Неистовые джокеры Мартин Джордж
Мужчина, который только что разговаривал с Корделией, заметил:
— Эй, раз уж вам так приспичило, могли бы снять номер. — Но это было сказано совершенно беззлобно.
Джек через плечо Корделии взглянул на него. Пиджак коричневого костюма выглядел изрядно пожеванным, галстука не было. По мнению Джека, он выглядел в точности так, каким представляют потасканного отставного агента ФБР на мели.
Человечек криво ухмыльнулся.
— Эй, я подумал, никому не будет вреда, если я попытаюсь к ней подъехать. Без обид.
— Мы знакомы? — спросил Джек.
— Меня зовут Экройд, — представился мужчина, — Джей Экройд, частный детектив.
Он протянул руку. Джек сделал вид, что не заметил ее. Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Потом Экройд улыбнулся.
— Все кончено, приятель. По крайней мере, на ближайшее время. Все устали, как собаки. Перемирие, — Он обвел бар рукой. — И потом, никто не стал бы ничего делать, пока Билли Рэй цедит свое пиво. — Джек взглянул туда, куда указывал палец Экройда. За столиком одиноко сидел человек в обтягивающем белом костюме. У него было какое-то асимметричное, распадающееся на части лицо. По его челюсти расплывался багровый синяк, а пиво он пил через соломинку. — Гордость министерства юстиции, — пояснил Экройд, — Послушай, остынь, возьми себе что-нибудь выпить, поболтай с племяшкой. — Он попятился из кабинки, — Мне все равно надо на свежий воздух.
Экройд устремился к двери, слегка путаясь в ногах.
— Садись, дядя Джек, — Что пьешь?
Он постучал пальцем по ее бокалу.
— «Севен-ап». — Она хихикнула. — Я хотела «Ар-си-колу», но здесь ее не продают.
— На Манхэттене можно достать что угодно. Ты просто попала в плохой район.
Официантка в атласной маечке и шортах с узором из маленьких бугорков на коже подошла к ним.
— Что будете пить?
Джек заказал «Айрон сити». Это был сорт импортного пива, которое подавали в подобных местах.
— Какого черта ты здесь ошиваешься? — спросил он. — Мы с Вонищенкой… с моей приятельницей… весь день тебя разыскиваем. Я видел тебя на автовокзале, но ты ушла, прежде чем я успел пробраться через толпу. С тобой был какой-то мужчина, похожий на сутенера.
— Думаю, он и был сутенер. — Корделия пожала плечами. — Один человек по имени Несущий Гибель… он выручил меня. — Она поколебалась. — Хотя потом он попытался помочь убить меня. Чудной это город, дядя Джек.
— Я перед ним в долгу, — сказал Джек. — Как бы там ни было. — На долю секунды он ощутил, как начало изменяться его лицо, как стала вытягиваться челюсть. Он сделал глубокий вдох, откинулся на спинку сиденья и почувствовал, что его зубы вновь обрели человеческую форму. — Что ты здесь делаешь? Дома все с ума сходят.
— А ты что здесь делаешь, дядя Джек? Мама и все остальные родственники вечно рассказывают, как ты сбежал и почему отправился сюда.
— Верно. Но я в состоянии сам о себе позаботиться.
— И я тоже! Ты удивишься… — Она помолчала, потом продолжила: — Знаешь, сколько всего со мной за сегодня произошло? — Девушка не стала ждать, пока Джек покачает головой. — Я даже все тебе рассказать не могу. Представляешь, сутенер пытался похитить меня, я познакомилась с несколькими необыкновенными и потрясающими людьми, встретила совершенно фантастического мужчину — Фортунато, — едва не погибла, а потом…
Она замялась. Джек покачал головой.
— Господи боже ты мой, и что же было потом?
Она наклонилась к нему, взглянула ему прямо в глаза и сказала, очень серьезно:
— Произошло что-то невероятное.
Джек едва не расхохотался, но удержался.
— Что, Корделия? — спросил он так же серьезно.
Даже в дымном полумраке было видно, как девушка покраснела.
— Почти как тогда, когда у меня начались месячные, — сказала она наконец. — Понимаешь? Наверное, нет. В общем, это произошло, когда я была в той квартире, и старик попытался убить меня. Что-то изменилось. Это трудно описать.
— Думаю, я понимаю.
Корделия спокойно кивнула.
— Я тоже так думаю. Поэтому ты уехал из дома, да?
— Пожалуй. Ты… — теперь запнулся он. — Ты изменилась, верно? Теперь ты не та, какой была прежде.
