Дневная битва Бретт Питер
Глаза графа опускались все ниже, но Лиша, по примеру Элоны, притворилась, что ничего не замечает.
– Я ни разу не видел деревенской свадьбы, – ответил Тамос, – и теперь понимаю, как много потерял. По сравнению с ней придворные балы – смертная скука.
– О, вы нам льстите, – отозвалась Лиша. – Разве могут наши женщины в домотканых платьях сравниться с пышными куртизанками в шелках и золоте?
Взгляд Тамоса опять скользнул вниз, и Лиша улыбнулась шире.
– Куртизанки больше пекутся о себе, чем о других. – Он поднял руку при звуке новой плясовой мелодии, которую завели жонглеры. – Жариться могут, но чтобы исполнить кадриль – никогда.
Следующие часы, пока Лиша отплясывала и хохотала с красавцем-графом, прошли как в тумане. Ворча, он уступал ее другим танцорам, но не отходил ни на шаг, а его поцелуи в карете во время проводов домой были жаркими и полными страсти. Член у графа закаменел уже в кюлотах, и Лиша прижималась и терлась бедрами. Она ощутила, что уже потекла, и прикидывала, как бы овладеть графом прямо в карете, но тут они подъехали к дому, и кучер спрыгнул, раздвинул лесенку и отворил дверцу.
Тамос вышел первым и подал Лише руку, ее покачнуло на земле.
– Возвращайся на пир, – приказал он кучеру – Я пойду пешком.
– Ваша светлость, – разволновался тот, – сейчас ночь, а в этих лесах полно красийцев…
– Тогда приезжай на рассвете, – вмешалась Лиша. – Ступай же!
Кучер пожал плечами, щелкнул поводьями, и карета снялась с места.
– Тонко, – заметил Тамос и осклабился, когда Лиша взяла его под руку и втащила в хижину.
Она не корчила из себя скромницу, сразу увлекла его в спальню. Там зажгла тусклый химический свет и с силой толкнула графа, опрокинула его на стеганое одеяло. С улыбкой задрала юбки, взгромоздилась на него и покрыла поцелуями лицо, губы и шею.
– А сейчас, ваша светлость, я буду вас укрощать…
Тамос заерзал, расшнуровал ее платье и зарылся лицом в ложбинку между грудей.
– Обычно бывает наоборот…
Лиша улыбнулась:
– Да, но у нас в Лощине принято иначе. Я буду объезжать вас, пока не вернется ваш кучер.
Она расстегнула его ремень, затем занялась застежками и тесемками кюлотов. Она воображала, что примет в руку его член через считаные секунды, но ей пришлось отвести взгляд, чтобы справиться с последним узлом. Наконец у нее получилось, но член успел изрядно обмякнуть.
Она взяла его и для начала нежно погладила, поцеловала, но он остался вялым. Лиша сместилась повыше и прижала лицо графа к грудям, усилила нажим, и это, похоже, помогло – член отвердел достаточно, чтобы совокупиться. Травница сорвала и отшвырнула нижнюю юбку, притиснулась к нему влагалищем, но тот снова опал.
– В чем дело? – Она опять взялась за член рукой.
– Аххх… Ничего… – жалобно посетовал Тамос. – Просто поздний час… и выпивка… и я не ожидал, что вы будете такой…
– Непосредственной? – уточнила Лиша и сместилась вниз, чтобы смочить член слюной.
Потом взяла его, увлажненный, в рот, и граф застонал, но дело так и не продвинулось.
«Ночь, не во мне ли причина? – подумала Лиша. – Может, Ахман – единственный в мире мужчина, который меня искренне хочет?»
Она отогнала эту мысль, слезла с постели.
– Куда вы? – спросил он. – Все наладится! Мне только нужно…
– Ш-ш-ш, – отозвалась Лиша, выпростала руки из рукавов и уронила платье. – Я сделаю то, что вам нужно.
В приглушенном свете он наблюдал, как она раздевается; Лиша же, глянув вниз, увидела, что его член воспрянул, когда она нагнулась и переступила через юбки. Копье у него оказалось на зависть всякому, и она закусила губу, предчувствуя, как примет его в себя. Потянулась и стиснула.
Граф зарычал по-звериному, мгновенно очутился на ногах и перегнул ее через ложе. Она охотно подчинилась и сладостно вскрикнула, когда он вошел в нее сзади. Затем завертела задом навстречу его мощным толчкам, усиливая наслаждение.
И тут он утробно хрюкнул, кончил и повалился на нее. Лиша извернулась, попыталась добавить самую малость, чтобы тоже поспеть, но член его снова обмяк и выскользнул. Ей захотелось плакать, но не хватило сил. Она пожалела, что не велела кучеру подождать, пока они не выпьют чайку, вместо того чтобы запереть графа с нею на целую ночь. Хоть бы ему хватило смелости уйти!
Но Тамос натянул оставшуюся одежду и улегся рядом.
– Это было неописуемо, – пролепетал граф и прижался к ее спине.
Накрыл ее и себя одеялом, обнял Лишу толстыми ручищами и довольно уткнулся ей носом в шею:
– Я возжелал вас сразу, как только увидел в лазарете Джизелл, но и представить не мог, что будет так хорошо.
И Лиша на миг оправилась от отчаяния, ей стало тепло и спокойно в графских объятиях. Вероятно, ей маловато его как мужчины, зато ему ее как женщины более чем достаточно. Это породило в ней странную гордость, и она заснула с улыбкой на губах.
Ей приснился Ахман и проведенные с ним ночи. Она пробудилась еще затемно. Магия превратила его в ненасытного зверя, и он часто брал ее в ночном забытьи, когда они оба дремали, со смеженными веками. Он будил ее поцелуями и ласками, она же медленно поглаживала его и как только возбуждалась достаточно, чтобы принять, он вторгался в нее и трудился, пока оба не захлебывались в крике. Спустя минуту они вновь засыпали – ненадолго, до следующего соития, которым он праздновал рассвет.
Создатель, как же его не хватает! После двадцати восьми лет воздержания ей выпала неделя излишеств, и теперь ее тело томилось по его прикосновениям. Да по любым, если на то пошло. Она знала, что усиление желания – обычный признак беременности, но не думала, что это подкосит ее сильнее, чем вечные головные боли и тошнота.
За спиной мирно похрапывал Тамос, прижавшись к ней мускулистой мохнатой грудью. Она поерзала, потерлась задом о его причиндалы. Там наметилось шевеление, она перекатила графа на спину и воспользовалась, как раньше, ртом. На сей раз подействовало почти мгновенно.
Тамос, толком не проснувшись, застонал, но затем его рука скользнула вниз, принялась гладить ее волосы, и она поняла, что он больше не спит. Тотчас оседлала член, еще липкий от семени и ее смазки, и начала двигаться, а Тамос – со стоном ласкал ее бедра и груди. Она закрыла глаза и представила Ахмана.
Каждый раз, когда граф приближался к судороге, она приподнималась и склонялась к нему для поцелуя, пока его дыхание не выравнивалось. Затем начинала заново.
Вскоре Лиша почувствовала приближение собственного оргазма и ускорила темп, пришпилила графа к постели. Через секунду она уже кричала от наслаждения, а Тамос изо всех сил сжимал ее бедра. После нешуточного воздержания это продлилось долго. Когда наваждение пошло на убыль, она улыбнулась и крепче обхватила графа ногами, перешла на ровный, быстрый ритм и заново опустошила Тамоса.
Затем поцеловала его, но оба задыхались, и поцелуй сорвался, вылился в смех.
– Неописуемо, – повторил Тамос.
– Да, – ответила Лиша и не покривила душой, хотя желудок не согласился – его содержимое бурлило, как суп в забытой на огне кастрюле.
Она попыталась справиться с тошнотой глубоким вдохом, но через несколько секунд ей пришлось прикрыть ладонью рот, выскочить из спальни и проблеваться в уборной. Рвота уже превратилась в обыденный ритуал, и Лиша почти ждала ее – лишь бы скорее кончилась и можно было приняться за утренние дела.
А еще рвота всегда отзывалась острой болью в голове, и Лиша машинально потянулась к виску. И обмерла.
Впервые за несколько месяцев боли не было. Она не просто приутихла – полностью исчезла. Лицо напряглось, глаза увлажнились, и Лиша разрешила себе на минуту всплакнуть от радости.
Тамос уже оделся и дожидался ее за дверью. Она вышла голой, подавленной, но в то же время окрепшей. Он улыбнулся, укутал ее в одеяло и протянул кружку воды.
– Пьянство и танцы всю ночь напролет сказываются на всех. Вы промолчите обо мне, а я – о вас.
Лиша кивнула, взяла кружку и отпила.
– Мой брат, до того как стать герцогом, – продолжил Тамос, – всегда говорил, что лучшее лекарство от ночных излишеств – яйца с беконом. Я проверил и согласился, что лучшего не найти.
– Сейчас поищу, – сказала Лиша, благодарная за возможность чем-то заняться.
– Я бы и сам… – начал граф.
Лиша улыбнулась ему:
– Но ваша светлость никогда не варил яиц?
Тамос виновато пожал плечами и послал ей столь ослепительную улыбку, что Лиша не сумела представить женщину, которая осталась бы равнодушной.
Она присела в озорном реверансе:
– Я с большим удовольствием приготовлю вашей светлости завтрак.
Глава 21
Ауры
После того как растрепанные Арлен и Ренна вышли из шатра, праздник растянулся еще на часы. Арлен думал, что скрепление брака пройдет благочинно, но его молодая супруга, едва упал полог, превратилась в бешеное животное, а ее аура зажглась похотью.
«Моя супруга. Ренна Таннер». От этой мысли голова шла кругом не меньше, чем от любовного акта. Его судьбой оказалась та самая девчонка, из-за которой он сбежал из дома, лишь бы не жениться.
«Судьбой? – фыркнул он. – Прожить целую жизнь, полагая, что нет ни Создателя, ни Избавителя, а после сойтись с девицей и счесть это высшим промыслом?»
Но сколь бы смехотворной ни казалась мысль, он не сумел от нее отделаться.
На ватных ногах они выбрались из беснующейся толпы, и Арлен в очередной раз подивился ее коллективной ауре.
Когда-то он думал, что магия – зло, но та лежала за гранью подобных определений – не злее, чем ветер, дождь и лектричество. Она пульсирует во всех живых существах, нагляднейшим образом определяет их внешне и внутренне. Людские ауры тусклее и намного сложнее, чем демонические, но здесь, в средоточии великих меток графства Лощина, скопилось огромное количество внешней магии. Местные жители, сами того не зная, множили ее своим ликованием, и магия радостно плясала вокруг, могущественная и заразительная.
Арлен впервые увидел ауры после того, как начертил вокруг глаз зрительные метки, но до знакомства с князем подземников не понимал, что означают тонкие различия в цвете, яркости и плотности. Когда их сознания на миг соприкоснулись, он увидел мир глазами демонов.
Сейчас даже мимолетный взгляд мог сообщить ему об эмоциональном состоянии человека, а пристальный – обеспечить устойчивый приток сведений. Благодаря этому он отличал ложь от правды, а готовность драться – от намерения убежать. Распознавал каждое чувство в любую секунду, хотя о причинах приходилось догадываться.
В отличие от князей подземников, он не умел читать мысли… пока. Но если сосредоточиться, Арлен мог протащить толику магии сквозь людей, чтобы на ней отпечаталась их сущность, а потом поглотить ее, – Познавая их ближе, чем возлюбленные и травницы вместе взятые, – каждый шрамик, каждую болячку, все до единого чувства. Ожог в одном месте, кошачья царапина в другом повествовали о теле.
