Шепот теней. Пробуждение дракона. Книга 1 Зендкер Ян-Филипп
– Вы китаец?
– Нет, американец.
– Кто вы? – повторила она по-английски с сильным акцентом, как будто решила проверить, насколько это правда.
– Я Пол Лейбовиц, друг Майкла и семьи Оуэнов. Мне надо срочно с вами поговорить.
На несколько секунд повисла напряженная тишина. Потом послышался зуммер, и дверь распахнулась.
Она ожидала его у лифта. Пол узнал ее сразу, хотя в жизни она была еще красивей, чем на фотографиях. Ее лицо оказалось еще уже, кожа белее. С высокими скулами, темно-карими миндалевидными глазами, полными, изящно изогнутыми губами, она идеально соответствовала китайским канонам женской красоты. Она казалась хрупкой при необыкновенно высоком росте. Убранные в узел волосы скрепляла заколка, напоминающая палочки для еды. На женщине были серые спортивные брюки и джемпер с инициалами N.Y.U.
Некоторое время она недоверчиво смотрела на него, потом, не говоря ни слова, отступила в сторону. Пол вошел в прихожую. Она заперла за ним дверь и жестом пригласила в гостиную.
Здесь было светло. Окно во всю стену выходило на просторную террасу, откуда открывался вид на холмистую равнину, с резервуарами для воды на переднем плане. У стены стояло черное кожаное кресло, перед ним маленький овальный столик с букетом пластиковых цветов в вазе. На противоположной стене висел огромный плоский экран. В дальнем конце комнаты было что-то вроде кухонного угла с высокой барной стойкой и четырьмя табуретками. Аньи присела на одну, скрестив на груди руки, и заговорила на мандаринском диалекте:
– Я не расслышала ваше имя.
– Пол Лейбовиц.
– И чего вы хотите от меня? – Ледяной тон ее голоса не оставлял никакой надежды.
– Я ищу Майкла Оуэна.
– Кто вас послал?
Пол молчал. Он спрашивал себя, настолько ли она уверена в себе, как хочет казаться, или ее решительность – маска, скрывающая страх.
– Его мать, – наконец ответил он. – Она очень беспокоится за него.
– Вы из полиции?
– Нет, я друг семьи Оуэнов.
Они обменялись подозрительными взглядами. Эта массажистка оказалась не такой любезной, как ее подруга. Время для блефа было неподходящее. Как два противника, они не спускали друг с друга глаз в ожидании, кто первый даст слабину. Пол не знал, следует ли ему тоже быть жестким или же, наоборот, проявить мягкость, чтобы войти к ней в доверие. Аньи не производила впечатления человека, которого легко запугать, еще меньше – человека доверчивого. И меньше всего походила на обычную знакомую из бара караоке, как определил ее Дэвид.
Очевидно, Чжан причислил ее к тем девушкам, которые во множестве приезжают на работу в крупные города из китайских деревень. Каждая надеется встретить богача, который сделает ее своей любовницей. Поначалу они трудятся на фабриках, откуда самые красивые в погоне за лучшей жизнью переходят в бары и ночные клубы. Эти дремучие провинциалки слишком пугливы, чтобы так разговаривать с иностранцем. Очевидно, у Аньи другая история. Ее манера держаться впечатлила Пола, даже если в первый момент женщина показалась ему не в меру заносчивой.
– Я могу присесть?
Аньи ответила чуть заметным кивком.
Пол устроился на диване:
– Вы знаете, где Майкл?
– Я полагала, он в Гонконге.
– Там его нет.
– Здесь тоже.
– Тогда, может, он в Шанхае? – (Она смерила Пола долгим взглядом и тряхнула головой.) – Когда вы в последний раз с ним виделись? – (Она снова тряхнула головой.) – А перезванивались? – (Она молчала.) – Это нормально для него – не объявляться больше суток?
Ее молчание начинало его раздражать.
– Неужели вы совсем за него не переживаете? В конце концов, с ним могло что-то случиться.
Подрагивание нижней губы выдавало, каких усилий ей стоило сохранять лицо. Она молчала не из упрямства или незнания – боялась потерять самообладание и удариться в слезы.
– Что, если ему нужна ваша помощь?
Это для нее оказалось слишком. Женщина соскочила с табуретки и, развернувшись, скрылась в соседней комнате. Через открытую дверь Пол слышал ее всхлипывания.