Племянница с жаром кивнула и принялась сбивчиво объяснять.
— Я пока не понимаю, в кого превращаюсь. Знаю только, что, когда Бес — ну, помощник того старика, он хотел вырвать у меня сердце или еще что-то — попытался схватить меня, я поняла, что дело плохо, и тогда… — Она выразительно пожала плечами, — Я убила его. Убила, дядя Джек. У меня вдруг появилось ощущение, что я могу пустить в ход что-то, спрятанное глубоко в моем мозгу, то, чем я раньше не умела пользоваться. Что я могу что-то сделать с теми людьми, которые пытались повредить мне. Я смогла сделать так, чтобы они перестали дышать, чтобы их сердца прекратили биться, — я даже сама точно не знаю, что. В общем, этого хватило. И вот я здесь. — Она снова обняла его за шею. — Я очень рада.
— Да уж, хороший ты нашла способ открыть у себя новые способности, — ухмыльнулся Джек. — Послушай, ты готова ехать домой?
— Домой? — опешила она.
— Ко мне. Ты можешь жить у меня. Мы все уладим. Твои родители на ушах стоят.
— Я не вернусь домой, дядя Джек. Никогда в жизни.
— Ты должна поговорить с родителями.
Девушка покачала головой.
— А потом ты посадишь меня на автобус. Я сойду на первой же остановке. Я все равно сбегу. Клянусь тебе. — Она отвернулась от него.
— Да что случилось, Корделия? — недоуменно спросил он.
— Дядя Джейк. Вернее, дедушка Джейк.
— Гаденыш Джейк? — Джек начал прозревать, — Он что…
— Я не вернусь, — сказала она.
— Ладно. Ты не вернешься. Но поговорить с Робертом и Элуэттой надо.
К его изумлению, племянница расплакалась.
— Нет.
— Корделия…
Она утерла слезы. В тонких чертах ее лица теперь проскальзывало что-то жесткое, в голосе звучала сталь.
— Дядя Джек, ты должен понять. За сегодняшний день очень многое произошло. Может быть, я стану одной из гейш Фортунато, или буду разносить напитки в заведении вроде этого, или пойду в Колумбийский университет и выучусь на ядерного физика, или еще что-нибудь. Что угодно. Не знаю. Я не та, кем была прежде. Я не знаю, кто я — кто я теперь. Но собираюсь это выяснить.
— Я могу помочь тебе, — сказал он спокойно.
— Правда? — Она в упор посмотрела на него. — Ты действительно знаешь, кто ты такой?
Джек ничего не ответил.
— Вот так. — Девушка медленно покачала головой. — Я очень люблю тебя, дядя Джек. Мне кажется, у нас много общего. Но я хочу выяснить, кто я такая. Я должна это выяснить. — Она поколебалась. — Не думаю, что ты очень откровенен с собой самим или с людьми, которые тебя окружают.
Корделия словно заглянула внутрь него, направила ослепительный луч прожектора в его разум и душу. От этого непреклонного взгляда и от полумрака ему стало не по себе.
— Эй! — Это кричал Экройд, который просунул голову в дверь. — Вы должны это видеть! Все до единого!
Он снова исчез на улице.
Корделия и Джек переглянулись. Девушка влилась в поток тех, кто повалил к двери. Джек поколебался, потом последовал ее примеру.
Ночь кончилась. Над Ист-Ривер занимался рассвет. Экройд стоял на улице и тыкал в небо.
— Смотрите!
Все подняли головы. Джек прищурился и сначала даже не понял, что там такое. Потом картина слилась в единое целое.
Это был самолет Джетбоя. Сорок лет спустя «ДБ-1» снова реял в небе над Манхэттеном. Красный фюзеляж рдел в первых лучах зари.
Что-то было не так. Потом Джек понял, что именно. За крыльями и хвостом самолета тянулись белые реактивные струи. «Что за дьявольщина?» — подумал он. Но, как и все остальные вокруг, не мог оторвать от самолета завороженных глаз. Как будто все разом затаили дыхание.
Потом… крыло «ДБ-1» стало складываться назад и оторвалось от фюзеляжа. Самолет разваливался на куски.
— Господи-боже-мой-джокер-Иисусе, — ахнул кто-то. Это прозвучало почти как молитва.
Это был не «ДБ-1», вернее, не настоящий «ДБ-1». Обломки самолета, кружившиеся в воздухе, были сделаны из ярких цветов, скрученных бумажных салфеток и проволочного полотна. Всего-навсего декоративный самолет, который вчера возили на платформе.
На улицы Манхэттена начали медленно осыпаться обломки, в точности как четыре десятилетия назад.
