Мозаика Парсифаля Ладлэм Роберт
— Это очень странно. Мэттиас сам распоряжается своим временем. Он бы не бросил старого друга, не объяснив ему, по крайней мере, что произошло. Тем более он не поступил бы так со мной. На него это совершенно не похоже.
— Ну и как ты это можешь объяснить?
— Я припоминаю слова Зелинского. Он сказал, что оставлял Мэттиасу записки, в ответ ему звонили люди и от имени Мэттиаса выражали сожаление, говоря, что он очень редко приезжает в свою долину. Но он приезжал. Он был там, когда я звонил. Или предполагалось, что был. Я хочу сказать, что на самом деле он мог и отсутствовать.
— Теперь ты противоречишь самому себе, — прервала его Дженна. — Если твое допущение верно, то почему они просто не сказали, что его нет?
— Не могли. Я использовал личную линию; кроме него, никто не имеет права подходить к этому телефону. Кто-то по ошибке снял трубку и был вынужден выкручиваться из положения.
— Кто-то, работающий на Брэдфорда?
— Кто-то, участвующий в заговоре против Мэттиаса, и я не могу исключать Брэдфорда. Какие-то люди в Вашингтоне тайно имеют дело с людьми в Москве. Совместно они организуют операцию на Коста-Брава, убеждая Мэттиаса в том, что ты — советский агент. Он поверил, его записка ко мне не оставляет в этом никаких сомнений. Мы не знаем, что там наверху стряслось, но Мэттиас в отличие от Брэдфорда здесь ни при чем. Антон не доверял Брэдфорду и ему подобным. Он считал их приспособленцами самого худшего толка. Он не подпускал их к ведению самых важных переговоров, так как был уверен, что эти люди всюду ищут прежде всего личную выгоду. И он был прав. В свое время они вовсю манипулировали общественным сознанием, вешая лапшу на уши всей стране и распоряжаясь в государственном аппарате как у себя дома. — Майкл замолчал и затянулся сигаретой. Дженна не сводила с него глаз. Выпустив струйку дыма, он продолжил: — Вполне вероятно, что он возвращается к своей практике, правда, я не представляю, с какой целью. Скоро стемнеет, и мы сможем отправиться в путь. Мы направимся в Мэриленд и оттуда на юг в Вашингтон.
— К Брэдфорду?
Хейвелок кивнул, Дженна взяла его за руку.
— Они свяжут твое имя с Хандельманом и предположат, что ты нашел меня. Они знают, что первым я назову Брэдфорда. Его будут охранять.
— Знаю, — ответил Майкл. — Пора одеваться. Нам еще надо поесть и купить газету, почитать, что сообщают информационные агентства. Поговорим в машине. — Он направился к своему чемодану, но замер на полпути. — Господи, твои вещи! Я не подумал, ведь у тебя ничего нет.
— Люди Когоутека сгребли все. Они сказали, что все вещи европейского происхождения — одежда с ярлыками, все мелочи — они забирают для моего же собственного блага — чтобы не оставлять следов. Пообещали позже подобрать мне что-нибудь подходящее.
— Подходящее для чего?
— Я так переволновалась, что даже не думала об этом.
— Забрать все свои вещи и бросить в камеру!
«Да, предстоит не только многое восстановить, но и рассчитаться за все», -подумал он и вслух произнес:
— Пошли.
— Нам надо будет по дороге купить аптечку, — сказал Дженна. — Тебе надо сменить повязку. Я сама это сделаю. Надо рассчитаться за все!
Глава 23
У входа в одну из закусочных на окраине Хейгерстауна они увидели сверкающий газетный автомат. В нем оставалось всего два экземпляра дневного издания «Балтимор-сан». Они взяли оба — в первую очередь для того, чтобы проверить, не опубликованы ли там фотографии, способные пробудить бдительность кого-нибудь из посетителей придорожного ресторана. Стараться упредить возможные осложнения давно стало для них правилом жизни.
Они заняли угловой столик, сели друг против друга, принялись поспешно листать страницы. Когда была перевернута последняя, Майкл и Дженна с облегчением вздохнули. Фотографий в газете не оказалось. Интересующая их статья была опубликована на третьей полосе.
— Ты, должно быть, умираешь от голода, — сказал Хейвелок.
— Честно говоря, я бы сначала выпила, если тут что-нибудь подают.
— Подают. Сейчас закажу. — Он повернул голову в сторону буфетной стойки и помахал поднятой рукой.
— У меня даже мысли нет о еде.
— Странно. Когоутек сказал, что ты отказалась от ужина и запустила подносом в его кубинца.
— Подносом с объедками. Я поела. Ты же всегда мне говорил, никогда нельзя отказываться от пищи в напряженные моменты — неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз.
— Правильно. Всегда слушайся маму, детка.
— Я слушалась ребенка, который спасался от смерти в лесах.
— Древняя история. А зачем ты швырнула поднос? Чтобы отогнать его?
— Чтобы завладеть вилкой. Ножа там не оказалось.
— Вы великий человек, мадам.
— Я была просто в отчаянии. Перестань мне льстить. Пухленькая, сильно накрашенная официантка подошла к столику и оценивающе оглядела Дженну. Заметив легкую тень зависти в ее взгляде, Майкл не испытал ни удовлетворения, ни сочувствия. Он уже к этому привык. Дженна Каррас принадлежала к тому редкому типу женщин, которые в любой ситуации — от смертельной схватки с врагом до постельных утех — остаются настоящими леди. Хейвелок заказал аперитив.
— Вернемся к плохим новостям, — произнес Майкл, раскрывая газету.
— Они на третьей странице.
— Знаю. Ты уже прочитала?
— Мельком. Продолжение на одиннадцатой странице. Я даже подумала вначале, не поместили ли они там и фотографию.
— Я тоже так решил. — Майкл приступил к чтению, Дженна наблюдала за ним.
Подошла официантка и поставила стаканы на стол.
— Еду мы закажем чуть позже, — сказал ей Хейвелок, не отрываясь от газеты.
По мере чтения на его лице отразилась целая гамма чувств — сначала облегчение, потом озабоченность и, наконец, тревога. Отложив газету, он откинулся на спинку дивана, задумчиво глядя мимо Дженны.
— Ну что? Что ты там вычитал?
— Вашингтон все спускает на тормозах, — негромко ответил он. — Прикрывают меня... буквально выгораживают.
— Может, ты что-то не понял?
— Боюсь, что я все понял. Вот послушай: «Согласно сведениям, полученным из государственного департамента, в его штате не находится и никогда не находился человек с внешностью, именем или отпечатками пальцев, приписываемых подозреваемому. Далее представитель госдепа заявил, что возможные спекуляции по поводу совпадения звучания имени названным предполагаемым убийцей с именами бывших или настоящих сотрудников являются несправедливыми и необоснованными. После получения сообщения от полиции Манхэттена была произведена тщательная компьютерная проверка, которая дала отрицательный результат. Тем не менее, из сообщения государственного департамента следует, что убитый профессор Хандельман выступал в качестве консультанта департамента по вопросам, связанным с размещением беженцев из Европы, уделяя особое внимание тем, кто пострадал от фашизма. Согласно предположению полиции Манхэттена, убийца мог принадлежать к террористической группировке, крайне враждебно настроенной по отношению к лицам еврейской национальности. Представитель государственного департамента заметил, что практика выдавать себя за государственных служащих довольно широко распространена среди преступников во всем мире». Вот так, — заключил Майкл, взглянув на Дженну. — Они отмели все подозрения.
— Может, они и сами в это верят?
— Невозможно. Хотя бы потому, что в госдепе и вне его не меньше сотни человек знают о моей работе в Консопе. Они сопоставят звучание имен и тут же вспомнят обо мне. Во-вторых, отпечатки моих пальцев в квартире Хандельмана, которые элементарно сличить с образцами в моем личном деле. И наконец, Хандельман не имел ни малейшего отношения к деятельности правительственных учреждений; именно в этом была его сила. Его дом служил перевалочным пунктом для людей с Ke-д'Орсе, а они ни за что не обратились бы к его услугам, если бы он пользовался вниманием со стороны нашего правительства. Нет, на нас с тобой поставили крест.
— И что же отсюда следует?
Майкл потянулся за бокалом с виски и сделал глоток.
— Слишком откровенная лажа, — пробормотал он себе под нос.
— Просто ловушка. Они хотят, чтобы ты попал в нее, направляясь, возможно, к Брэдфорду. Они тебя захватят.
— И исправят свою ошибку в реализации постановления «исправлению не подлежит», если ты позволишь мне эту неуклюжую игру слов. Покойник уже ничего не расскажет, и тогда они объявят, что прикончили убийцу. Добраться до Брэдфорда несложно, выбраться, тем более вместе с ним, — невозможно... Но если нельзя попасть к нему, надо заставить его самого найти меня.
— Они этого не допустят. Брэдфорд со всех сторон окружен стражей, которая высматривает Хейвелока. Тебя убьют, как только заметят.
Майкл отпил еще глоток виски. Где-то в глубине сознания зародилась неясная мысль, и он пытался придать ей четкость.
— Высматривают меня... — повторил он, опуская бокал на стол. — Ищут меня... Но меня же больше никто не ищет, кроме тех типов, которые все это и затеяли.
— Ты их называешь лжецами, — заметила Дженна.
— Да. Нам нужна помощь, но я полагал, что мы не сможем получить ее. Все, к кому мы можем обратиться, думал я, отвернутся от нас. Теперь ситуация изменилась: они отменили общую охоту.
— Не глупи, Михаил. Это всего лишь деталь большой ловушки. Тебя ищут, так же как и меня. Облава на тебя идет открыто, без всяких экивоков. Ты — это ты. Все учреждения, имеющие отношение к нашим делам, оповещены о тебе. Скажи, кому из правительства ты мог бы довериться?
— Никому, — согласился Хейвелок. — Никто не может противостоять фирме, объявившей меня «не подлежащим исправлению», если бы я решился кому-нибудь довериться.
— В таком случае о чем же ты говоришь?
— Каньё-сюр-Мер... — по-прежнему задумчиво начал Хейвелок. — В доме Саланна, когда я не смог поговорить с Антоном, я позвонил Зелинскому... я тебе говорил. Помнишь? Собственно, это Зелинский о нем упомянул. «Александр Великий», — сказал он. Речь шла о Раймонде Александере. Это не просто общий знакомый. Он наш очень хороший друг. Он мог бы мне помочь.
— Каким образом?
— Дело в том, что он — вне правительства. Вне, и в то же время тесно с ним связан. Он необходим Вашингтону точно так же, как Вашингтон нужен ему. Он пишет для «Потомак ревю» и знает всю их кухню, как никто другой. Он дорожит своими связями, и поэтому ни за что не подпустил бы меня к себе, если бы мое имя сейчас появилось в газетах. Но последнего не случилось.
— Ну и как он мог бы нам помочь?
— Я точно не знаю. Может, ему удастся ради меня вытащить Брэдфорда к себе. Он проводит аналитические интервью. Дать интервью Александеру — большая честь для любого правительственного чиновника. Раймонд вне подозрений. Они могут привезти Брэдфорда в танке, но в дом ему придется проходить самостоятельно. Допустим, я намекну Раймонду о возможных неожиданных перестановках в госдепе, в центре которых стоит Брэдфорд, и предложу проинтервьюировать... Во время интервью я мог бы остаться в доме и слушать, чтобы подтвердить точность ответов.
— В доме?
— Он работает только у себя — это часть таинства. Так же как Джеймс Рестон из «Тайме». Если политик или чиновник заявляет, что он побывал в Файари-Ран[58], то это означает скорое появление статьи Рестона. Если тот же человек скажет, что только что вернулся из Фокс-Холлоу[59], все понимают: его интервьюировал сам Раймонд Александер. Его нора расположена в Вирджинии, к западу от Вашингтона. Отсюда до нас — часа полтора, два от силы.
— Он пойдет на это?
— Не исключено. Хотя я и не скажу ему всего, он может согласиться. Мы же друзья.
— По университету?
— Нет, не совсем. Я познакомился с ним через Мэттиаса. Когда я только начинал работать в госдепе, Мэттиас частенько по разным поводам приезжал в Вашингтон, чтобы обхаживать влиятельных ослов. Антон регулярно звонил мне и приглашал разделить ужин с ним и Александером. Я никогда не отказывался, и не только потому, что мне нравилась компания, но и потому, что в те времена рестораны мне были не по карману.
— Очень мило со стороны твоего приятеля.
— Но не очень мудро для великого человека, учитывая характер моей деятельности. Он вел себя как учитель, подталкивающий вверх своего не очень одаренного ученика родом из Праги. Между тем самое последнее, в чем я нуждался, так это в такой рекламе. Я тихонько поделился этим соображением с Александером, мы оба посмеялись и в результате время от времени ужинали вместе, когда Антон удалялся в свою башню в Принстоне, чтобы возделывать научные сады, прекратив на время плести беседки из виноградных лоз в Вашингтоне. Не думай, великий Мэттиас не забывал поливать свои саженцы...
— Вы ужинали дома у Александера?
— Всегда. Раймонд тоже понимал, что он не тот человек, с которым мне полезно появляться на публике.
— Следовательно, вы добрые друзья.
— Да, более или менее.
— Он — фигура влиятельная?
— Бесспорно.
Дженна коснулась его руки и тихо спросила:
— Михаил, но почему бы не рассказать ему все?
Хейвелок помрачнел и накрыл ее руку своей ладонью.
— Не думаю, что он захочет это слушать. Он старается избегать такого рода вещей.
— Но он журналист. Из Вашингтона. Почему ты так говоришь?
— Он аналитик, политический обозреватель, а не репортер криминальной хроники. Он не станет копаться в этой грязи. Он не любит наступать на хвост. Его амплуа — высказывать свое мнение.
— Но то, что ты ему можешь рассказать, выходит за все рамки.
— Раймонд посоветует мне обратиться прямо в Службу безопасности госдепа, полагая, что вопрос будет рассмотрен по справедливости. Но этого не случится. Я просто получу пулю в затылок. В свои шестьдесят пять этот грубиян считает, что все россказни о заговорах — начиная с Далласа и кончая «Уотергейтом» — стопроцентная чушь собачья. А если он узнает, как я поступил с Хандельманом, он сам позвонит в Службу безопасности.
— Довольно странный друг.
— Нет, вполне нормальный; не надо только переступать через определенную черту. — Майкл помолчал, повернув ее руку ладонью кверху. — Но кроме вероятности выманить Брэдфорда в Фокс-Холлоу, он может помочь нам кое-что прояснить. Я попробую узнать у него, где находится Мэттиас. Объясню, что не хочу звонить сам, так как у меня нет времени на встречу, и Антон может быть огорчен. Он скажет. С его связями он должен знать.
— А если не знает?
— Это тоже о многом говорит, верно? В таком случае я заставлю его вытащить Брэдфорда, даже если для этого мне придется приставить револьвер к его виску. Но если он дозвонится до Мэттиаса в его убежище в Шенандоа... в этом случае мы узнаем, о чем я даже боюсь подумать. Это будет означать, что государственный секретарь Соединенных Штатов имеет связи с Москвой, и в частности с Комитетом государственной безопасности.
Поселок Фокс-Холлоу был совсем небольшим. Улицы освещались газовыми фонарями, а архитектура домов по распоряжению мэрии носила все признаки колониального стиля. Магазины в поселке именовались «лавками», а покупателями в них были самые богатые люди Вашингтона и Нью-Йорка. Сельское очарование местности было не просто заметно, оно подчеркивалось всеми средствами. Но все эти прелести существовали не для пришельцев: туристов здесь не поощряли, а если быть точным, их без всяких затей отпугивали. Минимальные полицейские силы имели вооружение и средства связи на уровне Пентагона. Для Вирджинии Фокс-Холлоу был изолированным участком суши и столь же недоступным, как если бы он находился далеко в океане.
По мере приближения к реке Потомак потеплело; снег стал реже уже в районе Харперз-Ферри, а около Лисбурга сменился холодным мелким дождем. К этому времени Хейвелок проработал сценарий своей встречи с Раймондом Александером. Достоверность рассказу должны были придать бюрократическая подкладка и определенная связь с его прошлой секретной деятельностью. В Нью-Йорке случилось убийство (если Александер еще не слышал о нем, то к утру обязательно узнает из газет, которые читает от корки до корки), и убийца выдавал себя за сотрудника государственного департамента. При этом его внешность и звучание имени, к сожалению, напоминали внешность и фамилию самого Майкла. Госдеп доставил его сюда из Лондона на военно-транспортном самолете, полагая, что любая помощь со стороны бывшего сотрудника Управления консульских операций может оказаться полезной.
Идея относительно Брэдфорда получит уточнение в ходе беседы. Но основная мысль будет состоять в следующем: заместитель госсекретаря вскоре будет полностью реабилитирован за прошлые грехи и вновь выйдет на авансцену большой политики. Хейвелок скажет о том, что в Лондоне получил подробную информацию о секретных, но весьма интенсивных переговорах, которые проводил Брэдфорд по деликатному вопросу размещения баллистических ракет НАТО. Переговоры ведут к серьезному изменению всей политической линии. От этой информации у Александера потекут слюнки. Он обожал именно такую предварительную утечку информации, так как получал достаточно времени взвесить все «про» и «контра». Если старый боевой конь решит интервьюировать Брэдфорда — особенно со скрытым свидетелем, способным подтвердить искренность ответов — он должен убедить заместителя госсекретаря прибыть утром в Фокс-Холлоу, у Хейвелока уже зарезервировано место на дневной рейс до Лондона, и он хотел бы, если время позволит, заскочить хотя бы на несколько минут к своему старому другу Энтони Мэттиасу. Если, конечно, Александер знает, где его найти.
Что же касается Брэдфорда, то у того не будет выбора. Если его позовет к себе знаменитый журналист, ему придется согласиться. Разные события, включая Коста-Брава, требуют, чтобы он всеми силами не привлекал к себе внимания. А отказ от интервью с Раймондом Александером — лучший способ вызвать к своей персоне всеобщий интерес. Когда же он появится в доме, оставив охрану снаружи, Майкл будет тут как тут. Его исчезновение поставит в тупик лжецов и нанятых ими охранников. Большой и довольно несуразный дом Ачександера стоит прямо в густом лесу, который тянется на многие мили. Никто не знает всех его тайных тропинок и оврагов так, как Михаил Гавличек. Он выведет Брэдфорда на заброшенную лесную дорогу, где уже будет ждать машина с женщиной за рулем. С той женщиной, которую Брэдфорд встречал в Барселоне. После беседы с Александером в их распоряжении будет вся ночь, для того чтобы изучить карту и придумать легенду для местной полиции, которая может патрулировать дороги. Они смогут сделать это! Они должны сделать это!
— Как все мило! — в восхищении воскликнула Дженна, увидев газовые фонари на улице и белые алебастровые колонны перед фасадом магазинчика.
— Кругом охрана, — произнес Майкл, заметив бело-синюю патрульную машину, стоящую впереди у тротуара. — Спрячься! — бросил он Дженне. — Исчезни!
— Что?
— Прошу тебя, быстрее!
Дженна сползла с сиденья и скорчилась на полу. Проезжая мимо патрульной машины с офицером за рулем, Хейвелок сбросил газ, взял вправо и остановился впереди.
— Что ты делаешь? — прошептала потрясенная Дженна.
— Собираюсь представиться, прежде чем он спросит, кто я такой.
— Здорово придумано, Михаил.
Хейвелок вылез из машины и подошел к патрульному автомобилю. Полицейский опустил боковое стекло и первым делом взглянул на номерной знак. Этого Майкл и хотел — номер арендованной машины мог увести расследование в сторону, если позже будет сообщено о появлении в районе подозрительного автомобиля.
— Офицер, не могли бы вы мне подсказать, где здесь телефон-автомат? Мне казалось, что он должен быть на этом углу, но я не появлялся здесь уже пару лет.
— Вам приходилось бывать здесь раньше? — изображая дружелюбие, откликнулся полицейский, настороженно разглядывая Майкла.
— Ну, конечно. Частенько проводил здесь уик-энды.
— Вы приехали в Фокс-Холлоу с какой-то целью, сэр?
— Ну... — протянул Майкл, показывая всю бестактность подобного вопроса, и пожал плечами — что делать, полиция выполняет свою работу. — Я вас понимаю, — продолжил он, понизив голос. — Моя цель — встретиться с моим старым другом Раймондом Александером. Я хочу позвонить ему и предупредить, что явился... На тот случай, если к нему заглянул кто-то такой, с кем мне не хотелось бы встречаться. Вам, вероятно, известно, что это обычное дело, когда речь идет о министре Александере. Если так, то я либо подожду, либо приеду в следующий раз.
При упоминании имени Александера, отношение полицейского заметно изменилось. Он привык видеть гостей известного политического комментатора в роскошных лимузинах и автомобилях с военными номерами; перед ним сейчас был иной автомобиль, но ключевые фразы «старинный друг» и «проводил уик-энды» сделали свое дело.
— Да, сэр. Конечно, сэр. В пяти кварталах отсюда — ресторан с телефоном в вестибюле.
— "Фонарщик"? — спросил, припомнив название, Хейвелок.
— Точно.
— Не думаю, что это самое подходящее место. Там сейчас может быть много народа. Лучше бы мне позвонить с улицы.
— Тогда на Акации.
— Если вы подскажете, как туда добраться, мы со стариной Р. А. будем вам весьма признательны.
— Поезжайте вслед за мной, сэр.
— Огромное спасибо. — Майкл двинулся было к своей машине, но остановился и обернулся к офицеру. — Понимаете, это смешно, но обычно меня всегда привозили к Александеру. Если я правильно помню, мне надо будет свернуть налево по Уэбстер, потом — на Андерхилл-Роад, и по ней еще две или три мили, так?
— Около шести миль, сэр.
— Ах вот как? Благодарю.
— После того как вы позвоните, я смогу проводить вас и до места, сэр. В городе сейчас спокойно.
— Вы очень любезны. Думаю, это уже лишнее.
— Нет проблем. Это наша работа.
— Еще раз благодарю.
Реакция Раймонда Александера была именно той, на какую и рассчитывал Хейвелок. Журналист настаивал, чтобы он заскочил хотя бы пропустить пару рюмок. Майкл сказал, что рад повидать старого друга, а кроме того, у него есть любопытные новости из Лондона, которые наверняка заинтересуют Раймонда. Он хочет поделиться ими в знак благодарности за многочисленные ужины, которые с такой щедростью устраивал для него Раймонд.
На обратном пути Майкл задержался у патрульного автомобиля.
— Мистер Александер попросил меня узнать ваше имя. Он вам весьма признателен.
— Ну что вы, сэр... Моя фамилия Льюис, патрульный Льюис, и у меня нет в участке однофамильцев, сэр.
Льюис, подумал он. Харри Льюис, профессор политологии из университета Конкорд. Сейчас у Майкла не было времени размышлять о Харри, но скоро это предстоит. Льюис, видимо, убежден, что Майкл скрылся от цивилизации. В некотором роде это так. Но он вернется в мир после того, как лжецы будут обнаружены и разоблачены.
— Что-нибудь случилось, сэр?
— Нет, ничего. Просто я знаю одного человека по фамилии Льюис и вспомнил, что надо ему позвонить. Еще раз спасибо. Поехали. Я за вами. Хейвелок сел за руль и посмотрел на Дженну.
— Как ты там поживаешь?
— Отвратительно! Я чуть не сошла с ума от страха! А если бы он вдруг решил подойти?
— Я бы остановил его, позвал бы из кабинки. Но не думаю, что это нам угрожало. Полицейские в Фокс-Холлоу не отходят от своих радиопередатчиков. Мне не хочется, чтобы тебя видели без необходимости. Во всяком случае, здесь и вместе со мной.
Поездка до обиталища Александера заняла не более двенадцати минут. Изгородь из светлого штакетника, окружающая владения журналиста, сияла в свете фар двух машин. Сам дом расположился в глубине, довольно далеко от дороги. В оформлении здания удачно сочетались камень и дерево. Дорога, закругляясь, подходила к широким каменным ступеням подъезда с массивными дубовыми дверями. Ярко освещенное пространство перед фасадом и с обеих сторон дома было тщательно ухожено. На лужайке с коротко подстриженной травой росло несколько могучих высоких деревьев; там, где поляна кончалась, лес стоял стеной. Майкл помнил, что и за домом картина была та же самая. Когда он захватит Брэдфорда, этот лес станет его помощником.
— Когда он уедет, — произнес Майкл, обращаясь к Дженне, — можешь вылезти и размяться. Но не выходи из машины. Я не знаю, какие системы тревоги Александер мог расставить вокруг дома.
— Довольно странное предупреждение для такой свободной страны, как твоя, Михаил.
— И не кури.
— Ну, спасибо.
— Пожалуйста.
Хейвелок специально зацепил клаксон, выбираясь из машины. Это вполне выглядело как случайность, но цель была простой — проверить, нет ли у дома собак. Он направился к патрульной машине, надеясь, что гудок сослужит и еще одну службу. Он не ошибся. Дверь распахнулась, на пороге появилась горничная.
— Привет, Маргарет! — воскликнул Майкл, обходя багажник полицейской машины. — Сейчас подойду! — Он посмотрел на полицейского. Сцена приветствия не осталась им незамеченной. — Еще раз благодарю вас, мистер Льюис, — сказал Майкл, извлекая из кармана банкноту. — Мне хотелось бы...
— Нет, нет, сэр! Но тем не менее признателен... Желаю вам хорошо провести вечер.
Полицейский с улыбкой кивнул, перевел рычаг переключения передач и отъехал.
Хейвелок помахал ему вслед. Итак, ни полицейских, ни собак, но система скрытой сигнализации не исключена. Дженне ничего не угрожает, пока она остается в машине. Он поднялся по каменным ступеням к горничной.
— Добрый вечер, сэр, — произнесла женщина с сильным ирландским акцентом. — Но меня зовут не Маргарет, а Энид.
— Прошу прощения.
— Мистер Александер ждет вас. Я никогда не слышала о Маргарет, девушку до меня звали Гретхен, она скончалась четыре года назад, упокой, Господи, ее душу.
Раймонд Александер ждал его в своей тесно заставленной книжными стеллажами библиотеке. Он легко поднялся из мягкого кресла и пошел навстречу Майклу, радушно протягивая руку для приветствия. Его походка была гораздо легче, чем можно было ожидать от такой величественной фигуры. Над розовыми пухлыми щеками, ясными зелеными глазами и высоким лбом лоснилась грива не по возрасту густых, без седины волос. Поддерживая свой архаичный стиль, он облачился в темно-красный бархатный смокинг такого покроя, который Майклу доводилось видеть только в юные годы в Гринвиче, штат Коннектикут.
— Майкл, старина, как я рад тебя видеть! Господи, неужели почти пять лет!.. — воскликнул журналист своим высоким голосом, по обыкновению глотая слова.
— Эти годы пошли вам на пользу, Раймонд. Выглядите вы просто великолепно.
— Чего нельзя сказать о вас. Простите меня, молодой человек, но вы выглядите вроде моего кота, когда он проведет ночь на улице. Пожалуй, отставка не пошла вам на пользу. — Александер прервал долгое рукопожатие и поднял вверх ладони. — Да, да, мне все известно. Я не теряю из виду моих друзей. Наливайте себе что хотите. Вы помните правило этого дома. Боюсь, вам просто необходимо выпить.
— Спасибо. Не откажусь, — ответил Майкл, направляясь к хорошо знакомому бару у стены, отделанному кованой медью.
— Кроме того, вам следует хорошенько выспаться. Начало беседы выглядело обнадеживающим, Майкл не преминул этим воспользоваться. Он уселся напротив журналиста и рассказал тому об убийстве в Нью-Йорке и о том, как государственный департамент вывез его на самолете из Лондона в четыре утра по Гринвичу.
— Я утром прочитал об убийстве, — сказал Александер, покачивая головой. — Фамилия похожа на вашу, но я, разумеется, сразу решил, что это нелегко. Вы, со всем вашим прошлым? Может быть, кто-то украл ваше старое удостоверение?
— Нет, это подделка, во всяком случае, мы пришли к такому выводу. Но эти два дня мне показались вечностью. В какой-то момент я даже подумал, что мне грозит тюрьма.
— А я вот что вам скажу. Они ни в коем случае не поступили бы так, если бы Антон мог предварительно оценить ситуацию.
Только самые близкие друзья Мэттиаса произносили его имя по-чешски. Поскольку Майклу это было известно, заявление журналиста его встревожило. Придется менять продуманный сценарий — было бы неестественно не спросить о Мэттиасе. Заговор против Брэдфорда может подождать.
— Я задавал себе этот вопрос, — говорил Хейвелок, зажав Стакан в ладонях и стараясь придать голосу некоторую небрежность. — И решил, что он просто дьявольски занят. Кстати, уж коли мы о нем заговорили, я как раз хотел поинтересоваться, где он сейчас. Если в Вашингтоне, то я мог бы попытаться заскочить к нему, хотя времени в обрез. Мне надо лететь в Лондон, а если я позвоню ему сам... вы знаете Антона. Он настоит на том, чтобы я задержался на пару дней.
На лице Александера появилось выражение участия. Он наклонился вперед в своем пухлом кресле и спросил:
— Значит, вы ничего не знаете?
— О чем?
— Проклятье! Паранойя секретности в правительстве заходит слишком далеко! Он вам второй отец, вы для него как сын! Вы смогли сохранить в тайне тысячи операций, и они вам ничего не говорят!
— Что «не говорят»?
— Антон болен. Мне печально, что вы услыхали это только от меня, Майкл.
— Насколько серьезно болен?
— Слухи разные. Очень серьезно или даже смертельно. Очевидно, он сам не знает об этом, но, как обычно, думает о себе в последнюю очередь. Когда до госдепа дошло, что я узнал об этом, Антон прислал мне личную записку, требуя хранить все в тайне.
— Как же вам удалось узнать?
— Одно из странных совпадений, о которых совсем не думаешь до тех пор... пока не начнешь задумываться. Несколько недель назад меня заманили на какую-то вечеринку в Арлингтоне — вы знаете, насколько я не терплю эти изнурительные упражнения на выносливость в пустой болтовне, но хозяйка была ближайшей подругой моей покойной жены.
— О, примите мои соболезнования, — прервал его Майкл, который весьма смутно помнил жену журналиста — истощенное существо, увлеченное садом и аранжировкой букетов. — Я не знал.
— Ничего, ничего. Прошло уже два года.
— Итак, вечеринка в Арлингтоне.
— Да. К моему великому смущению, на меня практически напала молоденькая дамочка, находящаяся в сильном подпитии. Я бы все понял, если бы это была хищная самка, ищущая короткой сексуальной связи, потому что, как вы понимаете, я, естественно, был самым выдающимся и наиболее желанным представителем мужского пола среди всех присутствующих. Но, увы, действительность оказалась иной. У нее, видите ли, возникли семейные сложности совершенно необычного свойства. Ее муж, армейский офицер, пребывал вне дома — подразумевалось, «вне супружеского ложа» — около трех месяцев. И ни одна душа в Пентагоне не могла сообщить ей, где находится супруг. Она симулировала болезнь или, может быть, внушила ее себе, и мужу разрешили краткосрочный отпуск по чрезвычайным обстоятельствам. Заполучив его наконец, дамочка потребовала доложить ей, где он обретался все это время, что делал — подразумевалось, «проводил ли время с другой». Он отказался отвечать, и тогда, как только солдатик уснул, супруга порылась в его карманах и нашла пропуск с места службы, о котором никогда и не слыхивала. По совести говоря, я тоже не знал о существовании такового. Я подозреваю, что она тут же растолкала муженька и вступила в битву. В порядке самообороны он был вынужден признать, что все дело является совершенно секретным. И вот тут-то ей и подвернулся я — очень влиятельный человек, который, увы, тоже не смог пролить свет на тайну.
— Речь идет об Антоне? — спросил Майкл.
— Только утром я сообразил, что дважды два будет четыре. До того, как милосердный, а может быть, сексуально озабоченный гость отвез ее домой, она успела заявить мне, что страна должна быть поставлена в известность, а правительство ничем не отличается от вождей России-матушки. Наутро она мне позвонила. Женщина была вполне трезва, но находилась в состоянии серьезной паники. Дамочка извинилась за, по ее словам, «отвратительное поведение» и умоляла выкинуть из памяти все, о чем она болтала. Я был само сочувствие, но при этом присовокупил, что интуиция ее, видимо, не обманывает. Хотя я и не тот человек, который может быть ей полезен, и ей лучше поискать кого-нибудь еще. В ходе беседы она сказала, что ее муж может погибнуть, так как его блестящая военная карьера пошла прахом. Вот так.
— Что «так»? Почему вы решили, что это имеет отношение к Мэттиасу?
— Потому что в то же утро я вычитал в «Вашингтон пост» о том, что Антон решил продлить свои короткие вакации и не примет участия в заседании сенатского Комитета по иностранным делам. Я вспомнил о том, что сказала мне эта женщина, и о том, что Антон всегда использовал любую возможность, чтобы появиться в сенате. И я подумал... А почему бы и нет? Я, как и вы, знаю, где он проводит свободное время...
— В охотничьем домике в долине Шенандоа, — произнес Майкл, и у него появилось чувство, что он уже слышал все это.
— Вот именно. Я рассудил: если сообщение верно и он решил отдохнуть еще несколько дней, может, он не откажется порыбачить со мной или сыграть в его обожаемые шахматы. Так же, как и вы, я знаю тот самый номер. Я позвонил ему.
— Его там не оказалось, — вставил Майкл.
— Этого мне не сказали, — поправил его журналист. — Мне заявили, что государственный секретарь не может подойти к телефону.
— К тому самому телефону?
— К тому самому... Его личной линии.
— По которому никто не отвечает кроме него.
— Именно. — Александер не спеша отпил бренди. Хейвелок едва сдержался, чтобы не встряхнуть велеречивого писаку. Ну давай же, не томи!
Вместо этого он спокойно произнес:
— Вы не могли не испытать потрясения...
— А вы бы разве не почувствовали того же?
— Безусловно. — Я уже чувствовал. Неужели ты не можешь прочитать это в моих глазах? -И что же дальше?
— Во-первых, я позвонил Зелинскому. Вы ведь помните старого Леона, не так ли? Когда бы Мэттиас ни приезжал или ни прилетал в охотничий домик, он всегда приглашал Зелинского на ужин — это уже многолетняя традиция.
— Вы с ним поговорили?
— Да. Леон сказал мне весьма странные вещи. Он заявил, что уже несколько месяцев не встречался с Антоном, что Мэттиас перестал отвечать на его звонки, и он полагает, что у великого человека нет времени на посещение долины.
Майклом полностью овладело ощущение того, что он уже один раз пережил весь этот рассказ. Он стряхнул наваждение и спросил:
— Ведь вы приятели с Зелинским, правда?
— В основном через Антона. Иногда мы встречаемся. Время от времени он приезжает ко мне на ленч или на партию в шахматы. Никогда на ужин. Он не водит машину в темноте. Но я хочу продолжить. Мэттиаса не было в том месте, где он должен был находиться, если взял отпуск. Я не мог поверить, что он отказался от встречи со старым Леоном. Ведь тот же, в конце концов, позволяет ему иногда и выиграть.
— А я ни за что не поверю, что вы бросили расследовать эту историю.
— И окажетесь правы. Я не бросил. Я позвонил в секретариат Антона и пригласил к телефону его первого помощника. Я подчеркнул, что хочу поговорить только с человеком, который замещает государственного секретаря на время его отсутствия, настолько важен мой вопрос. И угадайте, с кем меня соединили?
— С кем же?
— С Эмори Брэдфордом. Вы помните его? Брэдфорд — Бумеранг, гроза генералитета, хотя раньше он выступал их адвокатом. Я был в восторге, потому что искренне восхищен его способностью перевоплощаться. Однако я всегда знал, что Мэттиас терпеть не может всю эту стаю. Во всяком случае, он с большим уважением относится к тем, кто предпочел погибнуть в пламени, но не отречься от своих взглядов.
— И что же Брэдфорд сказал вам? — Майкл так сжал бокал в руке, что еще немного — и раздавил бы его.