Меч Шаннары Брукс Терри

Глава 22

Пока Ши, вдали от друзей, блуждал где-то за северной оконечностью Драконьих Зубов, а друид и его спутники тщетно пытались отыскать следы наследника великого меча, оставшиеся четыре участника похода приближались к величественным башням крепости Тирсис. Почти два дня, без единой остановки, они пробирались в смертельной близости от вражеских армий, которые растянулись вдоль южного королевства Каллахорн. Первый день показался долгим, хотя и прошел спокойно; четверо воинов пробирались на юг через леса, примыкающие к Черной Дубраве, которая кишела патрулями карликов. Сразу за непроходимыми лесами начинались зловещие Драконьи Зубы. Все горные перевалы бдительно охранялись карликам и охотниками, и миновать их без кровавых стычек казалось невозможным. Однако с помощью несложной уловки удалось отвлечь караульных от выхода на высокогорный извилистый перевал Кеннон, и четверка благополучно вышла к горам. Немного сложнее оказалось выйти на южном конце перевала, пришлось без лишнего шума уложить нескольких карликов прямо перед носом у всего лагеря, после чего оставшиеся двадцать часовых в страхе разбежались, решив, будто на перевал напал знаменитый Пограничный легион Каллахорна и теперь безжалостно истребляет их несчастных соплеменников. Когда они наконец добрались до безопасных лесов южнее Кеннона, Хендель вдруг так расхохотался, что даже пришлось сделать остановку, пока он не успокоится. Дьюрин и Даэль удивленно переглядывались, помня, каким угрюмым и неразговорчивым был гном на всем пути до Паранора. Ни разу они не видели на его лице даже тени улыбки, а смех вообще не вязался с мрачным обликом гнома. Эльфы недоверчиво качали головами и вопросительно поглядывали на Балинора. Но в ответ великан-северянин лишь молча пожимал плечами. Он был старым другом Хенделя и хорошо знал его переменчивый характер. А возвращению улыбки на лицо гнома принц только радовался.

В ранних сумерках, когда догорающее солнце разливалось на западных равнинах багровыми и алыми красками, они наконец увидели Тирсис. Несмотря на усталость и бессонные ночи, души их пели от радости при виде величавых стен древней крепости. Они немного задержались на опушке леса, который тянулся к югу от Драконьих Зубов через весь Каллахорн. К востоку отсюда располагался город Варфлит, защищавший единственный проходимый перевал через Рунн — небольшую горную цепь севернее знаменитого Радужного озера. У них за спиной ленивая река Мермидон вилась вдоль леса, огибая Тирсис. На западе лежал небольшой островной городок Керн, а истоки реки находились еще дальше, среди безбрежной пустоши Стрелехейма. Широкая на всем протяжении река создавала естественную преграду для врагов и дарила обитателям острова чувство защищенности, хотя порой и зыбкое. Во время полноводья, а значит большую часть года, река была глубока и стремительна, и город-остров оставался недосягаем для врагов.

Несмотря на то, что и Керн, окруженный водами Мермидона, и Варфлит, защищенный со всех сторон горами Рунн, были надежно укреплены, все же именно Тирсис стал пристанищем для Пограничного легиона — идеально отлаженной боевой машины, которая с незапамятных времен оберегала границы Южных земель. Знаменитый легион бесстрашно отражал любое нападение на человеческую расу, создавая первую линию обороны от очередного завоевателя. Тирсис стал колыбелью Пограничного легиона Каллахорна, и эта крепость не знала себе равных. В Первую войну рас древний город Тирсис был уничтожен и со временем отстроен заново, на протяжении веков он разрастался, пока не превратился в один из самых крупных городов Южноземелья и самую неприступную крепость, способную противостоять угрозе с Севера. Величественные бастионы с зубчатыми стенами были возведены на естественном плато, упиравшемся в непреодолимую скалу. Каждое новое поколение горожан вносило свой вклад в укрепление города, делая его все более неприступным. Более семисот лет назад вдоль внешнего края плато возвели огромную Внешнюю стену, которая позволила расширить границы города до предела, дарованного самой природой. На плодородных равнинах у стен крепости раскинулись фермы и пашни, кормившие город, а могучий Мермидон, который нес свои воды с запада на юг, питал черные земли Тирсиса и наполнял их жизнью. Жители небольших поселков, разбросанных вокруг крепости, надеялись в случае опасности спастись за толстыми городскими стенами. Многие века после Первой войны рас города Каллахорна отбивали все атаки недружественных соседей, ни один из трех ни разу не был захвачен. Прославленный Пограничный легион всегда одерживал победу. Но на этот раз Повелитель чародеев собрал такую армию, какой Каллахорн не видел за всю свою историю. Настоящее испытание силы и доблести было еще впереди.

Со смешанным чувством смотрел Балинор на далекие башни города. Его отец был великим королем и достойным человеком, но он уже не молод. Долгие годы Пограничный легион под его командованием отражал нескончаемые нападения настырных карликов из Восточных земель. Не однажды приходилось ему вести затяжные и недешевые кампании против могучих троллей Севера, когда их племена пытались захватить города Каллахорна и взять в рабство их жителей. Балинор был старшим сыном короля и законным наследником трона. Он упорно учился, внимая заботливым наставлениям отца, народ любил своего принца, а такую любовь можно завоевать только через уважение и взаимопонимание. Балинор работал бок о бок с этими людьми, сражался за них, учился у них, поэтому теперь чувствовал то же, что и они, и смотрел на мир их глазами. Он любил свою землю и готов был сражаться за нее, как сражался до этого дня. Он командовал полком Пограничного легиона, и его воины носили личный знак отличия Балинора — готового к прыжку леопарда. Полк был главной ударной силой всего войска, и Балинор очень дорожил уважением и преданностью этих людей. Несколько месяцев его не было в городе, с тех пор как он по собственному выбору отправился в далекий поход с таинственным Алланоном и отрядом из Кулхейвена. Король умолял его остаться, но решение было принято, и даже ради отца он не мог отступиться. Странная тоска вдруг охватила принца, когда он смотрел сверху на стены родного города. Он нахмурился и машинально поднес руку к лицу, проведя по шраму, который тянулся через всю правую щеку до подбородка.

— Снова братца вспоминаешь? — спросил Хендель, хотя вопрос скорее напоминал утверждение.

Балинор вздрогнул и посмотрел на него невидящим взглядом, потом задумчиво кивнул.

— Знаешь, хватит уже терзаться, — решительно заявил гном. — Ты должен перестать думать о нем как о брате, иначе быть беде. Относись к нему как к постороннему.

— Не так-то просто забыть о кровном родстве, — угрюмо произнес северянин. — Даже отец с сыном не связаны так сильно, как родные братья.

Дьюрин с Даэлем недоуменно переглянулись. Они знали, что у Балинора есть брат, но никогда не видели его, и за весь долгий путь из Кулхейвена принц ни разу не обмолвился о нем.

Балинор заметил удивленные взгляды эльфов и коротко улыбнулся.

— Все не так плохо, как может показаться, — успокоил он.

Хендель в отчаянии тряхнул головой и надолго замолчал.

— Мы с моим младшим братом Палансом единственные дети Рула Букханна, короля Каллахорна, — не дожидаясь вопросов, начал Балинор, его взгляд снова обратился на далекий город, словно принц пытался разглядеть свое прошлое. — В детстве мы были очень близки, как и вы… Но с годами наши взгляды на жизнь разошлись… как часто бывает у разных людей, даже если они братья. Я как старший брат должен был унаследовать трон. Разумеется, Паланс всегда понимал это, и все же чем старше мы становились, тем больше мое престолонаследие отдаляло нас друг от друга. Главной причиной размолвок было различие наших взглядов на будущее страны… Боюсь, это трудно объяснить…

— Совсем не трудно, — возмущенно засопел Хендель.

— Хорошо, пусть не трудно, — устало согласился Балинор, и Хендель тут же кивнул. — Паланс считает, что Каллахорн больше не должен оставаться первым оборонительным рубежом на пути врагов к Южным землям. Он хочет распустить Пограничный легион и отделиться от остального Юга. Мы никак не могли договориться с ним…

— Расскажи им все, Балинор, — ледяным тоном произнес Хендель.

— Мой недоверчивый друг думает, что Паланс перестал быть хозяином своих слов и давно поет с чужого голоса. Он во всем слушается советов одного чернокнижника по имени Стенмин. Алланон считает, что этот низкий человек без совести и чести намеренно подталкивает Паланса к гибели. Стенмин объявил отцу и всему народу, что править будет мой брат, а не я. Он настроил брата против меня. Когда я уходил, Паланс уже был твердо убежден в том, что я не гожусь в правители Каллахорна.

— А этот шрам? — тихо спросил Дьюрин.

— Перед тем как я ушел с Алланоном, мы повздорили, — ответил Балинор, покачивая головой, словно вновь вспоминая злополучный день. — Даже не помню, с чего началась ссора, только Паланс вдруг впал в ярость, в его глазах горела настоящая ненависть. Я развернулся, чтобы уйти, а он схватил со стены кнут и хлестнул им, попав мне по лицу. Я решил на время покинуть Тирсис, чтобы он мог успокоиться и обдумать свои поступки. Если бы я остался, могло бы…

Он не договорил, а Хендель посмотрел на эльфов таким красноречивым взглядом, что в исходе ссоры братьев сомневаться не приходилось. Дьюрин нахмурился, недоумевая, каким же должен быть брат Балинора, чтобы пойти против такого человека. На всем долгом пути до Паранора северянин не однажды проявил доблесть и отвагу, и даже Алланон во многом полагался на него. И все же брат принца намеренно и ожесточенно выступил против него. Эльф ощущал глубокое сочувствие к храброму воину, вернувшемуся домой, где мира не было даже в его родной семье.

— Поверьте, мой брат не всегда был таким. Он, в общем-то, не злой человек, — продолжал Балинор, словно хотел убедить в этом не своих слушателей, а самого себя. — Этот Стенмин имеет над Палансом какую-то необъяснимую власть и нарочно настраивает брата против меня, порождая в нем приступы чудовищной ярости…

— Если бы только это, — резко перебил Хендель. — Паланс настоящий фанатик, он жаждет трона и нападает на тебя под предлогом неусыпной заботы о народе. Он просто захлебывается от собственной добродетельности и великодушия.

— Может, ты и прав, Хендель, — тихо согласился Балинор. — Но он мой брат, и я люблю его.

— Поэтому он так опасен, — заявил гном и встал перед рослым принцем, уверенно глядя ему в глаза. — Он-то тебя больше не любит.

Балинор ничего не ответил, он смотрел на западные равнины, тянувшиеся до самого Тирсиса. Все молчали, оставив принца наедине с его раздумьями. Когда Балинор снова посмотрел на своих спутников, лицо его светилось безмятежностью, словно и не было нелегкого разговора.

— Пора идти. Надо попасть в город до ночи.

— Дальше я с вами не пойду, Балинор, — быстро вставил Хендель. — Я должен вернуться домой, гномам надо готовить армию к обороне Анара.

— Ты бы мог заночевать в Тирсисе, а утром уйдешь, — торопливо произнес Даэль; юный эльф очень беспокоился за уставшего гнома и пытался задержать его под любым предлогом.

Хендель снисходительно улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Нет, до рассвета я должен пройти эти земли. Если я задержусь на ночь в Тирсисе, то потеряю целый день пути, а время сейчас дорого нам всем. Свобода Южных земель зависит оттого, насколько быстро мы сможем собрать и объединить армии, чтобы дать отпор Повелителю чародеев. Теперь, без Ши и меча Шаннары, армии — наша последняя надежда. Я иду в Варфлит, там и заночую. Будьте осторожны, друзья мои. Да пребудет с нами удача.

— Удачи и тебе, отважный Хендель. — Балинор протянул широкую ладонь.

Хендель горячо пожал руку ему и братьям-эльфам, после чего, махнув на прощание, скрылся в лесу.

Балинор и эльфы подождали, пока гном не исчез между деревьями, а затем двинулись через равнины к стенам Тирсиса. Солнце скрылось за горизонтом, и красноватые краски на тусклом небе сменились темно-серой палитрой, чуть разбавленной синевой. Приближалась ночь. Когда засияли первые звезды, они прошли половину пути, и массивные черные контуры великого города закрывали уже почти весь горизонт. По дороге принц Каллахорна поведал эльфам историю возведения Тирсиса.

Сама природа выбрала место для рукотворной крепости. Город выстроили на высоком плато, которое протянулось вдоль гряды небольших, но совершенно неприступных утесов. Эти утесы полностью закрывали плато с юга и частично — с востока и запада. Не такие высокие и величественные, как Драконьи Зубы или Чарнальские горы, они были почти отвесные на юге, и никому еще не удавалось забраться на них. Таким образом, Тирсис был надежно защищен с тыла, и с южной стороны не требовалось возводить никаких укреплений. Плато, на котором стоял город, достигало чуть больше трех миль в самом широком месте и резко обрывалось над бескрайними равнинами, которые тянулись на севере и западе до реки Мермидон, а на востоке — до лесов Каллахорна. Именно бурные воды Мермидона служили первым защитным рубежом при нападении, и редкой армии удавалось зайти дальше реки, чтобы добраться до плато и выйти к городским стенам. Те, кому все же удавалось преодолеть реку, оказывались перед крутой стеной плато, которую было удобно защищать сверху. Единственной переправой на отвесный берег служил огромный подъемный мост из камня и железа, который опускался прямо из стены.

Но даже если врагу улыбалась удача взобраться на плато и оказаться тем самым на подступах к крепости, оставался еще и третий рубеж обороны, преодолеть который не удавалось еще ни одной армии. В двухстах ярдах от края плоскогорья, охватывая город полукольцом и упираясь в неприступную гряду утесов на юге, поднималась исполинская Внешняя стена. Сложенная из огромных каменных глыб, скрепленных цементом, стена была идеально гладкая, и влезть на нее без специального снаряжения казалось невозможным. Она взмывала ввысь почти на сотню футов, массивная, толстая, непреодолимая. Наверху, по всему полукружью стены, были сооружены бастионы для защитников крепости с тайными укрытиями для лучников, позволяющими незаметно стрелять по незащищенным врагам внизу. Почти тысячу лет древняя стена из грубых каменных глыб отваживала незваных гостей. С тех пор как ее возвели после Первой войны рас, ни одна вражеская армия не смогла проникнуть в Тирсис.

Прямо под величественной Внешней стеной для воинов Пограничного легиона были выстроены длинные казармы со скошенными крышами, которые перемежались хозяйственными постройками для хранения провианта и оружейными складами. Почти треть бойцов огромного войска постоянно несла службу, а остальные две трети оставались дома с семьями и занимались в городе вполне мирными делами, будучи ремесленниками, торговцами или рабочими. В случае необходимости казармы могли вместить и целую армию, что уже бывало, и не однажды, но теперь они были заняты лишь частично. В стороне от казарм, складов и учебного плаца возвышалась Внутренняя стена, отделявшая поселение военных от города. За этой второй стеной на уютных извилистых улочках располагались дома, лавки и мастерские жителей Тирсиса, опрятные и ухоженные домики, выстроенные с любовью и старанием. Город занимал почти все плоскогорье и растянулся от второй стены почти до южных скал. В самом центре была выстроена третья стена, невысокая, за которой скрывались правительственные здания и королевский дворец, а также просторная площадь для городских собраний и сады. Тенистые парки вокруг дворца были единственным зеленым украшением каменного города, выстроенного на открытом плато. Третья стена была возведена не для обороны, а служила некой границей, от которой начиналась правительственная территория, выделенная для владений короля и городского парка, открытого для всех жителей Тирсиса. Описывая родной город, Балинор немного отвлекся и с гордостью напомнил братьям эльфам, что королевство Каллахорн — одна из немногих сохранившихся просвещенных монархий в мире. Наряду с королем, который безусловно являлся правителем страны, был в Каллахорне и избранный народом парламент, помогающий монарху создавать и воплощать законы управления государством. Народ южного королевства гордился своим правительством и Пограничным легионом, в котором большинство из них когда-то служили или служат поныне. В этом государстве они могли оставаться свободными людьми, и им было что защищать.

В Каллахорне соединились прошлое и будущее. С одной стороны, его города были построены, прежде всего, как крепости, способные выдержать частые осады воинственных соседей. Так и Пограничный легион в неизменном виде пришел из незапамятных времен, когда только что образованные государства непрерывно воевали между собой, а фанатичное стремление к независимости приводило к бесконечной борьбе за ревностно охраняемые территориальные границы; в ту пору дружеские отношения между народами всех четырех земель казались лишь несбыточной мечтой из прекрасного будущего. Ныне в сердце Южных земель уже не найти мест с такой грубоватой архитектурой, более утонченная культура и менее воинственная политика скоро взяли верх, и на смену древним крепостям пришли прекрасные открытые города. Но именно Тирсис с его варварскими каменными стенами и мужественными воинами защищал Южные земли, давая возможность остальным странам расти и процветать. Впрочем, и в этих строгих краях уже витал ветер перемен, возвещая скорый приход новой эпохи. Немало людей в обществе говорило о терпимости и понимании между всеми народами и племенами. В Каллахорне, как ни в одной другой, более уединенной, стране Южных земель, каждый человек был на виду и мог рассчитывать на такое отношение, какого заслуживал.

Тирсис стоял на перекрестке всех четырех земель, и, наблюдая разных путников, не однажды проходивших через их город, жители древней крепости давно поняли, что внешние различия, отличающие один народ от другого, не имеют ровно никакого значения. Они умели ценить каждого за его внутренние качества. Никто в Каллахорне не стал бы в изумлении таращиться на могучего скального тролля только из-за его нелепого вида — в этих краях тролли не были диковинными существами. Карлики, эльфы и гномы из разных родов и племен постоянно пересекали страну и всегда были желанными гостями, пока намерения их оставались дружескими. Рассказывая об этом, Балинор не мог сдержать улыбки — он гордился, что именно его народ первым отказался от предрассудков и сделал шаг к пониманию и дружбе, подав пример всем остальным. Дьюрин и Даэль слушали с молчаливым одобрением. Эльфы, как никто другой, знали, что значит жить в своем маленьком мирке и не видеть дальше собственного носа.

Когда Балинор завершил свой рассказ, они вышли из высокой травы равнины на широкую тропу. Дорога извилистой лентой уходила в темноту, направляясь в сторону черневшего на фоне неба массивного плато. Вскоре стали видны городские огни и черные силуэты стражников на каменных бастионах. Проем в гигантской Внешней стене очерчивал яркий свет факелов, каменный мост был опущен и охранялся караульными в черных мундирах. Во дворе виднелись ярко освещенные окна казарм, однако ни привычного громкого смеха, ни веселых выкриков шумной мужской компании Балинор не услышал. Это насторожило принца. Голоса, доносившиеся до них, были негромкими, даже приглушенными, словно говорившие не хотели, чтобы их кто-нибудь услышал. Чувствуя неутихающую тревогу, Балинор внимательно вгляделся в сумеречный двор крепости, но, кроме странной тишины, так и не заметил ничего необычного. В конце концов он прогнал черные мысли и решительно направился к каменной платформе.

Эльфы молча следовали за Балинором, который твердой поступью поднимался по мосту. Шедшие им навстречу люди, замечая принца, с изумлением останавливались и смотрели ему вслед. Погруженный в раздумья о скорой встрече с родными, Балинор, казалось, не замечал странного поведения горожан, зато братья не упустили ничего и безмолвно обменивались тревожными взглядами. Необъяснимое напряжение висело в воздухе. Когда они поднялись на плато, Балинор вдруг остановился, как будто тоже обеспокоенный. Он внимательно вгляделся в фигуры часовых, затем поднял голову выше, на затененные лица проходящих по стенам бастиона людей, которые быстро и беззвучно растворялись в темноте, как только узнавали его. Несколько минут трое путников стояли неподвижно, молча глядя на редких прохожих, которые при виде Балинора тотчас ускоряли шаг.

— Что такое, Балинор? — спросил наконец Дьюрин.

— Сам не знаю, — встревоженно ответил принц. — Взгляните на часовых. Ни у одного из них на нашивках нет леопарда, как на гербе Пограничного легиона. Вместо леопарда у всех сокол, этот знак мне незнаком. Да и горожане… вы заметили, как они смотрят?

Изящные эльфы разом кивнули, их внимательные раскосые глаза смотрели кругом с нескрываемым подозрением.

— Ладно, неважно, — коротко заявил принц. — Это город моего отца и мой народ. Идем во дворец и узнаем, в чем дело.

Он решительно зашагал к огромным воротам Внешней стены, эльфы едва поспевали за ним. Подойдя к четырем вооруженным стражникам, принц открыто взглянул на них и увидел на лицах воинов все то же необъяснимое изумление. Никто из часовых не попытался остановить принца, никто не сказал ни слова, однако один из стражников неожиданно оставил свой пост и побежал к Внутренней стене, быстро скрывшись на улочках города. Балинор и эльфы прошли под величественной каменной аркой, нависшей над их головами, словно лапа диковинного зверя. Пройдя мимо застывших стражников, они вышли во двор, где увидели низкие, довольно скромные на вид казармы легендарного Пограничного легиона. Свет горел всего в нескольких окнах, да и сами казармы казались заброшенными и безлюдными. По двору бродило несколько воинов в мундирах с леопардом на гербе, но все они были без доспехов и безоружные. Один из них бросил беглый взгляд на трех путников, стоящих в нерешительности посреди двора, потом, словно не веря собственным глазам, пригляделся повнимательнее и громко крикнул. Дверь одной казармы с треском распахнулась, и на пороге появился седой ветеран. Увидев Балинора и эльфов, он отдал короткий приказ, и солдаты неохотно разошлись, а сам он поспешил к принцу.

— Мой господин, наконец-то ты вернулся! — воскликнул солдат, приветствуя своего командира и коротко отдавая ему честь.

— Рад тебя видеть, капитан Шилон, — Балинор сжал узловатую ладонь старого солдата в своей. — Что происходит в городе? Почему у всех часовых нашивки с соколом?

— Мой господин, Пограничный легион распущен! Нас теперь по пальцам можно перечесть, остальные разошлись по домам.

Все трое смотрели на капитана так, словно тот сошел с ума. Именно сейчас, когда Южным землям угрожает самое страшное за всю их историю вторжение, Пограничный легион распущен! Они тотчас вспомнили слова Алланона о том, что только это великое войско сможет хотя бы на время задержать собранную Повелителем чародеев армию. А теперь, по чьей-то злой воле, последняя надежда рухнула и Каллахорн остался беззащитным перед страшной угрозой…

— Кто приказал… — прорычал Балинор, сдерживая бешенство.

— Твой брат, — быстро отчеканил седой воин. — Он собрал свою собственную гвардию и приказал ей взять на себя наши обязанности, а легиону велел разойтись до дальнейших указаний. Лорды Эктон и Мессалайн отправились во дворец умолять короля об отмене приказа, но так и не вернулись. А всем остальным оставалось только подчиниться…

— Да вы все тут с ума посходили! — закричал взбешенный Балинор, вцепляясь в мундир капитана. — А мой отец? Разве он больше не король, разве не он командир легиона? Что он говорит об этом безумии?

Шилон отвел взгляд, подыскивая слова для ответа, который он боялся произнести. Балинор с силой развернул его к себе.

— Я… я не знаю, мой господин, — пробормотал воин, пряча глаза. — Мы слышали, что король болен, больше нам ничего не сказали. Твой брат объявил себя временным правителем, пока короля нет на троне. Это случилось три недели назад.