Иногда в мозгу вспыхивали образы людей, мест и предметов, которые находились в прочной эмоциональной связи с теми, кого он Познавал, но истолковывать картинки приходилось самостоятельно.
Тайнами делились даже растения. Вдохнув ветерок, что пролетает сквозь листву, Арлен мог определить возраст дерева точнее, чем лесоруб – по годичным кольцам. Когда стояло ненастье, а когда – засуха. Когда случился пожар, а когда ударил лютый мороз. Разновидности демоновых когтей, терзавших кору. Все, что случилось с того момента, как лопнуло семя, воспринималось мгновенно.
…На торжестве их ждала Шамавах, а также Рожер с женами и Кендалл.
Аура Рожера особенно любопытна. Когда жонглер играл на скрипке или в спектакле, на его ауру падала маска, через которую Арлен не мог прочесть ничего.
В других случаях его юный друг был подобен открытой книге. Вокруг него так и вились образы: одни тусклые, другие отчетливые – и все они соединялись с Рожером замысловатой паутиной эмоций.
Арлен прозревал себя самого и Ренну, равно как Аманвах, Сиквах и Лишу. Он видел сомнения Рожера насчет Ренны и брака, но задавался вопросом и о собственном выборе, а потому не чувствовал в себе права учить. Дело сделано, и Рожер, будучи другом Арлена, поддержит его.
Он положил руку на плечо жонглера:
– Я и тебя не покину, Рожер. Честное слово. Ренна никак не умаляет мой долг перед тобой.
Рожер заморгал:
– Откуда ты знаешь, что я…
Аманвах уставилась на Арлена, полыхнула аурой. Смекалистая – сообразила, о чем говорит муж, не дождавшись конца фразы.
Он сразу увидел образы, что кружили вокруг нее, среди них особо выделялись родители. Аманвах ходила глубоко в их тени. Между ними парила книга.
– Ты думаешь об Эведжахе, где сказано, что только Избавителю дано читать в людских сердцах, – предположил Арлен.
По ауре Аманвах пробежала дрожь потрясения, однако юная дама’тинг быстро сделалась… безмятежной, затенила эмоции спокойным, ритмичным дыханием. Она сверлила его взглядом не менее пытливым, но он уже не мог ее прочесть.
– Сказано, – согласилась Аманвах. – Но ты – не он.
Он глянул на Сиквах и с удивлением отметил, что ее сознание такое же вышколенное, как у Аманвах. Она не так проста, как кажется. Наверное, это связано с белым покрывалом.
Но пряча ауры, жены Рожера не могли замаскировать магию своих вещей. Шеи у них пылали благодаря меченым костям в колье. Арлен изучил метки, аналогичные тем, что имелись на скрипке Рожера. Он видел на сцене усиливающий эффект. Полезное волшебство.
Таким же огнем горели другие украшения. Мешочек с хора на поясе у Аманвах пульсировал, и даже в браслетах и кольцах Шамавах скрывались фрагменты демоновых костей, о предназначении которых он мог только гадать.
– Вы мне не доверяете, – заметил Арлен.
– А разве должны? – ответила Аманвах.
Арлен сосредоточился и протащил через молодых женщин немного магии, Познавая их.
– Нет, но я-то тебе доверяю, Аманвах вах Ахман. – Он кивнул на Сиквах. – И твоей сестре-жене. Я вижу, что вы не пособницы Най и ваши намерения в отношении моего друга искренни.
– Чего? – встрепенулся Рожер.
– Не перевозбудись, – бросил ему Арлен. – Они могут следовать букве твоих распоряжений, но не колеблясь сделают по-своему, если сочтут, что это тебе во благо.
Аманвах не смутилась:
– Наш достопочтенный муж иногда нуждается… в руководстве.
– Истинно и справедливо, – усмехнулся Арлен.
– Эй! – возмутился Рожер.
– Вряд ли я Избавитель, Аманвах, – улыбнулся Арлен. – Как и твой папаша. Я вообще не верю в существование Избавителя – разве что в виде символа для всеобщего воодушевления.
– То есть ты не еретик, а неверующий? – уточнила Аманвах. – Это лучше?
– Тебе решать, принцесса, – поклонился Арлен.
Аманвах чуть сощурила глаза:
– Не сегодня. Мы благодарны тебе за дозволение участвовать в твоем празднике.
Шамавах выступила вперед. Она держала ту самую дощечку для письма, которую Арлен видел у нее сотню раз, и на него нахлынули теплые воспоминания о шатрах Аббана на Великом базаре.
Арлен различил в ее ауре образы, связанные с черными и красными учетными строчками записей о собранных и выплаченных долгах. Аманвах прислала ее в качестве миротворицы, и Шамавах была счастлива выслужиться и перед нею, и перед ним. Она сделает все, чтобы сегодняшняя ночь прошла безупречно – кого бы ни пришлось подкупить или облаять, но в положенное время предъявит счет.
Арлен улыбнулся:
– Ты так похожа на мужа, что мое сердце затосковало по другу Аббану.
Шамавах поклонилась:
– Сын Джефа слишком добр. – Она ничем не выдала своих чувств, но, судя по ауре, слова искренне ее тронули.
И они были честны. Арлен сильно скучал по купцу-хаффиту, но, хотя Аббан не раз доказал, что иногда бывает верным, ни в коем случае не следовало ему доверять. При необходимости он лгал, но чаще просто недоговаривал. Как правило, о чем-нибудь важном.
Арлен тысячу раз прокрутил в памяти события, произошедшие во время его последнего посещения Красии, и каждый раз его терзали сомнения. В конце концов, именно Аббан раздобыл карту, которая привела Арлена в развалины Анох-Сан к усыпальнице Каджи, где он нашел меченое Копье. Аббан – первый, кому он его показал, дабы убедиться в подлинности. Той же ночью Джардир, в прошлом лучший друг Аббана, попытался убить Арлена ради Копья.
А теперь они действуют заодно. Даже если бы Марик не подтвердил это месяцами раньше, рука Аббана усматривалась во многих завоеваниях красийцев. Это лучше альтернативы, поскольку Аббану не свойственны жестокость и расточительность Джардира. После падения Форта Райзон огромные южные территории, хотя и угодили под иго дама и Законов Эведжана, но захватили их без ущерба для полей, домов и дочерей, а торговые пути остались открытыми. Столь милосердное решение нашептал Джардиру опять же Аббан, пускай и сугубо для личной выгоды.
«За кого ты, Аббан? – подумал Арлен. – Или ты не знаешь, что твой друг чуть не убил меня? Смирился с этим? А может, сам и подсказал?»
Он вздохнул. Важно ли это? Сейчас бессмысленно ломать голову. Вскоре он столкнется с обоими и узнает правду. Но сначала надо пережить новолуние.
Стоило им вернуться на торжество, как снова образовалась очередь из поздравителей. Старуха подвела за собой мужчину средних лет. Его глаза, подернутые молочной пленкой, смотрели в никуда. Оба показались смутно знакомыми, и Арлен узнал по ауре женщины, что они уже встречались и она осталась ему обязанной.
– Лорри Пастух, господин и госпожа Тюк, – с деревянным поклоном представилась женщина. – Это мой сын Кен. Нам нечего подарить, кроме благодарности и почтения, но мы надеемся, что вы их примете. Всю нашу родню забрали подземники, когда мы бежали от красийцев. Не появись вы, они убили бы и нас с Кенни. – Она погладила мужчину по руке. – Нам пришлось туго, но Лощина распахнулась для нас сердцем, когда ты ввел в нее наш караван, мы не мерзли и не голодали, хотя Кенни у меня не работник. Мы благодарны за это.
– Благодарите всю Лощину, – ответил Арлен. – И вам спасибо за стойкость в нелегкие времена.
Он посмотрел на Кена Пастуха, тот безмолвно стоял подле матери. В его ауре угадывался молчаливый стыд и ненависть к себе за вынужденную зависимость от матери и неспособность помочь семье. Но она слегка оперлась о него от старческой немощи, и это породило искру гордости.
– Ты всегда был слеп?
– Да, сколько помню себя, – кивнул Кен.
– Его еще в колыбели лишила глаз лихорадка, – объяснила Лорри.
Арлен прошил его магией, Познал глаза Кена и отыскал источник неполадки. Затем по наитию простер руку, извлек из великой метки немного силы и начертил метки на его лбу и вокруг глаз.
Кен судорожно вздохнул, и еще раз, и еще… И пелена пала с его глаз, которые оказались живейшего карего цвета и расширились, тогда как сам он бессвязно залепетал, вертя головой так и этак. Его аура на миг полыхнула восторгом, который сменился растерянностью и всесокрушающим страхом. Наконец он задрожал всем телом, крепко зажмурился и прикрыл глаза руками.
Арлен успокаивающе взял его за плечо:
– Понемногу привыкнешь, Кен Пастух. День за днем. Честное слово. Уж я-то знаю, каково тебе приходится.
Вскоре после того, как улеглась шумиха вокруг Пастухов, явился одинокий шарум. Он подошел без колебаний, но Арлен различил в его ауре страх. Страх и стыд. Арлен отметил, как резко втянула воздух Аманвах – слишком тихо, чтобы услышал кто-то еще, – а ее аура на секунду вспыхнула гневом, который, однако, сразу сменился спокойствием дама’тинг.
Воин опустился перед Арленом на колени и уперся в булыжники лбом. Арлену не понадобилось Познавать его чувства. Он провел среди шарумов достаточно времени, чтобы понять, когда его хотят оскорбить, и это делает не бедолага ха’шарум, который лишь выполняет приказ.
Вероятно, наставник Каваль счел мастерским политическим ходом прислать с поклоном воина-хаффита и его руками преподнести первый дар Небесам. Это было пассивное оскорбление, и так называемые Копья Избавителя – люди, что помогли Джардиру одолеть Арлена и отнять у него Копье Каджи, – благополучно оставались в тени.
Но явление воина-хаффита ничуть не задело Арлена. Сколько раз он наблюдал в Красии, как унижают хаффитов, лишают их всяких прав и шансов продвинуться в обществе? Так повелось со времен Возвращения, но Джардир изменил это, процарствовав всего несколько лет. Снова Аббан нашептал – мол, быстрый способ набрать войско? Или в его вероломном аджин’пале заговорила совесть?
Коленопреклоненный воин положил к ногам Арлена и Ренны рога лесного демона. Арлен видел, как из них медленно вытекает магия, напитывает мощью великую метку.
– Джаддах. – Арлен начертил в воздухе символ первого столпа Небес.
Аманвах удивленно взглянула, но он не обратил внимания и улыбнулся воину.
– Джаддах, – согласился воин, зыркнул в сторону Аманвах и еще сильнее задрожал от страха.
– Встань и расправь плечи, – приказал по-красийски Арлен.
Когда тот подчинился, Арлен склонился в поклоне:
– Не бойся, брат. Каваль не замечает иронии в том, что послал хаффита, страшась оскорбить меня лично, но от меня она не укрылась. Это ха’шарум оказал честь даль’шаруму, а не наоборот.
Воин низко поклонился, и его аура изменилась прекрасным образом: стыд превратился в гордость, а страх – в ликование.
– Благодарю тебя, Пар’чин. – Он снова поклонился: сначала Ренне, последней – Аманвах, – и устремился обратно в ночь.
Осталось шесть столпов.
– Я накажу Каваля, – процедила Аманвах, когда воин скрылся. – Прошу тебя понять, что оскорбление не мое.
– Честное слово сказано, – ответил Арлен. – Я выбегал с шарумами в ночь, но не терпел тех, кто затеивал кровавую усобицу из-за каждой мелочи. Каваль оскорбляет только себя.
Аманвах вскинула голову, и взгляд ее остался непроницаемым, но аура выдала уважение. Он коротко кивнул.
В следующий миг Уонда Лесоруб принесла длинный кривой рог воздушного демона, на котором еще болталась спинная перепонка.
– Я пришла бы первой, но пилить их труднее, чем убивать.
Арлен улыбнулся. Ее аура сияла неистовой гордостью, но – с примесью страха. Он копнул глубже, Познавая ее. Она хотела о чем-то попросить. О чем-то личном, и боялась, что он не сумеет или, хуже того, не захочет дать.
– Благословенна будь, Уонда Лесоруб, – произнесла Аманвах, – первая из шарум’тинг.
«Шарум’тинг?» – поразился Арлен. Неужели Джардир теперь наделяет правами и женщин? Будет ли конец чудесам?
– Я горжусь тобой, Уонда, – сказал Арлен громко, чтобы слышали все. – Это не шутка – стать первой женщиной-воином в Красии. Если я могу что-нибудь для тебя сделать – только скажи.
Уонда улыбнулась, и ее аура омылась облегчением.
– Говорят, ты вернул зрение Кену Пастуху.
– Да, – кивнул Арлен.
Уонда остригла волосы так, чтобы они падали на изуродованную демоном половину лица, но сейчас отбросила их, обнажила глубокие морщинистые борозды. Ее голос стал тише.
– Ты можешь убрать мои шрамы?
Арлен замялся. Он мог сделать это мгновенно, но всмотрелся в ауру девушки и засомневался, что должен. Он начертил в воздухе метку, чтобы только Уонда услышала ответ.
– Могу. – (Ее глаза зажглись, а аура наполнилась одновременно восторгом и страхом.) – Но близится новолуние – о чем ты собираешься беспокоиться, Уонда Лесоруб? О соседях или о лице?
Ауру затопил стыд, и Арлен показал на собственное лицо, густо покрытое татуировками:
– Шрамы хранят нас, Уонда. Напоминают о главном.
Девушка кивнула, и он сжал ей плечи. Ему пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы смотреть в глаза.
– Подумай об этом. Если после новолуния желание не исчезнет, тебе достаточно попросить.
Ее аура стала нейтрального цвета и насыщенности, но в ней наметилось завихрение: Уонда медленно обдумывала его слова.
– Насколько я понимаю, это означает, что вы не склонны принять предложение пустынного демона? – осведомился Тамос, дожевывая бекон.
Лиша улыбнулась ему К ней вернулся аппетит, и она впервые за последние недели почувствовала, что окрепла.
– Это маловероятно.
– Мать говорит, вам можно довериться и вы действуете на благо Лощины, но мне не следует заблуждаться и рассчитывать на подчинение моим приказам.
Лиша со смехом встала, чтобы вымыть посуду.
– Мать-герцогиня права.
– Вы очень похожи на нее, – заметил Тамос.
Лиша толкнула его бедром:
– Надеюсь, что все же не сильно, иначе мне не захочется думать о прошедшей ночи. Я знаю, вы, королевские особы, предпочитаете не смешивать кровь.
– Не настолько! – рассмеялся Тамос. – Хотя не скрою, мать в свое время слыла редкой красавицей.
– В этом я не сомневаюсь, – отозвалась Лиша.
– Что касается чистоты крови… – Тамос пожал плечами. – Сто лет назад наш род был мелок. Мой дед первым из него занял Трон плюща, а возвысили его скорее деньги, нежели кровь.
Он быстро встал и привлек ее к себе:
– Так или иначе, в Лощине вы первая претендентка на престол. Вы хоть когда-нибудь задумывались, чего добьетесь, став графиней?
Лиша фыркнула и деликатно оттолкнула графа на расстояние вытянутой руки.
– Ваша светлость славится тем, что укладывает в постель каждую деваху, которая подмигнет. И я должна поверить в вашу верность?
Тамос улыбнулся, поцеловал ее:
– Ради вас я готов попытаться.
– Если на следующей неделе никто из нас не остынет, я подумаю, – пообещала Лиша, клюнула его в губы и вернулась к мытью посуды.
Она не усомнилась в искренности предложения, но в нем больше политики, нежели страсти. Их союз закрепит власть Тамоса над Лощиной, а Райнбека – над герцогством, и Арейн это знала.
«Так ли это плохо?» Лиша не знала.
– Правду ли говорят, что вы повстречались с одним из тех мозговых демонов, о которых толкует господин Тюк? – спросил Тамос.
Лиша кивнула. Подошла к письменному столу, взяла конверт, запечатанный ее восковой печатью с личными символами – ступкой и пестиком. Протянула графу:
– Это для вашей матери.
– То есть для брата, – вскинул брови Тамос.
Лиша в ответ изогнула свои.
– Неужели мы так и будем играть, даже наедине и сблизившись?
– Это не игра, – возразил Тамос. – Райнбек – герцог, он крайне подозрителен и горд. Если вы открыто проявите неуважение, последствия не заставят себя ждать.
– Да, – кивнула Лиша, – но он получит доклад от вас, а я не сомневаюсь, что вы сумеете передать послание Арейн…
– Ее милости, – поправил Тамос.
– Ее милости, – не стала спорить Лиша, – так, чтобы его не перехватили. Вы сами сказали, что травницы находятся под ее началом. Никакого неуважения нет.
Тамос нахмурился, но письмо взял.
– Скажу откровенно, ваша светлость, – продолжила Лиша. – Я не знаю, насколько могу доверять вам, в моей ли вы постели или нет. Зачем вы здесь? Вы неравнодушны ко мне или хотите укрепить власть над графством Лощина?
– Да как же! Разумеется, правда и то и другое, – улыбнулся Тамос. – Лесорубова Лощина всегда входила в состав Энджирса и во многом зависела от трона, это касается и дороги вестников, которая связывает вас с миром. Не так давно Лощина была крохотной деревушкой, но присяга на верность никуда не девается, если вассал входит в силу. Думаете, трон отпустил бы вас, найди вы на вашей земле золото или уголь?
– Конечно нет, – покачала головой Лиша.
– То же самое и с метками, которыми одарил вас господин Тюк. И что ужасного мы сделали? Разве мы не доставили продовольствие и семена, скот и теплую одежду в час испытаний, когда вы попросили? Разве не помогли построить дома и соорудить великие метки по вашим чертежам? Моя цитадель, госпожа, может казаться наглостью, но она призвана сдержать красийцев, а не терроризировать людей, находящихся под моей опекой.
Лиша кивнула:
– Прок от нее невелик. Через два года у красийцев будет воинов больше, чем населения в Энджирсе. Даже сейчас они могут захватить Лощину за день, если пожелают, хотя тогда им придется оголить Дар Эверама и приобрести в тылу неприятеля – Лактон. Но если возьмут Лощину, нам ее не отвоевать, а Лактон угодит в клещи, как больной зуб.
Тамос мотнул головой:
– Красийцам никогда не взять Лактон, если только пустынные крысы вдруг не станут мореходами. Прибрежные хутора лактонцев для складирования припасов разбросаны на сотни миль береговой линии. Никакая сила на свете не сможет овладеть ими всеми, а если кто сунется, свайные домики и болотные демоны соберут богатую жатву. Лактонцам не стоит клата развернуть корабли и осыпать стрелами побережье или Доктаун, но докмейстеры трусливы и не продвинут бои дальше береговой линии. Лактонец, ссаженный с корабля, подобен сбитому воздушному демону. Не ровня никому.
Читать бесплатно другие книги:
