Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости Коняев Николай
Как бы то ни было, но умирал Петр мучительно трудно, словно не в своей постели умирал он, а под пытками в Трубецком раскате Петропавловской крепости…
«За год до его кончины весьма ослабел в своем здоровье и частые имел припадки… неумолчно кричал, и тот крик далеко слышен был»…
Начиная с 16 января 1725 года предсмертный вой императора стало слышно и за стенами дворца.
9
Было уже темно, когда император очнулся от беспамятства.
В зальце с низким потолком, где лежал он, горели свечи. Какие-то люди толпились у дверей. Боль стихла, но по всему телу расползалась невесомая, предсмертная пустота… Вглядываясь в лица приближенных, Петр нахмурился. Тут терся и светлейший Алексашка Меншиков, которому запрещено было являться ко двору… Но не оставалось уже времени для гнева. С трудом разжав ссохшиеся губы, потребовал перо и бумагу.
«Отдайте все…» – начертал на листе.
И все! Кончилось время. Перо выпало из мертвых пальцев, и фиолетовые чернила пятнами смерти расползлись по белой рубахе.
28 января 1725 года в шесть часов утра Петр I скончался, так и не назначив наследника своей империи.
Меншиков перекрестился и, расправив плечи, вышел.
Бюст А.Д. Меншикова. Скульптор Б.К. Растрелли
Скорбела душа о херц каптейне, но гулко и нетерпеливо билось в груди сердце. Снова, как в прежние времена, отгоняя скорби, торопили дела, не оставляли времени для печалей. Все решали сейчас мгновения.
У дверей залы, где собрались господа сенаторы, Меншиков остановился. Судя по голосам, верх брала партия сторонников царевича Петра Алексеевича. Меншиков нахмурился и поманил пальцем генерала Бутурлина.
– Нешто конец? – подбегая, спросил тот.
– Пора начинать! – уронил Меншиков. – Государь император преставился.
И вошел в залу.
Смолкли при его появлении голоса. Уже который день ожидали этого мгновения сановники, но все равно, когда совершилось неотвратимое, известие потрясло их. Что будет теперь с каждым из сидящих здесь? Кто займет опустевший трон? Куда поведет новый государь разоренную войной и реформами державу? Как теперь жить-то оповадиться?
Сумрачными стали лица сенаторов, словно тень умершего под пытками царевича упала на лица… Опустил голову тайный советник Петр Андреевич Толстой. Это он выманил бежавшего за границу Алексея и привез на расправу отцу. Мрачен стал генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин, поставивший свою подпись под приговором… Щерился неприятной усмешкой, словно пытался что-то откусить и не мог, составитель Духовного регламента псковский архиепископ Феофан Прокопович.
Феофана, в случае избрания на царство сына царевича Алексея, тоже ожидала печальная участь. В своих проповедях иезуит-архиепископ разъяснял и доказывал, что император волен был поступить с царевичем по собственному усмотрению.
На Феофане и задержался сейчас взгляд светлейшего князя.
– Что скажешь, святой отец? – спросил он. – Чего Синод мыслит?
Феофан сцепил пальцы на своем увенчанном змеиными головами посохе.
– Покойный, вечнодостойныя памяти Петр Алексеевич… – сказал он, – не оставил завещания, в котором выражена его воля. Это прискорбно. Но он ясно указал свою монаршею волю. Торжественно короновав супругу, он ясно и недвусмысленно указал, кому надлежит унаследовать трон. Он говорил об этом и мне, своему верному слуге.
Перебивая его, возмущенно зашумели сторонники юного Петра Алексеевича. Послышались голоса о первородстве одиннадцатилетнего великого князя – прямого внука императора.
Меншиков не останавливал говоривших.
Краем глаза он наблюдал, как входят в залу подвыпившие офицеры гвардии и безбоязненно рассаживаются между сенаторами.