В потрясенном молчании Балинор выпустил капитана и уставился невидящим взглядом на далекие огни дворца. С какими надеждами он возвращался домой! Ужасная размолвка с братом прогнала его из Каллахорна, а теперь все только еще больше запуталось. Как бы ему этого ни хотелось, он должен увидеться с Палансом и объяснить своему непредсказуемому брату, чем грозит его чудовищная ошибка не только Каллахорну, но и всем народам.

— Мы должны немедленно отправиться во дворец и поговорить с твоим братом. — Встревоженный голос Даэля ворвался в его мысли.

Словно очнувшись, Балинор посмотрел на юного эльфа и неожиданно вспомнил о юном возрасте брата. Кто, как не он, знал об упрямом нраве Паланса.

— Да, конечно, ты прав, — согласился он рассеянно. — Надо пойти к нему.

— Нет, вам нельзя к нему! — От неожиданного крика Шилона все застыли на месте. — Никто из тех, кто ушел во дворец, не вернулся. Говорят, Паланс объявил тебя предателем, будто бы ты вступил в сговор с ужасным Алланоном, мрачным скитальцем, который служит темным силам. Говорят, что тебя необходимо немедленно схватить и казнить!

— Какая чушь! — воскликнул принц. — Я не предатель, и даже мой брат это понимает. Что касается Алланона, то он не желает зла нашему народу, напротив — он наш друг и хочет спасти Южные земли. Я должен пойти к Палансу и поговорить с ним. Да, наши взгляды во многом не схожи, но он не посмеет отправить родного брата в темницу, поверьте мне. В конце концов, не он король Каллахорна!

— Если только твой отец жив, друг мой, — негромко произнес стоящий рядом Дьюрин. — Настало время проявить благоразумие, пока мы не ступили на дворцовые земли. Хендель уверен, что твой брат находится под влиянием мистика Стенмина, и, если это так, тебе угрожает более серьезная опасность, чем ты предполагаешь.

После недолгого раздумья Балинор согласно кивнул. Он быстро рассказал Шилону о скором вторжении в Каллахорн огромной армии Севера, уверяя, что только Пограничный легион может спасти их родину. Затем он крепко сжал плечо пожилого воина и придвинулся ближе.

— Дожидайся нашего возвращения или моего личного гонца четыре часа. Если за это время я не вернусь и не пришлю весточки, найди лордов Гиннисона и Фандвика, Пограничный легион необходимо собрать немедленно! Созывай народ, пусть требуют от моего брата открытого суда. В этом он не сможет отказать. Отправь гонцов на Запад и на Восток, к эльфам и гномам, сообщи, что нас взяли в плен, меня и кузенов Эвентина. Ты все запомнил?

— Да, мой господин. — Воин с жаром закивал. — Сделаю все, как ты приказал. Да пребудет с тобой удача, принц Каллахорна.

Он развернулся и снова скрылся в казарме, а взбешенный Балинор быстро зашагал в сторону города. Когда они подходили к каменной стене, Дьюрин снова шепотом попытался уговорить брата подождать его снаружи и не ходить во дворец, однако юный Даэль и слушать не хотел. Понимая, что спорить с упрямцем бессмысленно, Дьюрин вскоре уступил. Хрупкому эльфу не исполнилось еще и двадцати, и жизнь для него только начиналась. Все участники их небольшого отряда, вышедшего из Кулхейвена, питали к Даэлю самые теплые чувства; такую любовь, смешанную с желанием защитить и уберечь от жестокости мира, обычно испытывают к младшим друзьям. Юношеская искренность и открытое сердце Даэля отличали его от большинства людей во времена, когда вокруг царили подозрительность и всеобщее недоверие. Дьюрин очень боялся, что неопытность брата помешает ему выстоять перед невзгодами жизни. Он понимал — если с мальчиком что-нибудь случится, погибнет какая-то невосполнимая часть и его собственной души. Пока они шли к мигающим в темноте огням Тирсиса, Дьюрин то и дело встревоженно поглядывал на брата.

Путь был недолгий, и вскоре они уже вышли через ворота Внутренней стены на улицы города. И здесь стражники смотрели на принца с немым изумлением, однако никто не пытался преградить им дорогу. Они пошли по Тирсовой дороге — главной улице, пересекавшей весь город. Казалось, Балинор даже стал выше ростом, твердой уверенной поступью он вышагивал по каменным плитам, плотно завернувшись в длинный темный плащ, на шее и запястьях воина поблескивала кольчуга. Статный, с горделивой спиной и высоко поднятой головой, по ночному Тирсису шел принц Каллахорна, вернувшийся домой. Встречные прохожие сразу узнавали его, замирая в изумлении, как и стражники у ворот, но быстро приходили в себя при виде его величавой, полной достоинства фигуры и кидались вслед за принцем, чтобы поздравить с благополучным возвращением. Пока возлюбленный сын Каллахорна шел через весь город, толпа выросла с нескольких десятков до нескольких сотен; Балинор искренне улыбался радостным лицам, но продолжал, не останавливаясь, идти вперед, стремясь поскорее добраться до дворца. Крики и возгласы толпы слились в оглушительный хор, разрозненные голоса объединились, все громче скандируя имя своего принца. Несколько человек сумели пробиться через толпу поближе к Балинору и шепотом предупредили его об опасности. Однако принц больше не хотел быть рассудительным и осторожным, на каждый новый встревоженный шепот он решительно встряхивал головой и продолжал идти ко дворцу.

Толпа все прибывала, и вскоре огромное людское море влилось в центр города, прорываясь под гигантскими сводами и нависающими сверху галереями, с трудом протискиваясь по узким перешейкам Тирсовой дороги мимо высоких белокаменных зданий и маленьких домишек к мосту Сендика, который нависал над нижними ярусами Народного парка. На другой стороне моста темнели закрытые дворцовые ворота. На середине широкой арки принц резко развернулся к толпе, все еще преданно сопровождавшей его, и вскинул вверх руки, призывая всех остановиться. Горожане послушно остановились, и в наступившей тишине раздался громкий голос Балинора.

— Друзья мои, соотечественники! — Гордый голос принца унесся в ночную тьму и вернулся звучным эхом. — Я скучал по своей родине и по своим отважным согражданам, но теперь я вернулся домой и никуда больше не уйду! Вы не должны бояться. С нашей страной ничего не случится, и земля наша пребудет вовеки! Если трону великого Каллахорна угрожает опасность, я встречу ее открыто и прямо. Возвращайтесь домой, утром мрачные мысли оставят вас. Послушайте меня, расходитесь по домам, и я тоже пойду домой!

Не дожидаясь ответа толпы, Балинор развернулся и пошел по мосту к дворцовым воротам, братья-эльфы неотступно следовали за ним. Рокот голосов снова нарастал, люди выкрикивали имя принца, но никто не последовал за ним, хотя многие и хотели бы. Повинуясь приказу наследника, люди медленно повернули обратно, хотя некоторые все еще выкрикивали что-то в защиту Балинора, обращаясь к молчаливой громаде дворца, или высказывали мрачные пророчества о том, что ждет гордого принца и его друзей за стенами королевского дома. Троих путников уже не было видно — они быстро спустились с вершины выгнутого моста и вскоре уже стояли перед высокими, окованными железом воротами дворца Букханнов. Балинор решительно взялся за огромное железное кольцо, вмурованное в массивный деревянный створ, и принялся колотить по воротам. Сначала путники не слышали ничего, кроме оглушительного грохота, и с растущим негодованием вслушивались в любой шорох. Затем тихий голос за воротами потребовал назвать имена. Балинор произнес свое имя и громко приказал открыть ворота. Тяжелые засовы тотчас отодвинулись, и массивные ворота распахнулись внутрь, пропуская всех троих. Не оборачиваясь на молчаливых стражников, Балинор прошел в сад перед дворцом, во все глаза глядя на величественное здание с колоннами, представшее перед ними. Дворец был погружен во тьму, лишь на нижнем этаже левого крыла горел свет. Дьюрин жестом велел Даэлю идти вперед, а сам внимательно всмотрелся в темноту, и его зоркие глаза тотчас заметили несколько десятков хорошо вооруженных стражников. У всех на мундирах были нашивки с изображением сокола.

Наблюдательный эльф тотчас понял, что они угодили в ловушку, как он и предчувствовал еще на подходе к городу. Первым желанием его было остановить Балинора и рассказать ему о вооруженной охране. Однако он понимал, что Балинор как опытный воин не мог не сознавать всей рискованности своего возвращения во дворец. Дьюрин вновь пожалел, что не смог убедить брата остаться за безопасными стенами, но было уже поздно. Они прошли по садовым дорожкам к дверям дворца. Здесь не было стражников, и двери легко открылись от нетерпеливого толчка Балинора. Горящие факелы ярко освещали холл древнего здания, пламя выхватывало великолепные фрески и картины, украшавшие родовое гнездо короля Букханна. Деревянные резные панели на стенах были увешаны роскошными гобеленами и металлическими пластинами с гербами знаменитых родов, прославивших эти земли. Следуя за высоким Балинором по пустынным залам, эльфы с горечью вспоминали недавнее, не слишком приятное, посещение другого дворца в мрачной крепости Паранор, где посреди ослепительного великолепия древних залов, оставшихся от былых эпох, их тоже ждала западня.

Они повернули налево в следующий зал. Впереди размашистой уверенной походкой шел Балинор, его могучая рослая фигура темнела в нескольких шагах от эльфов, длинный плащ вздымался за спиной от стремительной поступи. На мгновение он напомнил Дьюрину Алланона — огромного, взбешенного, грозного в своей ярости, когда он вышагивал такой же решительной походкой, как принц Каллахорна теперь. Дьюрин с тревогой посмотрел на Даэля, но юный эльф, казалось, был поглощен своими мыслями, лицо его пылало от волнения. Дьюрин положил руку на рукоять кинжала, и холодный металл остудил его пылающую ладонь. Если им суждено снова угодить в западню, сражения не избежать.

Неожиданно Балинор остановился перед открытой дверью. Эльфы торопливо подошли к принцу и заглянули из-за его могучей спины в ярко освещенную комнату. В глубине изящно обставленного зала, непринужденно заложив руки за спину, стоял высокий светловолосый человек с небольшой бородкой, в длинном пурпурном плаще с изображением сокола. Он был на несколько лет моложе Балинора, но обладал такой же выправкой и горделивой осанкой. Эльфы тотчас догадались, что перед ними Паланс Букханн. Балинор сделал несколько шагов вперед, не произнося ни слова и не сводя глаз с лица брата. Эльфы двинулись вслед за принцем, настороженно озираясь по сторонам. В комнате было слишком много дверей, слишком много тяжелых драпировок, за которыми могли скрываться вооруженные стражники. Внезапно что-то промелькнуло у них за спиной. Даэль чуть повернул голову, чтобы видеть дверной проем. Дьюрин выхватил из ножен длинный кинжал, замерев в боевой стойке поодаль от своих спутников.

Балинор не шевельнулся, он молча стоял перед братом, вглядываясь в родные черты и изумляясь необъяснимой ненависти, которую ясно читал в глазах Паланса. Идя во дворец, он был готов к такой встрече, но до последней минуты надеялся, что спокойный и откровенный разговор двух самых близких людей может решить все разногласия, когда-то возникшие между ними. Но когда Балинор заглянул в глаза брата и не увидел в них ничего, кроме ярости и гнева, он понял, что никакие доводы рассудка не смогут достучаться до совершенно обезумевшего в своей ненависти Паланса.

— Где отец?..

Резкий вопрос Балинора заглушил неожиданный свист, когда скрытые шнурки выпустили огромную, сплетенную из кожи и веревок сеть, подвешенную к потолку и не замеченную отважной троицей. Накрытые крепкой паутиной, утяжеленной внушительными грузилами, они в мгновение ока оказались на полу, тщетно пытаясь разрезать прочные путы. Тотчас все двери в зале распахнулась, тяжелые драпировки откинулись в сторону, и ворвалось несколько десятков дюжих воинов, готовых сломить сопротивление пленников. Западня была подготовлена идеально — не оставалось ни малейшей надежды ни сбежать, ни дать отпор. Принца и эльфов разоружили, руки бесцеремонно скрутили за спиной, глаза закрыли повязками. Потом пленников грубо поставили на ноги и крепко держали дюжины невидимых рук. На миг установилась полная тишина, затем кто-то приблизился и встал перед ними.

— Ты глупец, Балинор. Зачем ты вернулся? — прозвучал в темноте ледяной голос. — Чего ты ожидал от нашей встречи? Ты трижды предатель и презренный трус после того, что ты сделал со своим народом, с отцом, а теперь и со мной. А что ты сделал с Ширл? Что ты с ней сделал? За это, Балинор, ты умрешь, клянусь тебе! Ведите их вниз!

Грубые руки развернули пленников и подтолкнули к двери, потом бесцеремонно потащили вниз по нескончаемой лестнице до короткой остановки на некой ровной площадке, затем был долгий извилистый коридор с множеством поворотов. Звуки их шагов по влажным камням гулко раздавались в непроницаемом черном молчании. Неожиданно последовал еще один лестничный пролет и новый коридор. Они ощутили холодный спертый воздух и почувствовали, как сырость сочится из каменных стен и пола. Потом послышался визгливый металлический скрежет, древние засовы нехотя отодвинулись, и тяжелая дверь, которую они удерживали на месте, с грохотом отворилась. Жесткие руки с силой развернули пленников и неожиданно отпустили в слепую пустоту. Не успев опомниться, они больно ударились о каменный пол, все еще беспомощные, со связанными руками и плотными повязками на глазах. Дверь закрылась, и массивные засовы с лязгом встали на место. Они молча прислушивались к звукам удалявшихся шагов, пока те не затихли. Потом вдали раздался приглушенный грохот металла, и пленники догадались, что тюремщики закрывают одну за другой все двери мрачного подземелья, пока в глубокой тишине не остался лишь звук их тяжелого дыхания. Так Балинор вернулся домой.

Глава 23

Была почти полночь, когда Алланон, к огромному облегчению Флика, который явно не испытывал восторга от своей новой роли, наконец остался доволен результатом долгих трудов. Какой-то чудной мазью, извлеченной из кошелька на поясе, друид натирал парнишке из Дола лицо и руки, пока кожа юного Омсфорда не приобрела темно-желтый оттенок. Кусочком мягкого угля он подрисовал на физиономии Флика морщинки и выделил тени вокруг глаз. Грим был не слишком искусным, однако в темноте парень мог сойти за крупного, крепко сбитого карлика, если, конечно, не приглядываться. Даже для опытного лазутчика затея была чрезвычайно опасной, а уж для бесхитростного деревенского паренька попытка выдать себя за карлика казалась настоящим самоубийством. Но иного способа проникнуть в лагерь и попытаться выяснить, что произошло с Эвентином, Ши и неуловимым мечом, у них не было. Алланон не мог пойти сам, даже в самом умелом гриме его узнали бы в мгновение ока. Поэтому перепуганному Флику не оставалось ничего другого, как загримироваться под карлика, под защитой ночи спуститься вниз по склону, пройти мимо бдительных часовых, не вызвав подозрений, и войти в лагерь, кишащий злобными карликами и могучими троллями, где и попытаться выяснить, нет ли среди пленников его брата и эльфийского короля, а в довершение всего разузнать что-нибудь о местонахождении меча. Причем все это он должен был проделать до восхода солнца, чтобы при свете дня карлики не смогли разглядеть его нарисованное лицо.

Алланон попросил Флика снять плащ и несколько минут колдовал над ним, немного изменил крой и увеличил капюшон, чтобы он лучше закрывал лицо. Когда все было готово, Флик плотнее завернулся в плащ и обнаружил, что на виду остались только руки, а лицо почти полностью затенено плотной материей. В душе его мелькнул слабый проблеск надежды вернуться живым, если, конечно, он будет держаться подальше от настоящих карликов и уйдет из лагеря до зари. Он еще раз убедился, что короткий охотничий нож надежно закреплен на ремне. Конечно, во вражеском лагере такое жалкое оружие вряд ли поможет, но с ним Флик чувствовал себя хоть немного защищенным. Он медленно поднялся, Алланон придирчиво оглядел невысокую приземистую фигуру, закутанную в плащ, и кивнул.

За последний час погода испортилась, небо затянули плотные клочковатые тучи, закрывшие луну и звезды сплошной завесой, и земля почти полностью погрузилась в темноту. Ночной мрак разбавляли лишь огоньки костров в лагере северян; неожиданно их мерцающее пламя взметнулось ввысь под натиском ураганного ветра, который с диким завыванием пронесся с далекого Севера между вершинами Драконьих Зубов и теперь метался на открытых равнинах. Надвигалась гроза, которая могла обрушиться на долину еще до наступления утра. Угрюмый друид надеялся, что ветер и ненастье помогут Флику и подозрительные враги не заметят подмены.

На прощание Алланон дал пареньку еще несколько наставлений. Короткими рублеными фразами он рассказал ему об устройстве лагеря, особо подчеркнув схему расстановки часовых по всей внешней границе. Он велел Флику высматривать штандарты старейшин карликов и матуренов, вождей троллей, которые, без сомнения, будут размешены где-то в середине лагеря. Строго-настрого друид запретил Флику с кем бы то ни было разговаривать, потому что говор немедленно выдаст в нем южанина. Флик слушал внимательно, с бешено бьющимся сердцем, и понимал, что совсем скоро останется один на один с целым вражеским войском. Надежды на счастливое возвращение у него почти не было, но любовь к брату заглушала все доводы рассудка, и он не мог не ухватиться хотя бы за призрачную возможность спасти Ши. В завершение своего короткого напутствия Алланон пообещал обеспечить благополучное прохождение первой линии постов, которая начиналась сразу под откосом. Он поднял руку, призывая к полной тишине, и жестом велел Флику следовать за ним.

Они покинули каменное укрытие среди огромных валунов и начали спускаться к равнине, осторожно пробираясь в темноте. Флик едва различал дорогу, и друиду, который сам шел твердой уверенной поступью, словно и не было непроглядной тьмы вокруг, пришлось взять его за руку, чтобы парень не скатился кубарем с горы. Казалось, время остановилось и спуск никогда не закончится, когда они вдруг выбрались из извилистого лабиринта каменных глыб и снова увидели во тьме перед собой огни вражеского лагеря. Флик был весь в синяках и порезах, руки и ноги его дрожали от напряжения, плащ был разорван в нескольких местах. Между ними и огоньками костров висела кромешная темнота, ни один шорох не нарушал тишину, хотя Флик знал, что совсем рядом находятся часовые карликов. Алланон, не говоря ни слова, забрался в расселину в скале и прислушался, чуть наклонив голову. Долго они сидели неподвижно, затем друид встал, жестом велел Флику остаться на месте и исчез в ночи.

Оставшись один, Флик с тревогой огляделся, но ничего не увидел. Прижав пылающее лицо к холодному камню, он стал думать, как вести себя в лагере северян. Никакого особенного плана у него не было. Главное, как сказал друид, избегать разговоров и не подходить очень близко к тем, кто сможет рассмотреть его не слишком умело загримированное лицо. Поэтому надо держаться подальше от света костров. Если пленники в лагере, их, скорее всего, поместят в палатку ближе к центру и выставят охрану. Прежде всего необходимо отыскать эту палатку, а уж потом попытаться заглянуть внутрь. Если все пройдет удачно и его не обнаружат, он вернется к скале, где его будет ждать Алланон, и они вместе решат, что делать дальше.

Флик в отчаянии встряхнул головой. Он слишком хорошо понимал, что не сможет призвать на помощь ни талант перевоплощения, ни изворотливый ум, потому что не обладал ни тем ни другим. С тех пор как при выходе с горного перевала они потеряли Ши, Флик сильно переменился, его прежний скептицизм и деревенская практичность уступили место странному для него чувству безысходности и отчаяния. За несколько недель знакомый мир исчез безвозвратно, и он уже не мог полагаться на привычный здравый смысл и прежние ценности. Казалось, само время потеряло значимость в эти тягучие бесконечные дни, когда они бежали и прятались и снова бежали или сражались с чудовищами из мира призраков. Счастливые годы юности в тиши и уединении Тенистого Дола казались бесконечно далекими и невозвратными. Единственным, что вносило смысл в сумбур последних недель, были его товарищи и, конечно же, брат. А теперь их дороги разошлись, и Флик остался один на один со своим унынием, измученный, доведенный до отчаяния, в мире, полном неразрешимых загадок и призрачных чудовищ, которые выслеживали его, настигали и подталкивали к грани безумия.

Рядом с Алланоном Флик чувствовал себя неуютно. С самой первой встречи мрачный великан оставался для него неразрешимой загадкой, и необъяснимое могущество друида, как все таинственное и непостижимое, пугало его. Долгий и полный опасностей путь в Паранор сблизил всех участников похода, лишь угрюмый скиталец держался отстраненно и высокомерно. И даже его рассказ о собственном происхождении едва ли проливал свет на темную завесу тайны, которой он окутал себя.

Когда отряд еще был вместе, власть таинственного друида над ними не казалась столь неодолимой, хотя на протяжении долгих и опасных поисков меча Шаннары именно он оставался непререкаемым лидером. Но теперь, когда Флик остался с Алланоном наедине, он не мог побороть в себе липкий ужас, который вселял в него таинственный философ. Флик снова задумался над загадочной историей великого меча и тут же вспомнил, как друид отказался открыть им всю тайну его могущества. Не однажлы они рисковали жизнью ради мифического клинка, но так и не узнали, в чем его великая сила и как с его помощью можно одолеть Повелителя чародеев. И еще оставалось непонятным, откуда сам Алланон так много знает о мече?

От резкого звука за спиной Флик подскочил, развернулся и выставил в темноту коротенький нож. Послышался громкий шорох, и рядом с Фликсм вдруг возник высокий силуэт Алланона. Мощная рука схватила его за плечо и втащила обратно за каменный уступ. Алланон пристально вгляделся в лицо паренька, словно пытался прочитать его мысли. Флик с трудом заставил себя выдержать пронизывающий взгляд, сердце его колотилось от страха и волнения.

— Путь открыт, часовых больше нет. — Низкий голос, казалось, поднимался из глубин самой земли. — Пора идти, мой юный друг, и призови на помощь всю свою отвагу и здравомыслие.

Флик коротко кивнул и поднялся, его завернутая в плащ фигура беззвучно выскользнула из каменного укрытия в черноту открытых равнин. Он перестал рассуждать, не строил больше мрачных догадок, а слушался лишь своего тела, которое чутко выискивало таящуюся в темноте опасность. Пригнувшись к земле, он быстро приближался к далекому свету костров, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреться и прислушаться, нет ли шагов за спиной. Гнетущие свинцовые облака по-прежнему закрывали небо плотным коконом, не пропуская даже тусклого света звезд, и чернильную мглу ночи рассекал лишь неверный свет далеких костров. Флик бежал по голой открытой равнине, и густая трава скрывала звук его шагов. Бескрайнюю пустошь наполняли лишь редкие чахлые кусты да несколько кривых деревьев. В темноте не угадывалось ни малейших признаков жизни, и Флик слышал лишь приглушенное завывание ветра и собственное дыхание. Горящие костры, которые у подножия скалы казались тусклым оранжевым маревом, начали разделяться на отдельные огоньки; одни горели ярче, с жадностью пожирая подброшенные дрова, другие едва мерцали тлеющими угольками, забытые их безмятежно спящими кормильцами. Вскоре Флик подошел настолько близко, что слышал негромкие голоса над уснувшим лагерем, хотя еще не мог различить слов.

