Хозяин собаки Кэмерон Брюс
Коко скорбно посмотрела на дочь.
– Мне очень жаль, Калли. Я должна была помешать этой свадьбе. Но я хотела, как лучше…
– Ты не виновата, мама, это все происки Альби. Она хотела оставаться Старейшиной еще пять лет, поэтому заключила со мной сделку, используя своего сына. А теперь использует против меня моего собственного сына!
– Все так, все так. Какая же я была наивная! Ты для меня важнее всего, – ты, Собак и Мор.
Мать и дочь обнялись.
– Все наши беды из-за Альби, – повторила Калли, но ее мысли были совсем о другом человеке.
О Харди, ее отце.
Лишь одна пара праздновала свадьбу той суровой зимой, с нетерпением дожидаясь, когда на смену заморозкам придет оттепель. Когда наконец пригрело солнце, людям, измученным голодом и непогодой, было не до веселья.
Племя все-таки собралось вокруг свадебного костра, чтобы благословить молодых, и вдруг произошло нечто необычное: в общий хор влился звонкий девичий голосок. Это была дочь Валида и Сайди, младшая сестренка Лиго, которой еще не исполнилось трех лет.
Мужчины, по обыкновению, топали ногами в такт, но без особого энтузиазма, а женщины нестройно напевали свадебную песню без слов, когда девчушка, едва не прыгая от радости, стала вторить им, напевая «Свадьба! Счастье!» на знакомый мотив.
Никому из Сородичей и в голову не приходило, что в песне могут быть слова.
На миг Сородичи ошеломленно замолчали, а потом дружно рассмеялись. Валид подхватил дочурку на руки и расцеловал. Свадебная церемония возобновилась, исполнившись неподдельного веселья, как будто в нее вдохнули жизнь.
Сородичи торжествовали. Они праздновали свадьбу и свое превосходство над другими племенами. Они – Сородичи! Они будут жить!
Год девятнадцатый
– Ты грустишь, девочка? – спросил Мор Волчишку, которая усердно обнюхивала то место, где лежала ее мать. Мору тоже чудилось, будто он все еще чувствует запах волчицы. – И мне грустно, – со вздохом сказал он. – Никак не могу забыть, как она виляла хвостом, услыхав, что я спускаюсь.
Мор взял Волчишку на руки. Она завертелась и лизнула его в щеку. Грусть как рукой сняло. Они затеяли возню и играли, пока Волчишка не выбилась из сил. Попив воды, она улеглась рядом с человеком и устало вздохнула. Он погладил ее по голове.
– Не знаю, что с тобой будет, когда я вернусь сюда со шкурой твоей матери, – сказал Мор, помолчав. – Я натер ее корой особого дерева, и теперь она сохнет на солнце. Надеюсь, ты поймешь, что не я убил твою мать. Лев убил ее. Она сражалась с ним так же храбро, как с собственной смертью.
Мор подумал о своей клятве. Он поклялся заботиться о Волчишке, однако в окрестностях пещеры рыскал лев. Мор отсиживался внутри и отваживался выходить лишь затем, чтобы встретиться с матерью, приносившей ему еду.
Он поклялся заботиться о Волчишке.
Но что он будет делать зимой?
33
Год двенадцатый
Иногда Калли рассматривала свое отражение в воде, ища в своих чертах сходство с Харди. Конечно, сейчас лицо Харди было обезображено, а вспомнить, каким он был до роковой схватки со львом, Калли просто-напросто не могла.
Она сидела на берегу озерца, когда к ней подошли Валид с дочерью.
– Теплого лета, Калли, – робко поздоровалась девочка.
Ее назвали Лира – «девочка, которая запела на свадьбе». По настоянию отца Лира пела всякий раз, когда Сородичи собирались вместе. Незатейливые песенки дочери, в которых на разные лады повторялись одни и те же слова, чаще всего – «лето» и «счастье», казались Валиду верхом совершенства, и он весь светился от гордости.
– Теплого лета, Лира, – откликнулась Калли.
– Что ты делаешь? – полюбопытствовал Валид, заглянув в воду через плечо Калли. – Там ничего нет.
Калли смутилась.
– Разве твоя жена никогда не смотрит в стоячую воду? – Калли не раз видела, как Сайди любовалась на свое отражение в воде.
– Зачем? Чтобы высмотреть рыбу? – озадаченно спросил Валид.
Калли скептически покосилась на старшего копейщика.
– А ты не знаешь, что можешь увидеть в воде свое отражение? – со сдержанной улыбкой спросила она.
– Ты смотришь в воду, чтобы увидеть мое отражение? – ответил Валид.
Калли рассмеялась: Валид дурачил ее.
– Я хочу посмотреть! Я хочу! – вмешалась Лира.
– Иди сюда. Наклонись. – Калли помогла девочке нагнуться над водой, пока на гладкой поверхности не появилось ее личико. От неожиданности Лира раскрыла рот.
– Это я? – недоуменно спросила девочка.
– Можешь сложить об этом песню, – заметил Валид.
– У меня некрасивые волосы, – хмурясь, заявила Лира и попросила: – Калли, научи меня заплетать косу, как у тебя.
– Хорошо, Лира.
– Потом, когда вырастешь, – запротестовал Валид. – Незачем девочке носить прическу, как у взрослой женщины.
– Ну пожалуйста, пожалуйста! – умоляла его Лира.
Калли улыбнулась, глядя, как Валид уступает натиску дочери.
– Ладно, – проворчал он. – Не знаю, как я объясню это твоей матери.
Калли принялась укладывать волосы девочки в косу, а та, по просьбе отца, тихонько запела.
Вот такой должна быть нормальная семейная жизнь, подумала Калли. Муж, который любит свою жену. Отец, который понимает свою дочь. Ребенок, которому все рады.
Она улыбнулась Валиду, и тот улыбнулся ей в ответ. В подобных случаях женщины племени обычно спешили отвести взгляд, но Калли не опускала глаз, пока Валид не залился краской.
Она сама не до конца понимала, что заставило ее так поступить.
Сайлекс постарался, чтобы никто ничего не заподозрил. На первый взгляд у него все было как у всех: он спал у своего костра рядом с женой, значит, рано или поздно у Ови родится еще один ребенок. Однако никто не знал, что Сайлекс, глядя на спящую Ови, не чувствовал к ней ни любви, ни влечения.
Они с Ови редко говорили об этом. Однажды Сайлекс увидел, как она плачет, и спросил, не хочет ли она еще детей, или двоих – Крэгга и Тока, сына Дуро, – достаточно. В ответ Ови заверила его, что она плачет просто так, потому что сегодня ей особенно грустно.
Впрочем, Сайлексу нравилось спать рядом с ней, чувствовать тепло ее тела, как в далекие, блаженные дни детства. Он вспоминал время, когда был беззаботным ребенком и целыми днями бегал просто так, для удовольствия, а не за добычей. Ночью, лежа рядом с сестрой, он находил утешение в своих воспоминаниях.
В восемь лет в жизни Мора стали происходить перемены. Он был еще слишком мал, когда умер его лучший друг Салюс, сын Беллы. После церемонии наречения мальчик прожил еще полгода и умер зимой от загноившейся раны. Белле, как она ни старалась, не удалось его выходить. Лучшим другом Мора стал старший брат, Собак. Но потом Собак прекратил с ним играть и все время где-то пропадал вместе со старшими ребятами.
В свои одиннадцать лет Собак здорово вымахал, но был худой, как тростинка, жилистый и на удивление сильный. Его младший брат был значительно шире в плечах и крупней в кости.
Мор повсюду бегал со стайкой одногодков и мальчишек чуть старше. Бегал в буквальном смысле слова, сильно прихрамывая и отставая; впрочем, никто не обращал на это внимания. Ребята устраивали засады, выскакивали на пригорки с копьями и, убедившись, что рядом нет взрослых, проверяли границы дозволенного, переходя вброд ручей, что было строжайше запрещено.
Собак и его лучший друг Лиго хотели стать копейщиками. Конечно, следопыты тоже делали важное дело, но мальчики жаждали славы меткого удара. Они мечтали о том, как забьют громадного лося с рогами в человеческий рост или косматого великана-мамонта, и ни о чем другом говорить не могли.
Но на восьмое лето друзья стали косо поглядывать на Мора, и если раньше они добродушно подтрунивали над ним, то теперь в их шутках появился оттенок злорадства.
Винко, закадычный приятель Мора, стал его сторониться и сдружился с Гратом, который был на год старше. Грат, красивый мальчик с густыми бровями, открыто насмехался над Мором, рассказывая остальным, что от его больной ноги воняет, или что он, когда остается один, ходит по кругу, пока не упадет. Мор смеялся вместе с остальными, однако улыбка Грата из-за выбитого переднего зуба напоминала злобный оскал.
Все лето Мор собирал хворост для Беллы, хранительницы огня. Дети Сородичей – как мальчики, так и девочки – по очереди ей помогали. Белла разводила костры для всего племени, и все были согласны, что это занятие поможет ей отвлечься, поскольку она все еще оплакивала своего единственного ребенка, которого унесла болезнь.
Закончив работу, Мор побежал на поиски друзей. Те ловили мышей среди камней. Мор огорчился: ему ни за что не догнать юркую мышку; кроме того, на каменистой местности он постоянно падал.
Маркус победно раскручивал над головой дохлую мышь, держа ее за хвост.
– Поймал!
– А вот и наш калека, – бросил Грат, заметив Мора.
– Теплого лета, – весело крикнул Мор друзьям. – Богатая добыча, Маркус!
– Сниму с нее шкуру и сделаю себе плащ, – со смехом заявил Маркус. Мальчишки расхохотались.
– А давайте скормим ее нашему калеке, – предложил Грат.
– Ням-ням! – откликнулся Мор. – Приглашаю всех на пир!
– Только сначала поджарим, – выкрикнул Винко.
– Нет, силком затолкаем ему в рот, – повторил Грат.
Улыбки тут же померкли.
Мор, напряженно сглотнув слюну, оглянулся. Старшие ребята не раз проделывали с ним то, что озвучил Грат, но друзья – никогда.
– Хочешь с нами охотиться, Мор? – помолчав, предложил Винко.
– Ага. А мы посмеемся, как ты грохнешься! – заржал Грат.
Мальчишки покатились со смеху.
– Действительно смешно. Но я собирался побросать камни в ручей, – с вялой улыбкой ответил Мор. Мальчишки обожали эту игру: бросить ветку в воду и метать в нее камушки. – Винко, пойдем играть в камушки?
– Нет, он не пойдет играть в камушки, – писклявым голосом передразнил его Грат. – У нас охота. Мы ловим мышей. Наловим достаточно, найдем тебя и накормим.
Мор вскипел от злости, потом взял себя в руки.
– Ладно, – сказал он. – Если мы охотимся вместе, то давайте соблюдать правила охоты.
Драки между охотниками строго воспрещались. Мор взглянул на мальчиков – они согласно закивали. В который раз ему удалось выйти из затруднения, не пустив в ход кулаки.
– Мы вышли на охоту без тебя, так что ты не с нами, – запротестовал Грат, но его никто не поддержал, и он от досады закусил губу.
– Давайте уже мышей ловить, – нетерпеливо выкрикнул один из ребят и начал переворачивать камни.
– Нет, все-таки лучше я пойду бросать камешки, – заявил Мор и вопросительно посмотрел на Винко, которому не удалось поймать ни одной мыши. Винко отвел глаза.
У ручья Мор сказал себе, что и без них будет весело – никто не помешает ему топить хоть все ветки сразу, никто не будет возмущаться «это не ты попал, это я попал!». Однако на сердце у него было неспокойно.
Мать все время твердила, что он такой же, как остальные дети, но он-то знал, что это неправда. Больная нога – вот что выделяло его из остальных.
Внезапно послышался всплеск – откуда-то сзади вылетел камень и плюхнулся в воду. Мор радостно обернулся, но никого не увидел.
– Отличный бросок! – крикнул он.
За деревьями что-то промелькнуло, и из лесу вылетел еще один камень. Мор едва успел пригнуться, иначе камень задел бы его по макушке.
– Эй! – крикнул Мор. – Кто это бросает?
Меж стволов мелькнул силуэт Маркуса, и в воздухе просвистел очередной камень. Мор проводил взглядом его полет. Камень бултыхнулся в воду, но в ручье не было ни одной веточки. Куда же метил бросавший?
Мор беспомощно смотрел на воду, по которой расходились круги, когда в спину ему влетел камень, попав между лопаток. Мальчик поднял голову, словно камень мог упасть с неба, и ахнул от озарившей его догадки.
34
Увертываясь от камней, Мор вглядывался в кромку леса. Теперь, когда он знал, куда смотреть, он увидел мальчишек, скрывающихся за стволами деревьев. В него полетели еще несколько камней, и Мор пригнулся. Подхватив с земли голыш, он запустил камушек в сторону леса.
– Подходите, будет веселей! – закричал Мор, пытаясь перевести все на шутку. Чей-то камень больно ударил в бедро, и за деревьями раздался победный вопль.
– Ладно, попали! – крикнул Мор, притворно рассмеявшись. На самом деле его чуть не стошнило. Град камней не убывал. Еще один попал в плечо.
– Ваша взяла! Я больше не играю!
Отступать было некуда. Падать в воду на глазах у мальчишек не хотелось…
Из-за деревьев снова донесся крик – на сей раз крик боли. Мор поднял глаза и остолбенел: Грат сложился пополам, держась за живот. Остальные мальчишки бросились кто куда, улепетывая от камней, пущенных им вслед с такой силой, что удары были слышны даже на берегу ручья.
Мор повернул голову: неподалеку стояли Собак и Лиго и с остервенением метали камни в его обидчиков. Винко, скрючившись за деревом, обхватил голову руками. Грат, получив камнем по плечу, усилием воли подавил крик.
Мор подбежал к брату как раз в тот момент, когда он и его товарищ поравнялись с Гратом.
– Ну что, Грат, – прошипел Собак, – дать тебе отбежать немного или забросать камнями прямо здесь?
Винко насмерть перепугался. Грат набычился и смотрел на Собака исподлобья с вызовом во взгляде, но стоило Собаку поднять с земли увесистый булыжник, как выражение его лица изменилось.
– Даю тебя времени на три вдоха. Или достаточно двух? – продолжал Собак.
– Мы просто играли, брат, – вмешался Мор.
– Играли? – недоверчиво переспросил Собак и посмотрел на брата сверху вниз – ростом он был почти со взрослого мужчину. – Ты весь в крови, брат.
– Мы играли в камешки, – упирался Мор. – Следующим должен был выходить Грат.
Собак молча смотрел на брата.
– Значит, Грат следующий… – повторил Собак. – Хочешь быть следующим, Грат? – притворно-ласково спросил он.
Грат мотнул головой.
– С вами я не играю, – ответил он, уставившись под ноги.
Собак и Лиго дружно рассмеялись, к ним присоединились Мор и Винко.
– Дурацкая игра, – презрительно подытожил Собак. – Идем со мной, брат. Будем бросать копья, как настоящие мужчины.
Вот и Крэггу уже десять лет, с удивлением отметил про себя Сайлекс, наблюдая, как мальчик сосредоточенно ощипывает гусей, убитых на охоте. Току, сыну Ови, было восемь, и он любил Крэгга, как старшего брата. Мы – семья, подумал Сайлекс, мальчики, я и Ови.
Услышав звук шагов, он обернулся и увидел Деникс. Она выглядела как-то по-другому: вечно спутанные волосы были аккуратно расчесаны и схвачены на затылке кожаным шнурком, завязанным бантиком, – Сайлекс давно заметил, что женщины, причесавшись, становятся гораздо привлекательнее, и ему тем более странно было видеть Деникс с такой женственной прической. Сайлекс также не мог припомнить, чтобы Деникс когда-нибудь носила цветы в волосах. И тем не менее сейчас у нее за ухом кокетливо алел цветок.
– Можно с тобой поговорить? – тихонько спросила она, заметно нервничая.
– Конечно, – сказал Сайлекс и дал знак следовать за ним. Выйдя на знакомую тропу, они пошли по ней быстрым шагом.
– Лето стоит теплое, – заметила Деникс после долгого молчания. Одной рукой она слегка придерживала котомку, перекинутую через плечо, чтобы не болталась.
Она хотела сказать совсем не это, понял Сайлекс, однако кивнул в знак согласия.
– После трех голодных лет приятно наконец погреться на солнышке и не беспокоиться о еде.
– Я хочу поговорить о Ханне, – продолжала Деникс. – Ей сейчас столько же лет, сколько было мне, когда ты впервые взял меня на охоту.
– Ты человек редких способностей, Деникс.
Девушка сдержанно улыбнулась.
– Мне выпал редкий шанс.
– Хочешь предложить, чтобы мужчины брали на охоту девочек-подростков? Но они вот-вот станут женщинами. Вряд ли жены охотников обрадуются такому повороту.
– Против меня жены ничего не имеют, – заметила Деникс.
Да, но ты все равно что мужчина, едва не сорвалось у Сайлекса с языка.
– Времена другие, – произнес он.
– Нет! – воскликнула Деникс, остановилась и поправила выбившийся из волос цветок. Было заметно, что она, против обыкновения, сильно волнуется.
– Красивый цветок, – заметил Сайлекс.
Деникс окинула его долгим взглядом.
– Спасибо, Сайлекс, – сказала она. – Ты прав, времена другие. Теперь все наши мужчины женаты.
– Племя еще восстанавливает силы, и нам не нужно запрещать девочкам охотиться, если они так хотят.
– Вообще-то… я говорила о женатых мужчинах.
– Женам, конечно, придется не по вкусу, что рядом с их мужьями будут женщины, пусть даже слишком молодые. Но мне не впервой улаживать подобные дела.
– Да нет же, – нетерпеливо сказала Деникс, – я о другом. У нас не осталось холостых мужчин. А я – единственная женщина в племени, которая не замужем. Я так и не…
Она запнулась.
– Ты так и не вышла замуж, – закончил Сайлекс. – Да. Я знаю.
Деникс теребила цветок за ухом.
– Гадкий цветок, все время падает, – зло бросила она.
– Помочь? – предложил Сайлекс.
Деникс кивнула. Сайлекс осторожно приколол цветок к ее гладким черным волосам, таким непохожим на кудри Фиа. Деникс, не отрываясь, смотрела ему в лицо.
– Сайлекс, – тихонько промолвила она.
– Тихо, – шепнул Сайлекс, бросив взгляд поверх ее плеча. – Обернись, только медленно.
Деникс обернулась и посмотрела туда, куда указывал Сайлекс. Невдалеке стояла огромная седая от старости волчица с белой отметиной на лбу.
– А у меня с собой ничего нет, – разочарованно пробормотал Сайлекс.
– У меня есть немного птицы. – Деникс вытащила из котомки гусиную грудку и протянула Сайлексу.
– Нет, – решил он. – Эта честь принадлежит тебе.
У Деникс глаза полезли на лоб от неожиданности. Вслед за Сайлексом она подошла к волчице, которая терпеливо ждала, когда они приблизятся.
– Я боялся, что тебя уже нет в живых, – обратился к зверю Сайлекс.
Деникс задержала дыхание, когда из-за деревьев выскочила молодая волчица – без сомнения, прямой потомок той, что стояла сейчас перед Сайлексом: она не только была крупнее прочих – на лбу у нее белела та же отметина, еще отчетливей напоминающая человеческую ладонь. Обе волчицы соприкоснулись носами в знак приветствия.
Люди застыли в двадцати шагах от них.
– Какой бесстрашный зверь! Она не боится смотреть нам в лицо, как и ее мать, – благоговейно сказал Сайлекс.
– Я бросаю? – взволнованно спросила его Деникс.
– Нет, погоди.
И тут произошло неслыханное: молодая волчица трусцой подбежала к людям, остановилась всего в паре шагов и с интересом принялась их разглядывать. Деникс почтительно опустила подношение на землю, и они с Сайлексом попятились, склонившись в полупоклоне. Волчица повела носом, принюхалась, осторожно взяла мясо в зубы и застыла, не сводя глаз с людей.
А потом обе волчицы исчезли среди деревьев.
Потрясенные Сайлекс и Деникс обменялись немым взглядом, широко раскрыв глаза.
– Она чуть было не взяла подношение из твоих рук, – ахнул Сайлекс.
– И что это значит?
– Надо подумать. Наверняка это хороший знак.
– Сайлекс, – сказала Деникс и коснулась его руки, – нас с тобой кое-что объединяет. Волчица приближается только к нам двоим.
Сайлекс задумчиво кивнул.
– Ты права, Деникс, – согласился он с улыбкой, – надо рассказать остальным!
С этими словами он побежал обратно в лагерь. Деникс закусила губу и бросилась за ним.
Цветок выпал из ее волос и упал на землю.
– Собак! Мор! – звала Калли сыновей, надрывая голос. – Где вы? – кричала она в сгущающиеся сумерки. Когда, наконец, братья явились на зов, она напустилась на них:
– Почему вы не откликались?
– Извини, мама, – упавшим голосом ответил Мор и попытался прошмыгнуть мимо нее, но она схватила его за руку и ахнула, увидев его лицо.
– Что у тебя с глазом?
– Ничего, – пробормотал Мор. Левый глаз заплыл и не открывался, скула опухла и покрылась разноцветными синяками.
– Кто это сделал? – с нажимом спросила Калли.
– Мы играли, – бесцветно ответил он.
– Ничего себе игры. Кто тебя избил? Грат? Винко?
Мор стряхнул ее руку.
– Просто играли, – огрызнулся он. – Оставь меня в покое. Я сам о себе позабочусь.
Калли остолбенела от нелепости заявления. Восьмилетний мальчик сам позаботится о себе?
Впрочем, мальчишки вечно озорничают, и мать не должна вмешиваться, если они чего-то не поделили между собой – это отцовские заботы. По-хорошему, разбираться должен бы Пэллок.
– Хорошо, Мор, иди, – нехотя пробормотала она.
Надувшись, мальчик стал укладываться спать. Глаз болезненно пульсировал, кровоподтеки на боку и спине, которых мать не заметила, болели. Из разбитой губы сочилась кровь.
Сородичи шли к месту зимовки, когда до них донесся волчий вой. Слышали его и Волколюди, преследовавшие то же стадо оленей, что и волчья стая.
Никто из людей не знал, что означает этот вой, раздавшийся средь бела дня. Ночные завывания волков напоминали Сородичам о неизъяснимых силах зла, ежевечерне убивающих солнце. Женщины тесней прижимались к мужьям, а холостяки, остававшиеся на мужской стороне, тревожно переглядывались, скрывая охвативший их страх. Волколюди, напротив, с благоговением прислушивались к потусторонней песне покровителей, которые приводили их к добыче.
Только другим волкам был понятен этот пронзительный, рыдающий вой. То был похоронный плач. Заслышав его отголосок, звери, на время забыв обо всем, тоже вскидывали морды к небу, оплакивая умершего собрата.
Старая волчица сумела выжить в голодное время благодаря подношениям Волколюдей. За свою долгую жизнь она четырежды приносила щенков; ее внучка, которая приняла пищу из руки человека, возглавила стаю вместе с вожаком и ожидала приплода. Стая росла и крепла, и не в последнюю очередь благодаря старой волчице.
Она умерла от старости, что редко бывает в дикой природе. Вечером накануне смерти ее охватило странное беспокойство, а на следующее утро она не могла встать и лежала с закрытыми глазами, прерывисто дыша. Внучка не отходила от нее ни на шаг; члены стаи, побродив вокруг, разошлись, но вскоре вернулись, тревожно соприкасаясь носами и обнюхивая друг друга. Волчица испустила дух на закате, как только взошла луна. Весть о ее смерти сразу же разлетелась по стае; волки, все как один, запрокинули морды кверху и затянули плач по великой волчице.
35
Год восемнадцатый
Собак терпеливо подобрал брошенные Мором копья, пролетевшие мимо цели. Мишень – одиноко стоящее дерево, на ветвях которого начинали набухать почки, – оставалась нетронутой, хотя Мор штурмовал ее целый день.
– Я устал, – заныл Мор. – Мне надоело. Зачем нам и дальше тут торчать?
Собак улыбнулся, свысока поглядывая на брата. К своим семнадцати годам Собак вымахал выше любого мужчины в племени и был разительно не похож на кряжистого, плотно сбитого Мора.
– А затем, – рассудительно отвечал Собак, – что скоро мы двинемся в обратный путь, а летом тебе исполнится четырнадцать лет, и ты займешь свое место среди мужчин.
Собак уже ходил на охоту вместе с остальными охотниками и, по общему мнению, управлялся с копьем не хуже старшего ловчего. Даже Валид, старший копейщик, считал, что у Собака редкий дар.
– Давай еще раз, – решительно сказал Собак.
Насупившись, Мор потянулся за копьем и переложил его в правую – мужскую – руку. Обычно при броске мужчины переносили вес тела на женскую – левую – ногу, слегка отталкиваясь правой, но Мор опирался на правую, – левая была увечной.
Братья отошли от мишени на тридцать шагов. Мор приготовился и метнул копье изо всех сил, однако копье снова не долетело и упало на траву прямо перед деревом.
– Еще разок, – велел Собак. – Будем пробовать, пока не получится.
– А-а-а-а! – в сердцах заорал Мор. Он схватил другое копье и с остервенением швырнул его как можно дальше, но вышло так, что оно полетело совсем в другую сторону.
– Если бы сейчас выпрыгнул лев, он бы растерзал нас в два счета, – заметил Собак.
– Если бы сейчас выпрыгнул лев, я бы спрятался за твоей спиной, – парировал Мор.
Собак протянул ему оба копья.
– А теперь серьезно, брат. Я хочу гордиться тобой, когда ты выйдешь на охоту.
– Ладно, – пробурчал Мор, прекрасно понимая, что брат – единственный из мужчин, кому не было дела до его увечья, – любит его и хочет помочь. Он бросал копье одно за другим, без передышки. Собак то приподнимал, то опускал его локоть, однако это не помогало: Мору недоставало сил, чтобы попасть копьем в ствол. Он вспотел и начинал терять терпение.