Собрание сочинений в одной книге (сборник) Шекспир Уильям
Красавица, позвольте взглянуть на ваше лицо.
Разве герцог дал вам поручение к моему лицу? Вы вышли из вашей роли. Однако я отдерну занавес и покажу вам картину. (Сбрасывает покрывало.) Смотрите: такова я, действительно, в это мгновение. Хороша ли работа?
Превосходна, если только Бог создал все это.
Краска неподдельная: не боится ни дождя, ни ветра.
- Где розы с лилиями сочетала
- Природы нежная искусная рука,
- Там красота чиста и неподдельна.
- Вы будете жесточе всех, графиня,
- Когда в могиле скроете красу
- И списка не оставите для мира.
О, я не хочу быть столь жестокосердной! Я издам каталог моей красоты, я сделаю опись, и каждая частица, каждый кусочек будет приложен к моему завещанию. Вот, например, первое: довольно алые губы; второе: два голубых глаза и при них ресницы; третье: одна шея, один подбородок и так далее. Разве вы присланы для оценки?
- О, я вас вижу в настоящем виде –
- Горды вы непомерно! Но, хоть будь
- Сам дьявол заключен в вас, – вы прекрасны.
- Мой повелитель любит вас, синьора.
- Такой любви нельзя не наградить,
- Хотя бы вы, Оливия, носили
- Корону беспримерной красоты.
- Как любит он меня?
- С потоком слез,
- С благоговеньем, с пламенным порывом.
- Со вздохами, звучащими любовью.
- Он знает, что его я не могу
- Любить, хотя считаю благородным,
- И добрым, и богатым, и отважным,
- И знаю, что он молодостью свежей
- И незапятнанной цветет. Природа
- Прекрасные дары в прекрасной форме
- Ему дала. А все же не могу я
- Любить его. Об этом догадаться
- Давно он мог.
- Когда б я вас любил
- Так горячо, мучительно и страстно,
- Как мой монарх, в отказе вашем гордом
- Я б никакого смысла не нашел,
- Не понял бы его.
- И что б тогда
- Вы сделали?
- У вашего порога
- Я выстроил бы хижину из ивы,
- Взывал бы день и ночь к моей царице,
- Писал бы песни о моей любви
- И громко пел бы их в тиши ночей;
- По холмам пронеслось бы ваше имя,
- И эхо повторило б по горам:
- «Оливия». Вам не было б покоя
- Меж небом и землей, пока бы жалость
- Не овладела вашею душой.
- Быть может, вы бы многого достигли!
- Откуда же вы родом?
- Жребий мой
- Хотя и не тяжел, но род мой выше;
- Я дворянин.
- Идите же назад
- К монарху вашему: его любить
- Я не могу. Пусть он не присылает
- Опять ко мне послов, иль разве вы
- Придете известить меня, как принял
- Орсино мой отказ. Прощайте.
- Благодарю за труд. Вот вам на память.
- (Протягивает Виоле кошелек.)
- Нет, спрячьте кошелек, – я не слуга;
- Не мне, а герцогу нужна награда.
- Пусть камнем станет сердце человека,
- Которого вы будете любить!
- Пусть так же он отвергнет вашу страсть,
- Как вы любовь Орсино здесь отвергли!
- Красавица жестокая, прощайте!
Уходит.
- «Откуда же вы родом?» – «Жребий мой
- Хотя и не тяжел, но род мой выше:
- Я дворянин». Клянусь, что это правда!
- Твое лицо, приемы, смелость, стан,
- Твои слова – вот твой богатый герб.
- Оливия, не торопись, потише…
- Ах, если бы слуга был господином!..
- Ужели заразиться так легко?
- Я чувствую, что этот юный образ
- Невидимо и осторожно вкрался
- В мои глаза. Мальволио, где ты?
Мальволио возвращается.
- Я здесь! Что вам угодно?
- Догони
- Упрямого посланника Орсино;
- Он перстень здесь насильно мне оставил.
- Скажи, что я подарка не хочу.
