Дневная битва Бретт Питер

Глава 22

Новолуние

Новолуние насытило устье пещеры непроглядной тьмой. Чуть шире щели, оно зияло в скалистом выступе на забытом холме, как открытая рана. Внутреннее пространство неуклонно сужалось, но не заканчивалось – переходило в бесконечный лабиринт расселин и туннелей: одни были тесны, а другие открывались в огромные полости, – и так продолжалось до самой сердцевины мира. Туда не проникал даже бледный свет звезд, и там господствовал истинный мрак.

Из него вышло нечто еще более темное – порча, превосходящая отсутствие света. Оно заструилось, как чернила, покрыло дно пещеры маслянистой чернотой и вытекло в ночь. Снаружи, на холме, из пятен выросли силуэты, они вытягивались и ветвились, пока не уплотнились в шесть древ, что окружили устье пещеры, как зубы.

Посередине пещеры образовался огромный сталагмит и преобразился в гигантского демона-хамелеона. Массивные челюсти ощетинились рядами зубов, конечности продолжились в чудовищные когтистые клешни. Остальное тело – местами заостренное, местами гладкое – разделилось на змеиные кольца, которые ни разу не слились до конца.

Подземник пристально изучил обстановку и отполз, дабы занять позицию в задней части пещеры. Там он остался на страже, пока обретал форму принц-консорт.

Тот был мелок и сгорблен под весом массивной головы на маленьком тощем теле. Рудиментарные рога пульсировали в виде гладких выпуклостей и гребней на угольно-черной коже черепа. Его ногти и зубы были остры, но больше напоминали иглы по сравнению с хищнической оснасткой хамелеона.

Консорт в подобной оснастке не нуждался. Тела и чувства хамелеонов продолжали его собственные. Он видел их глазами, убивал их когтями, пробовал их ноздрями наружный воздух. Тот оказался пресен, холоден и почти лишен магии, которую с каждым циклом начисто выжигала проклятая дневная звезда. При дворе воздух горяч – густой и плотный, насыщенный магией, которую излучали Недра, и каждый вдох сладок, дарует кипучую силу.

Демон инстинктивно Втянул в себя магию из щели – из энергетического родника, что черпал силу напрямую из далекого источника. Наполнившись ею, он двинулся к устью. Сощурился в тусклом звездном свете, испытал слабый отток энергии: так ветерок похищает малую толику тепла.

Пещера расположилась высоко в скалистых холмах, из нее открывалась широкая панорама окрестностей. На юго-западе и северо-востоке скопились люди, чьи питомники разрослись, а сами они смаковали новоприобретенную мощь. Даже за много миль консорт чувствовал магию, которую они собирали. Он без малейших усилий овладел рудиментарным сознанием тамошних воздушных трутней, дабы разжиться сведениями.

Результаты впечатлили. Обычно у людей уходили тысячелетия на то, чтобы восстановить такое могущество, особенно при неизменном соседстве с трутнями, которые забавы ради охотились на них. А ныне – готово дело чуть ли не сразу.

Он расценил первые отчеты как маловажную аномалию, ибо источником информации явилась несовершенная память трутней, и отрядил разобраться двух мелких князей. Их сообщения встревожили. Люди из трех местных питомников восстановили и боевые метки, и боевой дух; среди них появились светлые головы. Королева не хотела, чтобы человечество вымерло – чем будут кормиться ее мозговики? – но и терпеть мятеж нельзя.

Однако князья, охочие до милости консорта и королевы, заверили его, что им не составит труда перебить смекалистых вожаков и рассеять их войска, пока зараза не распространилась на другие питомники. В последнем донесении сообщалось, что они выдвигаются с целью нанести удар.

А дальше – тишина.

Их возвращения ждал весь мозговой двор, но ответом стали безмолвие и растущее осознание немыслимого. Очевидно, они потерпели поражение, но это не тот позор, из-за которого не возвращаются. Недра способны восстановить их мощь, восполнить потерю трутней и отправить обратно с умноженными силами. Ответ представился более зловещим.

Они не проиграли – их уничтожили.

Князья были молоды – слабы по меркам собратьев, – но все равно хитры и осторожны; они полностью контролировали свою магию там, где люди играли с нею, как щенки, рисуюя первые метки. Откуда разгром?

Когда правда открылась, королева пришла в бешенство. Ей, особенно сейчас, был дорог каждый потенциальный самец, каждый князь – от слабейшего до сильнейшего. Ярость и слепота, с которой она высказалась, показали то, что его соплеменники уже какое-то время знали: она готовилась отложить яйца, и в скором времени весь двор разорвет соперничество между князьями за право отметиться в ее яйцекладе.

Консорт ненавидел земную поверхность, а еще пуще – необходимость торчать на ней именно сейчас. Он должен сидеть при дворе, ублажать королеву и сдерживать натиск соперников, а не присматривать за скотом, который забыл, что является пищей. Но королева потребовала, чтобы он отправился лично, и хотя на этой стадии цикла ее рассудок помрачен, его хватит, чтобы окоротить любого демона, который возымеет глупость ей возразить, – если не погибнет раньше от небрежного удара ее когтей. Она имела над консортом безграничную власть, за что он ее ненавидел.

Он поискал сознания других князей, восставших безлунной ночью; многие оказались за много миль от него. Трое на севере и трое на юге; консорт убедил королеву послать на поверхность его самых опасных соперников и подчинить их ему для подавления бунта.

Он рисковал. Чем дальше удаляются от королевы князья, тем меньше у нее власти над ними. С каждым часом они все больше вольны ослушаться ее приказов – как и распоряжений консорта. Сражение закалит их и наделит опытом, и в боевом раже они могут даже наброситься друг на друга. Отведав сознания соперника, князь удвоит свою мощь, и этого хватит, чтобы возыметь дерзость напасть на консорта. А то и ударить сообща. В мире мало вещей, способных подвигнуть могущественных князей подземников объединиться – тем паче задумать убийство сородича, но свержение консорта накануне случки – одна из них. Консорт сильнее любого в отдельности, но не всех сразу.

Однако при всей рискованности положения их лучше полностью удалить от двора. Королеву раздуло от яиц; она может в любой момент вострубить – объявить кладку, и все придут в неистовство, стремясь поспеть первыми.

Именно поэтому консорт предпочел руководить битвой из пещеры. Он расположится у прямой дороги в Недра на тысячу миль и сможет привлечь достаточно энергии, чтобы отразить любое покушение и отослать пленных вниз, в личную кладовую. Он услышит зов королевы раньше других и быстрее всех вернется ко двору.

Первым к телу не поспеет, но королева выберет не сразу, а у консорта богатый опыт сокрушения соперников. Он стар, старше едва ли не всех их, вместе взятых, а магия в его жилах еще древнее. Он пожрал много сознаний: сначала отца, дядюшек и братьев, потом – сыновей и внуков по мере чередования случек. Он оказался достаточно хитер, чтобы удвоить свою природную мощь, а также опирается на опыт, насчитывающий не одну тысячу лет.

Консорт прикрыл глаза, и череп запульсировал, когда он коснулся сознаний своих полководцев. Те были недовольнее, чем он, поскольку отрезаны от магии Недр, а потому обходились тем, что накопили в себе и сосали из выходных скважин и подчиненных. Этого хватит, чтобы справиться с чем угодно на поверхности, но расход сил повлечет за собой уязвимость перед своими. Мысленно слившись с консортом, все они оставались начеку.

Он передал им впечатления воздушных трутней-шпионов, и его сознание наводнилось новыми сообщениями, насытилось данными разведки, произведенной трутнями князей. Быстро наметили участки боев и необходимую подготовку.

Консорт покинул сознания полководцев, предоставил им заниматься деталями. По мере их трудов наладился устойчивый приток сведений. Воздух гудел от них.

Он выглянул из пещеры и снова сосредоточился на раскинувшемся перед ним крае. Сколько веков прошло с тех пор, когда он в последний раз испытал потребность навестить поверхность? Он вдохнул ее смрад собственными ноздрями, и с вонью прилетел запах, от которого у консорта увлажнились зубы.

Люди.

Консорт обнаружил их в мгновение ока, даже без помощи трутней. Деревушка, удаленная от нахоженных троп, неплохо укрылась от неизбежного при всяком слиянии кровопролития и обзавелась мощными метками, но среди них не наблюдалось ни одной мозговой. Он мог проникнуть в сознание селян так же легко, как хамелеон – принять их обличие.

С волной команды весь деревенский стар и млад побросал дела и молча собрал воду и провизию – столько, сколько мог унести. Затем, повинуясь зову демона, селяне вышли за деревенские метки и безмолвно слились с земляками.

Тропа, которой они двинулись, кишела трутнями, коих присутствие консорта притянуло, как магию к метке, но люди беспрепятственно прошли через густой лес и поднялись на высокий холм. Вскоре они тупо сгрудились перед устьем пещеры.

Выделить вожака оказалось легко, пускай и не мыслителя. Он, не противясь, поплелся навстречу року. Хамелеон сгреб его и полоснул кривым когтем по шее, отделив голову и предоставив телу рухнуть. Шагнул вперед, вскрыл череп и подал своему господину.

Консорт погрузил туда тонкие коготки, извлек сладкое мясо и затолкал в рот. Жесткое и изобилует бессмысленными потребностями и желаниями особи – чертами, давным-давно выведенными в личной кладовой консорта. Он уже и забыл, насколько отличен вкус скотины с поверхности, и, слизывая липкую жидкость с зубов, смаковал каждую мысль и чувство, пережитые человеком с рождения.

Затем посмотрел на остальных, числом поболе двухсот, и ощутил острое наслаждение. Сколько заплатят за этот вкус его придворные соплеменники?

Его череп запульсировал, когда он углубился в сознание людей, отдавая им четкие распоряжения. Один за другим они взвалили на плечи припасы и потянулись в щель, что зияла в задней части пещеры. Консорт, когда они проходили мимо, метил их собственным запахом, чтобы никакая тварь, демон или еще кто-нибудь, не посмел прикоснуться к ним, пока не завершится их долгий спуск в Недра.

На исходе дня перед новолунием Лиша смотрела, как королевский оружейник Арейн занимается с Уондой последней примеркой.

Лиша провела над ее облачением много бессонных ночей, дополнила уже проставленные мощные охранные знаки метками силы, скорости и заблуждения. Если Уонда станет смирно, то взгляды подземников соскользнут с нее, как мужские соскальзывают с женского лица на вырез платья. Костюм Притянет магию – как внешнюю, так и от нападающих подземников, а фрагменты демоновой кости, встроенные в лаковое покрытие, послужат батареями, когда иных источников не окажется.

Таким же образом она наделила мощью и лук Уонды, и латные рукавицы, топор и мачете Гареда. Что бы она к нему ни испытывала, Гаред окажется в гуще ночного сражения, и Лиша не сомневалась, на чьей он стороне в надвигающемся столкновении. Он сможет крушить кулаками алмазы, а его оружие, уже достаточно грозное, станет разить как никогда раньше.

Однако для всех меток она использовала только кости обычных лесных демонов. Отрубленную лапу и обломок рога демона мозгового приберегла, взяла только коготки, которые были немногим больше ногтей изнеженной аристократки, и применила их для усиления меток на шлемах. Ни один князь подземников не проскользнет в их умы, как поступил с нею. Она содрогнулась при тяжелом воспоминании.

– Потрясающе! – оценил Тамос, когда вошел в примерочную. – Мои «деревянные солдаты» заскрежещут зубами от зависти.

Уонда зарделась и потупила взор, как всегда при виде красавца-графа. Уонда не отходила от Лиши и посвящалась во все тайны, в том числе о проведенных с ним ночах. Но она не привыкла к мужскому вниманию, которое Тамос оказывал всем женщинам подряд, независимо от возраста и красоты.

«Внушает, что, кроме тебя, здесь никого и нет», – подумала Лиша, посмотрела на него и подавила застенчивую улыбку.

– Благодарствую, ваш-светлость. – Уонда попыталась отвесить поклон, но оружейник применил немалую силу и удержал ее за корсет.

– Стой смирно, – буркнул он.

Уонда еще гуще залилась краской, но Тамос притворился, что не заметил.

– Мне доложили, что наша госпожа поведет себя ночью отважнее, чем Дарси Лесоруб.

– Я не дам ее в обиду, – пообещала Уонда.

– В этом я не сомневаюсь, – улыбнулся Тамос.

Через силу. Сомнения у него были, и он долго и жарко спорил с Лишей с глазу на глаз. Он глянул в сторону закутка, где можно поговорить наедине, и она снялась с места.

– Подумайте еще раз, и хорошенько, – попросил он. – Останьтесь при мне. Мои «деревянные солдаты»…

– Окружат меня кольцом толщиною в пять человек и не дадут заняться делом, – подхватила Лиша. – Вам с ними нужно за демонами смотреть, а не меня охранять. – Она улыбнулась. – Мы с Уондой занимались этим намного дольше, чем вы.

Тамос состроил кислую мину, но не согласиться не смог.

– Дело не только в демонах. Мои шпионы докладывают, что после нашего… после свадебной ночи многие красийцы точат на вас зуб и сыплют угрозами.

– А, вспомнила, – ответила Лиша. – Сегодня вечером на построении шарумы будут вооружены.

– Что? – взвился Тамос. – Я же только что сказал…

– Это не важно. Нам понадобятся все, кто в состоянии воевать, а шарумы доказали, что могут убивать и с оружием, и без него. Вера запрещает им нападать на людей в Ущерб. Бояться должны только демоны. Когда луна народится, они снова сдадут оружие.

– Я запрещаю, – посуровел Тамос.

Лиша улыбнулась:

– Все уже сделано, ваша светлость. И если вы сейчас попытаетесь разоружить их, вас не поддержит в Лощине ни одна живая душа.

Тамос покачал головой и беспомощно рассмеялся:

– Вы невозможная женщина, Лиша Свиток!

– Вы точно не желаете видеть графиней какую-нибудь скучную придворную даму?

На лицо Тамоса вернулась хищная улыбка.

– Ни на секунду.

Рожер смотрел на Гари Катуна, который воздел дирижерскую палочку и держал последнюю ноту Едва оправившись от свадьбы Арлена и Ренны, жонглеры с подмастерьями почти безостановочно репетировали «Песнь о Лунном Ущербе». Если выступление Рожера на торжестве послужило недостаточным стимулом, то таковым, наверное, стала его демонстрация за пределами великой метки, которую он устроил на следующую ночь.

Многие музыканты так толком и не подготовились. Гари показал себя прекрасным педагогом; он быстро выучил песню сам и упорно старался передать ее дальше, однако за отмеренный срок столь сложную аранжировку усвоили лишь самые искусные жонглеры.

Минувшей ночью они испытали свое мастерство – с переменным успехом. Многие жонглеры сумели повлиять на демонов, как некогда делал Рожер, – гипнотизировали их, заставляли плясать или следовать за собой, бежать или нападать. Держа лейтмотив, они даже могли беспрепятственно передвигаться в ночи.

Но они не умели ни импровизировать, ни поражать демонов по примеру Рожера, Аманвах и Сиквах.

Отчасти это могущество объяснялось громкостью, которой трио Рожера добивалось при помощи магии хора, но Рожер слышал, что музыка остальных жонглеров, какой бы звучной ни была, оставалась несовершенной, а значит, демон оправится, едва она смолкнет. Намек на достойное исполнение удавался лишь Кендалл, но даже ей далеко до идеала.

Гари сжал кулак, и музыканты замерли, как один, после чего возник нестройный гул. Одни заговорили с товарищами, другие настраивали инструменты или убирали их в футляры. Гари подошел к Рожеру:

– Правда, здорово получается?

Рожер кивнул:

– Неплохо для двух недель репетиций, даже меньше. Будем молиться, чтобы этого хватило.

– Так скажи свое слово, Рожер, если хочешь учить, – проворчал Гари. – От дружеского хлопка по спине пользы больше, чем от угрюмого кивка.

«Аррик считал иначе», – подумал Рожер, но нацепил на лицо улыбку и помахал отдыхающим музыкантам:

– Молодцы! Разомните ноги. Ночь будет длинная. – Он повернулся к Гари. – Извини. Сегодня все на взводе.

– Неужели «Ущерб» так ужасен? – спросил тот. – Я пережил много новолуний и глазом не моргнул. Пару раз даже находился в пути, когда делал себе имя по хуторам.

– Возможно, много шума из ничего, – признал Рожер и пожал плечами. – Ночь, я надеюсь, что так и есть. Но если Лиша и Меченый говорят правду, а у смекалистых демонов, которых они прикончили, осталась родня, которая заявится их искать, то нам пригодится любое подспорье.

Он откинул капюшон меченого плаща. Лиша встроила туда мозговые метки, но он все равно нарисовал жонглерским гримом еще одну на лбу, и остальные жонглеры последовали его примеру.

– Твоя песня лучше всякого подспорья, – убежденно заметил Гари. – Ты огорчаешься из-за того, что мы не разим ею скальных демонов, но мы уже можем защитить и себя и других, не говоря о том, что предоставляем бойцам решающее преимущество.

Рожер покачал головой, хотя улыбаться во благо музыкантам не перестал.

– Преимущество – может быть, но не решающее. Демонов, когда кого-нибудь рубанут топором, не удержит никакая музыка.

– У меня все равно не укладывается в голове, что ты отдал песню даром.

– А что было делать? – осведомился Рожер. – Придержать ее и набивать цену, пока мои друзья умирают?

– Конечно нет! Но граф предложил тебе должность герольда, а это не шутка. Многие готовы убить за такое место.

«Именно», – подумал Рожер и покосился на Гари. Энджирские жонглеры умели соблюсти приличия в присутствии королевских особ и с удовольствием шли на должности, если звали, однако в цеху не часто выказывали преданность Трону плюща. Райнбека, как правило, поносили за его законы и поборы.

– Служение на посту герольда плохо кончилось для моего хозяина, если помнишь.

– Не Аррик же помешал герцогу намочить шланг в постели любимой шлюхи, – заметил Гари. – Это взбесит любого мужика, тем более государя. Тебе повезло, что он взамен не оприходовал тебя самого.

Рожер сохранил маску. Его не удивила осведомленность Гари в подробностях падения Аррика. Жонглеры – известные сплетники, особенно когда дело касается собрата по ремеслу.

– Даже не желая быть герольдом, ты мог бы поторговаться, как твой дружок Гаред, – продолжил Катун. – Он взял и попросил баронство – и получил! Баронство! Герцогство на подъеме, малец, помяни мое слово. А графство Лощина станет его центром. Не опоздай к раздаче.

– Оно конечно, – согласился Рожер, – но что для меня сделал Энджирс? У Райнбека случился холостой стояк – и нате, моего хозяина вышвырнули на улицу, как мусор. Бросили нас подыхать под забором. Хватило бы один раз не выступить – и все! Кто поручится, что после сражения он или новоиспеченный граф не поступят так же с Гаредом?

– Я люблю герцога не больше, чем ты, – проворчал Гари, – но ты молод и, вероятно, знал своего мастера хуже, чем думаешь. Я познакомился с ним задолго до твоего рождения, и Аррик Сладкоголосый плевал на всех, кроме себя. От пьянства он опустился, а должностью возгордился так, что воротил нос от всех, кому было нечего предложить. Герцог искал повода расторгнуть с ним договор задолго до того, как тебя застукали в борделе.

Рожер собрался гневно защитить хозяина, но слова застряли в горле. Он отлично знал все недостатки Аррика.

– Правду сказать, – заметил Гари, – мы так и не поняли, почему он возился с тобой.

Рожер усмехнулся:

– Когда толпа расходилась, потехи бывало мало.

– Да, – кивнул Гари. – Не сомневаюсь, что спьяну он превращался еще в того демона, но не бросал тебя, даже когда для карьеры было выгоднее расстаться. Помнишь, как тебя хотел переманить Том Скрипка?

– Аррик сломал ему нос. – Рожер покачал головой. – Я все равно не захотел к Тому. Он говорит, что обшаривает карманы подмастерьев в поисках припрятанных клатов, но всем известно, что просто лапает.

Гари снова кивнул:

– Пусть так, но у Тома есть связи. Этот удар стоил Аррику многих заказов. Как и тот, которым ты наградил Соловья Джасина, когда он посмеялся над смертью твоего хозяина.

– Ты слышал об этом? – поразился Рожер, теряя маску.

– Слышал? – рассмеялся Гари. – Малец, да в цеху несколько месяцев только про то и говорили! Ты Аррику не родня, но в некотором смысле – точная копия!

– Не знаю даже, чем это считать – похвалой или оскорблением, – отозвался Рожер.

Избиение Джасина повлекло за собой убийство его цехового покровителя, мастера Джейкоба, а Рожер угодил в лечебницу Лиши, изувеченный так, что ощутил на губах дыхание смерти. Лиша выходила его, но он и тогда, и несколько раз после пожалел, что она не дала ему умереть.

Гари пожал плечами:

– И сам не знаю. – Он подмигнул. – На твоем месте Аррик уже выбивал бы себе собственное графство.

– Зачем довольствоваться малым? – спросил Рожер. – Я женат на дочери пустынного демона, а Избавитель – мой лучший друг. Быть моему первенцу королем!

Гари уставился на него, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьез. В конце концов засмеялся, и Рожер подхватил. Повеселиться перед лицом смерти было славно, и оба сотрясались от хохота, пока не закололо в боку.

Когда угомонились, Рожер вздохнул:

– Давай сосредоточимся на том, чтобы в ближайшие ночи никто не погиб. Если справимся, у нас появится еще двадцать семь дней, чтобы выбрать мне высочайшую награду.

Ренна проводила взглядом Арлена, который направился к звуковой раковине жонглеров. Он не спал несколько суток, но упрямо игнорировал попытки молодой супруги воззвать к его разуму Даже сегодня, когда ему понадобятся все силы.

– Никакого отдыха, пока не сделаю дела, – заявил он.

И Ренна поняла, что он не отступит: Арлен Тюк умел упереться рогом не хуже барана.

Дел и вправду было невпроворот, но сейчас, когда до сумерек не осталось и часа, с ними покончили – во многом его стараниями. А с теми, что не покончили… Будет уже, как будет… Сеть великих меток местами слаба, но активна и внутренне связана так, что каждая метка распределяет силу по остальным. Ни один подземник и даже мозговой демон не войдет в графство Лощина и не пролетит ниже, чем в доброй миле над ним.

По толпе прошелестел шепот – Арлен вышел на середину сцены. Пришла не вся Лощина – большинство уже заняло посты и охраняло рабочих, которым до заката и после предстояло возводить укрепления в слабых участках великих меток. Но все командиры собрались здесь и ждали заключительных слов Арлена.

Закаленные в боях лесорубы стояли навытяжку. В основном – рукастые мужики, которыми так славилась Лощина, но были и те, чья внешность выдавала выходцев из дальних краев. Собрались и сотни женщин, многие – в конически зауженных панталонах и жилетах, по образу и подобию Уонды, которая носила оные под доспехами. Большинство держали луки и поглаживали оперение меченых стрел, словно ласкали возлюбленных. Все повязали банданы с мозговыми метками.

«Деревянные солдаты» восседали на рысаках прямо, как аршин проглотив. Их длинные копья были снабжены специальными захватами для метания. Короткие колющие висели под рукой, притороченные к сбруям. Граф Тамос, ослепительный в эмалированных латах, возвышался над ними – сидел на крупном боевом коне, которого защищали деревянные доспехи, покрытые меченым стеклом.

Шарумы Каваля снова вооружились щитами и копьями и построились аккуратным квадратом. Ренна следила за ними, опасаясь смуты, но они казались самыми дисциплинированными.

Лиша стояла в обществе травниц и жонглеров. Первые выделялись фартуками с карманами и расположились по одну сторону от нее, вторые вместе с Рожером и Гари Катуном – по другую. Безмолвно ждали даже рачитель Хейс и его служки.

– За этот месяц мы проделали большую работу и приготовились встретить демонов. – Даже без помощи магии слова Арлена разнеслись далеко и отчетливо.

Послышались хлопки и возгласы, и Арлен с серьезным лицом дождался, пока они не замрут.

– Но я не хочу вам лгать. Демоны знают, что мы набираем силу, и нынче готовятся восстать в количестве, которое вам и не снилось, исполненные решимости втоптать нас в грязь. Хуже того, они намерены воевать с умом – атаковать слабейшие участки, где можно нанести наибольший урон. Вы все, – он со значением взглянул на красийцев, – увидите такую битву, какой раньше не знали.

Его глаза сверлили толпу и, казалось, отыскивали каждого и сразу всех.

– И вы не сможете положиться на меня одного.

Ответом стал потрясенный гул, Арлен дал ему стихнуть, после чего продолжил:

– Мы можем перебить сколько угодно демонов, но, пока целы их главари, это все равно что лупить по дождевым каплям. Сегодня я буду охотиться на мозговых демонов, и у меня не всегда найдется время на мелкие стычки.