Джонни и мертвецы Пратчетт Терри
К ним подошел Ноу Йоу, который перед тем беседовал с парой энтузиастов в вязаных шапочках, с интересом заглядывавших в густые кусты за могилой миссис Либерти.
– Говорят, у нас тут не просто островок живой природы, но и Место Обитания, – сообщил он. – Они вроде бы углядели там какого-то редкого скандинавского дрозда.
– Да, жизнь бьет ключом, – кивнул Бигмак.
На дорожку у канала въехал муниципальный грузовик. Какие-то люди в тужурках принялись собирать старые матрацы. Телевизор-зомби исчез. Мистера Строгга тоже нигде не было видно, даже Джонни.
У самых ворот стояла полицейская машина. Сержант Славни руководствовался в работе следующим принципом: если где-нибудь собирается толпа, рано или поздно закон будет нарушен.
Кладбище ожило.
– Они ушли, – сказал Джонни. – Я чувствую… их здесь нет.
Его приятели невольно сбились теснее.
В вязах хрипло крикнул редкий скандинавский дрозд (если только это не был грач).
– Куда ушли? – спросил Холодец.
– Не знаю!
– Я так и знал! Знал! – запричитал Холодец. – Вы посмотрите на него, у него же щас глаза засветятся. Ты их выпустил! Вот увидишь, сегодня они начнут таиться и подкрадываться!
– Мистер Строгг сказал, что, если они слишком долго пробудут вдали отсюда, они… они забудут, кто они… – неуверенно проговорил Джонни.
– Видите? Видите? – сказал Холодец. – А вы надо мной ржали! Может, пока они помнили, кто они, все было ничего, но стоит им забыть…
– «Ночь зомби-убийц»? – спросил Бигмак.
– Да сколько раз вам повторять, – обозлился Джонни, – никакие они не зомби!
– Да, а вдруг они наелись вудушной рыбы с чипсами, – возразил Бигмак.
– Их просто нет здесь.
– Тогда где они?
– Да не знаю я!
– И как назло – Хэллоуин, – простонал Холодец.
Джонни подошел к сетке, огораживающей старую галошную фабрику. По ту сторону ограды стояло довольно много машин. Он увидел высокую худую фигуру мистера Аттербери, который беседовал с группой мужчин в серых костюмах.
– А я-то хотел их порадовать, – объяснил Джонни друзьям. – Ведь дело может выгореть. Глядите, сколько народу. И телевидение, и все-все-все. На прошлой неделе была полная безнадега, а теперь появился шанс, и вчера вечером я хотел им про это сказать, а их нету! А ведь тут их дом!
– Может, толпа их спугнула? – предположил Ноу Йоу.
– «День живых живых», – хихикнул Бигмак.
– Надо было пообедать! – заныл Холодец. – Сейчас у меня желудок разболится!
– Нутром чую, мертвецы затаились у тебя под кроватью, – зловеще сказал Бигмак.
– Я не боюсь, – возмутился Холодец. – Просто живот болит.
– Возвращаемся, – сказал Ноу Йоу. – У меня доклад о рефератах.
– Что? – изумился Джонни.
– Математик велел, – пояснил Ноу Йоу. – Сколько народу в школе пишет рефераты и все такое. Статистика.
– Я пойду их искать, – сказал Джонни.
– Гляди, устроят перекличку, потом не расхлебаешь.
– А я скажу, что… что занимался общественной работой. Тогда, наверное, пронесет. Кто-нибудь со мной?
Холодец уставился на носки своих ботинок. Вернее, на то место, где виднелись бы носки его ботинок, если бы Холодец не загораживал их сам от себя.
– А ты, Бигмак? У тебя же Бессрочная Справка?
– Ну да, только она уже пожелтела…
Никто не знал, кто и когда выдал Бигмаку эту справку. По слухам, она переходила в семье Бигмака из поколения в поколение. Бессрочная Справка состояла из трех обрывков, но действовала, как правило, безотказно. Хотя Бигмак держал тропических рыбок, а также данное себе слово не влезать в неприятности (что ему в основном удавалось), его вид и адрес (многоэтажка имени Джошуа Н’Клемента) напрочь отбивали у учителей охоту оспаривать Справку. В результате Бигмаку почти все сходило с рук.
– И потом, они могут быть где угодно, – сказал он. – И потом, я-то их как буду искать? И потом, если они где и есть, так, наверное, у тебя в башке!
– Ты же слышал их по радио!
– Я слышал голоса. Радио для того и сделано, скажешь, нет?
Джонни уже не в первый раз пришло в голову, что человеческий разум более-менее стандартного образца, каким наделены трое его друзей, подобен компасу. Сколько его ни встряхивай, что с ним ни делай, рано или поздно стрелка укажет прежнее направление. Если бы в сплинберийском Пассаже высадились трехметровые зеленые марсиане, купили поздравительные открытки и пакет сахарного печенья и убыли восвояси, через пару дней местные жители уже свято верили бы, что ничего подобного не было.
– Даже мистера Строгга нет, а он всегда тут, – сказал Джонни.
Он посмотрел на богато украшенную могилу мистера Порокки. Какие-то люди ее фотографировали.
– Всегда, – повторил он.
– Опять снова-здорово, – расстроился Холодец.
– Ладно, идите, – негромко сказал Джонни. – Я кое-что придумал.
Приятели смотрели на него круглыми глазами. Умом они не верят в мертвецов, подумал Джонни, но все остальное в них подавляющим большинством голосует «за».
– Со мной все в порядке, – заверил он. – Идите. Увидимся вечером у Холодца.
– Смотри не приводи с собой… ну, ты понимаешь… друзей, – выдавил Холодец на прощание.
Джонни побрел по Северному проезду.
Он никогда не пытался первым заговаривать с мертвецами. Он высказывался, когда знал, что его слушают, иногда – когда они были явственно видны, но если не считать самого первого раза, когда он шутки ради постучался в склеп Олдермена…
– Вот, полюбуйтесь.
Один из осматривавших могилу поднял приемник, пристроенный за пучком травы.
– Честное слово, люди вконец потеряли уважение.
– Работает?
Приемник не работал. Пары дней в сырой траве батарейкам хватило.
– Нет.
– Тогда снесите его к грузовику, мусорщикам.
– Давайте я, – вызвался Джонни.
И поспешил прочь, внимательно приглядываясь, не мелькнет ли среди живых хоть один мертвец.
– А, Джонни.
Под стеной старой галошной фабрики стоял мистер Аттербери.
– Ну и денек, верно? Заварил ты, братец, кашу.
– Я нечаянно, – привычно ответил Джонни. На него вечно вешали всех собак.
– Да нет, могло обернуться по-всякому, – сказал мистер Аттербери. – Старая сортировочная станция, конечно, не подарок, но… надежда есть, можешь мне поверить. Народ зашевелился.
– Это верно. Уйма народу.
– «ОСП» шумиха ни к чему. Приехали районный инспектор и уполномоченный Комиссии по градостроительству. Пожалуй, наша возьмет.
– Это хорошо. Гм…
– Ну?
– Я вас видел по телевизору, – выпалил Джонни. – Вы сказали, что «ОСП» «патриотически настроена», «руководствуется заботой об интересах общества» и «готова к сотрудничеству».
– Вполне возможно, что так и есть. У них нет выбора. Они, конечно, хитрят, но, пожалуй, в конце концов все-таки прогнутся. Поразительно, чего можно добиться добрым словом.
– А. Да… Ну тогда… Мне нужно пойти кое-кого поискать. Вы не против?
Мистер Строгг бесследно исчез. Остальные не появлялись. Джонни целый день провел на кладбище, сперва с орнитологами и представителями «Сплинберийского общества защиты дикой природы», обнаружившими за мемориалом Уильяма Банни-Листа лисью нору, потом с какими-то японскими туристами. Никто точно не знал, откуда взялись японские туристы и что им нужно, но могила миссис Либерти подверглась чрезвычайно тщательному и подробному фотографированию.
Однако в конце концов и у японских туристов закончилась пленка. Они сделали последний, групповой, снимок перед памятником Уильяму Банни-Листу и отправились к своему автобусу.
Кладбище опустело. Солнце садилось за склады ковровой фабрики.
Миссис Тахион покатила доверху нагруженную пожитками универсамную тележку к неведомому месту своего ночлега.
Легковые машины одна за другой отъехали от старой галошной фабрики, остались только бульдозеры, похожие на доисторических чудищ, которых застигло врасплох резкое похолодание.
Джонни бочком подобрался к заброшенному маленькому надгробию под деревьями.
– Я знаю, что вы здесь, – прошептал он. – Вы не можете уйти, как остальные. Вы должны оставаться. Потому что вы призрак. Настоящий призрак. Вы по-прежнему здесь, мистер Строгг. Вы не просто обретаетесь здесь, как все остальные. Вы – здешнее привидение.
Ни звука в ответ.
– Что вы такого натворили? Вы убийца?
По-прежнему ни звука. Тишина стала мертвой.
– Послушайте, мне жаль, что телевизор забрали, – нервно прибавил Джонни.
Тишина, такая густая и плотная, что хоть матрацы набивай.
Джонни зашагал прочь – так быстро, как только смел.
9
– Этот скандал из-за кладбища определенно оживил город, – сказала мама Джонни. – Отнеси, пожалуйста, поднос дедушке. И расскажи ему, что да как. Он очень всем этим интересуется.
Дед смотрел новости на хинди. И не потому, что ему так хотелось, – просто пульт куда-то запропастился, а как переключать каналы без него, никто не помнил.
– Дед, держи поднос.
– Угу.
– Знаешь старое кладбище? Где ты показывал мне могилу Уильяма Банни-Листа?
– Угу.
– Так вот, может быть, теперь его не станут застраивать. Вчера вечером было собрание.
– Угу.
– Я там выступал.
– Угу.
– Так что, может, все еще обойдется.
– Угу.
Джонни вздохнул и вернулся в кухню.
– Мам, можно взять старую простыню?
– Господи, зачем?
– У Холодца хэллоуиновская вечеринка. Не могу придумать ничего другого.
– Если ты собираешься прорезать в ней дырки, возьми ту, которой я закрываю мебель от пыли.
– Спасибо, мам.
– Такую розовую.
– Ну, ма-а-а-а-ма!
– Да она почти состиралась. Никто и не заметит.
Вдобавок выяснилось, что с одного края на простыне сохранились остатки вышивки – цветочного узора. Джонни взялся за ножницы и сделал что смог.
Он обещал пойти – и пошел. Но очень длинным и кружным путем, спрятав простыню в пакет (на случай, если мертвецы вдруг вернутся и столкнутся с ним). К тому же требовалось поразмыслить о мистере Строгге.
Через несколько минут после его ухода по телевизору началась английская программа новостей, куда менее интересная, чем известия на хинди.
Некоторое время дедушка смотрел, потом выпрямился.
– Эй, дочка, тут сказали, старое кладбище пытаются спасти.
– Да, папа.
– Сдается мне, на трибуне был наш Джонни.
– Да, папа.
– Мне никогда ничего не рассказывают! А это что?
– Курица, папа.
– Угу.
Они летели над горными плато Азии, где когда-то караваны верблюдов возили шелк за пять тысяч миль, а теперь вооруженные безумцы пытались истребить друг друга во имя Аллаха.
– Далеко до утра?
– Уже совсем скоро…
– Что?
Над заснеженным горным перевалом мертвецы сбавили скорость.
– Мы в долгу перед мальчуганом. Он отнесся к нам с искренним интересом. Он помнил о нас.
– Совершенно верно. Сохранение энергии. И потом, он будет волноваться…
– Да, но… если мы теперь вернемся… все опять пойдет по-прежнему, правда? Я уже чувствую тяжесть могильной плиты!
– Сильвия Либерти! Это ведь вы твердили, что не следует покидать кладбище!
– Я изменила мнение, Уильям.
– Да. Полжизни меня терзал страх смерти, так что теперь, когда я уже умер, я больше не намерен бояться, – воинственно заявил Олдермен. – Кроме того… я кое-что припоминаю…
Мертвецы зашушукались.
– Не волнуйтесь, не вы один, – сказал Соломон Эйнштейн. – Все, что мы забываем при жизни…
– То-то и оно, – вздохнул Олдермен. – Жизнь отнимает все время. Конечно, нельзя сказать, чтоб это была сплошная полоса горестей… Выпадали и светлые моменты. Иногда. Да в общем, довольно часто. В своем роде светлые. Но жизнью я бы это не назвал…
– Нам не нужно бояться утра, – сказал мистер Порокки. – Нам ничего не нужно бояться.
Дверь открыл скелет.
– Это я, Джонни.
– А это я, Бигмак. Ты кто, призрак лесбиянки?
– Ну уж не такая она и розовая.
– А цветочки ничего.
– Ладно, дай войти. Холодно – жуть.
– А ты умеешь семенить по воздуху?
– Бигмак!
– Ладно, заползай.
Джонни почему-то показалось, что Холодец украшал дом без особого вдохновения. В наличии имелось несколько лент серпантина, с десяток резиновых пауков, миска мерзостного пунша, неизбежного в подобных обстоятельствах (того, где плавают побуревшие кусочки апельсинов), и в вазочках – горки чипсов и крекеров с дурацкими названиями вроде «Гули-загогули». Плюс нечто растительного происхождения (возможно, кабачок), выглядевшее так, словно его переехал зерноуборочный комбайн.
– По идее, это хэллоуиновская тыква, – объяснял всем Холодец, – но тыкву раздобыть не удалось.
– Похоже, эта штука наткнулась в темном переулке на Ганнибала Лектора, – хмыкнул Ноу Йоу.
– А как вам пластиковые нетопыри? Правда, классные? – похвастался Холодец. – Пятьдесят пенсов штука! Хотите еще пунша?
В доме толклась уйма народу, хотя полумрак мешал толком понять, кто кем себя воображает. У одного, почти сплошь покрытого крупными стежками, в горле торчала арбалетная стрела, но Ноджу и полагалось так выглядеть. Тут же болталась компашка Холодцовых приятелей из компьютерного кружка – с этих сталось бы упиться безалкогольным алкоголем и потом, покачиваясь, бродить по дому, изрекая что-нибудь вроде: «Ох и ужрался я, ну конкретно в хлам!» И пара девчонок, едва знакомых с Холодцом. Такая уж это была вечеринка: из тех, о которых заранее известно, что кто-нибудь непременно добавит в пунш какую-то гадость, треп будет исключительно про школу, а в одиннадцать явится папаша одной из девчонок, с решительным видом встанет над душой и окончательно все испортит.
– Можно во что-нибудь поиграть, – предложил Бигмак.
– Только не в «мертвую руку», – сказал Холодец. – В прошлом году уже наигрались. По кругу положено передавать виноград и тэ дэ, а не все подряд, что найдешь в холодильнике!
– Да дело не в том, что это было, – заметила одна из девочек. – А в том, что он про это сказал.
– Слушай, я всю голову сломал. Ты кто? – спросил Джонни у Ноу Йоу.
Ноу Йоу вымазал пол-лица белилами. Вязаную жилетку он надел на голое тело, зато задрапировался в раздобытый где-то кусок материи с рисунком «под леопарда». Довершала наряд черная шляпа.
– Барон Суббота, вудуистское божество, – ответил Ноу Йоу. – Как в Бонде.
– Идем на поводу у расовых стереотипов? – тут же съехидничал кто-то.
– А вот хрен, – обиделся Ноу Йоу. – Мне можно.
– Барон Суббота не носил котелок, – сказал Джонни. – У него был цилиндр, я помню. А в котелке у тебя такой вид, будто ты чапаешь в контору на службу.
– Что поделаешь, цилиндр взять негде.
– Может, он Барон Суббота – вудуистское божество безналичных расчетов, – предположил Холодец.
На мгновение Джонни вспомнился мистер Строгг; он, конечно, не мог похвастать разноцветным лицом, но если вудуистское божество безналичных расчетов существовало, то это был он.
– В фильме он не расставался с картами Таро, – напомнил Бигмак.
– То в фильме, – сказал Джонни. – На самом деле карты Таро – это европейский культ. А вуду – африканский.
– Ты что, дурак? Какой африканский?! Американский! – сказал Холодец.
– Нет, американский – это когда верят, что Элвис Пресли жив, – не согласился Ноу Йоу. – А вуду, если вкратце, это западноафриканский культ с элементами христианского влияния. Я смотрел в энциклопедии.
– У меня есть просто карты, – сказал Холодец.
– Никаких карт, – сурово постановил Барон Ноу Йоу. – А то мама будет вне себя.
– А как насчет такой штуки с блюдцем?
– Чашки?
– Не придуривайся, ты знаешь, о чем я.
– Не пойдет. Темные силы могут вырваться на волю, – ответил Барон Ноу Йоу. – Что блюдце, что доска для спиритизма – один черт.
Кто-то включил магнитофон и пустился танцевать.
Джонни уставился на свой стакан с пуншем и содрогнулся. Там плавала апельсиновая косточка.
Карты, доски, думал он. Мертвецы. Какие же это темные силы? Клеймить карты, тяжелый рок и «Драконов и подземелья» из-за того, что там среди персонажей есть демоны, – это все равно что стеречь дверь, когда оно на самом деле поднимается сквозь паркет. Настоящие темные силы – не темные. Они скорее серые. Как мистер Строгг. Они высасывают из жизни все краски; они берут городок вроде Сплинбери и превращают его в мешанину улиц во власти страха, пластиковых щитов, Новых Блестящих Перспектив и многоэтажных башен, где никто не хочет жить и, в общем, не живет. В мертвецах больше жизни, чем в нас. И все становятся серыми и превращаются в порядковые номера, в числа, и тогда кто-то где-то начинает складывать, вычитать, умножать и делить…
Да, бог-демон Йот-Зиккурат пускает души в распыл – но он не утверждает, будто души нет.
И – все-таки – оставляет вам полшанса отыскать волшебный меч.
Он очнулся и услышал голос Холодца:
– Можно пойти по соседям.
– Мать говорит, это все равно что просить милостыню, – отрезал Ноу Йоу.
– Ха! В «Джошуа Н’Клементе» вообще жуть что творится, – хмыкнул Бигмак. – У нас это знаете как называется? «Гони пять фунтов или сделай ручкой своим покрышкам».
– А мы далеко не пойдем, – сказал Холодец. – Или можно прогуляться до Пассажа…
– И что? Там небось ряженых пол-Китая. Носятся и вопят.
– Ну, значит, нам там самое место, – вмешался Джонни.
– Тогда так, – решил Холодец. – Люди, айда в Пассаж!
В Пассаже Нила Армстронга собрались все те, кто не смог придумать, чем бы еще заняться на вечеринке по случаю Хэллоуина. Они бродили небольшими компаниями, разглядывая костюмы встречных-поперечных, и болтали, то есть вели себя, в общем, как всегда. С той только разницей, что в этот вечер торговый центр напоминал Трансильванию, где население припозднилось выйти за покупками.
В ярком оранжевом свете фонарей крались зомби. Ведьмы прогуливались стайками и хихикали, косясь на мальчишек. На эскалаторах покачивались ухмыляющиеся тыквы. Среди пыльных деревьев в кадках слонялись вампиры, что-то невнятно бормоча и постоянно поправляя вставные клыки. Миссис Тахион рылась в урнах, отыскивая жестянки.
Розовый наряд Джонни вызвал немалый интерес.
– Покойников видел? – спросил Барон Ноу Йоу, когда Холодец с Бигмаком отошли купить чего-нибудь пожевать.
– Пачками, – ответил Джонни.
– Да ладно, ты же понимаешь, о чем я.
– Нет. Их не видел. Как бы с ними чего не случилось…
– Так ведь они мертвые. В смысле, если они существуют, – рассудительно сказал Ноу Йоу. – Под машину они, конечно, не попадут. Может, они просто не хотят больше с тобой разговаривать – ведь ты уже спас их кладбище. Наверное, все дело в этом. По-моему…
– Кому малиновую змею? – спросил Холодец, шумно раскрывая большой бумажный пакет. – И черепушки тоже очень нехилые.
– Я пошел, – сказал Джонни. – Что-то не так, а что, не пойму.
Мимо порхнула десятилетняя Невеста Дракулы.
– Да, надо признать, не больно-то здесь весело, – сказал Холодец. – Знаете что… По телику сейчас будет «Ночь вампиров-паинек». Может, вернемся и посмотрим?
– А где все остальные? – спохватился Бигмак. Прочие Холодцовы гости растворились в толпе.
– Что они, не знают, где я живу? – философски ответил Холодец.
Мимо прошел окровавленный упырь. Он лизал мороженое.
– Не верю я в вампиров-паинек, – заявил Бигмак, когда они вышли из Пассажа.
Заметно похолодало. Снова ложился туман.
Читать бесплатно другие книги:
