Всеобщая история религий мира Карамазов Вольдемар
Жертва связывает небо и землю: «Боги живут тем, что жертвуется им; здесь, внизу, люди живут дарами, которые они получают с небес» («Тайттириясамхита» 3, 2, 9).
Верующие не должны бояться, что их жертва будет несвоевременной: боги всегда голодны, и они с нетерпением ждут жертвоприношения. Но как они поймут, что кто-то надумал принести жертву? «Решение созревает у человека в сердце, оттуда оно перемещается в дух, из духа в ветер, а ветер сообщает богам, что у человека в сердце» (Шат. 3, 4, 2).
Боги сходятся к дому жертвователя заранее. Самый критический момент наступает тогда, когда хозяин прикасается к тому, что приносится в жертву. Боги перескакивают друг через друга, и каждый считает, что жертва предназначена именно ему. Поэтому брахман должен руководить обрядом в соответствии с иерархией: назвать того, кому приносится жертва, и тем самым прекратить ссору среди богов, в противном случае жертва не достигнет цели.
Правильно совершенное жертвоприношение дает богатые плоды: «Если боги хоть однажды съели пищу, им предназначенную, приносящий жертву добьется бессмертия» («Каушитакибрахмаеа» 2, 8).
Статуэтка изображает Бога Шиву и богиню Парвати
Боги, однако, отнюдь не всегда склонны общаться с людьми: у них сохранились плохие воспоминания еще со времен, когда они жили вместе. Тогда люди хотели от них то одно, то другое и так надоели своими назойливыми просьбами, что те решили переселиться на небеса. Но место на небе боги могли получить только благодаря жертвам. «Они сказали: «Как сделать, чтобы люди не преследовали нас?» И высосали из жертвоприношений сок, как пчелиный мед; лишив, таким образом, жертву всего молока, они взяли жертвенный кол и обратили его острием книзу, чтобы скрыть следы, и исчезли» (Айт. 6, 1, 1; Шат. 1, 6, 2). Впрочем, боги недооценили ум риши, те разгадали их хитрость и скопировали жертву.
Шива и Парвати. Рельеф
Боги пробовали защитить себя от людей тем, что во вред всем остальным созданиям установили соглашение со Смертью: «Смерть говорила: «Что мне останется, если люди с помощью жертвоприношений добьются бессмертия?» И решили боги, что прочие создания должны отдать свои тела, и что смогут достигнуть бессмертия они лишь после выхода из тела» (Шат. 10, 4, 3). Поскольку в правильном жертвоприношении состоял секрет успеха богов, считалось обязательным максимально точное воспроизведение ритуала во всех технических деталях. «Еще сейчас совершаются жертвоприношения так, как это делали боги» (Шат. 1, 5, 3).
Из подобных представлений следовало, что жертва – это божественный акт, целью которого является перевоплощение человека в бога; оттого все человеческое чуждо жертве, если даже прямо не противоречит ей. Подражать богу означало одновременно выйти из человеческого состояния. Поэтому при посвятительных обрядах постригали ноги сперва на правой руке, ведь люди обычно начинают с левой, мазь наносили на правый глаз, ибо люди по привычке начинают с левого, и т.д. Противоречие между миром богов и миром людей так сильно, что то, что плохо для богов, хорошо для людей.
Храм Шарангапани в Кумбаконам, посвященный Вишну
Для того чтобы жертва принесла необходимый результат, она должна сопровождаться платой жрецу (дакшина). В брахманах этому вопросу отводится много места. Различаются четыре формы платы: золото, коровы, кони и одежда, в зависимости от важности жертвы. И хотя данные источников, которые указывают на слишком высокую плату, скорее всего, преувеличены, несомненно, что приносить жертвы могли только богачи и знать. Общественных же жертвоприношений в брахманизме не было, как не существовало и общественных храмов.
Абсолютно все умершие, по учению брахманизма, делились на бессмертных, которые уже никогда не умрут, и на остальных, которые должны будут еще раз умереть: «Те, кто знает, как этого добиться, и совершают этот обряд, после смерти вновь родятся для бессмертия. Те, кто не знают и не совершают этого обряда, будут после смерти вновь рождаться и вновь становиться жертвой смерти» (Шат. 10, 4, 3).
Умерший, добившийся жертвоприношением бессмертия, навсегда покидал свою телесную оболочку – ее он по соглашению богов со смертью оставлял на земле – и отправлялся на небо. В ином случае он опять вступал на путь предков, т.е. тех, кто умер, но по-прежнему смертен и не избавился от власти зла. У предков нет тела, они духи, живущие якобы в третьей сфере этого мира. По сравнению с людьми, они – существа более высокого порядка.
В процессе жертвования предкам погребальной еды нужно было отворачиваться, чтобы они не решили ниже своего достоинства принять ее. Предки раздражительны, их гнев опасен, а потому считалось, что лучше обращаться с ними осторожно. В священных текстах так объяснялись причины, по которым следует приносить им жертвы: «Обряд совершается для того, чтобы предки не пришли убить кого-нибудь из вас. Другая причина – за отданное предкам воздается от богов. Это – действие доброй воли по отношению к тому, кого боги воскресили к жизни. Еще одна причина заключается в том, что жертва позволит предкам подняться в другой, лучший мир. Она нужна также, чтобы загладить проступки и уменьшить силу возмездия, которое постигает человека за нарушение правильного поведения» (Шат. 2, 6, 1).
Бог и покровитель обезьян Хануман. Терракотовая скульптура
Прежде чем окончательно определится дальнейшая судьба умершего, он подвергался своеобразному испытанию, напоминающему суд взвешиванием: на одну чашу клались добрые поступки, на другую – злые. Конечное решение зависело от того, что перетянет. Понятию добра и зла в брахманизме, однако, не хватало этического содержания, поскольку все оценивалось лишь с точки зрения ритуала: хороший поступок – это соблюдение обрядовых предписаний, а плохой – их нарушение.
Сапта Матрикас, сидящие на горе трупов. Храм Кайлаш, зал жертвоприношений. Эллора
Поскольку человек не может взять с собой на небо тело, он должен был выполнить ряд особых обрядов, которые в совокупности назывались дикша. Дикша – второе рождение, превращающее индивида в бога. «Человек рождается лишь частично, только благодаря жертвоприношению он действительно рождается» («Майтраянисамхита» 3, 6, 7). Само понятие дикши тесным образом связано с верой (шраддха), но в данном случае речь идет не о моральной категории, которая в понимании древнего индийца связывалась с саттвой, означавшей «правильность», «истинность». Одним из важнейших элементов веры являлось глубочайшая уверенность жертвующего в том, что ему достанутся плоды обряда, совершенного за него жрецами. Это убеждение выкристаллизовалось в догму: «Богам – жертву, жертвующему – благословение» (Шат. 2, 3, 4). Вера буквально заменяла богов, занимала их место. Великие подвижники получили титул шраддха-дэва – «тот, кто обладает божественной верой». К ним принадлежал и великий законодатель Ману.
Согласно учению брахманов, обряд – это сочетание ряда правильно отобранных, производимых в определенные сроки и с установленной длительностью действий. Соответствующую комбинацию соответствующих элементов выбирают в зависимости от того, что желают получить. Для достижения долголетия, например, нужно было прочитать 100 стихов, для получения потомства – 720. Если жертвователь осквернился или приносил жертву без ведома брахмана, ему следовало прочесть 800 стихов, а если он хотел попасть на небо – 1000. Произнесение священных мантр тоже приспосабливалось к различным этапам жертвоприношения.
Индийский обычай: вдову, пережившую супруга, сжигают вместе с умершим мужем
В брахманизме различали пять главных видов жертвоприношения: живым существам, людям, предкам, богам и брахману. «Каждый день совершается обряд пищи – обряд живым существам. Каждый день следует подавать милостыню – обряд людям. Ежедневно следует проводить заупокойные церемонии – обряд предкам. Каждый день надо приносить жертвы богам, включая так называемое сжигание дров – обряд богам. Что же является жертвой брахману? Проникновение [в сущность] священного учения» (Шат. 11, 5, 6).
Самое малое отклонение от установленных правил принесения жертв могло иметь непредвиденные последствия. Опасности здесь подстерегали человека на каждом шагу: «Если котелок пуст, на него нельзя смотреть, иначе жертвующему грозит опасность быть разорванным. Он должен подниматься с южной стороны места жертвоприношения, так как там живут предки. Если же он будет спускаться с южной стороны, то окажется среди них» (Шат. 3, 1, 1).
В брахманах содержится упоминание о человеческих жертвоприношениях, но факт совершения их ариями и сегодня весьма спорен. Вполне вероятно, что это лишь воспоминание о далеком варварском прошлом ариев, включенное в текст для полноты картины. Человек здесь называется как наиболее эффективная из пяти жертв, располагающихся по значимости в убывающем порядке: человек, конь, бык, баран и безрогий козел.
При проведении обряда, связанного со строительством каменного алтаря, «вначале жертвуется человек, ибо он занимает первое место среди живых существ, потом конь, который идет за человеком, потом бык, идущий за конем, потом баран, идущий за быком, затем козел, идущий за бараном. Жертвы приносятся по степени достойности» (Шат. 6, 2, 1). При совершении обрядов в период брахманизма жертвы убивались только символически. Стремление четко следовать традициям и в измененных общественных условиях выразилось в том, что головы жертв делались из золота или глины. Тем более следует предположить, что при жертвоприношении человека заменяли животными.
Алтарь храма Шивы
Бесспорно, что со временем наука об обрядах с ее окостеневшим ритуалом утрачивала свою значимость. Все чаще раздавались голоса, восхвалявшие «того, кто знает, как это надо делать», т.е. мудрецов, получивших знание свыше. Впрочем, в этот период философская мудрость в Индии была довольно тесно связана с религией.
Религиозная философия
От обряда к знанию, от знания к действию, от действия к преданности, от преданности к освобождению (мокша) – в самых общих чертах это главные вехи на пути, который прошла индийская религия за четыре тысячелетия своего развития. Мы знакомы далеко не со всеми явлениями этого процесса – по густым джунглям неисследованного проходит только узкая тропка, и часто она ведет в обход того места, где вера и суеверия переплетаются особенно тесно.
Любое великое техническое открытие дает небывалые прежде возможности для прогресса: в результате человек учится быстрее и лучше работать, легче жить, безопаснее для себя разрушать и уничтожать. Каждая революционная эпоха оказывает, в свою очередь, определенное воздействие на отдельные слои населения: вызывает тревогу за будущее, страх перед быстро меняющимся миром и порождает желание избежать изменений, которые сотрясают основы порядка, освященного традициями. Человек углубляется в себя или стремится найти прочную опору во Вселенной, но, не находя ее, погружается в размышления и думает о загробной жизни, в которой хочет отыскать вечную и незыблемую истину.
Вишну, Лакшми и Сарасвати. Каменная скульптура, XII в.
Основу индийской религиозной философии составляет хорошо известное и в европейских странах представление о круговороте жизни и связанное с ним учение о перерождении и воздаянии за все добрые и дурные поступки (карма). Не ясно точно, когда и в какой обстановке возникла идея кармы. Мы способны проследить за ней лишь с того момента, как она впервые появилась в литературных памятниках древней Индии.
Идея кармы, существенно изменившаяся с течением столетий, стала краеугольным камнем индуистского взгляда на жизнь, взгляда, который почти везде в Индии сыграл значительную роль в формировании средневекового общества в экономическом, социальном и культурном аспектах его истории. Чтобы правильно понять учение о карме в его взаимоотношениях с другими факторами, мы должны вернуться к его истокам, к началу I тыс. до н. э.
Период в районе VII в. до н. э. характеризовался глубинными переменами в культурной жизни всего Древнего мира. Можно с уверенностью утверждать, что эти изменения были непосредственно связаны с крупнейшим открытием всех времен – производством железа. Ни открытие электричества, ни расщепление атома не имело для человечества столь далеко идущих последствий, иначе чем объяснить такой скачок в развитии мышления в тот период? Почти одновременно появляются Лао-цзы и Конфуций в Китае, позднее – Сократ и классическая философская школа в Греции, проповедники различных религиозно-философских учений в Индии, начиная от мудрецов Упанишад и заканчивая крупнейшими фигурами Будды и Джины.
Вера в перерождение коренится еще в доарийском периоде истории Индии. Уже в верованиях дравидов важное место отводилось тотемическим представлениям о реинкарнации (перевоплощении). Позже они получили весьма специфическое развитие в брахманизме. Вера в перевоплощение и связанное с ней учение о возмездии за совершенные поступки, по-видимому, первоначально вырастала из некоторых очень примитивных представлений и не была, скорее всего, воспринята всеми слоями населения.
Например, в законах Ману учение о переселении душ изложено только в одной главе. Однако уже в V в. до н. э. учение о перевоплощении распространилось по территории всей Индии и вскоре стало важнейшей частью общеиндийской религии. Оно полностью отвечало требованиям эпохи и создало такие возможности прогрессу религиозного и философского мышления, на какие древнеиндийское общество не было способно. Самой сильной стороной этого учения была его выраженная этическая направленность. Вера в круговорот жизни, цикл перерождений (сансару) предполагала постоянно повторяющееся возвращение всякого живого существа, индивидуума, на землю.
Таким образом, человек уравнивался со всеми остальными существами, а согласно некоторым школам, и с миром растений. Он только на время помещался на высшую степень развития в рамках всего процесса и ни в коем случае не был хозяином природы и живых существ, зависевших от его воли.
Жизненный круговорот считался вечным и непреложным законом, которому подчинялся не только этот мир, но и все живое во Вселенной, включая богов и обитателей иных неземных миров. Человек хотя и может подняться до уровня богов, но рано или поздно вынужден будет вернуться на землю и продолжать нести в цепи рождений свое земное бремя.
Тот факт, что вероучение было проникнуто идеей о перевоплощении, имело, безусловно, глубокие последствия и для частной жизни индивидуума, и для общества. Человек становился другим, более счастливым другом остальных существ. Он учился прислушиваться к природе, бережно к ней относиться.
Глубинное осознание красоты окружающей среды, внимание к ней, удивительное знание законов мира животных и растений, стремление не наносить вреда любым проявлениям жизни – все было естественным результатом этой идеи. Однако внутри религии она могла проявляться и в отрицательном смысле: боги теряли большую часть своего блеска и устрашающей силы. Их сверхъестественная мощь не поражала более воображения, и небесные миры в значительной мере приближались к человеку.
Так появлялись предпосылки для дальнейшего развития религиозного мышления: с одной стороны, трезвые и рассудочные рассуждения лишали старых богов остатков их былой славы, с другой – из мрачного ужаса неизвестного вызывались новые, таинственные, страшные божества, которые одним своим появлением принудительно стимулировали религиозные чувства и, словно ударом молнии, ставили на колени напуганного и ошеломленного человека, наполняя его священным ужасом, трепетом, благоговением и восторгом.
Подобное действие оказывало и учение о карме. Оно удовлетворительно (и это уникальный случай) разъясняло одну из самых актуальных проблем всех времен – вопрос о причине зла и страданий в мире. То, что переживает человек, – результат его собственного поведения в предыдущих воплощениях. У него нет другого высшего судьи, кроме него самого. Он – причина своей настоящей судьбы, он определяет свое будущее, которое зависит только от него (как, вероятно, и от условий, созданных его поведением в прошлом). Такое представление оказало глубокое влияние на жизнь индийского общества и на характер мышления отдельных индивидуумов.
Богиня Тара
Проблема наследования греха, вопросы о противоречии между всезнанием и всемогуществом единого Бога – творца и господина Вселенной, об избранных и отверженных и другие дилеммы, характерные, например, для христианства, для индийцев просто не существовали. Неудивительно, что романтическая и просветительская Европа восторженно отнеслась к этому учению. Немало крупных европейских мыслителей XIX в. восприняли его как откровение. Достаточно упомянуть Артура Шопенгауэра, провозгласившего его величайшим даром человеческого духа и апогеем всего философского мышления.
Еще и сегодня немало людей на Западе воспринимают идею кармы с горячей симпатией, отдавая ей предпочтение перед статическим пониманием христианского рая и ада с его невозможностью ответить на этические вопросы, вытекающие из мгновенности, единственности и неповторимости жизни.
Голова Будды. Гандхара
Шива-линга. X в.
Но при этом следует помнить, что учение о карме также имеет свои теневые стороны. Во-первых, сама проблема возникновения зла и страданий в нем не решается, а лишь отодвигается в бесконечное прошлое. В идее кармы не меньше догматической веры, чем в иных теологических идеях.
Во-вторых, следует учитывать другой негативный аспект, буквально катастрофический для индийского общества в связи с распространением учения о карме: оно представляло брахманам и кшатриям мощное средство подчинения и закабаления человека в рамках кастовой системы. Не только злодеи и преступники, но и честные люди, родившиеся в низшей касте, подлежали презрению, так как сами оказывались виновными в своей горькой судьбе. Они, правда, могли подняться до уровня «чистых», но лишь в какой-то из будущих жизней, после того как расплатятся за свои прежние провинности неукоснительным выполнением всех обязанностей, соответствующих их нынешнему состоянию.
Когда человек примет происходящие с ним несчастья, раны и удары судьбы как справедливую плату за предыдущие прегрешения, когда в поте лица своего он послужит хозяевам, то непременно дождется счастливого момента и сделает свой последний вздох с сознанием того, что идет к лучшему будущему, которое ждет его в последующих рождениях. Таким образом, философская идея кармы освящала существовавшую в Индии социальную систему и была основой брахманского учения о перерождении.
Индийские жрецы
Уже в брахманский период сложившаяся в Индии кастовая система наложила свой отпечаток на почитание богов. Например, бог Брахма, выполнявший теперь функции главного божества, превратился в бога жрецов-брахманов. Только они одни отныне имели право обращаться к нему с молитвами. Индра, единственный из божеств Вед, сохранивший свое значение, стал богом кшатриев. Земледельцы-вайшьи поклонялись Рудре, позже отождествлявшемся с индуистским Шивой.
Фрагмент рельефа из Бхархута
Фрагмент украшения храма
Тот факт, что жрецы, благодаря своему авторитету, знаниям и народной вере в силу жертвоприношения, достигли высшего положения в обществе, является само собою понятным, а необходимость вести замкнутую, сопряженную с утомительными обязанностями кастовую жизнь объяснялась трудностью их призвания.
Основным и почетным занятием брахмана считалось изучение Вед, которое происходило исключительно в устной форме. Уже с семи лет ученик-брахман (брахмакарин) отдавался в обучение к какому-нибудь учителю и проводил целые дни в упорных занятиях и постоянном повторении пройденного, постигая таким образом божественную мудрость. В награду за это он должен был прислуживать своему учителю. Ему вменялась в обязанность вся домашняя работа и личный уход за учителем. Ученик делал все, начиная с топки печи и приготовления обеда и заканчивая вытиранием и массированием учителя после купания. Это была первая из четырех ступеней (асрамы), которые каждый, кто готовился стать брахманом, должен был пройти.
Фрагмент рельефа «Нисхождение Ганга»
По окончании учебного времени ученику брили голову (оставляя лишь на темени одну косичку), и он покидал учителя, чтобы вступить на второе жизненное поприще и выполнить в качестве домохозяина (граста) обязанность жениться, завести хозяйство и воспитать детей. Одновременно с этим он начинал действовать и как жертвоприноситель. За степенью «отца семейства» следовали две другие: степень пустынника (ванапраста), с которой начиналось отречение брахмана от мира и, наконец, аскетическая (санниязин), доводившая отречение до высшей степени.
«Ванапраста» в буквальном переводе означает «лесной обитатель»; по окончании воспитания детей брахману следовало удалиться от суеты мирской жизни в лесную глушь. Свою жену он по желанию мог взять с собой или оставить. Жизнь в лесу состояла главным образом в философском размышлении, которому придавалось даже большее значение, чем жертвоприношениям. Степень аскета, как правило, отказывавшегося от любой собственности и кормившегося подаянием, наступала уже в старческом возрасте. Обо всех четырех периодах жизни брахмана упоминают законы Ману.
Проходящая очень замкнуто жизнь брахманов и их склонность к размышлениям, безусловно, оказали влияние на мифологию. Так, уже в текстах Вед встречаются такие образы богов, которые явно имели специфическое брахманское происхождение. Именно таким представляется бог жреческой касты Браспати, или Брахманаспати («господин молитвы»). Учение брахманизма превратило его в верховного бога. В его безграничном могуществе отражалось величие брахманов. Даже боги обязаны были ему своим участием в жертвоприношениях, именно он создал молитвы, а вместе с ними все доброе.
Так же, как это божество появилось в результате кастового сознания брахманов, боги Праджапати и Висвакарман были созданы их философией. Оба они – космологические божества. Праджапати (в переводе «создатель») служил олицетворением творческой силы, в отличие от древнего ведического мифа, где в роли создателя всего сущего из небытия выступал Индра.
Одна из поздних ведических песен прославляет Праджпати как золотое яйцо (Хираниагарба-Брама). Его называют тем, кто вначале был единственным устроителем Вселенной, тем, который укрепил небо и землю, который дарует жизнь и силу, перед которым преклоняются все существа, в том числе и сами боги. Море и горы свидетельствуют о его величии, страны света – это его руки; он есть единый бог, бог всех богов. Подобное же величие и единство присуще и демиургу Висвакарману. Его тоже считали зародышем, произошедшим из вод; он возвышался над всем миром и всеми богами, и эти последние существовали только его бытием. По своему существу он неведом и неисчерпаем.
Бог-творец Брахма
Брахма, экспонат французского музея
Однако верховным божеством в брахманизме, первородным принципом бытия оставался Брахма. Брахма (это означает одновременно чудесное слово и молитву) со временем был возведен в ранг божества, так как молитва у индусов приняла характер не только и не столько просьбы, сколько размышления. В период же брахманизма она по преимуществу стала формой самоуглубления, или погружения в божественное. Бесконечное, с которым верующие, находящиеся в этом состоянии, соприкасались, отождествлялось с этим состоянием и от него получило свое название.
Интересно проследить процесс перевода Брахмы на уровень высшего божества. Сначала ему поклонялись в образе солнца, потом он был возведен в сан бога и приравнивался к Праджапати, затем снова возвысился, став выше его, превратившись в абсолютный, самодовлеющий мировой принцип.
Упанишады
Как уже отмечалось, в начале I тыс. до н. э. культурный и общественный центр Индии сместился из западных районов в область среднего течения Ганга. Это перемещение поставило ариев в новые природные, общественные и экономические условия. Весь мир, окружающий человека, изменился, он пребывал теперь в постоянном движении.
Возникли крупные конгломераты племен во главе с постоянно укрепляющим свою мощь собранием властителей. Появились города, богатевшие благодаря небольшому, но влиятельному слою торговцев, а позже и ростовщиков. Сюда стали стекаться многочисленные ремесленники, с помощью новых методов создававшие все более совершенные изделия. Развивался новый тип городской цивилизации, которому было назначено судьбой стать носителем прогресса и богатства, образования и распущенности.
Именно в это знаменательное время появились люди, не желающие принять новый образ жизни. Их вера испытала один из самых серьезных кризисов в истории индийского общества. Былые представления о богах и всемогуществе жертвоприношения незаметно уходили в небытие. Впрочем, жители восточных районов никогда не были приверженцами этой веры, господство брахманов здесь не успело пустить глубокие корни.
Раскопки в Индии. III-II тыс. до н. э.
Изображение жреца верхом на священной корове
В жилах людей, населявших эти края, текла другая кровь, в их мыслях возникали своеобразные идеи об удивительных магических силах, обладания которыми можно достичь только с помощью суровой аскетической практики. Из восточных районов вышло множество различных подвижников, желавших достичь более высоких целей, чем те, которые ставила традиционная индийская религия, основанная на жертвоприношении. Эти аскеты-подвижники способствовали изменению многих традиционных представлений брахманизма.
В Индии эти изменения получили довольно яркое отражение в литературном творчестве позднего ведийского периода, в результате чего появились упанишады.Слово «упанишад» переводится как «восседание», восседание учеников вокруг учителя, излагающего им не только азы традиционного учения о жертвоприношении, но и проповедующего о действительном смысле Вселенной и сущности человеческой жизни. Позднее этот термин обрел более широкий смысл и начал означать любое тайное знание, известное лишь избранному кругу посвященных (независимо от того, идет ли речь о предмете религиозном или светском).
Скульптура лучника на тигре в одном из индийских храмов
Буддийское культовое сооружение – ступа в Санчи. Индия, III в. до н. э.
В древнейшие времена под ним, вероятно, понимали некий свод религиозно-философских разъяснений: учители отдельных школ дополняли их изустными поучениями по личному усмотрению. Только главные пункты, считавшиеся обязательными для учеников, попали много времени спустя в письменные источники, получившие название «упанишад».
Как и учебники жрецов, каждая часть упанишад связана с одним из четырех ведических сборников. Они представляют собой теоретические трактаты, в которых с помощью иносказаний выражаются взгляды на реальный мир. Всего известно примерно 180 таких религиозно-философских трактатов. Их значение так велико, что эпоху их создания нередко называют периодом упанишад.
Основную роль в интеллектуальном развитии Индии описываемого периода играли не брахманы и жрецы, а люди, отрекшиеся от мира с его страстями и наслаждениями. В густых зарослях джунглей, в отдаленных от городов лесах и рощах, на полянах для сожжения трупов поселялись отшельники. Они истязали себя голодом, жаждой, холодом, сыростью, подвергали свои аскетичные тела ужасным физическим мучениям: жарились на знойном тропическом солнце, садились посреди горящих костров, вытягивались на ложе, устланном терном или утыканном остриями копий, принимали неестественное положение и находились в нем, пока отдельные части тела не высыхали или не атрофировались.
Отшельники, отличительной чертой которых были особо заплетенные волосы (в отличие от брахманов они носили пучок), переходили с места на место и проповедовали всем желающим свой путь достижения высшего жизненного идеала. Они говорили о вещах и явлениях этого мира и выступали против тех, кто отрицал идею посмертной жизни. Всеми ими двигала неутолимая жажда познать высшую истину. Знание было для них главной целью, они считали его самой великой силой вселенной. Их путь к спасению пролегал через знание и духовное прозрение. С бритыми головами и бамбуковыми палками в руке они бродили из края в край, спали на голой земле и прикрывали тело лишь небольшим куском материи, шкурой антилопы или просто травой. Об их весьма противоречивых взглядах мы знаем ничтожно мало, да и то главным образом из книг их противников.
Нам почти ничего неизвестно о месте и времени появления упанишад. Первоначально они входили в тексты Брахман, разъяснявшие глубокое, символическое значение и смысл ведийских жертв. Затем самые сокровенные части этих текстов, содержащие тайное знание, обособились от Брахман и начали рассматриваться в качестве самостоятельных.
Выделение частей, позже ставших упанишадами, часто шло непродуманно: иногда выделялись самые провокативные разделы философских наук, а иногда – разделы с подробнейшими разъяснениями по поводу ритуалов. Это, безусловно, значительно затрудняло исследование материалов упанишад. Неслучайно один известный исследователь прошлого назвал их «кучей мусора с кусками золота».
Львиная капитель, некогда венчавшая колонну в Сарнатхе
Во время, когда тексты упанишад приобрели современную форму, их учение стало достоянием брахманов. Сначала все было, скорее, наоборот: важную роль в их разработке сыграли мудрецы-отшельники, бродячие аскеты, члены сильных родов и племенные военачальники. В этой философской дискуссии принимали участие женщины и представители низших слоев населения. Только окончательную редакцию можно считать произведением брахманских мыслителей, живших уединенно в деревне или в лесу с семьями, стадами скота, в окружении ближайших учеников.
Как уже говорилось, система упанишад – плод мысли различных эпох и школ. Их концепции очень неоднородны и по содержанию, и по ценности. Поэтому речь пойдет лишь о самых важных из них, тех, которые имели принципиальное значение для развития индийской религии и философии в последующий период. При всем разнообразии систем, изложенных в упанишадах, они сводятся к нескольким основным (классическим) типам. Таковыми считаются: веданта, миманса, йога, санкья, ньяя, вайшешика.
Индийская статуя из дерева
Центральной темой, занимавшей авторов упанишад, была тема жизни и смерти, а именно вопрос о том, что является носителем жизни. К этому присоединилась позже проблема, связанная с загадкой сна, который издавна считался явлением, родственным смерти.
Отдельные мудрецы и их школы по-разному отвечали на эти вопросы. Одни искали носителя жизни в воде, другие – в ветре, еще чаще – в дыхании (прана), третьи – в огне и т.д. Прежние идеи переоценивались, новые пробивали себе дорогу: комплекс всевозможных знаний был объединен одной целью – обозначить на языке современности силы, управляющие миром и человеческой жизнью.
Из всех тогдашних учений о «носителе» впечатление большей целостности оставляет древняя концепция, творцы которой искали его в воде. Их отправной точкой стало понимание животворящей силы воды. Могучими ливнями низвергаясь на засохшую землю, вода пробуждает растения, основную пищу человека. С едой последний принимает драгоценную влагу, сохраняющую ему жизнь и побуждающую к продолжению рода. Когда человек умирает и тело его предается сожжению, влага выходит из него в виде дыма и опять поднимается в небо. Весь процесс повторяется. Животворная влага берет начало на луне и туда возвращается вновь. Таким образом объяснялось движение лунных фаз и весь круговорот воды.
Храмовая скульптурная композиция
С такими воззрениями связана важнейшая идея о странствии души, истоки которой прослеживаются в текстах брахман. Она коренится в древнейших представлениях о том, что после смерти люди живут в мире (сфере) предков, где царствует первочеловек. Позже обителью мертвых становится подземный мир Ямы.
Однако, если все мирское осуждено на уничтожение, не временна ли и посмертная жизнь? Древние мудрецы отвечали на этот вопрос утвердительно: жизнь и на том свете имеет конец, человек должен будет вновь вернуться в этот мир. Тем самым в принципе закладывалась основа для учения о круговороте жизни, подробно разработанного в последующий период индуизма. В одной из ранних упанишад, к примеру, рассказывается, как души умерших переходят из царства Ямы, где они в течение месяца пребывали в блаженстве, в пустоту, затем в атмосферу и, в конце концов, в виде дождя возвращаются на землю.
Неудивительно, что учение о переселении душ занимает большое место в ведантистской философии. Сам язык текстов, строгий и торжественный, проникнут ритуальной символикой и мистикой. Представление о пяти ступенях круговорота воды, ассоциировавшихся потом с пятью жертвенными огнями, привело к возникновению «учения пяти огней», в котором особенно важной была концепция «двух путей» – «пути отцов» и «пути богов». Это учение послужило ценной основой для дальнейшего развития жреческой философии веданты.
Школа веданты признавала связь между собой и Ведами, на что указывает, между прочим, ее название: «конец», или «цель» Веды (anta – «конец»), но очевидно, что действительная связь у нее существовала только с идеями новейших Вед, имеющих мало общего с религиозными представлениями древних гимнов.
Рельеф времен династии Гупта
Еще одна система санкхья, возникшая в среде касты кшатриев, выступила с критикой традиционного образа мышления. Антижреческий характер, отличающий учение санкхьи, выявляется в том, что она отрицает любую связь с Ведами, не придает никакого значения священным произведениям и вообще не хочет знать ни о каком боге. Кроме того, эта философия отвергает понятие о бытии как о непосредственном единстве или как о чем-нибудь исключительно духовном. Вообще, характер философии санкхьи можно назвать реалистическим, плюралистическим и атеистическим.
Санкья рассматривала мир как множественность, на что указывает уже само название этой школы: «санкхья» значит «перечисление». Реализм санкхьи обнаруживается в том, что первым в перечне начал, из которых состоит все существующее, была материя или природа, а только последним, двадцать пятым началом, назывался дух. Материя (пракрити) – «созидающая»; дух или душа, как и в упанишадах, называется пуруша.
Философия санкхьи, подобно веданте, это стремление к освобождению, только интеллектуальный характер освобождения выступает в ней еще явственнее, чем в учении веданты. По учению санкхьи, нечего и говорить о том, чтобы какие-нибудь религиозные или этические действия ставились в заслугу или имели какое-нибудь значение, так как они только могут препятствовать достижению освобождения. Аскетические упражнения тогда лишь имеют силу, когда направлены исключительно на усиление освобождающей силы различения.
Пессимизм также гораздо четче выражен в системе санкхьи, нежели в веданте. Каждое сознательное состояние, согласно этому чтению, является болезненным; ни радость, ни счастье, существование которых очевидно из опыта, в действительности не существуют, «всякое наслаждение проникнуто страданием». Только во сне без грез или в обмороке достигается временное освобождение от страдания, которое с обретением спасения становится совершенным и постоянным.
Песнь Аштавакры: беседа освобождения короля Джанаки и мудреца Аштавакры
Нельзя не отметить гуманности, присущей школе санкхьи. Прежде всего она, хотя бы из-за враждебности к жрецам, отрицала необходимость кастового разделения и, в противоположность веданте, открывала как шудрам, так и женщинам доступ к спасению. Кроме того, каждый, достигший освобождения, мог выступить в качестве учителя истины. Но, к сожалению, последователи санкхьи устранились от деятельного проявления этой любви к человечеству, следуя в этом учению о вреде всякой деятельности.
Как философия веданты, вследствие ее связи с Ведами, имеет религиозно-историческое значение, так и школа санкхьи представляет не менее значительный религиозный интерес как философская предшественница важнейшей из индийских религий – буддизма.
Многие видели носителей жизни в дыхании (прана): человек живет до тех пор, пока дышит. В ряде эпизодов различные жизненные силы выступают в качестве говорящих и спорящих друг с другом персонажей, которые борются за первенство и господство. Но все споры и дискуссии кончаются полной победой дыхания: без него нельзя обойтись, оно даже во сне не оставляет человека, хотя все остальные жизненные силы засыпают, одолеваемые усталостью.
Впрочем, учение о дыхании – носителе жизни – не было настолько убедительным, чтобы объяснить все проявления жизни, в частности такой важный процесс, как познание. Поэтому развитие его пошло по пути наблюдения за дыханием, классификации различных его фаз (вдох, выдох и т.д.), что стало впоследствии исходным пунктом системы йоги – аскетического учения, которое ставило целью сохранение чистоты тела и самоусовершенствования души. И сейчас эта система дыхательных упражнений и других специальных правил поведения используется в различных оздоровительных методиках.
Приверженцы еще одного из учений упанишад искали носителя жизни в огне. На этом пути умозрение ведийского периода достигло своей вершины. Это учение опиралось на наблюдение за телесным теплом, которое, как тогда полагали, являлось основным условием жизни. Огонь, обитающий в каждом человеке, можно услышать, если крепко закрыть уши. В то же время он пожирает всю пищу, получаемую организмом. В тело он попадает посредством лучей солнца и после смерти человека опять возвращается к солнцу, самому великому источнику всей жизни.
Рама и его брат Лакшмана. IV-V вв.
Кругооборот огня подобен кругообороту воды: человек из него может выйти лишь с помощью совершенного познания, а оно, согласно древним представлениям индийцев, отождествляется со светом. С данным понятием были связаны более поздние представления о душе и сознании, о жизненных силах (органах мышления), о характере сновидений и глубокого сна без грез. Впервые именно учение об огненной основе жизни было связано с другим важнейшим моментом древнеиндийского религиозно-философского мировоззрения – концепцией творческой силы человеческих деяний, которые предопределяют дальнейшие судьбы каждого в рамках вечного круговорота жизни.
Как только стало развиваться учение о переселении душ, возникла необходимость в ответе на вопрос, почему человек вынужден постоянно возвращаться в этот мир и почему в одной жизни ему суждены счастье и успех, а в другой его постоянно преследуют невзгоды и страдания. Некоторые считали решающим в определении будущего существования последнее желание умирающего. Но уже в «огненном учении» на первый план выходят иные представления: судьбы человека в его дальнейших жизнях зависят от благих или дурных поступков, которые он совершает в данной земной жизни; эти же поступки в свою очередь определяются совокупностью поступков прошедших жизней и т. д.
Мурудешвар, сажая высокая статуя Шивы в жире (37,5 ж)
Уже в упанишадах, как видно, сформулировано учение о карме. Оно, по-видимому, первоначально сохранялось в тайне. Но в известном из упанишад разговоре знаменитого мудреца древности Яджнявалкья с царем Видехи Джанакой она выступает в связи с представлением о вечном круговороте жизни (сансара). Тем самым были заложены два краеугольных камня, о которых уже упоминалось и которые послужили основой для создания концепции почти всех более поздних религиозных и философских систем Индии (за исключением материализма, скептицизма, а также отдельных реформаторских движений, находившихся, вероятно, под сильным влиянием христианства).
Космологические представления мудрецов упанишад относительно устройства и возникновения Вселенной, были довольно несовершенны. Мы часто сталкиваемся с нерешенными или брошенными на полпути проблемами, как это произошло, например, с попыткой объяснения внешнего мира, якобы возникшего из познания и т. д.
В удивительном потоке магических символов, мистики и недодуманных заключений все же при некоторой настойчивости и терпеливости можно найти настоящие драгоценные камни ясных мыслей. Это свидетельствует о серьезном и искреннем стремлении создателей упанишад добиться правды, найти правильную дорогу к ее познанию. Их воззрения позволили древним индийцам понять мир с точки зрения постоянного движения, развития и динамичности, а их мощные интеллектуальные импульсы скрывали в себе зародыши поразительного развития абстрактного мышления и точных научных систем. Тогдашние философы получили благодаря этому возможность создать удивительно смелые теории познания, подобные им трудно обнаружить в других культурах того времени.
Буддийская глиняная пластика
Идея о бесконечной цепи взаимосвязанных жизней и смертей не могла, конечно, вызвать энтузиазм у великих философов того времени. Смерть всегда возбуждала в человеке чувство ужаса, и представление о ее неотвратимости не открывало перед ним никаких радужных перспектив. Неизбежным следствием этого стало развитие учения о перевоплощении. Отсюда характерный для индуизма рост пессимизма и скептицизма: утешение в виде временного блаженства в небесных мирах было слишком слабым. Был необходим путь, ведущий к окончательному освобождению – уходу от повторяющихся рождений и смертей. Наступал решительный момент – период великого духовного возрождения.
Храм в Вриндаване
Новые веяния охватили духовный мир, новые идеи о жизни и окружающем мире стали обретать законченные, вполне определенные формы. Старое представление о мысли как об основе огненной души создатели упанишад заменили абстрактным понятием познания. Душа в качестве носителя познания способна познать все, но сама не может быть познана разумом и непостижима для интеллекта. Эта душа не грубая и не мягкая, не короткая и не длинная, не ветер, не пространство, она – без вкуса, без запаха, без глаз, без слуха, без дара речи и мышления, без дыхания, без меры. Единственно, что можно о ней сказать, – она непознаваема; именно о ней говорится, что она «ни то и ни это» (нети нети).
Помимо непознаваемой, неуничтожимой и неопределимой души вводилось еще одно понятие. Вместо огня – носителя жизни – появляется «тот, кто владеет душами всего мира», тот, кто есть высшее бытие, стоящий над богами и силами, будучи всеобщим первоначалом. Постоянно в разных вариантах воспевается возвышенность этого первоначала, этой таинственной мировой силы, с незапамятных времен называвшейся термином «Брахман».
Поначалу этот термин означал чудодейственную власть священного слова. Достаточно было сделать лишь шаг вперед, и перед древними мудрецами блеснуло спасительное понимание: «Возвышенный, всемогущий Брахман, который пронизывает всю Вселенную и является одновременно частью моей души, это я сам». Высшее бытие, человеческая индивидуальность (Атман) здесь отождествляется с вселенским Брахманом. Он не только находится в человеческой душе, он есть эта душа, Атман, «Я».
Погруженные в мистический экстаз или, скорее, в оцепенение йогического сосредоточения, постигали древние мыслители единство личной души с всемогущим космическим первоначалом. В текстах упанишад много раз повторяются слова изумления и восторга перед мыслью о единстве Атмана и Брахмана.
Всецело осознавший это единство человек будет освобожден от дальнейшего круговорота жизни. Его душа соединится с Брахманом и вознесется над радостью и печалью, над жизнью и смертью. Во сне человеческий дух волен, он летает легко, как птица, и становится то царем, то жрецом-брахманом. За сновидениями лежит сон без сновидений, особое бессознательное состояние, похожее на глубокий обморок, подобный смерти. Опыт души в таком состоянии не поддается описанию, а за этим состоянием находится Брахман. Кто достигнет Брахмана, тот свободен.
Тогда как понятие «Атман» стало обозначать душу, «Я», под словом «Брахман» подразумевали не содержащее в себе индивидуальных различий вселенское «Я» – одно и единственное (в санскрите «Брахман» – среднего рода). Такое понимание Атмана-Брахмана устраняет множественность всех явлений Вселенной. Как соль, растворившаяся в воде, делает воду соленой, а сама остается непостижимой, так все существующее имеет свою основу и свое истинное бытие в единственной, непостижимой вселенской сущности, которая содержится во всем.
Здесь мы подошли к тому, что составляет смысл и цель важнейшего этапа развития индийского мышления. Речь в данном случае идет не о какой-то совершенной, законченной философской системе: множество вопросов так и останутся нерешенными, много проблем не будет затронуто. Перед нами высшие достижения древнего мышления, идеи, оказавшие огромное влияние на позднейший индуизм. Здесь обозначилось направление, в котором пойдет развитие религиозно-философского представления в следующей фазе его истории.
Частная вселенская душа в упанишадах часто характеризовались лишь негативным образом.
В отдельных местах Брахман описывался как существующий сам по себе, в одном же случае почти отождествлялся с высшим божеством. В позднейших упанишадах он представлен как Господь, окружающий собой все предметы, сверкающий и бестелесный, не затронутый злом, всевидящий, всеведающий и существующий сам по себе.
В более позднем варианте мудрецы идут еще дальше и видят в Брахмане не личный принцип, а божественного творца – бога Рудру, или Шиву, которого можно постичь не только посредством аскетизма и покаяния, не только путем созерцания и познания, но и с помощью беспредельной преданности и любви. Тут мы уже стоим на пороге нового периода, когда древняя брахманская религия жертвоприношения и знания превратилась в учение о любви и почитании, нашедшее себе самую сильную опору в «Бхагавад-гите», книге, называемой иногда – и не совсем неверно – Новым заветом индуизма.
Следует отметить, что идеи упанишад повлияли и на учения более древние, чем те, которые мы упоминали. Тенденция умозрения того времени выражалась в стремлении объединить различные учения в единое целое, устранить противоречия и расхождения, наметившиеся в течение всего предшествующего периода. Но эта монистическая тенденция не смогла все-таки примирить дуализм вечного Брахмана, причины всего бытия и подлинной основы индивидуальной души, с существованием эфемерного, иллюзорного мира страданий и смерти.
Будда Гаутама, отправляющийся в путь. Рельеф, II в.
Невозможно было устранить противоречие между не искупленной душой, путешествующей из одной жизни в другую, и душой, искупившей все свои грехи, преодолевшей смерть и достигшей высшей цели.
Мудрецы упанишад оставили немало идей, типичных и для ряда других религиозных концепций той эпохи. Мы встречаем их позднее и в развитом буддизме, хотя в несколько иной, а иногда и совершенно изменившейся форме. В упанишадах, к примеру, ясно сформулирована мысль о преходящем и полном страданий характере человеческого существования, то есть о том, что стало основой буддийской веры. В обеих системах совпадают и убеждения в возможности освободить свое сознание путем самоотречения, созерцания, так же как достигнуть того блаженного состояния полного покоя, в котором навсегда исчезает все несовершенство и вся скверна профанированного мира.
Тем не менее учение упанишад и буддизм противоречат друг другу в некоторых кардинальных пунктах, принципиальных для обеих систем. В первую очередь это касается идеи упанишад о единственной и высшей реальности, первооснове всего бытия, из которой все возникло и в которую все опять возвращается на время или навсегда, идеи, которая стала краеугольным камнем монистической метафизики позднейших индуистских школ.
Бог Ганеш, сын Шивы и Парвати
Допущение этой реальности противоречит плюралистической философии вечных изменений мира, характерной для раннего буддизма, учившего, что во всей эмпирической действительности нет ничего неизменного и что ни материальные, ни духовные субстанции не существуют отдельно, независимо друг от друга. Поэтому освобождение из круговорота жизни не может состоять в растворении в вечном абсолюте; к освобождению ведет только полное уничтожение всех факторов, вызывающих процессы, в результате которых создается жизнь и весь окружающий мир.
В этом и состоит глубочайшая пропасть, разделяющая оба учения. В одном древнем буддийском тексте идея упанишад об идентичности Атмана и Брахмана названа даже просто наивной.
Разумеется, что в период долгого сосуществования эти системы оказали влияние друг на друга. Однако едва ли допустимо говорить о прямых «заимствованиях», хотя известно, что, по крайней мере, пять древних, прозаических упанишад возникли в период до появления Будды Гаутамы. Центральные проблемы обоих учений были таковыми и для всех тогдашних философских школ, и нет причин считать упанишады прямым источником учения буддизма только потому, что до нас не дошла другая, небрахманская литература того периода.
С отдельных позиций можно, впрочем, увидеть прямую временную и идейную преемственность от упанишад через буддизм к индуизму. Так, буддизм развил до конца упанишадскую концепцию об искуплении. В древнейшем буддийском учении, которое, несомненно, возникло до Будды, акцент делался на возможности полного искупления, освобождения от страданий и круговорота жизни и на способе достижения его.
Определяющую роль при этом сыграла практика йоги, конечно, еще в самой примитивной своей форме, которая стала в индуизме основой продуманной и теоретически разработанной системы. Столь же сильно воздействовал буддизм на более поздние системы своим постоянным упором на аскетизм, выраженным стремлением к жизни, исполненной созерцания и направленной на осуществление высших духовных целей. Весьма ясная и по своему характеру демократическая структура буддийской общины послужила образцом для многих индуистских монастырей и сект, а организация школьного образования – для брахманских школ.
Вообще цель создания упанишад можно понимать как попытку заново проанализировать господствовавшие в ведический период примитивные культы, внести в них мировоззренческое единство, привести религиозные представления в единую систему с некоторыми поправками. Молено сказать, что в эту эпоху идет своего рода этико-философское переосмысление ведических культов и мифологии.
Джайнизм
Секта джайнов
Уже в VI в. до н. э. в Индии появились новые философские и религиозные направления, которые поставили под сомнение более древние ведические ценности, а также предложили иной путь к спасению. Первым из этих направлений стал джайнизм.
Для джайнизма свойственна особая, рационалистическая конструкция его философской системы, в ее основе лежит материалистическое понимание мира. В джайнизме явно преобладает интеллектуальный аспект, а чувственная, эмоциональная сторона сведена к минимуму. В целом можно охарактеризовать джайнизм как религию монахов, с весьма строгими правилами для мирян, составляющих неотделимую и значительнейшую часть религиозной общины. Джайнизм не знает обрядности в полном смысле слова, но допускает совершение верующими мирянами некоторых обрядов ортодоксального индуизма.
Термин «джайнизм» был образован от слова «jina» («победитель»), которым называли основателя этого учения Вардхаману Джнатрипутру (около 599-527 гг. до н. э., по другим данным 540-468 гг. до н. э.), прозванного его приверженцами Махавира («великий герой»). Махавира был выходцем из области Магадха (современный индийский штат Бихар) и принадлежал к касте воинов. По матери он даже был родственником правителя Магадхи. До двадцати восьми лет ему пришлось вести вполне светский образ жизни, но затем, после смерти родителей, в его мировоззрении произошел перелом.
В итоге Махавира оставил жену и родных и отправился странствовать по миру. Его одеждой была набедренная повязка, но через тринадцать месяцев строгой аскезы он отказался и от нее, проведя остаток жизни обнаженным. Двенадцать лет он провел в самых тяжких изнурительных испытаниях и в глубоком размышлении. Тогда свет познания осенил его, и он уверовал, что достиг совершенства (кевалин). В это же время его стали называть Джина. Он выступил в качестве учителя, проповедовал свои взгляды и после того, как приобрел в окрестных странах много приверженцев (преимущественно из кшатрийской аристократии), организовал религиозную общину, состоявшую из мирян и монахов обоего пола.
Махавира
Вероятно, перед тем как присоединиться к Джине, некоторые его последователи отказывались от всего имущества, включая и одежду, что помогало им достичь бесстрастия и отрешенности. Махавира действовал в роли пророка в течение тридцати лег и умер в Паве (возле города Патна, в штате Бихар) около 72 лет от роду, по своей воле отказавшись от пищи. Такой смертью он достиг нирваны – окончательного покоя.
В течение двух веков последователи Махавиры продолжали оставаться маленькой общиной. Но после того как отрекся от престола и присоединился к приверженцам джайнизма Чандрагупта, основатель Магадханской династии Маурьев, ряды их стали быстро увеличиваться.
Статуя Джины из дерева
Помимо этого, в конце правления Чандрагупты был страшный голод, вынудивший многих джайнов переселиться из долины Ганга на севере Индии в южные районы плоскогорья Декан. Там они основали еще несколько больших религиозных центров. Затем, как говорит легенда, когда после одиннадцатилетнего отсутствия глава эмигрантов Брадрабаху возвратился в Бихар, он обнаружил, что связанные с голодом трудности вынудили северных джайнов, возглавляемых Ситхулабхадрой, отказаться от традиций, завещанных Махавирой, и облачиться в белые одежды.
Так были образованы два основных направления джайнизма. Одно из них составляли дигамбары (дословно «одетые воздухом»), которые учили, что праведник не должен иметь вообще ничего, ходить голым и питаться подаянием и что женщины не могут достичь освобождения. Представители другого направления гивегпамбары – «одетые в белое» – признавали одежду и возможность освобождения женщин. Этот раскол в джайнизме сохраняется до настоящего времени.
Следует упомянуть и еще один поворот в истории джайнизма. В 1653 г. от шветамбаров отделились так называемые штхаканаваси («обитатели залов»). Как протестанты в Европе, они выступили против всех форм идолопоклонства и храмового служения как противоречащих учению Махавиры. Впрочем, основополагающих доктрин религии этот новый раскол не затронул.
Джайны верят, что Махавира был двадцать четвертым пророком в современную эпоху космического упадка. Его предшественником считался философ Паршавантха, живший около 800 г. до н. э., но его учение считалось более мягким в сравнении со взглядами самого Джины. Впрочем, и учение джайнов известно только из гораздо более поздних сочинений.
По легенде, Махавира имел одиннадцать учеников, которые из его проповедей составили систематизированное изложение учения джайнов, передававшееся изустно сто шестьдесят два года. Примерно в IV в. до н. э., после раскола, первоначальный священный канон джайнизма исчез практически бесследно. Члены секты дигамбаров придерживаются версии, что их древнейшие тексты полностью утеряны. Их противники шветамбары пытались восстановить утраченный канон на Соборе в Паталипутре, прошедшем, вероятно, в IV в. н. э. Окончательно же это учение было канонизировано лишь на Соборе в Валабхе. Представленные там тексты шветамбары считают подлинным учением Махавиры.
Древнее каменное изображение Махавиры и его последователей
Так как этот свод текстов состоял из весьма трудно воспринимаемых афоризмов (сутр), в обоих направлениях возникла богатая комментаторская литература, а затем появились теологические и философские трактаты. Позже у джайнов получили развитие специальные отрасли знаний.
Сочинения дигамбаров, более богатые и глубокие по своему содержанию, скорее приближаются к научным текстам. К ним в первую очередь относятся пураны, частично написанные на санскрите, а частично на языке пракрити. Среди создателей догматики и философии дигамбаров важнейшее место принадлежит Немичандре, автору пяти трактатов, приравненных к каноническим.
Последний из них и самый значительный, «Трилокасара», представляет собой нечто вроде энциклопедии джайнизма, в которой содержатся не только положения учения, но и множество сведений по космологии, астрономии, геометрии и математике, разумеется, в понимании джайнов.
Рельеф «Медитирующий Махавира»
Основной целью Махавиры было научить людей, как достичь чистоты и освободиться от рабства страданий, жизни и смерти. Достигший освобождения также назывался джина – победитель. В отличие от брахманизма, Махавира основывал свою систему не на откровении, а на логике и опыте.
Отношение джайнов к богу позволяло сторонникам других религий считать джайнизм разновидностью атеизма. Они полагают, что бог – всего лишь душа, ранее находившаяся в человеческом теле и добившаяся окончательного освобождения не только от тела, но и от тончайшей материи, каковой выступает карма. Бог не является творцом, и поскольку он ни в какой форме не связан с материей, постольку не может вмешиваться в жизнь материального мира, поэтому джайнизм можно именовать прежде всего этико-философским учением.
В джайнизме говорилось о существовании бесчисленного количества одушевленных (джива) и неодушевленных (аджива) субстанций. К первым относились растения, животные, люди, ветер и огонь, ко вторым – пространство, время, а также дхарма, состоящая в движении материя, которую образуют атомы в различных комбинациях, и адхарма – покой. Все эти субстанции существуют вне нашего восприятия и знания о них.
В учении джайнизма об устройстве мира важное место занимали представления о душе. Только освобожденной душе известна полная и абсолютная истина. В своем первоначальном состоянии душа знает все, от нее нельзя ничего утаить. В нашем мире души всегда связаны с телом, поэтому они имеют незавидную судьбу: их знание несовершенно из-за ограничений, налагаемых на них материальной оболочкой.
В джайнизме различают пять уровней, в зависимости от формы, в которой душа проводит свое земное существование. Интересно, что к низшему уровню относились растения и четыре основных элемента творения – огонь, вода, земля и воздух, а к высшему – пятому – принадлежали высшие животные, люди и божественные создания. Перемещение души из одного уровня сознания к другому или из одной группы в другую, вверх или вниз по шкале, зависело от неумолимого закона кармы.
Как и все индийские религии, джайнизм признавал универсальный закон кармы. Тем не менее кармическое учение у джайнов носило достаточно самобытный характер. Согласно ему, карма состоит из мельчайших частиц материи, которые прилипают к душе, как глина к горшку. Но при помощи определенных усилий, дисциплины и знаний люди могут контролировать карму. Эта карма является заслугой или грехом, и ее род и количество определяет судьбу человека: должен ли он идти к новому, лучшему или худшему, возрождению, или же совсем освободиться от переселения душ.
Совершенный грех ведет человека к более низменному существованию и даже к переходу в мертвую материю, а заслуга возвышает его до лучшей и, наконец, до божественной жизни. Эгоистичные, жестокие и бесчестные поступки способствуют накоплению тяжелой кармы, которая тянет душу вниз. Карма же, происходящая от добрых поступков, рассыпается практически мгновенно, не оказывая почти никакого влияния. А добровольно принятые страдания могут уменьшать накопленную карму, помогая просветлению души.
В учение джайнизма много сходного с философией санкхьи. Обе, думается, возникли в одно и то же время и в более или менее одинаковых условиях, и той и другой свойствен дуализм материи и духа. Главное различие заключается в понимании спасения. Согласно санкхье, душа добьется его тогда, когда осознает, что ее внутренние особенности не идентичны многообразным формам материи, из которых состоят живые существа.
Согласно джайнизму, духовный мир намного сложнее, и спасение души (мокша) основано на ее освобождении от форм материи и от кармы. Когда это произойдет, природная легкость позволит душе подняться на поверхность Вселенной и поселиться там навечно среди блаженства и всеведения.
Только души героев, таких как Махавира, достигают спасения еще в земной жизни. С землей их связывает лишь остаточная карма, но когда с помощью постов и обетов она рассеется, они сразу же вознесутся над высочайшими из божественных небес. Только полное уничтожение кармы в какой бы то ни было форме освобождает душу от рабства телесного существования. Это освобождение, абсолютное состояние, есть нирвана учения джайнизма, но нирвана в этой системе не является полным прекращением сознания: душа остается, потому что сущность ее неразрушима; абсолютное состояние определяется только отрицательно, как независимость от кармы и всего телесного.
Быт молодого Махавиры
Монахи-джайны живут в крайнем аскетизме
Искупляющее уничтожение кармы можно достичь тремя сокровищами (триратна): правой верой в то, что Джина победил мир, что он нашел спасение и что он есть прибежище верующих; правильным знанием того, что такое мир и как можно его победить; наконец, правильным поведением, т. е. подавлением на практике причины кармы.
Верное знание приходит через постижение учения джайнов, правильная вера – через убежденность в его истинности, а правильное поведение – через следование ему. Первые два ничего не стоят без третьего, поэтому приверженцы джайнизма давали обеты правильного поведения, наиболее важным и всеобъемлющим из которых является ненасилие.
В этическом смысле, как мы видим, джайнизм является учением о всеобщей любви. Он учит равной доброте ко всему живому и запрещает лишать жизни любое живое существо (ахимса). Причинить вред живому существу, даже нечаянно, означает привлечь самый тяжелый из потоков кармы. А поскольку практически вся Вселенная наполнена жизнью, то становится понятно, что питание и образ жизни джайнов находились в рамках жесточайших ограничений. Все они были вегетарианцами и не могли заниматься крестьянским трудом, так как, вспахивая почву, можно было причинить вред животным и растениям, не говоря уже о земле.
Джайны не могли заниматься и большинством ремесел, ибо металл в кузнице или дерево в руках плотника также испытывали при обработке страшную боль. Им следовало стать торговцами, учителями или ростовщиками, а еще лучше – купцами, ювелирами или банкирами.
В джайнской этике, проникнутой индивидуалистичностью, существует положение, по которому спасения могут добиться и неджайны, если они руководствуются тридцатью пятью правилами, составляющими ее основу, пусть даже они делают это неосознанно, не имея представления, что данная религия предписывает нечто подобное. Несомненно, что этика джайнизма очень сильно ограничивала свободу поведения человека и тем самым придавала джайнам особые черты, резко отличающие их даже по внешнему виду от остального индийского населения.
Аскет дигамбар
Основная задача для джайнов состояла в том, чтобы победить стремление к деятельности, обуздать чувства и таким образом воспрепятствовать накоплению кармы. Но и этого недостаточно: чтобы уничтожить оставшуюся от прежних перерождений карму, нужно было вести аскетический образ жизни. Этот аскетизм трактовался вполне по образцу брахманизма и имел по преимуществу отрицательный характер. Он состоял в разного рода подавлении органической деятельности, а также в настоящем самоистязании.
Первая ступень жизни аскета – посвящение. Для начала он сдавал все свои вещи и драгоценности родственникам и надевал платье аскета (садху). Затем ему обривали голову. С этого момента он был бездомным странником и не должен был иметь никаких вещей, кроме своих одежд, нескольких кусков ткани для процеживания воды, в которой могли оказаться насекомые, маски, закрывающей рот, чтобы не причинить вреда воздуху, а также деревянных кувшинов или бутылок из тыквы и метлы для подметания земли перед собой, так как на ней могли оказаться насекомые. После этого аскеты джайнов давали пять великих обетов:
1) не причинять вреда – не убивать никакое живое существо;
2) быть искренним – говорить только то, что приятно, полезно и правдиво;
3) не воровать – брать лишь то, что дают;
4) соблюдать целомудрие – не иметь никаких дел с богами, людьми либо животными противоположного пола;
5) отказаться от любви ко всем вещам или людям, то есть расстаться со всеми привязанностями, равно как и неприязнями, другими словами, быть безразличным ко всем ощущениям, приходящим через органы чувств.
Шветамбары
Интересно, что пять подобных, но «ограниченных» обетов – не вредить живому, не лгать, не красть, воздерживаться от половых сношений и, наконец, владеть ограниченным количеством собственности – давали и миряне. Но обеты аскетов носили, естественно, гораздо более строгий характер.
Настоящий аскет должен был обладать двадцатью семью качествами, чтобы соблюдать пять обетов, никогда не есть после захода солнца, защищать все живые существа, презирать алчность, контролировать свои пять чувств, хранить верность высоким идеалам и внимательно осматривать все окружающее, чтобы ненароком не причинить вред какому-нибудь случайному насекомому.
Помимо этого, он должен быть самоотреченным, неукоснительно придерживаться трех правил контролирования разума, речи и тела, владеть двадцатью двумя способами терпения и стойко переносить страдания до самой смерти. Обязанности джайнов заметно различаются в зависимости от направления и школы, однако в целом нетрудно довольно точно описать день аскета.
Его сон был очень коротким, утро аскета начиналось около четырех часов утра внутренней исповедью и сосредоточением. Затем он внимательно осматривал свое платье и ложе: каждое насекомое, которое он находил, следовало положить в сухое и тенистое место под деревом. Потом предавался утренним размышлениям, выполняя обряд для души, и отправлялся в пункт своего временного пребывания излагать верующим религиозные тексты или объяснять какие-нибудь важные положения своего учения.
Один из общины отшельников отправлялся за милостыней; дождавшись его возвращения, остальные приступали к совместной трапезе, по окончании которой начинался прием гостей, в том числе и неджайнов. Повторно собрав милостыню, но еще перед заходом солнца, отшельники ужинали, ибо позже есть им, так же как и оставлять еду на следующий день, запрещалось. Распорядок мог меняться в период дождей, когда все аскеты жили в жилищах и более строго придерживались соответствующих ограничений.
Секта шветамбаров допускала, как мы уже говорили, существование общины жриц. Жизнь их здесь подчинялась тем же установлениям, что и жизнь жрецов. Правда, позднее появились некоторые мелкие различия. По уставу в нее принимались девочки, достигшие девятилетнего возраста, но чаще вступление происходило тогда, когда им исполнялось пятнадцать лет. Для этого нужно разрешение родителей, опекуна или, если они замужем, мужа (тот затем считается вдовцом и имеет право снова жениться).
Джайпур
Чаще всего, впрочем, членами общины становились вдовы. Джайнские жрицы в отличие от буддийских должны оставаться в ней до смерти, если только не исключаются за совершение какого-нибудь большого греха. Путешествуют они всегда группой не меньше трех человек.
Кремовый храм джайнов. Калькутта, Индия
В небольших поселениях или городах их жилища абсолютно изолированы от жилищ жрецов. Жрицы пользуются почтением и уважением, но их очень мало, так как жизнь в отшельнических обителях весьма тяжела для женщин.
Однако далеко не все приверженцы джайнизма аскеты. Большая часть его последователей – миряне, которые должны нести более легкие обязанности, но взамен, соответственно, могут рассчитывать на меньшее вознаграждение. Тогда как аскеты должны полностью посвящать себя исполнению священных обязанностей, мирянин может продолжать свою мирскую жизнь, так что пять обетов, строгое соблюдение которых предписывается аскету, для мирянина имеют значение только в качестве этических правил, в которых, например, целомудрие обозначает супружескую верность. В то же время, например, добровольная голодная смерть рекомендуется даже мирянину как достойное похвалы деяние.
Джайнизм получил широкое распространение благодаря допущению мирян, и это повлекло за собой некоторые глубинные изменения в религиозном учении. Прежде всего, джайнизм был вынужден на практике изменить свой строго атеистический характер. Идя навстречу религиозным потребностям народа, джайны ввели культ Джина, который носит характер настоящего богопочитания, с храмами и изображениями, с праздниками и приношением цветов и фимиама.
Последователи джайнизма поклоняются только освобожденным душам и пророкам (тиртханкарам). Однако к ним не обращаются за помощью: они больше служат для того, чтобы вдохновлять тех, кто продолжает бороться за освобождение и совершенство.
В целом, на практике все обстоит несколько иначе. Некоторые джайны-миряне обращаются за помощью к богам индуизма, во многих храмах джайнов находятся статуи индуистских божеств. Наконец, многие праздники джайнизма включают индуистские ритуалы.
Самый важный из этих праздников проводится в Паджджусане, особом сезоне, торжественно завершающем год у джайнов. В течение восьми или более дней, во время муссонных дождей в августе, посвященные джайны постятся и ходят на специальные службы. Все главы семейств должны вести монашеский образ жизни по меньшей мере на протяжении суток.
В течение последнего дня праздника все джайны воздерживаются от воды и пищи. По окончании храмовой службы совершается ритуал покаяния. Затем все просят прощения у соседей за разные нечаянные обиды и обещают не ругаться и не ссориться на протяжении всего следующего года.
Следующий по своей значимости праздник называется Дивали. Он совпадает с индуистским празднеством в честь Лакшми, богини преуспеяния. Джайны отмечают его как праздник освобождения Махавиры. Наряду с этим, приверженцы джайнизма соблюдают посты в полнолуние и с удовольствием участвуют в традиционных для Индии паломничествах к святым местам.
Каменная колесница перед храмом Виттхала