Идолы Штоль Маргарет

Глава 21

Старые новости

Выйдя, ни один из нас не отходит от дверной занавески больше чем на пару шагов — никто не желает упустить то, что произойдет дальше.

Я прижимаюсь к одной стене, Тима — к другой. Лукас и Ро стоят между нами, перед колышущейся тканью, и все мы вытягиваем шеи, ловя слова, что доносятся из комнаты.

Не издаем ни звука.

— В чем дело? Мыло кончилось или что? — Внезапно возникший перед нами Фортис хватает Ро за ухо.

— О! — протестующе вскрикивает Ро.

Но толку в том нет. Через несколько минут за нами захлопывается дверь студенческого жилища, и мы даже не успеваем перекинуться по дороге словечком.

Ванны на самом деле представляют просто старые деревянные бочки, выстроенные в ряд и разделенные пестрыми поношенными занавесками.

— Раздеваемся! — бодро кричит Ро.

— Моемся! — отвечает Тима.

— А ты не шутишь? — хохочет Ро.

— А ты воняешь, — безмятежно откликается Тима.

Лукас молчит. Скорее всего, уже погрузился в воду с головой, просто затем, чтобы не слышать Ро. Мне бы тоже хотелось отключиться от всего этого.

Но я не могу.

Однако вода горячая, и я, прислонившись затылком к грубому деревянному краю «ванны», пытаюсь вспомнить, когда в последний раз была чистой.

До посадки на корабль.

До того, как началась атака на Идиллию.

До того, как умер Епископ и вернулся Фортис.

Эта мысль заставляет меня с плеском выпрямиться.

— Дол? Ты в порядке?

— Конечно. Да. Все нормально.

Я снова откидываюсь, закрываю глаза и тянусь мыслью наружу. Нащупываю дорогу мимо нас четверых и возвращаюсь в школьное помещение. По всплеску хаотического внутреннего шума я знаю, когда приближаюсь… а потом внезапно вижу их.

Картинка никогда не бывала настолько отчетливой.

Лицом к лицу — Фортис и Биби. Между ними — только чайник.

Я вижу их с безупречной ясностью… и это нечто новое для меня. Как будто я стою прямо там, в комнате.

— Тебе незачем было тащить их сюда. — Голос Биби гремит, хоть он и старается сдерживаться.

— А почему нет? Твой собственный малыш там, в классе, только что сказал, что вы нас ждали. И я знаю, что слава нас опередила. — Фортис выглядит самодовольным.

— Конечно, колонисты ни о чем другом не говорят после вашего фокуса в Хоуле. Слухи распространяются как чума. В том числе и как приятно было бы твое возвращение. — Лицо Биби налито кровью.

— Почему ты не рад меня видеть, Уильям? Разве ты не хочешь, чтобы я тебя освободил? — Голос Фортиса звучит странно, он как будто насмехается над монахом.

— Нет. Я хочу, чтобы мое сердце продолжало биться, а голова оставалась на плечах, так что большое спасибо. Вернее, неспасибо тебе.

Фортис говорит укоризненно:

— Для монаха ты не слишком-то гостеприимен, Бибс. В особенности если учесть, что они просто дети. Дети, которые проделали долгий путь, чтобы оказаться здесь. — Фортис щелкает языком, и это звучит как насмешливая брань.

— С каких это пор ты изображаешь нянюшку, Фортис?

— Ну, вряд ли я нянюшка. Скорее родитель, если хорошо подумать. Как и ты. В конце концов, мы были там, когда осуществились планы. Ты, я, Янг, Эла.

Мое сердце отчаянно колотится. Я хватаюсь за края бочки, сосредоточиваясь на том, что слышу. И крепче зажмуриваю глаза.

Мне просто ничего другого не остается, кроме как слушать.

Следует долгое молчание.

Я вдруг осознаю, что сдерживаю дыхание. Потому что речь о нас. Они говорят о нас. О том, что осуществился план по нашему созданию. Я помню разговоры там, в Санта-Каталине, открытие, что мы родились не как обычные дети…

Что мы были созданы искусственно.

Сооружены, изготовлены.

Сотворены заранее, в ожидании прибытия Лордов, как будто имели непосредственное отношение ко всему этому…

Я могла бы выбросить сейчас из своего сознания этих двоих, но я слышу их спокойные деловитые голоса, и от этого у меня болит сердце…

— Нет, — говорит Биби. — Не может быть. Не те дети. Ты же не это хочешь сказать?

— Это.

— Невозможно. Проект «Человечество» не имел успеха. Жизнеспособных образцов не получилось.

— И все-таки они здесь. Четверо Детей Икон во плоти.

Я крепче прижимаюсь плечом к краю бочки.

Фортис продолжает:

— Я просто ищу небольшой помощи у старого друга. Или у семьи, можно сказать.

Он снова говорит, будто поддразнивает, но я знаю, что это не так. Фортис предельно серьезен.

В голосе Биби звучит недоверие.

— Если то, что ты говоришь, правда, то они не просто дети. Только не дети. Я не знаю, что они такое. — Он вдруг понижает голос, и мне приходится напрячься, чтобы расслышать. — До меня доходили слухи, да. О том, что случилось в Хоуле. Только я в это не верил. Просто не позволял себе действительно поверить в то, что Икона в Хоуле разрушена. Я бы не сумел принять то, что это означает… если это сделали они. — Биби качает головой. — Невообразимо. Та сила, которой они обладают. Те вещи, которые мы создали.

Вещи.

Вот что такое мы.

— Я же был там, в Хоуле, — злорадно говорит Фортис, он как будто наслаждается каждым мгновением, впитывает реакцию Биби. — Мы это сделали. Это более чем вообразимо и стоит того, чтобы верить. Так что поверь.

Следует настолько долгая пауза, что я думаю, разговор окончен… но потом слышу протяжный вздох. Я сосредоточиваюсь сильнее, проталкиваюсь сквозь пространство — и наконец снова вижу лицо.

Это Биби.

— Хорошо. Они могут здесь оставаться столько, сколько захотят. Но не ты, мерк.

— Ну, Уильям! Я уже начинаю думать, что тебе хочется сделать вид, будто мы и не работали в лаборатории бок о бок, а? В славные дни нашей юности?

— В то время я не догадывался, с какой крысой имею дело.

Так это ты крыса, Фортис?

Что же ты сделал?

Что ты делал и для кого ты это делал?

— Ты произносишь «крыса» так, словно это бранное слово. А я предпочитаю говорить — гибкий реалист. — Теперь голос Фортиса весьма холоден. — В конце концов, я мерк. И никогда не утверждал обратного.

Снова пауза. Потом Биби добавляет:

— Кстати… никогда не мог понять. Что было такого во всем этом для тебя? В нашем маленьком проекте «Человечество»?

Тон Фортиса становится ликующим.

— А, вот видишь! Теперь тебе любопытно. Под всей этой монашеской чушью и учительской ерундой ты ничуть не отличаешься от меня. Хочешь знать, работает ли это? То, что мы начали? — Он почти кричит. — Потому что ты слышал о Хоуле. И знаешь, что они могут сделать, что они уже сделали. Ты понимаешь, что и теперь что-то происходит, ведь так? Нечто куда большее, чем то, что мы начинали много лет назад.

Биби переходит в оборону:

— Я ничего не хочу знать. Не ценой того, чтобы снова действовать заодно с тобой. Я усвоил урок.

— Вот и отлично. И не надо. — Фортис смеется.

— И не стану. Так что мне кажется, разговор окончен, — говорит Биби.

— Но ты бы подумал, разве нет? Если кое-что исключить, — откликается Фортис.

— Ну, начинается. Опять по кругу, — произносит Биби. — Дай-ка угадаю. Тебе нужна моя помощь.

— Ты знаешь колонистов лучше кого бы то ни было. — Фортис раздражен. Я это слышу по его тону. — Ты или Янг. В особенности теперь, когда Эла вне игры.

— Ну да. Об этом я слышал. В самом деле, очень странно. Для выжившего вроде Элы.

— Это мне не мешает.

— Мешает. В особенности если учесть, что Янг ненавидит тебя даже сильнее, чем я. — Биби вздыхает.

Фортис почти рычит:

— Смейся, если тебе это нравится. Но мне необходимо кое-кого найти. Нам необходимо найти. Еще одну вроде этих четверых. Если она существует. Пятая.

— Бог мой…

Снова следует долгое молчание.

Фортис негромко откашливается:

— Ты не пожалеешь о потраченном времени.

Биби отвечает, и в его тоне слышится горечь.

— Ну да, конечно. Ты всегда так говоришь, но почему-то я всегда прихожу к тому, что перестаю понимать твои намерения.

Фортис принимается расхаживать по комнате. Я слышу, как доски пола поскрипывают под его ногами.

Биби повышает голос:

— Что они знают? Эти так называемые дети?

— Они вряд ли дети, в этом я с тобой согласен. После всего того, что они видели. И сделали.

— То, что ты делаешь, меняет тебя. Это всем известно, мерк.

— Как и тебе, Уильям.

— И?..

— Они знают, что именно представляют собой, более или менее. Они знают, зачем они здесь, ну, по крайней мере, отчасти. Настолько, насколько могут понимать.

Я застываю. Просто поверить не могу, что слышу эти слова, да еще от самого Фортиса.

Он думает, я знаю, что я такое и почему я здесь? Более или менее знаю?

И почему он обсуждает все это с чужаком, а не со мной?

Мое сердце стучит, как каблуки по тротуару. Оно бежит. Оно мчится.

Летит.

Я не в силах дышать.

Мне кажется, что голова вот-вот взорвется.

Я теряю сознание.

— Дол! Дол, что с тобой? — Это Тима, она хватает меня за руку.

Открываю глаза.

Все исчезло.

Следующее, что проникает в мое сознание: я сижу в воде и моя голова тоже погружена. Но ощущения чистоты нет, сколько бы лепестков роз, кусочков кожуры лайма и душистых стеблей лимонной травы ни бросила в бочки экономка Биби.

Вода не освежает, не заставляет меня почувствовать более или менее самой собой. Прежней собой.

И ничто не заставит.

Биби и Фортис.

Янг и Эла, кем бы они ни были.

А потом Тима, и Лукас, и Ро, и я.

Тима, и Лукас, и Ро, и я, и маленькая нефритовая девочка.

Как мы оказались все вместе? Мы и те мужчины, которые обращаются с нами как с детьми, но при этом утверждают, что мы не дети?

Что они должны сделать с нами?

И чем бы это ни было, откуда им все известно? Почему Фортис не хочет объяснить мне? И почему меня это тревожит так сильно?

Плещу водой себе в лицо и на спину и снова — в горящие глаза.

Если глаза горят от слез, никто этого не узнает.

Если это слезы, я не признаюсь.

— Ты в порядке?

Тима тянется к моей руке. Без привычной уже грязи на лице она выглядит мягче, ранимее. Она стоит у выхода в сад, одетая в просторную золотисто-желтую одежду, как ученики Биби, и мы все тоже в таких балахонах.

По какой-то причине она ждет меня.

Возможно, по той же самой, по какой я жду Лукаса и Ро.

А потом я им рассказываю обо всем, что слышала. Всем им. О том, что видела. И о книге Детей Икон.

Я рассказываю им все.

Первым откликается Лукас:

— Только не дай им заметить, что ты их слышала. — Голос его звучит низко и ровно. — Хорошо? Пока не надо. Держись так, словно ничего не знаешь. Пока мы не разберемся, что делать.

Он привлекает меня к себе, и я чувствую, как его лоб, теплый и влажный, прижимается к моему лбу. Мне хочется разрыдаться, свернуться в его объятиях, заснуть рядом с ним в слезах…

Но я не делаю ничего подобного. Я не могу. И он не может. Нельзя. По крайней мере, пока.

Мы смотрим в глаза друг другу.

— Пуговица прав. Мы подождем. И пока не придет наша очередь сделать ход, он об этом и не догадается.

То, что Ро соглашается с Лукасом — в чем бы то ни было, — выглядит довольно мрачно.

— О чем ты? — скептически интересуется Тима. — Какой ход?

— Я не знаю. Сбежать? Присоединиться к Сопротивлению грассов в другом посольском городе? Или, может быть, просто побежать к нашему папочке и рассказать, что мы обижены.

Ро проводит ладонью по встрепанным каштановым волосам. Этот жест мне знаком — он так же разочарован, как и все мы.

— Что бы мы ни делали, одно предельно ясно. Не доверяйте мерку. — Лукас пожимает плечами. — По крайней мере, теперь нам это известно.

Ро толчком распахивает дверь и жестом зовет нас. Пришло время воссоединения.

Отмытые дочиста и почти высохшие, мы теперь кажемся совершенно другими людьми. И во многом это правда.

Да, мы изменились, только я не уверена, что причиной тому — купание.

Фортис знает куда больше, чем показывает. Мы всегда это понимали. И, строго говоря, то, что я рассказала, лишь подтвердило это. И что, собственно, изменилось?

Все.

— Итак, — говорит Биби, когда мы выходим в сад, — насколько я понимаю, вы кого-то ищете. Завтра мы предпримем небольшую прогулку по городу. У меня там есть один друг, и он, думаю, сможет оказать вам кое-какую помощь.

Монах кивает Фортису, как будто оба все это время лишь вспоминали о старых добрых временах.

— Да, — кивает в ответ Фортис. — Биби любезно согласился стать нашим гидом. Ради нашего прошлого.

Биби фыркает.

— Прошлое… — с отвращением произносит он, будто это слово такое же кислое, как ломтики зеленого манго на тарелке перед ним. — Разумеется. Но сначала поедим.

Великолепно.

Стол ломится от свежих и вяленых фруктов. Сушеные бананы размером с человеческие пальцы, на которые они в точности походят, лежат горкой напротив маленьких ягод сушеной клубники, ярко-красной и сладкой, и рядом с еще более мелкими сушеными лонганами, или «драконьими глазами», золотистыми, на вкус похожими на смесь изюма с орехами. Круглые булочки, начиненные изюмом и намазанные толстым слоем кокосового и мангового джема. Золотистые завитки лапши плавают в мисках роскошно пахнущего бульона рядом с тарелками пышного риса. Зеленые круглые баклажаны, залитые густым соусом, соревнуются в цвете с зелеными лучами утреннего света, они перемешаны с толстыми кругами имбиря и хрустящими листьями жареной капусты.

Биби явно не принадлежит к отсевкам.

Должно быть, у него есть деньги, думаю я. И покровители. И именно поэтому он не попал на стройку, как должны были попасть Ро и я, если бы не падре…

Да, это должно быть так, потому что сервировка достойна пира королей, а мы ведь не ели по-настоящему уже больше недели. И тем не менее ни один из нас не в силах что-нибудь проглотить. Наш аппетит исчез вместе с нашим доверием, и все из-за подслушанного разговора.

Биби замечает наши пустые тарелки. Он наливает чай из металлической посудины, приправляет его медом.

— По крайней мере, позвольте предложить вам хотя бы чая. Этот мед с моей собственной пасеки. Там, позади, за садом.

— А где ты медитируешь? — спрашивает Тима, наблюдая, как он разливает чай.

— А… ну да. Предполагается, что я должен медитировать, но я имею склонность выходить из себя… — Биби улыбается. — Так что в основном мой сад — то место, где я могу безопасно швыряться камнями. — Он вздыхает.

— Он не шутит, — говорит Фортис, отвинчивая крышку с флажки и наливая в свой чай немного жидкости янтарного цвета. В духе мерков.

Биби кивает:

— Я все еще воспитываю в себе терпение, необходимое для следования по Срединному Пути.

Мы смеемся, а потом я вдруг замечаю, что Фортис наблюдает за нами с гораздо большим интересом, чем обычно. Смотрит на нас и наши пустые тарелки. Поэтому я заставляю себя взять в руку тонкие серебристые палочки для еды.

— Умираю от голода. Я уже почти забыла, как вообще едят, — неубедительно произношу я.

Ну же, давайте! — думаю я, глядя на Лукаса и Тиму.

Они же заметят. Он заметит.

Тима едва заметно кивает, Лукас тоже. И вскоре мы уже смешиваем зеленое, красное и желтое с рисом на наших тарелках — без разбору фрукты и овощи, лежащие перед нами и между нами, как будто собираемся съесть все, что на столе.

Фортис откидывается назад, опираясь на шелковую подушку. Он бросает на стол свою салфетку, но так и не сводит с меня глаз.

Я это знаю, потому что и сама не отвожу от него взгляда.

ДОНЕСЕНИЕ В ГЛАВНОЕ ПОСОЛЬСТВО

ОТДЕЛЕНИЕ В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

ПОМЕТКА: СРОЧНО

ГРИФ: ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ

Подкомитет внутренних расследований 115211В

Относительно инцидента в Колониях ЮВА

Примечание. Свяжитесь с Джасмин3к, виртуальным гибридом человека 39261.ЮВА, лабораторным ассистентом доктора И. Янг, для дальнейших комментариев, если понадобится.