Джек увидел, что скрывалось внутри макета самолета Джетбоя. Он различил стальной панцирь, характерные очертания видоизмененного корпуса «фольксвагена — жука».
— Слава богу! — воскликнул кто-то, выразив всеобщее мнение. — Это Черепаха!
Джек услышал приветственные крики, несшиеся из соседних кварталов. Облетели последние обломки макета «ДБ-1», и Черепаха заложил победный вираж. Затем он описал изящную дугу и исчез на востоке, скрывшись в лучах солнца, которое уже показалось над вершинами небоскребов.
— Нет, вы представляете? — захлебывался один из посетителей «Шизиков», — Черепаха жив. С ума сойти.
По его лицу расплывалась широкая ухмылка.
Вдруг Джек осознал, что Корделия больше не стоит рядом с ним. Он принялся в замешательстве озираться по сторонам.
— Она просила передать вам, что у нее есть дела, — сообщил из-за плеча Экройд. — Она даст вам знать о себе.
Джек беспомощно развел руками.
— Как я найду ее?
— Вы же нашли ее сегодня утром, разве не так? — Человечек поколебался. — Да, кстати, она просила передать, что любит вас. — Он хлопнул Джека по плечу, — Идемте, я угощу вас пивом. — Он повернулся к неоновой женщине. В свете занимающегося дня она побледнела. Детектив обернулся через плечо и пообещал: — Я дам вам мою визитку. На худой конец, наймете меня.
Джек заколебался.
— Я представлю вас народу, — продолжал Экройд. — Я слышал, вы начали изменяться прямо там. Я вас не знаю, но у меня такое чувство, что среди наших коллег немало таких, с кем вы еще не знакомы. Пора вам завести с ними знакомство.
Билли Рэй слышал эти слова.
— Пошел к черту! — рявкнул он.
Экройд ухмыльнулся.
— Эти ребята из министерства юстиции не переваривают нас, сыщиков.
Прежде чем последовать за ним внутрь, Джек еще раз взглянул на восток. В сиянии солнечных лучей он не мог разглядеть Черепаху.
Наступало новое утро. С другой стороны, каждое утро было новым.
Чтобы поймать такси до Джокертауна, Спектор ухлопал добрую часть часа. Он уселся на заднее сиденье и принялся листать утреннюю «Тайме». На первой полосе в траурных рамках были напечатаны фотографии всех погибших тузов. Рядом с изображением Черепахи красовался вопросительный знак, но он, очевидно, был цел и невредим.
Спектор был почти счастлив. Однако он недоумевал, как сам умудрился остаться в живых. Он всегда выходил сухим из воды — как большинство неудачников.
— Ну и денек же вчера выдался, скажу я вам, — сказал таксист.
— Вчера?
Спектор покачал головой. Слишком уж много всего произошло за последние сутки. Они походили на затянувшийся дурной сон.
— Да. По мне так, хоть бы все эти тузы друг друга поубивали. Мне от этого было бы ни холодно, ни жарко.
Спектор пропустил его слова мимо ушей и раскрыл спортивный раздел. Интересно, в этом году дела у «Нетс» пойдут получше?
— А вам?
— А?
— Что вы думаете о тузах?
— А я о них не думаю. Почему бы вам не закрыть рот и не следить за дорогой?
Прошло несколько минут, прежде чем таксист снова подал голос.
— Приехали. И за каким чертом вам понадобилось сюда тащиться?
Спектор открыл дверцу и вылез из машины. Потом дал шоферу стодолларовую купюру.
— Ждите здесь.
— Договорились. Только учтите, я не могу сидеть здесь все утро.
Спектор подошел к сетке ограды. Настало время снова навестить Ральфа. Не исключено, что он слишком устал, чтобы убить старика. Вообще-то император свалки ничем не заслужил такой участи.
Молодой чернокожий мужчина в зеленой ветровке и красной кепке встретил его у ограды.
— Вам что-то нужно?
— Да, вчера вечером здесь были несколько груженных мусором барж и один бродяга по имени Ральф. Где они?
Негр развернулся и ткнул в направлении реки.
— На пути к Фреш-Киллс. Но там один мусор.
— Ясно. Спасибо. — Спектор посмотрел вслед уходящему негру, потом повернулся к реке. — Можешь жить спокойно, Ральф. Смотри только, не сболтни ненароком какую-нибудь глупость.
Таксист забибикал. Да, кое в чем мусорщик был прав. Нет ничего лучше, чем быть самому себе начальником. Пока он был на побегушках у Астронома и Лэтхема, в него стреляли, ему сломали руку, откусили ногу и зашвырнули на верхушку информационного табло на стадионе «Янки». Хватит! Он больше не будет пистолетом, которым какой-нибудь большой начальник целит в кого-нибудь другого. Теперь он сам будет решать, кого и когда убивать.
И снова бибиканье.
— Ты у меня посигналь еще, придурок, — пробормотал себе под нос Спектор. — Давай, еще разок.
Небо на востоке начинало светлеть, но солнечные лучи не давали тепла. В порту уже кипела жизнь. Кто только просыпался, кто уже пил первую за день чашку кофе. Спектор намеревался отправиться в постель и проспать целую неделю кряду. Разговоров об этом Дне дикой карты хватит на неделю, а не то и на месяц.
— Да, Ральф, ты открыл мне глаза. Впредь я буду сам собой командовать. Хватит за другими дерьмо подтирать.
Шофер снова протяжно бибикнул. Спектор медленно развернулся.
— Ты сам напросился, болван.
Беспредельная боль всколыхнулась в нем. Черта с два он сейчас поймает другое такси!
Даже в самые темные предрассветные часы Манхэттен никогда не засыпает по-настоящему, но, когда Хирам Уорчестер высадился из такси, на Риверсайд-драйв было безлюдно и тихо. Тишина казалась почти зловещей. Он расплатился с шофером, отыскал ключи и поднялся на крыльцо своего дома. Ничто и никогда еще не казалось ему столь гостеприимным.
Очутившись внутри, Хирам устало зашагал по лестнице. По пути он разделся, повесил смокинг на деревянный выступ на полированных перилах, галстук и рубаху бросил на ступенях, туфли оставил на первой площадке, брюки — на второй. Горничная завтра уберет, подумал он. Хотя «завтра» — это уже сегодня, разве не так? Нет, решил он. Неважно, что говорит календарь. День дикой карты продолжается и будет продолжаться, пока он не уснет.
Окна его спальни, расположенной на третьем этаже, выходили на Гудзон. Уорчестер подошел к окну и распахнул его настежь, полной грудью вдохнул прохладный утренний воздух. Небо на западе казалось полотнищем темного атласа, но над Джерси уже начинало рассветать. Однако самым прекрасным зрелищем в комнате была его громадная водяная кровать со взбитыми манящими подушками и одеялом, аккуратно подогнутым так, что из-под него виднелась чистая фланелевая простыня. Теплая и уютная, она манила к себе. Хирам с блаженным вздохом улегся, чувствуя, как под ним мягко перекатывается вода. Он забрался под одеяло и закрыл глаза.
Где-то расхохотался Плакальщик, Малыш Динозавр пронесся по залу «Козырных тузов», роняя клочья плоти в расставленные тарелки. Маньяк с луком и стрелами целился ему в глаз, но Щелкунчик Джей с язвительной прибауткой отсылал его прочь. Лица смотрели на него, избитые и кровоточащие, с глазами, полными боли: Тахион, Жабр, старая женщина-джокер, похожая на улитку. Водяная Лилия улыбалась, и по ее обнаженной коже скатывались струйки воды, как будто она только что вышла из душа, а ее волосы поблескивали в мягком свете люстры, и она выходила на балкон, чтобы взглянуть на звезды, а потом забиралась на парапет и тянулась к ним, тянулась, тянулась… Хирам пытался остановить ее, кричал, чтобы она была осторожна, но ее нога соскользнула, и в тот миг, когда она начала падать, он увидел, что это вовсе не Джейн, а Эйлин, Эйлин, тянувшая к нему руки, молившая о помощи, но он не успел, и его возлюбленная полетела вниз, крича. Во сне падение не кончается никогда.
Потом он очутился на кухне — готовил что-то, помешивал содержимое пузатой кастрюли, какую-то липкую жижу, которая лениво булькала и была похожа на кровь, а он остервенело мешал ее, потому что знал — гости скоро придут, а еда еще не готова и вообще никуда не годится, она им не понравится, и он сам им не понравится, он должен приготовить все, должен позаботиться, чтобы все было безупречно. Хирам начал мешать быстрее, и вот уже раздались шаги, они слышались громче и громче, эти тяжелые шаги по ступеням, приближались и приближались…
Он подскочил на кровати, разметав подушки и простыни, в тот самый миг, когда кулак, размером и цветом в точности напоминавший копченый виргинский окорок, проломил закрытую дверь спальни. Послышался удар: один, другой, третий — и дверь разлетелась в щепки. На пороге стоял Дубина.
Семифутового роста, он был одет в плотно прилегающий кожаный костюм. Отвратительную квадратную голову покрывали загрубелые ороговевшие наросты, маленькие глазки злобно горели под массивным костяным гребнем — один ярко-синий, другой кроваво-красный. Правая сторона губ заросла гладкой блестящей рубцовой тканью, по лицу расплывался огромный зеленоватый синяк. Уши у него были кожистые, пронизанные паутиной вен, как крылья летучей мыши, голову вместо волос покрывали нарывы.
— Сволочь! — закричал он голосом, который вырывался из половины рта, точно обжигающий пар. — Туз недоделанный! — вопил он. Пальцы его правой руки были сжаты в вечный кулак и заросли гребнями грубой ороговелой кожи. Когда он сжал в кулак и левую руку, мышцы на ней пошли буграми, и кожаная куртка лопнула по швам. — Я убью тебя, ты, поганый жирный слизняк!
— Ты — кошмар, — сказал Хирам. — Ты мне снишься.
Дубина с воплем пнул кровать. Деревянная рама треснула, пластик лопнул, и простыни начали пропитываться водой — как будто из матраса забил маленький фонтанчик. Уорчестер оцепенело сидел, не чувствуя, что вода мочит его белье, и потрясенно хлопал глазами. «Это не сон», — твердил он себе. Дубина потянулся и, левой рукой ухватив его за майку, поднял высоко в воздух.
— Скотина! — вопил великан. — Меня вышвырнули на улицу, ты, ублюдок жирный, вонючий кусок сала, меня выставили, и все из-за тебя. Я убью тебя, ты, дерьмо, ты уже покойник, слышишь, нет, я спрашиваю: ты меня слышишь?
Правой рукой он размахивал у Хирама перед носом — бесформенный ком из кости, рубцовой ткани и ороговелой мозоли.
— Я могу танк превратить этим в котлету, ты, жирная свинья, так что вообрази, во что превратится твоя жирная морда! Видишь? Нет, ты это видишь, сволочь?
Уорчестер, болтавшийся в воздухе, умудрился кивнуть.
— Да. — И тоже поднял руку, — А ты видишь вот это? — Он сжал пальцы в кулак.
Дубина оторвался от пола и повис вниз головой; изо всех сил цепляясь за свою предполагаемую жертву, он сучил ногами и принялся выкрикивать какие-то угрозы.
— Эй, потише!
Хирам попытался оторвать пальцы Дубины от своей майки, но джокер был слишком силен. Тогда он нахмурился и вернул себе нормальный вес.
И удвоил его.
И еще удвоил.
Вместо того чтобы пытаться отпихнуть Дубину, он притянул его поближе, крепко прижал к необъятному животу и плашмя рухнул на пол. Это был уже второй раз за сегодняшний день, когда он слышал, как ломаются кости.
Хирам поднялся на ноги, тяжело дыша; сердце у него в груди колотилось как бешеное. Он уменьшил свой вес и хмуро посмотрел на Дубину, который держался за ребра и визжал. Когда тот снова взмыл в воздух, туз схватил его за запястье и лодыжку и вышвырнул из открытого окна.
Дубина полетел вверх. Уорчестер долго стоял у окна и смотрел, как он поднимается ввысь. Ветер дул с запада, он понесет его над городом, к Ист-Ривер, к Лонг-айленду и в конце концов к Атлантическому океану. Интересно, этот придурок умеет плавать?
Постель была безнадежно испорчена. Хирам подошел к шкафу. Постоял с простынями в руках, покачал головой и аккуратно убрал их обратно на полку. Что толку? Ночь почти кончилась, а у него еще уйма дел: к обеду должны открыться «Козырные тузы», кто-то должен присмотреть за восстановительными работами, а через несколько минут уже рассветет и начнется новый день. Все равно он слишком устал, чтобы заснуть.
Глубоко вздохнув, Хирам Уорчестер спустился в кухню и принялся за стряпню. Он приготовил себе омлет с сыром и тройной порцией бекона, поджарил несколько маленьких красных картофелин с луком и перцем и запил это все большим бокалом апельсинового сока и кружкой свежесваренного ямайского «Блу-маунтин».
После этого он почти уверился, что будет жить дальше — долго и счастливо.
Город вокруг пробуждался. Несколько миллионов людей занимались повседневными мелочами. Вереница самых обычных, ничем не примечательных, уютных дел, которые составляют костяк жизни. И Рулетка ощутила, как внутри нее шевельнулся интерес, затеплилась искорка предвкушения. Такие будничные чувства в сравнении с одержимостью, которая владела ею совсем недавно, — но такие успокоительные в своей простоте. Она решила, что начнет с чашки кофе. А что потом? Возможности были безграничны.
Торговые суда еще ходили на Дальний Восток. На них еще можно было купить билет, хотя стоили они перед самым отправлением очень недешево.
Но с этим было покончено. Чернокожий красавец стоял на корме, глядя на проплывающий мимо Губернаторский остров.
Над Бруклином вставало солнце. Под ногами у Фортунато вздымалось и опадало море — безбрежное, неторопливое, изменчивое и — все же неизменное. Ему предстояло стать первым в череде новых учителей.
Послесловие
В 1979 году в издательстве «Эйс Букс» вышел «Мир воров» Роберта Асприна, первый том долгоиграющего цикла романов о вымышленном городе Санктуарий и наводнявшей его улицы пестрой шатии воинов, чародеев, принцев, мошенников и воров, среди которых периодически появлялся какой-нибудь залетный гость из столь же пестрого пантеона богов. Так начался самый настоящий бум в жанре антологий.
У «Мира воров», безусловно, были предшественники. В комиксах, изданных как «Марвелом» так и «Ди-Си», были коллективные миры, в которых герои и злодеи обитали бок о бок, постоянно переходили друг другу дорогу, дружили, враждовали, заводили романы. В прозе существовали лавкрафтовские мифы о Ктулху, причем Лавкрафт поощрял своих друзей-писателей заимствовать элементы из его рассказов и присочинять новые. Роберт Говард, Кларк Эштон Смит, Роберт Блох, Август Дерлет и другие с удовольствием подхватили эту игру. Потом сам Лавкрафт упоминал в своих произведениях о богах, культах и заклятых книгах, рожденных фантазией его последователей, и с течением времени мифы обогащались и обрастали новыми подробностями.
Много позже появилась на свет «Медея: мир Харлана». Харлан Эллисон собрал вокруг себя группу самых известных научных фантастов, и они произвели на свет воображаемую планету, подробно описав ее флору, фауну, географию, историю и орбитальную механику, после чего каждый автор сочинил свой эпизод, каждый из которых разворачивался в созданном ими совместно мире.
И все-таки именно «Мир воров» стал той краеугольной книгой, которая задала тон современным коллективным мирам и породила целый сонм подражателей. «Иткар», «Лайавек» и «Меровинганские ночи» были фэнтезийными мирами в стиле меча и магии, как и сам «Мир воров». «Приграничную полосу» с ее панкующими эльфами и современным антуражем уже можно было отнести к более урбанистической фэнтези. «Флот» и «Мир войны» представляли собой попытку создания коллективного мира в жанре космической оперы, «Бухта Грейстоун» распространила его на жанр хоррора, а «Герои в аду» отправили его, естественно, в ад. Одни из этих циклов вышли раньше, другие последовали за ними. Какие-то растянулись надолго, некоторых хватило на одну-две книги. В конечном итоге «Дикие карты» пережили их всех и стали самым долгоиграющим циклом в жанре коллективного мира: двенадцать томов вышло в издательстве «Бэнтем» и три в «Баэне»… и еще два тома сейчас в работе. Таким образом, я могу похвастаться уникальным опытом работы с коллективными мирами, и в этом мне нет равных среди других редакторов.
Когда «Дикие карты» еще только зарождались, мой редакторский опыт ограничивался «Новыми голосами», ежегодным (так предполагалось) сборником рассказов финалистов конкурса имени Джона Кэмпбелла. Ввязываясь в эту затею, я понимал, что коллективный мир — совсем другая материя, и притом не из тех, что легко поддаются обработке, поэтому был твердо намерен разузнать о нем как можно больше. Боб Асприн и Лин Эбби щедро поделились сведениями обо всех трудностях и подводных камнях, с которыми столкнулись в процессе редактирования «Мира воров», и уроками, которые вынесли из этого. Уилл Шеттерли и Эмма Булл тоже пошли мне навстречу и познакомили со своим опытом редактирования «Лайавека». На основе генерального договора, регулировавшего два этих цикла, мне удалось составить главный договор на «Дикие карты» — чтобы обеспечить строгий, но справедливый юридический базис, на котором должен был основываться наш цикл.
