Сказание о Доме Вольфингов (сборник) Моррис Уильям
Путники к этому времени уже почти сошли с крутого участка тропы, и лучи солнца полностью освещали их. Девушка задержалась на мгновение и, повернувшись к Златогривому, произнесла:
– Всё это я люблю уже сейчас, если только горе моего народа будет избыто, и тогда я лучше разгляжу твоё любимое лицо.
Сказав это, она приблизилась к нему и нежно поцеловала, а затем, положив руку юноши на своё бедро и придерживая её, молвила:
– Скоро мы станем одним целым – одним духом и одной плотью.
Златогривый засмеялся, радуясь жизни и гордясь собой, он вновь взял девушку за руку, и они пошли дальше. Он сказал:
– Милый друг, ты чувствуешь холодные кольца моей кольчуги. Моя рука сжимает копья, а на боку висит Страж Дола. Ты смотришь на меня, как валькирия на своего возлюбленного. Многое ещё предстоит сделать, прежде чем в Доле смогут собрать урожай.
Влюблённые вышли из ущелья. Рядом с тропой на камне сидела Лучница, а рядом с ней Лесомудрый натягивал на лук тетиву. Лучница, улыбнувшись Златогривому, поднялась, и все вместе они пошли дальше, вдоль скал, образующих край долины, постепенно уклоняясь на запад. Лучезарная сказала:
– Много раз я ходила здесь, вдоль скал. Если пройти дальше, в ту же сторону, куда мы идём сейчас, можно прийти к утёсу, нависающему над Ознобным Потоком в том месте, где он покидает Долину Теней. Если там взобраться повыше, то можно встать на самом краю скалы. Внизу под тобой, в ущелье, водовороты потока, до тебя долетают брызги водопада, ты слышишь грохот низвергающейся воды. Для нас всё это, как для других – сад возле дома. Не так ли, Лучница?
– Так, – подтвердила Лучница. – Осенью там растёт много брусники. Её сок часто окрашивает наши губы, но когда на пороге война, лучше соблюдать осторожность.
Лучезарная продолжила:
– Это место связано с историей нашего рода. Посмотри, Златогривый, там, немного правее, шагах в сорока перед нами, пять серых камней. Когда мы только поселились в Долине Теней, старейшины собирались здесь, чтобы держать совет.
Божественноликий посмотрел в ту сторону, куда она указывала, но в этот момент он заметил, что Лучница прилаживает стрелу к тетиве (девушка шла по левую руку от Лучезарной, а Божественноликий по правую руку от неё). Лесомудрый, шедший крайним справа, тоже доставал стрелу. Не успел Божественноликий перекинуть на руку щит, как лучница внезапно крикнула:
– Скорее! Ложись на землю, Лучезарная! Златогривый, щит и копьё, щит и копьё! Я вижу блеск стали из-за Камней Совета.
Как только эти слова слетели с её уст, раздался звук спущенной тетивы, и из-за камней вылетели три стрелы. Златогривый почувствовал, как одна из них отскочила от его шлема. Он увидел, как Лучезарная упала на землю, но не понял, сделала ли она это по просьбе Лучницы, или была ранена. Лучница в тот же момент спустила тетиву, и со стороны врагов раздался вопль. Лесомудрый стрелять не стал. Он приложил ко рту руку и издал громкий дикий крик: «Ха! Ха! Ха! Ха! А-а-у-у-у!» Закончил он долгим протяжным воем, который можно было принять за вой волка. Златогривый, как и полагается воину, быстро сообразил, что если Лучезарная ранена (а она не издала крика), то лучше напасть на врага, а не останавливаться и помогать ей, рискуя потерять всё. С копьём и щитом в руках он ринулся вперёд. Обогнув камни, он увидел шестерых. Один из них стоял, прислонившись к скале. Из его плеча торчала стрела Лучницы, ещё двое были готовы пустить стрелы в нападавшего. Не теряя ни секунды, Златогривый бросился на них. Одна стрела посвистела мимо, а другая отскочила от его щита. В прыжке юноша метнул копьё и увидел, как оно поразило одного из стрелков в не защищённое шлемом лицо. Хлынула кровь, и воин покатился по земле. В следующий момент четверо с короткими стальными топорами в руках бросились на Златогривого. Юноша, всем весом навалившись на второе копьё, пронзил им горло другого стрелка, и тут почувствовал удар по шлему. Удар был таким сильным, что хотя работа Старейшины и выдержала, сам юноша опустился на колени. Держа над головой щит, он старался вытащить Страж Дола. В это мгновение мимо его уха просвистела еще одна стрела. Поднявшись, Златогривый увидел, что один из его врагов катается по земле, цепляясь руками за вереск. Лесомудрый, вновь издав страшный вой, спустил тетиву. Лучница выстрелила одновременно с ним. Двое врагов побежали. Лучница опять попала в цель, и один из смуглолицых упал замертво. Но стрела Лесомудрого пролетела над плечом второго врага, и тот убежал. В мгновение ока, словно заяц, поднятый охотниками, Златогривый ринулся за ним. Юноша подумал, что смуглолицые могли видеть, как отряд поднимался из долины, и если хотя бы один из врагов сбежит, он приведёт за собой войско.
Божественноликий был силён и бегал не хуже других, и хотя кольчуга мешала ему, всё же, изготовленная Железноликим, она была намного легче доспехов смуглолицего. Вскоре гонка завершилась. Неприятель, задыхаясь от бега, обернулся к Златогривому. Тот с силой ударил его щитом, повалив на землю, и пока враг пытался подняться, одним ударом отрубил ему голову, ибо Страж Дола был славным мечом, а самого жителя Дола обуревала жестокая ярость. Оставив поверженного врага на земле, юноша развернулся и быстро пошёл к Камням Совета. Около мёртвых врагов стоял Лесомудрый. Он добил раненых и теперь снимал кольца с убитых. Лучница же возвращалась к Лучезарной. Златогривый побежал за ней.
Лучезарная сидела на травянистой кочке, рядом с тем местом, где упала. Лицо её было бледным, а глаза ярко горели. Когда юноша подошёл ближе, она, обернувшись к нему, спросила:
– Друг, ты ранен?
– Нет, – ответил юноша. – А ты? Ты бледна.
– И я нет, – произнесла девушка, улыбнувшись. – Разве я не говорила тебе, что совсем не гожусь в воительницы, не то что Лучница. От вида битвы девушки бледнеют.
Лучница вмешалась в разговор:
– Если хочешь знать правду, Златогривый, то обычно она не бледнеет во время битвы. Просто теперь у неё есть новая радость, которая оказалась куда сильнее, чем она предполагала, и она боится, как бы её не потерять.
– Лучница права, – легко согласилась Лучезарная. – Как хорошо, что она сказала это. Я видела, как метко ты стреляла, Лучница, и ты мне милее от этого.
– По-другому я и не стреляю. Но как близко от тебя пролетели стрелы этих неудачников?
– Одна только задела локон над левым ухом, и это не страшно, а вот вторая порвала платье около правого колена. Я потеряла равновесие и упала, так что теперь у меня тяжёлое ранение рубахи и платья.
Девушка приподняла руками подол одежды, чтобы показать прорехи. Лицо её вновь порозовело – она была счастлива.
– Как теперь лучше всего поступить? – спросила она.
Божественноликий ответил:
– Давай немного подождём. Из долины скоро придут ваши люди, они наверняка слышали вой Лесомудрого – ветер дует в их сторону.
– Да, придут, – подтвердила Лучезарная.
– Это хорошо, – сказал Божественноликий. – Надо подобрать тела и отнести туда, где их не найдут смуглолицые, если они опять окажутся в этих местах, ведь в противном случае они могут отыскать и тропу в долину. Также, мой друг хорошо бы тебе убедить нескольких мужчин из долины сторожить эту тропу на случай, если по горам бродят другие смуглолицые.
Девушка ответила:
– Ты мудр в военных делах, Златогривый, и я последую твоему совету. Как горько, что смуглолицые смогли так близко подобраться к Долине Теней!
Божественноликий сказал:
– Об этом позаботится Могучеродный, когда вернётся домой. Скорее всего, он решит напасть на них где-нибудь подальше, чтобы отвлечь их внимание от пустынных мест. В свою очередь, я тоже постараюсь занять их, когда вернусь домой, в Дол.
После этих слов к ним подошёл Лесомудрый. Он считал, что их враги отбились от своих, не думая попасть в Долину Теней, и решили засесть в засаде у Камней Совета, лишь когда услышали голоса идущих по тропе путников. Они хотели убить мужчин и утащить женщин. Кроме того, Златогривый добавил, что хорошо было бы захватить с собой трупы и сбросить их с утёса в бурное течение Ознобного Потока.
Пока они разговаривали, из долины показались люди. Их было человек двадцать, и все хорошо вооруженные. Быстро приблизившись к путникам, они сильно обрадовались, услышав о том, что произошло. Больше всего пришлось им по душе то, что Божественноликий в этой схватке показал и силу, и проворство. Они сочли его совет мудрым и решили сторожить округу, пока не вернётся домой Могучеродный.
Тогда Лучезарная сказала:
– Пора расставаться. Дорога трудная, а день не продлится вечно.
Повернувшись к Божественноликому, девушка положила ему на плечо руку и, наклонившись к нему, прошептала:
– Разве тебе не кажется странным это наше второе расставание? Ты теперь многое узнал обо мне, а ведь раньше считал чуть ли не богиней. Ты видел, как я краснела от твоих слов, как я бледнела от страха за тебя, чувствовал мои ласки, которые я не могла сдержать. Разве я не похожа на тех девушек, которых воины любят не больше недели, а потом забывают? После такой любви остаётся лишь щемящее чувство в сердце. Скажи, ты ведь не забудешь меня? Ведь моё желание показаться тебе слабой естественно для девушки.
Юноша ответил:
– Здесь я могу сказать только одно: я люблю тебя, и теперь уж точно никак не меньше, а скорее, даже больше, потому что узнал, что ты любишь меня, и тебе по нраву мой образ жизни, и ты готова разделить его со мной. Теперь сердце моё преисполнено радости, и только одно омрачает эту радость – мой выбор опечалит Наречённую. Мне всегда горько видеть, как кто-то грустит по моей вине.
Лучезарная ответила:
– Не забывай о знаке и о моём послании.
– Да, – кивнул он. – А теперь, прошу тебя, поцелуй меня, пусть даже и на глазах у всех. Мы ведь помолвлены и теперь можем не скрывать наших чувств.
Все и в самом деле смотрели на влюблённых, но издали, чтобы не услышать то, что должно быть сказано наедине. Жители Долины Теней любили Лучезарную, и теперь в их сердцах зарождалась любовь и к Божественноликому.
Влюблённые обнялись и поцеловались, не спеша расставаться. Наблюдавшим понравилось это, и они застучали по щитам оружием в знак одобрения.
Но вот Божественноликий развернулся и вышел из кольца воинов, Лучница с Лесомудрым последовали за ним, и путь через горы в Дол продолжился. Лучезарная медленно развернулась и пошла в сторону Долины Теней. Двое из самых крепких воинов сопровождали её, чтобы с ней не случилось беды. Всю дорогу девушка размышляла о произошедшем.
Остальные воины потащили трупы смуглолицых к отвесным скалам над Ознобным Потоком. Там они свергли их в кипучий водопад, а после отправились домой, захватив с собой наручные серебряные кольца убитых, чтобы доказать правдивость всего, что здесь случилось.
Когда же они вернулись в Долину Теней, Лучезарная распорядилась об охране входа в долину и обо всём, что надо было сделать до прихода Могучеродного.
Глава XXII. Божественноликий возвращается домой
Божественноликий, Лучница и Лесомудрый шли по диким местам – сначала всё также вдоль утёсов по течению Ознобного Потока, а потом чуть отклонившись к западу. Вскоре пришлось карабкаться на высокий и крутой горный склон. Дорога и правда оказалась очень трудной. Наконец, путники достигли бесплодной лощины, откуда пришлось взбираться на следующий склон. Так – то вверх, то вниз – они продвигались весь день. Путь их пересекал все ущелья, расходившиеся от ледяных шапок самых высоких гор к нижним долинам, подобно расставленным пальцам руки или разлапистым корням большого дерева. Покрытые льдом вершины при этом находились слева, а иногда и сзади от путников.
Шли очень осторожно. Тетиву не снимали и постоянно держали наготове копья, но никого не встретили – ни хороших, ни плохих. Живых существ и вовсе было мало. В полдень отдохнули в пустынной лощине. Через неё протекал ручей, но трава там не росла – только камни и песок покрывали её дно. Зато там можно было укрыться от ветра. В этих горах он дул очень сильно. Лучница достала из сумки провизию и вино. Все ели, пили и чувствовали себя счастливыми. Девушка сказала:
– Хотела бы я проделать с тобой весь путь, Златогривый. Давно я уже желаю доставить себе такую радость – посмотреть на землю, в которой однажды поселюсь.
Божественноликий спросил:
– А ты хочешь поселиться в Доле? Мы будем только рады.
– О чём ты? Хочу я или нет – неважно. Я там поселюсь.
Лесомудрый кивнул в знак согласия, но Божественноликий вновь спросил:
– Замечательно, но почему же это непременно должно случиться?
Лесомудрый засмеялся:
– Я расскажу это быстрее, чем она, ведь время сейчас не ждёт. Лесной Отец и Лесная Матушка, я, два моих брата и вот эта женщина всегда были рядом с Лучезарной. Мы считаем, что война и другие беды сблизили нас больше, чем наши родственные связи, так что родственники мы ей или нет, всё равно никогда не покинем её ни при жизни, ни после смерти. И, раз ты переезжаешь с ней в Дол, значит, и мы тоже.
Божественноликий рад был узнать, что собеседники верили в его скорую свадьбу. Лесомудрый начал собираться в путь, но Божественноликий спросил его:
– Скажи мне, Лесомудрый: тот вой, что ты изобразил, когда мы сражались, – он и сейчас звучит у меня в ушах – это твой клич или клич твоего народа? Я услышу его снова?
– Можешь не сомневаться, ты услышишь его ещё много раз, – ответил Лесомудрый. – Это клич Волка. Если ратники нашего рода сражаются, редко бывает так, что этот крик не разносится над полем сражения. Но пойдём же!
И отряд отправился в путь. Дорога стала ещё труднее. Приходилось взбираться на крутые склоны, поднимаясь по узким тропинкам вдоль отвесных утёсов. Это расстояние, короткое для летящей птицы, казалось путникам очень длинным. Уже приближалась ночь, когда они, наконец, вышли к ущелью, через которое текла Река Бурная. До города оставалось ещё примерно шесть миль. Лесомудрый сказал, что путь был бы проще, хотя и гораздо длиннее, если бы они пошли обратно на восток после той долины, где отдыхали в полдень. Златогривый запомнил длинный путь, ведь он мог пригодиться на тот случай, если нужно будет провести в город большой отряд из Долины Теней.
Трое путников спустились в ущелье по тропе, показавшейся Божественноликому знакомой, и сели у воды на один из камней. Божественноликий доброжелательно разговаривал со своими попутчиками – он считал их надёжными, верными товарищами.
– Лучница, – произнёс юноша, – ты недавно говорила, что охотно взглянула бы на Дол. Это и в самом деле красивое место, и, если захочешь, ты скоро окажешься в нём. Вас радушно примут в доме моего отца. Я искренне прошу – погостите у нас. Приближается ночь, а дорога назад длинная, трудная и опасная. Сестра моя Лучница, ты ведь знаешь: я буду горевать, если с тобой приключится какая-нибудь беда. Или с тобой, друг Лесомудрый. А при свете дня вы быстро пересечёте пустошь.
Лучница ответила ему:
– Златогривый, ты очень добр. Я знаю, что ты говоришь искренне, и сама бы с радостью переночевала в освещённом свечами зале в твоём чертоге. Но нам не следует задерживаться, ты знаешь, как много дел у нас дома. Я нужна Лучезарной – хотя бы для того, чтобы уверить, что никто из смуглолицых не унёс за локоны твою ненаглядную голову. Не бойся, мы пойдём не в полной темноте. Посмотри, на небо вышла луна.
– Что ж, – ответил ей Божественноликий, – расставание всегда неприятно. Если бы я мог, то дал бы вам что-нибудь в подарок, особенно тебе, сестра моя Лучница.
Лесомудрый сказал:
– Ты можешь пообещать нам подарок. Для нас это всё равно, что уже получить его из твоих рук.
– Да, – подтвердила Лучница. – Мы сами думали об этом и чуть было не попросили тебя.
– Какой же подарок вы хотите? Считайте его уже своим, даже если это будет не более чем награда за твои меткие стрелы.
Девушка засмеялась и, взявшись за полы кольчуги Божественноликого, попросила:
– Покажи нам след от утреннего удара стальным топором на твоём шлеме.
– Да там и нет особенного следа. Этот шлем ковал мой отец, а его работа всегда хороша.
– Верно говоришь. А могу я попросить себе кольчугу и шлем его работы, а Лесомудрому славный меч? Тогда и я, и он будем счастливы!
Златогривый ответил:
– Я рад твоей просьбе и уверен, что и Железноликий обрадуется, узнав о твоей меткости, ведь если бы не ты, Ликородный остался б его единственным сыном. А теперь мне надо идти. Сердце подсказывает мне, что пока меня не было, в городе что-то произошло.
Все трое поднялись, и Лучница произнесла:
– Ты любезен, брат. Скоро мы встретимся вновь, и всё тогда будет хорошо.
Божественноликий положил руки на плечи девушки и поцеловал её в обе щеки. Затем, поцеловав Лесомудрого, он развернулся и пошёл своей дорогой, перешагивая с камня на камень через Реку Бурную. Прозрачные её воды стояли в это время года не очень высоко и не очень низко. Обернувшись, юноша увидел, что Лесомудрый и Лучница взбираются обратно на утёс по тропе вдоль ущелья реки. Девушка тоже обернулась и помахала на прощание луком. Божественноликий пошёл дальше. Несмотря на то, что в небе действительно сияла луна, ночью идти было довольно сложно, поэтому, хоть юноша и хорошо знал дорогу, шёл он медленно. Минуло более полутора часа, прежде чем он вышел по горной тропе в долину. Он начал уже было быстро идти к городским воротам, всё так же вдоль берега реки, но вдруг услышал крики и шум, довольно необычные для такого места, ведь здесь никто не жил – разве что рыбак забредал сюда для того, чтобы забросить удочку в затоне реки. Более того, там, откуда доносились крики, юноша увидел свет факелов. Огни быстро перемещались в разных направлениях. Божественноликий понял, что что-то произошло. Он остановился и внимательно огляделся. В этот момент между горной тропой и сверкавшей в лунном свете водной гладью юноша заметил что-то блестящее. Тихо, как только мог, он приготовил щит и перехватил правой рукой копьё – поближе к наконечнику, а затем двинулся прямо к предполагаемому врагу. Тут же на открытое пространство между ним и рекой выскочил воин. Его топор ярко сверкал в лунном свете. Божественноликий сдержал сильный удар своим щитом, выдвинув вперёд левое плечо так, что нападавший перевалился через него и с сильным плеском упал прямо в воду (оба они находились как раз у глубокого затона Реки Бурной). Юноша развернулся на каблуках, но не увернулся от удара второго противника, пришедшегося ему по правому плечу. Удар был нанесён неудачно и не со всей силы, так что топор просто соскользнул по кольчуге, не разорвав её. Тогда юноша ударил копьём, поразив им противника в лицо и пробив насквозь голову. Не глядя на поверженного врага, Божественноликий стоял на месте, размахивая копьём с криком: «За Город и Лик! За Город и Лик!»
Новых врагов не было, но словно эхом его крика недалеко раздался отчётливый ответный крик: «За Лик! За Лик! За Город и Лик!» Божественноликий пробормотал:
– Похоже, дню предстоит окончиться тем же, с чего он начинался!
Затем он вновь прокричал «За Город и Лик!», и минуту спустя в свете луны из-за груды камней у воды показались высокие силуэты горожан. Свет факелов и ночного светила плясал на их доспехах и оружии. У каждого в руке было копьё или меч.
Первым из появившихся воинов шёл Ликородный. Он бросился обнимать брата:
– Как здорово, что мы встретились, Златогривый! Ты появился, словно Каменный Кулак с Гор! Ты не ранен? С кем ты сражался? Где остальные? Откуда ты взялся?
– Нет, я не ранен, – ответил ему Божественноликий. – Слишком много вопросов, скажи мне сперва сам, кого вы ищете здесь с мечом и факелами?
– Их было двое – точно таких же, каких мы когда-то видели мёртвыми в доме Лесного Сумрака.
– Тогда можете вложить мечи в ножны и возвращаться домой, – успокоил его Златогривый, – так как один из них лежит сейчас на дне затона, а на второго ты только что чуть было не наступил, Ликородный.
Вокруг раздались победные крики. Поднесли поближе факелы и осмотрели павшего врага – он был мёртв. Его оставили на том же месте до следующего утра и направились к Лесной деревне. Многие из шедших позади с удивлением поглядывали на Божественноликого, недоумевая, откуда он появился и что с ним приключилось. Они бы и сами его спросили, но рядом с юношей шёл Ликородный, а около ещё несколько человек, слушавших беседу братьев.
Ликородного интересовал тот же вопрос, что и остальных, и по пути он спросил брата, откуда тот явился:
– Разве ты позавчера не ушёл рано утром в лес в поисках приключений?
– Да, ушёл, – подтвердил Божественноликий, – я был в Долине Теней, а этим утром покинул её и отправился в обратный путь.
– Я не знаю Долины Теней, да и никто из нас не знает. Это новое название. Скажите, друзья, знает кто Долину Теней?
Никто не знал.
Ликородный задал ещё один вопрос:
– Блуждал ли ты среди призраков по чудесным местам, брат, или же это всё сочинённая тобою сказка?
– Думай как хочешь, но я и в самом деле был в Долине Теней. Если рассказывать коротко (я ведь очень хочу услышать, что произошло у вас), то скажу только, что никаких чудес я не видел, лесных духов тоже, а встретил лишь отважных людей. Их немного, но сердца их полны отваги. Мы с ними происходим от одних и тех же прародителей и божеств. И более того, скажу, что они заклятые враги тех разбойников, двоих из которых вы только что преследовали. Это смуглолицые из Серебряной долины, и они с радостью убили бы всех до единого жителей Долины Теней, а если мы ничего не предпримем, то они перебьют и всех нас. Их много, они истекают злобой, как гадюки ядом, они яростны, как вепри, и неразборчивы в средствах, как свиньи в еде. Тот отважный народ, что я встретил (он носит на своём знамени изображение Волка) должен стать нашим союзником. Они согласятся. Они могут показать нам дорогу к Серебряной долине по незаметным тропам, и тогда мы нападём на нашего общего врага, пока он, ещё ничего не подозревая, живёт, мучая захваченных местных жителей. Таким внезапным нападением мы уничтожим смуглолицых, словно разворошив осиное гнездо. В противном случае нам вскоре придётся туго.
Окружавшие их в темноте люди жадно слушали эти слова. Ликородный, немного помолчав, произнёс:
– Брат мой Златогривый, это серьёзные вести. Было время, когда мы сочли бы их за выдумки сказителя, ибо мы не слышали ни о Серебряной долине, о который ты так подробно рассказываешь, ни о смуглолицых, и совсем ничего не знаем о Долине Теней. Но за эти два дня мы встретили столько незнакомого нам прежде, столько нового, что если вспомнить ещё и события у Лесного Сумрака, то, хотя твои слова и кажутся нам немного нелепыми, мы поверим, что вскоре случится то, чего мы совсем не ожидали.
– А теперь, – ответил Божественноликий, – расскажи, что произошло у вас. И поверь – я не буду смеяться.
– Мой рассказ краток. Кроме того, сдаётся мне, события ещё не подошли к концу, и я буду свидетелем и участником их окончания. Итак, случилось это позавчера, как раз в тот день, когда ты ушёл в лес. Ты ведь потом расскажешь мне об этом подробнее, правда?
– Конечно, в своё время.
– Так вот, – продолжил Ликородный, – тем же днём и тем же утром (только после восхода солнца, а не до него, как ты) мы тоже отправились в лес – человек двадцать. Мы искали медведицу с медвежатами. Один из жителей Леса, искусный охотник, говорил, что нашёл берлогу. А ещё мы хотели подбить нескольких годовалых свиней, если получится. Поэтому мы вышли без шлемов, щитов и доспехов, но взяв с собой множество стрел и метательных орудий, а кроме того, охотничьи ножи и один-два топора. Только некоторые (и в их числе я) взяли мечи, да и то потому лишь, что привыкли их брать, выходя на любого врага – будь то человек или зверь.
С таким оружием мы поднялись вверх по течению Бурной и пришли в Лесную деревню. Там к нам присоединилось ещё человек десять, и нас получился целый отряд. С десяток миль от деревни мы поднимались в горы по вырубке, а затем повернули на восток, в лес. Я не знаю, насколько глубоко мы зашли, так как жители Леса вели нас какими-то путаными тропинками. Мы шли уже часа два, как, наконец, пришли к тому месту, где надеялись найти медведей. Это место легко узнать, потому что оно совсем не похоже на окружающий его лес. Густая чаща, примерно в два фарлонга, с колючими кустарниками, кривым ясенем, дубом и другими деревьями. Возможно, их семена принесли туда птицы, потому что все эти деревья растут посередине большой поляны, покрытой зелёной травой, напоминая остров. Местами на поляне высятся огромные прямоствольные дубы, которые, похоже, посадил с какой-то целью человек. Ты знаешь это место?
– Кажется, да, – ответил Златогривый. – И, кажется, я помню, что жители Леса называют его Кабаньей ловушкой.
– Возможно, – кивнул Ликородный. – Так вот, пришли мы туда с собаками, подошли к зарослям, обложили их, не сомневаясь в том, что там нас ждёт добыча. Но когда мы спустили собак, они стали вести себя странно: след не брали, зато с рычанием бегали взад и вперёд, и мы решили, что они учуяли свирепого зверя сбоку или сзади нас.
Так оно и оказалось. Зверь был действительно свиреп и смертельно опасен. Внезапно мы услышали звук спущенной тетивы, и в нас полетели стрелы. Рядом со мной стоял Железнощит из Верхнего Дола. Он подпрыгнул и упал замертво, пронзённый стрелой в спину. В мгновение ока я всё понял и закричал: «Враг! Все в укрытие за древесные стволы! Берегитесь! За Город и Лик! За Город и Лик!»
Мы разбежались, укрываясь за дубовыми стволами. Железнощит был убит сразу же, ещё двоих ранили – один Храброликий из нашего дома, а другой Камнеброд из Нижнего Дола.
Я выглянул из-за толстого ствола, за которым прятался, и увидел вдали людей в ярких одеждах, а ближе ко мне, менее чем в сотне ярдах от моего укрытия, я разглядел руку, выглядывавшую из-за ствола, и пустил в неё стрелу. Стрела достигла цели, и сразу же из-за дерева выскочил один из тех страшных смуглых разбойников (двоих из них убил Лесной Сумрак – помнишь?). Я держал наготове вторую стрелу, а потому сразу выстрелил во второй раз. Стрела угодила смуглолицему в горло, и он упал.
В этот момент отовсюду послышались вопли и завывания. Казалось, дворнягу ошпарили кипятком. Враги, заполонившие поляну, кинулись на нас. Похоже, тот, кого я убил, был их вожаком. Мы решили так по его дорогой одежде.
Я подумал, что пришёл наш смертный час. Всё, что мы могли сделать, – это, выстрелив наудачу, броситься на врага, чтобы защитить свои жизни мечом и копьём. Несколько смуглолицых упали после наших выстрелов, но немногие, ведь они бежали очень быстро.
Они набросились на нас, но, несмотря на их ярость и превосходство, не смогли разбить наш строй. Мы же убили четверых и многих ранили мечами, копьями и стрелами. У нас было пятеро раненых и один убитый (в него попали дротиком). Тогда враги немного отступили, чтобы рассредоточиться и вновь начать обстрел. Но мы не дали им этого сделать. Мы начали преследование, стараясь держаться как можно ближе к ним, настолько близко, насколько позволяли деревья. Мы готовы были умереть, если потребуется. Стычка и в самом деле была суровой.
И тут, представь себе, неподалёку раздался необычный крик: «Ха! Ха! Ха! Ха! А-а-у-у-у!» Заканчивался он так, словно это завывал волк. Крик повторился, потом ещё раз и ещё, и вот уже весь лес звенел от этого крика.
Сначала мы решили было, что это подошли свежие отряды нашего противника, и теперь-то мы точно погибнем. Но услышав этот крик, наши враги дрогнули, отступили, а потом, развернувшись, бросились прочь. Мы преследовали их, стараясь держаться вместе, поэтому большая часть убежала. Мы видели, как они разбегаются от наших нежданных союзников, поняли, что нашу работу сделают за нас и остановились. Мы наблюдали за тем, как высокие воины в одеждах из чёрной овечьей шерсти преследуют по поляне наших врагов, поражая их. Но вот и смуглолицые, и их преследователи скрылись, будто всё, что произошло, было сном, будто кто-то свернул вышитую ткань, чтобы убрать в сундук.
Камнеликий решил, что воины в бурых одеждах – это лесные духи, произошедшие от наших прародителей, а потому наши друзья, и когда кто-то из наших вышел вперёд, собираясь присоединиться к ним в погоне за общим врагом, Камнеликий запретил ему, сказав, что не стоит бросаться в объятия смерти, только что их избежав. Кроме того, у нас было несколько раненых, и им требовалась помощь.
Как бы то ни было, мы вернулись. Брат Боевого Утёса, высокий воин, повалил двух недругов молодым дубком, вырванным им в чаще, но не убил их, и теперь они, очнувшись, сидели, оглядываясь по сторонам и свирепо сверкая глазами. Они ожидали смерти, потому что Ворон с Длинной осыпи стоял рядом с ними с обнажённым мечом в руке. Но кровь наша уже остыла, и нам не хотелось убивать их, ведь они и так уже были в наших руках. Мы связали их и потащили с собой. Для погибших охотников мы сделали носилки, как и для тех, кто был серьёзно ранен и не мог идти. Раненые остались в Лесной деревне. Это были Неспешный, сын Дикого, Лебедь, сын Бычьего Луга, оба из Нижнего Дола и житель Леса по имени Бессмертный. В сражении были убиты Железнощит, о котором я уже говорил, Шерстяная Рубаха и Лесоруб из лесных жителей.
Вечером, грустные, мы пришли к городу с двумя убитыми горожанами, пленёнными врагами и теми ранеными, которые могли идти сами. Ты можешь себе представить, что решили жители города и наш отец. Новости, конечно, были важные, и никто не знал, чем всё закончится. Камнеликий призывал убить пленников на месте. Мы не могли добиться от них никаких сведений, да что там, даже единого слова. Но Старейшина не хотел лишать их жизни. Он полагал, что они могут пригодиться нам на тот случай, если враги возьмут в плен кого-то из наших. Мы все, как один, считали тогда, да и теперь считаем, что близится война с тем новым народом, который подошёл к нашим границам.
Пленников заперли в красной пристройке нашего дома. Отец думал, что ты сможешь рассказать нам что-нибудь о них, когда вернёшься. Но на рассвете мы узнали, что они сумели сбежать и, выкрав своё оружие, покинули Дол.
Завтра утром мы будем держать совет. От тебя ждут подробного рассказа о твоих приключениях. У нас считают, и я согласен с этим, что ты можешь рассказать нам о них больше, чем рассказал сейчас. Это так?
– Да, ты прав, – ответил Златогривый. – Я могу рассказывать о них сколько угодно, но суть от этого не изменится, и если вы соберётесь взять меч, чтобы защитить себя, я покажу, как его следует держать.
– Это хорошо, – кивнул Ликородный. – Меньшего я от тебя и не жду. Но смотри, мы достигли врат города, готового к обороне.
Глава XXIII. Разговор в зале дома Лика
Городские ворота были закрыты, для прохода оставили только калитку, но и её охраняло с десяток крепких воинов в доспехах. Стражники пропустили Ликородного с его отрядом, и некоторые даже прошли следом в надежде услышать, чем закончилась погоня.
Город был полон народа. И мужчины, и женщины – все горячо обсуждали последние новости. Увидев вернувшихся, люди сразу же столпились вокруг них, и воины едва сумели протиснуться к дому Лика. Ликородный, будучи очень высокого роста, закричал:
– Добрый народ, все окончилось хорошо! Беглецы убиты, и Божественноликий вернулся! Потеснитесь немного, дайте пройти!
Толпа расступилась, образовав узкий проход, и Ликородный, Златогривый и другие добрались, наконец, до дверей. Когда вошли в дом, оказалось, что в нём уже собралось множество народа. Люди сидели за столами, так как ещё не окончился ужин. Увидев же вошедших, все поднялись из-за столов. До того зал гудел, обсуждая последние события, теперь же люди стояли тихо, боясь пропустить каждое слово.
Ликородный вновь закричал:
– Собравшиеся в этом зале! Мы принесли хорошие вести! Беглецы убиты, и убил их Божественноликий, когда возвращался домой. Радуйтесь – он вернулся целым и невредимым!
Все закричали от радости, а братья и Камнеликий, вошедший в дом вместе с отрядом, поднялись на возвышение. Остальные воины из отряда сели на свободные места за столами внизу.
Когда Божественноликий поднялся на возвышение, он увидел, что Железноликий сидит на своём месте с бодрым румяным лицом и оглядывает наполненный людьми зал. Возле него сидела Наречённая. Старейшина сам попросил её сесть рядом с ним, услышав о битве. На ней была изящная котта цвета пламени, расшитая золотом по подолу и рукавам. Её рыжие волосы были скреплены золотой диадемой в виде венка из роз. Глаза девушки сверкали, в них горело нетерпение, а ямочки на её щеках были розовее обычного. Златогривому пришлось сесть рядом с Наречённой, и он не находил себе места, а когда протягивал ей руку, заметно беспокоился. Он боялся увидеть на её прекрасном лице признаки печали. Девушка тоже сидела в нерешительности. Она не знала, могла ли теперь касаться его или нет, но видела, что все смотрели на них, а особенно пристально Железноликий, поэтому встала, взяла Златогривого за руку и поцеловала его в щёку как обычно, но побледнев при этом, словно полотно. Тоска сжала сердце юноши, и он даже почти застонал от жалости к своей подруге. Железноликий, глядя на Наречённую, нежно проговорил:
– Ты бледна, дочь моя. Ты боялась за своего товарища из-за всех этих вестей о предстоящей войне, и ты всё ещё боишься за него. Но пусть твоё сердце успокоится: несмотря на свою красоту, за которую ты любишь его, как должна любить женщина, он умелый ратник. Руки его ещё не раз спасут его голову. Если же он будет убит, в нашем роде есть и другие мужи, и земля не обернётся для тебя пустыней.
Наречённая посмотрела на Железноликого, и бледность немного сошла с её лица. Девушка произнесла:
– Это правда. Я боялась за него. Он уходил в опасные места. Но ты добр, и я благодарна тебе за это.
После этих слов она поцеловала Железноликого и села на своё место, прикладывая усилия к тому, чтобы её печаль не отражалась на лице. Нынче настало время для разговоров о битве, для отважных надежд, зреющих в сердцах мужей, и Наречённой казалось, что ей нельзя омрачать это пиршество накануне сражения.
Железноликий поцеловал и обнял своего сына. Он спросил:
– Ты только что прибыл с горных пустошей? Что нового ты там увидел? Мы ждём от тебя важных вестей, хотя и сами можем кое-что рассказать, а скоро, вероятно, у нас появится и возможность кое-что сделать.
– Отец, – ответил ему Божественноликий, – думаю, когда ты услышишь мой рассказ, ты скажешь, что отважный народ заслуживает помощи, злосчастный народ заслуживает избавления от бед, а жестокий народ заслуживает изгнания с лица земли.
– Хорошо, сын, я вижу, твой рассказ будет длинным. Давай же отложим его. Завтра мы будем держать городской совет – там и послушаем всё, что ты хочешь нам сказать. Ешь же теперь, выпей чашу вина и утешь свою суженую деву.
Златогривый сел рядом с Наречённой. Он ел и пил, так как был голоден, но чувствовал себя неспокойно и не решался заговорить с девушкой. Он думал о своей любви к Лучезарной, о том, как нежно она брала его за руку и ласкала его, и о том, что она поведёт его на благородные деяния к великой славе. Но сейчас рядом с ним сидела Наречённая – печальная, обиженная на всю его нежную любовь, словно это было нечто отвратительное и бесчестное. Эта её обида лежала на нём тяжким грузом, ведь он был добрым юношей.
Камнеликий, сидевший с другой стороны от Наречённой, наклонился через неё к Златогривому и произнёс:
– Какой интересный получится завтра рассказ, если ты поведаешь нам обо всех своих приключениях! Или кое-что ты упустишь?
Божественноликий ответил:
– В своё время ты узнаешь всё, названый мой отец. Впрочем, возможно, к тому времени, как ты услышишь историю целиком, появится уже столько других дел, что мой рассказ покажется тебе неинтересным – клин клином вышибают, как говорится.
– Твоя правда, – согласился Камнеликий, – но один рассказ может быть связан с другими, как это происходит с вытканными на ткани образами. Они, хоть и разные, но составляют единую картину.
– Ты опытен и мудр, названый мой отец, но ты станешь ещё мудрее, прежде чем окончится месяц. Завтра же ты узнаешь достаточно, чтобы найти занятие для своих рук.
Так проходил их разговор. Ночь шла, и жители города пировали в древнем зале. На сердце у них было радостно, и мысли о возможном сражении и последующих бедствиях не очень-то омрачали эту радость, ведь пирующие были доблестными и славными людьми.
Глава XXIV. Божественноликий передаёт Наречённой знак
Наступило утро. Божественноликий поднялся вместе со всеми, и вскоре зал был опять полон людьми. Наречённая подошла к Божественноликому. Она, по просьбе Старейшины, провела ночь в доме Лика. Под многочисленными взглядами Наречённая попросила Божественноликого выйти с ней в сад. Ей хотелось поговорить с ним наедине. Юноша согласился, но на сердце у него висела какая-то тяжесть. Все решили, что они могут уйти вместе, ведь считалось, что Божественноликий и Наречённая поклялись друг другу в верности, и когда они покидали дом, люди только по-доброму улыбались им.
Вышли в сад. Там цвели груши, а под ними весенние лилии. Вишни уже роняли лепестки своих цветов на густую зелёную траву. Всё сладко пахло. Стояло тёплое безветренное весеннее утро.
Девушка шла впереди, ведя за собой Божественноликого, и вот, наконец, по покрытой травой тропке, ведущей вдоль ягодных кустов, они пришли к квадратной зелёной лужайке, обсаженной барбарисом. Первые нежные листочки деревьев сияли на солнце зеленью, выделяясь на фоне желтоватых сухих веточек. Посреди лужайки находились солнечные часы. За ветвями просматривалась длинная серая крыша древнего бражного зала. Нежные знакомые песни строящих гнёзда птиц и вышедших на работы мужчин и женщин наполняли ароматный воздух. Около солнечных часов Наречённая обернулась лицом к Божественноликому, легко положила руку на бронзовый циферблат и без следа обиды в голосе сказала:
– Я хотела спросить тебя, принёс ли ты знак, который поклялся мне подарить.
– Принёс, – ответил Божественноликий и, достав из-за пазухи кольцо, протянул его девушке. Она медленно взяла его, причём пальцы их соприкоснулись. Юноша заметил, что рука её тёплая, уверенная и крепкая – такая, какой была всегда.
Девушка спросила:
– Откуда у тебя это прелестное кольцо?
– Мой друг из горной долины снял его со своего пальца, попросив меня передать его тебе в качестве послания.
Девушка покраснела.
– Понятно. В качестве послания для меня? Значит, она знает обо мне, и вы говорили обо мне с ней. Что ж, давай сюда это послание!
Божественноликий произнёс:
– Она сказала, что ты должна помнить: завтра наступит новый день.
– Да, для неё новый, и для тебя тоже, но не для меня. Но я привела тебя сюда для того, чтобы ты мог поклясться мне. Положи руку на это кольцо и на эту бронзовую пластину, где солнце отсчитывает дневные часы счастливым, и поклянись весной, и радостью обретения нового друга, и божеством Земли, что наполняет жизнь человека отрадой.
Божественноликий накрыл рукой лежащее на циферблате солнечных часов кольцо и произнёс:
– Весной, что дарит миру новую жизнь, божеством Земли, что наполняет отрадой существование человека, я клянусь отдать своей сестре Наречённой второго сына, порождённого мною. Он будет её, бросит она его или станет о нём заботиться, будет любить или ненавидеть – она может поступать с ним по своему желанию.
Затем юноша серьёзно посмотрел на Наречённую и сказал:
– Вот я и поклялся, как ты хотела. Этого достаточно?
– Достаточно, – ответила девушка, и юноша увидел, как слёзы потекли у неё из глаз, намочив котту. Она наклонила голову, стыдясь своего горя. Божественноликий смутился и не знал, что сказать. Он не мог придумать, как утешить её, и считал, что нехорошо ему стоять тут и смотреть на её печаль, но не знал, как уйти и, предаваясь радости в другом месте, оставить её одну.
Но тут, словно бы прочитав его мысли, девушка подняла взгляд и, улыбаясь сквозь слёзы, сказала:
– Прошу, останься со мной, пока не окончится этот потоп. Я хочу сказать тебе ещё кое-что.
Юноша остался. Теперь он, в свой черёд, разглядывал траву, не смея взглянуть девушке в лицо. Каждая минута казалась ему вечностью. Наконец, голосом, по которому ещё можно было понять, что она только что плакала, Наречённая попросила:
– Ты не расскажешь мне, что ты сделал, почему и что, по-твоему, выйдет из этого?
– Я расскажу тебе правду – то, что знаю. Я расскажу тебе потому, что ты спрашиваешь меня, а не потому, что хотел бы оправдаться перед тобой. Что я сделал? Вчера я поклялся жениться на девушке, которую встретил в лесу этой осенью. Почему, ты спрашиваешь? Я и сам не знаю. Я сильно тосковал по ней и считал тогда, да и сейчас так считаю, что иначе поступить не мог. Ты спрашиваешь ещё, что из этого выйдет? То, что мы будем счастливы вместе – она и я – до самого дня нашей смерти.
– И столько же времени я буду в печали – ведь мы расстаёмся теперь. Увы! Кому есть до этого дело? Куда мне теперь податься?
– Она просила передать тебе, что завтра наступит новый день, и мне кажется, я понимаю, что она хотела сказать.
– Теперь уже никакие её слова ничего для меня не значат.
– Нет, – возразил юноша, – разве ты не слышала, что на Дол надвигается война? Разве она не принесёт тебе ничего нового? Многое изменится с её приходом! У тебя храброе сердце – верное и сострадательное!
– Что ты такое говоришь? Что может из этого выйти? Да, я слышала об этом. Слышала всё равно как смертельно больной человек, лёжа у себя в постели, слышит людей, разговаривающих на улице о своих делах. Он покидает мир и ничто не может сделать в этом мире лучше или хуже. Для меня война ничего не изменит. Какой в ней смысл?
– Разве для тебя ничто не значит дружба народов, помощь отважным и избавление бедствующих?
– Нет, – возразила девушка, – для меня это пустые слова, ничего не значащие сегодня, да и завтра я вряд ли изменю свои мысли. Если только это произойдёт само собой, постепенно. Но от этого мне не лучше.
Девушка немного помолчала, а потом добавила:
– Ты верно говоришь. Не твоя в том вина, виновна женщина, что послала мне это кольцо и старую поговорку в придачу. О, она, должно быть, родилась, чтобы разлучить нас! Как могло случиться, что я так мало значу теперь для тебя, а она так много?
Девушка снова замолчала. Подождав немного, Божественноликий тихо и нежно сказал ей:
– Сестра, неужели ты вечно будешь обижаться на нашу любовь? Эта обида глубоко засела в твоей душе, и я один должен страдать от неё!
Девушка ответила ему:
– Но для тебя это не так тяжело, ведь больше тебе не о чем беспокоиться. Но разве я попрекаю тебя твоей любовью, Златогривый? Не знаю. Скорее, я не верю в то, что ты любишь эту девушку – и никогда не поверю.
Девушка замолчала, и воцарилась долгая тишина. Оба стояли неподвижно – к ним прискакала малиновка и остановилась у самого подола котты Наречённой, а в ветвях ближайшей яблони засвистал и зачирикал скворец, вертясь во все стороны и не обращая внимания на молодых людей. Но вот Наречённая оторвала, наконец, взгляд от травы и произнесла:
– Всё это пустые слова, нет в них никакого толка. Я знаю одно – мы расстаёмся. Я сожалею теперь, что показала тебе свои слёзы, свою печаль и свою боль за землю и за тех, кто живёт на ней. Я стыжусь этого, словно как если бы ты ударил меня, а я пришла, показывая след от удара, и сказала: «Смотри! Видишь, что ты сделал? У тебя нет жалости?» Правда, ты всё же жалеешь меня, но и постараешься забыть. Возможно, ты и прав, когда говоришь, что завтра наступит новый день. Может, и случится что-то, что вернёт меня к жизни, и мне вновь станут небезразличны радости и печали моего народа. Пожалуй, я прямо сейчас сделаю вид, что это уже свершилось. И пусть сбудутся слова о том, что завтра наступит новый день – он наступил уже сегодня, и после него долго ещё ничего не изменится. Об этом я не заговорю с тобой больше. Дни будут идти за днями, и ты уйдёшь из моей жизни, я останусь лишь твоей сестрой. Так должно быть, даже если ты сам воспротивишься этому. Ты должен с этим смириться. Но оставим, я хочу сказать тебе о другом. Послушай, мы расстаёмся теперь, и меня мучает то, что никто не знает об этом. Все добры к нам, радуются нашей любви и думают, что она принесёт народу счастье. Я не могу больше носить эту ношу. Я объявлю родичам, что не выйду за тебя замуж. Возможно, все удивятся, но удивление пройдёт, когда они узнают, что ты обручён с Горной Девой. Хочешь ли ты этого?
Божественноликий ответил ей:
– Нет, ты не должна говорить одна, я тоже расскажу народу, что не женюсь ни на ком, кроме как на Горной Деве.
– Этого ты не сделаешь, я запрещаю тебе. Я всё расскажу сама. Разве я допущу, чтобы обо мне говорили, будто я не подхожу тебе в жёны, будто ты решил, что я худшая из девушек Дола? Я приказываю тебе: кому бы я не сказала и что бы я ни сказала, ты должен молчать. Сделай для меня хотя бы это. Ты выполнишь мою просьбу?
– Выполню, – отвечал юноша. – Выполню, хоть это и принесёт мне позор.
Вновь воцарилось недолгое молчание. Затем девушка произнесла:
– Златогривый, я хочу поступить так не потому, что стыжусь показаться отверженной, а потому, что именно я должна нести на себе всю печаль нашего расставания. И пусть печаль эта станет ещё тяжелее, и я сравнюсь с женщинами давно минувших лет, с теми, что произошли от богов, иначе я не отравлю свою жизнь злобой и смятением. Успокойся же, успокойся! Оставь всё на усмотрение времени и не забывай о своих клятвах!
С этими словами девушка развернулась и пошла по зелёному саду в дом Лика. Шла она медленно, её окружал сладкий аромат цветущих деревьев. Тело её было изящным, но хранило в себе большую печаль, которую не могла избыть вся её красота.
Божественноликий немного помедлил – после разговора краски жизни померкли для него, но дни его прежде путешествия в горах казались ему такими счастливыми и беспечными, что юноша не мог не сожалеть о них. Кроме того, ему было стыдно, ведь неиссякаемая печаль Наречённой родилась из-за него, и всё же он открыл для себя источник радости, мало кому доступный на земле и в земных делах. Но вскоре эти мысли покинули юношу, он отвернулся от солнечных часов и пошёл через сад. Ему вспомнилось, как сильно он ждёт день грядущей весенней ярмарки, когда сможет снова увидеть Лучезарную и утешиться её нежной любовью.
Глава XXV. О городском совете
Божественноликий должен был поспешить, ведь городской совет собирался за два часа до полудня*. Юноша быстро дошёл до бражного зала, взял свой щит, надел крепкий шлем и подвесил сбоку меч – всем воинам надлежало являться на народное собрание с оружием и в доспехах. Собравшись, юноша вместе со многими другими горожанами отправился к воротам. Там, между воротами и скалами, в которых были высечены ступени, ведущие к древней Крепостной Башне, уже толпилось множество народу. Старейшина восседал близ ворот на большом камне. Рядом с ним, на каменной скамье, сидели и шесть Стражей Града, а вот из числа шести Стражей Дола было там только трое – другие, находясь по делам в Нижнем Доле, ещё не слышали о грозящей войне и не узнали о тинге.
Божественноликий тихо встал посреди горожан, но люди тотчас расступились перед ним, и он прошёл вперёд, оказавшись пред отцом и Стражами. Он разобрал, как в толпе несколько раз произнесли его имя – слухи о том, что он принёс важные вести, уже успели распространиться среди жителей Дола. Кроме того, Божественноликого, хоть они был ещё совсем молодым, почитали за искусного и ловкого воина.
Старейшина огляделся: уже собралась большая толпа. Он посмотрел на тень от ворот – солнце стояло на юге, и ворота отбрасывали тень на твёрдую землю тинга. Старейшина увидел, что эта тень едва добралась до стоявшего посередине площадки камня с вытесанным рисунком: воином, держащим в одной руке щит, а в другой топор. Камень поставили здесь в глубокой древности, в память о том, кто подал мысль построить стену и ворота и показал, как это сделать. Тот человек был искусным строителем и механиком, равно как и великим ратником. Звали его Железноруким. Увидев, как тень от ворот полностью покрыла камень, Старейшина понял, что наступило время освятить тинг, и попросил одного из сидевших рядом с ним Стражей, того, кто держал большой рог, подняться и протрубить.
Читать бесплатно другие книги:
