Чужие интриги Браун Сандра
– За мной следят?
– Посмотри в зеркало заднего вида. Только незаметно.
– Угу. Ничего нет. Подожди-ка… Ах ты, черт, есть! Зеленая машина в полуквартале от нас.
– Попытайся избавиться от них.
– Избавиться?! В смысле, как накануне ты от меня? Кстати, как ты вообще догадался, что они следят за мной?
– Они весь день висели у тебя на хвосте.
– А тебе-то откуда известно?
– Просто потому, что я весь день висел на хвосте у них.
– Умоляю, Мистер-Умеющий-Проходить-Сквозь-Стены, объясните, почему я должна вам верить?
– Избавься от хвоста, говорю! И от своего идиотского сарказма заодно! Постарайся проделать все так, чтобы они не сообразили, что ты заметила слежку.
Барри сосредоточилась на дороге, хотя на кончике языка у нее висела сотня вопросов.
– А это даже забавно, – пробормотала она, проскочив перекресток на желтый свет. Зеленый седан вынужден был остановиться, поскольку зажегся красный.
– О да, еще как! – буркнул у нее за спиной Грей.
Через десять минут безумной гонки Барри отрапортовала, что зеленого седана больше не видно.
– Выезжай на автостраду. Нужно выбираться из города. Только убедись, что за тобой не увязалась еще одна машина.
Барри ехала, одним глазом глядя на дорогу, а другим – в зеркальце заднего вида. Спустя какое-то время она убедилась, что слежки нет, о чем и доложила Грею.
– Отлично. При первой же возможности развернись и назад.
– Зачем?
– Я снял для нас номер.
В номере мотеля, снятом на имя Грея, Барри немного оттаяла и великодушно отдала ему половину своего гамбургера и картошки. Стул был всего один, поэтому они поели, усевшись по-турецки посреди огромной двуспальной кровати.
– Меня уволили, – объявила Барри, швырнув грязные салфетки в корзину. – Видимо, для сенатора Амбрюстера извинений оказалось недостаточно. Утром он позвонил нашему директору и вылил на меня целый ушат грязи.
– Ты удивлена?
– Да нет, не очень. Амбрюстер не засиделся бы в сенаторском кресле, если бы всегда стремился вести честную игру. А в умении лизать задницу власть имущим наш Дженкинс любого заткнет за пояс. Так что нет, не удивлена. Вдобавок, как выяснилось, Кронкайт погиб из-за моей собственной небрежности, и теперь на душе у меня совсем тоскливо.
– Это как? – удивился Грей.
– Пришел отчет из Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков и взрывчатых веществ. Так вот, как выяснилось, мой пес зацепился лапой за электрический провод, когда вошел в дом через собачью дверку. Вилка выскочила из розетки. А поскольку я перед отъездом в Вайоминг забыла выключить духовку, комната была полна газа. Окна были закрыты, концентрация газа была высокой. Для взрыва было достаточно одной искры, так они говорят. К счастью, страховка покроет все расходы, – вздохнула Барри. И с грустной улыбкой добавила: – Только вот Кронкайта она мне не вернет.
– Ваш дом превратился в пепел, ваша собака погибла, но не волнуйтесь, мэм, страховка все покроет, – с горечью пробормотал он.
– Грей, ты что, не слышишь, что я говорю? Это был просто несчастный случай.
– Черта с два! – взорвался он. – Когда ты в последний раз включала духовку?
– Не помню, – растерялась Барри.
– А индикаторную лампочку когда-нибудь выключала?
– Нет, никогда.
– Ты хоть раз протягивала электрический шнур перед задней дверью?
Те же самые вопросы Барри уже не раз задавала себе. Но, услышав их из уст постороннего человека, она почему-то старательно гнала от себя мысль, которая напрашивалась сама собой.
– Но расследование…
– С расследованием все в порядке. Взрыв произошел именно так, как написано в отчете, – просто потому, что кто-то очень хотел, чтобы все выглядело как несчастный случай. Спенс никогда бы не приказал своим парням подложить в твой дом банальную бомбу. Потому что тогда замести следы было бы гораздо труднее.
Он все организовал перед поездкой в Вайоминг. Решил особо не заморачиваться. Что может быть естественнее, чем взрыв бытового газа, решил он и не ошибся. Все действительно оказалось просто. Плевое дело. Ты живешь одна, ни любовника, ни престарелых родителей, ни подружки, которые могли бы помешать. Ты уехала на несколько дней, так что времени, чтобы дом наполнился газом, хватило с лихвой. Все было спланировано так, чтобы с первого взгляда было ясно – ты погибла из-за собственной небрежности. Только вот вместо тебя погиб Кронкайт. Этого они не могли предвидеть.
– Они?
– Думаю, это был приказ Дэвида Меррита.
Барри покачала головой.
– Чушь! Ты делаешь такой вывод, основываясь на предположении, что президент не хочет, чтобы я копалась в его грязном нижнем белье – боится, что я подобралась слишком близко, – отрезала она. – Но теперь все выяснилось. Я ошибалась насчет Ванессы и смерти ее ребенка и… словом, насчет всего. И ты тоже. Мы оба ошибались. Понятно?
– Тогда почему сегодня за тобой весь день следили? Даже если тут все чисто и для подозрений нет никаких оснований, а я по-прежнему уверен, что это не так – Дэвид не из тех, кто прощает. Правда ли это была или вся эта история высосана из пальца, но, заподозрив президента в убийстве, ты напугала его до дрожи в коленках, а этого достаточно, чтобы он приказал тебя убрать.
– Думаешь, он попробует снова? – Храбрость Барри таяла на глазах.
– Уверен.
– Хорошо, что я уже поужинала, – пробормотала она. – Как-то разом весь аппетит пропал.
– А как же картошка? – подмигнул он. – Один ломтик еще остался.
– Тогда по-братски. – она аккуратно разломила остывший ломтик пополам, одну половинку сунула в рот, другую протянула Грею. И страшно удивилась, когда он предпочел взять ее губами.
Губы Грея скользнули по ее руке, и тело Барри охватило жаром. Руки и ноги вдруг разом отяжелели, зато в животе внезапно образовалась какая-то странная пустота. По коже поползли мурашки, проворно разбегаясь по всему телу, от макушки до кончиков пальцев.
Барри решительно встала.
– Если ты рассчитываешь, что я буду спать с тобой, можешь забыть об этом. Поэтому говорю об этом сразу, чтобы избавить тебя от неловкости. А то потратишь столько усилий, и все зря. Будет обидно.
– Меня не так-то легко смутить. Но все равно спасибо. Кстати, насколько я понимаю, слово «спать» ты употребила в переносном смысле, так?
– Думаю, ты меня понял.
Какое-то время Грей молча разглядывал ее.
– Понял-то понял, только я не помню, чтобы я тебя об этом спрашивал.
– Это точно, не спрашивал. И не спросишь. Впрочем, как и в первый раз.
– А мне и не нужно было.
С этим человеком бессмысленно спорить. Тогда, в Вайоминге, он действительно пальцем о палец не ударил, чтобы ее соблазнить. Так с чего Барри решила, что он собирается сделать это сейчас?
– Я иду в душ, – пробормотала она. Подобрала сумочку и оскорбленное достоинство и вместе с ними скрылась за дверью ванной.
Глава 26
– Кстати, однажды меня рисовали.
– Разрисовывали? Тебя?
Барри вышла из ванной в одном пуловере и трусиках. От нее исходил аромат мыла и влажной кожи, кусочек которой ему удалось разглядеть, когда она, скользнув под простыни, стащила с себя пуловер. Сам Грей, усевшись на единственный стул, нес вахту возле окна, время от времени раздвигая жалюзи и сквозь щелку разглядывая улицу. При этом он изо всех сил старался не думать о том, что почти голая, благоухающая свежестью Барри Тревис находится на расстоянии вытянутой руки.
– Не разрисовывали мое тело, а рисовали, – уточнила она. – На холсте. Я позировала обнаженной. Одному знакомому художнику.
– И как ты до этого докатилась? Осталась без гроша?
– Вовсе нет. Я тогда училась в колледже, была по натуре бунтаркой, и мне страшно хотелось выкинуть какой-нибудь фортель, который бы наверняка шокировал родителей. Он сказал, что ищет натурщицу, и я подумала, какого черта? Тем более он пообещал, что в студии будет тепло.
– И как все прошло? – поинтересовался Грей.
– Оказалось, что это не студия, а какая-то крысиная нора на чердаке под самой крышей, воняющая красками и немытым художником. Он дымил, как паровоз, потягивал дешевое пойло и постоянно капризничал, как какая-то примадонна.
– А как картина?
– Отстой. Я поинтересовалась, куда подевались кое-какие части моего тела. Он принялся втирать, что глаза ему, дескать, затуманила любовь. Как раз завяз на середине тирады, когда мне все это надоело – словом, я собрала одежду, и только меня и видели. Но в одном он не обманул – в студии и впрямь было тепло.
Грей хмыкнул, что при его характере вполне могло сойти за веселый смех.
– Это он научил тебя делать минет?
Не дождавшись ответа, Грей обернулся.
Она лежала на краю постели лицом к нему, подтянув коленки к груди. Пышные волосы разметались по плечам, закрывая лицо, – Барри была похожа на спящего ребенка. Она казалась невероятно соблазнительной и одновременно по-детски беззащитной – странное сочетание, которое заинтриговало его в их первую встречу. Конечно, сейчас, несколько недель спустя, когда воспоминание о ее ласках было еще живо в памяти, он уже не сомневался, что она женщина, а вовсе не ребенок. В выразительных глазах Барри читалось невинное недоумение и обида.
– Зачем ты это делаешь, Бондюран?
– Что именно? – уточнил он.
– Почему ты вечно говоришь гадости, оскорбляешь и унижаешь меня? За что?
– Ну… я не хотел. Собирался подразнить тебя, но, видимо, вышло не совсем удачно.
– Совсем неудачно.
– Такой уж у меня характер.
Долгое время оба молчали.
– Нет, единственное, чему он меня научил, так это держаться от художников подальше, – прошептала она. – А что до твоего вопроса… Я… продумывала технику годами. – И, выдержав многозначительную паузу, проворковала: – И, наконец, мне удалось применить ее на твой ферме.
Тело Грея отреагировало мгновенно, и неудобный стул, на котором он сидел, показался еще неудобнее. Почему-то он вдруг почувствовал, что не в состоянии смотреть Барри в глаза. Нет, Грею вовсе не улыбалось стать тем, кто откроет ей мир любовных утех. Конечно, это приятно, но одновременно налагает ответственность. А Грей отнюдь не мечтал взять на себя ответственность за Барри. Поэтому он поспешил сменить тему.
– Почему ты вдруг вспомнила о художнике?
– Не знаю, – пожала плечами Барри. – Наверное, просто не знала, что сказать.
– В этом твоя беда.
– Ты о чем?
– Тебя так и тянет что-то сказать.
– Это неправда!
– Убедилась?
– Очень смешно, – поморщилась Барри.
– Да, я чертов юморист. Мне то и дело это говорят. Вечно всех дразню.
Грей сделал серьезное лицо, но Барри расхохоталась. Вернее, захихикала, как девчонка, опрокинулась на спину и игриво закинула руки за голову. Грей давно уже не смеялся – наверное, с самого детства. А ее смех был таким же восхитительным, как и ее голос – искренним и заразительным. Грей вдруг поймал себя на том, что ему нравится слушать, как она смеется.
– Спасибо, Бондюран, – отсмеявшись, сказала она. – После такого дня, как сегодня, это как раз то, что нужно. Хотя мне бы уже следовало привыкнуть.
– К чему?
– К тому, что меня вышвыривают за дверь. Мне не впервой.
– А кто тебя уволил в первый раз? Дэйли?
Барри вопросительно подняла брови.
– Он сам мне рассказал.
– Как это мило с его стороны, – с кислым выражением лица пробормотала она.
– Дурацкий разговор.
– Да уж, это точно. Кстати, решив ознакомить тебя с моей бурной биографией, он случайно не упоминал, почему он меня уволил?
Грей покачал головой. Это была ложь. Дэйли поведал ему эту историю во всех подробностях. Но он не смог устоять перед искушением лишний раз насладиться звуками ее голоса, хотя и догадывался, что ему с каждой минутой все труднее держаться от нее на расстоянии. Когда ты в бегах, потому что боишься за свою жизнь, романтическая интерлюдия не входит в программу.
– Ну, – начала она, невольно улыбнувшись при воспоминании об этой истории, – вначале мы с Дэйли не были такими уж друзьями. Хотя это он взял меня на новостной канал. Я в то время считала, что знаю все, что вообще следует знать о телевидении, поэтому любую критику воспринимала в штыки. А Дэйли считал, что у меня ветер в голове и что мне нечего делать в мире новостей.
– Короче, не успев взять меня на работу, он уже подумывал, как бы от меня избавиться. Мешало одно – Дэйли до судорог боялся связываться с разными комиссиями, профсоюзами, боялся, что ему придется заполнить кучу необходимых при увольнении бумаг. Однако Дэйли повезло. Я облажалась.
Барри оказалась в числе первых репортеров, кто примчался к зданию окружного суда, когда вооруженный человек открыл там стрельбу. Выслушав рассказ женщины, чудом избежавшей пули, Барри сообщила в новостях о том, что ранено не меньше дюжины человек.
– «Пострадавшие в кровавой бойне» – кажется, я так это назвала.
Уже потом, в прямом эфире, Барри сообщила, что перестрелка произошла во время заседания, которое вел судья Грин.
– Сообщение прозвучало ошеломительно, поскольку ходили слухи, что его прочат в члены Верховного суда. Перед камерой я намекнула, что за всем этим стоит политика. Был ли судья Грин мишенью для какого-нибудь оппозиционного радикала или же это месть за неоправданно жестокий приговор? Удалось ли ему уцелеть? Возможно, он ранен?
Как позже выяснилось, судья Грин в тот момент играл в гольф и узнал обо всех этих событиях от мальчика, который таскает за игроками клюшки. А перестрелка произошла на другом заседании, да и то пострадал при этом только потолок – случилось это, когда бейлиф попытался отобрать охотничье ружье у мужчины, который принес его в суд в качестве вещественного доказательства, чтобы избежать обвинения в браконьерстве.
– Моя свидетельница, якобы чудом избежавшая пули, оказалась слабоумной посудомойкой из ближайшего кафе. Как выяснилось позже, она никогда даже не бывала в здании суда.
– Но последним гвоздем, забитым в крышку гроба, стал тот факт, что ради подготовленного мною специального репортажа прервали показ «Молодых и дерзких», а супруга судьи Грина была просто помешана на этом сериале, не пропускала ни одной серии. Услышав мой репортаж, она выбежала из дома, споткнулась о кран для полива, упала и сломала запястье. На телевидение обрушился шквал звонков – разъяренные зрители требовали объяснить, почему прервали их любимый сериал, да еще когда в здании суда не произошло ничего такого, что могло бы соперничать с «мыльной оперой». Телефоны студии раскалились добела.
– Ни о каком доверии ко мне, как к репортеру, не могло быть и речи. Впрочем, к самой телестанции тоже. А местные журналисты – видимо, опасаясь, что кто-то еще не в курсе, много недель подряд расписывали эту историю, не забыв упомянуть мою фамилию. Дэйли, естественно, вызвали на ковер к гендиректору и устроили страшный разнос за то, что он взял меня на работу. Счастье, что его не уволили. Зато у Дэйли появился законный повод уволить меня, что он и сделал. Единственный, кто выиграл от всего этого, оказался судья Грин. Сейчас он член Верховного суда.
– Весьма непопулярный.
– Кстати, попал он туда с моей подачи. Многие сетовали, что если бы не всеобщее сочувствие к судье Грину, несчастной жертве моей вопиющей некомпетентности, не видать бы ему кресла судьи, как своих ушей. Так что если американцы жалуются на неэффективность Верховного суда, то благодарить за это следует меня. Дэйли, кстати, тоже так считает.
– И как после всего этого вы стали друзьями?
– Пару лет назад до меня дошли слухи, что у него обнаружили эмфизему, и он был вынужден уйти в отставку. Я решила ему позвонить, просто из вежливости. – На губах Барри мелькнула загадочная улыбка Моны Лизы, и Грей поинтересовался, в чем тут дело.
– Просто Дэйли признался, что в свое время гонял меня не из-за отсутствия способностей, которых мне не занимать, а лишь потому, что мне недоставало зрелости и здравого смысла. Если бы у меня хватило ума прислушаться к нему, он бы с радостью мне помог. С тех пор он мой самый близкий друг.
– Но почему ты никому не говорила о вашей дружбе?
– Наверное, потому, что это личное, а я всегда старалась разделять работу и личную жизнь. А еще…
– А еще потому, что если бы кто-то пронюхал, что ты водишь дружбу с бывшим врагом, ты наверняка бы потеряла уважение коллег.
– Какой вы проницательный, мистер Бондюран. Врагами на телевидении, как правило, обзаводятся на всю жизнь. Если бы кто-то узнал, что теперь мы с Дэйли друзья, меня бы сочли размазней, а в нашей профессии принято шагать по трупам.
Простодушная радость Барри так очевидна, что Грею на миг стало тошно, хотя он и понимал, что обязан открыть ей глаза.
– Ваша дружба с Дэйли уже не секрет. Они следили за тобой, а я следил за ними. Так что им известно, что мы остановились у него. – Из груди Барри вырвался сдавленный стон, и Грей поспешно добавил: – Не думаю, что у Дэйли будут неприятности. Но предупредить его все же стоит. И как можно раньше.
– Но почему они следили за мной?
– Большая часть агентов службы безопасности подчиняется непосредственно президенту, а те, что в Белом доме, – еще и Спенсу. Естественно, их тщательно отбирали, но на деле они следуют не закону, а приказам Спенсера.
– Но разве они могут игнорировать закон?
– В том-то и штука. Они как раз его соблюдают. Скользкие, как угорь. Если кто-нибудь спросит, почему они следят за тобой, они просто ответят, что ты эмоционально неуравновешенна, и за тобой необходимо присматривать.
– И это еще мягко сказано, – сморщившись, пробормотала Барри.
– Попытайся уснуть.
Поднявшись на ноги, Грей погасил свет, вернулся к окну и осторожно выглянул на улицу. Какое-то время он молча вглядывался в темноту, стараясь увидеть что-то подозрительное – машину или укрывшегося в тени человека.
Довольный, что им удалось избавиться от слежки, он оглянулся на постель и с неудовольствием заметил, что Барри не сводит с него глаз.
– Я думал, ты уже заснула.
Она снова лежала на краю, только на этот раз уютно подсунув ладони под щеку.
– Кто ты на самом деле, Грей Бондюран?
– Я? Никто.
– Неправда, – сонным голосом запротестовала она. – Так не бывает.
– Спи.
– Тебе тоже нужно поспать. Кровать широкая, в ней хватит места для двоих.
Ну да, и всю ночь вертеться, словно грешник на сковородке, изнывая от желания коснуться рукой этой гладкой кожи! Нет уж. Я еще немного посижу.
– Зачем?
– Мне нужно подумать.
– О чем?
– Спи, Барри.
– Можно еще один вопрос? Последний.
– Ладно, – с тяжелым вздохом кивнул он.
– Тем утром, в твоем доме, это ведь был просто секс, да? Никаких обязательств?
– Точно.
На какой-то миг Барри отвела глаза в сторону, потом снова взглянула на него.
– А секс был что надо.
В темноте по губам Грея скользнула улыбка.
– Это верно.
– Но ты ни разу меня не поцеловал. Я хочу сказать, в губы. Ты что-то имеешь против поцелуев?
– Это уже второй вопрос. А теперь спи. Спокойной ночи.
– Джордж?
Голос жены с трудом пробился сквозь густой туман, стоявший у него в голове после выпитого накануне огромного количества виски. Доктор Аллан заставил себя поднять голову и, кое-как разлепив веки, разглядел в дверном проеме силуэт Аманды. Как всегда очаровательная, энергичная и невероятно привлекательная. Но сейчас смотреть на нее было мучительно. Бурлившая в ней энергия только подчеркивала его собственную слабость.
Аманда вошла в кабинет. Подойдя к столу, заметила бутылку и поднесла ее к глазам – виски в ней оставалось на донышке. Даже в своем нынешнем состоянии доктор не мог не заметить ее молчаливого осуждения.
– Это ты, Аманда? – заплетающимся языком пробормотал он.
– Стало быть, ты меня все-таки помнишь. Рада убедиться в этом. Кстати, может, заодно вспомнишь, что у тебя, кроме жены, имеются и сыновья.
– Что-то я тебя не понимаю…
– Твой старший сын все больше замыкается в себе. Сколько я ни умоляю объяснить, что его тревожит, он молчит и становится все угрюмее. Учителя говорят то же самое. Он из тех, кто копит проблемы в себе – из него слова клещами не вытащишь. Словом, он до такой степени похож на тебя, что это даже пугает. Я только что заглянула к нашему младшему сыну, послушала, как он молится перед сном. Он просил Господа помочь его папе, а потом расплакался – я обнимала и утешала его, пока он не уснул.
Джордж потер кулаками опухшие, налитые кровью глаза.
– Попозже спущусь пожелать им доброй ночи.
– Ты не понял, Джордж. Я не хочу, чтобы ты целовал их и желал им доброй ночи. Тем более в таком состоянии, как сейчас. Они ведь отнюдь не глупы. И давно уже заметили, что с тобой что-то не так – и дело не только в твоем пьянстве.
– Пьянстве? Я не ослышался?
– Не ослышался. Привыкай. Что с тобой происходит, Джордж?
– Ничего.
– Да неужели? То есть то, что происходит эти последние два дня, нормально? Вчера ты вернулся домой под утро, и вид у тебя был такой, словно ты насмотрелся фильмов ужасов. Когда ты нормально спал в последний раз? И при этом ты даже не удосужился объяснить, что с тобой происходит и где ты пропадал. Не спросил, как я, как дети. Просто поднялся в свой кабинет, заперся и с тех пор сидишь тут один, как сыч. – Аманда с грохотом поставила на стол бутылку. – Ты второй день не просыхаешь, и вдобавок я слышала, как ты плакал. Сначала я готова была убить тебя собственными руками, а когда услышала твои рыдания, у меня чуть сердце не разорвалось от жалости. Джордж, – умоляющим тоном прошептала она, – я не смогу помочь тебе, если ты не расскажешь, в чем дело.
– Все в порядке.
– Проклятье, Джордж, мы ведь все еще муж и жена!
– И что это значит? – Язык с трудом ему повиновался.
– А то, что мы должны доверять друг другу. Если нет доверия, нет и брака – во всяком случае, брака, как мы его с тобой понимали, когда стояли перед алтарем. Но официально я еще твоя жена и требую, чтобы ты объяснил, что, черт возьми, происходит!
– Боже, Аманда, ты оглохла? – заорал он. – Я же сказал, все в порядке.
В лице Аманды не дрогнул ни один мускул.
– Только не лги мне, Джордж. – В голосе ее звякнули льдинки. – Ты же вот-вот сломаешься.
– Оставь меня в покое.
– И не мечтай. – Аманда погрозила ему кулаком. – Ты мой муж. И я тебя люблю. Я буду защищать тебя до последнего вздоха. Но сначала я хочу знать, что могло превратить замечательного врача, мужа и отца в жалкого пьяницу.
Джордж метнул на жену свирепый взгляд, но Аманда ответила ему не менее свирепым взглядом. На лице ее было написано упрямство.
– Это как-то связано с Дэвидом, я угадала? И не пытайся врать. Я знаю, что за этим стоит он. Так из-за чего все началось?
– Аманда, прекрати.
– Что он заставил тебя сделать?
– Я же сказал, прекрати. Оставь эту тему.
– Он имеет над тобой какую-то власть… Чем он на тебя влияет?
– Ничего подобного!
– Не ври! – рявкнула Аманда в ответ. – Только вот что я тебе скажу, Джордж. Если ты не вырвешься из его лап, тебе конец. Дэвид тебя погубит.
– Ладно, слушай. – Джордж с трудом поднялся из-за стола. – Та женщина умерла.
– Что?!
– Умерла! Ты довольна? Ты же хотела узнать – я тебе рассказал. Надеюсь, ты удовлетворена?
– Ты о сиделке?
– Да, о ней. Той самой, что умерла в нашем летнем домике у озера три дня назад. От сердечного приступа. – Джордж со стоном обхватил руками голову. – Я пытался ее спасти, но не смог. Не смог… и она умерла. – Плечи доктора затряслись от рыданий.
– Ты был пьян?
– Нет! Я всего лишь принял таблетку валиума.
– Но ты сделал все, что было в твоих силах?
Джордж кивнул.
– Я добрых полчаса пытался ее реанимировать. В конце концов, один из агентов службы безопасности оттащил меня в сторону, сказав, что я зря стараюсь – она уже мертва.
Облегченно вздохнув, Аманда положила руку ему на плечо.
– Прости меня, Джордж, – мягко прошептала она.
Господи, как же ему не хватало ее сочувствия! Он знал, что стоит ему положить голову ей на плечо, и все будет забыто. Аманда обнимет его за шею и будет баюкать его на груди, и ее объятия станут для него райским спасением, где он хоть ненадолго сможет укрыться от терзавших его демонов.
Но он не заслуживал ни ее сочувствия, ни прощения. Как не заслуживал и столь жертвенной, всепрощающей любви. Поэтому он молча стряхнул ее руку с плеча.
– Ну и чем ты могла бы мне помочь? – воинственным тоном бросил он. – Сотворила чудо и оживила бы ее, что ли? Или как-то по-другому решила проблему?
Повернувшись спиной к жене, Джордж направился к бару. Руки у него тряслись, как у немощного старика, пока он пытался открыть бутылку с виски. Кое-как он все-таки справился и плеснул себе щедрую порцию в стакан.
– О нет, подожди, – спохватился он, обернувшись к Аманде. – Ты ведь у нас мастерица решать проблемы, верно? Умеешь добиваться своего, так? Целеустремленность – вот твое второе имя. Или нет – лучше Превосходство.