– В проруби этого супротивника матушки-императрицы надобно утопить! – наклонившись к своему товарищу, проговорил один из офицеров.
– Нужда есть в прорубь волочить… – учтиво икнув, ответил товарищ. – Можно и на месте голову разрубить, чтобы поумнела маленько.
И хотя негромко переговаривались офицеры, но пьяный разговор слышали все. И никто не решился прикрикнуть на них.
– Добро было бы все-таки возвести на престол Петра Алексеевича… – задумчиво сказал князь Дмитрий Михайлович Голицын. – А за малолетством оного поручить правление императрице Екатерине вместе с Сенатом. Тогда бы и опасности междоусобной войны избежали…
Великим дипломатом был пятидесятидвухлетний Гедиминович – киевский губернатор Дмитрий Михайлович Голицын. Как и покойный император, смотрел он на Запад, но в реформах видел совсем другой смысл, считал, что реформы должны делаться не ради переделки державы, а во благо и для укрепления государства. Почему Петр не отрубил ему голову, не понимал и сам Дмитрий Михайлович. Но – и небываемое бывает! – роскошный, спадающий на плечи парик украшал сейчас неотрубленную голову, а на груди сияли ордена.
Великим дипломатом был князь Дмитрий Михайлович, но и граф Петр Андреевич Толстой тоже в дипломатии толк знал…
– Князь Дмитрий Михайлович, неправо ты рассудил… – возразил он. —
В империи нашей нет закона, который бы определял время совершеннолетия государей. Как только великий князь будет объявлен императором, весь подлый народ станет на его сторону, не обращая внимания на регентство. При настоящих обстоятельствах империя нуждается в государе мужественном, твердом в делах государственных, каковой умел бы поддержать значение и славу, приобретенные продолжительными трудами императора…
Толстой говорил долго, расписывая, что все необходимые государю качества счастливо соединились в императрице Екатерине… Гвардейские офицеры одобрительно кивали – не напрасно гарнизону, не получавшему жалованья шестнадцать месяцев, было обещано полное удовлетворение.
И хотел возразить князь Голицын, сказать, что Петр Андреевич не столько за империю переживает, сколько за свое собственное будущее, но поостерегся… И правильно сделал. Уже не пьяная болтовня офицеров, а рокот барабанов донесся в залу с улицы. Это выстраивались на площади оба гвардейских полка.
– Кто осмелился их привести без моего ведома?! – побагровев, закричал князь Репнин. – Разве я уже не фельдмаршал?!
– Я велел полкам прийти сюда! – безбоязненно ответил генерал Бутурлин. – Такова была воля императрицы, которой обязан повиноваться всякий подданный, не исключая и тебя, фельдмаршал.
В рокоте барабанов потонули последние разногласия.
Перебивая друг друга, сановники начали умолять Екатерину, чтобы не сотворила их сиротами, не отказывалась бы от престола, а взяла бразды самодержавного правления в свои ручки.
Екатерине недосуг было. Все эти дни разрывалась она между постелями умирающего мужа и внезапно заболевшей дочери. Лицо ее с широкими черными бровями вразлет, с большими глазами, опухло от слез.
Когда Екатерину уведомили, что императрицей будет она, ее величество только кивнула. Всего пять минут назад, задрожав в беспамятстве от злого рокота барабанов, умерла следом за отцом шестилетняя цесаревна Наталья…
Вот так, под грохот барабанов, и взошла на русский престол ливонская крестьянка, служанка мариенбургского пастора Марта Скавронская. При штурме города ее захватили солдаты, у солдат выкупил фельдмаршал Шереметев и перепродал потом Меншикову. Уже от Меншикова она попала к царю и стала его супругой. Воистину – и небываемое бывает! – теперь она сделалась императрицей, властительницей страны, солдаты которой насиловали ее в захваченном Мариенбурге.
Когда Л.Д. Троцкий и В.И. Ленин говорили, что и кухарка должна уметь управлять государством, они ничего не придумали. У нас уже была портомойка, которая оказалась на русском троне, – это Екатерина I.
Дивились преображению и «птенцы гнезда Петрова», и тайные приверженцы русской старины… Но и те и другие слишком хорошо знали, что и небываемое очень даже часто бывает в перевернутой вверх дном державе… Только удивлялись себе – как-то спокойнее стало всем, когда был совершен выбор. Словно отпугнутая рокотом барабанов, удалилась тень царевича Алексея, замученного на пытке в Трубецком раскате Петропавловской крепости шесть лет назад. Свиваясь серой поземкой, закружилась среди строительных лесов, среди груд кирпичей, злою обидой царапая лица прохожих…
Сюда, в Петропавловскую крепость, и принесли 8 марта гроб с телом императора.
– Что се есть? До чего мы дожили, о россияне?! Что видим? Что делаем? – заламывая руки, голосил Феофан Прокопович. – Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение?
Открытый гроб с телом императора стоял на том самом месте, где и надлежало ему быть опущенным в землю, но пока Петропавловский собор существовал только в чертежах архитектора, и невысокая кладка стен не укрывала даже от метели, рассыпавшей по лицу мертвого Петра снежную пыль…
Когда Феофан закончил свою речь, тело государя посыпали землей, гроб закрыли, разостлали на нем императорскую мантию и оставили на катафалке под балдахином посреди недостроенной церкви. Долгие шесть лет предстояло оставаться Петру непогребенным посреди построенной им столицы.
Книга третья
Империя без Императора
(перелом)
А патента на герб и дворянство не имею и не имел, понеже в Африке такого обыкновения нет.
Из прошения генерал-аншефа Абрама Петровича Ганнибала
Глава первая
Магический кристалл истории
Свои несчастья всегда кажутся страшнее, чем несчастья других, свои трудности, свои проблемы – более серьезными и важными. Так уж устроен человек, такова его природа, и отчасти это свойство человека переносится и на отношения его к своей стране, своей Родине.
1
Многие страны во второй половине минувшего тысячелетия пережили череду кровопролитных войн и бурные социальные катаклизмы.
Все так…
Но все же, и понимая это, трудно отделаться от ощущения, что России выпал особенно трудный жребий!
Да… Велики были жертвы и потрясения английской и французской революций. Кромвель и Робеспьер, добиваясь своих целей, проливали потоки английской и французской крови.
Но ведь делали они это не только ради своих политических и общественных взглядов, а еще и во имя Англии и Франции, добиваясь благоденствия и величия своих стран…
Кромвель не стыдился того, что он – англичанин.
Марат и Робеспьер не забывали, что они – французы.
Совсем другое у нас… Главной отличительной чертой наших революционеров были не политические убеждения, не уровень образования, даже не национальная принадлежность, а исступленная ненависть к России.
И дело тут не только в национальности, а в том, что все эти поляки, латыши и грузины, евреи и родственники евреев, в отличие от подавляющего большинства своих соплеменников, исступленно ненавидели Россию…
И чему же удивляться, что такими потоками крови, такими немыслимыми страданиями обернулась для русских людей революция, что в результате «социалистических преобразований» была уничтожена вначале русская интеллигенция, а потом и русское крестьянство?
Кромвель, Марат и Робеспьер совершали перевороты и проливали кровь, чтобы добиться благоденствия и величия Англии и Франции…
Ленин и Троцкий проливали русскую кровь, чтобы уничтожить Россию, они и относились к русским людям как к дровам, которые надобно использовать для того, чтобы разжечь пожар мировой революции.
Сказанное справедливо не только по отношению к революции.
Если считать контрреволюцией то, что произошло в нашей стране в 1991–1993 годах, то оказывается, что у нас и спасительный откат назад, в отличие от той же Англии или Франции, делается не во имя спасения страны, а для окончательного уничтожения ее.