Примерно через полчаса он подобрался к внешнему кольцу огней. Быстро нырнув в тень от полосы света, он замер и принялся изучать раскинувшийся перед ним лагерь. Холодный северный ветер раздувал трескучее пламя больших костров, и рваные облачка дыма плыли над равниной в сторону Флика. Здесь начиналась вторая, после скалистых утесов, линия постов, которая опоясывала весь лагерь. Впрочем, часовых было совсем немного, и стояли они далеко друг от друга. Вероятно, северяне не считали нужным выставлять патрули в такой близости от лагеря и относились к этим постам довольно небрежно. Часовыми были в основном карлики-охотники, хотя Флик заметил и нескольких троллей.

Он с любопытством разглядывал могучие фигуры. Все тролли были разного роста, с тучными ногами и руками. Их темная грубая кожа напоминала кору дерева и казалась такой же жесткой. Часовые и воины прохаживались вокруг или сидели на корточках у догорающих костров, все они были закутаны в толстые плащи, скрывающие тело и большую часть лица. Флик удовлетворенно кивнул. Будет несложно пробраться в лагерь незамеченным, если все станут кутаться в плащи, а судя по тому, как крепчал ледяной ветер, холод только усилится. Становилось сложно разглядеть что-то за кольцом огней, да и дым застил воздух плотной завесой.

Отчего-то лагерь отсюда казался меньше, чем со скалы у подножия Драконьих Зубов. Однако Флик понимал, что особо обольщаться не стоит. Сидя на корточках, он видел не так много, но прекрасно знал, что лагерь простирается на многие мили. И как только он минует внутреннюю линию постов, придется пробираться между тысячами спящих карликов и троллей, мимо сотен костров с предательски ярким светом и обходить стороной вражеских солдат, отчего-то страдающих бессонницей. Первый же просчет выдаст его с головой. Надо не только пройти по лагерю никем не замеченным, но и отыскать пленников. Флик в сомнении покачал головой и медленно двинулся вперед.

Природное любопытство подстегивало Флика задержаться в тени и подольше понаблюдать за карликами и троллями, однако он тотчас напомнил себе, что времени до рассвета осталось немного. Всю жизнь он прожил на одной земле с этими двумя народами, но они казались ему пришельцами из другого мира. На пути в Паранор им встречались злобные хитрые карлики, и ни одна встреча не закончилась миром; в извилистых коридорах древней Башни друида ему даже довелось сразиться с карликом один на один. Однако Флик почти ничего не знал об этих маленьких человечках с морщинистой желтой кожей, для него они были просто враги, которые пытались его убить. Еще меньше он знал о могучих троллях, они были затворниками и всегда селились только в далеких северных горах и пустынных равнинах, скрытых от посторонних глаз. Но одно Флик знал наверняка — армией, состоящей из карликов и троллей, командует Повелитель чародеев, а его цель была хорошо известна.

Он дождался, пока ветер, налетающий резкими порывами, нагонит дыма от горящих костров между ним и ближайшим часовым, распрямился во весь рост и с непринужденным видом шагнул на территорию лагеря. Место он выбирал тщательно — все воины здесь уже спали. Дым и густая темнота скрывали его плотную фигуру, пока он не шагнул из тени и не вошел в круг ближайших костров. Часовой продолжал таращиться перед собой невидящим взглядом, не заметив его появления.

Флик еще плотнее закутался в плащ и низко надвинул капюшон; любой, кто оказался бы рядом, увидел бы только его руки. Просторный капюшон полностью затенял лицо. Он быстро огляделся, но не заметил поблизости ничего подозрительного. Глубоко вдыхая прохладный ночной воздух, он попытался справиться с волнением и понять, в какой части лагеря находится. Определив, где, по его расчетам, должен быть центр, он решительно развернулся и пошел широкими размашистыми шагами по тропе, которая должна была привести его к скопищу горящих костров в середине лагеря. Теперь оставалось только идти вперед, все пути к отступлению были отрезаны.

То, что он увидел, услышал и пережил в ту страшную ночь, навсегда отпечаталось в его памяти. Он будто попал в некий недоступный пониманию сон, навязчивый кошмар из странных образов и звуков, населенный видениями и существами из иного измерения, которые невесть как оказались в его привычном мире, словно обломки чужой жизни, выброшенные на берег бескрайним океаном. Быть может, ночная мгла и обволакивающий дым сотен костров затуманили его рассудок, погрузив в сон наяву. А может, уставший испуганный разум отозвался столь причудливым образом на невиданные прежде картины.

Тягучие минуты медленно складывались в бесконечные часы; пряча лицо от света костров, Флик пробирался через огромный лагерь, зорко поглядывая по сторонам и примечая любую опасность, да еще приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы ненароком не наступить на спящих воинов, которые жались поближе к огню. Временами ему казалось, что обман раскрыт, и, обмирая от страха, он хватался за рукоять ножа, чтобы отстоять свою свободу в бою или погибнуть. От каждого встреченного им воина он ждал окрика, словно карлик направлялся именно к нему, чтобы уличить самозванца. Но все они молча проходили мимо, и Флик снова оставался наедине со своим страхом, среди тысяч темных и враждебных фигур.

Несколько раз он проходил рядом с небольшими группками, солдаты негромко разговаривали и смеялись, греясь у трескучих костров от пронизывающего холода. Два или три раза ему даже приветливо закивали и махнули рукой, когда он проходил мимо, опустив голову и плотнее завернувшись в плащ, и тогда он отвечал каким-нибудь уклончивым жестом. Его неотступно преследовал страх совершить непоправимую ошибку — не так посмотреть, не туда ступить, ненароком ответить и выдать себя.

Несколько часов бродил он по огромному лагерю, так и не находя ни малейших следов пленников. Уже прошла половина ночи, и с приближением утра росло отчаяние. У него уже мутилось в глазах от бесчисленных догорающих костров и от лиц спящих воинов; некоторые лежали лицом к небу, другие — завернувшись с головой в одеяло. Он видел много палаток со штандартами вождей, и карликов и троллей, но ни одной с выставленными рядом часовыми не заметил. Впрочем, некоторые он все же осмотрел на всякий случай, так, впрочем, и не обнаружив ничего настораживающего.

Он прислушивался к обрывкам разговоров между троллями и карликами, стараясь оставаться в тени, но все же подходя достаточно близко, чтобы расслышать слова. Однако язык троллей был совершенно ему не понятен, а то немногое, что удавалось разобрать из невнятной речи карликов, оказывалось бесполезным. Создавалось впечатление, что никто в лагере ничего не знает ни о брате, ни об Эвентине, ни о мече, если они вообще когда-нибудь были здесь. Флику начало казаться, что Алланон неверно истолковал следы, по которым они шли последние несколько дней.

Он внимательно вгляделся в ночное небо. До рассвета оставалось всего несколько часов. Флик вдруг испугался, что не успеет добраться до условленного места, где его ждал Алланон, но быстро рассудил, что в общей суматохе утренней побудки сумеет проскользнуть мимо полусонных воинов и добежать до склонов Драконьих Зубов раньше, чем взойдет солнце.

Внезапно из темноты справа от него послышались тяжелые шаги, и в круг света, громко шаркая, ступили четверо троллей, в полном боевом облачении и с оружием. Негромко переговариваясь, они прошли мимо оцепеневшего южанина, и неожиданно для себя самого и вопреки здравому рассуждению он пошел за ними, держась в нескольких ярдах. Чутье подсказывало ему, что среди ночи воины не станут просто так прогуливаться в полных боевых доспехах. Тролли двигались под прямым углом к тому курсу, который избрал для себя Флик, поэтому он оказался как раз в тени у них за спиной, когда они размеренно шагали через спящий лагерь. Несколько раз могучие воины проходили мимо темных палаток, но не заходили в них, как ожидал Флик, а продолжали идти дальше не останавливаясь.

Вскоре он заметил, что лагерь довольно сильно изменился. Палаток стало больше, да и сами палатки здесь были совершенно другие — просторные, с высокими, хорошо освещенными навесами, за которыми двигались чьи-то темные силуэты. Простых солдат, спящих на холодной земле, здесь почти не было, зато появилось много часовых, которые прохаживались между ярко горящими кострами рядом с палатками. Понимая, что в таком светлом месте будет сложно остаться незамеченным, Флик решил, чтобы избежать расспросов, подойти ближе к троллям и шагал теперь вплотную к ним, словно тоже был из их отряда. Они проходили мимо караульных постов, часовые коротко приветствовали их и глядели вслед, но никто не пытался заговорить с закутанным в плащ карликом, который торопливо семенил за могучими спинами троллей.

Неожиданно молчаливые солдаты резко повернули налево, Флик, даже не задумываясь, повернул вместе с ними и вдруг оказался прямо перед длинной низкой палаткой, которую тоже охраняли вооруженные тролли. Ни поворачивать назад, ни пытаться сбежать было уже поздно, поэтому, когда небольшой отряд остановился перед входом в палатку, насмерть перепуганный Флик, не останавливаясь, пошел дальше и, словно задумавшись о чем-то и не замечая ничего вокруг, прошел мимо троллей. Часовые, казалось, не заметили в его поведении ничего необычного, лишь мельком взглянули на Флика, когда он проходил рядом, плотно закутанный в плащ, и через несколько секунд он уже скрылся в густой тени за палаткой.

Оставшись один, Флик резко остановился и с трудом перевел дыхание, чувствуя, как по спине стекает пот. Проходя мимо приоткрытой палатки, он успел краем глаза заметить между двумя часовыми, вооруженными длинными железными пиками, в откинутом пологе освещенного входа, скорченную фигуру чернокрылого монстра в окружении троллей и карликов. Даже мимолетного взгляда было довольно, чтобы узнать зловещую тварь, которая преследовала их повсюду. Леденящий ужас прокатился волной по всему телу, сердце бешено колотилось, и Флик еще долго не мог успокоиться, стоя в темноте.

В этой палатке наверняка находилось что-то очень важное, иначе зачем она так тщательно охранялась. Быть может, именно здесь слуги Повелителя чародеев держали пленников и великий меч. Дрожа как в лихорадке, Флик решил во что бы то ни стало заглянуть внутрь. Близился рассвет, и времени оставалось совсем немного. Но как заглянуть в палатку, в которой сидит кровожадное чудовище, а от одного вида грозных часовых бросает в дрожь? Скрытый темнотой, Флик уселся на корточках и безнадежно помотал головой. Что же делать? Пытаться заглянуть внутрь — настоящее самоубийство, но иного выхода нет. Если он вернется к Алланону ни с чем, они так и не продвинутся в своих поисках, и вся эта ужасная ночь во вражеском лагере окажется напрасной.

Флик с надеждой взглянул в темное небо, словно именно там могла скрываться подсказка к тому безвыходному положению, в котором он оказался. Зловещие тучи по-прежнему висели над спящей землей, закрывая далекие звезды. Ночь близилась к концу. Флик поднялся и, ежась от холода, плотнее закутался в плащ. Не для того он прошел этот мучительный путь, чтобы погибнуть по прихоти изменчивой судьбы, когда жизнь брата и даже самого Алланона и всех остальных зависела от него. Он должен узнать, что скрывается в палатке. Медленно и осторожно он начал дюйм за дюймом продвигаться вперед.

Заря быстро приближалась, тусклый серый свет разливался по объятому густым туманом восточному небосклону. Над равнинами Стрелехейма, словно зловещие саваны на мертвом теле земли, по-прежнему висели низкие грозовые тучи, а на юге темнела огромная черная стена как предвестник неотвратимости наступления Повелителя чародеев. Часовые у западного склона Драконьих Зубов оставили свои ночные посты, чтобы вернуться в просыпающийся лагерь армии Севера. В каменном укрытии, среди огромных валунов, сидел Алланон, его длинный черный плащ, свободно висящий на костлявом теле, плохо защищал от ледяного утреннего ветра и противной липкой мороси, которая постепенно усиливалась и превращалась в настоящий дождь. Всю ночь друид просидел здесь, не сомкнув глаз, высматривая Флика, но небо на востоке светлело, вражеский лагерь просыпался, и его надежды постепенно таяли. Отказываясь верить очевидному, Алланон еще ждал чего-то и надеялся, что маленький южанин все же смог проскользнуть незамеченным через вражеские посты, отыскать пропавшего брага и эльфийского короля и до рассвета выбраться из лагеря.

Лагерь уже снимался, палатки были разобраны и сложены, а гигантская армия строилась в колонны, которые раскинулись по равнине громадными черными квадратами. Наконец боевая машина Повелителя чародеев двинулась маршем на юг по направлению к Керну, и долговязый друид спустился со скалы, где его смог бы увидеть Флик, если бы оказался где-нибудь неподалеку. Но только ветер негромко шуршал в траве, пролетая над долиной. Высокая темная фигура друида застыла в немом ожидании, и лишь глаза выдавали горечь, которую он чувствовал.

Понимая, что ждать дальше бессмысленно, Алланон развернулся лицом на юг, выбрав дорогу, параллельную той, по которой ушла вражеская армия. Высоко подняв голову под сплошной стеной дождя, он огромными размашистыми шагами быстро пошел по тропе, оставляя за спиной безмерную пустоту голой равнины.

Почти перед самым рассветом Менион Лих вышел к извилистой реке Мермидон севернее города-острова Керн. Алланон не ошибался, когда предупреждал принца о плотной линии вражеских постов. Часовые были выставлены даже за пределами огромного лагеря на равнине и растянулись на запад вдоль Мермидона от южной оконечности Драконьих Зубов. Земли, лежащие к северу от этого места, принадлежали Повелителю чародеев. Вражеские патрули беспрепятственно бродили вдоль южных границ величественных Драконьих Зубов, подпирающих своими вершинами небо, охраняя редкие перевалы. Балинору, Хенделю и братьям-эльфам удалось прорваться через один такой патруль на высокогорном перевале Кеннон. У Мениона не было спасительного прикрытия гор, которые спрятали бы его от северян. Как только он расстался с Алланоном и Фликом, ему пришлось идти через голую открытую равнину, раскинувшуюся на юге от Мермидона. Впрочем, у принца все же было два преимущества. В непроглядной черноте беззвездной ночи разглядеть что-нибудь дальше своего носа было невозможно. А Менион как непревзойденный охотник всех Южных земель мог прекрасно ориентироваться в любых, даже непроходимых местах. Поэтому, оставаясь незаметным для других, он быстро и уверенно двигался в густой темноте, и только самое чуткое ухо могло услышать его осторожные шаги.

Итак, он молча расстался с Алланоном и Фликом, все еще злясь на друида, который вынудил его прервать поиски Ши ради того, чтобы предупредить Балинора и народ Каллахорна о неизбежном нападении. Менион чувствовал странную неловкость перед Фликом за то, что оставил его наедине с таинственным и непредсказуемым друидом. Он по-прежнему не доверял этому загадочному страннику, который не только не рассказал им всей правды о неуловимом мече, но и сам оставался для них совершеннейшей тайной. Они послушно выполняли все его приказы и в самые опасные минуты их долгого пути полагались только на его решения. Не однажды молчаливый друид спасал их от смерти, и все же великий меч ускользнул от них, и вдобавок бесследно исчез Ши. В довершение всех бед огромная армия Севера грозила вторжением в его родные Южные земли, и не было никакой надежды остановить ее. Только королевство Каллахорн могло задержать вражеское войско, но Менион не верил, что даже прославленный Пограничный легион в одиночку способен остановить натиск чудовищной громады. Только с помощью армии эльфов и гномов, твердил он себе, защитники Каллахорна смогут хотя бы ненадолго остановить Повелителя чародеев. Надеяться на меч Шаннары он считал бессмысленным — даже если отыщется Ши, продолжать поиски меча времени уже не будет.

Ударившись коленом об острый как бритва край булыжника, Менион негромко выругался и снова сосредоточился на дороге, решив не думать больше о неизбежном, хотя и туманном будущем. Словно проворная черная ящерица, он бесшумно скользил вниз по склонам Драконьих Зубов, пробираясь в запутанном лабиринте острых валунов; меч Лиха и длинный ясеневый лук были надежно закреплены за спиной. Никого не встретив по дороге, принц благополучно достиг подножия горы и всмотрелся в темноту. Ничто не нарушало зловещей тишины ночи. Менион осторожно двинулся в сторону поросших травой равнин, останавливаясь через каждые несколько ярдов и вслушиваясь в малейший шорох. Он знал, что повсюду расставлены посты, но не мог разглядеть их в темноте.

Так ничего и не увидев в чернильной завесе, он медленно и осторожно пошел в южном направлении, держа наготове охотничий нож. Поначалу все было спокойно, и Менион уже начал надеяться, что ему удалось проскользнуть под самым носом у часовых, даже не заметив их, как вдруг послышался какой-то шум. Принц затаил дыхание и попытался понять, откуда доносились звуки; внезапно в темноте прямо перед ним раздалось негромкое покашливание. Часовой выдал себя как раз вовремя, чтобы горец не столкнулся с ним нос к носу. Если бы караульный закричал, на его крик тотчас сбежались бы все остальные.

Менион упал на колени и крепко сжал нож. Потом осторожно, ползком, начал придвигаться к часовому. Наконец в темноте проявились чьи-то смутные очертания. Судя по росту, на посту стоял карлик. Выждав еще минуту, когда караульный повернулся спиной, Менион подполз ближе, теперь до карлика оставалось всего несколько футов. Стремительным движением он вдруг поднялся перед остолбеневшим от изумления карликом и, прежде чем тот успел пикнуть, железной хваткой сжал ему горло. Рукоять ножа резко опустилась на темечко карлика, и тот рухнул на землю как подкошенный. Не дожидаясь встречи с другими часовыми, горец скользнул в темноту, подальше от постов. Нож он держал наготове, на случай если впереди окажется еще одна застава. Ледяной ветер не ослабевал, впереди была длинная тревожная ночь.

Вскоре он добрался до Мермидона, и на юге показались тусклые огни острова Керн. Сидя на корточках на невысоком пригорке, который обрывался сразу над северным берегом, он всматривался в быстрое течение реки. Пригнувшись, горец плотнее запахнул плащ, надеясь защититься от крепнущего ледяного ветра. Все еще не веря, что удалось выйти к реке незамеченным, он решил, что проскользнул мимо постов, даже не увидев их в темноте.

Настороженно оглядевшись вокруг, принц убедился, что поблизости никого нет, и встал во весь рост, разминая уставшие ноги. Он понимал, что придется пересечь Мермидон ниже по течению, если он не хочет барахтаться в ледяных объятиях стремительной реки. Рядом с Керном обязательно должны быть лодки или паром, которыми пользуются и сами горожане, живущие на острове. Поправив оружие за спиной, принц мрачно усмехнулся и, подставив лицо колючему ветру, пошел вниз по холму, ведущему к реке.

Однако далеко уйти он не успел. Меньше чем через тысячу ярдов утренний ветер на мгновение утих, и во внезапной тишине Менион услышал чье-то неясное бормотание. Он тотчас упал и вжался в землю. Ветер вновь усилился, и сквозь его громкое завывание Менион до боли в ушах вслушивался в тревожные звуки. Затем ветер снова сделал передышку, и из темноты донеслись негромкие голоса. Кто-то разговаривал внизу, на берегу темной реки. Горец быстро переполз к небольшому пригорку, который закрывал его от слабых огней далекого города. Затем он поднялся и, пригнувшись к земле, стремительно и беззвучно побежал по холму параллельно реке. Голоса сделались громче и отчетливее, и вскоре уже казалось, что они доносятся из-за самого холма, в нескольких шагах от принца. Менион прислушался, но по-прежнему не смог разобрать слов. Он осторожно подполз к вершине пригорка и увидел несколько черных фигур, толпящихся у самой реки.

И сразу же заметил лодку, подогнанную к берегу и привязанную к невысокому кусту. Вот и желанная переправа, но как добраться до нее? Рядом с лодкой тесным кругом громоздились четверо вооруженных троллей, их могучие черные силуэты безошибочно узнавались даже в тусклом свете. Пробраться к лодке под самым носом вооруженных стражников казалось совершенно невозможным. Рядом с троллями Менион различил невысокую хрупкую фигуру, одежда незнакомца явно выдавала в нем южанина.

Как ни пытался Менион разглядеть стоявших у воды стражников, в скудном свете он лишь уловил неясные черты лица худощавого южанина; человек этот не был похож ни на кого, с кем принц встречался прежде. На тонком скуластом лице незнакомца темнела небольшая бородка, которую он то и дело теребил короткими нервными движениями.

И тут принц заметил еще кое-что. У ног стражников лежал большой тюк, обернутый плащом и надежно перевязанный веревками. Менион внимательно пригляделся к темнеющему на земле странному предмету, недоумевая, что это может быть. К изумлению принца, сверток неожиданно шевельнулся, и с этой минуты Менион уже не сомневался, что под толстой тканью скрывается что-то живое. В отчаянии он попытался придумать хитроумный способ подобраться поближе к группе стражников, но было поздно. Четверо троллей и южанин уже прощались. Один из троллей подошел к таинственному свертку и одним легким движением закинул его на могучее плечо. Южанин вернулся к лодке, отвязал веревку и забрался внутрь, спустив весла на зыбкие волны. На прощание они обменялись еще несколькими словами, до Мениона донеслись лишь обрывки разговора, из которых следовало, что все идет своим чередом. А напоследок, когда лодка уже отходила от берега, объятая быстрым течением реки, южанин велел троллям ждать его дальнейших известий о принце.

Менион еще на дюйм продвинулся вперед по мокрой траве холма, глядя, как южанин на маленькой лодке исчезает в темной дымке над Мермидоном. Начинался рассвет, но в тусклом сером свете было видно не лучше, чем в ночной темноте. Низкие косматые облака по-прежнему не отпускали небо, и казалось, что они вот-вот коснутся земли. Близился дождь, и воздух уже был затянут густым ледяным туманом, насквозь промочившим одежду Мениона. Через час, на восходе солнца, безбрежная армия Севера двинется в сторону Керна и наверняка к полудню доберется до острова. У принца оставалось очень мало времени, чтобы предупредить горожан о скором нападении вооруженной армады. Необходимо срочно переправить жителей острова в Тирсис или еще дальше на юг, где люди будут в безопасности. А Балинору надо немедленно сообщить, что Пограничный легион должен тотчас выступить навстречу врагу и удерживать огромное войско, пока не подоспеет подкрепление от эльфов и гномов.

Принц Лиха понимал, что времени гадать о таинственном разговоре на берегу реки, свидетелем которого он случайно стал, у него нет, но отчего-то медлил. Он дождался, пока тролли отойдут от кромки воды, унося с собой перевязанный тюк, и двинулся вверх по холму. Менион был уверен, что тот южанин с лодкой взял кого-то в плен и передал солдатам вражеской армии. Было совершенно очевидно, что о ночной встрече обе стороны условились заранее и загадочный пленник очень важен для них, а значит, и для Повелителя чародеев.

Менион смотрел, как четверо троллей скрываются в мутной утренней дымке, и не знал, как поступить. Он расстался с Алланоном, чтобы выполнить очень важное поручение, которое, быть может, спасет тысячи жизней, и времени на дерзкие выходки в окружении врагов лишь для удовлетворения собственного любопытства у него не было, даже если эта сумасбродная затея спасет… Ши! А вдруг этот пленник Ши? Мысль молнией пронеслась в его сознании, и решение было принято в один миг. Если есть хотя бы ничтожная надежда, что в живом свертке находится его друг, Менион просто обязан попытаться спасти его.

Принц вскочил и быстро побежал на север, туда, откуда только что пришел, стараясь двигаться по одной линии с троллями. В густом тумане было трудно не отклоняться от выбранного пути, но у Мениона не было времени задумываться о таких пустяках. Важнее было придумать, как отбить пленника у четырех вооруженных троллей, если любой из них мог пристукнуть худощавого горца одним пальцем. К тому же воины в любой момент могли выйти к пограничным постам северян, и, если принц не успеет остановить их раньше, другой возможности просто не будет. Менион почувствовал, как на лицо упали первые капли дождя, над головой зловеще прогрохотал гром, и ветер подул с новой силой. В отчаянии он высматривал в мглистых клубах тумана ушедший отряд, но троллей нигде не было видно. Испугавшись, что слишком замешкался и упустил их, Менион, рискуя свернуть себе шею, помчался по мокрой траве. Стремительной черной тенью он несся сквозь туман, огибая чахлые деревца и заросли кустарника, обшаривая взглядом пустую равнину. Дождь хлестал его по лицу, затекал в глаза, и принцу приходилось время от времени замедлять бег и стирать теплую жижу из пота и дождя. Он сердито мотал головой. Тролли должны быть где-то рядом! Он не мог их потерять!

Внезапно четверо стражников вынырнули из тумана позади принца, чуть левее от него. Торопясь нагнать троллей, Менион немного перестарался и пронесся мимо них. Принц затаился за невысокими кустами и смотрел, как приближаются могучие темнолицые воины. Если они никуда не свернут, то пройдут вплотную к густым зарослям впереди, которые пока не были видны троллям, зато хорошо видны Мениону. Горец выскочил из своего укрытия и стремглав помчался в туман. Оставалось только надеяться, что тролли не заметили бегущего во мгле человека, иначе при подходе к кустам они будут настороже. Если же ему удастся проскочить незамеченным, он устроит засаду в зарослях, а потом отступит к реке. Менион во весь дух мчался по равнине, пока не забежал в густые заросли; тяжело дыша, он упал на колени и, скрывшись за ветками, стал наблюдать за дорогой.

Сначала он не видел ничего, кроме тумана и дождя; вскоре из свинцового марева возникли четыре громоздкие фигуры. Размеренными тяжелыми шагами тролли приближались к укрытию, в котором затаился принц Лиха. Он сбросил тяжелый плащ, насквозь промокший or утреннего дождя. Когда ему придется убегать от рослых воинов, плащ будет только мешать. Заодно он снял и тяжелые охотничьи сапоги. Потом Менион вынул из кожаных ножен меч Лиха и положил сверкающий клинок рядом с собой. Из колчана он достал две черные стрелы и туго натянул тетиву лука, замерев в ожидании. Тролли быстро приближались к густым зарослям, их темные силуэты уже виднелись в просветах густой листвы. Они шли по двое, один из шедшей впереди пары тащил обмякшее тело связанного пленника. Явно ничего не опасаясь на земле, которую они уже считали своей, тролли подходили все ближе к кустам. Менион медленно встал на одно колено и вложил стрелу в тетиву лука.

Не подозревая о засаде, тролли поравнялись с зарослями, когда невесть откуда с громким свистом по воздуху пролетела первая стрела и впилась в громадного тролля с пленником на плече. С ревом боли и ярости тролль уронил свою ношу и упал, схватившись за раненую ногу обеими ручищами. И в этот миг смятения и паники Менион выстрелил снова, поразив второго тролля в плечо, отчего тот крутанулся на месте и всей своей огромной тушей повалился на шедших сзади товарищей.

Не медля ни секунды, горец с диким криком выскочил из-за кустов и молнией ринулся на остолбеневших троллей, размахивая мечом. От неожиданности воины отступили назад, забыв о своем пленнике, и тогда их стремительный враг свободной рукой забросил на плечо завернутое в плащ тело, прежде чем северяне успели опомниться. В следующую секунду принц промчался мимо них, на бегу распоров мечом руку ближайшего к нему тролля, который попытался остановить смельчака. Дорога на Мермидон была открыта!

Два тролля, невредимый и легко раненный в руку, бросились в погоню, в сосредоточенном молчании тяжело топая по мокрой от дождя земле. Громоздкие доспехи и грузное тело сильно замедляли их бег, однако они оказались намного проворнее, чем предполагал Менион, к тому же воины были сильными и отдохнувшими, а горец заметно устал. Даже без тяжелого плаща и сапог принц не мог бежать быстрее, волоча на спине пленника. Дождь к тому времени лил стеной, и колючие брызги впивались в кожу, как будто понукая измученное тело бежать быстрее. Горец вприпрыжку несся по скользкой траве, огибая низкие деревца, перепрыгивая кусты и затопленные водой канавы. Даже босыми ногами бежать по мокрой траве было трудно. Несколько раз он спотыкался и падал на колени, но тут же вскакивал и продолжал бежать дальше.

Изрезав ноги в кровь камнями и колючками, скрытыми в мягкой траве, Менион продолжал бежать, не чувствуя боли. Пустынная равнина безмолвно взирала на неуклюжих великанов и худенькую фигуру под проливным дождем и ледяным ветром. Они неслись, ничего не замечая вокруг, по бескрайнему мертвому полю, и лишь жуткое завывание ветра в ушах нарушаю зловещую тишину. Юный принц Лиха чувствовал невыносимое одиночество в этом страшном забеге на выживание, испытании духа и тела, которое потребовало от него всех сил, без остатка.

Время вдруг перестало существовать, Менион с трудом заставлял ноги двигаться, несмотря на резкую боль в свинцовых мышцах, а река все не показывалась. Он больше не оборачивался, чтобы взглянуть на троллей. Кожей он ощущал их присутствие, их тяжелое дыхание горячечным пульсом отдавалось в его голове, и принц понимал, что расстояние между ними неумолимо сокращается. Он должен бежать быстрее! Он обязан добраться до реки и освободить Ши…

Менион даже не сомневался, что несет на спине своего друга. Едва он поднял завернутое в плащ тело, он сразу почувствовал, что пленник невелик ростом и худощав. Это окончательно убедило принца в том, что захваченный троллями незнакомец именно Ши. Пленник был в сознании, он неловко ерзал на спине бегущего горца, бормоча что-то невнятное. Менион, задыхаясь, коротко успокаивал его на бегу и уверял, что спасение близко.

Дождь неожиданно полил с новой силой, застилая дорогу, мокрая равнина быстро превращалась в вязкое болото. Вдруг Менион споткнулся о скользкий корень и со всего размаху полетел в мокрую траву, а его драгоценная ноша упала рядом с ним. Превозмогая боль, измученный горец заставил себя встать на колени, крепко сжал меч и всмотрелся в густую пелену дождя, пытаясь увидеть своих преследователей. К его радости, троллей нигде не было видно. В слепящем дожде и тумане они быстро потеряли его из виду. Но скоро дождь кончится, туман прояснится, и тогда… Менион резко встряхнул головой, прогоняя усталость, и быстро подполз к пленнику, который отчаянно барахтался в тугих веревках. Кто бы ни был внутри мокрого свертка, он мог бежать сам, а силы Мениона стремительно таяли. Он понимал, что не сможет больше тащить свою ношу.

Плохо понимая, что делает, принц начал негнущимися руками пилить толстые веревки. Разум снова и снова твердил ему, что пленник именно Ши. Тролли и незнакомый южанин с бородкой встречались на реке тайно, ночью, чтобы никто не узнал об их загадочном пленнике. Наконец тугие веревки с треском лопнули и упали, и из толстого, намотанного в несколько слоев мокрого плаща выбрался человек.

Разинув рот от изумления, Менион Лих протер залитые дождем глаза, поморгал и посмотрел снова. Перед ним стояла женщина!

Глава 24

Женщина! Зачем северяне похитили какую-то женщину? Сквозь завесу дождя Менион смотрел в чистые голубые глаза, недоверчиво глядящие на него. Это была необыкновенная женщина. Никогда принц Лиха не видел такой красавицы — смуглая кожа, тонкие правильные черты лица, изящный гибкий стан, завернутый в шелка, и совершенно изумительные волосы… Менион не мог оторвать глаз от ее волос. Даже мокрые и липнущие к лицу под проливным дождем, они ниспадали на плечи и спину пленницы длинными прядями, отливая в сером сумраке утра восхитительной медью. В немом оцепенении юноша смотрел на прекрасную незнакомку, пока пульсирующая боль в кровоточащих ногах не вернула его с небес на землю и не напомнила о грозящей с минуты на минуту опасности.

Он вскочил, морщась от боли в босых ступнях, усталость накатывала тяжелыми волнами, и он едва держался на ногах от изнеможения. Несколько мгновений, показавшихся вечностью, он раскачивался, словно пьяный, опираясь обеими руками на рукоять меча. Сквозь серую мглу он видел испуганный взгляд девушки и, едва не теряя сознание, вдруг удивился, как прежде не заметил ее юного возраста. Потом она оказалась рядом, поддержала его и что-то проговорила отчего-то очень далеким голосом. Он покачал головой и упрямо кивнул.

— Я нормально себя чувствую, — произнес он совершенно чужим голосом. — Бежим к реке, нам надо срочно попасть в Керн.

Они быстро зашагали сквозь туман и дождь, поскальзываясь на мокрой хлюпающей траве. Менион чувствовал, как голова начинает проясняться и силы возвращаются к нему; девушка цеплялась за его руку, то ли боясь упасть, то ли стараясь поддержать его. Острый взгляд принца выискивал в сумраке нагоняющих их троллей, уверенный, что они рыщут где-то неподалеку. Внезапно его уши уловили новый звук: это был грохот стремительных вод Мермидона. Из-за дождя вода в реке поднялась, затопив низкие берега. Девушка тоже услышала этот шум и крепче сжала его руку.

Вскоре они взобрались на вершину невысокого холма, который тянулся вдоль северного берега реки. Бурный поток захлестывал землю, и вода еще продолжала подниматься. Менион не знал, в какой стороне Керн, и очень боялся проскочить мимо острова. Девушка, казалось, прочла его мысли, взяла Мениона за руку и повела вдоль холма, вниз по течению реки, поглядывая на сумеречный берег. Не задавая вопросов, принц послушно шел за ней, то и дело оглядываясь и высматривая троллей. Дождь мало-помалу ослабевал, серый туман рассеивался. У беглецов оставалось совсем немного времени, чтобы найти переправу, прежде чем преследователи снова увидят их на открытой равнине.

Сколько они шли вдоль реки, Менион не знал. Наконец юная незнакомка остановилась и быстро замахала рукой, указывая на небольшой ялик, привязанный к заросшему травой причалу. Они подбежали к берегу и быстро сели в лодку. Вода оказалась обжигающе-холодной, ледяные брызги от вспененных волн пробирали Мениона до костей. Закинув меч за спину, он отчаянно налегал на весла, сражаясь с бурным течением, которое тащило лодку вниз и разворачивало от дальнего берега. Казалось, не будет конца этой яростной схватке человека и реки; от чудовищного напряжения глаза Мениона застилало туманом, онемевшие руки наливались свинцом.

Как они переправились на другой берег, Менион помнил смутно. Почти теряя сознание, он чувствовал, как чьи-то руки вытаскивают его из лодки на мокрую траву. Сидя на земле и бессмысленно глядя перед собой, он слышал нежный девичий голос, обращенный к нему. А потом вдруг навалилась чернота, и все звуки стихли, но даже в забытьи Мениона не отпускало назойливое чувство тревоги, которое ввинчивалось в уставший мозг и требовательно звало подняться, чтобы враг не мог застать его врасплох. Однако измученное тело не откликалось на беспокойный голос разума, и вскоре Менион провалился в глубокий сон.

Когда он очнулся, в воздухе по-прежнему висел серый сумрак и с хмурых небес лениво и размеренно моросил небольшой дождь. Менион лежал в теплой удобной кровати, рваные раны на ногах были промыты и перевязаны, а бегство от северных троллей казалось далеким кошмарным сном. Неспешные капли дождя умиротворяюще стучали в оконное стекло, на каменные стены с деревянными панелями лился неяркий свет. Принц медленно оглядел изящно обставленную комнату и понял, что дом принадлежит не обычному горожанину, а особе королевского рода. На деревянных панелях были вырезаны гербы королей Каллахорна. Не торопясь вставать, Менион неспешно рассматривал комнату и ждал, когда еще не вполне пробудившийся от сна разум проснется и он вновь почувствует себя бодрым и отдохнувшим. Он заметил сухую одежду, сложенную на стуле у кровати, и уже собирался встать и одеться, когда дверь приоткрылась и в комнату вошла пожилая женщина с подносом дымящейся еды. Вежливо кивнув и улыбнувшись, она подошла к кровати и поставила поднос на колени Мениону, помогая ему приподняться и подложив под спину подушки. Потом она стала убеждать его поесть, пока еда не остыла. Неожиданно улыбчивая женщина напомнила принцу его мать, добрую хлопотунью, которая умерла, когда ему было двенадцать лет. Пожилая служанка дождалась, пока он сделает первый глоток, а потом развернулась и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

Менион ел медленно, наслаждаясь великолепным обедом, и чувствовал, как силы возвращаются к нему. Только когда он почти расправился с едой, он вспомнил, что не ел сутки, если не больше. Он снова посмотрел на дождь за окном и попытался вспомнить, какой день на дворе. Если уже настал следующий день, тогда…

Он тотчас вспомнил, зачем так стремился в Керн. Неужели он опоздал и уже поздно предупреждать горожан о скором вторжении армии Севера? Похолодев от ужасной мысли, он так и застыл с вилкой в руке, когда дверь приоткрылась во второй раз. В комнату вошла спасенная им девушка; на ней было струящееся платье теплых тонов, длинные рыжие волосы были тщательно расчесаны и сияли даже в тусклом свете дождливого дня. Менион с восхищением смотрел на девушку, пораженный ее красотой. Внезапно вспомнив о застывшей в воздухе вилке, он положил ее на поднос и приветливо улыбнулся. Незнакомка закрыла за собой дверь и грациозно подошла к его постели. Почему же похитили эту удивительную девушку, подумал принц. Знаком ли с ней Балинор, быть может, он знает ответ на этот вопрос? Она стояла рядом с кроватью, глядя на него сверху вниз внимательными ясными глазами.

— Теперь вы выглядите гораздо лучше, принц Лиха, — улыбнулась она. — Отдых и еда полностью исцелили вас.

— Откуда вы узнали, кто я…

— Я видела герб королевского рода Лиха на вашем мече. Кто еще, кроме наследника, стал бы носить такой меч? Но я не знаю, как вас зовут.

— Менион, — ответил горец, несколько удивленный тем, что девушке известно его маленькое королевство, о котором почти никто ничего не слышал.

С очаровательной улыбкой девушка протянула ему смуглую изящную руку, и Менион почувствовал ее дружеское пожатие.

— А я Ширл Рейвенлок, и вы у меня в гостях, в Керне. Если бы не ваша отвага, Менион, я никогда бы не увидела свой родной город. За это я бесконечно благодарна вам и навсегда останусь вашим другом. А теперь, пока вы заканчиваете трапезу, мы можем поговорить.

Она села рядом с кроватью и жестом предложила Мениону доедать обед. Принц взял было вилку, но, вспомнив о грозящей с Севера опасности, снова с грохотом уронил ее на поднос.

— Вы должны немедленно отправить гонца в Тирсис к Балинору и сообщить, что вторжение северян началось! Они разбили огромный лагерь под Керном и ждут только…

— Я знаю, не волнуйтесь, — быстро перебила его Ширл, взмахивая рукой. — Пока вы не провалились в беспамятство, вы бредили и постоянно твердили об опасности. Гонец уже в Тирсисе. В отсутствие брата правит Паланс Букханн, король все еще болен. Керн готовит оборону, но настоящей угрозы пока нет. От дождя воды Мермидона поднялись, и большая армия не сможет форсировать реку. Пока не подойдет подкрепление, на острове мы будем в безопасности.

— Балинор должен был вернуться в Тирсис еще несколько дней назад, — с тревогой произнес Менион. — А что с Пограничным легионом? Он готов к обороне?

Девушка смотрела на него безучастно, она явно не понимала причины волнения принца и ничего не знала о роли Балинора и прославленного легиона. Резким движением Менион отставил поднос и выбрался из постели, изумленная Ширл тоже поднялась, все еще пытаясь успокоить взволнованного юношу.

— Ширл, вы, конечно, можете считать себя в полной безопасности на этом острове, но поверьте мне — у нас совсем не осталось времени! — воскликнул Менион, потянувшись к одежде. — Я видел их армию — никакая, даже самая полноводная река на свете не способна надолго задержать такую громаду, и мы можем уповать только на чудо.

Он замолчал и начал задумчиво расстегивать рубашку, потом вдруг спохватился и вспомнил, что рядом с ним молодая женщина, и многозначительно кивнул на дверь. Однако девушка покачала головой и отвернулась, давая ему возможность переодеться.

— А почему вас похитили? — спросил Менион, торопливо натягивая одежду и поглядывая на стройную фигуру девушки. — У вас есть какие-нибудь догадки, зачем вы понадобились северянам, ну, если, конечно, не брать в расчет вашу красоту?

Он лукаво улыбнулся; именно из-за этой дерзости, граничащей с нахальством, ему никогда не доверял Флик. Менион не видел лица девушки, но был уверен, что она густо покраснела.

— Я смутно помню, как это случилось, — ответила она после короткой паузы. — Я спала. Проснулась от шума в комнате, потом кто-то схватил меня, и я потеряла сознание, наверное, меня ударили или… Нет, теперь вспомнила: мне положили на лицо тряпку, вымоченную в какой-то гадкой жидкости, и я не могла дышать. Потом я потеряла сознание, очнулась уже на песке и поняла, что я на берегу Мермидона. Вы же видели, как меня завернули в какое-то тряпье и связали. Своих похитителей я не видела и почти ничего не слышала, а то, что слышала, — не разобрала. А вы что-нибудь заметили?

Менион покачал головой и пожал плечами.

— Не много, — произнес он вслух, вспомнив, что девушка не видит его. — Какой-то человек привез вас на лодке и передал четырем троллям. Я не очень хорошо разглядел его, но обязательно узнаю, если увижу снова. Но вы не ответили на мой вопрос. Почему они вас похитили? Можете повернуться. Я уже одет.

Девушка послушно повернулась и подошла к нему, с любопытством глядя, как он натягивает высокие охотничьи сапоги.

— Я принадлежу к королевскому роду, Менион, — ответила она тихо.

Менион тотчас замер и поднял на нее глаза. Он не ошибся — никто из обычных горожан Керна не узнал бы герб его семьи на мече. Теперь становилось понятно, почему ее пытались похитить.

— Мои предки были королями Керна и даже одно время всего Каллахорна, пока около ста лет назад не возвысился род Букханнов. Я… думаю, меня можно назвать несостоявшейся принцессой. — Она засмеялась нелепости такого титула, и он улыбнулся в ответ. — Мой отец возглавляет Совет по внутренним делам Керна. Король правит всем Каллахорном, но у нас просвещенная монархия, как принято говорить, поэтому король редко вмешивается в дела правительства города. Я давно нравлюсь сыну короля, Палансу, и ни для кого уже не секрет, что он хочет на мне жениться. Думаю… меня похитили, чтобы добиться от Паланса чего-нибудь.

Менион серьезно кивнул, и недоброе предчувствие внезапно кольнуло его настороженный разум. Паланс не унаследует трон Каллахорна, если только с Балинором не случится беды. Почему бы кому-нибудь, не тратя времени даром, не попытаться манипулировать младшим сыном короля, твердо зная, что Балинора поблизости нет? Он снова вспомнил недоуменный взгляд девушки в ответ на его вопрос о возвращении принца Каллахорна домой. Ширл ничего не знала об этом, хотя Балинор должен был вернуться еще несколько дней назад.

— Ширл, как долго я спал? — спросил он с тревогой.

— Почти сутки, — ответила она. — Вы были так измучены вчера утром, когда мы плыли через Мермидон, и я подумала, что вам просто необходим сон. Вы же успели предупредить нас…

— Сутки потрачены впустую! — сердито воскликнул принц Лиха. — Если бы не ливень, город бы уже пал! Мы должны действовать немедленно, но как… Ширл, я должен поговорить с вашим отцом. Надо срочно созвать городской Совет! — Увидев сомнение в глазах девушки, он порывисто схватил ее за руку. — Не спрашивайте ничего, просто выполите мою просьбу. Где зал Совета? Отведите меня туда поскорее!

Не дожидаясь, пока девушка поведет его, Менион подхватил ее под руку и потащил из комнаты в длинный коридор. Они быстро прошли через пустой дом и вышли в парадную дверь на просторную тенистую лужайку. Мелкий холодный дождь не утихал, и они побежали под навес, чтобы не намокнуть. Многие дорожки в городе были защищены такими навесами, и им удалось хотя бы немного защититься от противной утренней мороси. Пока они бежали к зданию городского совета, Ширл расспрашивала, как он оказался в этой части страны. Менион отвечал уклончиво, помня о строгом запрете Алланона рассказывать кому-нибудь о походе в Паранор. Несмотря на то, что он отчего-то доверял этой девушке, даже ей принц не мог рассказать о поисках таинственного меча. Поэтому на ее вопрос он ответил что-то невнятное о том, как по просьбе Балинора пытался выяснить намерения вражеской армии с Севера. Она выслушала молча, и Менион вдруг почувствовал себя виноватым оттого, что пришлось лгать. Единственным утешением для его совести было то, что Алланон так и не рассказал им всей правды, поэтому принц при всем желании не смог бы посвятить девушку во все подробности загадочной истории.

Они дошли до старинного каменного дворца с величественными колоннами и арочными окнами в ажурных кованых решетках, где и проходили собрания городской управы. Скучающие стражники у дверей без слов пропустили их, и молодые люди торопливо вошли в здание, не останавливаясь пробежали по длинным коридорам с уходящими ввысь потолками и поднялись по винтовой лестнице. Древние стены гулким эхом отзывались на стук их башмаков по истертым каменным плитам. Залы Совета находились на четвертом этаже. Когда они наконец остановились перед деревянными дверьми, Ширл попросила Мениона подождать, пока она предупредит отца и остальных членов Совета о его желании обратиться к ним. Горец с большой неохотой согласился. Девушка вошла внутрь, а он остался за дверью и прислушался к приглушенному гулу голосов; томительные секунды растягивались в вечность, нескончаемый дождь продолжал негромко выстукивать свой размеренный ритм по стеклам окон, которые тянулись вдоль всего пустынного коридора.

Слушая ровную мелодию дождя и глядя на каменное величие древних стен, Менион вдруг вспомнил всех друзей, с кем свела его судьба по дороге в Паранор. Неужели они никогда больше не соберутся вместе, не вспомнят те страшные минуты, что пережили в крепости друидов? Даже если и так, он до конца дней своих не забудет их храбрости и жертвенности и всегда будет с гордостью вспоминать, как они вместе преодолевали тяготы опасного пути. Даже ленивый и неповоротливый Флик, от которого он никак не ожидал геройства, проявил недюжинную отвагу и упорство.