ЗАМЕТКИ ПО ЧАСТНОМУ ИССЛЕДОВАНИЮ

Пауло Фортиссимо

23/08/2066

Ключ к нашему исследованию — предположение, что эмоциональная энергия присуща всем людям. Мы установили, теоретически, что эта эмоциональная энергия в достаточной мере близка к тому, что излучает оборудование Нулла, а потому, если ее успешно усилить, она должна нивелировать его воздействие и дать детям иммунитет, а нам — способ борьбы с новой силой. Мы также исследуем силу этих детей, чтобы использовать их энергию для влияния на окружающих, разными способами.

Такое часто случается на больших собраниях, когда сильный оратор способен влиять на аудиторию, изменять ее чувства и поведение. Мы привыкли считать, что ораторы используют «сильные слова», но на самом деле я уверен, что они используют свою эмоциональную энергию, дотягиваясь до тех, кто их окружает, заставляя их откликаться и меняться.

Следовательно, такая энергия моих детей может не только повлиять на чувства других, но и распечатать скрытые возможности.

Вроде цепной реакции.

Я просто не уверен в точности, какой будет эта реакция. Но у меня нет такой роскоши, как время, чтобы проверить все под всеми возможными углами.

Потенциал огромен, но неведомое слегка пугает…

Кстати, о потенциале… Я гадаю, сможем ли мы найти способ сделать наших детей еще сильнее, громче. Способ умножить их энергию сверх заложенного в них при проектировании? Повысить частоты излучения? И как этого добиться? Понятия не имею. Ладно, по одному шагу зараз, Пауло.

Глава 22

Уличные торговцы

На следующий день жаркое солнце висит низко, а нас везут по улицам в маленькой громыхающей тележке, которую Биби называет «тук-тук». Мы впятером едва умещаемся на сиденьях за спиной древнего возчика, который хлопает вожжами по спине еще более древнего животного.

— Kwai, — сообщает нам Биби. — Водяной буйвол. Глуп, как Фортис. — Он ухмыляется.

Фортиса мы с собой не взяли, потому что, как говорит Биби, он лишь расстраивает людей.

— В этом я с тобой спорить не стану, — соглашаюсь я.

Биби старательно показывает нам все вокруг, как будто мы здесь только для осмотра достопримечательностей. Но нечто среди всего этого, безусловно, не может остаться незамеченным. Великий проект, стройка Юго-Восточных Колоний, как и все стройки Лордов, ведется на побережье. Мы не знаем, почему или какое отношение к этому имеет вода, но это именно так. Стройки ведутся только вдоль побережий. По крайней мере, те, которые мы видели.

Поскольку Юго-Восточные Колонии созданы на насыпных землях — из песка и наносов и камней, извлеченных со дна моря, — и нагромождены над водой, чтобы сотворить остров там, где прежде жили только водоросли, — длинная, узкая полоса суши соединяет новую стройку со старым городом, который называется, представьте себе, Старым городом. Старым Бангкоком.

Биби улыбается:

— Крунг-Тхеп. Город Ангелов. На языке колонистов.

— Точно как Хоул. Старый Лос-Анджелес. Еще один Город Ангелов, — говорю я.

Тима внимательно рассматривает улицу со своей стороны тук-тука:

— Не знаю, почему так много городов считают принадлежащими ангелам. И нет городов, которые назывались бы Городами Лордов… хотя все они принадлежат им.

Биби смеется, но я думаю, что Тима права. Чем дольше Лорды с нами, тем труднее вспоминать о временах, когда существа, приходящие с неба, были созданы из любви, а не из войны. Когда они были чудом, а не кошмаром. Я гадаю, есть ли в Крунг-Тхепе кто-нибудь, кто помнит о такой разнице.

Мы не спеша продвигаемся по дороге, и пространство и небо, нависшее над нами, огромны и прозрачны, но вот окруженные колючей проволокой площади Юго-Восточного проекта, пожалуй, еще более обширны. Неровные, шероховатые стены поднимаются так высоко, что заслоняют свет, и в их тени температура падает почти с такой же скоростью, с какой она поднимается на солнце. Как будто стройка несет с собой собственный климат.

А я бы не удивилась, думаю я, учитывая, что нам совершенно ничего не известно о происходящем там.

Над впечатляющими плоскостями проволоки и металла я вижу ярко-желтый флаг, плещущийся на ветру на самой высокой башне рядом с входными воротами.