Сейчас модно искать разгадку особой несчастливости русской истории в происках масонов. Не вдаваясь в оценку этого фактора (а он, на наш взгляд, конечно же, весьма важен!), зададимся вопросом: почему именно в России деятельность масонов имела такие сокрушительные последствия? Почему не в Германии, не во Франции, где и зародилось масонство?
Неужели все дело, как утверждают наши исследователи из патриотического лагеря, только в особой антиправославной направленности масонства?
Хотя эта мысль и приятна для национального самолюбия, но мне кажется, что нельзя недооценивать и влияние среды, которая в России была (и остается!) благоприятной для действия темных разрушительных сил.
Да, можно проливать горькие слезы, можно выкрикивать бессильные проклятия темным силам, обрушившимся на нашу страну. Но гораздо важнее понять: а почему, в силу каких обстоятельств была ослаблена в нашей стране сопротивляемость злым силам?
Ведь без постижения этого, без восстановления иммунитета к антирусской политике бессмысленны любые разговоры о масонстве, более того – они опасны, поскольку только запугивают русских людей, не предлагая никакого пути борьбы или хотя бы противостояния темным силам.
2
Ответов на эти вопросы – увы! – не найти в бесчисленных книгах, посвященных разрушительной деятельности в России тайных (вообще-то они давно уже никакие не тайные!) сил. Но вспомним еще раз слова апостола Павла из Первого послания к коринфянам:
«Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и тоже духовное питие; ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос.
А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Все это происходило с ними, как образы, а описано в наставление нам, достигшим последних веков…» Вдумываясь в эти великие слова, понимаешь, что все ответы на наши вопросы даны самой русской историей и, чтобы услышать их, достаточно лишь беспристрастно взглянуть на исторические события и персонажи, преодолевая собственную духовную лень и навязанные воспитанием и образованием стереотипы мышления…
Во второй части этой книги, рассказывая о церковной реформе, которой была подвергнута на Соборах 1656 и 1667 годов православная жизнь Руси, мы отметили, что тогда была укоренена в общественном сознании мысль, будто Русская Православная Церковь не вполне православна.
Народное православное сознание не смогло смириться с этой антирусской ложью и ответило на нее церковным расколом.
К сожалению, царь Алексей Михайлович не захотел исправить положение, а, наоборот, использовал его для продвижения на высшие посты в церковной иерархии воспитанных иезуитами выходцев из Украины, тем самым окончательно закрепив раскол и ложное представление о некоей ущербности и неполной православности прежней Русской Церкви[99].
3
Точно так же и сын Алексея Михайловича Петр I…
«Петр I… – справедливо заметил А.С. Пушкин, – доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть, более, чем Наполеон… Все состояния, окованные без разбора, были равны пред его дубинкою. Всё дрожало, всё безмолвно повиновалось».
Создавая флот и замащивая русскими костями петербургские болота, проигрывая и выигрывая сражения, строя и срывая азовские города, насаждая изучение точных наук и искореняя духовное образование, основывая новые мануфактуры и разоряя прежние хозяйства, он еще и глумился над русскими обычаями, русскими привычками, русской культурой…
При Петре I появился указ, по которому в монахи могли поступать только увечные и убогие люди.
И это на Руси…
В стране, где святые всегда были солью Русской земли, лучшими людьми своего времени…
Петр I не остановился на этом…
Он превратил в невольников, обратил в рабство собственный народ…
Хотя о русском рабстве и говорится немало, но редко задумываются, когда, собственно, началось закрепощение русского человека. Отсчет начинают обыкновенно вести с 1590 года, пренебрегая той очевидностью, что хозяева поместий в конце XVI – начале XVII века владели лишь частью труда крестьян[100]. А подлинное закрепощение начинается при Романовых, и происходит оно именно тогда, когда в Европе начинается освобождение крестьянства.
«В его (Петра. – Н.К.) время в некоторых государствах западных крепостное состояние земледельцев уже не существовало – в других принимались меры для исправления этого зла, которое в России, к несчастию, ввелось с недавнего времени и было во всей силе, – писал М.А. Фонвизин. – Петр не обратил на это внимания и не только ничего не сделал для освобождения крепостных, но, поверстав их с полными кабальными холопами в первую ревизию, он усугубил еще тяготившее их рабство».
Забегая вперед, скажем, что немка Екатерина II окончательно закрепит статус России как рабовладельческой империи, где, в отличие от других стран, в рабстве оказался тот самый народ, который и создавал своим трудом и кровью эту империю, который и защищал ее на полях сражений.
4
Сопротивление, разумеется, было… Была крестьянская война Емельяна Пугачева, когда, как справедливо отметил А.С. Пушкин, «весь черный народ был за Пугачева; духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства. Пугачев и его сообщники хотели сперва и дворян склонить на свою сторону, но выгоды их были слишком противуположны».
Немке Екатерине II удалось утопить в крови пугачевское восстание и, произведя некоторые реформы в административном управлении, утвердить незыблемость построенной ее предшественниками империи.
«Со временем история оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия, – и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России».
Император Петр I (с гравюры Леруа). 1810-е гг.
Эти слова сказаны А.С. Пушкиным о Екатерине II, но их можно отнести ко всем Романовым до Николая I, когда, по словам того же А.С. Пушкина, «политическая наша свобода» стала «неразлучна с освобождением крестьян, желание лучшего соединяет все состояния противу общего зла, и твердое, мирное единодушие может скоро поставить нас наряду с просвещенными народами Европы».
Отметим тут и еще одну примечательную деталь, которую старательно обходят своим вниманием историки. Практически все народы Российской империи, кроме славян, при правлении Романовых сохранили свою свободу…
Случайность?
Едва ли…
Скорее это последовательная и целенаправленная политика.
5
Осуществлялась эта политика шаг за шагом, а начало было дано Петром, когда приблизилась к завершению Северная война.
10 апреля 1717 года в реестре дел, рассмотренных Петром I, записано: «О разделении войск по крестьянам сухопутных и рекрут морских, кроме гвардии и провианта».
Смысл реформы заключался в переводе армии на содержание жителей. Все местности империи были расписаны между полками.
Для определения реального числа налогоплательщиков производилась перепись. Вместо «двора» (семьи) вводилась новая налоговая единица – «душа». Душой назывался мужчина любого (новорожденные тоже) возраста.
Отметим сразу, что это не просто новая терминология, а концепция политики, ставящей своей целью не только ввергнуть в крепостное состояние максимум населения, но и закабалить саму русскую душу.
В предыдущей части книги мы подробно рассказывали о борьбе Петра I с православием, о его стремлении искоренить русские обычаи и православную веру.
Поэтому помимо решения чисто экономических задач новая податная реформа должна была решить и некие мистические задачи. Русский народ, почитающий себя рабом Божиим, поголовно записывался в рабство, и ему давался господин – дворянин с полномочиями, почти приравненными к Господним…
Не случайно, согласно Сенатскому указу, изданному в июле 1721 года, приказано было «детей протопоповских, и поповских, и диаконских и прочих церковных служителей… положить в сбор с прочими душами». Множество церковнослужителей было обращено тогда в крепостное состояние.
Не случайно так напоминала затеянная перепись завоевание страны чужеземцами.
И это не метафора, а голая правда. Кровью залита петровская перепись русского народа в рабство. Больших жестокостей наша страна не знала и во времена татарских нашествий.
Генерал Чернышев пожаловался тогда Петру I, что правило прибегать к пытке только с разрешения царя связывает инициативу ревизоров, и Петр разрешил офицерам, производящим ревизию, истязать русских людей по собственному усмотрению.
И засвистели кнуты, запахло паленым человеческим мясом! У непокорных рвали ноздри, ссылали их на галеры «в вечную работу»…
Северную войну Петр I вёл более двадцати лет. Войну с Россией он выиграл гораздо быстрее.
Поступления в казну увеличились тогда в три раза.
Важным для Петра I было и то, что размещение полков и наделение офицеров правом производить любые экзекуции над штатским населением резко сократило возможности какого-либо сопротивления[101].
Народ в буквальном смысле был обращен в невольников.
«В обязанности владельцев платить подати за крестьян и рабов заключалось, по-видимому, только перемещение ответственности с крестьян на владельцев; но за сим перемещением скрывалось страшное разобщение крестьянина с государством… – сказано в монографии И.Д. Беляева “Крестьяне на Руси”. – Между им и государством стал господин, и, таким образом, крестьянин сделался ответственным только перед господином: с него спали государственные непосредственные обязанности, а с тем вместе он утратил и все права как член государства, ибо в его положении, подготовленном прежним временем, права без обязанностей были невозможны».
Не это ли и ослабило национальный иммунитет?
Таким образом, Петру I удалось нанести сокрушительный удар по национальному самосознанию. Порабощение и унижение Русской Православной Церкви; жесточайшие расправы над всеми, кто выказывал малейшее уважение к русской старине; злобное преследование русской одежды; окончательное закрепощение русских крестьян…
А в противовес – неумеренное, незаслуженное возвышение иноплеменного сброда, хлынувшего со всех сторон в Россию, обезьянье копирование заграничных манер и обычаев… Все это привело к тому, что в общественном сознании укрепилась мысль о предпочтительности всего иностранного, о бесконечной и дремучей отсталости всего русского. Быть русским стало не только не выгодно, но как бы и не совсем культурно…
И не это ли и создало в результате благоприятную для действия темных разрушительных сил среду?
Не здесь ли и кроется источник всех бед и трагедий России, пережитых ею на склоне второго тысячелетия?..
6
Дело не в том, чтобы любить или ненавидеть Петра I и его преемников…
Просто мы должны понять, что любить Россию и любить при этом первых Романовых невозможно…
И дело тут не в наших личных вкусах и предпочтениях…
Мы должны ясно и отчетливо осознать, что невозможно сделать для русского народа ничего хорошего, если ты не любишь Россию, ее обычаи, ее характеры, ее культуру…
Мысль обыкновенная и даже банальная, если говорить о любой другой стране, но в нашей стране, особенно в либерально-демократических кругах, она вызывает яростное сопротивление… И в результате вся борьба нашей интеллигенции за свободу страны оборачивается или 1917 годом с его Лениным, Троцким и Чека, или перестройкой с ее горбачевыми, ельциными и чубайсами… Но – странно! – и в оппозиционном «демократам» лагере мысль о том, что невозможно сделать для русского народа ничего хорошего, если не любишь Россию, воспринимается только в приложении к настоящему, соотнести эту мысль с Петром I не получается и у патриотов.
Не об этом ли, говоря о восхвалении Екатерины II, и говорил А.С. Пушкин? «Современные иностранные писатели, – писал он, – осыпали Екатерину чрезмерными похвалами: очень естественно, – они знали ее только по переписке с Вольтером и по рассказам тех именно, коим она позволяла путешествовать.
Фарса наших депутатов, столь непристойно разыгранная, имела в Европе свое действие; “Наказ” ее читали везде и на всех языках. Довольно было, чтобы поставить ее наряду с Титами и Траянами; но, перечитывая сей лицемерный “Наказ”, нельзя воздержаться от праведного негодования. Простительно было фернейскому философу превозносить добродетели Тартюфа в юбке и в короне; он не знал, он не мог знать истины, но подлость русских писателей для меня непонятна (выделено нами. – Н.К.)».
Нам тоже непонятна подлость русских писателей, утверждающих: дескать, хотя, конечно, Петр I и ненавидел русские обычаи и русскую культуру, но ведь он создал флот, он прорубил окно в Европу…
Но даже если и флот создал, и окно прорубил?
Россия, как это доказали Ленин с Троцким и Ельцин с Горбачевым, такая большая страна, что, если даже приказать, чтобы все было плохо, что-то обязательно получится в результате хорошо…
Но если в результате ослабленным, разрушенным оказался сам национальный иммунитет, то зачем нужен тогда флот, зачем нужно окно в Европу? Только для того, чтобы поскорее подцепить смертельную болезнь?
Увы…
Так и оказалось…
«По смерти Петра I… – писал А.С. Пушкин, – связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало-помалу исчезали. Народ, упорным постоянством удержав бороду и русской кафтан, доволен был своей победою и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых своих бояр… Ничтожные наследники северного исполина, изумленные блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе».
7
Бояре Романовы поднялись к царскому трону вместе с сестрой Анастасией, ставшей женой Иоанна Грозного.
С той поры и до того момента, как с четырнадцатилетним, распахнувшим в морозную ночь окно императором Петром II прервалась мужская линия наследования престола в династии Романовых, миновало двенадцать правлений.
Иоанн Грозный… Царь Федор Иоаннович… Борис Годунов… самозванец Лжедмитрий I… Василий Шуйский… Михаил Романов… Алексей Михайлович… Федор Алексеевич… Царица Софья… Петр I… Екатерина I…
Это герои первых частей нашей книги…
Впереди – Петр II, Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Елизавета Петровна, Петр III, Екатерина II…
За ними – император Павел и Павловичи: Александр I, Николай I, Александр II, Александр III, Николай II.
Завершить эту линию могло бы правление Михаила, в пользу которого отрекся от трона Николай II.
С царя Михаила начиналось правление династии Романовых, Михаилом и заканчивалось. Вместо Михаила, как мы знаем, правило Временное правительство…
В Ипатьевском монастыре совершился ритуал приглашения на царство первого Романова, в Ипатьевском доме совершено ритуальное убийство последнего царя династии…
А еще, как темный и светлый ангелы, обрамляя царствование династии, возвышаются по ее краям фигуры двух Григориев – Отрепьева и Распутина…
8
Больше всего поражает в династии Романовых выстроенность ее по законам кристаллической симметрии. Это как бы некий кристалл, в котором заключена судьба России…
Ось его проходит через правление Петра II.
И не только потому, что Петр II – последний прямой наследник русского престола по мужской линии. Позади Петра II – правления, в которых Романовы, независимо от того, прорывались они к верховной власти или осуществляли эту власть, отличались удивительной энергетикой, или, как принято говорить сейчас, пассионарностью.
Впереди – правления еще одиннадцати Романовых, не совсем Романовых и совсем не Романовых, правивших под фамилией Романовы… Жестокость и деспотизм можно обнаружить и в этих самодержцах, но присущей первым Романовым пассионарности в них уже нет.
Так и возникает кристаллическая симметрия…
Вблизи оси этого магического кристалла русской истории выделяются правления двух романовских пар.
С одной стороны – правления Петра I и Екатерины I… С другой – Петра III и Екатерины II.
Как будто для увеличения наглядности все меняется, как в зеркальном отражении. Сильный и энергичный Петр I и абсолютно безвольный Петр III. Достаточно слабая и бесцветная как правительница Екатерина I и волевая, решительная Екатерина II. Даже титул Великий, по законам зеркального отражения, переходит от Петра I к Екатерине II.
Подобные зеркальные отражения можно обнаружить и удаляясь от оси, но существенно даже не это.
Лжесвидетельства, предательства, святотатство – все эти деяния, столь характерные для первых Романовых, отражаясь в последних царствованиях, меняют свой знак, приобретают противоположные качества.
Происходит нравственное преображение Романовых.
Если свойственные первым Романовым негативные качества и проявляются, то все более и более вяло, пока не исчезают совершенно. Последним Романовым удается преодолеть все своеволия, заменив их необходимостью исполнения своего долга.
И разумеется, это не может быть случайным совпадением…
9
Такие пассионарные Романовы, как Филарет, дерзко переступали через нравственные нормы и Божии заповеди, а Петр I и вообще, сбросив с себя облачение русского царя, окончательно разорвал тот договор, что существует между царем, как помазанником Божиим, и народом…
Пять правлений Романовых, не совсем Романовых и совсем не Романовых, следующих за Петром II, при всем своем всевластии, вынуждены были сдерживаться, заискивая перед дворянством и гвардией, обеспечивающими законность их не вполне законной власти. В результате они окончательно превратили Российскую империю в рабовладельческое государство.
Эпоха эта, составленная из правлений женщин и их любовников, растянулась до конца XVIII века, пока ее не сменила династия, основанная императором Павлом, употребившая все силы, чтобы изжить рабовладение и восстановить разорванный Петром I договор между Государем и Народом…
Понимали ли сыновья и внуки императора Павла мистическую, роковую зависимость династии от преступлений, совершенных против православия Алексеем Михайловичем, Петром I и женским поколением династии?
Несомненно…
Хотя по крови новых Романовых только с очень большой натяжкой можно было назвать Романовыми, приняв с императорской короной эту фамилию, они попытались возродить ее, очистить династию от грехов прошлого, искупить совершенные Романовыми перед Богом и перед народом преступления…
Казалось, все силы зла обрушились тогда на Романовых.
Императора Павла задушили. Александра II взорвали. Николая II расстреляли вместе с сыном. Смерти трех других императоров – Александра I, Николая I, Александра III – окружены загадками…
И тем не менее это не остановило Павловичей.
Весь XIX век – это попытка их исправить совершенные отцами династии ошибки.
И вот что поразительно…
Если рассуждать формально, Александр III по составу своей крови был менее русским, нежели все остальные русские императоры. И вместе с тем едва ли мы найдем среди его предшественников более русского царя…
Александр III даже в манерах, даже в привычках своих был более русским, чем все остальные русские императоры.
Исключение составляет только его сын – император Николай II.
Но он – явление совсем уже необычное.
Его подвиг, подвиг царя-мученика, – вершина попыток исправить совершенные отцами династии ошибки и нравственное осуществление их.
Кажется, единственному из Романовых, Николаю II удалось подчинить свою личную жизнь нормам православной морали, и вот оно чудо! – единственный, восходит он в сонм благоверных князей…
Это первый и единственный русский император, ставший святым…
И он, и его семья тоже заключены в тот магический кристалл русской истории, который принято называть правлением династии Романовых…
Глава вторая
Внук Петра Великого
Когда, оговоренный Ефросинией, умирал под пытками царевич Алексей, его сыну – будущему русскому императору Петру II – не исполнилось и четырех лет. Он рос под присмотром нянек, и никто не хлопотал о его развитии и воспитании.
У внука российского императора не было родителей, не было и могущественных покровителей. Проявление малейшего участия к несчастному сироте считалось опасным. Любой самый невинный шаг в этом направлении мог быть превратно истолкован подозрительным и безудержным в гневе императором.
Какая участь ожидала «ослушника», напоминали насаженные на колья головы «заговорщиков» – друзей царевича Алексея.
И страх сделал свое дело.
Малолетнего Петра избегали, сторонились, как чумы…
1
Впрочем, забот у придворных хватало и без сироты.
Шла реорганизация областного управления, и вместо одиннадцати губерний образовывалось пятьдесят провинций, учреждались новые коллегии и вводились новые регламенты; появились магистраты, велись сражения и переговоры о мире – и все время, каждый месяц издавались указы, все строже закрепощающие русский народ.
Венцом этого закрепощения стало разрешение покупать русских крестьян на свои заводы и «купецким людям» иностранного подданства…
Это и символ, и суть петровских реформ.