем в нескольких кварталах от дома. Старое здание сгорало быстро. Вся фронтальная часть уже была охвачена пламенем, которое распространялось внутрь.

Питер понимал, что одному не стоит разговаривать с полицией. Может быть, потом, но не теперь, не так сразу. И он поспешил раствориться в ночной темноте.

Глава 22

Боль в висках вызывала у него желание броситься на землю и разбить себе голову о бетонный край тротуара. Но он знал, что это не поможет, и потому продолжал идти, поглядывая по сторонам, в направлении деловой части Вашингтона. Он искал такси.

Ему следовало бы остаться у горящего дома на 35-й улице, дождаться полиции и рассказать эту невероятную историю. Но что-то подсказывало ему, что в отсутствие Филлис его исповедь непременно вызвала бы вопросы, на которые он не мог бы найти ответа. Ответа, не повредившего бы Филлис Максвелл. Он размышлял над собственной ответственностью перед ней. Было что-то такое, чего он не знал, но должен был знать. И хоть что-то ради нее сделать.

Наконец появилось такси. Светящийся желтый огонек на крыше машины показался Питеру своего рода маяком. Он сошел с тротуара и замахал руками. Такси замедлило ход, но, прежде чем остановиться, водитель осторожно выглянул в окно.

— К отелю «Хей-Адамс», пожалуйста, — попросил Ченселор.

— Боже мой, что случилось? — спросила ошеломленная Элисон, едва открыв дверь.

— У меня в чемодане есть пузырек с таблетками, в заднем кармашке. Скорее достань их.

— Питер, дорогой, в чем дело?

Он прислонился к двери, и Элисон бросилась его поддерживать:

— Я вызову врача.

— Нет. Сделай то, о чем я тебя прошу. Я знаю, что мне нужно. Хватит таблеток. Только побыстрее.

Он почувствовал, что падает, ухватился за ее руки и с ее помощью, спотыкаясь, двинулся в спальню. Он лег на спину и жестом показал на чемодан, все еще стоявший на специальной подставке для багажа в углу. Элисон поспешила выполнить его просьбу.

Питер принял две таблетки сразу, что делал крайне редко. Элисон бросилась в ванную и через несколько секунд вернулась со стаканом воды. Потом села рядом с ним и поддерживала его голову, пока он пил.

— Прошу тебя, Питер. Вызовем врача.

Он покачал головой:

— Не надо. — Он говорил слабым голосом и пытался при этом улыбнуться, как бы заверяя Элисон в том, что все в порядке. — Это пройдет через несколько минут. — В глазах у него потемнело, веки налились свинцом. Но он не мог позволить себе забыться, пока не успокоит ее и не подготовит к тому, что может случиться, когда он потеряет сознание. — Вероятно, я сейчас усну ненадолго. Как обычно. Я могу бредить, даже кричать в забытьи. Ты не пугайся и не придавай ничему значения. Это просто бессвязное бормотание, чепуха всякая…

Темнота окутала его, словно ночь. Окружающее утратило свои реальные очертания. И теплый бриз приятно покачивал его на волнах.

Он открыл глаза, не зная, сколько времени провел в постели. Сверху на него глядело милое лицо Элисон, глаза ее от наполнявших их слез казались еще красивее.

— Эй! — сказал он, протягивая руку к ее влажной щеке. — Все в порядке.

Она схватила его руку и прижала к губам.

— Ее звали Кэти? Так?

— Да.

— Она умерла?

— Да.

— О, дорогой! Сколько страданий, сколько любви…

— Прости меня.

— Ничего, ничего…

— Тебе, наверное, не очень приятно это видеть.

Она протянула руку, погладила его по щеке, коснулась его глаз и губ.

— Это как подарок… — сказала она. — Как прекрасный подарок.

— Не понимаю.

— Хоть ты и назвал ее имя, ты обращался ко мне.

Он рассказал Элисон обо всем, что произошло в доме на 35-й улице, конечно, приуменьшив опасность. Он объяснил ей, что беспорядочная стрельба — это своего рода нагнетание страха, попытка запугать, а не ранить или убить.

Было очевидно, что она не поверила ему. Как дочери солдата ей уже приходилось сталкиваться с подобными явлениями. Она выслушала его расплывчатые объяснения без каких-либо комментариев, только взглядом показав, что не верит им.

Страницы: «« « ... 1011121314151617 » ... »»