Рукопись Ченселора Ладлэм Роберт

Глава 34

В распоряжении О’Брайена не было больше «цитадели». Его возможности иссякли. Даже наиболее благожелательно настроенные коллеги не хотели ему помогать. Дом в Сент-Майклзе был разрушен. На воздух взлетела правительственная недвижимость стоимостью четыре миллиона долларов.

Можно, конечно, найти объяснения этой катастрофе, объяснения, которые будут истолкованы в пользу О’Брайена. Но как объяснить в мире разведки одно ужасное убийство? На месте преступления был найден изрешеченный пулями труп Варака. На месте преступления, а не в «цитадели». Это походило на измену.

Все это Питер понимал, но это не имело никакого значения. Люди, которые гнались за ним до Смитсоновского института, обнаружили труп Варака и привезли его в Сент-Майклз, чтобы еще больше запутать расследование. Это был дьявольски хитрый ход. Теперь никто не станет с ними даже разговаривать. Кроме того, прошел слух о том, что старший агент Кэролл Куинлен О’Брайен исчез. Из отдела в Госдепартамент переслали настоятельную просьбу Куина о предоставлении в его распоряжение «цитадели» в Сент-Майклзе. В деле фигурировало имя Варака и заявление О’Брайена о том, что ФБР и Совет национальной безопасности проводят совместную операцию. Заявление оказалось фальшивкой. О’Брайен бесследно исчез, а центр по работе с перебежчиками был разрушен.

Куин несколько раз звонил из телефонов-автоматов, расположенных на автострадах и проселочных дорогах, и узнал, что правительственные агенты идут за ним буквально по пятам. Его жена обезумела от страха: к ним в дом приходили люди, которые еще несколько дней назад были их друзьями, и говорили ей ужасные вещи. О’Брайен пытался хоть немного ее успокоить, но делать это надо было очень быстро. Да и ни о чем важном он говорить не мог, ведь их телефон наверняка прослушивался. Кроме того, ему, Питеру и Элисон после каждого телефонного разговора приходилось поспешно скрываться. Их преследователи могли установить, откуда они звонили.

Питер позвонил в Нью-Йорк Тони Моргану. Тот был страшно напуган: к нему приходили правительственные агенты. К Джошуа Харрису — тоже. Они выдвинули ошеломляющие обвинения против Ченселора: будто он сделал ложное заявление ночному дежурному офицеру ФБР, в результате чего погибли сотрудники министерства юстиции. Более того, в Коркоран Гэлери он напал на агента ФБР, который теперь находится в критическом состоянии. Если он умрет, Питера обвинят в убийстве. Помимо этих обвинений были основания подозревать его в причастности к разрушению секретного центра стоимостью четыре миллиона долларов.

— Ложь! — закричал Питер. — Человек, на которого я якобы напал, пытался убить меня. Это один из маньяков. Его заставили подать в отставку. Об этом они тебе сказали?

— Нет. А кто сказал об этом тебе? Агент по фамилии О’Брайен?

— Да.

— Не верь ему. О’Брайен всего лишь озлобленный неудачник. Правительственные агенты ясно дали мне это понять. Когда ты с ним встретился, его уже увольняли на пенсию.

— Он спас мне жизнь!

— Скорее всего, он просто хочет, чтобы ты так думал. Вернись, Питер. Мы наймем лучших адвокатов. У тебя есть смягчающие вину обстоятельства, и правительственные агенты относятся к этому с пониманием. Боже мой, твои нервы на пределе. В прошлом году ты еле выкарабкался. У тебя вся голова изрезана, и никто не знает всех возможных последствий.

— Тебе прекрасно известно, что это вздор.

— Нет, неизвестно. Я хочу понять причины твоих поступков… — Голос Моргана дрогнул: Питер не был ему безразличен.

— Тони, послушай, у меня мало времени. Неужели ты не понимаешь, что они затевают? Они не хотят сказать правду. Они пытаются овладеть ситуацией, не признаваясь, что пока она складывается не в их пользу. Досье Гувера похищены!

— Не играй с огнем, ты убиваешь себя! — Слова Моргана прозвучали как крик души.

Ченселор понял все. Итак, теперь они используют и Тони в своей грязной игре.

— Ты сказал им о досье?

— Да, — еле слышным шепотом ответил Морган.

— Они отрицали, что досье похищены?

— Конечно. Они сказали, что досье не могли быть похищены, потому что их уничтожили по личному указанию Гувера.

Правительственные агенты вконец изолгались. Внезапно Питер вспомнил слова Филлис Максвелл о людях, ставших жертвами ФБР. А были ли это ее слова? Или он сам придумал их? Теперь он ни в чем не был уверен. Реальные события и вымысел слились воедино. Несомненным оставалось лишь одно — необходимо найти и заполучить досье. Это был единственный выход из их трудного положения. А до тех пор им придется скрываться.

— Тебе солгали, Тони. Молю Господа, чтобы это было не так, но это так. — Он положил на рычаг телефонную трубку и выбежал из будки.

В городе Ошен-Сити, в пляжной зоне, они отыскали почти пустой мотель. До Рождества оставалось два дня, и люди торопились домой. Доктор обработал ранки и многочисленные порезы О’Брайена, не проявив при этом никакого интереса к нему, чего нельзя было сказать о его деньгах. К тому же придуманное ими объяснение звучало вполне правдоподобно и убедительно: человек налетел по неосторожности на стеклянную дверь.

Канун Рождества О’Брайен встретил на грани нервного истощения. Его жена и дети находились менее чем в двух часах пути, но с таким же успехом они могли находиться и на краю света. Все равно он не мог послать им ни слова утешения, ни слова надежды. Оставалась лишь боль разлуки. Питер наблюдал, как борется О’Брайен со своими страхами, видел, как тяготит его чувство вины и одиночество, и думал о том, что в один прекрасный день его очередной литературный герой будет говорить те же слова и испытывать те же чувства. Он наблюдал, как человек, снедаемый страхом, поневоле обретал мужество, как сердце его разрывалось на части, и это трогало и возмущало Питера. Судьба свела профессионала и дилетантов. Теперь все зависело от них самих, от их расторопности и умения. Больше не на кого рассчитывать. Даже Элисон нельзя было сбрасывать со счетов, поскольку они нуждались в ней. Вместе они должны разгадать тайну Часона, иначе насилие и террор будут продолжаться. Но в ходе поисков разгадки их могли убить, и подобная перспектива представлялась им ужасающей несправедливостью.

Рождество для них оказалось печальным. Они сняли номер на втором этаже, который управляющий мотелем называл «южным люксом». Номер состоял из двух комнат. Их окна были расположены по торцевой части здания, откуда хорошо просматривались пляж и вход в мотель. В люксе имелись спальня, гостиная с диваном-кроватью и небольшая кухня.

Они решили на время затаиться, понимая, что это необходимо. Радио и телевизор были постоянно включены, чтобы случайно не пропустить новости, какой-нибудь намек на то, что в сотне миль отсюда, в Вашингтоне, кто-то решил подтвердить факт их исчезновения. Они покупали газеты в автомате, который стоял в вестибюле мотеля, и внимательно просматривали их. Одна заметка привлекла их внимание.

«Сент-Майклз, штат Мэриленд. В результате неисправности газовой топки произошел взрыв, который причинил значительный ущерб пригородному дому, расположенному в этом чудесном уголке на берегу Чесапикского залива. К счастью, в момент взрыва в доме никого не было. Владельцы, мистер и миссис Ченселор-О’Брайен, находятся за границей. Предпринимаются попытки связаться с ними».

— Что бы это значило? — спросил Питер.

— Они дают нам понять, что располагают доказательствами нашего пребывания там, — пояснил О’Брайен. — Ловкачи, да и только.

— Как они могли узнать?

— Очень просто: по отпечаткам пальцев. Вы были на военной службе, а отпечатки моих пальцев имеются во многих отчетных материалах.