Сейчас он хотел, чтобы рядом оказался Дэвид. Потому что понятия не имел, как вести себя дальше. Он не был полицейским. Опытный комиссар, вероятно, воспользовался бы слабостью женщины и заставил бы ее говорить. Но Пол не мог. Вместо этого он пошел следом за ней, сел на кровать, где она рыдала, уткнувшись в подушку, и погладил ее по голове.
Женщина не прогнала его. Пока она успокаивалась, взгляд Пола блуждал по комнате. В изголовье кровати сидел огромный плюшевый Микки-Маус, к нему была прислонена розовая подушка в форме сердца. На противоположной стене висел большой плоский экран. В углу стоял письменный стол с компьютером. На полу громоздились кипы книг и учебных пособий по английскому языку, интенсивный курс.
– Как давно вы знаете Майкла? – спросил Пол, лишь только рыдания стихли.
Она подняла голову, утерла лицо подушкой и ответила:
– Почти год.
– Это для него вы учите английский?
– Да. Он почти не говорит по-китайски. Кроме того, мы собираемся в Америку.
– И поэтому вы спите с Микки-Маусом и носите джемпер с аббревиатурой Нью-Йоркского университета? – улыбнулся Пол.
– Да. – Ее лицо осветила чуть заметная улыбка.
– И где вы хотели бы жить в Америке?
– Если у Майкла получится с новой фирмой, лучше всего в Нью-Йорке.
– Я там вырос.
Пол сказал это в надежде спровоцировать вопросы с ее стороны и таким образом расположить к беседе, но Аньи не отреагировала.
– Откуда вы? – спросил он.
– Из Шэньяна. Это к северу от Пекина, в Маньчжурии.
– Я знаю.
– Вы бывали там?
– Нередко.
В начале девяностых Пол консультировал одну американскую компанию по производству пива, которая хотела купить государственное предприятие в Шэньяне. Ему запомнилось ясное темно-синее небо и невероятно холодные зимние дни, когда столбик термометра опускался порой до минус двадцати градусов по Цельсию.
То, что он бывал в ее родном городе, впечатлило Аньи. И она наградила его второй улыбкой, более теплой, как ему показалось, и открытой. Потом выпрямилась, взяла бумажный носовой платок с ночного столика и высморкалась.
– Вы хорошо говорите на мандаринском диалекте. Почти как китаец, удивительно!
– Спасибо. Я тридцать лет прожил в Гонконге и много путешествовал по Китаю. А вы говорите по-кантонски?[11] – (Она покачала головой.) – Что же привело вас в Гонконг из Шэньяна?
– Я полагала, что вы хоть немного знаете Китай, – ответила она, откидывая с лица прядь волос.
В ее голосе слышалось разочарование. Как будто она не ожидала от него такого глупого вопроса.
– А вы откуда родом? – в свою очередь поинтересовалась Аньи.
– Родился в Германии, вырос в Нью-Йорке.
– И тридцать лет живете в Гонконге? Почему?
Последний вопрос был скорее риторический. Зачем люди оставляют места, где они родились? Пол давно уже никого не спрашивал ни о чем подобном. Раньше – да, но и тогда вряд ли рассчитывал получить однозначный ответ. Жажда приключений, стремление к свободе – вот причины, которые он называл сам. Собеседники кивали, как будто это что-то объясняло. Какой смысл рассказывать ей, что он с детства был отщепенцем? Что это чувство переносится легче, когда отъединенность можно измерить милями?
Голос Аньи вернул Пола к реальности:
– Как раз перед вашим появлением я смотрела передачу о гастарбайтерах по гонконгскому телевидению. Сейчас таких, как я, в Китае насчитывается около ста пятидесяти миллионов человек. Сто пятьдесят миллионов, вы можете себе представить! И большинство моложе меня. Все мы покинули свои деревни, не имея никаких планов и толком не представляя себе, чем будем заниматься в городе. Зачем, как вы думаете? Я вам отвечу: потому что жизнь дома стала невыносимой. – Она соскользнула к изголовью и прислонилась к спинке кровати, держа в руках розовую подушку.
– Но вы не производите впечатления девушки из бедной крестьянской семьи, – заметил Пол.
