Мадам Пикассо Жирар Энн

– Если мы собираемся стать вдовами знаменитых кубистов, то, наверное, нужно придумать свой тайный язык, чтобы держаться вровень с ними, – с улыбкой предложила Ева.

Марсель звонко рассмеялась в ответ. Она внезапно напомнила Еве Сильветту: они часто смеялись вместе. Новая глава в ее жизни начиналась с новых знакомых, но нужно быть осторожной и никому не доверять без оглядки.

Потом они все еще долго сидели на террасе после заката, смеялись и беседовали под стрекот цикад. Перед уходом Ева почувствовала опьянение, но не только от перно, но и от надежд на будущее.

На следующее утро после пробуждения у нее остались лишь смутные, похожие на сон воспоминания о Пикассо, наслаждавшемся ее телом на узкой кровати, в которой она лежала сейчас под пуховым одеялом. Когда Ева наконец открыла глаза, привлеченная ароматом свежих булочек и кофе, Пикассо стоял перед мольбертом к ней спиной. Он никогда не стеснялся наготы и в своей мужественности выглядел величественно. Тонкие занавески впускали теплый утренний бриз через открытое окно. Жилистые контуры его широкой спины и узкого торса напоминали ей о совершенстве римских статуй. Услышав, что она проснулась, Пикассо обернулся, держа в руках влажную кисть с охристой краской, и его лицо озарилось улыбкой.

– Вот мы и снова вместе, ma jolie. Готова перекусить? Я уже заказал завтрак. Должно быть, ты проголодалась после вчерашней ночи, – добавил он и лукаво подмигнул ей.

Ева и в самом деле проголодалась. Когда она села в постели и потянулась за булочкой, Пикассо отложил кисть и уперся руками в бедра, словно изучая ее как натурщицу для своей будущей картины.

– Dios mio, я обожаю твою грудь. Я уже решил, что это самая совершенная часть твоего тела.

– А остальное? – с улыбкой спросила она.

– Ты прекрасна, – просто ответил Пикассо.

Потом он подошел к ней, опустился на край кровати, и она протянула ему кусок теплой булочки. Он сунул его в рот вместе с ее пальцами. Ева услышала, как участилось ее дыхание, когда тысячи ощущений, из которых голод был лишь прелюдией, снова обрушились на нее. Она знала, что они снова займутся любовью, и Пикассо по-прежнему оставался для нее самым желанным мужчиной. Он привлек ее к себе, а потом потянулся, обхватил ее ягодицы и усадил на колени. Тело Евы с готовностью откликнулось на это прикосновение. Желание обладать им было глубоким и ненасытным. Сейчас ей было уже недостаточно иметь его, недостаточно той близости, которую они разделяли друг с другом. Этого никогда не будет достаточно.

Час спустя рука об руку они направились по тенистому бульвару к кафе «Гранд». Летний воздух уже прогрелся, стало душновато, и они радовались тени, которую отбрасывала шелестящая листва высоких деревьев. Влюбленные шли на встречу к Браку и Марсель.

Сейчас Еве казалось, что она живет в волшебной сказке, и темная часть мира, которую она знала раньше, никогда не найдет их в Сере, среди солнечного великолепия и порывов свежего ветра, здесь просто не могло случиться ничего плохого.

Когда они подошли к кафе – двухэтажному зданию в мавританском стиле на углу улицы Сен-Ферре, – Ева увидела Жоржа и Марсель за одним из столиков с мраморной крышкой, стоявших на тротуаре. Рядом с ними находилась другая хорошо одетая молодая пара, чье присутствие как будто удивило Пикассо. Он промолчал, но немного сильнее сжал ее руку.

Мужчина был стройным, с блестящими, гладко зачесанными черными волосами и трубкой в зубах, которая заставляла его казаться старше своих лет. Элегантный жилет и шейный галстук придавали ему парижский шик. Темноволосая женщина рядом с ним была одета в модное синее платье, летние перчатки и широкополую шляпу. Было очевидно, что они совсем недавно приехали из города.

Все четверо оживленно беседовали, но одновременно подняли головы при приближении Пикассо и Евы. Потом мужчина встал и помахал им рукой. Ева не понимала почему, но неожиданно ей стало страшно, но она поспешила отмахнуться от этого ощущения, когда незнакомый ей мужчина сердечно обнял Пикассо.

– Не знал, что ты тоже будешь здесь, Дерен, – сказал Пикассо и покосился на женщину, сидевшую рядом с ним.

– Пабло, – сухо произнесла она и кивнула.

– Алиса, – отозвался он.

Художник Андре Дерен и его женщина. Разумеется, Ева знала это имя. Она видела его работы в первом Салоне независимых художников, и некоторые танцовщицы из «Мулен Руж» сплетничали о скандальной любовной связи, которая началась сразу же после медового месяца, проведенного Алисой Принсет с другим мужчиной. Андре и Алиса были одной из молодых пар, с которыми часто связывали имена Пикассо и Фернанды в газетных статьях.

Пикассо взял два стула от соседнего столика, и они с Евой расположились рядом с остальными.

– Жорж, вчера вечером ты ничего не говорил, что наши друзья собираются сюда приехать.

– Я узнал об этом, когда они пришли ко мне в студию сегодня утром. А потом сразу же послал тебе записку насчет кафе.

Ева заметила, что Брак тоже держится как-то напряженно. Он явно был не таким беззаботным, каким казался на террасе вчера вечером. Зато Марсель улыбалась и похлопывала Алису по колену. Несомненно, эти две женщины были хорошо знакомы друг с другом.

– Не пора ли тебе нас представить? – обратился Дерен к Пикассо и кивнул в сторону Евы.

Было еще слишком рано для вина, однако ей внезапно захотелось что-нибудь выпить. Ева поняла, что в этой группе она находится в невыгодном положении, а Пикассо явно потерял опору под ногами.

– Bueno…[60] Ева, это Андре и его дама, Алиса. Мы жили и работали вместе на Монмартре. Господа, разрешите представить вам Еву. При первой же возможности мы поженимся.

– Поженитесь? – придушенным шепотом повторила Алиса.

Ева гордилась тем, как смело Пикассо заявил об этом, но потом все почему-то отвели взгляды, как будто он произнес самое неприличное слово на свете.

– Я хочу иметь законную супругу, как это сделал Жорж, – примирительным тоном произнес Пикассо.

Официант принес бутылку рома и шесть чистых бокалов. Пикассо редко употреблял крепкие напитки, но сегодня он сделал исключение, и Ева последовала его примеру. Немного принужденный обмен любезностями в сочетании с теплым пиренейским ветром и крепким ромом местного разлива помог рассеять напряжение. В конце концов они заказали ланч, а потом вино, и Еве начало казаться, что она уже целую вечность находится в центре внимания. Поэтому она была рада возможности отлучиться в туалет.

Она сполоснула руки и лицо и постаралась успокоиться, когда взглянула в грязное зеркало над умывальником. Модная короткая стрижка и парижское платье не могли полностью скрыть неуверенную в себе провинциальную девушку, все еще скрывавшуюся внутри нее. Когда она шла через кафе к выходу на улицу, то помедлила у двери и невольно подслушала разговор двух женщин. Они с обеих сторон были скрыты группой мужчин, но их голоса доносились вполне ясно.

– А чего ты от меня ожидаешь? Она не обязана мне нравиться, но я должна быть любезной с ней. Пабло – лучший друг Жоржа!

Ошибки быть не могло. Первый голос принадлежал Марсель Брак.

– Значит, мы все просто предаем Фернанду? Mon Dieu, эта особа выглядит совершенной провинциалкой! Ты же знаешь, это продлится недолго. То, что Пикассо собирается жениться на ней, – просто курам на смех.

Резкий парижский выговор принадлежал Алисе Принсет.

– Я не хочу быть грубой, вот и все, – заговорщическим тоном отозвалась Марсель. – Жорж никогда не простит мне этого. Кроме того, мы подружились, и, думаю, я ей понравилась.

– Так вот, все в Париже уже шепчутся о том, как она украла Пикассо прямо под носом у Фернанды, которая по глупости решила, будто заручилась ее доверием. Она даже водила эту малышку по магазинам. Поступай, как хочешь, Марсель, но это подражание Эвелин Тоу меня не одурачит!

Ева прислонилась к стене, скрытая спинами нескольких мужчин, ожидавших места у столика в кафе. От рома и жары ей стало плохо. Утром она испытывала настоящее блаженство, но теперь все изменилось. Это были подруги Пикассо. Даже если она передаст ему их слова, что тогда? Она была не уверена, что ей стоит выходить на улицу. Ева готова позволить Пабло сделать выбор между историей его жизни и желаниями его сердца.

– Какого дьявола? Что ты имеешь в виду? – прорычал Пикассо.

– Рамон, Жермена и Фернанда намерены приехать сюда и вразумить тебя. Я не мог остановить их, поэтому мы с Алисой сели на первый поезд из Парижа, чтобы предупредить тебя об этом, – сказал Дерен после того, как женщины вышли из-за стола.

Пикассо с силой провел обеими руками по угольно-черным волосам и откинулся на спинку стула, обдумывая эту новость. С каждой минутой жара усиливалась, и ему уже не хотелось сидеть на улице. Для обоих друзей – для Брака и Дерена – это было лишь развлечением, но для него решался серьезный жизненный вопрос. Он искренне любил Еву, а теперь она могла попасть под прицел.

– Эти трое могут говорить что угодно, но для меня все решено. Теперь я вместе с Евой.

– Значит, ты даже не хочешь поговорить с Фернандой? – смело спросил Дерен.

– Сломанного не починишь, Андре. Этот невыносимый итальянский хлыщ Убальдо Оппи обратился ко мне за помощью как к художнику, но с самого начала собирался вздрючить Фернанду. Некоторые вещи просто непростительны. Мое сердце теперь изменилось навсегда.

Брак и Дерен обменялись взглядами. А Пикассо вдруг понял, что Ева ушла уже достаточно давно, и ощутил легкий приступ паники. Моменты беспокойства и страха потерять ее в последние несколько дней пробудили в нем старые предрассудки.

– А чем это отличается от того, что Ева сделала с Фернандой? – спросил Дерен.

Пикассо вскочил со стула и набросился на него. Брак, более высокий и мощный, чем они оба, быстро встал между ними.

– Ева не имеет к этому никакого отношения! – выкрикнул Пикассо.

– Полегче, mon ami, – Дерен поднял руки. – Я лишь спросил, что ты об этом думаешь. Женщины – гораздо более сложные существа, чем мужчины.

– Не хочу ничего слышать! Я люблю Еву и женюсь на ней. Все, хватит!

– Тогда завтра тебе придется встретиться с Фернандой и лично сказать ей об этом. Они приезжают в Сере, и ты уже не сможешь остановить их.

Они появились как облако: три тени, опустившиеся на сонный городок Сере, который лишь недолго принадлежал ему и Еве. Пикассо считал, что он готов к предстоящей битве, но он не мог остаться равнодушным к Фернанде. Так было всегда. Их страстная юность, совместная борьба и успехи глубоко запечатлелись в его памяти. Он привык к властному зову желания, восстававшего против рассудка каждый раз, когда он видел ее, но теперь в их общей истории появились темные страницы, и он не мог не думать об этом.

Пикассо и Рамон Пишо поздоровались друг с другом, и Пикассо обнял старого друга. Они с Евой только что вышли из гостиницы и тут же заметили три силуэта на маленькой площади в тени деревьев. Фернанда и Жермена остались сидеть на крашеной скамье у фонтана, а Рамон подошел к ним. Женщины в драматической манере держались за руки. Рамон не стал здороваться с Евой, и Пикассо мгновенно приготовился к обороне. Хотя его предупредили заранее, это не сделало сцену менее напряженной.

– Друг мой, нам нужно поговорить наедине.

– Ева вправе слышать все, что ты собираешься мне сказать.

Стройный бородатый мужчина, которого Пикассо уже давно считал одним из своих ближайших друзей, недоверчиво покосился на Еву и покачал головой.

– Пожалуйста, mon cher ami. Мы приехали издалека.

– Вам не стоило приезжать сюда.

За плечом у Рамона Пишо он видел Фернанду, которая по-прежнему сидела на скамье. Вдруг она заплакала, достала белый кружевной платок и промокнула глаза. «Она всегда была безупречной в своих драматических розыгрышах», – подумал он.

– Она тоскует по тебе, Пабло. Всю дорогу, пока мы ехали сюда, она говорила лишь о том, как ты ей нужен.

– Поэтому она спала с другим художником? – Пикассо обнял Еву и покровительственным жестом привлек ее к себе.

– По ее словам, она всего лишь хотела преподать тебе урок. Она надеялась, что заставит тебя ревновать и ты снова будешь уделять ей должное внимание. Честно говоря, друг мой, нам с Жерменой кажется, что у нее были для этого основания.

– Поверь, Рамон, я хорошо усвоил этот урок. Между нами все кончено. Это назревало уже давно, но теперь я сделал последний шаг.

– Не могу этому поверить. Я очень хорошо знаю тебя. Разве ты не помнишь, как замечательно мы проводили время вместе? Как мы смеялись, как были счастливы?

– Я все помню, но не забываю об изменах.

Фернанда встала и устремилась к ним. Жермена последовала за ней.

– Может быть, нам уйти? – прошептала Ева.

Пикассо знал, что дальше будет только хуже, но хотел испытать силу своей убежденности. Он переводил взгляд с Жермены на Фернанду, вставших по обе стороны от Рамона, как часовые, преграждавшие путь к его будущему.

– Как ты могла? – спросила Жермена, сердито сверкнув глазами на Еву. – Фернанда тебе верила. Она подружилась с тобой и доверила тебе свои секреты.

– Меня всегда удивляло, почему она это делает, когда у нее есть ты.

Дерзкий тон Евы изумил Пикассо. Она снова доказала, что с ней не стоит шутить. Наконец-то у него появилась женщина, которая была его достойна. А он и понятия не имел, что Фернанда пыталась использовать Еву в качестве алиби, и теперь радовался, что собственный умысел обернулся против нее. Ева об этом ничего ему не говорила, но судьба распорядилась по-своему.

– Ты не имела права похитить его у меня, – заявила Фернанда. Ее нос покраснел, из глаз катились слезы.

– Она не похищала меня, Фернанда. Я сам захотел с ней уехать.

– Не верю. Ты любишь меня!

– Да, я любил тебя.

– Пабло, – вмешалась Жермена. Они с Фернандой по-прежнему держались за руки, а Пикассо все так же обнимал Еву. – Мы знакомы уже целую вечность. Мы так много испытали вместе. Невыносимо видеть тебя в таком состоянии.

– Обстоятельства изменились, и нет смысла обсуждать, почему это случилось. Ведь я не осуждал тебя, когда ты захотела уйти от Касагемаса… вспомни, к чему это привело. Но и за это я тебя не осуждал.

– Если помнишь, я ушла от него к тебе!

– Ты порвала с Касагемасом не из-за меня, и ты прекрасно об этом знаешь. Я лишь попытался помочь тебе, после того как он застрелился. Из-за тебя.

Пикассо почувствовал, что Ева напряглась, и понял, что она не знала подробности истории их отношений. Он сразу пожалел, что проглотил наживку, брошенную двумя женщинами, хорошо знавшими его слабые места. Решение поехать в Сере было ошибкой, а то, что он допустил эту встречу, – еще большим промахом с его стороны.

– Похоже, амиго, тебе придется сделать выбор, – грустно сказал Пикассо, обращаясь к Рамону.

Он старался не думать о летних днях, проведенных вместе, о смехе, вечеринках и множестве хороших вещей, от которых ему предстояло отказаться.

– Разумеется, он на стороне Фернанды, – вмешалась Жермена. – Мы оба на ее стороне.

– Прискорбно это слышать. Я попрошу Канвейлера вывезти мои личные вещи из квартиры. Ты можешь забрать все остальное. И закончим на этом. С нынешнего дня я больше не буду встречаться с кем-либо из вас, – с суровой решимостью объявил Пикассо.

– Она же абсолютная фальшивка, Пабло! Даже ее имя не настоящее! – отчаянно выкрикнула Фернанда. Прохожие останавливались и смотрели на них. – Пожалуйста, не позволяй ей разрушать наши отношения!

– Ева ничего не сделала; она лишь подобрала осколки, которые оставила ты. Это ты все разрушила. Остался в Париже хоть кто-нибудь, с кем бы ты еще не переспала?

– Это она шлюха, Пабло, а не я!

– Ты осталась в прошлом, Фернанда, – ледяным тоном ответил Пикассо и обошел вокруг нее, положив руку на плечо Еве. – Кстати, когда я вернусь в Париж, то заберу Фрику и кошку, – не оглядываясь, добавил он. – Так или иначе, тебе было на них наплевать. Я принес обезьянку в новый дом, но ты, скорее всего, даже не заметила, что ее там больше нет. Так что у меня с ней много общего.

Пикассо крепче прижал к себе Еву и зашагал от друзей прочь. Во всяком случае, они считались его друзьями, но теперь все было кончено. Он никогда не простит их за недавнюю сцену и за вынужденный выбор между дружбой и любовью. Но там, где речь шла о любви, никакого выбора быть не могло. Осталась только Ева… и так будет всегда.

– Как долго ты был любовником жены своего друга? – спросила Ева несколько часов спустя, когда они лежали в постели.

Пикассо отодвинул локон, закрывавший ее глаза.

– Недолго. Мы были очень молодыми и бедными. Все это было глупостью.

– И Рамон не ревновал?

– Я первым сошелся с Жерменой, но мы все были знакомы. А потом им стало хорошо вместе, к чему же ревновать? – Пабло нежно поцеловал Еву. – Но я должен сказать тебе кое-что еще, чтобы сегодня больше не было никаких сюрпризов. Это не предмет для гордости, но когда-то у меня был роман и с Алисой.

– С любовницей Дерена?

– Тогда она еще не была его любовницей, и они даже не были знакомы. Наши отношения продолжались недолго.

– А Марсель Брак?

Пикассо улыбнулся. Сейчас описание прошлых романов казалось ему особенно нелепым. Он всегда гордился своими подвигами… но только не с Евой. Ему была свойственна бравада, но теперь это казалось вульгарным, и он хотел поскорее забыть о своих любовных историях.

– Нет. Но я познакомил ее с Жоржем.

– Понятно, – Ева отвернулась от него.

– Ева, ну что ты? Похоть – это совсем не то же самое, что любовь. Благодаря тебе я теперь понимаю разницу. Огонь похоти не может гореть дольше, чем любой костер. В конце концов он гаснет.

– Случится ли это с нами? У тебя было так много любовниц, что я просто не знаю, смогу ли я для тебя быть интересной.

Сначала Пикассо захотел поцеловать Еву со всей ошеломительной страстью, обрушившейся на него, – он надеялся, что это придаст ей уверенности в себе. Но потом засомневался: какое впечатление это на нее произведет? Ева была права. В его жизни было так много любовниц и скоротечных романов… Подруги, шлюхи, незнакомки. Соблазнительные женщины были для него лучшими натурщицами. Ему инстинктивно казалось, что он понимает чувства Евы. И сейчас Пикассо впервые в жизни хотелось принадлежать одной-единственной женщине. Он хотел быть верным Еве, иметь от нее детей. Он хотел, чтобы ее лицо было последним, которое он увидит перед смертью. Пикассо никогда не испытывал таких чувств к другой женщине.

Ева ближе привлекла его к себе.

– «Мне душу странное измучило виденье, / Мне снится женщина, безвестна и мила, / Всегда одна и та ж, но в вечном измененье, / О, как она меня глубоко поняла…»

– Ты цитируешь Верлена? – спросила Ева, когда он замолчал.

– Я не просто художник, который рисует кубы и квадраты. В этом стихотворении говорится о тебе.

– Что ж, я очень рада.

– Я собираюсь нарисовать тебя, когда мы приедем в Авиньон, хочешь ты того, или нет.

– Мы собираемся в Авиньон?

– Нам нельзя здесь оставаться. Не думаю, что Фернанда уедет в Париж. Остается лишь надеяться, что Жорж и Марсель присоединятся к нам… а может быть, и Андре с Алисой. Там хороший свет и немного более оживленная обстановка, чем в Сере.

– Чем же мы займемся в Авиньоне? – спросила она.

– Будем рисовать, есть… и все время заниматься любовью. Разве есть что-нибудь более прекрасное?

Глава 25

Ева и Пикассо провели в Авиньоне всего лишь два дня, когда встретились на улице с высоким скандинавским художником, которого Пабло представил как Кееса Ван Донгена. Художник вышел на прогулку с женой и маленькой златокудрой дочерью; они познакомились с Пикассо и Фернандой на Монмартре, с неискренней улыбкой объяснила Еве его жена, когда их представили друг другу.

– Какой сюрприз, – сдержанно произнес Ван Донген и кивнул Еве. – Мы гадали, почему вы уехали из Парижа, но не могли представить ничего подобного. Мне всегда казалось, что вы с Фернандой, рано или поздно, всегда находите общий язык.

– Жизнь полна сюрпризов, – заметил Пикассо.

В неловкой тишине он обнял их маленькую дочь, которая без оглядки бросилась к нему на руки, а потом передал девочку матери. Это проявление детской беззаботности практически не уменьшило напряжения, повисшего между ними.

– Как-нибудь вечером мы могли бы встретиться и поужинать вместе, – предложила Августа Ван Донген.

– Сомневаюсь, что мы долго пробудем в городе, – быстро ответил Пикассо.

– Вы, наверное, собираетесь вернуться в Париж?

– Я думал, что здесь мы не встретим всех этих людей, – пробормотал Пикассо, когда они с Евой отошли в сторону.

– Каких людей?

– Тех, кто знал о наших отношениях с Фернандой.

– Сомневаюсь, что нам удастся убежать от всех, Пабло. Вы долго были вместе.

– Наверное. Просто сейчас я никого не хочу видеть. Мне не хочется портить наш отдых.

Ревность Евы, с которой она безуспешно пыталась бороться, убеждала ее не интересоваться подробностями. Но она уже начинала гадать, есть ли во Франции такое место, где ее будут считать полноправной спутницей Пикассо.

На следующее утро, за обедом, в саду элегантного отеля «Европа» рядом с Папским дворцом лысый мужчина с окладистой бородой и нарядная женщина с простоватым лицом, темными волосами и густыми бровями подошли к их столику вскоре после прихода. Ева помнила, что видела их в салоне Гертруды Стайн. Это был Анри Матисс, друг и соперник Пикассо, и его жена Амели. Она молча наблюдала за прохладной, но учтивой беседой художников и заметила, как мадам Матисс смотрит на Пикассо. Вскоре она поняла, что эту женщину Матисс изобразил на смелом портрете, который она видела на художественной выставке, где впервые встретилась с Пабло. «Несомненно, он идеализировал свою жену», – подумала Ева.

– Что привело вас в Авиньон? – спросил Пикассо, положив салфетку на стол.

– Уверен, что вы слышали; об этом писали в газетах. Воллар только что продал мою картину «Танец» за баснословную сумму, поэтому мы с женой до конца года уезжаем в Марокко. Там есть чудесное место – старинный дворец султана – я арендовал его целиком. Это будет отдых в декадентском стиле, – он повернулся к Еве. – Значит, можно предположить, что ваша очаровательная спутница – это мадам Пикассо?

Ева нервно скрутила свою салфетку в узел под скатертью.

– Еще нет, но скоро она станет моей женой, – ответил Пикассо. – Сначала я собираюсь отвезти ее в Барселону и познакомить со своей семьей. Мсье и мадам Матисс, разрешите представить вам Еву Гуэль.

– Святые Небеса! – жена Матисса фыркнула и поджала губы. – Значит, она ваша любовница?

Впервые после знакомства с Пикассо Ева почувствовала себя падшей женщиной. Ее переполняли эмоции: она не слышала разговоров вокруг, изо всех сил стараясь сдержать подступившие слезы.

– Матисс – единственный человек, которому всегда удается выставить меня дураком, – сердито проворчал Пикассо час спустя, когда они поднимались по лестнице в свой номер в более скромном отеле «Гран Нувель». Ева чувствовала, что разговор с Фернандой и супругами Пишо по-прежнему тяжко давит на него. Встреча с Ван Донгенами и Матиссами только ухудшила положение.

– Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с такими неприятностями после нашего отъезда из Парижа.

– Матисса не назовешь неприятным человеком, но он один из моих величайших соперников, и, пожалуй, даже в большей степени, чем Брак. Мы оба знаем, что он достиг большего успеха, и ему нравится поддразнивать меня.

– Никакой художник не сравнится с тобой, – убежденно произнесла Ева. – Твои работы великолепны.

– Конечно, ma jolie, но ты просто хорошо ко мне относишься.

– Возможно. Однако это правда.

– Знаешь, скоро я привыкну к твоей лести, – предупредил Пикассо.

– Надеюсь, что так и будет.

На следующее утро, когда Ева проснулась, Пикассо стоял над ней с тарелкой свежих круассанов в одной руке и длинным железным ключом в другой.

– Что это у тебя? – сонно спросила она, оторвав голову от подушки.

– Это ключ от нашего нового дома. Я арендовал для нас летний домик в таком месте, где нас никто не будет беспокоить. Он находится недалеко от города, в простой деревушке под названием Сорг, – с гордой улыбкой добавил он.

– Ты определенно ищешь приключений.

– Надеюсь, это будет хорошее приключение. Я хочу, чтобы мы провели какое-то время наедине и не беспокоились о том, что думают или говорят о наших отношениях люди. Кажется, будто половина Парижа устремилась следом за нами, а я хочу, чтобы ты целиком принадлежала мне.

– Вы жадный человек, мсье Пикассо.

– Если речь идет о тебе, – то да, не стану отрицать.

Еве приходилось признать, что иногда ей казалось, будто их действительно преследуют, и она опасалась, кто еще мог объявиться перед ними, если они не найдут надежное укрытие. Она никогда не слышала о Сорге, но тайна имела свое очарование и привкус новизны. Каждый день после их знакомства приносил новые сюрпризы. Хотя Ева не имела представления, что будет дальше, ей нравилось это ощущение.

Во второй половине дня они сели на автобус, идущий из Авиньона в Сорг. Ярко раскрашенный автомобиль с открытым верхом, который местные жители называли «быком», катился по извилистой дороге среди полей с высокой травой и лиственных рощ, которые тянулись на протяжении шестимильной поездки к северу от города. Когда они вышли на остановке, залитой солнечными лучами, Пикассо держал в руках две туго набитые ковровые сумки. Они прошли через железные ворота к гравийному двору со старым оливковым деревом. Когда они поднялись на крыльцо, Пикассо попросил Еву открыть высокую дверь. Тяжелая створка со скрипом повернулась на петлях.

– Это место называется вилла «Клошетт». Мэр заверил меня, что дом вполне подойдет для нас, и здесь никто не будет нас беспокоить, – объяснил Пикассо, когда они вошли внутрь и оказались в холле с красивым бело-голубым мозаичным полом и белеными стенами. Дом был построен в мавританском стиле, очень популярном за пределами Парижа.

Тяжелые ставни оставались закрытыми, поэтому в доме было тихо и прохладно, а в воздухе едва уловимо пахло апельсинами. «Должно быть, в саду есть апельсиновое дерево», – подумала Ева, пока Пикассо открывал ставни, наполнив светом сводчатую комнату.

Ева была рада оставить позади маленькие драмы, разыгравшиеся в Сере и Авиньоне. Пикассо не ошибся; в этом маленьком поселке не было ничего живописного, но недостаток очарования с лихвой возмещался почти ощутимой аурой спокойствия. Здесь Пикассо мог исцелиться после ужасной ссоры с друзьями, и здесь он мог спокойно работать. Со своей стороны, Ева хотела создать теплый и заботливый мир, который будет для него надежной гаванью, и найти свой путь, чтобы не раствориться в устремлениях своего возлюбленного. Она удивлялась, как много это стало значить для нее.

– Похоже, здесь есть отличная студия для тебя, – сказала Ева о большой комнате, расположенной сразу за прихожей и залитой солнечным светом.

Она подумала о том, сколько времени понадобится Пикассо, чтобы увешать голые беленые стены своими работами, как это было в Бато-Лавуар.

– Я тоже так думаю и уже испытываю вдохновение, – он опустил ковровые сумки и уперся руками в бедра, осматривая комнату. – Здесь есть приходящая горничная и хорошая повариха.

– Я хотела бы сама для тебя готовить. Моя мать говорит, что это величайшее проявление женской любви, – тихо сказала Ева, чувствуя, как у нее перехватило дыхание. Она до сих пор чувствовала неуверенность, когда говорила о своих чувствах к Пикассо.

Он прикоснулся губами к ее шее. Ева закрыла глаза.

– Я думаю, что существует еще одно доказательство, – лукаво прошептал он, и Ева догадалась, что он улыбается.

Когда Ева обернулась к Пикассо, то увидела, как смягчился его взгляд. Теперь ей было нетрудно заметить, как он предан ей, а ведь всего несколько недель назад она и подумать об этом не смела.

На противоположном конце комнаты, рядом с книжным шкафом, Ева заметила старую подставку для вышивания, наполовину прикрытую тканью. Когда Ева подошла туда и сняла ткань, то испытала приступ ностальгии.

– У моей матери была точно такая же, – сказала она. – Она с ранних лет учила меня вышиванию. Помню, когда она вышивала чудесную скатерть, то разрешила мне сделать розу в самом центре.

– Тогда почему бы тебе не попробовать сделать скатерть для нашего дома?

Эта мысль изумила ее.

– Даже не знаю, – пробормотала она. – Прошло столько лет…

– Мне хорошо известно, что нет такой вещи, которую ты не могла бы изготовить с помощью иглы и ниток. Возможно, ты даже сможешь продавать свои вещи в Париже.

– Эта мозаика и местные краски действительно рождают в моей голове разные образы, – осторожно призналась она. – Они наводят на мысли о разных узорах. Но лучше я сошью элегантную юбку или дамскую накидку.

Пикассо обнял ее.

– Вот видишь? Создавать для тебя так же естественно, как и для меня.

– Это слишком смелое сравнение, – Ева рассмеялась. – Но, пожалуй, будет интересно попробовать. Может быть, мне удастся сделать узор в кубистском стиле. Это будет нечто, не правда ли?

– Это слишком смелое сравнение, – поддразнил Пикассо.

– Ты в самом деле думаешь, что я смогу продавать свои работы?

– Я думаю, что вместе мы можем сделать что угодно, ma jolie.

– Ну, если я решу попробовать, то сначала трудно будет выбиться в первые ряды.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Пикассо.

– Пока мы здесь живем, мне нужно больше узнать о живописи. Провести настоящее исследование.

– Честолюбивая девочка!

– Не дразни меня, Пабло. Мне нужно узнать как можно больше, чтобы стать для тебя интересной собеседницей.

Ева видела, что он тронут.

– Как думаешь, где-нибудь поблизости есть книжный магазин? – поинтересовалась она.

– Если есть, то ты быстро его найдешь. Я знаю, что если ты хочешь, то добьешься всего!

– Но ведь ты поедешь со мной и поможешь выбрать лучшие книги?

– Ваш покорный слуга, – Пикассо галантно поклонился и поцеловал ее, а потом обвел взглядом комнату. – Значит, ты думаешь, что можешь быть счастлива в этом маленьком Эдеме? Здесь действительно уютно и спокойно.

– Пока я с тобой, то буду счастлива где угодно, – ответила Ева и поняла, что в этих словах больше правды, чем в каких-либо других ее прежних признаниях.

Неделю спустя они отдыхали на диване, прикрыв ставни от летней жары. А немного раньше они ездили на рынок, где собиралось множество торговцев из окрестных деревень, продававших ягоды, свежие финики, сыры и разные сорта хлеба. Пикассо с примерным видом держал сумку для покупок, пока Ева ходила от одной лавки к другой, обсуждая достоинства разных трав или торгуясь о цене мяса или цыплят. Потом она, как жена достойного селянина, выбрала для ужина местное вино. В таких обыденных делах она находила огромное удовольствие.

Теперь, во время отдыха, на Еве была лишь ночная рубашка, а на Пикассо – только широкие штаны. Их головы покоились на противоположных валиках дивана, обитого бархатом, а босые ноги переплетались в центре. Пикассо зарылся в кучу газет. Некоторые из них были прованскими, а другие доставили из Парижа. Ева окружила себя тяжелыми книгами о живописи, которые жадно поглощала в последние дни, делая аккуратные пометки в тех местах, о которых ей хотелось узнать побольше. Книги, которые она купила в разных городках в окрестностях Сорга, лежали у нее на коленях и на полу рядом с диваном.

– Ты выглядишь обворожительно, – произнес Пикассо. – Ты хотя бы понимаешь, как морщишь носик, когда хочешь сосредоточиться?

– Ш-шш! – игриво пригрозила она. – Учеба требует сосредоточенности.

– Что нового ты узнала?

– Пока что я убедилась, что тебе слишком мало платят за твои произведения.

Пикассо насмешливо улыбнулся.

– Вот оно как?

– Именно так. Канвейлер должен выставлять более высокую цену за твои полотна. Если цена на твои картины повысится, то это не только будет способствовать твоей известности за океаном, но и во Франции ты станешь еще более знаменит. Весь мир будет говорить о тебе. Кроме того, нельзя слишком долго выставлять картины в художественных галереях. Их нужно продавать. Они должны разлетаться как горячие пирожки. Ты быстро их создаешь, и продаваться они должны так же быстро.

– Ты все это вычитала?

Ева склонила голову набок.

– Ты смеешься надо мной?

– Вовсе нет. Просто меня удивляет, что ты так заинтересовалась моим творчеством.

– Мне все в тебе интересно. К тому же теперь это наш мир. Я хочу стать для тебя настоящим партнером.

– Знаю, что хочешь, и люблю тебя за это, – Пикассо сбросил книги и газеты на пол и, как змея, скользнул к ней по дивану.

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Чего стоит давняя дружба мужчин, если между ними встает женщина? А две женщины? Куда убежать от зави...
«Они не могли бы быть более разными. Улита была солнечной, чересчур активной, крепко сбитой, как и п...
Орсиния – это вымышленная страна в центре Европы. Страна средневековых лесов, недоступных городов, г...
Новые приключения Сергея Сажина в мире колдунов! Ему удалось вырваться из лап колдуна-гегемона, но с...
С начала ХХ века люди постоянно употребляют в пищу сахар: лишения Второй мировой войны обострили тяг...
Легкое, веселое и смешное описание обложечных персон и текущих событий.Русский ученый-биолог от безд...