В ходе создания коллективного мира то и дело возникают сложные художественные вопросы, и самые важные касаются степени взаимосвязи между отдельными повестями, а также правил, которые их определяют. Я обнаружил, что каждый коллективный мир 80-х решал эту проблему по-своему, но некоторые решения оказались удачнее других. В одних книгах общим был только антураж, герои же никогда не пересекались друг с другом, да и события из одного повествования никак не влияли на все последующие. Каждый кусочек существовал обособленно, отдельно от общей географии и истории. В других циклах герои время от времени появлялись в «чужих» повествованиях, но эти истории были вполне самостоятельными. Однако лучшие антологии в жанре коллективных миров, самые занимательные и самые успешные, предполагали наличие не только антуража, но и действующих лиц и сюжетов. В таких и только таких книгах целое превращалось в нечто большее, нежели просто сумму его частей. Коллективные миры, в которых коллективное сводилось к минимуму, на мой взгляд, упускали то, ради чего, собственно, все и затевалось.
Я решил, что в «Диких картах» мы должны максимизировать коллективное. Более того, пойти намного дальше, чем кто-либо заходил в этой игре до нас. Настолько дальше, что, когда я делал свое «непристойное предложение» по поводу первых трех книг «Диких карт», я вообще не стал упоминать старый термин «коллективный мир» и пообещал издателям цикл «мозаичных романов».
Как я уже упомянул, первоначально были предложены три книги, исключительно по той причине, что нам хотелось сделать больше одного тома, но ни один издатель не подписал бы договор на двенадцать штук одним махом. Так появился прецедент, и впоследствии мы продолжили строить сюжеты, заключать договоры и писать книги группами по три — «триадами», как мы их называли, поскольку они не всегда образовывали трилогии (вторая триада растянулась на четыре книги, а третья — вообще на пять, но это уже тема для другого послесловия). Первые два тома первой триады (которые затем стали «Дикими картами» и «Козырными тузами», хотя в предложении у них были другие названия) содержат отдельные повести, в каждой из которых имеется свой сюжет и свой главный герой. Но все повести также образуют то, что мы назвали «надсюжетом», а между ними были добавлены промежуточные рассказы, которые призваны связать их в единое целое и создать ощущение «мозаичного романа», — в этом, собственно говоря, состояла наша цель.
Но по-настоящему мозаичным романом стала третья книга, в которой мы довели наш сюжет до решительной развязки. Ни один другой коллективный мир еще не замахивался на то, что мы намеревались сделать в «Неистовых джокерах»: единое взаимоувязанное повествование, в котором герои, сюжетные линии и события переплетались бы с начала до конца в семиголосом рассказе. Итогом такого сотрудничества, надеялись мы, должна была стать книга, которая читалась бы как роман, написанный сразу с множества точек зрения, а не как простой сборник связанных друг с другом повестей.
В моем предложении я назвал «Неистовых джокеров» «фильмом Роберта Олтмена в прозе». Подобно «Нэшвилю», «Свадьбе» и еще нескольким кинокартинам в фирменном олтменовском стиле, «Неистовые джокеры» должны были объединить множество самых разнообразных героев, чьи пути сходятся и вновь расходятся на протяжении всей книги. Местом действия был избран Нью-Йорк 15 сентября 1986 года — то есть в День дикой карты, сорок лет спустя после гибели Джетбоя и распыления такисианского ксеновируса над Манхэттеном. Действие книги должно было ограничиться одними сутками, что устанавливало строгие хронологические рамки, в которые нам предстояло уложить наши сюжетные линии.
Первые два тома «Диких карт» объединяли в себе произведения одиннадцати и девяти писателей соответственно, но в силу сложности задачи, на которую мы замахнулись, я решил ограничить «Неистовых джокеров» шестью сюжетными линиями (на самом деле на титульном листе указано семь имен, но Эдвард Брайант работал в соавторстве с Лианной Харпер, как и в первом томе). У каждого из семи героев, чьими глазами мы наблюдаем все происходящее, есть свои мечты, свои демоны и свои цели, в погоне за которыми они мечутся по всему городу, поднимаются на небоскребы и спускаются в канализационные коллекторы, сталкиваются с другими героями и вторгаются в другие сюжетные линии.
Итак, имелись семь отдельных сюжетов и один общий, все вместе — настоящая головная боль. Я выдергивал куски из рукописей и вновь склеивал их, тасовал и так и сяк, стремясь добиться идеальной последовательности всех наших интригующих событий, кульминаций, намеков и в то же время пытаясь держать в памяти весь хронологический и географический расклад. Полсотни раз мне казалось, что дело в шляпе, пока я не замечал, что у Йомена ушло битых шесть часов на то, чтобы добраться в Бруклин, или Фортунато находился в двух местах сразу, или Несущего Гибель в последний раз видели триста страниц назад. Тогда я вздыхал и снова принимался перетасовывать. Но в конце концов я все-таки справился с этой задачей. (Хотелось бы надеяться.)
Так была создана новая литературная форма, хотя никто из нас в то время не понимал этого. Мы сознавали, что участвуем в эксперименте, и случались дни, когда никто из нас не мог утверждать с уверенностью, что детище не получится мертворожденным. Это была самая трудная и самая напряженная редакторская работа в моей жизни; впрочем, писать было ничуть не легче.
Что и говорить, игра стоила свеч. Жанр мозаичного романа, похоже, пришелся по вкусу как читателям, так и критикам (хотя один критик, помнится, немало повеселил меня, подчеркнув в своей рецензии ту виртуозность, с которой я подогнал друг к другу стили столь несхожих авторов, когда я, разумеется, даже и не думал «подгонять» друг к другу никакие стили, предпочитая, чтобы каждый герой сохранил свой индивидуальный и узнаваемый голос).
И мы с моими соавторами сошлись в едином мнении: «Неистовые джокеры» стали лучшим на тот момент томом цикла. Наш эксперимент удался, и образец был задан. Полная мозаичность оказалась слишком сложной и трудоемкой формой, чтобы использовать ее в каждом романе, но на каждый третий том нас должно было хватить. Отныне все последующие триады «Диких карт» точно так же будут завершаться решающим, подлинно мозаичным романом, где все линии будут переплетаться примерно так же, как в «Неистовых джокерах».
Перед тем как закончить, позвольте мне добавить еще кое-что. Поскольку это послесловие, полагаю, все вы, кто читает эти слова (да-да, я обращаюсь именно к вам, нечего оглядываться, здесь никого нет, кроме меня и вас), уже перевернули последнюю страницу «Неистовых джокеров».
Если нет — остановитесь. Иначе никакого сюрприза не будет. То, что написано ниже, не предназначено для ваших глаз. И вообще, почему, как вы думаете, эта часть называется ПОСЛЕсловие, а? Ну-ка марш читать книгу!
Он уже ушел?
Отлично. А теперь я расскажу вам о Малыше Динозавре и о Плакальщике.
Из всех событий «Диких карт» сильнее всего наших читателей расстроила зверская расправа, которую Астроном учинил над Малышом Динозавром в «Неистовых джокерах». Даже годы спустя всякий раз, когда бы мы ни устраивали встречу с читателями, нам неизменно задавали вопрос: «Зачем вы убили Малыша Динозавра? Он был моим любимым героем». Плакальщик был менее заметным и куда менее популярным, но и у него нашлись свои поклонники, многие из которых забросали нас смятенными письмами.
Дело в том, что оба этих персонажа были обречены на гибель изначально. Если помните, мы разрабатывали сюжеты наших книг по триадам. Еще до того, как сесть за повести для первого тома, мы уже знали, что Астроном и оставшиеся в живых масоны будут пытаться выследить и убить всех тузов, которые разгромили их в Клойстерсе в конце второй книги. В этот черный список, разумеется, должны были войти весьма многие из наших активно действующих героев, и мы хотели, чтобы напряжение не отпускало читателей до самого конца книги.
Но супергерои не умирают — по крайней мере, не в комиксах, по крайней мере, не навсегда. Однако «Дикие карты» — совершенно иное произведение, где опасность настоящая, так что у нас даже хорошие парни могут погибнуть, и погибнуть ужасной смертью.
Именно с этой целью в самом начале нашей затеи я бросил клич в поисках этаких «тузов в красном» (тот, кто смотрел «Стар трек», поймет, что я имею в виду), — второстепенных персонажей, которых можно было бы ввести в действие в первой книге, привлечь к налету на Клойстерс во второй, тем самым предопределив их смерть от руки Астронома в третьей книге.
Несколько моих авторов в ответ на мою просьбу любезно создали таких «одноразовых тузов». Одним из них был Плакальщик Стива Ли. Другим — Малыш Динозавр, впервые упомянутый Лью Шайнером в эпилоге к первому тому. Бедняга Плакальщик, если мне не изменяет память, за первые две книги подал ровным счетом одну реплику, пока Рулетка не затащила его в постель в третьей книге, так что я по сей день не могу понять, каким образом наши читатели ухитрились к нему привязаться. Однако Малыш Динозавр оказался более нахальным. Этот маленький сопляк умудрился пробраться в несколько колоритных сцен в «Козырных тузах», включая ту, где Черепаха предупреждал его, о возможных последствиях, если он не прекратит совать нос во взрослые дела.
Разве я виноват, что он не послушался?
Джордж Р. Р. Мартин
16 сентября 2001 года
Читать бесплатно другие книги:
