Хозяин собаки Кэмерон Брюс
– Мы потеряли два дня, – повторил Урс. Казалось, он вот-вот ударит Пэллока снова. Однако вскоре черты его лица смягчились. – Пэллок, – удрученно сказал он, – ты поступаешь необдуманно. Поэтому и не годишься быть старшим над копейщиками.
Урс удалился. Остальные тоже разошлись. Рядом с Пэллоком остался только Грат. Он встал с земли, отряхнулся и обменялся с Пэллоком хмурым взглядом. Лицо Пэллока посерело; казалось, он вот-вот расплачется от несправедливости, а вот Грат побагровел от злости.
– Урс еще пожалеет об этом дне, – поклялся он.
42
Внучка большой волчицы, которая первой приняла пищу из рук человека, до сих пор возглавляла стаю. Ее стая выросла, окрепла и успешно защищала свою территорию от чужих посягательств.
Волчица по-прежнему принимала еду из рук человека. Ни один из ее прямых потомков на это не отваживался, но и не убегал от людей, встретив их на равнинах. Они помнили запахи того человека, который приносил еду их матери, и запахи тех, кто кочевал вместе с ним. Остальные люди были врагами волков, особенно высокие черные люди, что жили в лесу. Волчица научилась различать друзей и врагов среди людей, улавливать их эмоции и по жестам угадывать их намерения.
В этом году стае попадались больные и истощенные голодом животные. Волчица нутром чуяла необъяснимую слабость, исходившую от них, и примечала наиболее подходящих жертв.
Почуяв, что ее человек неподалеку, волчица в одиночку отправилась на его поиски. Ее влекла не только возможность утолить голод, но и что-то еще, что-то неуловимое. Сейчас он и его спутница стояли перед ней. Волчица бесстрашно приблизилась к ним, заметив их приподнятые брови и приоткрытый рот – знак того, что они принесли мясо.
Она не останется голодной.
Хотя охота пошла на лад и темные мешки под глазами людей исчезли, среди Сородичей царило мрачное уныние. Смерть была нередким явлением в племени, особенно смерть детей, однако трагическая гибель отцов семейств, Вента и Никса, и молодых парней, Маркуса и Собака, ошеломила Сородичей. Здоровые, полные сил мужчины погибли не от несчастного случая или болезни, а от рук других людей.
Калли ни на шаг не отпускала от себя Мора, но тот не мог и дня пробыть у семейного костра и искал уединения. Он смотрел на мать – и вспоминал о брате. Он смотрел на Лиру – и вспоминал о брате. Куда бы он ни бросил взгляд, он ожидал, что брат вот-вот выйдет к нему навстречу.
– Прошу тебя, Мор, – однажды вырвалось у Калли.
– О чем?
Калли обессиленно покачала головой. Она не знала, о чем хотела просить его. Ей не хотелось видеть, как он страдает. Ей хотелось, чтобы оба ее сына были живы, здоровы и счастливы.
Однажды вечером, когда сумерки сгустились над становищем раньше прежнего, Белла не созвала женщин на совет, и Калли догадалась, что Старейшина не хочет уходить на север. Белла ненавидела зимовье – и была в этом не одинока – и теперь, потеряв ребенка, погибшего от болезни, двух братьев и племянника, попавших в засаду, искала утешения, каждый день принимая ванны.
– Белла, – напрямик сказала ей Калли, – ночи становятся все длиннее и холоднее. Нам давно пора уходить на зимовье.
Белла, лежавшая в своей ванне, вздохнула и закрыла руками лицо.
– Лето выдалось тяжелым. Я не готова. Никто не понимает моего горя. Я лишилась двух братьев! И племянника!
Калли поджала губы.
– Мой сын тоже погиб, Белла, – тихо сказала она.
– Мои дети умерли!
– Я знаю.
– Я не хочу уходить.
– Если мы останемся, нам придется туго.
– Почему? – Подруга капризно надула губы. – Почему нам вообще надо куда-то уходить на зиму?
Отчаявшись добиться от Беллы определенности, Калли отправилась на поиски Урса.
– Пора выдвигаться на зимовье, – заявила ему Калли.
– Совет женщин, наконец, решил? – с облегчением спросил Урс.
– Да, – подтвердила Калли. – Только не… Белла. Мы все знаем, что уже пора. Дни становятся короче.
– Но если женщины не готовы… – начал Урс.
– Женщины готовы, – перебила его Калли. – Поговори с женой.