Аньи кивнула:
– Мои родители работали в парторганизации автомобильного завода. Но они немногого добились в партии, даже не знаю почему. Наверное, были недостаточно честолюбивы или недостаточно беспринципны. Мне все равно. Ребенком я ни в чем не нуждалась. – Она отвернулась к окну, словно задумалась, стоит ли так откровенничать с иностранцем. Поовисла долгая пауза, во время которой Пол ничего не слышал, кроме ее дыхания, а потом Аньи продолжила: – Я родилась в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, то есть в относительно спокойное время. Когда я слышала о «банде четырех»[12], то представляла себе четверых соседских мальчишек, которые не давали покоя нам, девчонкам. У моих родителей была служебная квартира с ванной и туалетом – роскошь по тем временам. После школы я могла бы работать в заводской парторганизации или выучиться на бухгалтера. Но решила уехать. – Она заглянула Полу в глаза. – Вероятно, по той же причине, по которой вы покинули Нью-Йорк. Мне всегда этого хотелось, сколько себя помню. Только бы подальше от Шэньяна. Мир велик. Впервые я поняла это еще в школе, когда стояла перед картой мира. Я хорошо помню тот момент. Тогда я выбрала три города в Китае, которые обязательно должна посетить: Пекин, Шанхай и Шэньчжэнь.
– И почему же вы выбрали именно Шэньчжэнь?
– Чистая случайность. Моя знакомая работала в «Сенчьюри Плаза» на ресепшене, она и сообщила мне, что в отель нужны девушки. Я села в поезд и приехала.
– А как же родители?
– Знаете, что сказал мне папа на прощание? «Аньи, ты все делаешь правильно. Мое поколение пожертвовало всем ради революции, но ничего хорошего из этого не вышло. Вы думаете в первую очередь о себе, так и надо». Грустно, вам не кажется? – (Пол вздохнул.) – Я тоже пару месяцев проработала на ресепшене, потом написала заявление в «Рай императора» и была принята. Работа у массажисток не трудная и хорошо оплачивается. Главное, чтобы тебе нравилось обнаженное человеческое тело. Я люблю человеческое тело и люблю мужчин… Кроме того, важно иметь чувствительные руки. Не поймите превратно, это не бордель. Мы не ходим в номера к мужчинам.
– Разве в отеле нет борделя?
– Нет. Если и случается, что девушка поднимается к клиенту в номер, «Рай императора» не имеет к этому никакого отношения.
– Где вы познакомились с Майклом?
– Он был моим клиентом. Я сразу захотела его. Он был красив, вежлив, предупредителен и так смущался, что запретил мне снимать полотенце с его бедер. Я всего лишь хотела помассировать ему ноги, а у него случилась эрекция… Бедняжка не знал, куда глаза девать. Он немного говорил по-китайски и так смешно коверкал слова… – Она замолчала, словно в ожидании вопросов Пола, а потом продолжила: – Вы скажете, для того, кто хочет посмотреть мир, Майкл Оуэн действительно очень выгодная партия. Вы, наверное, представляете меня этакой вертихвосткой, которой все равно с кем, лишь бы вокруг света. Если это так, то вы неправы. Поверьте, до встречи с Майклом я получала очень выгодные предложения. Богатый фабрикант, владелец строительной фирмы, банкир из Гонконга и партийный функционер из Пекина были готовы взять меня в содержанки. И я называю только самых видных претендентов! У каждого из них, поверьте, денег намного больше, чем у Оуэнов. Я отказала им всем, потому что золотая клетка не для меня. Я могла бы сказать, что всю жизнь ждала одного Майкла, но высокопарные выражения не в моем стиле. Просто Майкл оказался нужным мужчиной, который появился в нужное время. Я люблю его и надеюсь, что это взаимно. Мы, конечно, можем ошибаться относительно своих чувств, но я так вам скажу… Настоящая любовь существует уже до первой встречи, она не имеет начала. Такого человека просто узнаешь сразу…
Удивление Пола возрастало с каждой ее фразой. Как же он недооценил эту женщину! Она оказалась не только намного умней, но глубже, сильней, чем он думал. При этом она чем-то напоминала ему Мередит. Ее решительность отталкивала и в то же время восхищала его.
Пол верил ей в том, что касалось Оуэна. Очевидно, Аньи его любила. Она еще не знает, что потеряла его, а значит, Пол снова оказывается в роли вестника смерти. С той только разницей, что на этот раз он не готов к такому повороту событий. Он явился сюда не за этим, всего лишь за информацией. И Аньи была не более чем ее источником, вплоть до момента их встречи. Он и представить себе не мог, как сейчас объявит ей о том, что Майкла больше нет. При одной этой мысли Пол ощутил тяжесть в груди, словно ее сдавливали стальные обручи.
– Вам плохо? – услышал он голос Аньи. – Может, выпьете чего-нибудь?
– Да, воды, пожалуй.
Она вышла на кухню и вернулась с полным стаканом:
– Может, вам лучше прилечь?
– Спасибо, все в порядке, – соврал Пол.
Она снова села на кровать, держа подушку возле живота, как грелку, и не спуская глаз с Пола. Этот взгляд выражал тревогу, и Пол не знал, что стоит за ней: озабоченность его здоровьем или новое недоверие, вызванное его минутной слабостью.
– Ну вот, – сказала она, – я так много вам о себе рассказала. Теперь можете задавать вопросы.
– Конечно…
– Да что с вами? Это как-то связано с Майклом?
Ее внезапный испуг придал ему решительности.
– Вы действительно не знаете, где он может скрываться?
– Нет.
– У него были друзья или знакомые в Шэньчжэне, кроме вас?
– Не знаю, – пожала она плечами.
– А враги? Он ни с кем не ссорился в последнее время?
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что он пропал. Кому могло быть выгодно его исчезновение?
– Вы говорите как полицейский.
– Что вы с ним делали в Шанхае? Что за строительная площадка, на которой вы были вместе?
Ее глаза снова стали холодными. Очевидно, Аньи не понравился этот его вопрос.
– О какой новой фирме вы говорили? – продолжал он.
– Я не понимаю вас…
– Вы сказали, что хотели бы жить в Нью-Йорке, если у Майкла получится с новой фирмой.
Она замолчала и посмотрела на Пола так пристально, будто только что его увидела.
– Кто вы? Кто вас послал? Вы – друг Майкла и ничего не знаете о «Лотус метал»?
– Я друг семьи Оуэнов.
– Вы лжете. Я вам не верю.
– Вы должны мне верить.
– Я никому не верю.
– Вы верили Майклу Оуэну, я надеюсь.
– Я знала, что он не причинит мне вреда, одно это дорогого стоит. Если вы называете это доверием, пусть так.
– В таком случае мне вас жаль.
Аньи закатила глаза:
– Пожалуйста, не надо сожалений.
– Какой повод я дал, чтобы мне не верить?
– С каких это пор для недоверия нужен повод?
– Если человек недоверчив от природы, то действительно не нужен.
– Какие глупости вы говорите? «Недоверчив от природы». Разве бывают такие люди? У вас есть маленькие дети? Они доверчивы. Осторожны, может быть, но доверчивы. Если они становятся другими, то это потом.
– И что же сделало вас другой?
– Вас это совершенно не касается. – Она встала, швырнула подушку в стену и вышла из комнаты.
Пол последовал за ней. На кухне она стояла спиной к нему.
– Чего вы боитесь?
– Кто вам сказал, что я боюсь?
Внезапно она повернулась. Только сейчас Пол заметил темные круги у нее под глазами, слишком темные для ее возраста.
– Если вы действительно такой хитрый, что насквозь видите китаянку с первого взгляда, то должны сами ответить на этот вопрос. – Она шагнула к нему. – Я прошу вас уйти. Мне хотелось бы побыть одной.
Пол прикрыл глаза. Ему представилась картина: она рядом с Виктором Таном. Тан положил ей на плечо огромную руку и смотрит в камеру. На этой фотографии она выглядела напряженной и слегка отвернула голову, как будто хотела высвободиться из его объятий.
– Насколько хорошо вы знаете Виктора Тана?
– Я его не знаю.
– Вы лжете. Я видел фотографии Майкла. На одной из них вы в обнимку с Таном.
– Я хочу остаться одна. Уходите!
– Теперь я знаю, что вы боитесь его.
– Вы не слышите, о чем я вас прошу? Пожалуйста, уходите…
Аньи ударила ладонью по барной стойке. Очевидно, тем самым она хотела продемонстрировать свою силу, но вышло неубедительно. Ее пальцы судорожно сжались, мышцы напряглись, глаза расширились. Теперь Пол не сомневался, что угадал правильно.
– Почему вы боитесь Виктора Тана? – медленно проговорил он и повторил вопрос по-английски.
Аньи молчала. Теперь она смотрела не на Пола, а в пол.
Пол подумал о Майкле, Кристине и мнимом убийце, который только что подписал липовое признание.
– Майкл Оуэн убит! – вырвалось у него. – Я хочу знать, кто это сделал, и для этого мне нужна ваша помощь.
Ее узкие глаза удивленно расширились, рот сформировал безмолвный крик, колени обмякли, пальцы вцепились в край стола. На какое-то мгновение Полу показалось, что Аньи вот-вот потеряет сознание, и он протянул руки, чтобы подхватить ее. Однако в следующую секунду она словно остекленела. Спазматические подергивания мышц лица напоминали движения выброшенной на берег рыбы. Аньи закусила нижнюю губу, по щекам потекли слезы. Пол шагнул вперед, чтобы обнять ее.
– Не прикасайтесь ко мне, – не поднимая глаз, прошептала Аньи.
Пол вспомнил отчаяние на лице Элизабет Оуэн, плачущую Мередит и себя, рыдающего в подушку рядом с мертвым Джастином. Сколько же существует разных способов для выражения любви и скорби, горя и радости? Остается только удивляться, как мы вообще понимаем друг друга.
Мышцы ее лица расслабились, но кожа стала белой как снег, как будто жизнь уходила из нее с каждым выдохом. Взгляд бесцельно блуждал по комнате.
– Я отвечу на два ваших вопроса, потом вы оставите меня. Вам ясно? – почти беззвучно спросила она.
– Да, – кивнул Пол.
– Я вас слушаю.
– Что вы делали в Шанхае? – машинально выпалил Пол.
– В последние месяцы мы бывали там часто. Майкл встречался с Ван Мином – директором «Лотус метал». Но об этом лучше меня вам расскажут его родители.
– Где я могу найти этого Ван Мина?
– Это ваш второй вопрос?
– Нет. – Пол задумался. – Почему вы боитесь Виктора Тана?
– Почему я боюсь Виктора Тана? – переспросила Аньи, как будто чтобы удостовериться, что правильно поняла вопрос. – А вы с ним знакомы?
– Нет.
Она кивнула:
– Иначе не спросили бы меня об этом.
– Это не ответ.
Она замолчала, уставившись куда-то в пространство, и продолжила таким же тихим, бесстрастным голосом:
– Полагаю, любой, кто хоть немного знает Тана, его боится.
– И Майкл Оуэн?
– Я имела в виду китайцев, Майкл и его родители – нет. Поначалу меня это удивляло. Майкл производил впечатление мужественного, уверенного в себе человека, каким я и представляла себе настоящего американца. Он не боялся ни полиции, ни чиновников, ни Тана, когда тот ему угрожал. Но со временем стало ясно: он просто не понимает, с кем и чем имеет дело. Чтобы бояться, нужно по меньшей мере видеть опасность. «Правда на моей стороне, с нами ничего не случится», – говорил он. Правда… – Она горько усмехнулась. – В Китае! – Теперь ее голос окреп и выражал удивление наивностью Майкла. – Он старался. Здесь мне не в чем его упрекнуть. Даже пытался учить мандаринский. В книжках он вычитал, что между американцами и китайцами много общего. Иногда мы даже спорили на это тему. «Не забывай, ты не в Висконсине», – предупреждала его я. «Какая разница, дорогая? – улыбался он. – Весь мир грезит американской мечтой». На это я возражала, что у нас, китайцев, своя мечта, китайская. Но Майкл только смеялся: «Местная разновидность, не более. Это одно и то же». Мне так и не удалось его переспорить.
– А почему Тан ему угрожал?
– Майкл постоянно спрашивал меня, – продолжала Аньи, не слыша его вопроса, – отчего я так труслива? «У любого человека отыщется множество причин для страха, – отвечала ему я. – Но у китайцев их больше, чем у кого бы то ни было».
– Почему Тан угрожал ему? – повторил Пол. Она неопределенно покачала головой. – Он имеет какое-нибудь отношение к убийству?
– Этого я не знаю, это предстоит выяснить вам. Мы договаривались, что я отвечу только на два ваших вопроса. Я сделала это и теперь прошу вас уйти. Пожалуйста…
– Чем я могу вам помочь?
– Вы знаете чем.
– Может…
– Нет, – перебила Аньи. – Вы окажете мне огромную услугу, если оставите меня.
Она повернулась и пошла к двери.
Пол последовал за ней. Она знала больше, чем была готова рассказать, в этом он почти не сомневался, но на сегодня он получил от нее все, что мог.
Оставалось позвонить Дэвиду и попросить его как можно скорее приехать в Алмазные Виллы. У комиссара, с его опытом, было куда больше шансов разговорить Аньи.
Она открыла дверь:
– Не беспокойтесь за меня, – и впервые подняла на него глаза.
На чьем еще лице видел Пол столько отчаяния?
XXI
Можно ли прожить жизнь без лжи? Все время идти дорогой правды и ни разу не покривить душой? Речь шла не о мелком жульничестве, облегчающем повседневное существование каждого человека, не об отговорках, с помощью которых обычно оправдывают опоздания на работу или то, что забыли поздравить друга с днем рождения. Дэвид имел в виду те тайны, которые человек проносит через всю жизнь. Что это может быть? Один утаил от родственников наследство, другой имеет ребенка на стороне, третий влюблен в родную сестру или брата, четвертый обманул друга или делового партнера.
Дэвид спрашивал себя, есть ли такая тайна у Мэй? Может, она всю жизнь любит другого мужчину или имела роман на стороне? Такое невозможно себе представить, но разве он готов за нее поручиться? Жил ли на свете когда-нибудь хотя бы один человек, чья биография не основывалась бы на обмане, фикции? Можно скрывать это до самой смерти или любая тайна отыщет в конце концов лазейку наружу? И что потом сделает она с человеческой жизнью? Как поведут себя Мэй, Пол и Чжен, когда узнают, что столько лет скрывал от них Дэвид? Увидят ли после этого все сказанное и сделанное им в другом свете? Отвернутся от него или простят?
Разве у него был выбор? Дэвид смотрел на волны, стремительно расходящиеся от носа катера. Всю страну охватила истерия, а шестнадцатилетний Чжан хотел занять свое место под солнцем. Он слишком принадлежал этому обществу, чтобы иметь выбор. Кроме того, он не видел вокруг никого, кто бы ставил под сомнение идеи Мао Цзэдуна и политику Коммунистической партии. Дэвид был слепцом, сам того не подозревая.
Но культурная революция закончилась в 1976 году, и тогда выбор появился у всех, кто так или иначе оказался причастен к этому безумию. С некоторых пор Дэвид делал выбор каждый день, и все в пользу молчания и против правды. И за это уже он сам, лично нес полную ответственность и не имел никаких оснований перекладывать ее на партию, политического комиссара или великого председателя. Как буддист, он слишком хорошо осознавал это. Мы, и никто другой, властны над нашими поступками, это наша, и только наша, жизнь.
Это понимание пришло Чжану поздно и само по себе было освобождением. Но, как и всякое освобождение, оно принесло с собой новые сомнения и неуверенность в себе.
От этих мыслей Дэвиду стало плохо, и он поднялся на палубу. Катер со стремительностью ракеты рассекал морские просторы. Вспененный множеством судов, залив напоминал ванну, в которой плещутся дети. Теплый ветер растрепал Дэвиду волосы. Волны отчаянно бились о борта, то подкидывая катер, то опрокидывая его в разверстую пасть пучины. Качка лишь усугубила недомогание Дэвида. Он прислонился к борту и попробовал сосредоточиться, но вместо этого ощутил приступ рвоты. Желудок протестовал, выталкивая наружу недавний обед: поджаренную лапшу и суп вонтон. Что-то перелетело за борт, остальное выплеснулось на брюки и ботинки. Дэвид ощутил отвратительно-едкий привкус желудочного сока. Тут же захотелось исчезнуть, спрятаться от того, что ждало его в Шэньчжэне. При одной мысли о том, что предстоит допрашивать Аньи, его трясло, как в лихорадке.
Пол утверждал: она что-то скрывает и боится Тана. Но даже он не представлял себе, до какой степени страх этой женщины понятен Чжану. Разве мог Дэвид спрашивать ее о причине этого страха, не принимая в расчет свой? Что, если Пол почувствует это и начнет задавать вопросы, как на Ламме? В таком случае он вынудит Дэвида снова прибегнуть к обману.
Одна ложь влечет за собой другую, та третью, четвертую, пока человек окончательно не запутается в их сетях. Разве когда-нибудь бывало, чтобы все закончилось одной-единственной ложью?
Дэвид не мог с уверенностью ответить на этот вопрос, но одно знал наверняка: он уже в тисках своей лжи. Она настигла его, и это когда-нибудь случится с каждым, включая Тана.
Дэвид сошел на берег в числе последних и вдруг занервничал при виде полицейских в форме. Неужели это за ним? Сейчас его пригласят в какой-нибудь секретный кабинет, отберут удостоверение комиссара полиции и сообщат об этом в комиссию по расследованию убийств.
Чушь! Такое невозможно! Ло думает, что Чжан отлеживается сейчас дома, на диване, с больным коленом. За последние сутки Дэвид не совершил ничего такого, что могло бы вызвать у них подозрение. Но сейчас, когда он перейдет через границу, все пути к отступлению будут отрезаны.
До сих пор он только отстранялся от них. Не вступал в Компартию, несмотря на неоднократные приглашения, игнорировал, насколько возможно, участие в различных комиссиях и комитетах. Коллеги не понимали его, считали своевольным, но безвредным. Теперь же Чжан впервые перешел к открытому противостоянию, а значит, рано или поздно его расследование затронет интересы очень влиятельных людей. И когда эти люди станут обороняться, у него не будет союзников, кроме Пола.
К счастью, молодой пограничник не умел читать мысли. Он быстро взглянул на паспорт, гонконгскую визу, потом на монитор и удовлетворенно кивнул.
Дэвид взял такси до кафе неподалеку от Алмазных Вилл, где его ждал Пол.
– Плохо выглядишь, – первым делом заметил тот. – Ты, часом, не передумал?
– На море был шторм, меня укачало. Ничего страшного. Штаны и ботинки я сейчас вычищу в туалете.
Они выбрали самое представительное такси из тех, что были на стоянке: новенький черный «фольксваген-пассат» с тонированными стеклами, хотя от Алмазных Вилл их отделял лишь короткий отрезок улицы. Миновали охранников, которые при виде их вытянулись в струнку, и подъехали к сапфировому дому.
– Может получиться так, что я попрошу тебя уйти, – предупредил Дэвид.
– Что ты задумал? Надеюсь, ты не намерен ей угрожать?
– Нет, но для начала я должен убедить ее доверять мне. Если у меня это получится, нам будет лучше остаться один на один.
Пол кивнул. Они стояли перед металлической решеткой, отделявшей гараж от лифта, и некоторое время молча переглядывались. Потом Дэвид дал Полу знак, и тот нажал кнопку звонка. Ответа не последовало. Они попробовали еще раз – так же безуспешно.
– Может, она уснула? – предположил Пол. – Она выглядела уставшей, когда я уходил.
– Или боится твоего возвращения, или что ты кого-нибудь приведешь и не хочет открывать.
– Не думаю. – Полу не понравилась эта мысль. – Скорее всего, она просто ушла в магазин.
Дэвид сжал губы и обеими руками взъерошил волосы:
– Надеюсь, с ней ничего не случилось. Она рассказала тебе слишком много, нам обязательно нужно проникнуть в квартиру.
В ответ на их вопрос охранники возле будки сообщили, что консьерж живет в подвале сапфирового дома. Старик посмотрел на двух незнакомцев с подозрением. Разумеется, у него есть ключи, но начальство категорически запретило ему вскрывать какую-либо квартиру без крайней необходимости или же только в присутствии жильцов. Даже полицейское удостоверение Чжана поначалу его не убедило. Однако, разглядев слова «комиссия по расследованию убийств», старик встряхнулся, достал ключи и проводил гостей на шестой этаж.
– Аньи? – осторожно позвал Пол. Ответа не было. – Аньи? – громче повторил он – тишина.
Чжан переступил порог первым. Шторы в гостиной были задернуты, потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте. Прислушавшись, друзья разом содрогнулись: обоим показалось, будто в спальне что-то шевелится.
– Эй, кто-нибудь дома? – спросил Дэвид.
Для комиссара полиции его голос звучал слишком нерешительно.
Ответом было молчание. Они оглядели гостиную. На столе стоял стакан, который Аньи принесла Полу, рядом ваза с пластиковыми цветами и кипа газет.