- Пусть герцогу не льстит, пусть не ласкает
- Его пустой надеждой – никогда он
- Оливию своей не назовет;
- Когда ж послу угодно завтра утром
- Прийти ко мне, я объявлю причину.
- Мальволио, спеши!
- Сейчас, графиня.
Уходит.
- Что делаю, сама того не знаю.
- Мой глаз не обольстил ли сердце мне?
- Свершись, судьба! Мы не имеем воли,
- И нам судьбы своей не избежать.
Уходит.
Берег моря.
Входят Антонио и Себастиан.
Так ты не хочешь оставаться дольше и не позволяешь мне идти с тобою?
Не сердись, но я не хочу. Мрачно светит надо мной звезда моя. Враждебность моей судьбы могла бы заразить и твою. Потому, прошу тебя, позволь мне страдать одному. Я плохо заплатил бы за твою любовь, поделившись с тобою моим горем.
Хоть скажи, куда ты идешь.
Нет, не скажу. Мое путешествие – просто скитальчество. Но я замечаю в тебе прекрасную черту скромности: ты не хочешь вынудить у меня мою тайну, тем охотнее я тебе откроюсь. Знай же, Антонио, меня зовут Себастианом, хоть я и называю себя Родриго. Отец мой был тот Себастиан из Мессалина, о котором ты, как мне известно, уже слышал. После него остались я и сестра моя, родившиеся в один и тот же час. Зачем не угодно было небу, чтоб мы и умерли одновременно? Ты помешал этому: за час до того, как ты спас меня от бушующих волн, сестра моя утонула.
О, горе!
Хоть и говорили, что она на меня очень похожа, однако многие считали ее красавицей. Я, конечно, не мог разделять с ними их восхищения, однако смело скажу, что сама зависть должна была бы назвать ее душу прекрасной. Она уже утонула в соленой воде, а я снова топлю ее память в соленых слезах.
Извини, что я плохо за тобой ухаживал.
О добрейший Антонио, прости мне причиненное тебе беспокойство!
Если ты не хочешь убить меня за мою дружбу, позволь мне быть твоим слугою.
Если ты не хочешь уничтожить сделанного тобой, то есть убить того, кому спас жизнь, – не требуй этого. Простимся сразу. Мое сердце так чувствительно и во мне еще так сильно сходство с моей матерью, что глаза мои при малейшем поводе наполняются слезами. Я иду ко двору графа Орсино. Прощай!
Уходит.
- Благословенье неба будь с тобою!
- Меня не любят при дворе Орсино, –
- Иначе скоро свиделся б с тобой.
- Но что мне в том? Я за тобой лечу!
- С опасностями я играть хочу.
Уходит.
Улица. Входит Виола, за нею следом Мальволио.
Не вы сейчас были у графини Оливии?
Я только что от нее; и я шел так медленно, что успел дойти только до этого места.
Она возвращает вам этот перстень, сударь. Вы могли бы избавить меня от труда и сами захватить его с собою. Она еще приказала вас просить решительно сказать вашему герцогу, что она отвергает его предложение. Еще одно: не осмеливайтесь являться к ней с поручениями от герцога, – разве только чтобы сообщить ей, как он это принял. Возьмите же!
Она взяла у меня перстень, и я не приму его обратно.
Послушайте: вы дерзко бросили ей перстень, и ей угодно, чтобы он так же был возвращен. Если он стоит того, чтоб нагнуться, так вот он, а если нет, пусть возьмет его первый прохожий.
Бросает перстень и уходит.
- Я перстня вовсе ей не оставляла!
- Что это значит? Боже сохрани!
- Не обольстила ли ее наружность?
- Она так страстно на меня глядела,
- Как будто бы забыла о речах.
- Ее слова порой бессвязны были!
- Она меня – о, это верно – любит!
- И вот хитро на это намекнула,
- Ко мне отправив хмурого посла.
- Ведь перстня герцог ей не посылал!
- Я – цель ее желаний. Если так,
- То лучше бы любить ей сновиденье.