– Понимаешь… – Урс пожал плечами и снисходительно улыбнулся. – С женщинами иногда сложно разговаривать.
– Нет, не понимаю, – сердито ответила Калли. – Она твоя жена. Чего ты боишься?
Лицо Урса вытянулось.
– Я не боюсь, – ледяным тоном произнес он.
– Ну так поговори с ней.
– Не надо мной командовать. И не смей указывать ловчему, как ему говорить с женой.
Калли молча уставилась на него.
– Куда делся тот человек, с которым я встречалась в верховьях реки? – чуть слышно спросила она. – Он ничего не боялся.
Урс, к своей чести, всерьез задумался над вопросом Калли.
– Тогда казалось, что все просто, – наконец ответил он, бессильно опустив руки. – Я думал, для меня нет ничего невозможного. А теперь… теперь я должен думать об охоте. Если нам снова не повезет, начнется голод. Но сейчас надо держаться вместе. После того, что случилось, высылать следопытов нельзя. Ты права. Теперь мне страшно.
– Хочешь сама бросить? – предложил Сайлекс, не спуская глаз с волчицы.
– Нет, Сайлекс, бросай ты, – вполголоса ответила Деникс. Глядя на то, как непринужденно приближается к ним волчица, она едва не рассмеялась. Волчица и Сайлекс были друзьями.
Сайлекс опустился на колено, и Деникс затаила дыхание. Он протянул волчице кусок мяса, и та взяла его прямо из руки, как ни в чем не бывало. Держа мясо в зубах, волчица повернулась к людям спиной и исчезла среди деревьев.
– К этому невозможно привыкнуть, – дрожащим голосом заявила Деникс.
– Да, – согласился Сайлекс. – Я понимаю, о чем ты.
– Для меня большая честь сопровождать тебя, Сайлекс. Почему ты не зовешь с собой других? Бракха, например?
Они затрусили обратно в лагерь.
– Бракх предпочитает оставаться в лагере. А ты наш лучший охотник. Тебя все уважают, Деникс. И… мне просто нравится, что ты со мной, – признался он и искоса взглянул на девушку. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– В чем дело? – спросил Сайлекс.
Деникс коснулась его плеча, и они остановились, дыша ровно и легко.
– Сайлекс, я должна тебе кое-что сказать.
Они стояли посреди равнины, покрытой жухлой, сухой травой, где добычу можно было заметить издалека, но и самим стать добычей. Сайлекс не раз замечал на этих равнинах бродившего вдалеке льва. Ему было не по себе и не терпелось вернуться в племя.
– Сайлекс, – сказала Деникс, кусая губы и, очевидно, борясь с собой. Сайлекс против воли смотрел на ее губы. Их контуры складывались почти в идеальный круг, всегда привлекавший его взгляд.
Он увидел, что она раскраснелась, словно бежала полдня, и им овладело странное беспокойство.
– Не будем терять времени.
– Пожалуйста, послушай.
Сайлекс поднял брови.
– Тебе правда нравится, что я с тобой? – спросила она.
Глядя в ее большие печальные глаза, Сайлекс, сам не зная почему, вспомнил, как по ее нагому телу стекали струйки воды. Это был не самый подходящий момент для воспоминаний: Деникс, очевидно, хотела сказать ему что-то важное насчет охоты. По правде говоря, воспоминание о том дне посещало Сайлекса регулярно; зачастую он засыпал, вновь и вновь представляя себе Деникс, стоящую по колено в воде.
– Почему ты так смотришь на меня? – шепнула Деникс.
Сайлекс вздрогнул.
– Извини.
– Не извиняйся. Скажи, почему, – настаивала она.
Сайлексу показалось, что Деникс прочла его мысли.
– Ты что-то хотела мне сказать.
– Что ты чувствуешь, Сайлекс? Что ты чувствуешь ко мне?
Внутри него что-то всколыхнулось, будто целое стадо вздрогнуло и понеслось, не разбирая дороги. Глядя на волнующуюся грудь Деникс, он вспомнил жаркие объятия Фиа, и в его глазах сверкнуло нескрываемое вожделение.
– Это невозможно, Деникс, – в отчаянье прошептал он и отвернулся, оттолкнув ее руку.
– Сайлекс! – позвала она, но Сайлекс уже умчался прочь, не чуя под собой ног.
Лишь один человек мог догнать его. Деникс.
Но она не стала его догонять.
Глядя на желтеющую день ото дня листву, Лира не ощущала печали, обыкновенно присущей другим людям по этой поре. Деревья вступили в битву с холодом и тьмой, сбрасывая обескровленные мертвые листья. По правде говоря, Лире нравилась осень, и она не возражала против того, что Белла до сих пор не увела Сородичей на зимовье.
Лира ото всех скрывала свое горе, как скрывала от посторонних глаз, даже от собственной матери, любовь к Собаку. Она уходила подальше, придумав себе сложное и трудоемкое занятие, которое отвлекало ее от горестных мыслей с утра до самого вечера, когда она, истощенная тяжелым трудом, валилась спать. И это занятие Лира тоже держала в секрете.
Она видела, что Мор никак не может решиться заговорить с ней, и хорошо понимала его чувства. Несколько раз он собирался с духом, чтобы начать разговор, но обрывал себя на полуслове и с потухшим взглядом уходил прочь.
Наконец оба они устали от отчужденности.
– Где ты пропадаешь целыми днями? – спросил Лиру Мор.
Девушка окинула его задумчивым взглядом.
– У меня есть тайное место.
Мор кивнул, словно такой ответ его более чем удовлетворил.
– Холодает, – заметил он, укутавшись поплотней в шкуры и бросив взгляд на хмурое небо.
– Мне очень его недостает, – ответила Лира и разрыдалась. Рядом с Мором она могла дать волю душившим ее чувствам. Он понимал ее, как никто другой. В сущности, подумала Лира, он мой лучший друг.
Мор обнял ее, и слезы покатились из его глаз.
– Я видела, как ты вчера болтал с Фелкой, – спустя несколько дней сказала ему Лира многозначительным и, как показалось Мору, поддразнивающим тоном.
Он зарделся. К чему эти шуточки про другую девушку? Наверное, он ничего для нее не значит.
– Меня не интересует дочь Марса.
– Понятно, – щебетнула Лира и широко улыбнулась – впервые после смерти Собака.
– Я обручен с другой, – заявил Мор, рассчитывая задеть этим Лиру, но вызвал лишь искреннее удивление девушки.
– Правда?
– Наши родители уже договорились.
– И кто она?
Нет, совсем не ревнует, с горечью подумал про себя Мор.
– Ее зовут Эма. Она из Бледноликих. У них принято, чтобы отец выбирал мужа для дочери. Отец Эмы говорил с моей матерью, и мать согласилась. Женский совет, наверное, пока ничего не знает, но я останусь жить с Бледноликими, поэтому не имеет значения, что скажут наши женщины.
– То есть… ты будешь жить с другим племенем?
– Да. Может быть, только зимой. Посмотрим. Никто из Бледноликих не считает, что на мне лежит проклятье.
– И что ты думаешь об этой Эме?
Мор вспомнил их поцелуй.
– Она любит меня. Она меня поцеловала. Было приятно.
Лира рассмеялась.
– Я рад, что она станет моей женой. Не могу дождаться, когда снова ее увижу, – выпалил Мор, нарочно преувеличивая.
– Мор, я и не знала! – воскликнула Лира. – Я так… Даже не знаю, что сказать. Ты правда влюблен?
Надо же, она еще спрашивает, с горькой иронией подумал Мор.
– Да, Лира, правда, – серьезно ответил он, глядя ей прямо в глаза. – Я влюблен. Странно, что ты этого не замечала.
Брови девушки удивленно поползли вверх. Она отвела взгляд.
– Ах, вот как, – вполголоса промолвила она.
Наступила неловкая тишина. Мора душило презрение к самому себе. Унижался, повел себя как дурак.
Лира повернулась к нему.
– Хочешь, покажу, где я пропадаю целыми днями?
43
Лира и Мор пошли вниз по течению, туда, где из покрытой увядшей травой земли вырастали обломки скал. По просьбе Лиры Мор зажег факел, вытащив уголек из рожка на шее. От факела исходило приятное тепло. Дни стояли холодные, Мор не припоминал таких холодов. Лира подвела его к тесному лазу в скале.
– Протиснуться туда нелегко, но внутри пещера куда больше, чем кажется.
Она полезла первой, и Мор, прежде чем последовать за нею, протянул ей факел. В какой-то момент он застрял между землей и нависшим каменным потолком и не на шутку перепугался, но все-таки ему удалось попасть внутрь.
Пещера была такой огромной, что света факела не хватало. Лира смущенно показала на одну из стен, которая была чуть светлее другой.
– Посмотри сюда.
Мор прищурился – на каменной плоскости выделялись какие-то темно-красные пятна.
– Смотри. Вот медведь. А вот олени, – пояснила Лира, водя рукой по пятнам.
Наконец Мор увидел – перед ним действительно были очертания оленей. Он изумленно ахнул.
– Невероятно!
– Уголь и охра.
– Так это ты сделала? Но как ты перенесла туда оленей? – недоумевал Мор.
– Я водила углем по стене так, чтобы линии напоминали очертания животных. Тебе нравится?
– Никогда не видел ничего подобного.
– Ради этого я и прихожу сюда.
– Просто потрясающе, – искренне восхитился Мор.
Лира рассмеялась, чувствуя себя польщенной.
– Кроме тебя, об этом никто не знает.
Мор долго смотрел на девушку в танцующем свете факела. Он хотел признаться, что любит ее, признаться прямо сейчас, – но не мог. Слова, готовые сорваться с языка, рассеивались, как тепло от горящего факела.
Когда они возвращались в становище, из-за деревьев вышел Грат и заступил им дорогу.
– Лира, где ты была? – грубо осведомился он.
Мор нахмурился.
– Что-нибудь случилось?
Грат оставил его слова без внимания.
– Нельзя уходить так далеко без провожатых, – напустился он на Лиру. – Это очень опасно.
– Она была со мной, – вмешался Мор.
– Чем ты вообще занималась? – потребовал ответа Грат, демонстративно не глядя на Мора.
– Мы гуляли, – с достоинством ответила Лира, разозлившись. – А что?
– Твой отец велел мне присмотреть за тобой.
– Мой отец? Ничего такого он не говорил.
Грат покачал головой.
– Сказал, во время охоты. Так что тебе невдомек. – Он снисходительно покосился на Мора. – Тебе, разумеется, тоже.
– Я тебе не верю, – сказал Мор.
Грат сощурился.
– Может, ты не так понял, – поспешила вмешаться Лира, коснувшись руки Мора.
– Драки между охотниками запрещены, – раздельно произнес Грат и в упор посмотрел на Мора. – Но ты – не охотник.
– Что это? – в страхе вскрикнула Лира и показала на деревья, которые заволокло бело-серой пеленой. Налетел ветер, и спустя несколько мгновений всех троих накрыла метель.
Сородичи в панике покидали летнее поселение. Даже самые мнительные из них не ожидали, что пойдет снег. Это было нечто из ряда вон выходящее.
Метель бушевала целые дни напролет. Сородичи увязали по колено в снегу, с трудом продвигаясь против ветра. Охотники по очереди протаптывали в сугробах тропку, по которой шли остальные.
Первым умер Харди. Сородичи медленно продвигались вперед, когда над кочевьем пронесся слабый, хриплый вопль. Люди остановились и, встав спиной к ветру, стали всматриваться в снежную завесу.
Дрои стояла на коленях в снегу, обнимая голову мужа. Его лицо, после схватки со львом застывшее в дикой ухмылке, было покрыто инеем, глаза остекленели. Коко и Калли бросились утешать несчастную женщину, но она оттолкнула их.
К ним подошел Урс.
– Я сочувствую твоему горю, – искренне сказал он и, обменявшись взглядом с Калли, протянул руку к Дрои. – Но надо идти дальше, иначе мы все погибнем.
– Может, станет лагерем и переждем бурю? – предложила Калли.
Урс мотнул головой.
– Это не буря, Калли. Пришла зима. Надо идти на юг, иначе мы умрем в пути.
Харди оставили в снегу, не похоронив, – было не до церемоний. Коко и Калли бросили последний взгляд на его окоченевший труп, затем переглянулись, подумав об одном и том же.
Калли была вне себя от горя. Оба ее отца умерли. Почему она так редко общалась с ними, когда они были еще живы? Обычная отговорка – потому что они сами редко говорили с нею – теперь казалась глупой и надуманной.
Урс был прав: пришла зима. На следующий день небо просветлело, однако холод пронизывал до костей. Щурясь, смотрели люди вперед, на покрытую нетронутым снегом равнину. Вокруг не было ни малейших признаков ни оленей, ни лосей, ни любой другой дичи.
Голод точил Калли изнутри, холод терзал ее тело снаружи. Она дрожала, не переставая. Сородичи стали часто останавливаться на привал. Белла забросила все свои обязанности и впала в прострацию. Мор сам разводил костры. Люди были ему признательны, хотя не говорили об этом вслух.
– Нужно найти пищу, – заявил Урс. Ему никто не ответил. Снежный покров оставался нетронутым – никаких следов.
– Надо было уходить раньше, – сказала Альби. Ее слова тоже встретили ледяным молчанием.
На следующее утро Дрои проснулась позже всех и днем отстала от остальных. Наконец, Альби остановилась, дожидаясь, когда Дрои поравняется с ней.
– Пойдем быстрей, сестра, – сказала Альби.
– Я не могу быстрей, – слабым голосом ответила Дрои.
– Что это у тебя? – спросила Альби, показав на котомку из лосиной шкуры.
– Котомка Харди, – ответила Дрои. Она наклонилась, уперлась руками в колени, и котомка соскользнула с ее плеча.
Альби, как завороженная, следила за котомкой.
– А что там?
Дрои безразлично пожала плечами.
Альби обернулась: Сородичи ушли вперед, силуэты людей терялись вдали.
– Харди всегда носил с собой немного вяленого мяса, – пожевать при случае, – как бы между прочим сказала Альби. – Оно там, да?
– Там все, что осталось от мужа. Его инструменты, медвежий зуб и все такое.
– И еда, – не отставала Альби.
Дрои выпрямилась.
– Надо догонять остальных, – сказала она и решительно пошла вперед.
– Дрои, – вполголоса позвала Альби.
Дрои обернулась, и посох с размаху ударил ее по голове. Вскрикнув, Дрои ничком рухнула в сугроб и, распластавшись, зашарила рукой по снегу, пытаясь на что-нибудь опереться. Альби встала коленями ей на спину, ладонями уперлась в затылок и вжала сестру лицом в снег.
Спустя несколько минут Дрои затихла, но Альби не ослабляла хватки. Наконец она встала, рванула к себе котомку и, порывшись, торжествующе извлекла на свет твердый кусок вяленого, чуть тронутого плесенью мяса. Она сунула его в рот, заев пригоршней снега.
До становища Бледноликих оставался день пути. Сородичи молча плелись друг за другом, изнуренные голодом.
Племя оплакивало мертвых. Однажды утром, через два дня после того, как Сородичи заметили, что с ними нет Дрои, не проснулась Софо, старейшая женщина в племени. Вскоре рухнула Адор, мать Беллы; она прожила еще полтора дня и умерла на руках у сыновей. Смерть не обошла стороной и детей: умерли трое малышей, которым не было трех лет, и мальчик лет шести, имя которого, по грустной иронии судьбы, означало «долголетие».
Снежный покров, покрытый блестящей коркой льда, простирался до самого горизонта. Ни оленей, ни червей, ни насекомых. Вся надежда была на Бледноликих. Сородичи готовились обменять все, что у них оставалось, даже ценную львиную шкуру Урса, на еду.
Несмотря на безветрие, Сородичи не чувствовали запаха костров, и на следующее утро, добравшись, наконец, до становища у озера, они поняли, почему. Становище Бледноликих опустело.
Стояла жуткая, зловещая тишина. Куда подевались веселые дружелюбные люди, которые выбегали им навстречу, предлагая рыбу и птицу? На месте прежнего становища лежала черная, мокрая от талого снега истоптанная земля.
Сородичи, охваченные страхом, сгрудились вокруг Урса.
– Это кровь, – наклонившись над землей, сказал Грат. – Видите? Все в крови.
Тут и там на земле темнели влажные багровые пятна, кое-где собираясь в лужи.
Калли в ужасе прикрыла рот рукой.
– Что произошло? Почему они ушли?
– Не думаю, что они ушли, – мрачно ответил Урс.
Мор указал на истоптанную землю.
– Смотрите, за крупными следами ног видны маленькие – мужчины защищали детей. Здесь они и погибли. А дети побежали вон туда. – Мор показал на безмятежное синее озеро, лежавшее в ста шагах. – Теперь следы далеко друг от друга – это нападавшие побежали за детьми.
Мор обернулся к ловчему, который слушал его, согласно кивая.
– Орда, – заключил Мор. – Здесь побывала Орда.
Калли в ужасе уставилась на сына.
– Да чего вы его слушаете? – презрительно начал Грат, но Урс перебил его:
– Он прав.
– Но где же тогда трупы? Не может быть, чтобы падальщики растащили трупы без следа, – сказал Пэллок.
– Значит, Орда увела выживших с собой или унесла тела, – ответил Урс. – Так же, как они унесли тело Собака, когда ты прятался на дереве.
Пэллок густо покраснел.
– Что будем делать? – спросил Валид.
– Сегодня останемся здесь. Может быть, завтра потеплеет, – с тяжелым сердцем ответил Урс, понурив голову.