— Но они не знают об Элисон. — Ченселор почувствовал облегчение, однако О’Брайен быстро опроверг его заблуждение:

— Боюсь, что знают. Поэтому они и напечатали «мистер и миссис».

— А мне наплевать! — рассердилась Элисон. — Пусть знают. Они думают, что могут нагнать страх на любого, стоит им только пожелать. Но меня они не запугают. Мне есть что сказать!

— И им есть что сказать, — мягко возразил О’Брайен, подходя к окну, из которого открывался вид на пляж и океан. — Полагаю, руководствуясь интересами национальной безопасности, они предоставят вам возможность выбора: или вы будете молчать обо всем, что видели и слышали, или они разоблачат деятельность вашей матери, которой она занималась двадцать два года назад и о которой стало известно совсем недавно. Деятельность, приведшую к гибели сотен американцев. Это неизбежно вызовет вопросы и о вашем отце.

— О Макнайфе? — холодно уточнил Питер. — Убийца из Часона?

О’Брайен отвернулся от окна.

— Это звучит слишком двусмысленно. Скорее всего, его назовут предателем из Часона, жена которого, став двадцать два года назад наркоманкой, служила врагам подстилкой и виновна в гибели многих американских солдат.

— Они не осмелятся! — закричала Элисон.

— Подобные обвинения кажутся притянутыми за уши, — заметил Ченселор. — В данном случае они затеяли бы игру с огнем. Как бы им самим не обжечься!

— Разоблачения такого рода, — начал О’Брайен со спокойной уверенностью, которая, по мнению Питера, была отличительной чертой его характера, — всегда крайне драматичны. Их помещают на первых полосах газет. Какие бы опровержения потом ни появились, они не будут казаться убедительными. Моральный ущерб будет нанесен, и устранить его последствия вряд ли удастся.

— Я не верю, не хочу верить этому, — нервно сказала Элисон.

— Поверьте мне на слово. Эта история из досье Гувера.

— В таком случае давайте добудем досье. — Питер свернул газету. — Начнем с Джейкоба Дрейфуса.

— Это Кристофер, не так ли? — спросила Элисон.

— Да.

— Это имя ему подходит, — сказала она, поворачиваясь к О’Брайену. — Я не верю, чтобы нельзя было обратиться к кому-нибудь за помощью.

— Есть один сенатор, — вспомнил Питер. — Мы можем пойти к нему.

— Даже он потребует представить ему более веские доказательства, чем те, которыми я располагаю, — заметил агент. — Два дня назад он, пожалуй, и не потребовал бы их, но теперь будет настаивать.

— Что вы хотите этим сказать? — с беспокойством спросил Ченселор.

Еще вчера О’Брайен был так уверен в себе! Досье похищены, и у него имелись доказательства. Теперь же положение казалось отчаянным.

— Я хочу сказать, что мы не можем рассчитывать на его помощь.

— Это почему же?

— Из-за событий в Сент-Майклзе, из-за гибели правительственного имущества и нарушения правил обращения с секретными документами. Он наверняка связан честным словом немедленно сообщить о нас, как только мы попытаемся войти с ним в контакт. Если он этого не сделает, его поведение будет классифицироваться как попытка воспрепятствовать свершению правосудия.

— Вздор! Пустые слова!

— Таков закон. Сенатор может предложить свою помощь. Если Варак не ошибся в нем, он ее и предложит, но потребует доказательств и будет настаивать на том, чтобы мы сдались властям. Закон обязывает его занять именно такую позицию.

— Да им только того и надо, чтобы мы сдались! Не выйдет!

Элисон коснулась его руки:

— Кому это «им», Питер?

Ченселор замолчал. Ему было трудно ответить на этот вопрос, так как ситуация, в которую они попали, казалась ужасной.

— Тому, кто завладел досье и хочет убить нас. Теперь это не секрет. Тем, кто знает, что досье похищены, но отрицает этот факт и хочет заставить нас замолчать. Ради этого они готовы принести нас в жертву. Однако они преследуют ту же цель, что и мы: стремятся заполучить досье. — Он медленно прошел мимо О’Брайена к окну и стал смотреть на океан. — Знаете, Браво высказал любопытную вещь. Четыре с половиной года назад он направил меня в мир, о котором я раньше и не помышлял, и теперь он посоветовал мне возвратиться в мир книг и предоставить реальный мир другим — ему и ему подобным. — Он отвернулся от окна. — Но они не стоят этого. Не знаю, стоим ли этого мы, однако твердо убежден, что без них человечеству станет лучше.

Когда дворецкий доложил, что звонят из Белого дома, Джейкоб Дрейфус завтракал. В сильном раздражении он поднялся из-за стола. Этот болван, президент, должно быть, хотел пожелать ему веселого Рождества. Веселого Рождества? Лучше бы поздравил его с иудейским праздником. А какое ему, Дрейфусу, дело до Христа?

Ходили слухи, что президент частенько выпивает. Ничего удивительного. Еще никогда за всю историю республики не было столь бездарной администрации. Коррупция приняла невиданные размеры, властолюбие стало наибольшим злом. Вполне понятно, что президент пристрастился к бутылке.

Джейкобу не хотелось разговаривать, но из уважения к Белому дому он все-таки подошел к телефону:

— Доброе утро, господин през…

— Я не президент, — сообщил незнакомый голос. — Я совсем другой человек. Впрочем, и вы, Кристофер, не тот, за кого себя выдаете.

Кровь отхлынула от лица Дрейфуса. Ему сразу стало трудно дышать. Он едва удержался на тощих ногах. Тайна всей его жизни стала кому-то известна. В это не хотелось верить.

— Кто вы?

— Человек, который работал на вас. Меня зовут Питер Ченселор, и я отлично справился со своей ролью. Я узнал о вещах, которые, убежден, вы старались держать от меня в тайне, и именно поэтому нам надо встретиться. Сегодня после полудня.

— После полудня? — Дрейфус был на грани обморока. («Питер Ченселор, писатель… Как он сумел добраться до меня?») — Я не назначаю встреч без предварительной договоренности.

— На этот раз придется отступить от правила, — заявил Ченселор. Он нервничал, и Джейкоб сразу почувствовал это:

— Я не терплю приказов и никогда не слышал ни о каком Кристофере. Вы, видимо, проделали какой-нибудь ловкий трюк, чтобы связаться со мной. Наверное, это меня позабавит, и если бы вы пожелали позавтракать со мной как-нибудь на следующей неделе…

— Сегодня после полудня, и никаких завтраков.

— Вы не хотите выслушать…

— А мне и не нужно. Вполне вероятно, что мой ловкий трюк уже потерял всякий смысл. Может, меня интересуют другие вещи. Не исключено, что мы придем к соглашению.

— Не могу себе представить, чтобы мы могли заключить какое-либо соглашение.

— Его и не будет, если вы расскажете обо всем вашим друзьям или кому-нибудь из них.

— Друзьям?

— Баннеру, Парису, Венису и Браво. Ничего им не рассказывайте.

Дрожь охватила Джейкоба.

— О чем вы?

— Я говорю о том, что они не поймут вас, а я пойму. Призвание писателя — стараться понять людей. Вот почему вы и использовали меня, не правда ли? Думаю, что я понимаю вас. А ваши друзья — нет.

— О чем вы? — Дрейфус не мог справиться с дрожью в руках.

— Назовем это величайшим искушением. Любой, кто знаком с событиями под Часоном, поймет логическую связь. Что же касается ваших друзей, они убьют вас.

— Часон? Убьют меня? — У Джейкоба потемнело в глазах. Во всем этом была какая-то чудовищная ошибка. — Где вы хотите встретиться?

— К северу от Ошен-Сити, штат Мэриленд, находится пляж. Любой водитель такси знает его. Так вот, возьмите такси и приезжайте. А теперь берите карандаш, Кристофер, я продиктую вам указания. Будьте на месте в час тридцать.

Пот ручьем стекал со лба Питера. Он прислонился к стеклянной стенке телефонной будки. Он сделал это, он действительно сделал это! Рожденная писательским воображением идея стала реальностью.

Его замысел сводился к тому, чтобы дать Кристоферу и его друзьям возможность выбирать. Если досье у Кристофера, он придет к выводу, что его разоблачили, и приедет на встречу с единственной целью — убить того, кто проник в его тайну. В этом случае он вряд ли явится один. Если же досье не у Кристофера, то у него две возможности: игнорировать телефонный звонок и не соглашаться на встречу или же, напротив, согласиться на нее, исходя из того, что один из их организации или все четверо предали общее дело. В этом случае он придет один.

Только промежуточный вариант — полное игнорирование телефонного звонка — доказывал непричастность Кристофера к похищению досье. Но он не выбрал его. Питер вообще сомневался, что кто-нибудь из членов «Инвер Брасс» выберет этот путь.

В дверь будки постучала Элисон. Секунду Питер просто смотрел на нее сквозь стекло, снова испытывая восхищение при виде ее очаровательного лица с умными, проницательными глазами, которые, несмотря на охватившее ее беспокойство, светились любовью. Потом он открыл дверь:

— Дело сделано!

— Как все прошло?

— Смотря как понимать. Но он придет.

Глаза Элисон все еще излучали любовь и беспокойство, однако теперь в них появилось и нечто новое — страх.

Глава 35

Фредерик Уэллс сидел за рождественским завтраком, когда горничная позвала его к телефону. Дети вели себя шумно, и он усомнился было в том, что правильно понял ее.

— Тихо! — приказал он, и все сидевшие за столом умолкли. — Что вы сказали?

— Вам звонят из Белого дома, сэр, — повторила горничная.

Визг детей, последовавший за этими словами, лишний раз напомнил Уэллсу, что женился он слишком поздно. По крайней мере, слишком поздно, чтобы иметь маленьких детей. Он, в сущности, и не любил их, считая существами малоинтересными.

Он поднялся из-за стола, встретившись на мгновение взглядом с женой. Она, казалось, читала его мысли. С какой стати ему звонили из Белого дома? Фредерик Уэллс ясно определил свою позицию, почти публично оскорбив президента и окружающую его свору бездарностей. Ему решительно не нравится хозяин Белого дома. Быть может, президент под предлогом рождественских поздравлений решил протянуть своим врагам оливковую ветвь как символ мира? В последнее время он находился в отчаянном положении.

Уэллс прикрыл за собой дверь в кабинет и прошел к письменному столу, бросив взгляд на уставленные в ряд вазы времен династий Юань и Мин, которые он держал под замком в стеклянном шкафу. Они были просто прелестны, и ему никогда не надоедало любоваться ими. Они напоминали о том, что в мире существует не только безобразное, но и прекрасное.

Уэллс поднял телефонную трубку.

— Мистер Фредерик Уэллс?

Спустя минуту его личный мирок рухнул. Рухнул по вине писателя! Неважно, как это удалось последнему, важен был сам факт.

«Инвер Брасс» могла защитить себя. Немедленный роспуск, уничтожение всех бумаг… В случае необходимости еще одно оправданное убийство, устранение этого Ченселора. Ну а как же он сам?

У Баннера были преимущества, но он опасался разоблачения и был бессилен этому помешать. Для него разоблачение означало бы смерть. Прахом пойдет все, чего он добился. Но нет, он не собирается складывать оружия и будет бороться. На этот раз на поле западнее Балтимора. Попробует прийти к соглашению. Ради общей пользы. Уэллс снова взглянул на китайские вазы за стеклом, и впервые они оставили его равнодушным.

Карлос Монтелан сидел в церкви и с какой-то спокойной враждебностью слушал рождественскую мессу, которая в исполнении священника звучала как заклинание. Он не опускался на колени. Ради благополучия жены и всей семьи он, правда, не был чужд лицемерия, но всему есть предел. Бостон, конечно, не Мадрид, но он сохранил об Испании самые живые воспоминания. Испанская церковь была преданным другом власть имущих, заботясь только о своем выживании и не испытывая никакого сострадания к забитой, доведенной до скотского состояния пастве.

Монтелан почувствовал вибрацию на мгновение раньше, чем услышал жужжание. Сидящие около него вздрогнули от неожиданности, некоторые повернулись к нему с гневными лицами — в храм Господень вторглось что-то постороннее. Правда, это вторжение произошло по вине человека выдающегося, советника нескольких президентов, которому даже в храме Божьем приходится решать внезапно возникающие проблемы.

Карлос сунул руку под пиджак, нащупал прибор и отключил звук. Жена и дети посмотрели на него. Он кивнул им, поднялся со скамьи и пошел по мраморному полу мимо мерцающих свечей. Вышел на улицу, отыскал телефонную будку и набрал номер своего офиса. Ему передали, что звонили из Белого дома, просили сообщить номер, по которому с ним можно будет связаться. «Конспирация идиотов», — рассердился Монтелан и назвал номер телефона в будке. Раздался резкий звонок, заполнивший, казалось, всю будку. Карлос поспешно схватил трубку. Услышав первые слова, он почувствовал себя так, будто тело его пронзили ножом, а кровь начала стыть у него в жилах. Писатель узнал о его тайне! В гневных выражениях он осудил всю его деятельность.

Необходимо было прийти с ним к соглашению, выработать какой-нибудь пакт. Только таким путем можно сохранить «Инвер Брасс». Да-да, конечно, он встретится с ним. Поле для игры в гольф восточнее Аннаполиса, возле десятой метки. Да, он найдет его. Он будет на месте сразу после полуночи.

Дрожащей рукой Монтелан положил трубку на рычаг. Некоторое время он стоял, уставившись в телефон. Мелькнула было мысль снова снять трубку и позвонить Джейкобу Дрейфусу. Нет, лучше не звонить. Кристофер очень старый человек — нельзя исключать возможность инфаркта.

Дэниел Сазерленд пил маленькими глотками херес и слушал, как его сын Аарон увлеченно беседует с двумя своими сестрами и их мужьями. Обе пары прилетели на Рождество из Кливленда. Дети вместе с бабушкой и женой Аарона заворачивали в солярии рождественские подарки. Аарон, как всегда, совершенно очаровал собеседников. Судья наблюдал за сыном с двойственным чувством. Конечно, на первом месте была любовь, но порой она сменялась неодобрением, ведь газеты называли Аарона подстрекателем, блестящим адвокатом негритянских деятелей левого толка. А Дэниел желал, чтобы сын не был столь непримиримым, слишком уверенным в том, что только он один знает, как решить все проблемы негритянского населения. В глазах сына он читал ненависть, а с помощью ненависти многого не достигнешь, в ее основе лежит бессилие. Когда-нибудь его сын поймет это. Поймет он также, что плохо скрытая ненависть к белым не только бесплодна, но и неуместна.

Аароном Сазерленд назвал сына не случайно. Это имя выбрал самый дорогой друг Дэниела — Джейкоб Дрейфус. «Пусть он носит имя Аарон, как старший брат Моисея, первосвященник иудеев, — сказал он тогда. — Это красивое имя, Дэниел, а у тебя наверняка будет красивый сын».

Зазвонил телефон. В дверях показалась Эбби, жена Аарона. Как всегда, Дэниел посмотрел на нее почти с благоговением. Альберта Райт Сазерленд, вероятно, была лучшей в стране негритянской актрисой. Высокая и стройная, она отличалась поразительной выдержкой и при случае умела утихомирить даже собственного мужа. К сожалению, ее убеждения мешали ей завоевать большую популярность: она наотрез отказывалась играть роли, в которых хотели использовать лишь ее красоту или цвет кожи.

— Постараюсь сообщить тебе одну потрясающую новость без эмоций, хорошо?

— Хорошо, дорогая.

— На проводе Белый дом.

— Более чем странно, — сказал, поднимаясь, Дэниел. — Я возьму трубку в столовой.

Звонок в сложившейся ситуации казался чем-то непостижимым. Ведь четыре его последние апелляции вызвали ярость администрации, о чем писали в прессе.