- Личина! Видно, ты полна коварства
- И бес тобой воспользоваться рад!
- Как лицемеру молодцу нетрудно
- На сердце женщины напечатлеть
- Свой образ! Ах, не мы, а наша слабость
- Тому причиной! Ведь природой мы
- Так созданы. Чем кончится все это?
- Оливию Орсино любит нежно;
- Я, глупая, равно им пленена;
- Она ж, обманутая, полюбила,
- Как кажется, меня. Что будет дальше?
- Когда я юноша, я не должна
- Питать надежду на любовь Орсино;
- А если женщина, – увы, как тщетно
- Должна Оливия по мне вздыхать!
- Ты этот узел разрешишь, о время!
- А для меня он – не по силам бремя.
Уходит.
Комната в доме Оливии. Входит сэр Тоби, за ним сэр Эндрю.
Пойди сюда, сэр Эндрю! Не быть за полночь в постели – значит рано вставать. A diluculo surgere saluberrimum[32]… ты знаешь?
Нет, ей-богу, не знаю. Я знаю только, что поздно ложиться – значит поздно ложиться.
Ложный вывод, столь же для меня противный, как пустая бутылка. Просидеть за полночь и потом лечь спать – значит рано лечь; так, стало быть, ложиться спать за полночь – значит рано ложиться. Разве наша жизнь не состоит из четырех стихий?
Говорят так, но я думаю, что она состоит из еды и питья.
Ты – ученый. Давай же есть и пить. Эй, Мария, вина!
Входит шут.
Вот идет дурак, ей-богу!
Как живете, дорогие мои? Видали вывеску трех дураков?[33]
Добро пожаловать, болван! Споем-ка хором.
Ей-богу, славное горло у дурака! Я бы дал полдюжины червонцев, чтобы иметь такие икры и такой славный голос, как у дурака. Ей-богу, ты вчера вечером славно дурачился, когда рассказывал о Пигрогромитусе и вапианах, пересекающих Квебусский экватор. Чудесно, ей-богу! Я послал тебе шесть пенсов для твоей любезной, получил ты их?
Я спрятал твой подарок в карман, потому что нос Мальволио – не плеть, моя милая белоручка, а мирмидонцы – не пивная лавочка.
Превосходно! Вот лучшие шутки в конце концов. Ну, пой же!
Да, спой-ка. Вот тебе шесть пенсов, валяй!
Вот и от меня. Когда один рыцарь дает…
Какую же вам песню спеть – любовную или нравоучительную?
- Любовную! Любовную!
- Да! На что мне нравоучения!
- Где ты, душенька, гуляешь?
- Иль меня ты забываешь,
- Что одна грустишь?
- Кто тебя отсюда манит?
- Час любви, поверь, настанет,
- Быстро пролетит!
- Чудесно, ей-богу!
- Славно! славно!
- Что любовь? Не за горами,
- Не за лесом и полями,
- Здесь она – лови!
- Если медлишь, – проиграешь,
- Поцелуй мой потеряешь.
- Не теряй – лови!
- Медовый голос, клянусь моим дворянством!
- Ядовитый голос!
- Сладостный и ядовитый, ей-богу!
Если слушать его носом, – так сладок, что даже тошно. Да что? Не хватить ли так, чтоб земля пошла в пляс? Спугнем-ка филина круговой песней, которая вытянула бы у ткача три души.
Пожалуйста, если вы меня любите. Я на круговых песнях собаку съел!
А ведь иная собака и сама кого угодно съест.
Конечно. Давайте споем: «Молчи, мошенник»!
«Молчи, мошенник»? Да, ведь тогда я должен буду назвать вашу милость мошенником!
Я уже не в первый раз заставляю называть себя мошенником. Запевай, шут! Начинается так: «Молчи!»
Я не могу начать молча.
Хорошо! Ей-богу, хорошо! Ну, начинайте!
Поют хором.
Входит Мария.
Это что за кошачий концерт? Если графиня не позовет своего дворецкого Мальволио, чтобы выгнать вас из дома, так назовите меня чем угодно.
Графиня – родом из Китая, мы – дипломаты, а Мальволио – старая ведьма.
(Поет.)
- Вот три веселых молодца!
Что я ей не родственник, что ли? Разве мы не одной крови с твоей госпожой?
(Поет.)
- Жила на свете госпожа…
Право, его милость славно дурачится.
Да, он на это мастер, когда расположен, и я тоже, но только у него это выходит искуснее, а у меня натуральнее.
- Однажды зимним вечерком
- Сошлись…
Ради бога, замолчите!
Входит Мальволио.
Взбесились вы, господа, что ли? Что это у вас ни стыда, ни совести – шуметь по ночам? Или вы принимаете дом графини за трактир, что так немилосердно горланите ваши портновские песни? Право, вы лишены всякой благовоспитанности и такта!
Такт, сударь, в нашей песне мы соблюдаем. Убирайся к черту!
Сэр Тоби, я должен поговорить с вами начистоту. Графиня поручила мне сказать вам, что, хоть вы и живете у нее как родственник, но буйства вашего она не желает терпеть. Если вы можете отказаться от дурного поведения, так она вам очень рада; если же нет и вам угодно с ней проститься, так она очень охотно с вами расстанется.
- Прощай, душа! Твой друг собрался в путь!
- Прошу вас, сэр Тоби…
- Пора ему от жизни отдохнуть!
- Возможно ли?..
- Ты никогда, сэр Тоби, не умрешь!
- Нет, братец, врешь!
- Это делает вам честь, право!
- Не худо бы его прогнать.
- Зачем? Ему к лицу здесь постоять.
- Прогнать его, мошенника, за дверь!
- Заврался! Не посмеешь ты, поверь.
Ты с такта сбился, приятель, сам врешь! Что ж ты за важная особа? Дворецкий! Или ты думаешь: раз ты добродетелен, так не бывать на свете ни пирогам, ни вину?
Да, клянусь святой Анной! И имбирем будут по-прежнему обжигать рот.
Твоя правда. Проваливай-ка! Хорохорься перед другими слугами! Подай-ка нам вина, Мария!
Если бы ты, Мария, хоть сколько-нибудь дорожила милостью графини, ты не потворствовала бы этому разврату. Графиня узнает об этом, вот мое слово!
Уходит.
Ступай! Помахивай ушами!
А было бы так же хорошо, как и выпить, проголодавшись, – вызвать его на поединок, да и не явиться, оставив его в дураках.
Сделай-ка это, рыцарь. Я напишу тебе вызов или на словах расскажу ему, как ты рассердился.
Почтеннейший сэр Тоби, будьте потише только эту ночь. Молодой посол от герцога опять был у госпожи, и с тех пор ей как-то не по себе. А с мсье Мальволио я справлюсь. Если я не сделаю его притчей во языцех и всеобщим посмешищем, так считайте меня круглой дурой. Я знаю, как это сделать.
Расскажи же, расскажи! Что ты о нем знаешь?
Право, иногда кажется, как будто он вроде пуританина.
О, если бы я думал так, я избил бы его, как собаку!
Как? За то, что он пуританин? Твои побудительные причины, рыцарь?
Мои причины хоть и не побудительны, но зато хороши.
Пусть себе будет – чтоб его нелегкая взяла – пуританином или чем угодно, все-таки он флюгер, что вертится по ветру, чванный осел, который выучил наизусть благородные слова и сыплет их пригоршнями; он ужасно доволен собою и совершенно уверен в том, что набит совершенствами; он свято верит, что кто на него ни взглянет, непременно влюбится. Этот порок отлично поможет моему мщению.
Что ж ты думаешь сделать?
Я подкину ему туманное любовное послание. В нем опишу цвет его волос, форму ноги, поступь, глаза, лоб, черты лица, и он узнает себя непременно. Я могу писать совсем так, как графиня, ваша племянница. Когда нам попадется какая-нибудь забытая записка, то мы едва можем различить наши почерки.
Превосходно! Я уже чую, в чем дело.
И мне в нос ударило.
Он подумает, что письмо это от моей племянницы и что она в него влюблена.
Да, я действительно хочу выехать на этом коньке.
Да, и этот конек сделает его ослом.
Ослом уж наверно.
О, это будет чудесно!
Отличная шутка! Уж поверьте! я знаю, мое зелье на него подействует. Я спрячу вас обоих, с шутом в придачу, поблизости от того места, где Мальволио найдет письмо: примечайте только, как он будет его толковать. А сейчас – на боковую. Желаю, чтоб вам приснилась наша шутка. Прощайте.
Уходит.
Прощай, Пентезилея[34].
Славная, на мой взгляд, девка!
Чистокровная гончая, и обожает меня. Да за это нельзя ее винить.
Меня тоже одна обожала!
Пойдем спать, рыцарь. Не худо бы, если бы тебе прислали еще денег.
Если мне не удастся жениться на твоей племяннице, я здорово сяду на мель.
Вели только прислать денег, и если в конце концов она тебе не достанется, назови меня кургузой лошадью.
Если я не добьюсь этого, не верьте мне больше ни в чем. Вот и всё.
Идем, идем! Я приготовлю грог. Ложиться уже поздно. Идем, рыцарь, идем!
Уходят.
Комната во дворце герцога. Входят герцог, Виола, Курио и другие.
- Я жажду звуков. Добрый день, друзья!
- Цезарио мой добрый, пусть споют
- Опять старинную, простую песню
- Вчерашней ночи. Грусть мою как будто
- Она развеяла сильней гораздо,
- Чем пышные слова пустых напевов,
- Пленяющих наш бестолковый век.
- Одну строфу, одну строфу всего лишь!
Простите, ваша светлость, – того, кто мог бы спеть ее, здесь нет.
Кто же ее пел?
Шут Фесте, который очень забавлял отца графини Оливии. Но он, верно, где-нибудь поблизости.
Разыщите его, а пока сыграйте этот мотив.
Уходит Курио. Музыка.
- Цезарио, когда полюбишь ты,
- В страданьях сладких вспомни обо мне.
- Как я, все любящие своенравны,
- Изменчивы в движениях души.
- Одно в них держится неколебимо:
- То образ милой, глубоко любимой.
- Что, нравится ль тебе напев?
- Прекрасно!
- Как эхо, раздается он в чертогах,
- Где царствует любовь.
- Твои слова
- Прекрасно выражают чувство страсти.
- Ручаюсь жизнью, – как ни молод ты,
- Но ты уже искал в глазах любимой
- Ответа на любовь; не так ли?
- Да.
- Отчасти, государь.
- Ну, какова ж
- Твоя любезная?
- На вас похожа.
- Она тебя не стоит. Молода?
- Почти что ваших лет.
- Стара, ей-богу!
- Муж должен быть своей жены постарше:
- Тогда она к себе его привяжет
- И будет царствовать в его душе.
- Как мы себя, Цезарио, ни хвалим,
- А наши склонности не постоянней,
- Капризнее гораздо и слабее,
- Чем женщины любовь.
- Согласен с вами.
- Так избери подругу помоложе,
- А иначе любовь не устоит.
- Ведь женщины – как розы:
- Чуть расцвела –
- Уж отцвела,
- И милых нет цветов!
- Да, жребий их таков!
- Не доцветать,
- А умирать.
- Их жизнь – мгновенье, слезы.
Курио возвращается с шутом.
- Ну, спой-ка песнь вчерашней ночи, друг!
- Заметь, Цезарио, – то песнь простая.
- Крестьянки в поле, собирая хлеб
- Иль кружево сплетая, молодицы
- Поют ее; она не мудрена
- И тешится невинностью любви,
- Как в старину бывало.
- Прикажете начать?
- Да, пожалуйста, спой.
- Смерть, скорей прилетай, прилетай
- Кипарисами гроб мой обвить!
- Жизнь, скорей улетай, улетай, –
- Я красавицей гордой убит!
- Плющом украсьте саван мой,
- Посмертный мой венец!
- Никто с любовию такой
- Не встретит свой конец.
- Нет, нежных прекрасных цветов
- Не бросайте на бледный мой лоб
- И в тоске не склоняйте голов
- На укрывший меня черный гроб!
- Чтоб было некому по мне вздыхать.
- Заройте труп мой в прах!
- Чтоб другу гроб мой не сыскать,
- Забудьте о слезах!
Вот тебе за труд.
Тут нет труда, ваша светлость. Петь для меня – удовольствие.
Ну так возьми за удовольствие.
Пожалуй, за удовольствие рано или поздно мы должны расплачиваться.
А теперь позволь мне тебя уволить.
Да хранит тебя бог меланхолии и да сошьет тебе портной камзол из тафты с нежным отливом, ибо душа твоя – истинный опал. Людей с твоей твердостью надо бы посылать в море, где человек не знает, что его ждет, и должен быть ко всему готов; ибо когда не знаешь, куда направляешься, заходишь всего дальше. Прощайте!
Уходит.
- Оставьте нас.
Курио и придворные уходят.
- Цезарио, еще раз
- Пойди к безмерно гордой и жестокой,
- Скажи ей, что моя любовь над миром
- Возносится, как небо над землей:
- Владений жалких вовсе ей не надо.
- Скажи, что все дары судьбы, богатства,
- Ей счастьем данные, в моих глазах
- Ничтожны, как случайная удача.
- Лишь царственное чудо красоты,
- Которое природа в ней явила,
- Влечет к себе мой дух неудержимо.
- Но если, добрый герцог мой, не может
- Она любить вас?
- Такой ответ
- Не принимаю я.
- Принять должны вы.
- Положим, девушка влюбилась в вас –
- Такая, может быть, и есть на свете –
- И сердце ноет у нее по вас,
- Как ваше по Оливии; положим,
- Что вы не можете ее любить,
- Что вы ей это говорите, – что ж,
- Ответ ваш не должна ль она принять?
- Грудь женщины не вынесет той бури
- И урагана страсти, что в моем
- Грохочет сердце; женщины душа
- Мала, чтобы вместить в себе так много.
- Они непостоянны; их любовь
- Желаньем только может называться;
- Она в крови у них, а не в душе,
- И вслед за ней отягощают сердце
- И пресыщение, и тошнота.
- Моя ж, как море, голодна любовь –
- Ее насытить трудно! Не равняй
- Мою к Оливии любовь с любовью,
- Что может женщина ко мне питать!
- Однако же, я знаю…
- Что ты знаешь?
- Скажи.
- Мне слишком хорошо известно,
- Как женщины способны полюбить.
- Их сердце так же верно, как и наше.
- Дочь моего родителя любила,
- Как, может быть, я полюбил бы вас,
- Когда бы слабой женщиною был.
- А как же дальше жизнь ее сложилась?
- Вся жизнь ее – пустой листок, мой герцог;
- Она ни слова о своей любви
- Не проронила, тайну охраняя;
- И тайна, как червяк, в цветке сокрытый,
- Питалась пурпуром ее ланит.
- Задумчива, бледна, в тоске глубокой,
- Как памятник великого терпенья,
- Иссеченный на камне гробовом,
- Она в печали только улыбалась.
- Иль это не любовь? Конечно, нам,
- Мужчинам, легче говорить и клясться.
- Да, наши обещанья выше воли:
- Велики в клятвах мы, в любви – ничтожны.
- Сестра твоя скончалась от любви?
- Я – вот все дочери и сыновья
- Из дома моего отца. И все же
- Не знаю я… Но не пора ль к графине?
- Да, это правда! Торопись, беги!
- (Дает ей драгоценность.)
- Вручи ей это и скажи ей сразу –
- Любовь моя не вынесет отказа.
Уходит.
Сад Оливии. Входят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.
Поди сюда, синьор Фабиан.
Конечно, пойду. Если я упущу хоть крупицу этой забавы, пусть меня заживо сварят в котелке меланхолии.
Не порадует ли тебя, что эта каналья осрамится с головы до ног?
Я был бы в восторге от этого! Вы знаете, однажды он навлек на меня немилость графини по случаю медвежьей травли.
Чтобы насолить ему, мы еще раз выпустим медведя, который славно отделает его. Не так ли, сэр Эндрю?
Если мы не сделаем этого, значит, мы даром жили на свете!
Входит Мария.
Вот и бесенок. Ну что, мое индийское сокровище?
Станьте втроем за куст. Мальволио идет этой дорогой. Он с полчаса стоял там на солнце и кривлялся перед собственною тенью. Ну, теперь следите в оба! Я знаю, это письмо превратит его в философствующего болвана. Тише, ради всего веселого!
Мужчины прячутся.
Ты лежи здесь. (Бросает письмо.) Вон плывет рыбка, которую надо поймать на удочку.
Уходит.
Входит Мальволио.
Всё – дело случая, только случая. Мария сказала мне однажды, что графиня ко мне неравнодушна, и сама она в разговоре со мной намекала довольно ясно, что если когда-нибудь влюбится, то только в человека, похожего на меня. Со мной она обращается с бльшим уважением, чем с кем-либо из прочих своих слуг. Что я должен об этом думать?
Чванная скотина!
Тс!.. Эти умствования превращают его в великолепнейшего индюка. Ишь как он надувается, распуская перья!
Право же, так бы и отколотил этого негодяя!
Тише!
Стать графом Мальволио…
О скот!
Пулю в лоб ему, пулю!
Тише, тише!
Тому есть примеры: графиня Стречи вышла замуж за своего камердинера.
Погибни, Иезавель!
Тише! Теперь он окунулся по уши. Смотрите, как воображение его раздувает.
Три месяца прошло после нашей свадьбы, – и я сижу в кресле под балдахином…
Ах, если бы запустить ему в глаз камнем из самострела!
Велю собраться всем слугам… Сижу среди них в бархатном халате, только что поднявшись с постели, где оставил Оливию спящею…
Гром и молния!
Тс!.. Тс!..
Потом находит барский каприз: окидываю их важным взглядом, как бы говоря: «Я знаю свое место, – и вы знайте свое», и наконец спрашиваю о сэре Тоби…
Ад и проклятие!
Тише, тише! Теперь слушайте!
Семеро из моих слуг покорно бегут за ним. Я тем временем хмурю брови, может быть, завожу часы или играю драгоценным перстнем. Тоби подходит, отвешивает мне поклон…
Неужели оставить его в живых?
Молчите, хоть бы лошадьми тянули из вас слова!
Протягиваю ему руку вот так и благосклонную улыбку подавляю строгим взглядом неудовольствия…
И Тоби не ударит тебя по роже?
И говорю: «Дядюшка Тоби, так как судьба соединила меня с твоей племянницей, то я имею право сделать тебе некоторые замечания…»
Что? Как?
«Ты должен перестать пить…»
Осел!
Потерпите, пожалуйста, или мы все дело испортим.
«Кроме того, ты тратишь свое драгоценное время с этим безмозглым рыцарем…»
Это я, будьте уверены!
«С каким-то сэром Эндрю…»
Я так и знал, что речь идет обо мне, потому что многие называют меня безмозглым.
Это что такое?
(Поднимает письмо.)
Вот птичка и в силке.
Тс!.. И да внушит ему дух веселья читать вслух!
Клянусь жизнью, это почерк графини! Это ее Л, Р, Т; именно так она пишет большое П. Это ее рука…
Ее Л, Р, Т… Послушаем дальше.
«Неизвестному предмету любви моей это письмо и дружеский привет». Это совершенно ее слог! Ба! И печать ее: с головой Лукреция. Это графиня! Кому бы это могло быть?
Завяз с душой и телом!
- Богам известно, я люблю!
- Одну мечту лелею!
- Кого люблю – я не скажу,
- Признаться в том не смею!
«Признаться в том не смею!» Дальше – еще стихи… «Признаться в том не смею!..» Если бы это был ты, Мальволио!
- Повесить тебя, собаку!
- Я рождена повелевать
- Тому, к кому душой пылаю;
- Но не могу тебя назвать
- И молча по тебе страдаю,
- М. О. А. И.,
- Кумир моей души!
- Бестолковая загадка!
- Чудесная девка!
«М. О. А. И., кумир моей души». Позвольте… здесь надо подумать, подумать!
- Эк она его разлакомила!
- Попался, соколик!
- «Я рождена повелевать
- Тому, к кому душой пылаю».
Ну, конечно, она может мне повелевать, потому что я ей служу и она моя госпожа, – это ясно для всякого здравого ума. Тут никаких затруднений нет. А конец? Что бы означал этот порядок букв? Если бы мне удалось как-нибудь приладить их ко мне! Постой! «М. О. А. И…»
- Ну, разгадай-ка! Ишь, как заметался!
Борзая залаяла, как будто почуяла лисицу.
М – Мальволио. Ведь, мое имя начинается с М.
Не сказал ли я, что он нападет на след? У него удивительное чутье.
М… Но с этим не согласуется дальнейшее: должно бы стоять А, а стоит О. Ничего не получается.
Этим О, надеюсь, все и кончится.
Да, или я стану бить его, пока он не закричит: о!..
А за ним следует АИ.
Если бы у тебя был хоть один глаз позади, ты увидел бы больше стыда за собою, чем счастья впереди.
«М. О. А. И.» – это уж не так ясно, как начало; однако же, слегка переместив, можно приладить ко мне: в моем имени есть каждая из этих букв. Но вот следует проза.
(Читает.)
«Если это письмо попадет в твои руки, – обдумай. Звезда моя возвышает меня над тобою, но не бойся величия. Одни родятся великими, другие достигают величия, а иным оно само дается. Твоя судьба протягивает тебе руку. Душой и телом вцепись в свое счастье, а чтобы привыкнуть к положению, которое предстоит тебе занять, сбрось эту смиренную оболочку и предстань новым человеком. Будь груб с моим родственником, резок со слугами; рассуждай обо всем, как государственный муж; веди себя необычно. Этот совет дает тебе та, которая по тебе вздыхает. Вспомни, кто хвалил твои желтые чулки, кто всегда желал тебя видеть с накрест завязанными подвязками; я говорю тебе: вспомни! Смелей! Ты можешь высоко подняться – лишь пожелай. Если же нет, оставайся навсегда дворецким, жалким слугой, недостойным коснуться перстом Фортуны. Прощай. Та, которая хотела бы поменяться с тобой положением.
Счастливая несчастливица».
Свет солнечный не яснее! Это очевидно. Я буду гордым; буду читать политические книги; я унижу сэра Тоби; очищу себя от низких знакомств; до последнего волоска стану таким, как должно. Теперь я не обманываюсь, воображение не ослепляет меня. Все указывает на то, что моя госпожа влюбилась в меня. На днях она хвалила мои желтые чулки, восхищалась моими подвязками; здесь открывается она в любви и тонким намеком заставляет меня одеваться по ее вкусу. Благодарю звезду мою – я счастлив! Я буду странен, горд, стану носить желтые чулки, накрест завязывать подвязки, как только надену чулки! Да будут благословенны боги и мое созвездие! Но вот еще приписка. (Читает.)
«Ты не можешь не догадаться, кто я. Если ты отвечаешь на мою любовь – пусть будет знаком твоя улыбка. Тебе так к лицу, когда ты улыбаешься, и потому прошу тебя, дорогой мой, любимый, улыбайся всегда в моем присутствии».
Боги! благодарю вас! Я буду улыбаться, буду делать все, что ты потребуешь!
Уходит.
Я не отдал бы своей доли в этой потехе за пенсию в десять тысяч от персидского шаха.
За такую выдумку я готов жениться на этой девке.
И я тоже готов…
И не взял бы другого приданого, кроме еще такой шутки.